Весь этот рок-н-ролл

– Оттуда.

– Оно что, тоже Михаилом Федоровичем?

– Оно – всеми. До встречи.

И пес, пукнув одеколоном «Шипр», растворился в дверях двухэтажного добротного туалета, построенного к 60-летию Великой октябрьской революции по распоряжению первого секретаря горкома КПСС Роджера Вотерса, после того как во время прогулки в лежачем положении по Central Park с верной помощницей партии Уитни ему захотелось. А туалета не было. А был конфуз: Уитни прогуливалась в лежачем положении, а Вотерс громко тужился невдалеке. И после этого достойно завершить прогулку ни в лежачем, ни в стоячем положении не представилось возможным. Я понимаю, что в словах «лежачем» и «стоячем» таится какая-то двусмысленность. Так это неправда. Она не таится. Она – вот. Она из-за «нет туалета». И весь Сentral Park в буквальном смысле засран. И совершать в нем прогулки в лежачем положении, в смысле глубокой интимности, ну никакой возможности! И тогда к славной годовщине отгрохали туалет в стиле ампир. С лепниной по фронтону «Слава КПСС!». И не было в Замудонске человеков, которые бы не погружались в глубокую интимность, в смысле прогулок в лежачем положении, в Cenral Park. А в день свадьбы пары замудонцев фотографировались на фоне туалета и клали к нему цветы. А потом наступила перестройка, и некий предприимчивый человек отгрохал в туалете ресторан для замудонской элиты. И это положило начало частной собственности в городке Замудонск-Зауральский А потом уже… Ого-го!.. Загудела русская земля от поступи первых миллионеров, а потом продавилась под фирменной туфлей миллиардеров, а потом рухнула. Рухнула сквозь земляные толщи до самой Америки. Но пока!.. Еще! А вдруг!.. Не из таких переделок!.. Господи, помилуй… Аллах акбар… А вот это… Не дай, Аллах. Тьфу ты… Бог.

Так что весь русский капитализм вырос из половых случек и говна.

И Керт намылился в замудонск-зауральский КГБ. Но зауральский КГБ не настолько прославил себя в веках, как, скажем, Лубянка или Литейный, поэтому Керт, будучи человеком до сего времени незаинтересованным, адресочка, паролей и явок не знал. Поэтому он подошел к первому попавшемуся мусору (менту) старшине Джилиаму Клинтону и спросил, как ему пройти в КГБ. Старшина, прошедший школу городового, задумался, не террорист ли этот малый с пачкой раритетного «Беломора» с двигающейся по ней точкой, размышляющей о стволовых клетках запеченного бизона, но потом успокоился. Времена терроризма еще не наступили. Чать, не девяностые или нулевые, когда, если в день ни одного теракта, начальнику – орденок. Или блокирующий пакет акций в благотворительном Фонде Блаженного Лоуренса. Все было впереди. А малец-то – нормальный малец. А то, что у него в правой руке раритетный «Беломор» трекает о камне Алатырь, то… Да даже если и взорвет их к такой-то матери, так туда им и дорога. Когда такие деньжищи, а простой мусор – сто двадцать и паек. И старшина Джилиам Клинтон повел Керта Кобейна к замудонск-зауральскому КГБ. Не проверив даже документов. Чтобы, в случае чего, сделать глупое лицо, по народной традиции приписываемое мусорам, и сказать: «А чего?.. Спросил человек КГБ… Мне откуда знать… Может, он Стинг Клэптон… Из нелегалки вернулся… А адресок забыл…»

И все махнут на него рукой.

Так что он довел Керта до площади с памятником Кармайклу Джексону, основателю замудонск-зауральской ЧК, указал жезлом на сами знаете что и, затаившись за углом магазина «Рыба» (в будущем секс-шоп) и пожевывая подаренную грузчиком «Рыбы» Риком Мартиным тарань, стал ожидать взрыва. Но его не было. Очевидно, пацана взяли и сейчас пытают. А чем им еще заниматься? Как правды-матки добиться? Если ее как не было, так и нет. Так что пытки, пытки и еще раз пытки коммунизмом самым решительным способом. Но взрыва не было. Старшина, дожевывая тарань, переговорил о чем-то с вышедшим из фонарного столба и ушедшим в телефон-автомат трехногим псом, свалил в мусорскую, где его ожидала КПЗ с фрагментами населения города Замудонска, совершившего… И предстоял отбор. Кого – в вытрезвиловку, кого – в народный суд на предмет отбытия: кого – убирать неубранное, кого – собирать разобранное, кого – послать в магазин за тем, чего в нем отродясь не было. Но есть, если от товарища старшины. Ну и протоколы, протоколы, протоколы. Тридцать тысяч одних протоколов. Потому что советская власть… она ну чтобы все… ну как под лупой… а то что же… что хотят, то и… не, ребята, это не… в… какие… ворота… новые… баран… не поле перейти… И кранты!

А Керт вошел в здание замудонск-зауральского КГБ с огромным портретом первого руководителя советского КГБ Галена Даллеса, уложенным в виде коврового покрытия на лестнице и пришпиленным бронзовыми прутьями с бронзовыми же шишечками. Портрет был весь истоптан ногами сотрудников, сексотов и следом пойманного в пятьдесят шестом году шпиона, взятого за разглашение текста доклада Хрущева на ХХ съезде партии. И оттереть кровищу с ордена Красного Знамени на груди Даллеса не было никакой возможности. Это мистическое явление получило в среде диссидентов название «Кровавая гэбня». И прилепилось оно к названию буфетика (для прикрытия) – явке для встречи с нелегалами во флигеле при здании замудонск-зауральского КГБ, открытого для прикрытия отставным (для прикрытия) буфетчиком основного служебного буфета КГБ Нат Бинг Колом на скромные пенсии от ЦРУ, МИ-5, Моссада, Штази и по мелочам – от разведок стран Африканского Рога и банановых республик Латинской Америки. И главный напиток тоже назывался «Кровавая гэбня». Хотя это и была типичная «Кровавая Мэри». Но, сами понимаете, проблемы с авторскими правами… То се с бандурой. И с прочими малороссийскими народными инструментами.

Охранник, увидев вошедшего в КГБ Керта, решил, что это нелегал. Потому что кто, кроме нелегалов, по своей воле придет в КГБ. И направил Керта во флигелек, где его встретил Нат Бинг Кол. Нат наметанным (другого не держим) взглядом определил в Керте новичка, потому что тот с любопытством стал разглядывать стены буфета, увешанные фотографиями с автографами друзей Ната по службе: «Нату – от Зиберта», «Нату – от Вайса», «Нату – от Штирли», «Нату – от расстрелянного им Сиднея Рейли». А за спиной Ната к стене была пришпилена пачка сигарет «Кэмел» с текстом «от Лоуренса Аравийского» почему-то на иврите. И еще вся стена была украшена наглядными пособиями по допросам, нарисованными некогда попавшим в замудонск-зауральский КГБ (за контрреволюционные размышления о наличии ветчины в ветчинно-рубленой колбасе) в состоянии алкогольного опьянения второй степени художником Альбрехтом Дюдером по мотивам книги Инститориса и Шпренгера «Молот ведьм». Забавное, надо вам сказать, зрелище…

Нат приготовил Керту стакан «Кровавой гэбни» и поинтересовался, чего молодому человеку надо. Мол, какого хрена. По делам или так, постучать. Керт выложил перед Натом пачку «Беломора» с бродящей по ней желтой точкой. Тот посмотрел на точку, улыбнулся и спросил:

– Михаила Федоровича ищете?

– Откуда вы знаете? – изумился проницательности буфетчика Керт.

– От верблюда, – таинственно улыбнулся Нат. И ткнул пальцем себе за спину. И верблюд с пачки «Кэмела» солидно кивнул и сплюнул. Плевок пролетел над виртуозно пригнувшимся Нат Бинг Колом и попал точно в урну у входа. А Нат вынул из пачки «Кэмела» папиросу, зло сказал «Беломор», сунул ее обратно, затем спросил у Керта: «Вы позволите?», не дождавшись ответа, вытащил из пачки «Беломора» сигарету, удовлетворенно сказал: «Кэмел» и закурил. Затем он пододвинул Керту стакан «Кровавой гэбни», плеснул себе и поднял стакан. Керт, не привыкший выпивать с утра, тем не менее, чтобы не обижать старика, выпил и сказал с пониманием:

– «Кровавая Мэри»?

– А вот и нет! – как ребенок обрадовался отставник. – «Кровавая гэбня». Но это между нами. А так, для общего пользования, «Кровавая Мэри». Но есть очень важное отличие. У «Кровавой Мэри» кровавое только название. А у «Кровавой гэбни» кровь в…

– Не продолжайте! – заорал Керт.

– Так вот, – не обращая внимания на протест Керта, сладострастно продолжил старик, – это случилось в городе Одессе в одна тысяча девятьсот шестом году…

И Керт волей-неволей (больше неволей, чем волей) стал слушать.

– В одесский порт часто заходили корабли, большие корабли из океана. Из Атлантики. Через Гибралтар, Средиземное море, Дарданеллы, Босфор… Ну и дальше через Черное море напрямик в Одессу. А в Одессе – прямиком в кабаки. Был там один популярный кабак «Гамбринус», и держал его один одесский еврей Гарфанкл. Но не евреем был славен кабак, а шансонеткой по имени Мэри и по фамилии Пикфорд. Но по фамилии ее знали только в полиции, куда она попадала за дела с греками Янаки, Ставраки и папой Сатыросом типа контрабанды чулками, коньяком, презервативами. Должен вам сказать, молодой человек, что с презервативами в стране были большие проблемы. В том, что их не было. Но не в этом дело. Значит, завалились моряки в кабак понаслаждаться танцем Мэри и пением, естественно. Должен вам сказать, что эти моряки были не совсем моряки. В общем, в море они занимались тем, что грабили греков Янаки, Ставраки и папу Сатыроса. Пираты двадцатого века. В общем, эта морская шпана жрала пиво под пение и пляски Мэри. А Яшка-скрипач – уже потом. И тут в кабак, распахнув с шумом двери ногой, вошел просвежиться пивком Джемми-моряк, который только что привел в Одессу шаланду, полную дешевых турецких презервативов. А один уже был на нем. Чтобы не тратить время. И как, значит, он покончит с пивом, а Мэри – с танцами и пением, тут-то он ей и засандалит по старой морской традиции. Ну, пираты сразу просекли, что сейчас-то и начнется. Не такой человек их батька Джек Браун, чтобы конкурента (по презервативам и по Мэри) не замочить. И батька Джек встал и вынул шпагу, а где он ее взял, уму непостижимо. Последний раз одесситы видели живую шпагу у Дюка Ришелье, которую проглатывал факир Залман-бей, непутевый брат Исаака Бобеля, хотя и Исаак был не шибко путевый. Однажды во время выступления в шапито братьев Барнум Залман-бей поперхнулся, и его вместе со шпагой и похоронили. А Исаака – неизвестно где.

И вот Джек вынул шпагу, а Джемми – свой верный именной наган с гравировкой «От покойной Мурки». И Мэри сразу же запела старинный французский шансон «Наши девицы-орлицы разлетелись все, как птицы, и живут, шалавы, в лагерях», потому что ей, сучке, приятно, когда такие орлы из-за нее мудохаться начнут. А под такую песнь им мудохаться будет веселее. А потом кто-нибудь ей и доставит маленькое женское счастье. Батька Джек Браун – по второму, а Джемми-моряк – по первому (сегодня) разу. И вот один машет шпагой, а второй пуляет из нагана. И уже трупов выше крыши, и уже в кабаке только Джек Браун, Джемми и Мэри. И хозяин Гарфанкл за стойкой с лафитником водки за этим делом наблюдает. И вот уже у Джемми в нагане один патрон, а у батьки Джека Брауна в шпаге один укол. И тут… (извините, в авантюрном романе без «и тут» не обойтись) в кабак вошла рыбачка Софи Лорен, только что причалившая к берегу баркас с итальянскими прокладками. Бойцы наши так увидели ее в первый раз. И от недоумения стрельнули пулей и уколом. А пуля – она, как известно, дура, и укол – тоже тот еще кретин. И оба угодили в Мэри. И ее кровь брызнула прямо в лафитник в руке буфетчика Гарфанкла. И он от неожиданности водку и хлобыстнул. И эта водка с кровью христианской девки (а тут и Песах подвернулся) ему – самое оно. А так как не всегда под рукой есть кровь христианской девки, то ее заменили томатным соком. Вкус не тот, конечно, но… Вот откуда «Кровавая Мэри». Водка с томатным соком. А «Кровавая гэбня» – это совсем не то. И старый буфетчик отглотнул и причмокнул.

Керт завороженно (что означает слово «завороженно», я не знаю, но звучит завораживающе) слушал, но на последних словах слегка поперхнулся. А Гарфанкл (я думаю, вы догадались, что гэбэшный буфетчик был не Натом Бинг Колом – это наши конспиративные штучки, а одним из тех Гарфанклов, которые держали «Гамбринус») допил «Кровавую Гэбню» и буднично докончил повесть, печальнее которой нет на свете:

– Ну, рыбачка Софи вышла замуж за Джемми-моряка. Вся Пересыпь гуляла. Ну, и презервативный бизнес объединили с прокладочным. С тех пор рождаемость в Одессе сильно упала. А у Софи и Джемми-моряка дети пошли. Разных полов, разных национальностей, сами понимаете, оба все время в море. А однажды Джемми доставлял презервативы в горы Кавказа, там… Ну, его, конечно, зарезали, а сына назвали Барри. А уж сына Барри в честь деда (по этому поводу вырезали соседний аул, а за что, никто так и не понял) назвали Джемми. Так его и сейчас зовут. Джемми Хендрикс. Такая была фамилия у Джемми-моряка.

И старый шинкарь Гарфанкл пустил слезу. Слезу по тем давним временам. Когда крепкие настоящие мужчины пускали кровь, не задумываясь. Даже не зная, за что. Потому что таково было их предназначение. Потому что был такой приказ. Шлепнуть парня в семнадцатой камере в кепке набок и зуб золотой. Дружочка своего. Саймона. Близкого. С которым пели в кабаке «Гамбринус». До Мэри. «Саймон и Гарфанкл». А после семнадцатого пути их разошлись. Гарфанкл стал работать в ЧК, а Саймон куда-то запропастился и обнаружился только в каком-то году. По части шпионажа. В пользу кого-то. В семнадцатой камере.

Старый, уже хрен разберешь кто, запечалился, опустил нижнюю челюсть и влил в открывшееся зевло стаканец «Кровавой гэбни». Потом взял раритетную пачку «Беломора», вытянул из нее трубку с мордой Мефистофеля, набил морду Мефистофелю табаком «Капитанский» и поднес к ней зажигалку, сделанную из снаряда стопятидесятидвухмиллиметровой гаубицы. Мефистофеля передернуло, Ната-Гарфанкла передернуло, а когда Гарфанкл выпустил клуб дыма, на сотую долю секунды превратившись в паровоз «Иосиф Сталин» выпуска сорок первого года, передернуло и Керта. Но он смело откашлялся, со сладким отвращением допил «Кровавую гэбню» и спросил:

– И что мне делать, дед? Где искать этого пресловутого Михаила Федоровича, который даст мне ответ на вопрос о вопросе, который я должен ему задать?

Меж тем сотая доля секунды, на которую Гарфанкл под воздействием табака «Капитанского» превратился в паровоз «Иосиф Сталин» выпуска сорок первого года, на взгляд Керта, несколько затянулась. Более того, в паровозе ничего не напоминало Гарфанкла, кроме вылетавшего из трубы отработанного табака «Капитанский». Паровоз «Иосиф Сталин», бывший Гарфанкл, проломил стойку буфета и малой своей частью выехал в центр. Затем подмигнул правой фарой и достаточно внятно прогудел:

– Садись.

Керт, отметив некоторую необычность в обладании паровозом «Иосиф Сталин» выпуска сорок первого года относительно человеческим голосом, тем не менее в кабину сел, показав себя вполне современным человеком, пренебрегающим условностями в виде перемещения в пространстве паровоза «Иосиф Сталин» выпуска сорок первого года. Можно было бы и подлиннее фразу залудить. Нарративнее, по-русски говоря. Ну, да хрен бы с ней, время не ждет.

История, нарратив, по-русски говоря, гонит вперед, впивается колючками шпор в бока автора, заставляя мозговые извилины сладострастно корчиться, поискривая вспышками нейронов от фантазийного перенапряжения, что автор по наивности держит за талант. А на самом деле и не талант вовсе а так какие-никакие проблески заставляющие пальцы стучать по клавишам а на следующий день поутру задавать себе сакраментальный вопрос из какой такой логики из старого Гарфанкла… и почему Гарфанкла когда на самом деле он Нат Бинг Кол а если приглядеться повнимательнее бас-гитарист ВИА «Вперед лети» Скат Лафара прославившийся тем что на гастролях в Замудонск-Кемеровском пытался набить морду гитаристу Питу Ричардсу за то что тот отфаловал администраторшу Салли из Замудонск-Кемеровской филармонии и не просто отфаловал а отфаловал вне очереди впереди барабанщика Барта Блэки второй гитары Эрика и самое главное впереди музыкального руководителя Роджера по прозвищу Основной а за это в царской армии стрелялись и жаль что приходится отстаивать честь коллектива столь примитивным способом как битье морды включенной бас-гитарой отчего Пит Ричардс еще неделю дергался в ритме босанова и весь репертуар гастролера Фредди честь которого в результате беспорядочного фалования не была затронута потому что не по этому делу пришлось переводить на босанову и молодые жительницы Замудонск-Кемеровского пели «две девчонки танцуют на палубе» в ритме босанова а мальцу родившемуся через девять месяцев у администраторши Салли дали имя Босанова… вылупился паровоз «Иосиф Сталин» выпуска сорок первого года

И поразмыслив над этим скопищем букв, автор оставляет все в таком виде, в каком вы это видите, мотивируя гордо вскинутым подбородком: «А я так вижу!», а вы уж сами ищите второй план, считывайте третий смысл или собирайтесь на демонстрацию с лозунгом «Деньги – обратно!».

Итак, Керт залез в кабину и, не обнаружив ничего, чем можно было бы руководить паровозом, просто сказал: «Ноооо». И паровоз «Иосиф Сталин» сорок первого года (Нат Бинг Кол, Гарфанкл, Скат Лафара) внезапно вспомнил, что в прошлой жизни он был конем по имени Боливар, который однажды не вынес двоих, взревел, дал струю дыма от «Капитанского» табака, от чего ромашки спрятались и поникли лютики, а бездомный воробей Майкл скончался от эмфиземы легких, и рванул вперед.

Леса в снегу, поля в снегу, березки пляшут на лугу, и очень быстро отстают, усталые… И снова – лес, поля – в снегу… today и tomorrow.

А вслед Керту махали платочками трехногий пес и мусор (мент) Джилиам Клинтон.

Линия Джемми Хендрикса

– Так, с чего начнем? Кто такой Михаил Федорыч? Почему я должен знать Михаила Федоровича? Рамзана Тупаковича знаю, Боба Бобовича, преемника его, – так, немножко… а зачем он мне? О брат, ты опять тут. Скажи, брат, ты считаешь, что вот это так вот правильно, когда собака летает? Ты что, брат, комар? Ту-134? Ракета «земля – воздух»? И где твоя четвертая нога, брат? Там же, где мои яйца? Не наступай на больное место, брат… Хотя на что наступать, ты же сам их откусил. С чего начнем, брат? Как Берри найти? А чего его искать? Он тут рядом в школе. Потом в университет поступит. Юристом будет. Адвокатом. Или прокурором. Или судьей. Или по очереди. Когда что нужно… Как это не будет?! На этой русской биляд жениться?! Ты с ума сошел, брат, ее весь район тихти-пихти, я тебе за Берри вторую ногу оторву! Отпусти мой корень, брат, я тебя прошу, отпусти. Мне что, на поле с огурцом в трусах выходить? Не вырос еще такой огурец! Чтобы мой корень! Нет, брат, я понимаю, что и корень не вырастет. Но как такой чистый мальчик, как Берри, на такой русский биляд женится? Это, брат, никак… Семья не поймет… Нет, брат, не надо яйца Берри. А то что получается, брат? Я – без яиц, Берри – без яиц. Кто род продолжать будет? Кто, брат, тебе кровную месть объявит за яйца? Мои и Берри? Хорошо. Вечером пойдем к старикам, обсудим. Сейчас пойдем?.. Собрал стариков? Как удалось? Кто ты такой вообще?! Яйца отгрызать! Корень мой надкусывать! Берри на русский биляд женить! Кто ты такой?! Я тебя корейцам на обед отдам! Прости, брат, я забыл… В Вудстоке, говоришь? В холодильнике? И опять Михаил Федорович… Ладно, брат. Берем машину, нет, «десятка» не подойдет, не солидно. Я у дяди Джастина Бешеного «Ленд-Крузер» возьму, он сейчас на больничном, его вместе с Денни Айеловичем прямо в РУВД подстрелили, когда Джастин Бешеный за своей долей с ребятами с гор спустился, а к Денни Айеловичу из городского УВД ребята за своей долей приехали, а у Денни Айеловича осталась только доля федералов, которые вот-вот должны были приехать. И приехали, и Денни Айелович им долю отдал. Потому что как не отдать федералам, чтобы от федералов транш. И Джастин Бешеный совсем бешеный стал. Ему еда нужен, автомат нужен, гранатомет нужен… А как без гранатомета? Как без гранатомета РУВД взять, когда ты за своей долей с гор спускаешься, а тут городской УВД на БМП, а федералы свою долю забрали, потому что на танке, и получается, брат, безобразие. Федералы из Москвы и лично Боб Бобович дотация присылают, а федералы из Башмак-Калы ее забирают. Всю. Раньше – на три части. Кто спорил? Справедливо. А сейчас?.. Ну, Джастин Бешеный последний выстрел из гранатомета… Можешь мне, брат, не верить, но танк аж подскочил. Он – испуганный! В него первый раз из гранатомета! И он стреляет! Прямо из пушки! Ну, не совсем прямо… Я думаю, он в Джастин Бешеный стрелял, а попал в БМП ребят из городского УВД. И один из них, герой-парень – лейтенант, джигит, горец, настоящий нохчи, по Джастину Бешеному из пулемета. И тут как раз мулла из мечети к намазу стал звать. Но его никто не слышит. Стреляют. А время молитвы вот-вот. И тогда мулла достал ружье, который ему достался от прадеда, а тому подарил его прадед, который ребенком забрал его у денщика генерала Ермолова, когда денщик на его грядку с тимьяном по большой нужде присел. Прадед прадеда, джигит, горец, настоящий нохчи, когда на твой тимьян русский денщик по большой нужде… А?.. Если бы сам генерал… А то денщик… Ты меня понимаешь, брат?.. Так вот, мулла берет этот родовой ружье и стреляет. Куда стреляет, сказать не могу, он, может, и говорил, но из-за стрельбы в селе шумно было, я, наверное, не расслышал, но попал он в дядю Джастина Бешеного. Который на служебном «Ленд-Крузере» на охрану Денни Айеловича ехал заступать. Но дядя Джастин Бешеный, джигит, горец, настоящий нохчи, выхватил именной ТТ, подаренный за верную службу капитану Бриннеру командиром Таманской дивизии. И, веришь, брат, этот выстрел, единственный, который попал в цель. Хотя, если честно, брат, не гарантирую, что дядя Джастин Бешеный в Денни Айеловича целился. С чего, брат, скажи, ему в Денни Айеловича целиться? Ни дядя Джастин Бешеный Денни Айеловичу ничего не должен, ни Денни Айелович – дяде Джастину Бешеному. Денни Айелович сам знает, когда зарплату заплатить. Но дядя Джастин Бешный ушел на больничный. Сразу после похорон Денни Айеловича, муллы, ребят из городского УВД. Ну а федералов в Башмак-Калу отвезли. И, веришь, брат, дотация из Москвы и лично от Боба Бобовича куда-то сгорела. Так что, брат, идем к дяде Джастину Бешеному, он сейчас в доме Денни Айеловича на больничном лежит. Потому что жена дяди Джастина Бешеного совсем старая, ухаживать не может, а вдова Денни Айеловича – молодой. У него сил больше. Забираем «Ленд-Крузер» и едем в горы. За русской девчонкой. Забыл, как зовут. Такой простой русский имя… Ну да ладно, потом вспомню.

Примечания

1

Имя и отчество настоящие, фамилия закодирована.

2

Должен заметить, что расшифровкой аббревиатуры ВМААКС занимались лучшие умы Академии наук СССР, но так ничего и не смогли сделать. На этом деле сотни диссертаций защитили. В ранние времена ведомство Лоуренса Пабловича в поисках расшифровки добралось до Лос-Аламоса. Но ни Оппенгеймер, ни Поллард, ни еще кто в Лос-Аламосе об ВМААКСе ничего не слышали. И вместо расшифровки ВМААКСа приволокли чертежи атомной бомбы. Не с пустыми же руками возвращаться. Пришлось нашей науке самой прокладывать путь. И на этом пути неведомо как родилась идея синхрофазотрона в Обнинске, произошло самопроизвольное рождение сто шестьдесят второго элемента таблицы Менделеева, названного по неожиданности появления поллюцием, и был открыт способ выработки сыра «Русский камамбер». Но о расшифровке аббревиатуры ВМААКС так ничего и не узнали.

3

Ничего выстроилась фраза. В рамках «никто не придерется».

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.