Дестроер (№31) - Ужас в Белом Доме

— По-моему, — ответил Римо, — я их узнал. Смотри, Чиун, это политики. Может быть, даже члены Конгресса.

— Тогда я буду с ними говорить.

Чиун двинулся по направлению к группе.

Первым заметил стремительно приближавшегося к ним маленького желтолицего человечка спикер палаты представителей.

— Минуту, господа, — извинился он и, улыбаясь, повернулся к Чиуну, который подошел к нему с каменным лицом, словно учитель, встречающийся под конец семестра с родителям второгодников.

— Вы — член Конгресса?

— Точно так, сэр. Чем могу помочь вам?

— Еще недавно я пылал по отношению к вам праведным гневом — ибо для того, чтобы показывать по телевизору ваши толстые физиономии, отменили мои чудесные, дневные драмы. Но теперь это благородное искусство пришло в упадок — и мне все равно, показывают их или нет. Где Конституция?

— Конституция?

— Да, да. Не притворяйтесь. Это документ, для защиты которого я работаю столько лет — чтобы вы все были счастливы, словно несмышленые дети; мне же достается лишь упорный, каторжный труд. Так где Конституция?

Спикер палаты представителей пожал плечами.

— Будь я проклят, если я знаю... Нейл! Том! Вы не в курсе случайно, где находится Конституция?

— Думаю, в библиотеке Конгресса, — растеряно откликнулся Нейл, седеющий мужчина с длинным лошадиным лицом, покрытым нездоровыми красноватыми пятнами.

— Или в национальном архиве, — предположил один из его коллег, к которому спикер обращался как к Тому.

У этого физиономия была простая, открытая — так и хотелось довериться ему, как родному. Крупные, рельефные черты словно вырезали из большой, сочной, спелой картофелины.

— Вы работаете здесь, джентльмены? — сумрачным тоном спросил Чиун.

— Да, сэр, мы члены Конгресса... Очень рад познакомиться.

Нейл смущенно протянул руку.

Чиун не обратил на нее ни малейшего внимания.

— Значит, вы работаете на Конституцию, но где находится она — никто из вас не знает?

— Я лично работаю на своих избирателей, — Нейл пожал плечами.

— А я — на свою семью, — хмыкнул Том.

— А я — для своей страны, — улыбнулся спикер.

— Хотя раньше, — успел ввернуть Нейл, — я работал на «Колгейт».

— Подумаешь, — пожал плечами Том. — Мне приходилось разносить газеты — зимой, в мороз.

— Сумасшедшие, — закивал Чиун. — Это собрание сумасшедших. — Втянув в плечи голову, он зашагал к Римо. — Зачем ты привел меня в сумасшедший дом?

— Ты же сказал, что нам нужно найти ту самую яму, в которую пытаются заманить президента. Так вот, он будет выступать вон на тех ступенях. Где же здесь яма, Чиун?

Чиун не слушал его.

— Это очень странное здание.

— Почему?

— Здесь очень, очень чисто.

— Его каждый день убирают. И это стоит недешево, — ответил Римо.

— Нет, это не такая чистота. В мире не существует дворцов, где бы не было хотя бы каких-нибудь насекомых. А здесь нет ни одного.

— Почем ты знаешь? Может, тут в щелях стен живут такие маленькие клопики. А ночью выползают и танцуют при луне.

— Пусть лучше танцуют на твоей физиономии, — посоветовал Чиун. — Здесь нет ни одного — и очень, очень необычно для замка.

— Да ведь это не замок, Чиун. И не дворец вовсе. Это дом, где живет демократия. А тараканы и клопы, наверное, сплошь монархисты.

— Но этой страной управляет один человек? — спросил Чиун.

— Ну... можно сказать и так, папочка.

— И у него есть секретная служба, к которой принадлежим и мы — верно?

— Верно.

— И мы убиваем его врагов, где бы и кто они ни были.

Римо обреченно пожал плечами. Неизбежность вывода угнетала его.

— Значит, эта страна ничем не отличается от прочих, — заключил Чиун радостно. — Только делают здесь все медленнее. Вся разница между вашей страной и абсолютной монархией — в том, что в абсолютной монархии все гораздо быстрей и проще.

— Если там все так просто, почему они не могут выгнать тараканов из дворцов? — поинтересовался Римо.

— Римо, временами ты становишься невыносимо глуп.

— Гм... и почему это?

— Послушай только, какие звуки ты издаешь носом — «гм». Можно подумать, я никогда не учил тебя разговаривать.

— Нечего придираться ко всяким звукам. Ты лучше про тараканов ответь.

— Тараканы — неотъемлемая часть нашей жизни. Они вечны, как вселенная. Они жили везде: — В египетских пирамидах, во дворце царя Соломона, в замках французских королей. Они вечны.

— А здесь, значит, их нет?

— Разумеется, нет ни одного. Скажи, разве ты их слышишь?

— Не слышу, — признался Римо.

— Ну вот.

— А ты хочешь сказать, что способен слышать возню тараканов? — Римо недоверчиво прищурился.

— Я раньше и подумать не мог, что Мастер Синанджу способен опуститься до такого, — Чиун скорбно покачал головой. — Стоять среди безжизненных стен этого здания, как вы там называете его...

— Здание Конгресса. Капитолий.

— Да. Именно. Стоять среди этих безжизненных стен и разговаривать о тараканах с тем, кто вряд ли сам чем-нибудь от их отличается. Мои предки осудили бы меня со всей суровостью — я втоптал имя Синанджу в такую грязь...

— Если я таракан, а партнерство у нас с тобой равное, кто тогда ты?

— Тараканий учитель. О, Дом Синанджу, что стало с тобой!..

* * *

Осгуд Харли яростно чесался со сна, вонзаясь в свою бледную плоть грязными обкусанными ногтями. От джинсов, которые он не удосужился снять на ночь, на животе осталась красная полоса. Да, придется поплатиться за то, что вчера он выпил две бутылки вина и заснул одетым — от этого чресла его яростно потели, и начинался невыносимый зуд в паху. Осгуд Харли считал эту неизлечимую болезнь истинным проклятием человечества.

В старые добрые времена такого с ним не случалось. И не было привычки пить в одиночку в обшарпанной квартирке чердачного этажа.

Тогда Осгуд Харли был символом действия — комитеты, коалиции, акции протеста, телевизионные передачи, журнальные интервью, деньги, травка и девочки. Каждую ночь Осгуд Харли спал в новой постели — от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка и от Селмы до Бостона.

Но вскоре вся суматоха постепенно сошла на нет. Вьетнамская война принесла американской экономике миллионы долларов. Те, кто имел работу — а имели ее тогда почти все — получали такие деньги, что позволяли себе тратить немалую их часть на своих длинноволосых отпрысков, дабы те могли вволю протестовать — в том числе и против войны, обеспечивающей их беззаботное существование. Но война кончилась, вливания в экономику иссякли, и юные революционеры обнаружили, что жизнь без папочкиного чека в почтовом ящике отнюдь не так приятна. Поэтому они обрезали волосы, сменили деревянные сандалии на лакированные туфли и отправились в колледжи — изучать бухгалтерский учет или право, чтобы впоследствии получить работу на Уолл-стрит и счет в «Бэнк оф Америка».

Наиболее яростные революционеры пошли по иному пути. Когда родительские дотации на блаженное ничегонеделание подошли к концу, одни стали промышлять торговлей наркотиками, другие — ушли в религиозные секты, а третьи мотались по всей стране в поисках случайного заработка, перебиваясь где и чем могли.

Ни один из этих способов не устраивал, однако, Осгуда Харли. В отличие от большинства его сверстников он был и остался настоящим революционером и свято верил в необходимость разрушения капиталистического общества. И когда высокий джентльмен с ухоженными ногтями и белозубой улыбкой предложил ему пять тысяч за то, чтобы Харли помог ему и его друзьям «подкузмить президента», Осгуд Харли согласился с радостью.

Конечно, роль его была не Бог весть какой. От Харли наверняка было бы больше толку, если бы ему предложили, как в старые добрые времена, распространять пресс-релизы, организовывать пикеты, собирать подписи, однако, новые хозяева сразу предупредили его: одно лишнее слово — и он может забыть о своих пяти тысячах. Но поскольку в тот момент в кармане у Харли было сорок девять центов, а на задней части последней пары джинсов протерлась основательная дыра, он счел это условие не слишком обременительным.

Конечно, он будет молчать, как рыба. Тем более про их дурацкие задания. Додумались же — купить двести фотоаппаратов!

Харли уже собирался перестать чесаться, как вдруг позвонили в дверь. На пороге взору Харли предстали молодой человек в бейсбольной кепке с надписью «Служба доставки» и большой картонный ящик, стоящий у его ног.

— Мистер Харли?

— Он, и никто иной.

— Я привез ваш заказ. Фотоаппараты.

— Общим числом тридцать шесть штук! Входите.

Харли распахнул дверь, и молодой человек, подняв ящик, вошел в комнату.

— Куда прикажете поставить?

— Вон туда. Рядом со шкафом. Там у меня и остальные лежат.

— Остальные? У вас, кроме этих, есть и еще?

— Разумеется.

Харли с будничным видом пожал плечами.

— Вы, должно быть, магазин открываете, — предположил молодой человек, осторожно опуская коробку на пол.

— Да нет, просто я — тайный агент ЦРУ, и это — часть моего нового задания, — изрек Харли с широкой улыбкой, долженствующей означать, что доля правды в его шутке мала до невероятия.

Однако, молоденький рассыльный, вежливо улыбнувшись в ответ, задержал взгляд на лице Харли — словно стараясь запомнить его на случай, если потом его о нем станут расспрашивать.

— Распишитесь в квитанции, мистер Харли.

— Да, да. Спасибо. Вы сэкономили мне уйму времени.

Достав из кармана толстую пачку денег, Харли отыскал среди пятидесяти долларовых банкнот потрепанную бумажку в десять долларов, которую вручил молодому человеку.

— Вот. Это вам. И еще раз спасибо.

— О, и вам спасибо, мистер Харли! Спасибо огромное!

Закрыв за молодым человеком дверь, Харли подошел к коробке с фотоаппаратами, купленными по оптовой цене в большом магазине в самом центре города, от души пнул ее ногой. Задание казалось ему все более детским. Ну вот, у него есть эти чертовы двести аппаратов, и что теперь?

Подумав еще пару минут, Харли снова врезал ногой по коробке. И словно отзываясь на звук удара, в прихожей задребезжал звонок.

Чертыхнувшись, Харли подошел к двери и отпер ее. На пороге снова стоял молодой рассыльный.

— Я нашел вот это внизу, на батарее отопления. Здесь стоит ваше имя, — сказал он, протягивая Харли простой белый конверт, на котором печатными буквами было выведено: «Осгуд Харли».

— Спасибо, приятель, — Харли подмигнул рассыльному.

Захлопнув дверь, Харли вскрыл конверт. Внутри оказался листок с двумя отпечатанными на машинке строчками: «Ровно в два десять у телефонной будки на углу шестнадцатой и Кей-стрит. Захватите карандаш и бумагу».

Без подписи.

До телефонной будки Харли добрался в два часа двенадцать минут; двухминутная задержка объяснялась желанием выпить по дороге сухой мартини. В два пятнадцать телефон в будке зазвонил.

Харли снял трубку.

— Алло! Осгуд Харли слушает.

— Прекрасно, — изрек голос в трубке.

— Алло! — сердито повторил Харли, заподозривший по насмешливой интонации собеседника, что сделал что-то не так — хотя и не знал, что именно.

— Карандаш и бумага у вас с собой?

— Прямо под рукой, — пробурчал в трубку Харли.

— Поскольку, купив фотоаппараты, вы выполнили первую часть задания, пора переходить ко второй. Вам понадобится дюжина пугачей — знаете, пластмассовых, детских. Запишите: ровно дюжина. Выбирайте, какие получше. Главное — чтобы громко хлопали. Только не вздумайте проверять прямо в магазине. Все поняли?

— Понял, — ответил Харли. — Дюжина пугачей. Чтоб погромче хлопали.

— Когда вы повторяете вслух инструкции, дверь кабины должна быть закрыта, — недовольно произнес голос.

Дотянувшись до ручки, Харли с треском захлопнул дверь.

— Прекрасно. Кроме того, вам понадобятся четыре кассетных магнитофона. С питанием от батарей и скоростью движения ленты один и семь восьмых дюйма в секунду. Самого малого размера, какой сможете найти. К каждому из них вы купите комплект батареек. Новых. Не покупайте использованные. Поняли все?

— Все, — кивнул Харли.

— Повторите.

— Четыре кассетных магнитофона...

— Причем не обязательно пишущих. Можете купить четыре плэйера.

— Ладно, — Харли записал. — Значит, четыре плэйера. Малого размера. С батарейками. Новыми. И чтобы скорость была один и семь восьмых дюйма в секунду.

— Отлично. И последнее. В телефонной будке, в которой вы сейчас стоите, вы найдете ключ. Он приклеен снизу к полке пол телефоном. Возьмите — и берегите его. С его помощью вы получите последние инструкции и вторую часть гонорара. Ключ нашли?

— Да, нашел. Вот он.

— Прекрасно. Теперь главное для вас — запастись терпением. Через несколько дней мы намылим правительству шею. Хорошенько намылим. И ваше участие будет решающим. Будьте здоровы.

В трубке раздались гудки. Опустив ее на рычаг и коротко ругнувшись, Харли распахнул дверь будки и вышел на улицу, решив по дороге домой заглянуть в винный магазин.

Глава четырнадцатая

— Еще раз говорю вам: у нас нет ничего нового, — повторил в телефонную трубку Римо.

— Это никуда не годится.

Недовольный тон придавал кислому голосу шефа оттенок хинной горечи.

— Да уж наверное. Но вам, Смитти, придется примириться с тем, что у нас-таки ничего нет — и, уверяю вас, вряд ли будет.

— А вам придется примириться с тем, что вы двое — наш единственный шанс, Римо. И у вас осталось совсем мало времени. Кроме того...

— Смитти, — перебил Римо, — по какой цене продают сейчас шкурки шиншиллы?

— Три тысячи четыреста двенадцать долларов за штуку, — ответил Смит без всякой паузы. — Но...

— А каков обменный курс голландского гульдена?

— Три и семьдесят два за доллар. Вам не кажется, что пора заканчивать? Может сорваться наше самое крупное задание, а вы тут...

— А средняя цена на золото?

— Сто тридцать семь долларов двадцать два цента за унцию, — на этот раз Смит сделал паузу. — Полагаю, в этих вопросах заложен какой-то смысл?

— Заложен, заложен. — Римо кивнул. — Смысл в том, что на вас работает чертова уйма народу, и вы знаете все — о рынке верблюжьего дерьма в Афганистане, о том, только тонн курных костей в год покупают зулусы, чтобы украсить ими свои носы, можете узнать, где угодно и что угодно, но когда пахнет жареным — начинаете дергать меня. А у меня ведь нет ваших возможностей, Смитти. И вынюхивать я не мастак. И я понятия не имею, кто именно собирается убить президента. И понятия не имею, как именно. А главное — как их остановить. И мне кажется, у них есть все шансы осуществить задуманное. И еще мне кажется, что если ваша чертова уйма агентов не может раздобыть для вас эту информацию, то вы зря платите им деньги — вот что мне кажется.

— Понятно, — ровным голосом сказал Смитти. — Все ваши соображения будут рассмотрены в надлежащее время. Вы были в Капитолии?

— Был. И не узнал ничего — кроме того, что у Тома жирная физиономия, а Нейл раньше трудился в «Колгейт».

— И у вас нет никаких соображений но поводу возможной попытки покушения?

— Никаких абсолютно.

— А Чиун? Что думает он по этому поводу?

— Чиун озабочен отсутствием в Капитолии тараканов.

— Прекрасно, — тон Смита можно было бы назвать саркастическим, если бы сарказм не был обычной манерой его речи. — Это все, что вы можете сказать мне?

— Да. Если хотите узнать что-то еще — лучше прочитайте отчет Комисии Уоррена. Может, и найдете там что-нибудь, — посоветовал Римо.

— Возможно, — сухо ответил Смит. — Но я полагаю, работать вы продолжаете?

— Можете полагать, что вам вздумается, — огрызнулся Римо.

Повесив трубку, он сердито посмотрел в сторону Чиуна, который восседал в углу в позе лотоса на красной соломенной циновке, укутавшись в свой золотистый халат. Его глаза, были закрыты, а на лице читалась такая отрешенность от происходящего, словно он в любую минуту был готов раствориться в воздухе для слияния с мировым духом.

Однако прежде чем Римо успел заговорить, Чиун протестующе поднял руку.

— Твои заботы нисколько не интересуют меня.

— Ценный же ты партнер, папочка.

— Я уже говорил тебе. Ты должен найти яму. Эта попытка убийства...

— Покушение.

— Ничего подобного, — замотал головой Чиун. — Покушение — задача для ассасина, требующая умения, таланта и опыта. В ином случае — это обычное пошлое убийство. И перестань перебивать меня. Это невежливо. Вообще твои манеры в последнее время стали ужасны.

— Ах, извини, пожалуйста, папочка. Мне так неловко! Смит полчаса вправлял мне мозги, что, дескать, вот-вот ухлопают президента, а ты решил заняться моими манерами!

— Человек должен оставаться человеком — даже если его жизнь омрачают некоторые досадные мелочи, — наставительно изрек Чиун. — А тебе все равно придется искать яму, Римо. Потому что они попытаются убить вашего императора со смешными зубами именно таким способом.

— И где же прикажешь ее искать?

Глаза Чиуна радостно заблестели.

— Знаю, знаю, — замахал рукой Римо. — В моей голове. В моем толстом брюхе, еще где-нибудь. Брось, Чиун. Кончай язвить. У меня и правда проблемы.

— Тогда ищи яму.

Чиун снова закрыл глаза.

— Может, хоть на этот раз обойдемся без азиатской мудрости?

— Мудрость необходима везде. Если бы червь следил за движением солнца, большая болотная птица не сожрала бы его.

— А-а-а! — издав вопль отчаяния, Римо прыгнул на стену за спиной Чиуна.

Ступни коснулись ее в четырех фугах от пола, и Римо побежал, откинувшись назад и наклонив голову. Когда его ступни уже касались потолка, а голова чуть-чуть не доставала до пола, Римо легким, почти ленивым прыжком вернул себе первоначальное положение.

— Углы, — коротко произнес Чиун, снова прикрыв глаза и сомкнув пальцы.

С прежним отчаянным «а-а-а» Римо вновь ринулся на стену, но на этот раз добежал до потолка, тем же путем вернулся обратно, после чего проделал эту операцию в каждом из четырех углов комнаты, разделив пол шагами на четыре больших треугольника. За этим занятием его и застал стук в дверь.

Римо замер. Чиун, не открывая глаз, восседал в углу. Сколько времени он бегал по стенам — десять минут или час — Римо не представлял, поскольку сердце его билось в обычном ритме — пятьдесят два удара в минуту, грудная клетка делала за минуту двенадцать вдохов и выдохов. На лбу не выступило ни капли пота — уже давно Римо вовсе не потел.

За дверью стоял рассыльный, держа в руках большой белый конверт с надписью.

— Это принесли только что и просили отдать вам, сэр.

Взглянув на конверт, Римо увидел на белой бумаге напечатанное на машинке имя «Римо Мак-Аргл», под которым он зарегистрировался в гостинице. Обратного адреса не было. В конверте лежало что-то твердое, на ощупь напоминавшее книгу.

Римо протянул конверт рассыльному.

— Мне он не нужен.

— У нас доставка бесплатная, сэр.

— Ты что же, думаешь, что я нищий?

— Нет, сэр, не думаю. Нищие в таких номерах не живут. Только если вы его не берете, что же мне-то с ним делать? Обратного адреса на конверте нет.

— А, верно. О'кей, я возьму его. — Римо сунул конверт под мышку. — Вот, держи. Это тебе. — Вынув из кармана ворох мятых банкнот, он, не глядя, сунул его рассыльному.

— Нет, нет, что вы, сэр! — развернув смятые бумажки, парень обнаружил, что в руках у него десятки, двадцатки и даже купюра в пятьдесят долларов. — Вы, должно быть, ошиблись!

— Никоим образом. Забирай. И купи себе собственную гостиницу. Бедняком я уже побывал — и не хочу, чтобы меня теперь за него принимали. Вот, возьми еще мелочь.

Вывернув карман, Римо ссыпал в руки рассыльного горсть мелочи — долларов на десять. Обычно, чтобы мелочь не накапливалась, Римо просто вышвыривал ее прямо на улице, но последние раз или два позабыл сделать это.

Брови парня поднялись под самую челку.

— Вы... вы уверены, сэр?

— Абсолютно уверен. И давай-ка, двигай к себе. Мне нужно еще побегать по стенкам и, кроме того, найти яму, которую не может отыскать никто, кроме меня. У тебя крыша бы не съехала от такого?

— Непременно съехала бы, сэр.

— Ну так до свидания, — сказал Римо. И прежде чем закрыть дверь, крикнул в спину удалявшемуся рассыльному.

— Так запомни: я человек не бедный!

Когда дверь захлопнулась, из угла послышался скрипучий голос Чиуна:

— Ты не бедный. Ты убогий. Убогое подобие мыслящего существа. Если бы развитие вашей расы зависело от таких, как ты, вы бы до сих пор жили на деревьях.

— Я не желаю слушать тебя. А лучше займусь моей почтой.

Вскрыв ногтем указательного пальца конверт, Римо извлек из него толстую книгу в твердой обложке, на которой значилось: «Отчет о работе Конгресса но расследованию покушения на президента Кеннеди».

Больше в конверте не было ничего.

— Как раз то, что мне нужно! — Римо с силой швырнул книгу в угол комнаты. — Наверняка Смитти прислал — для чтения на ночь!

Сидевший в углу Чиун вздохнул.

— Медитировать, находясь в одной комнате с тобой, стало решительно невозможно. Ты кричишь в телефон на сумасшедшего императора, бегаешь по стенам, топая, словно слон, и пыхтя, подобно пароносу...

— Паровозу, — поправил Римо автоматически.

— ...и разговариваешь в дверях с какими-то мальчишками. Нет, с меня довольно. — Чиун вскочил на ноги, словно язычок огня, вырвавшийся из узкого горла лампы. Книга, брошенная Римо, оказалась у него в руке. — О чем здесь написано?

— Это отчет, который сочинило правительство, когда президента Кеннеди убили.

— Почему они называют его покушением? — Чиун вперил в обложку недоуменный взгляд. — Обычное пошлое убийство...

— Не знаю, — сказал Римо. — Я у них не спрашивал.

— А ты эту книгу уже читал?

— Нет. Я поклонник легкого чтения. Шопенгауэра. И Ницше.

— Кто этот Шопенгауэр и кто именно ниже его?

— Что «кто именно»?

— Ты только что сказал «Шопенгауэра и ниже».

— Не бери в голову, — Римо махнул рукой.

— Книги помогают человеку возвысить разум, — заметил Чиун, отвернувшись в сторону. — А в твоем случае, наверное, это единственный оставшийся путь.

Открыв книгу на середине, он заглянул в нее.

— Это очень хорошая книга, — сказал он после минутной паузы.

— Рад, что она тебе понравилась. Бери ее себе. От меня. В подарок.

— Это очень мудро с твоей стороны. Ты еще не вполне безнадежен.

— Вот и наслаждайся. А я ухожу.

— Я попытаюсь пережить это.

В вестибюле Римо нашел в телефонной книге номер Службы безопасности. Порылся в карманах, но напрасно — монетки в десять центов у него не было.

Заметив неподалеку рассыльного, который принес в номер конверт, Римо поманил его пальцем. Тот подошел нехотя, словно боясь, что Римо опомнился и потребует назад свои щедрые чаевые.

— Дашь взаймы десять центов, приятель?

— Охотно, сэр.

Выудив из кармана монету, парень протянул ее Римо.

— Я человек не бедный, — Римо подмигнул ему. — Отдам при первой возможности.

По-видимому, в руководстве Службы еще не до конца прониклись идеями новой политики открытых дверей. И когда Римо вознамерился известить руководство Службы о готовящемся покушении на президента страны, вместо нужного ему кабинета он оказался в маленькой комнатке, где четверо мужчин принялись расспрашивать его, кто он, откуда и по какому поводу здесь находится.

— Когда у вас возник этот план?

— Какой план? — не понял Римо.

— Советую не умничать.

— Да я и не собираюсь. А то буду уж слишком выделяться среди вас.

— Видимо, придется вам здесь задержаться.

— Послушайте. Я ищу только одного человека. Я забыл, как его зовут — у него еще привычка беспрерывно глотать таблетки. Нелады с желудком или что-то вроде того. Я как раз вчера с ним беседовал.

— Бенсона, что ли?

— Наверное. Я приходил к нему вчера по поручению Комиссии конгресса.

— Значит, вы работаете в Комиссии?

— Да.

— В какой именно?

— В комиссии Палаты по неотложным делам. Шестой секретарь.

— Такой не знаю.

— Если не трудно, позвоните Бенсону!

Когда спустя десять минут Римо вошел в кабинет Бенсона, хозяин кабинета только что отправил в рот полную горсть таблеток. В последнее время он заглатывал их пригоршнями, словно это был соленый арахис.

— Д-доб... — оборвав приветствие на полслове, он икнул и закашлялся.

— Выпейте воды, — предложил ему Римо. Бенсон, тяжело дыша, пододвинул к себе стакан. — А я думал, Чиун отучил вас от таблеток. Что, совет насчет яйца не помог?

— Помог. Я целый день великолепно себя чувствовал. Но сегодня опять все пошло наперекосяк — и вот, нате...

— А вы не сдавайтесь, — посоветовал Римо. — Первые несколько недель самые трудные.

— Да, попробую снова. Вот только разберусь со всеми этими бумагами...

Римо окинул взглядом пачки бумаг по футу высотой и понял, что Бенсон никогда не слезет с таблеток. Ему вечно будет что-то мешать. Слишком много работы, слишком плохая погода, слишком капризная жена — у него всегда найдется тысяча поводов, чтобы отложить новую жизнь на завтра. Он так и будет принимать эти таблетки, уверенный, что лекарства облегчают его существование. И приближают смерть.

— Я могу вам чем-то помочь?

Бенсон наконец откашлялся.

— Вы, конечно, знаете, что президенту угрожали. И что завтра на него будет совершено покушение.

Бенсон на секунду встретился глазами с Римо, затем, отведя взгляд, кивнул.

— Знаем, разумеется. И занимаемся только этим. Только... я не совсем понимаю, откуда об этом известно вам?

— Конгресс, — Римо пожал плечами.

— Если бы в Конгрессе знали об этом хоть что-нибудь, это тут же просочилось бы в газеты. Вообще, простите, кто вы такой?

— Да это неважно, — досадливо махнул рукой Римо. — Мы с вами делаем одно дело — и это главное. И поэтому мне хотелось бы побольше узнать о тех деньгах, что вы выплачивали этим мерзавцам.

Нервно сглотнув, Бенсон покачал головой.

— Не думаю, что имею право выдать вам эту информацию.

— Я могу позвонить президенту и попросить его, чтобы он отдал вам такой приказ, если вам так легче.

Римо холодно посмотрел на Бенсона. Бенсон поднял на него воспаленные, с покрасневшими белками глаза — глаза человека, который еще в юности усвоил привычку трудиться на износ и только недавно понял, что именно таких людей глубже всего засасывает болото бюрократии, заваливая их бумажной работой до тех пор, пока их не покинут силы. Пачки бумаг на столе Бенсона перестанут расти, когда в управлении кадров случайно обнаружат свидетельство о его смерти трехмесячной давности.

— Думаю, не обязательно это делать, — произнес наконец Бенсон. — В конце концов, в том, что я поделюсь с вами этой информацией, наверняка не будет большого греха.

Продолжение беседы с Римо означало, что Бенсону удастся избежать по крайней мере двух телефонных звонков, отложить на завтра рассмотрение полудюжины документов и главное — не ломать дома над обсуждаемой проблемой голову. Согласие Бенсона было, безусловно, служебной ошибкой, но люди в его положении хватаются за любой повод, чтобы хотя бы на минуту оторваться от дел. Вот так разрушаются империи, подумал Римо. Рутинная работа убивает бдительность.

— Деньги эти мы посылали на банковский счет в Швейцарии, — помолчав, сказал Бенсон, — И занимался этим Эрни Уолгрин — я, по-моему, уже говорил вам.

— А что с ними происходило потом, вы не знаете?

— Мы проследили, насколько возможно, их дальнейший путь, вернее, пути, поскольку из Швейцарии они расходились по разным счетам в разных странах. В основном — в странах Африки. А кто пользовался ими там — этого мы уже не смогли узнать, к сожалению.

— И никаких зацепок?

— Совсем никаких.

— А что вы думаете по поводу завтрашнего выступления президента?

— Что-то, — покачал головой Бенсон, — подсказывает мне, что обивание порогов в Конгрессе — не основное ваше занятие.

— Может, и так, — согласился Римо. — Так насчет завтра — вы предприняли что-нибудь? Я имею в виду меры безопасности.

— Мы проверили все. Каждый куст. Каждое дерево. Телефонные будки. Крыши домов. Все возможные укрытия. Сделали все, что могли, кажется, заткнули все дыры. И тем не менее, я почему-то уверен, что этого, увы, не достаточно.

— Ладно, может, прорвемся.

Римо внезапно стало жаль Бенсона, и в то же время он ощутил какую-то зависть к нему — вернее, к его преданности долгу, ради которой он вот так гробил себя.

— А ваши ребята, которые занимаются этим, надежные? — спросил Римо, уже приблизившись к двери.

Бенсон, сыпавший в стакан порошок «Алка-зельцера», поднял глаза на Римо и печально кивнул.

— Занимаюсь этим я. Вплоть до последней детали.

— Ну, желаю удачи.

Римо открыл дверь.

— Благодарю. Боюсь, она всем нам понадобился.

— Да, возможно...

* * *

Четыре кассетных плейера и батарейки к ним Осгуд Харли купил в магазине канцелярских товаров на Кей-стрит, отдав за них четыре новеньких пятидесятидолларовых купюры. После чего, недовольно ворча — бумажный пакет оказался громоздким и неудобным — вышел из магазина и поймал такси.

Когда через несколько минут они подъехали к его дому, Харли уже привычным жестом сунул шоферу пятидесятидолларовую.

— Нету сдачи, приятель, — таксист покачал головой.

— А ты когда-нибудь видел такие? — усмехнулся Харли.

— В последнее время — нечасто. А что-нибудь помельче у тебя есть?

— Например?

— Например, меня бы устроила симпатичная маленькая пятерочка.

Таксист взглянул на счетчик, на котором значилось три доллара семьдесят пять центов.

— Получи.

Протянув шоферу пятерку, Харли дождался, пока тот отсчитает ему доллар двадцать пять мелочи, каковую операцию таксист проделывал медленно и неохотно, предоставив Харли достаточно времени поразмыслить о благотворных свойствах чаевых.