Страна огромных следов

      Я повернулся к комиссару. Он смотрел на меня с доброй усмешкой.
      -- Простите его, он... -- Комиссар небрежно повертел пальцем у виска. -- Он ненормальный. Тронулся немного оттого, что слишком часто пьет агуардиенте...
      --По правде говоря, он нас нисколько не беспокоил, -- ответил я.
      Комиссар, казалось, не слышал моих слов.
      -- Добро пожаловать в Марагуа, -- тихо произнес он, как правительственному комиссару мне нечасто приходится приветствовать здесь иностранцев. Наш город, -- продолжал он, помолчав немного, -- возник по ошибке. Он вымирает, вы, очевидно, заметили это, и лет через пятнадцать здесь останутся одни пауки, змеи да кучка индейцев. Ничего не поделаешь, джунгли есть джунгли... Тут или выигрываешь, или проигрываешь. Марагуа, -закончил он, сделав иронический и равнодушный жест, -- продулся вконец.
      Комиссар не нравился мне. В каждом его жесте, в каждом слове сквозила угроза. Я молча взглянул на него, и он продолжал:
      -- Меня зовут Матиа Рентрерос, господа, -- представился он, щелкнув каблуками и слегка поклонившись. -- Полагаю, ваши паспорта в порядке?
      -- Купер. Мартин Купер. А это Альдо Даггертон. Наши паспорта в порядке, комиссар... -- Я указал на опрокинутый стул: -- Не хотите ли присесть к нам?
      Он усмехнулся, чуть склонив голову. Не- оборачиваясь, сделал повелительный жест кому-то у себя за спиной. Один из метисов тотчас вскочил и подал стул. Комиссар непринужденно расположился за столом.
      -- Мы тут немногое можем предложить вам, -- сказал он, -- пища грубая, агуардиенте отвратительное... Сохранилось, правда, несколько бутылок шестилетней выдержки... -- Он щелкнул двумя пальцами.
      Хозяин гостиницы тотчас отозвался: '
      -- Да, господин! -- И вскоре прибежал к нашему столу с тремя хрустальными рюмками и бутылкой, в руках.
      Взглянув на нее, комиссар кивнул, и хозяин достал штопор:
      -- Господа, -- пробормотал он, ставя бутылку на стол.
      -- Шестилетней выдержки, как и было сказано, -- снова заговорил комиссар, -- это еще терпимо. Можно узнать, -- небрежно проронил он, разливая вино, -- цель вашего путешествия? В Манаусе мне сообщили, что вы журналисты.
      -- Да, это так, комиссар. Мы из "Дейли Монитор". Он наморщил лоб:
      -- "Дейли Монитор"...
      -- Да, Нью-Йорк. Четыре миллиона экземпляров. Он улыбнулся, как бы извиняясь:
      -- Боюсь, что не знаком с вашей газетой, господин Купер.
      Странно, но мне показалось, что он лжет. Впрочем, "Дейли Монитор", конечно, не приходит в Марагуа. Как же в таком случае он мог знать газету и скрывать это?
      -- Мы здесь, -- ответил я, пытаясь продолжать ужин, для того, чтобы рассказать немного о джунглях, понимаете?
      -- Рассказать о джунглях? -- с недоверием переспросил он. Я чувствовал, что колокольчики звонят как никогда громко, и продолжал спрашивать себя, где же я видел этого человека.
      -- Хочу рассказать нашим читателям, -- ответил я, -- о жизни индейцев, об их положении в настоящее время, перспективах развития... Колорит, экзотика, любопытные детали и тому подобное.
      -- А, ну конечно, понимаю! -- Он снова сухо улыбнулся, и кажется, немного успокоился. -- Я, естественно, в вашем распоряжении и готов показать все, что есть интересного в нашей округе... И если сам не смогу сделать это, то пошлю кого-нибудь из моих людей. Невозможно ездить по этой стране без гида и без необходимой поддержки... Невозможно, -- медленно повторил он, пристально глядя на меня. -- Опасно, знаете ли. Змеи, ядовитые насекомые... индейцы. Да, индейцы не любят пришельцев... В глубине души, если она у них имеется, они остались охотниками за скальпами. -- Эти последние слова он произнес особенно подчеркнуто.
      Я обратился к Дегу:
      -- Вот это и есть колорит, не так ли? Сможешь сделать оригинальные снимки.
      Комиссар рассмеялся:
      -- Да, конечно, господин Даггертон, оригинальные снимки! У нас есть несколько очень древних селений в этих краях, есть болота с красной водой, рыба пиранья, змеи и орхидеи. Прекраснейшие орхидеи. Ничего другого, к сожалению. Во всяком случае, -- продолжал он, -- -- рассчитывайте на меня и моих помощников, я в вашем распоряжении. Считайте, что мы, -- тут его улыбка сделалась шире и грознее, -- мы ваши гиды.
      -- Спасибо, -- сразу же поблагодарил я, -- спасибо, комиссар. Думаю, что мы воспользуемся вашей любезностью...
      -- ...и не забудьте мои советы, -- предупредил он и сделал глоток. И сразу встал: -- Вы найдете меня в моей резиденции. Жалкое бунгало. -- Он сухо поклонился, повернулся на каблуках и вышел, не оборачиваясь.
      Мы смотрели ему вслед, в темный проем двери. Потом Дег пробормотал:
      -- Не нравится мне это, черт побери, Мартин! -- И сразу же добавил: -Где же я видел это лицо!
      -- Тебе тоже кажется, будто ты уже видел его где-то?
      Дег кивнул и принялся за еду.
      -- Я не уверен, но вполне возможно.. Эти глаза, этот рот... Впрочем! -добавил он, словно извиняясь, -- я же снимаю столько людей...
      -- Но ведь не может быть, чтобы комиссар Рентрерос позировал когда-либо фотографу из Ныо-Йорка, -- возразил я. -- Хотя, конечно, можно встретить сколько угодно похожих лиц.
      Дег молча ел. Я последовал его примеру. Спустя несколько минут Дег вполголоса проговорил:
      -- Я не умею изъясняться точно, как вы, журналисты, но мне кажется... Короче, этот человек чем-то обеспокоен. Я ошибаюсь? Он не из тех, кто может из-за чего-то тревожиться!
      -- Нет, не ошибаешься, Дег. Он действительно встревожен, и знаешь, чем? -- Дег отрицательно покачал головой, и я продолжал: -- Очевидно тем, что не знает точно, кто мы такие. Назваться журналистами -- это все равно что ничего не сказать. Он не знает, зачем мы приехали сюда, что собираемся делать.
      -- И старался напугать нас. Не хочет, чтобы мы куда-нибудь ездили без него.
      -- А мы покажем ему, что не боимся. Ешь, Дег, а потом выйдем и пройдемся на пристань.
      -- На пристань? Зачем?
      -- Просто так, разумеется. Только для того, чтобы показать, что мы не из робких и послушных ребят.
      Мы молча закончили ужин, потом поднялись из-за стола и направились к выходу. Что-то шевельнулось у порога, и в тусклом свете керосиновой лампы в дверях возникла лоснящаяся фигура негра. Он стремительно преградил нам дорогу, скрестив на голой груди могучие руки. Темные глаза его были прищурены, твердое лицо непроницаемо. Я сразу же узнал его. Это был один из матросов с парохода, -- тот, который рылся в моей дорожной сумке, я был в этом уверен. Меня охватила глухая злоба.
      Мы с Дегом остановились, и все вокруг выжидающе уставились на нас. Негр стоял неподвижно, глядя поверх наших голов.
      И тогда я понял, что вот тут-то все и начинается, и успех нашего предприятия зависят от того, что я сейчас сделаю.
      Я шагнул вперед:
      -- Отойди, -- предупредил я. Негр не шелохнулся, бесстрастно глядя на меня. -- Это ты рылся в моих вещах, да? -- спросил я с угрозой. Глаза его по-прежнему ничего не выражали. Мне не оставалось другого, как...
      И я сделал это самым стремительным образом -- влепил ему увесистый аперкот. Голова негра откинулась назад, но он словно не ощутил удара, тотчас принял боевую стойку, подогнул колени и, выбросив вперед кулаки, с глухим рычанием кинулся на меня. Я нырком уклонялся от него и отпрыгнул в сторону. Он проскочил мимо меня и напоролся на стол. Опрокинув стол, я оказался верхом на негре и ударил его второй раз, уже лежащего. Это был удар от души, я вложил в него вею свою силу. Но мой противник, похоже, еще не оценил его. Он тряхнул головой и поднялся с пола, отер окровавленные губы и скрючил пальцы так, словно это были когти.
      Пока я готовился к защите, он нанес мне ответный удар. Я попытался парировать его левой рукой, но не успех и получил мощный аперкот в подбородок. На какой-то миг в глазах потемнело, но длилось это недолго, и я устремился к противнику справа, целясь в грудь. Он мгновенно парировал мой удар и ответил целой серией выпадов, которые я с трудом отразил.
      Пока я пятился назад, выискивая, куда бы получше ударить, он неожиданно набросился на меня, схватил за плечи, повалил на пол и придавил всем свояк весом. Я почувствовал, как железные клещи стиснули мое горло. Мне казалось, что вот-вот моя голова лопнет. Я понял: еще несколько секунд, и потеряю сознание...
      Сделав неимоверное усилие, я рванулся, резким движением сбросил его и постарался ухватить за запястья. Мне удалось это, я с ожесточением скрутил его руки, и он разжал пальцы. Горло мое пылало. Тут негр резко наклонил голову и ударил мне в лицо своим твердокаменным лбом. Рот мой тотчас же наполнился кровью. Это привело меня в ярость, потому что я понял -следующие такие выпады мне не выдержать, я останусь без носа и без зубов... Я отпустил его запястья, ударил прямо в лицо и в то же время согнул ногу в колене и подтянул ее к своему животу. Он снова попытался ухватить меня за горло и наконец сдавил его с торжествующим криком, но в этот момент я со всей силы ударил его ногой в солнечное сплетение. Негр оторвался от меня. Я еще раз двинул его, он отлетел назад, размахивая огромными руками, врезался в стену и посмотрел на меня испуганно и изумленно. Но я не дал ему опомниться. Схватив подвернувшийся под руку стул, я обрушил его на голову негра. Он со стоном рухнул на пол, дернулся пару раз и замер, видимо, потеряв сознание.
      Тогда я повернулся к людям, которые собрались у стойки, и перевел дыхание.
      -- Скажите комиссару, -- велел я глухим голосом, -- что в следующий раз я буду действовать не кулаками, а вот этим, -- и достал из кармана П-38, помахал им и засунул за пояс. -- Дег, -- я набрал в легкие воздух, -пойдем, дорогой, отсюда... -- Я чувствовал, что если не выйду на воздух, рухну без чувств. А они не должны были видеть мою слабость.
      Мы вышли на улицу. Дет поддерживал меня за руку. Шатаясь и силясь удержаться на ногах, я широко открыл рот, жадно вдыхая влажный воздух джунглей Я чувствовал, как болят все мои мускулы. Губы вспухли и онемели. Я приложил ко рту платок, чтобы проверить, все ли зубы на месте. Дег испугался:
      -- Мартин, вы...
      Я прервал его:
      -- Да, знаю, на меня жалко смотреть. Пойдем отсюда, Дег.
      Я шел, ничего не видя перед собой, в ушах звенело. Я держался за Дега. Ночная прохлада была липкой и противной. Нас окружала сплошная тьма -- нигде никакого огонька, только на пароходе мигала слабосильная лампочка. Бледно светила луна. Я почувствовал смертельную усталость. Но дело было не только в этом.
      Дег подвел меня к груде досок в нескольких шагах от бормочущей реки. Я сел и некоторое время приходил в себя, ожидая, пока утихнет боль. На это понадобилось, наверное, четверть часа.
      Отдышавшись, я сказал:
      -- Дег, я был чемпионом по боксу в среднем весе, в университете...
      -- Я понял это, Мартин. И вы победили этого негра.
      -- Я не о том, глупый? Просто я хочу сказать, что неплохо разбираюсь в боксе... Так вот, этот негр умеет драться, удар у него поставлен. Словом, свое дело знает. А это значит, -- добавил я, передохнув, -- что он не дикарь. Ни один местный дикарь не смог бы так драться... Спорю, что это американский негр, Дег.
      -- Американский негр? Из Соединенных Штатов? Вы хотите сказать?..
      -- Да.
      -- Но в таком случае, Мартин...
      -- Вот в том-то все и дело, -- ответил я. Рядом текла река, и мы молча смотрели на воду. Матовый свет луны серебряными полосками отражался в ней. Джунгли, обступившие нас со всех сторон, грозно дышали.
      -- Вернемся, Мартин, -- озабоченно предложил Дег, -- вам надо полечить губы.
      Он был прав. Но я возразил:
      -- Нет, подождем еще немного. Комиссар должен узнать, что мы здесь, одни, словно непослушные мальчишки.. Знаешь, Дег, -- добавил я, с трудом выговаривая слова, -- эта командировка начинает интриговать меня...
      Глава 6. СЕКРЕТ В МАРАГУА
      На следующее утро я проснулся с пылающей головой и с невероятно распухшей губой. Дег уже встал и брился. Он испуганно посмотрел на меня:
      -- Вы сегодня очень плохо спали, Мартин, говорили во сне
      -- Надеюсь, я не наговорил никаких глупостей, дорогой Дег.
      -- Не в том дело. Мне кажется, мы попали в беду, и поэтому
      -- Самодуры нравятся мне намного меньше любой беды, -- прервал я его. -- Поначалу, -- продолжал я, вставая и разглядывая синяки, -- попытаюсь привести в порядок лицо. Потом пойдем побеседуем с комиссаром.
      Через полчаса мы вышли из гостиницы. Утро было сырым и душным. Над рекой висел белесый туман. Теперь, при дневном свете, Марагуа выглядел еще более жалким и убогим, а местные жители еще пришибленнее. Мы побродили по городу, и странное дело -- никто не обращал на нас внимания. Только несколько босяков-мальчишек следовали за нами, бормоча что-то жалостливое и протягивая к нам ладони. Перед церковью, давно уже заброшенной, мы обнаружили жалкий безмолвный индейский рынок. На главной площади, почти заросшей тропическими растениями, медленно ползали какие-то черные насекомые, а люди казались онемевшими марионетками среди странных, потусторонних декораций. Из окон многих домов свисали, спускаясь до земли, лианы с крупными мясистыми цветами. На стенах домов, обожженных солнцем и изъеденных сыростью, можно было еще различить какие-то выцветшие надписи, вывески магазинов или винных погребов. Это были поблекшие следы давней, минувшей жизни. Джунгли вернули себе то, что люди пытались у них отнять.
      Мы спросили, где находится резиденция комиссара, и пошли по не мощеной пыльной улочке между рядами покинутых, обветшалых хижин к небольшому пригорку. Здесь стояла довольно приличная вилла, возле которой на длинном штоке болтался замызганный бразильский флаг.
      Вокруг цвели высокие экзотические растения с длинными остроконечными листьями, похожими на кинжалы. В их гуще сидел метис в замусоленной военной форме, но без оружия. Заслышав наши шаги, он нехотя поднял голову и равнодушно посмотрел на нас.
      Мы спросили у него, где комиссар. Двое журналистов, сказали мы, хотят видеть его. Он выслушал нас, прищурившись, и ответил:
      -- Господина комиссара нет. Он уехал, -- и показал рукой в сторону реки. А потом снова опустил голову, как бы давая понять, что разговор окончен. Двери виллы были закрыты, окна тоже. Может, комиссар был в Марагуа, а может, следил за нами Впрочем, это ничего не меняло. Он не желал разговаривать с нами -- вот и все. Мы ушли.
      Несколько нищих полуголых ребятишек с непомерно раздутыми животами появились неизвестно откуда и окружили нас, ничего однако не говоря и не решаясь попросить милостыню. Дег раздал им жевательные резинки и мелочь. Они убежали.
      -- Напишите об этом, Мартин, -- сказал Дег, глядя им вслед, -напишите, что здесь, в Марагуа, дети никогда не кричат и не смеются.
      -- Пойдем в гостиницу, Дег, -- предложил я, -- тут столько всего, о чем можно было бы написать. Но мы приехали сюда из-за Онакторниса, не забывай об этом.
      Мы вернулись в гостиницу, и день этот, проведенный в ожидании вертолета, тянулся невероятно долго. Оказавшись среди этих туземцев, таких изнуренных и несчастных, таких непробиваемо равнодушных ко всему окружающему, мы почувствовали себя за пределами цивилизации: беспомощные люди перед страшным живым океаном джунглей и жалким форпостом рода человеческого, Бог весть какими силами поддерживающим свое существование. На что мы могли рассчитывать?
      На заходе солнца, когда мы попытались купить что-нибудь на рынке, еще более молчаливом, чем прежде, мы встретили старика -- того, которого комиссар, напугав, выгнал из гостиницы. Он быстро шел куда-то через площадь, но, увидев нас, внезапно остановился. Бросив в нашу сторону тревожный взгляд, он рысцой пустился по улочке, терявшейся среди хижин. Он уже готов был завернуть за угол и исчезнуть, когда мы окликнули его:
      -- Эй, дружище!
      Он остановился, вздрогнув, словно в спину ему вонзилась стрела, и замер в такой позе. Когда же мы подошли, он, едва повернув голову, спросил шепотом:
      -- Почему вы так зовете меня?
      -- А что? Разве вы нам не друг?
      Он повернул к нам свое иссушенное лицо и с такой горечью посмотрел на меня, что я невольно содрогнулся.
      -- Друг, -- повторил он и сразу же отрывисто спросил: -- Что вам надо от меня?
      -- Ничего, мы хотели только поприветствовать вас. Вчера вечером вы так поспешно скрылись... Он стиснул зубы, пожал плечами:
      -- Мне надо идти, -- сказал он и хотел удалиться, но я удержал его за руку.
      Я почувствовал, как он дрожит, увидел, с каким страхом он смотрит на меня. Этот человек был унижен, запуган, избит и доведен до такого состояния, что боялся даже поднятой руки. Мне стало невероятно жаль его.
      -- Вы что же, боитесь меня? -- спросил я.
      Он не ответил.
      Тогда Дег, пытаясь улыбнуться, произнес:
      -- Мы хотим быть вашими друзьями.
      -- Друзьями! -- сурово воскликнул старик и покачал головой. -- Нет, друзей тут нет. Впрочем, -- добавил он, помолчав, -- если вы угостите меня
      -- Конечно. Пойдем выпьем.
      Старик с удовлетворением усмехнулся:
      -- В Марагуа часто испытываешь жажду, -- он сделал несколько шагов и вдруг остановился. -- Нет, -- воскликнул он, -- не могу, господа... Я забыл, что должен завершить одну работу очень срочную...
      -- Но мы только по стаканчику
      -- Не могу, не могу, -- волнуясь, повторил он и протянул дрожащую руку, словно отстраняя нас или умоляя не удерживать его. Мне показалось, старик хотел что-то сказать, но он резко повернулся и убежал. Дег, бросившийся было вслед за ним, сделал несколько шагов, остановился и покачал головой:
      -- Господи, да что с ним случилось?
      -- Обычная история -- страх перед комиссаром.
      Больше мы ни о чем не говорили и вернулись в гостиницу. Дег занялся фотоаппаратами, а я принялся за свои заметки. Хозяин гостиницы притворился, будто не видел нас, так же вели себя и слуги. Я избил человека, нанятого комиссаром, и поэтому причинил им немалое неудобство. Но они не решались выгнать меня
      .
      Мы оставались в нашей комнате уже часа два, как вдруг кто-то легонько и осторожно постучал в дверь.
      -- Можно войти? -- услышали мы голос старика. Дверь приоткрылась, и мы увидели его иссушенное лицо. Он натянуто улыбался.
      -- Господа я был весьма невежлив утром... Хотя и хотел принять ваше приглашение... Теперь же я закончил работу, которую должен был сделать и... И вот я пришел.
      -- Входите, входите, -- пригласил я. -- У нас есть шотландское виски.
      Он проворно вошел в комнату.
      -- Вы сказали -- шотландское виски? -- переспросил старик, глаза его заблестели, и он протянул руки. Я утвердительно кивнул, достал бутылку и передал ему.
      -- Судите сами.
      Он взял бутылку, приподнял, посмотрел на просвет и, задрожав, пробормотал:
      -- Шотландское виски О да... да... Именно такого цвета... -- Он вынул пробку и принялся нюхать, глубоко вдыхая и закрывая глаза, словно в трансе: -- Да, шотландское виски, конечно... Этот запах -- Он наполнил до краев бумажный стакан, который протянул ему Дег, и поднес ко рту. Одним глотком опустошил его и на какое-то мгновение замер с остановившимся взглядом, потом закашлялся и, схватившись за живот, согнулся пополам: -- Настоящее, настоящее шотландское виски! -- повторил он, поднимая на нас глаза, в которых стояли слезы. -- Вот уже девять лет, как я не пил его! -- Он отер губы тыльной стороной руки. -- Меня зовут Савиль, -- сказал он взволнованно. -- Самюэль Савиль, диплом парижского университета Сорбонна. Врач-хирург, да, да... Хороший хирург, думаю... А можно еще немного этого вашего шотландского виски, друг?
      Я протянул ему бутылку.
      -- Меня зовут Купер, для вас -- Мартин. А это Альдо Даггертон.
      -- Зовите меня Дет, -- с улыбкой предложил фотограф.
      Старик, не обращая на нас внимания, налил себе второй стакан:
      -- О, конечно, очень приятно -- Он так же одним духом выпил еще и затем, глядя на бутылку, сказал: -- Действительно хорошее виски, а? Удивительно. до чего благотворно оно действует, не правда ли удивительно?
      Пожалуй, этого уже было достаточно.
      -- Что вы пришли сообщить нам, Савиль? -- - поинтересовался я.
      -- Что... вы сказали? -- спросил он.
      -- Ну, да. Вас послал комиссар, не так ли? Вы хотели что-то нам сообщить или должны были что-то выведать у нас?
      Он поднял голову с таким видом, словно решился на невероятно отважный поступок. Мне показалось, что в глазах его вспыхнула давно уже забытая гордость. Но длилось это лишь мгновение. Он опять опустил голову и потерянно пробормотал:
      -- Да, это комиссар прислал меня сюда. Как вы догадались?
      -- Не так уж это и трудно. А отчего этот комиссар или шеф, как вы его величаете, так интересуется нами?
      -- Мы рассчитывали на ваше сотрудничество! -- с сожалением добавил Дег.
      Старик стоял, опустив голову на грудь, и молчал.
      -- Он приказал избить нас, вы же знаете это, Савиль? -- спросил я. -На пароходе он велел осмотреть мои вещи. Теперь хочет узнать, зачем мы приехали сюда... Но мы...
      -- А все- таки зачем вы явились сюда? -- спросил он, впиваясь в меня цепким взглядом. -- Можете сказать правду, Мартин, -- добавил он, -- я здесь и в самом деле, чтобы шпионить за вами, но я ничего передам, если не захотите. Поверьте мне.
      -- Я верю вам, Савиль. Но мы и так говорим правду с самого начала. Мы здесь действительно для того, чтобы писать статьи.
      -- Статьи? А какие статьи? -- Вопрос звучал настороженно и, как мне показалось, с опаской.
      Я улыбнулся:
      -- Про всякие любопытные вещи -- про индейцев, про рыбу пиранья и тому подобное... -- я сделал паузу, -- ну, и про врачей, которые живут в джунглях.
      Савиль зажмурился, словно неожиданно ощутил острую боль, и я пожалел, что произнес последние слова. Он закричал почти со злобой:
      -- Но вы ничего не сможете сделать без него! Он здесь самый главный. Он командует, а другие повинуются! Вы даже уехать не сможете из Марагуа, если он захочет помешать вам!
      -- Мы посетим все места, куда только сможем добраться, доктор Савиль, -- заявил я. -- Во всяком случае заверьте в этом комиссара. Нам нет до него никакого дела. Но скажите ему также, чтобы он больше не подсылал нам своих горилл.
      Савиль поднялся, шатаясь прошел к двери, пошарил по ней, ища ручку, словно слепой, постоял минуту, потом обернулся:
      -- Ради Господа Бога, -- прошептал он, -- уезжайте отсюда! И быстрее, быстрее!
      Он вышел и быстро сбежал по лестнице.
      Мы с Дегом замерли в молчании. Потом Дег спросил:
      -- Что вы об этом скажете, Мартин?
      -- Что скажу? Не знаю. Что я могу сказать? Савиль, если это его настоящее имя, что-то скрывает. Наверное, в Марагуа есть какой-то секрет, Дег. И комиссар боится, что мы можем обнаружить его.
      -- Огромные следы? -- прошептал Дег. -- Онакторнис?
      -- Нет, не думаю. Даже если и существует этот Онакторнис, так это всего лишь призрак давних времен. А их секрет, если он есть, это нечто живое и реальное. Нечто принадлежащее сегодняшнему дню.
      -- Ну, а мы что должны предпринять?
      -- Ничего. Мы здесь из-за этой проклятой курицы и, черт подери, не станем заниматься ни спившимися врачами, ни одуревшими от власти комиссарами. Давай, что ли, глотнем еще немного виски.
      В эту ночь мы спали тревожно. Нас слегка лихорадило, должно быть, от резкой перемены климата в джунглях. Уже на рассвете чей-то незнакомый голос разбудил нас: ,
      -- Купер, Даггертон... -- Голос звучал тихо и неторопливо. -- Где вы?
      Я открыл глаза. Дверь в нашу комнату была распахнута, и на пороге стоял какой-то невысокого роста человек. Это был толстяк, его рыхлое смуглое лицо носило следы перенесенной когда- то оспы -- множество мелких рубцов. У него были выпуклые мясистые губы, плоский монголоидный нос, коротко остриженные черные волосы. Он смотрел на нас темными, пристальными, словно у змеи, глазами. Одет он был в голубую куртку, стянутую кожаным поясом, на котором висела солидная, армейского образца кобура.
      Кобура была пуста. Пистолет он держал в правой руке. И дуло было направлено на меня. .
      Я замер, и Дег тоже.
      С широкой, насмешливой улыбкой человек посмотрел на нас.
      -- Ну вот и молодцы, -- неторопливо произнес он, растягивая слова. -Не двигаться! Ни малейшего движения, господин Купер. Или вам конец.
      Глава 7. КУБА
      Странно, но колокольчики тревоги не зазвонили. А человек неслышно, осторожно, словно выверяя каждый шаг, прошел в комнату.
      -- Молчите, Купер, ни слова, -- шепнул он, глядя на меня, -- и самое главное, не вздумайте, пожалуйста, изображать из себя героя и набрасываться на меня. Не успеете.
      Я знал это. Знал, что за внешней медлительностью и осторожностью таится железная, собранная в кулак воля. Знал, что толстая рука, державшая пистолет, -- это пучок нервов, готовых лопнуть в любую секунду. Человек, который движется подобным образом, не может быть ни ленивым, ни слабым.
      -- Я не стану изображать героя, -- тихо проговорил я. Хотя должен признаться, у меня было желание поступить именно так. Как только я увидел его в дверях, мне захотелось броситься на него, швырнув ему в лицо одеяло, и свалить ударом. Но я был уверен: поступив так, я тотчас стану покойником, потому что мне никоим образом не удалось бы поспорить в скорости с пулей. Нет. Спастись я мог, лишь вступив в переговоры. Сила тут не поможет. Я сказал:
      -- Выходит, комиссар больше не подсылает к нам горилл с пудовыми кулаками? Он предпочел теперь человека с пистолетом.
      Толстяк нахмурился и сделал предупреждающий жест:
      -- Молчите. Попозже мы все обсудим, господин Купер. Сейчас есть дело поважнее.
      Он говорил очень тихо, едва слышно и больше не смотрел на меня. Его взгляд, как мне показалось, был направлен на что-то лежащее на моей кровати. Я снова заговорил:
      -- Позднее? Когда? Когда убьете нас?
      Он горестно улыбнулся и взглянул на меня. Странно, но в его глазах не было ни бешенства, ни слепой злобы, которые должны бы переполнять убийцу. Я удивился про себя, как может человек, собирающийся совершить ужасное преступление, оставаться таким спокойным.
      -- Но кто вы такой? -- неожиданно спросил Дег, лежавший неподвижно, как и я, под своей простыней. Человек даже не взглянул на него.
      -- Меня зовут Куба, -- прошептал он и встал между нашими кроватями.
      -- Господин Даггертон, -- продолжи он, чуть громче, но по-прежнему спокойно, -- пожалуйста, не вздумайте шутить, броситься, к примеру, на меня или что-нибудь в этом роде. Не трогайте меня -- Он умолк, а меня охватило какое-то странное беспокойство. Он продолжал: -- В постели господина Купера находится барба амарилла[1]... причем очень скверный экземпляр. Они все скверные, -- добавил он после короткой паузы, -- но эта, мне кажется, особенно гадкая... Сейчас она меня увидела и пытается понять, что я собираюсь делать Не вызывайте у нее подозрений, пожалуйста.
      В комнате и до сей поры стояла мертвая тишина, но теперь показалось, будто безмолвие сгустилось и стало физически ощутимым, а мы буквально окаменели. Я услышал, как глухо забарабанило мое сердце, и почувствовал, как дрожь охватила все внутренности, даже проникла в мозг. Я стиснул челюсти, пытаясь взять себя в руки, и постарался не думать о том, что могло произойти, если бы я сделал прежде хоть какое-то движение или бросился на Кубу. Холодный пот выступил у меня на лбу. Но длилось все это лишь несколько мгновений. Я снова обрел спокойствие и не шевельнул ни единым мускулом. Взглянув на Кубу, я прошептал:
      -- Извините меня. Он улыбнулся, ничего не ответил я начал медленно поднимать пистолет. Я услышал приглушенный вздох Дега:
      -- Боже милостивый, Мартин!
      Теперь и он обнаружил змею. Я перевел взгляд в его сторону и увидел, что он в ужасе смотрит на мою кровать. Мне же змея была не видна. Вероятно, она таилась в складках простыни. Я попытался представить ее себе. Но не сумел.
      Куба неторопливо целился из пистолета, глядя на змею.
      -- Уж очень ты гадкая, подруга, -- прошептал он. -- Гадкая и противная... -- Тут он замер. Ствол пистолета находился на одном уровне с головой змеи. Теперь можно было выстрелить. Но он нахмурился и, не глядя на меня, предупредил:
      -- Возможно, господин Купер, тут есть и другие барба амарилла. Кто знает, может, там, под простыней, не одна такая, и вы этого не чувствуете.
      Я содрогнулся, а Дег испуганно ахнул. Куба неторопливо добавил:
      -- Тогда не следовало бы стрелять Эти бестии весьма впечатлительны. Что делать? -- отрывисто спросил он.
      Я представил себе довольную ухмылку комиссара. Он, наверное, наслаждался бы нашим испугом, воображая, какого цвета наши лица... Это не понравилось мне, и я твердо сказал:
      -- Стреляйте, Куба, а мы мигом вскочим с постелей. Будь что будет.
      Он продолжал целиться.
      -- Придется немного пошуметь, -- пробормотал он и тут же спустил курок.
      Выстрел прозвучал сухо и громко. Меня окатило горячей волной воздуха. Дег с криком вскочил с кровати, а я, отбросив одеяло, скатился на пол. Сраженная в голову змея была расплющена о стену, и лохмотья ее купались в зеленоватой крови. Страшное туловище змеи длиной немногим более метра конвульсивно корчилось на полу.
      -- Мартин, Мартин! -- закричал Дег, бросаясь ко мне. Я поднялся, отбросив простыню, а Куба шагнул вперед и с силой придавил ногой извивающийся остаток змеи.
      -- Ну, все кончено, -- произнес он, притопнул еще раз и отшвырнул сотрясаемую последними судорогами змею. -- Кончено, -- повторил он, подул в дымящийся ствол револьвера и спокойно вложил его в кобуру. Он посмотрел на нас с легкой и чуть горькой улыбкой. Улыбка на его смуглом лице расплывалась все шире, пока, наконец, он не расхохотался. Он смеялся, а я некоторое время смотрел на него и на бледного, перепуганного Дега, и, наконец, тоже разразился смехом. Этот нервный смех разрядил напряжение, которое парализовало меня до сих пор.
      Я протянул руку:
      -- Вы нас крепко выручили. Куба, -- сказал я, -- Спасибо!
      -- Ладно, ладно, -- проговорил он, мягко отвечая на мое пожатие.
      Дег торопливо обувался: