Лиха беда начало

— Вы удивитесь, узнав, зачем я добивалась встречи с вами…

— Меня в этой жизни уже ничего не может удивить. Знаете, недавно один из ваших, какой-то режиссер, пробовал совратить меня на производство кинофильма. По его замыслу, я должен был дать деньги. И чтобы возбудить во мне интерес к этой афере, он предлагал мне главную роль. Он, оказывается, видит меня секс-символом и агентом Интерпола. Что-то вроде Джеймса Бонда. Так что давайте предлагайте, я уже ко всему готов.

Через пять минут после того, как Алена начала свой монолог, он передернул плечами и кинул водителю:

— Коль, бери правее! — Затем повернулся к собеседнице и сухо подытожил:

— Вот и поговорили, милая девушка.

Тут она поняла, что ей придется высаживаться из машины черт-те где и топать под дождем в неизвестном направлении. То ли сознание этой неприглядной перспективы придало ей сил, то ли алкоголь забурлил в крови, но она вскинула голову и смерила Кравцова взглядом, исполненным откровенного презрения. Тот, впрочем, ничуть не сконфузился, даже усмехнулся в свойственной ему мягкой, где-то даже сожалеющей манере, мол, извини, так уж получилось. Но его ухмылка совершенно не вразумила ее.

— Посмотрите на меня! — потребовала она так громко, что водитель вздрогнул, — Я даже не собиралась строить коттедж в фирме «Дом». Мало того, я даже не работник телевидения, которому кровь из носа как нужно добыть интересных людей на съемки. Именно мне проще всего отойти в сторону и позабыть об этой истории раз и навсегда!

— Очень советую, — хмыкнул бизнесмен и тоскливо посмотрел в лобовое стекло, по которому хлестали капли дождя.

— Разумеется! — пылко возмутилась Алена. — А вам не кажется странным, что я — молодая, хрупкая девушка — взвалила на свои плечи борьбу с очень влиятельным политиком, который метит в президенты?!

— По стилю общения хрупкой вас не назовешь.

— Так вот, пока люди — сильные, обладающие властью, имеющие большие деньги, словом, такие, как вы, — будут придерживаться теории, что лучше прогнуться, чем выстоять, пока вы будете отходить в сторону и, сидя в «Мерседесах», философствовать об идиотизме нашей действительности, до тех пор, пока вы не поймете, что исправить этот идиотизм не под силу хрупким энтузиасткам да бабулькам с портретами Зюганова, до тех пор идиотизм в нашей стране будет процветать. И в этом идиотизме придется жить не только мне и бабулькам, но и вам. Вам даже похуже будет, потому что мы так — масса, мы себе на кусок хлеба всегда заработаем, а вот вам что делать с вашим процветающим бизнесом, если у власти всегда будут такие люди, как Горин? Можете, конечно, укатить в Канны или Нью-Йорк, только кто вы там? Иммигрант из страны идиотов, то есть человек малоуважаемый. Вот поэтому вы и живете здесь и мучаетесь, но, кроме кончика собственного носа, ничего видеть не желаете.

Знаете, философствовать всегда легче, чем бороться. Так что, когда в следующий раз решите поразглагольствовать на тему идиотизма нашей действительности, вспомните, что вас этот идиотизм вполне устраивает, потому что вы палец о палец не ударили, чтобы его побороть!

Алена открыла дверь давно уже стоявшей у обочины машины и решительно шагнула под дождь. По крайней мере, она выпустила пар, но именно от того, что запала в организме больше не осталось, он начал моментально остывать, обильно поливаемый холодной водой с неба.

«Вот так всегда, когда зонтик оставишь в прихожей…»

«Мерседес» лихо отъехал от обочины и принялся набирать скорость.

«Сноб надутый!» — Она со злостью смотрела вслед удаляющимся габаритам, как вдруг габариты эти начали медленно приближаться. Автомобиль припарковался задом, тихо открылось окно, и из него показалось ошарашенное лицо Кравцова.

По-другому выражение его физиономии трудно было описать — человек, видимо, только что испытал серьезный шок, приведший к сдвигу всей психики. Он поднял на нее усталые глаза и еле слышно проговорил:

— Пришлите по факсу дату и время съемки. Я приду.

* * *

— Ну и где же ты пропадаешь?

Его голос звучал слегка взволнованно.

— Где я пропадаю?! — Она даже задохнулась от возмущения.

— Ты, — как ни в чем не бывало подтвердил Вадим, — я тебя весь день пытаюсь найти.

— А вчера ты меня не искал? — Она вложила в свою фразу очень много сарказма, но, похоже, это на него не произвело никакого впечатления. Он лишь хмыкнул:

— Вчера я был занят.

— Вот как? — Алена хотела было спросить, что же его так занимало, а потом швырнуть трубку с такой силой, чтобы на другом конце провода ему ухо оторвало, но неожиданно сдалась.

Сама себе удивившись, она вдруг решила, что негоже раздувать истерический скандал. Ведь что произошло-то? Ну не позвонил он. Вадим же не сидит дома, он работает. И работа его связана со всякого рода непредвиденными поездками. Вполне возможно, что он проторчал сутки в какой-нибудь засаде или занимался чем-то в этом же роде. И не мог позвонить. Да и вообще, он не обязан носиться с ней как с писаной торбой только потому, что совершенно случайно оказался в ее постели. Разумеется, если это произошло действительно случайно и если он уже сожалеет… В общем, она-то точно не имеет права требовать к себе повышенного внимания. Этого внимания нужно добиваться. Добиваться заново. Какая несправедливость!

— Что ты делаешь вечером?

— Да и сейчас, в общем-то, уже не утро. — Она задумчиво поглядела в окно, где стремительно сгущались сумерки.

— У меня еще рабочий день. — Он явно усмехнулся.

— Я думаю, что, когда ты освободишься, я уже проснусь.

— Замечательно! Не хочешь пройтись?

— По улице? — «Он что идиот? Там же льет как из ведра! Впрочем… скорее всего он не желает проводить вечер на моей территории».

— Не совсем по улице. Я приглашаю тебя поужинать. В девять устроит?

— Меня бы и сейчас устроило. Жутко есть хочется.

— Алена… — Пока он выдерживал паузу, она едва не свалилась в обморок от нарастающего напряжения. — Я хочу поговорить…

«Вот оно! Только бы я первой успела произнести, что это было ошибкой!»

Она закрыла глаза и, выдохнув, ответила, насильственно сохраняя спокойную размеренность голоса:

— Я тоже хотела бы с тобой поговорить.

Теперь, когда она дала маячок, если он не последний хам и если намерен сохранить с ней хоть какие-то нормальные отношения, пусть не дружеские, но приятельские, он позволит ей первой признать ошибкой их спонтанную ночь.

Алена положила трубку и медленно опустилась на диван. Она слышала и раньше, что в подобные минуты женское сердце не то разрывается, не то его нещадно щемит, но никогда не испытывала ничего подобного. Конечно, ей приходилось и раньше терпеть неудачи на личном фронте. Один долгоиграющий роман с Буниным сколько крови ей стоил. Но все это (даже отношения с Костей) было столь мелким и незначительным потрясением для ее организма, что физически она никогда не страдала. Может, всплакнула пару раз, взгрустнула на полчасика, но в основном разрыв с ухажером вызывал в ней злость на его тупость и на свое длительное снисхождение к его тупости.

С Вадимом все было иначе. В преддверии финального диалога она почувствовала настоящую боль, которая зародилась где-то в области желудка и спустилась в низ живота. Ощущение было такое, словно она проглотила подушечку с иголками. Потом засосало под ложечкой, и она поняла, что ее терзает пока еще не горечь утраты, а страх. Она ужасно боялась потерять своего следователя. Именно потерять, потому что до этой минуты надеялась на его возвращение. Даже в те пустые три месяца, пока он не звонил.

«Интересно, что со мной будет, когда я его потеряю?»

Она попыталась применить обычный метод, который помогал в таких случаях: напомнить себе, что мужиков на свете много, а она такая замечательная — одна, что если он так легко может от нее отказаться, то он сам — полное ничтожество, а значит, не герой ее романа. Но все попытки унять безумный страх были тщетны. В конце концов ее фантазия уткнулась в картинку семейной идиллии Терещенко с его криминалисткой, ради которой он, как порядочный человек, и решил ее отвергнуть. («Какая жалость, что такой прелестный мужик уже не мой!») Вот они идут по скверу, он толкает перед собой детскую коляску… А она, Алена, им навстречу! И что делать в такой ситуации? Таскать в сумке веревку с мылом, чтобы тут же на ближайшем суку повеситься?!

В глазах у нее потемнело, потом посерело, и очертания гостиной размылись. Она поняла, что собирается разрыдаться. Нужно что-то делать! Нужно хоть что-нибудь предпринять! Нельзя же позволить ему ускользнуть вот так легко и беззаботно именно сейчас, когда она вновь обрела надежду! Потом — может быть.

Потом, когда она его разлюбит или будет любить хоть немного меньше, она отдаст его этой противной криминалистке. Но сейчас — черта с два! Она в лепешку разобьется, но Вадим будет принадлежать ей!

Глава 19

Легко сказать: «Будет принадлежать ей!», а как это сделать? Ноги у нее подгибались, руки тряслись. Да что там руки, она тряслась всем телом. В довольно теплой квартире ее лихорадило, словно между стенами гулял арктический ветер. Она едва справилась с дверным замком.

"Если эта любовь когда-нибудь пройдет, я лучше сразу повешусь, чем позволю себе еще раз влюбиться! подумала Алена себе, правда, тут же поправилась:

— Похоже, что никогда не пройдет эта дурацкая любовь к этому дурацкому Терещенко!"

Он и не подозревал о ее мыслях, поэтому наивно улыбался. Алена приказала себе быть стойкой. Больше всего на свете ей хотелось звездануть по его красивой физиономии, но вместо этого она сделала гостеприимное лицо и пропустила визитера в прихожую.

— Не будем задерживаться, — он явно не желал оставаться с ней наедине.

«Подлец! Сто раз подлец!»

Она послушно подцепила сумочку пальцем и выскользнула за ним из квартиры. На душе было скверно. Вадим же вел себя совершенно естественно, словно не замечал, что она вся, как струна, натянута от нервного напряжения.

"Сказать прямо сейчас, что сожалею о той ночи, или не торопить события?

А может, пронесет? Может, он сам ничего не скажет?"

Она так увлеклась своими терзаниями, что всю дорогу, пока они ехали в машине и следователь пытался завести с ней легкий диалог, отпускала лишь невнятные междометия вроде «угу» и «ага», а под конец едва не пропустила мимо ушей его важное замечание:

«Ты прекрасно выглядишь». При этом она, конечно, сочла своим долгом расцвести майской розой, признав на ходу, что французские интриганки времен Людовика XIII взвыли бы от зависти, узнав, что в таком вздернутом состоянии можно так непринужденно кокетничать!

Ресторан, в который привел Алену Терещенко, был не слишком шикарный, зато весьма стильный.

По стенам зала на искусственно запыленных и подернутых паутиной полках стояли странные вещицы: бутылки с причудливо изогнутыми горлышками, консервные банки времен гражданской войны, даже старый граммофон и все в таком же духе. У Алены тут же возникло ощущение, что она очутилась в том самом тоннеле, по которому Алиса летела в Страну чудес. Впрочем, еда тут оказалась вполне реальной и даже очень вкусной.

Вадим ни словом не обмолвился о предстоящем серьезном разговоре, наоборот, словно забыл о нем — шутил и вообще был весел, как никогда. После второго бокала вина расслабилась и она, совсем забыв о своих душевных мучениях.

Но под десерт следователь вдруг вернулся в свое обычное состояние — зануды и, сменив улыбку на постную серьезность, произнес почти сурово:

— Мне нужно с тобой поговорить.

— Обязательно сейчас, чтобы подпортить мороженое? — Она все еще пыталась казаться спокойной, но внутри уже произошло легкое извержение вулкана, горячая волна докатилась до корней волос, потом разом остыла, и пепел осел на ресницах легким инеем. К своему ужасу, Алена еще и икнула от страха.

— Тебе плохо? — с жестоким участием осведомился он.

"Ну что ты, что ты! Я как раз собиралась послать тебя ко всем чертям, так что не стесняйся, можешь сделать то же самое и со мной прямо сейчас!

Господи! Как же быть?!"

Она не успела ответить. Он хмыкнул и почему-то удовлетворенно кивнул.

Вообще она, несмотря на свою панику, уже не в первый раз за вечер отметила, что он за ней пристально наблюдает. Пожалуй, ведет себя как следователь, конвоирующий опасную авантюристку, а не как кавалер прекрасной дамы. А может, ей только показалось…

— Я все думал о той ночи…

— Это было ошибкой! — машинально выпалила она и снова икнула.

— Да?! — он явно удивился.

— Именно, — она кивнула, чтобы подтвердить свою пылкую уверенность.

— Хорошо, что ты наконец поняла это, — несколько озадаченно проговорил он. — Значит, больше никаких глупостей?

— Конечно, — с излишней беспечностью отозвалась Алена, приказав себе затаить рыдания до возвращения домой. Негоже устраивать истерику там, куда люди пришли поужинать.

— Признаться, я готовился к более продолжительным уговорам. — Он потер шею и пристально взглянул на нее. — А ты не лукавишь, чтобы отвязаться?

— Ну что ты! — она натянула на лицо добродушную улыбку. — Мы действительно зашли в тупик. Нам и в самом деле лучше попытаться сохранить дружеские отношения, потому что…

— Погоди-ка! — тут он схватил ее за руку. — Ты о чем?

— О том же, о чем и ты. Я о той ночи. — Она пожала плечами, изобразив невинность во плоти.

— О той ночи в офисе или о той ночи у тебя в квартире?!

Она замялась, почувствовав, как смущение пережало голосовые связки.

Пока она силилась побороть нервные спазмы, Вадим успел погрустнеть и убрать руку с ее ладони:

— Так ты действительно считаешь, что мы можем быть только друзьями?

— Я так считаю?

— Да что ты постоянно дразнишься?! — неожиданно обозлился он. — Я дразнюсь?! Тут ей показалось, что она попала в театр абсурда, где причинно-следственные связи отсутствуют. Она перестала понимать логику разговора. Терещенко же по-настоящему разозлился:

— Вот опять! Что ты за мной повторяешь?!

— А что я должна делать? — тут она была абсолютно искренна. Она действительно уже не понимала, что должна делать дальше.

— Я тебя спросил, — медленно и с нажимом произнес он, — ты действительно считаешь, что мы можем остаться друзьями?

— А ты предпочел бы стать врагами?

— Ты издеваешься, — тут он неожиданно сник, даже голову повесил.

— Скажи, пожалуйста, — осторожно осведомилась она, — в ваши ежегодные медосмотры входит такая процедура, как сканирование мозга?

— Я не сумасшедший, — угрюмо заверил ее Вадим и, взяв бокал вина, залпом осушил его.

— Сильно в этом сомневаюсь.

Волна неописуемой радости, вязкой и сладкой, как варенье, обволокла ее организм. Она наконец поняла, что именно Вадим считал ошибкой той ночи Алена готова была кинуться ему на шею. Да что там готова, она подскочила, едва не опрокинув стул, стремительно обогнула угол стола и действительно кинулась ему на шею, к удивлению остальных посетителей ресторана.

— Какой же ты дурак! — успела шепнуть она, прежде чем уткнуться в его пушистую, пахнувшую сигаретным дымом, макушку.

* * *

Ну разумеется, она пообещала Вадиму забыть о телевизионном проекте и вообще похоронить идею публичного разоблачения г-на Горина. Она с таким жаром выкрикивала: «Плевать я хотела на Горина!», что Терещенко наконец поверил ей.

Впрочем, она не особенно доверяла его простодушию (однажды она уже сбросила его со счетов как следователя, и чем это обернулось? — он выследил ее и приперся прямо к месту операции!). Так что впредь Алена поклялась себе быть с ним поосмотрительнее. Скорее всего он одним глазом все-таки примется за ней присматривать. А уж она-то больше не допустит промахов.

Вечер с Вадимом прошел великолепно, за исключением одного: когда они подъехали к ее подъезду, он очень галантно вывел ее на улицу, потом бросил задумчивый взгляд на пока еще темные окна ее квартиры и в тот момент, когда она уже готова была согласиться принять его «на чашечку кофе», вдруг сник и, пробормотав какие-то нелепые извинения, объяснил, что подниматься в дом не собирается.

— А в чем, собственно, дело? — праведно возмутилась она, попутно конфузясь от сознания того, что выглядит сейчас как отвергнутая проститутка в кинофильме «Бриллиантовая рука» (ну та, которая «Ци-гель-цигель, ай лю-лю»).

— Ночное дежурство, — совсем сконфузился Вадим и постарался побыстрее юркнуть назад в машину.

Проще говоря, если рассматривать ситуацию беспристрастно, то походило это на побег. А уж от кого он бежал или к кому — оставалось загадкой.

Разумеется, первое, что пришло ей в голову, — это ненавистный образ криминалистки. Но с этим совсем не вязался весь предшествовавший стремительному прощанию ужин. По правилам игры, он должен был потупить взор, пробубнить, что «та ночь была ошибкой», и прояснить ситуацию с предстоящей женитьбой на этой криминалистке, верность которой он так бережно хранит. Однако этого не произошло. Может быть, криминалистка тут ни при чем и у него действительно ночное дежурство? Хотя что он, держит ее за дурочку? Какое ночное дежурство у капитана с Петровки?

Алена провела ночь, мучаясь в догадках. Сон ее был чуток и от этого неприятен. Ей то слышались телефонные звонки, то совершенно некстати всплывали в вялой памяти какие-то его странные фразы, словом, проснулась она разбитой.

Вадим опять не позвонил. Конечно, она и не должна была ждать его звонков, он ведь ничего такого ей не обещал, просто сказал на прощание: «Скоро увидимся». Но когда наступит это «скоро», так и не уточнил.

«Хорошенькие дела! — Она нахмурилась. — Похоже, он сознательно измывается надо мной. Во всяком случае, если бы мне пришло в голову над кем-нибудь поиздеваться, я бы именно так себя и вела!» Алена направилась было в ванную, но тут ожил телефон.

Она кинулась к нему, схватила трубку:

— Алло!

— Что это ты так запыхалась? хихикнула тетка Тая.

— Зарядку делаю, — мрачно соврала Алена.

— С чего это вдруг?

— Не задавай дурацких вопросов! Я же не спрашиваю, на кой черт тебе понадобилось каждый вечер бегать по скверу.

— Я-то — понятно. Славик убегает от инфаркта, а я трушу за ним. Уж не знаю, как инфаркту, а мне догнать его просто не по силам, — вздохнула родственница, но неожиданно оживилась. — Кстати, как там Вадим?

— Странно, что ты решила спросить о нем.

— Почему странно? В последний раз я оставила тебя в безутешных рыданиях по его персоне. Что-то переменилось или ты последовала моему совету и напрочь выкинула этого парня из сердца?

— Нет. Кое-что изменилось…

Алена вкратце рассказала, что изменилось, и по ходу задалась рядом риторических вопросов, типа:

«Почему он стал таким?»

Тетка слушала молча, судя по всему, понимающе кивала на другом конце провода, потом, когда племянница окончательно исчерпала информацию, скупо подытожила:

— Мужчин нам не понять. Равно как им не понять женщин. Вот скажи, когда он был нормальным, любящим парнем, ты ведь бросилась на шею Бунину, даже не подумав ни о Вадиме, ни о его чувствах. Словно он заведомо должен был простить и понять тебя. Зато когда он стал вести себя «так странно», ты о нем думаешь непрерывно. Это ли не парадокс? Не знаю, что тебе посоветовать. Скажу одно: хочешь сохранить его при себе, постарайся поддержать его игру.

— А ты уверена, что он играет, а не относится ко мне так на полном серьезе?

— Не уверена. Я же говорю, что мужчин нам не понять. Однако в наших силах переделать их под свой стандарт идеала. Немного смекалки, немного упорства, и он снова будет ручным. Только вот нужно ли это тебе?

«Нужно, нужно! Очень даже нужно!» — усмехнулась Алена, когда, распрощавшись с теткой, положила трубку.

Она хотела было продолжить путь в ванную, но на выходе из гостиной ее вдруг посетила идея. Она бросилась к книжному шкафу и извлекла с его полок десяток книг по популярной психологии, которые когда-то покупала. Книги эти с привлекательными названиями «Как выйти замуж», «Долой одиночество», «Воспитание идеального мужа», «Развод — крах или новая надежда» и все в таком же духе она кинула на диван, сама плюхнулась рядом и принялась остервенело перелистывать, ища ответы на свои «риторические» вопросы. После двух часов упорного чтения Алена с теми же неразрешенными вопросами оставила это занятие. Однако настроение у нее испортилось еще больше. Из всего прочитанного она уяснила то, что мужчина — существо непостоянное, что основная цель его жизни — это завоевать как можно больше особ женского пола, что завоеванные особы уже не представляют для него интереса и к ним он относится пусть и с нежностью (это если мужчина добрый), но уже как к собственности, на которую не стоит тратить пыл. Вообще во всех книгах красной нитью проходила мысль: если хочешь удержать мужчину при себе, стань для него постоянным ускользающим объектом охоты. Алена смахнула все эти труды в красочных обложках с дивана. Во-первых, потому, что она им не поверила: во всех этих книгах под мужчиной подразумевался тип Бунина — именно он такой страстный охотник. Но тогда какого черта он таскается за ней, раз давно завоевал? А во-вторых, потому, что расстроилась: ведь нигде не сказано, как удержать при себе именно Вадима Терещенко — следователя с Петровки. Во всех книжках говорится про какого-то среднестатистического мужчину, даже имя Вадим ни разу не упоминается. И зачем ей тогда вся популярная психология вместе взятая, если эта хитрая наука не может ответить на один вопрос: «Почему Терещенко стал таким странным и почему он принялся играть с ней в какие-то идиотские, непонятные игры?!»

«Разберусь по ходу дела», — по обыкновению беспечно отмахнулась она и решила на время оставить мысли о ретивом следователе. Задача оказалась трудной, но, как выяснилось, выполнимой. Для этого нужно было лишь взять список обманутых клиентов фирмы «Дом» и подойти к телефону.

Глава 20

Пятерых из списка «потерпевших» не оказалось на месте. Они все почему-то укатили в Канны. Алена тут же сделала для себя вывод, что Канны — некое замечательное место, где люди с успехом греют не только тело, но и душу, издерганную отечественными проблемами, и, если ей когда-нибудь придется стать обманутой клиенткой, она поедет зализывать нанесенные раны именно туда. (Ну, это при условии, что к тому моменту она либо выйдет замуж по расчету, либо разбогатеет каким-то другим способом.) Следующие трое не пожелали говорить. Она уже решила было, что день для уговоров выдался неудачный, но тут фортуна поцеловала ее в лоб — девятый клиент согласился на встречу.

Иван Перепелкин оказался довольно молодым, уже весьма пухлым и не по годам трусливым мужиком. Он то и дело оглядывался, словно никак не мог убедить себя в том, что стены его кабинета до сих пор целы, не шатаются и не грозят обрушиться. Кроме того, он постоянно нервно моргал, отчего напомнил Алене кого-то из представителей земноводных. Она попыталась справиться с неприязнью, которая возникла у нее по отношению к этому парню при первом же взгляде. Она села напротив, возложила руки на стол и, напомнив себе, что таких берут лишь стремительным натиском, сразу перешла в наступление:

— Когда вы заключили договор с фирмой «Дом»?

— Я?!

— Вы.

— Я?! — Он побледнел.

— Да, вы!

— 3 июня 1999 года, — Закрыв глаза, выпалил Перепелкин.

— Когда расторгли?

— Я?!

— Вы.

— Я?!

— Ну?!

— 20 июня… кажется…

— Почему?

— Почему-почему? — Тут он непристойно ругнулся, видимо, вспомнив причину, пожевал губами и обиженно пробубнил:

— У них такие там люди…

— Вы имеете в виду господина Горина?

— Я?!

— Вы!

— Ну… наверное…

Алена поморщилась. Их разговор походил на допрос в застенках гестапо, и в нем ей отводилась не самая приглядная роль. Но по-другому общение с ним было невозможно. По-другому Перепелкин наложит в штаны со страху, а потом, сконфузясь, выставит ее вон. Может быть, все произойдет в иной последовательности, но от этого ей не станет легче.

— Вам известно, что вы не один пострадали от деятельности этой фирмы?

— Предполагал…

— А предполагали ли вы, что в списке ее обманутых клиентов чуть ли не половина деловых людей Москвы?

— Ox! — Это был вздох облегчения. Наверное, в душе у Ивана Перепелкина наконец-то отпустило. Не он один такой дурак, какое счастье! После минутной радости он искоса взглянул на визитершу и заискивающе улыбнулся:

— А Бонуса нет там?

— Кого?

— Бонуса. Ну этого, как его… Борисова Николая… Алексеевича, кажется.

— Та-ак… — Алена вытянула из сумки список и пробежала глазами по фамилиям:

— Вот, Борисов Николай… и так далее. Есть такой.

— Вот скотобаза! — в порыве чувств Перепелкин хлопнул ладонью по столу.

— Сволочь скалозубая! надо мной издевался: «Крутой, крутой, обули, как лаптя!»

Ха! Сам лапоть! Встречу я его, ох и попляшет он у меня. Уж будьте уверены!

— Значит, так. — Алена строгим голосом прервала его радостные восклицания. — Вам необходимо появиться на съемке программы, посвященной разоблачению господина Горина.

Бизнесмен осекся на полуслове и выпученными глазами уставился на нее.

— Да-да, — невозмутимо подтвердила она. — Время и место съемок я перешлю по факсу.

— Мне?!

— Нет! Борисову! Кстати, приведете и его.

— А если я не приду? Алена холодно отчеканила:

— Мы делаем все, чтобы ваш личный позор, который вы так тщательно скрываете и который рано или поздно может стать достоянием общественности и вашей незаживающей раной, перевести в ранг вашего подвига…

За последнее слово она тут же сделала себе строгий выговор. При таких людях, как Перепелкин, слова типа «подвиг», «самопожертвование» или «отвага» должны быть исключены из лексикона. Этот бизнесмен, услыхав про «подвиг», который от него требуют совершить, совсем скис, и ей пришлось провести разъяснительную работу. Она описала, как будет выглядеть съемка передачи, что на нее придут немало известных бизнесменов, как и он сам, пострадавших от фирмы «Дом», ну и так далее. К концу ее монолога он слегка воспрял духом, даже приосанился и перестал нервно моргать. Это свидетельствовало о готовности принять участие в чем угодно, лишь бы доказать некоему наглому Борисову, что он, Иван Перепелкин, не лапоть, а если даже и лапоть, то и Борисов ничем не лучше, ну и заодно, конечно, унизить господина Горина, которого в одиночку — фиг унизишь, а вместе, может быть, и получится.

Словом, беседа оказалась конструктивной. Алена вышла на улицу, весьма довольная итогом переговоров. Теперь в ее активе значились уже четыре бизнесмена. Дело оставалось за малым — еще десяток, и можно передохнуть. Кто там следующий?

* * *

Следующим оказался директор банка под странным названием «Освобождение». От чего служащие этого конкретного банка собирались освобождать своих вкладчиков, оставалось загадкой. Алене пришла в голову нерадостная мысль, что от денег, причем навсегда.

Бусляр Валерий Карлович был, в противоположность Ивану Перепелкину, тучным и спокойным до невозмутимости. По всей видимости, уверенность ему придавал некий внутренний стержень, на который он нанизывал кольца своей судьбы. Алена и раньше сталкивалась с такими людьми, похожими на глыбы. Борисыч — ее начальник, например, именно таким и был. Поэтому, увидев Бусляра, она тут же принялась нащупывать, на чем зиждется его жизненная позиция, памятуя, что с подобными ему главное — найти общий язык, и тогда все сладится. Как ни странно, но банкир. определил свои интересы сразу же. Он смерил ее хмурым взглядом и со скупой суровостью испросил:

— Кто вы по гороскопу?

— Стрелец, — несколько озадаченно ответила Алена, которая всегда считала увлечение астрологией исключительно женской болезнью. Бусляр суетливо перелистнул страничку настольного календаря и тут же просиял счастливой улыбкой.

— Не может быть! воскликнул он и кинулся к ней, пренебрегая всяческими правилами этикета. Подбежав, он принялся энергично пожимать ей руки, приговаривая почти ласково:

— Ну надо же, как повезло! Редкостная удача!

Алена опешила еще больше и долго не могла прийти в себя, поэтому пустила общение на самотек.

— Вот сюда, садитесь. Ради бога, осторожнее! Бусляр бережно расположил ее в мягком кресле, сам сел напротив и дружественно ей улыбнулся.

«Может, в этом банке людей освобождают не только от денег, но и от разума?» — пронеслось у нее в голове.

— Так что вы мне хотите предложить? Алена вкратце описала ему предстоящее мероприятие на телецентре.

Когда дело дошло до фирмы «Дом», банкир погрустнел и тихо заметил:

— Это был неудачный день. Венера, знаете ли… Я предполагал, что ничего хорошего не выйдет. Но жена… Она у меня Рак. Вообще-то я женился еще до того, как выяснил, что по гороскопу мы абсолютно несовместимы. Она — вода. А я — огонь. — Тут его глаза наполнились мечтательностью. — А вы — Стрелец.

Алена не на шутку испугалась, что сейчас ее начнут звать замуж, потому что Стрелец — это тоже знак огня, если судить по гороскопу.

Но, на ее счастье, Бусляр имел в виду несколько другую удачу:

— У меня астролог — умница. Всегда выдает правильные гороскопы. Вот тут, — он ткнул пальцем в страницу настольного календаря, — тут сказано, что «в среду особенно благоприятны контакты со Стрельцами. Равно как деловые начинания с представителями этого знака». А тут вы! Ведь время уже к вечеру, а никого из Стрельцов так и не появилось. Я уж думал, что день прошел впустую. Но нет.

Все-таки бог есть!

— Так вы придете на съемку? — в свою очередь обрадовалась она.

— А когда?

— Второго сентября.

Банкир снова полистал свой настольный календарь, слегка нахмурился, потом сдержанно улыбнулся, все еще раздумывая:

— Вообще-то тут день неблагоприятный для делового общения, но знаете, зато удачный для возвращения долгов. Я полагаю, можно попробовать. А лучше вот что: я попрошу своего астролога составить подробный гороскоп на этот день, учитывая все нюансы. Посмотрим, что получится.

«Ну надо же, — Алена не переставала удивляться, пока добралась от банка „Освобождение“ до дома, — такой серьезный человек, и вдруг гороскопы. Бред какой-то! Интересно, в его банке штат тоже подобран не по профпригодности, а по гороскопу? И каким образом туда попадают вкладчики? Да и есть ли там вообще клиенты? Лично я даже в полное лунное затмение деньги туда не понесу!»