Дестроер (№31) - Ужас в Белом Доме

Президент послушно нажал на корпусе телефона кнопку с цифрой «два».

— Добрый день, мистер Мэнделл. С вами говорит президент. Вы хотели узнать что-то насчет энергии?

— Нет, известить — о том, что у вас ее уже не осталось.

— Ну, видите ли, мистер Мэнделл, наши энергоресурсы, разумеется, не бесконечны, и если мы не...

— Да не наши, мистер президент. А ваши. И закончатся они очень скоро. В субботу, через несколько дней.

Угроза, — если это была она, — заставила его на секунду задуматься. Что-то в голосе звонившего говорило о том, что это не обычный сумасшедший. Не было в нем той истерической напористости, повизгивающих нот, которыми всегда отличаются голоса подобных типов. Этот словно сообщал о чем-то давно решенном. Президенту пришли на ум интонации оператора телефонной станции или диспетчера узла полицейской связи.

Рука машинально потянулась к карандашу; на квадратном листке появилась короткая запись: «Возраст ближе к пятидесяти. Южный акцент. Возможно, уроженец Вирджинии».

— Не понимаю, о чем вы, сэр?

— Помните тот случай в Солнечной долине? Так вот, в субботу, сэр — ваша очередь. Вам придется умереть — и я даже назову вам место. Прямо на ступенях Капитолия. Я предупреждал — это случится немедленно, если выплаты прекратятся.

Президент махнул рукой одному из секретарей, давая знак отключить остальные каналы и засечь разговор по второй линии. Наверняка у охраны достаточно средств, чтобы проследить, откуда звонит этот...

— Вы упомянули Солнечную долину? — переспросил президент.

— И вы прекрасно знаете, почему. Тот малый тоже думал, что защищен с головы до ног. Пришлось заставить его расстаться с этой уверенностью. Мы думали, это кое-чему вас научит — но вместо этого вы набили весь дом охранниками. Но они вам, увы, не помогут. Вам придется умереть, мистер президент.

— Предположим, мы выплатим вам ту сумму, которую вы пожелаете? — Президент поймал взгляд советника, который при помощи внутреннего телефона приводил в движение громоздкий аппарат Федерального бюро — они должны были выяснить, откуда сделан звонок, и арестовать звонившего.

— Слишком поздно, мистер президент, — произнес голос в трубке. — Вы умрете, говорю вам. А наш разговор очень скоро закончится — так что ваши люди не успеют засечь меня, не надейтесь. Единственное, что вы можете сделать — оставить записку своему преемнику. Напишите ему, что нам не нравится, когда игнорируют наши просьбы, и когда мы позвоним ему — ровно через неделю после того, как он займет ваше кресло, сэр — лучше ему прислушаться к тому, что мы ему скажем. Всего хорошего, мистер президент. До субботы.

Президент услышал легкий щелчок. Беседа была окончена.

Опустив трубку на рычаг, президент резко поднялся с места. Для передачи он оделся по-домашнему — в светло-голубой свитер с закатанными рукавами, обнажавшими его крепкие запястья и крупные руки фермера.

— Эти звонки нравятся мне все меньше, — заметил он.

Окружавшие его люди, как по команде, шагнули к нему, советник, стоя спиной, все еще прижимал к уху телефонную трубку, пытаясь выяснить местонахождение звонившего.

Секунду спустя, гневно бросив трубку на рычаг, он выпрямился и обернулся к президенту. Виновато развел руками и покачал головой.

— Ладно, оставьте, — махнул рукой президент.

Однако прежде чем выйти из комнаты, он, подойдя к советнику, шепнул:

— Позаботьтесь, чтобы ничего не попало в прессу. Ни слова, слышите! Ничего — пока я сам не обдумаю как следует это дело!

— Разумеется, сэр. С вами... все в порядке?

— Абсолютно. Абсолютно все. Извините, мне нужно подняться наверх. Похоже, настал мой черед звонить...

* * *

Подавшись вперед на своем инвалидном кресле, мистер Сильвестр Монтрофорт пытался вслушаться в то, что говорил ему сидевший напротив Римо, — однако взгляд его был, словно цепью, прикован к ложбинке, разделявшей симметричные детали анатомии мисс Виолы Пумбс.

В самом начале беседы с тремя пришельцами физиономия мистера Монтрофорта располагалась на уровне их глаз; однако такая позиция ограничивала обзор груди и бедер Виолы, по каковой причине мистер Монтрофорт дюйм за дюймом поднимался вверх, пока не оказался на фут над головами гостей, — и впился в Виолу взглядом.

Она же, склонив голову над блокнотом, записывала. Занятие это, как у всякого непривычного к нему человека, продвигалось у нее энергичными, но короткими порывами; тело мисс Виолы реагировало на них движениями груди, от которых на лбу у мистера Монтрофорта выступала испарина.

— Этот Пруэл — он ведь был из ваших, — заметил между тем Римо. — Что это произошло с ним?

— Не имею представления, — взгляд мистера Монтрофорта не сдвинулся ни на дюйм. — Он только недавно вернулся с выполнения ответственного задания в Африке. И... был как-то не в себе, знаете. Как крот, который возвращается в свою нору и обнаруживает там клубок змей. Собирался подать в отставку, сказал, что с него-де хватит убийств и всего что с ними связано.

— Какое же отношение имел он к убийствам?

— Помедленнее, — подала голос Виола, бросив в сторону Римо недовольный взгляд. — Вы говорите слишком быстро.

Ее грудь воинственно поднялась, и мистер Монтрофорт поспешил поддержать Виолу:

— Да, да. Можно помедленнее. Я, знаете ли, временем не ограничен.

Римо пожал плечами.

— Пожалуйста. «Какое-же-отношение-имел-он-к-убийствам». Теперь успеваете?

— Почти, — кивнула Виола.

— Он занимался вопросами безопасности. Это и есть наш бизнес, — ответил мистер Монтрофорт. — Охрана глав правительств, богатых предпринимателей... в общем, тех, кого всегда находятся охотники подоить, как корову-двухлетку.

— Теперь вы зачастили, сэр! — поморщилась Виола.

— Простите, милочка. — Он сделал галантную паузу, чтобы Виола могла закончить, затем подождал еще пару секунд — пока она не подняла глаза и легким кивком не поблагодарила мистера Монтрофорта. — Так вот. Пруэл много лет работал в Службе безопасности, охранял президента. Как и все наши люди, в общем-то. Им там, разумеется, приходилось нелегко, и думаю, это в конце концов его и доконало. Старые раны... ну, сами знаете.

— Знаем, знаем, — закивал Чиун. — Старые раны нас тоже нередко тревожат — особенно вот его.

Римо поморщился.

— А эти двое в машине? Они ведь тоже на вас работали.

— Вернее, числились у нас в штате — работали они на самом деле на Пруэла. Оба — из его личной команды. И вообще я чувствую себя мухой в чужой тарелке. Понятия не имею, с чего вдруг понадобилось ему в вас стрелять? С какой стати? Ума не приложу. А те двое — может быть, они хотели помочь ему. Почему — опять-таки не знаю. Может, вы им просто не понравились. Что-то в вашей внешности, возможно, их испугало.

— Маловероятно, — вздохнув, Чиун указал на Римо. — Взгляните — разве этим можно кого-нибудь напугать?

— Заткнись, — сквозь зубы проворчал Римо.

— Помедленнее, — снова одернула их Виола. — Я дошла только до «маловероятно».

— О, у меня есть полный текст, — лучезарно улыбнувшись, мистер Монтрофорт открыл в столе ящик и вынул оттуда миниатюрный магнитофон. — Когда мы закончим, вы, мисс, могли бы остаться здесь и переписать все себе прямо с пленки!

— А саму пленку вы мне не можете дать? — спросила Виола.

— Тысяча извинений, милочка — но не могу. Таковы правила нашей фирмы. Но с удовольствием помогу вам переписать — если вы, конечно, пожелаете.

— Но, возможно...

— Разумеется, разумеется, — закивал Римо. — Это будет очень полезно для вас, мисс Пумбс. А Чиуну и мне еще нужно кое-что сделать.

— Ну, если вы рекомендуете... — начала она.

— От всей души, — заверил ее Римо.

У самой двери Римо, остановившись, обернулся к мистеру Монтрофорту, который уже вернул кресло на пол и медленно двигался к Виоле.

— Еще один вопрос, мистер Монтрофорт. Вы знали некоего Эрнеста Уолгрина?

— Да, он был одним из наших клиентов. Тоже бывший сотрудник Службы. К сожалению, мы потеряли его. Это был первый случай в нашей практике, — с сожалением качая головой, мистер Монтрофорт не отрывал в то же время взгляда от бюста Виолы, продвигаясь все ближе и ближе в его направлении. Внезапно он поднял глаза на Римо. — Его охрана тоже была в ведении Пруэла. Вы думаете, все это как-то связано между собой?

— Кто знает, — вздохнул Римо.

На улице, выйдя из сорокаэтажного, из бетона и стекла здания, Чиун задумчиво произнес:

— Он терзаем похотью...

— В принципе его можно пожалеть, — Римо покачал головой.

— Да. Но не пришло еще время для этого.

Глава девятая

— Президенту сообщили, что в субботу он будет убит.

Голос Смита как две капли воды походил на телефонный прогноз погоды — за исключением тех страстных интонаций, которые обычно сопровождают сообщение о возможных дождях.

— И где же? — поинтересовался Римо.

— Прямо на ступенях Капитолия. Именно оттуда он собирается обратиться к демонстрации Студенческого союза, выступающей против военной экспансии.

— Так выход же простой, — подивился Римо. — Велите ему остаться дома — и дело с концом.

— Я уже пытался. Но он отказывается. Говорит, что непременно должен выступить перед ними.

— Тогда заставьте его. — Римо нахмурился. — Мозгов у него, видно, меньше, чем показалось вначале.

— Я лучше попытаюсь защитить его, — заметил Смит. — У вас ничего нового?

— Ничего? У меня уйма всяких новостей, но ни одна из них ни к черту не годна — вот в чем дело.

— Ну-ка просветите меня, — велел Смит. — Уверен, что вы что-нибудь да проглядели.

— Я, да? Пожалуйста. Во-первых, Уолгрин. Оказывается, после смерти Кеннеди Служба безопасности начала выплачивать деньги какому-то типу, который пригрозил убить преемника Кеннеди. Уолгрин к тому времени из Службы уже ушел — но они обязали его исполнять обязанности связного. Вот... А нынешний президент, стало быть, платить отказался — и наш милый маленький убийца ухлопал Уолгрина. Весьма профессионально. Засунул его, можно сказать, в бронированный сейф — а затем вместе с сейфом разнес на кусочки... Эй, Смитти, вы меня слушаете?

— Слушаю, слушаю, — послышался голос Смита.

— Тогда слушайте внимательнее. Потому что у меня есть еще пара вопросов к вам. Да, так Уолгрин пытался, разумеется, защитить себя — и обратился в охранное агентство под названием «Палдор». Работают там сплошь люди из Службы безопасности. Но они его уберечь не сумели. А вчера трое парней из «Палдора» пытались меня убить.

— И меня! — подал голос Чиун с другого конца комнаты. — Меня что, уже совсем ни во что не ставят?

— И Чиуна тоже пытались убить, — поправился Римо. — И я был до сих пор уверен, что именно они и стращали президента угрозами... А когда, вы сказали, ему звонили?

— Вчера вечером.

— А, ну да. В любом случае, позвонили, когда эти трое были уже мертвы. А стало быть, никакого отношения к звонку они не имеют. А кто имеет — увы, без понятия. А нельзя этим гадам попросту заплатить?

— Президент спрашивал об этом у них, — проинформировал Смит. — Но они отказались.

— Значит, деньгами они больше не интересуются. На уме у них что-то еще, — подытожил Римо.

— Вы поразительно догадливы.

— А может, это обыкновенные психи, и у них там что-нибудь стронулось в мозгах.

— И это вполне вероятно.

— А угрожали каким образом? — спросил Римо.

— По телефону. Мужской голос с южным акцентом. Возраст — около пятидесяти. Звонок проследили — до квартиры в восточной части города. Хозяину уплачено за три месяца вперед. Жильца никто не видел и не помнит. Телефон установили два месяца назад — но это был первый и единственный звонок из этой квартиры. Сейчас ищут кого-нибудь — в самом доме или в телефонной компании — кто хотя бы краем глаза видел жильца, но пока безуспешно. Отпечатки тоже искали — но их в квартире не обнаружено.

— А сегодня у нас что — среда? — спросил Римо.

— Да. В лучшем случае — два дня времени.

— Ну что ж, немалый срок.

— У вас появилась идея?

— Да. Но вам я о ней пока не буду рассказывать.

Когда Смит повесил наконец трубку, Римо сказал Чиуну о телефонном звонке.

— Тогда, — заявил Чиун, — я знаю, что делать.

— И что же именно?

— Нужно объяснить этой Виоле Пумбс, что президент пренебрег нашими советами — пусть она напишет это в своей книге. А мы должны уехать из этой страны. Тогда никто не сможет обвинить нас в случившемся — нас ведь здесь не будет, и кроме того, все узнают, что нашим советом он не воспользовался.

— Откровенно говоря, Чиун, я не думаю, что сейчас мы должны в первую голову печься о нашей репутации. Лучше попробуем спасти президента.

— Если тебе хочется опять все опошлить — пожалуйста. — Чиун обиженно отвернулся. — Но важно лишь то, что действительно важно. И репутация Дома Синанджу должна быть спасена.

— Ну ладно, ладно, — примирительно сказал Римо. — Все равно у меня есть план.

— Он столь же великолепен, как тот, согласно которому ты предложил как-то искать Смита в Питсбурге, ибо знал, что он находится в... в Цинциннати?

— Даже лучше, папочка.

— В таком случае я жажду о нем услышать.

— Ничего я тебе не скажу.

— Это почему?

— Потому что ты будешь смеяться.

* * *

— Ты становишься мудрее с каждым днем, сын мой.

Вместе с внушительной суммой денег Осгуду Харли были даны инструкции. Он должен был посетить двести разных магазинов с одной целью — купить двести фотоаппаратов «Кодак-инстаматик» и четыреста кубиков магния. — В каждом магазине — один аппарат и два кубика. Инструкции были подробными, точными, и он был строго предупрежден об ответственности, если попытается их нарушить.

Но двести магазинов?

Первые четырнадцать аппаратов он купил, как и предписывалось, в четырнадцати разных магазинах — и тщательно спрятал в небольшой квартирке на четвертом этаже старого здания на Норт-Кей-Стрит. Но в магазине Уэллана на углу, неподалеку от его дома, Харли задумался. А кто вообще узнает об этом? Что, они станут проверять?

— Я бы хотел купить дюжину аппаратов «Инстаматик», — объявил он приказчику.

— Простите?..

— Дюжину аппаратов. Двенадцать штук. Мне нужны двенадцать аппаратов «Инстаматик», — повторил Харли.

Приказчик с удивлением посмотрел на маленького блондина — вернее сказать, его растрепанные волосы производили скорее впечатление грязных — в потертых джинсах с небритой челюстью, затем машинально перевел взгляд на украшавшие его майку значки. Их было четыре: один осуждал расизм, три других призывали защищать права индейцев, поддерживать Ирландскую республиканскую армию и возобновить торговые связи с Кубой.

— Двенадцать аппаратов... Но это же очень дорого. Хотите открыть собственный магазин? — Приказчик, дородный мужчина средних лет, выжал из себя подобие улыбки.

— Деньги у меня есть, не волнуйтесь.

Харли извлек из заднего кармана джинсов пачку пятидесятидолларовых банкнот.

— О, я не сомневаюсь в этом, сэр, — заверил приказчик. — Какую именно модель вы бы хотели купить?

— "Фаррах Фосетт-Мейджорс".

— Простите?..

— Я говорю, «Фаррах Фосетт-Мейджорс». Самую дешевую.

— Разумеется, сэр.

Отперев дверь, клерк исчез в задней комнате, служившей складом, и принялся методично опустошать полку от лежавших на ней новеньких «Кодаков». Не его дело, конечно — но зачем этому парню целая дюжина? Может, правда, он школьный учитель, и собирается читать новый курс по фотографии...

Стоимость покупки составила почти двести долларов. Харли принялся неторопливо отсчитывать банкноты.

— Тьфу, дьявол! Еще же кубики для вспышки. Мне нужны две дюжины.

— Сию минуту, сэр, — приказчик ссыпал кубики в пластиковую сумку. — А как насчет пленки, сэр?

— Пленки? — переспросил Харли.

— Ну да, пленки для аппаратов, сэр.

— Нет. Не нужна мне никакая пленка.

Приказчик пожал плечами. Скорее всего, парень не в себе — но пачка пятидесятидолларовых показывала, что у него достаточно мозгов, чтобы иметь с ним дело.

Взяв у Харли пять пятидесятидолларовых банкнот, приказчик отсчитал сдачу.

— Желаете оставить ваш адрес, сэр?

— Это зачем?

— Мы получаем все последние новинки в области фотографии. И можем извещать вас о них по почте.

Харли подумал секунду.

— Нет. Мое имя вам ни к чему.

— Как пожелаете.

Насвистывая, Харли вышел из магазина с двумя объемистыми сумками. Приказчик следил за ним до самой двери, машинально отметив кривые худосочные ноги, потрепанные сандалии и, решив проверить свою наблюдательность, припомнил надписи на значках, которые нацепил Осгуд Харли на свою майку.

Ну и молодчина я, растроганно думал Харли, сколько сэкономил только на такси. Погоди-ка, вроде поблизости есть оптовый центр «Кодак» — там он наверняка сможет купить оставшиеся 174 камеры. Да еще с бесплатной доставкой. В конце концов, кто узнает об этом? Они что, станут проверять?

* * *

Сильвестр Монтрофорт сидел, запершись в своем кабинете, и негромким голосом говорил в микрофон миниатюрного магнитофона, который держал в руке.

— Разумеется, сейчас этот кретин уже скупает аппараты партиями. Он ведь из того поколения, которое неспособно ни понять инструкции, ни в точности исполнить их. А из-за того, что он скупает их кучами, конечно, его быстрее запомнят, и в нужное время возьмут за хвост. Жалкий придурок...

Монтрофорт хотел рассмеяться — но смех умер в горле. Чтобы оживить его, он пытался представить себе физиономию Осгуда Харли, но вместо этого перед его мысленным взором вставали лишь умопомрачительные прелести мисс Виолы Пумбс — которая согласилась сегодня вечером отужинать с мистером Монтрофортом у него дома.

Глава десятая

— Приветствую, мой юный друг!

— Как поживаете, мистер президент?

Спикер Палаты представителей был лет на двадцать старше президента и стяжал лавры в политических баталиях, когда президент еще учился на старших курсах университета. Однако это несколько своеобразное приветствие он воспринимал с неизбывным оптимизмом профессионального политика, каждый раз убеждая себя, что со стороны президента это не обычная вежливость, а признак некоего более глубокого чувства — возможно, привязанности или доверия. Убедить себя в этом было не так-то легко — ибо он понимал в глубине души, что нынешний президент, как и все остальные, не моргнув глазом отдаст приказ содрать с него живьем кожу и бросить псам — если того потребуют интересы национальной безопасности или просто каприз хозяина Белого дома.

— Как насчет обеда? — осведомился президент.

— У вас или у нас?

— Я здесь, несомненно, человек новый — но тем не менее в прошлый раз я впервые ошибся в выборе места, — президент шутливо покачал головой. — Потому что тогда я обедал как раз в Капитолии — и там, представьте, полным-полно тараканов. А я их не выношу. Так что лучше отправимся ко мне, если не возражаете.

— О, разумеется... Но, честное слово, у нас в здании уже давно нет тараканов, мистер президент!

— Охотно верю вам на слово, мой юный друг — но обедать предлагаю в Белом доме.

— Время, сэр?

— Мм... ну, скажем, в час. — Президент на секунду задумался. — И пожалуйста, не тащите за собой этих кошмарных ирландцев из Бостона. Нам с вами предстоит очень серьезный разговор.

Рассказу президента спикер послушно внимал над тарелкой супа, не проронил ни слова, ковыряя вилкой салат, но когда подошла очередь жареной печенки с луком, наконец не выдержал:

— Это невозможно. Вы ни под каким видом не пойдете на эту чертову демонстрацию!

Президент упреждающе приложил палец к губам, и двое мужчин в неловком молчании наблюдали, как официант убирает со стола суповые миски и ставит перед ними тарелки с дымящимся жарким.

Наконец, убедившись, что в зале малой столовой не никого, кроме них, президент ответил:

— Я уже думал над этим. И пришел к выводу, что я не могу туда не идти.

— Но вы же президент, черт вас возьми! И права не имеете добровольно подвергать опасности свою жизнь!

— Может быть. Но подумайте — если президента может загнать в угол сумасшедшая выходка какого-то шизофреника, его избиратели должны немедленно об этом узнать — потому что он больше не может управлять ими, как вы считаете? И я не собираюсь четыре года прятаться по углам и гнуться в три погибели всякий раз, когда придется идти мимо окон!

— Ваш взгляд на все это, сэр, несколько ограничен, — спикер обеспокоено покачал головой. — На моей памяти одного президента застрелили прямо у меня из-за спины — а еще один вылетел из кабинета по собственной глупости. И я предпочел бы, чтобы президент прятался, как вы выразились, по углам и спокойно дожил до конца срока, а не бросался на опасность грудью, дабы получить в нее кусочек свинца. И где к тому же — на ступенях Капитолия! Нет, сэр, вы не можете этого позволить. Считаю тему закрытой.

— Я с самого начала знал, что вы, чертов янки, повернете дело каким-нибудь эдаким образом, — губы президента дрогнули, он силился улыбнуться. — Но подумайте сами. Если даже я и буду прятаться, — что же, мне это поможет высидеть срок до конца? Жизнь любого президента висит на волоске с девятьсот шестьдесят третьего года. Одного из моих предшественников убили, другой все четыре года не высовывал из Белого дома нос, а третий и вовсе изображал из себя Людовика Четырнадцатого. К чему мы пришли? Президентские апартаменты — это тюрьма, и президент в них — всего лишь узник! Четыре года прятаться за этими стенами — и президентство вообще изживет себя! Править этой чертовой страной станет уличная толпа, и вы сами это прекрасно знаете! В общем, как бы то ни было, я иду. — Спикер не успел ответить ему — после секундной паузы президент заговорил снова. — А позвал я вас на самом деле сюда вот зачем. Я должен быть уверен, что всю первую половину дня в субботу вице-президент проведет за своим столом и ни на минуту не покинет здание! И вас рядом со мной у Капитолия тоже не должно быть. И вообще никого — по возможности! Так что урезоньте, пожалуйста, ваших коллег.

— Они же сразу завопят, что вы лишаете их возможности попасть в телепередачу, и что, мол, это все заговор.

— И пусть вопят! Пусть хоть воют, как стая гончих. Но если нам повезет — то к концу дня мы сможем им объяснить, чем все это было вызвано.

— А если нам не... мы не... — слова застряли у спикера в горле.

— Если нет — вы по крайней мере будете твердо звать, что мы старались все сделать правильно. А мы все делаем правильно. Поверьте.

После долгого молчания, мрачно кивнув, спикер склонился над тарелкой. Да, возможно, они все делают правильно. Все равно у него нет другого выхода, кроме как верить в это — да и потом, ведь не скажешь, что президент строит из себя этакого супермена, символ удали и бесстрашия. Нет, рассуждает, как обычно — трезво, взвешенно. Однако мысль о том, что в субботу президент окажется лицом к лицу с предполагаемым убийцей без какой-либо серьезной защиты, тревожила спикера. Подняв голову, он взглянул на сидевшего напротив человека — хозяина самого главного кабинета страны. Лицо президента уже тронули морщины — неизбежный след каждодневных обязанностей и бессонных ночей, кожа приобрела темный оттенок — наследие предков, с боем отбиравших кусок хлеба у неприветливой каменистой земли в те легендарные дни, когда бороться значило жить и жить — бороться, потому что земля сдавалась с трудом, и выживали сильнейшие.

Он, не отрываясь, смотрел на президента.

И верил ему.

Римо Уильямс не верил.

Словно струйка сигаретного дыма по узкому отверстию мундштука, он скользил по коридорам погруженного в ночную тьму Белого дома.

Охранники стояли на каждой площадке, прятались за каждым углом, скрывались в нишах у дверей президентских апартаментов на третьем этаже здания. Дворцовая стража — первая в истории, подумал Римо, которой по инструкции полагается сначала задавать вопросы и лишь потом стрелять на поражение. Хотя почему нет? Америка ведь тоже первая в истории. Здание, в котором находился Римо, было некогда построено в стиле английской архитектуры архитектором-ирландцем для главы американского правительства. Именно так и были созданы сами Соединенные штаты. Брали у остального мира все лучшее — потому и было здесь все чуточку лучше, чем в остальном мире. Не потому, что это государство было как-то лучше устроено — просто в нем жили лучшие люди на всей земле. Именно поэтому, как ни пытались политики, они не могли привить американскую демократию в других странах. Эта система была создана лучшими для лучших — и требовать ее понимания от всех прочих было бы явной переоценкой их умственных способностей.

Еще Римо подумал, что ведь и отношения Америки с остальным миром строились на новой основе — весьма, надо сказать, простой и действенной.

Держи поводок коротким, а порох — сухим, припомнил он главный принцип.

И понял, что говорил вслух — ибо откуда-то из темноты вдруг раздался голос:

— А я и держу сухим. Есть потребность проверить?

Медленно повернувшись, Римо увидел перед собой массивную фигуру охранника. Серый костюм, рубашка с расстегнутым воротом, автоматический кольт, направленный прямо в живот Римо — в руке, у бедра. Надежное положение — самый быстрый и неожиданный удар достигнет цели уже после того, как раздастся выстрел.

— Ты кто такой? И какого черта тут делаешь?

Римо понял, что парень — в Белом доме новичок, иначе не стал бы задавать вопросы прямо на месте. По инструкции требовалось отвести нарушителя за пределы зоны охранения и там уже подвергнуть допросу.

— Ищу Розовые апартаменты, — признался Римо.

— Это еще зачем?

— Да я остановился здесь переночевать, ночью вот пошел в ванную — и заблудился на обратном пути. А вообще меня зовут Далай-лама.

Охранник колебался всего секунду, всего на мгновение тень сомнения пробежала по его лицу — но для Римо этого оказалось достаточно, чтобы приблизиться к нему с правой стороны, а затем резко метнуться влево. Пистолет вылетел из руки охранника, а большой и указательный пальцы руки Римо оказались у его шеи — и надавили на артерию как раз достаточно для того, чтобы страж потерял сознание, что позволило Римо усадить его на стул, стоявший под большим зеркалом в позолоченной раме.

Подобрав с пола пистолет охранника, Римо сунул его обратно в кобуру под пиджаком владельца. Следовало поторопиться — времени у него оставалось не больше пяти минут.

Найдя, наконец, нужную ему комнату, Римо быстро произвел необходимые действия — и спустя несколько минут вновь двинулся по темному коридору. Его гибкое тело бесшумно появлялось в полосах света и исчезало в тени, ритм его движения не имел ничего общего с бегом или ходьбой — это было плавное скольжение, подобное дуновению ветра и так же, как ночной ветер, не слышное и не видное.

Наконец Римо оказался в спальне президента. На широкой кровати, повернувшись на правый бок, почивала Первая леди, сунув под подушку сложенные руки и тихонько всхрапывая. На глаза был надвинут сбившийся козырек — свет ночника на тумбочке мужа, который читал в кровати допоздна, мешал ее отдыху. Сам президент, укрытый лишь легкой простыней, лежал на спине, сложив на груди руки.

Руки вздрогнули — президент почувствовал, как что-то мягко упало на его грудь Армейская служба приучила президента спать чутко — вмиг проснувшись, он нащупал загадочный предмет и, пытаясь разглядеть его, потянулся к выключателю В этот момент на запястье его легли чьи-то крепкие пальцы.

— Это пустышка изо рта вашей дочери, — произнес над ним голос Римо. — Принести ее сюда было нелегко — но вам выйти отсюда в субботу будет еще труднее.

Спокойствие, которое президенту удалось придать своему голосу, произвело впечатление даже на Римо.

— Вы ведь тот самый Римо, да?

Президент говорил тихо, вполголоса.

— Верно. Тот самый и единственный. Пришел, дабы известить вас о том, что в субботу вы останетесь дома.

— Вы что-нибудь узнали? — быстро спросил президент.

— Вполне достаточно для того, чтобы доказать вам — вы будете последним дураком, если потащитесь выступать перед этими молокососами в то время, когда вам грозит нешуточная опасность.

— В этом и есть разница между нами, Римо. Я пойду.

— И будете самым храбрым трупом во всем западном полушарии, — кивнул Римо. — Вы, можно сказать, уже труп. Я ведь предупреждал вас об этом.

— Такова ваша точка зрения, — возразил президент. Он замолчал, услышав, как замер на секунду мерный храп его супруги, затем продолжал. — Я не собираюсь все четыре года прятаться в этом здании.

— Речь идет только о ближайшей субботе.

— Конечно. Только о ближайшей субботе. Потом о ближайшей неделе, ближайшем месяце, годе, двух... Завтра я выступаю.

Голос президента был по-прежнему мягким, но в нем зазвучали упрямые нотки. Услышав их, Римо подавил вздох.

— Я ведь могу удержать вас здесь, — напомнил он.

— Каким образом?

— Например, сломать ногу.

— Я выйду на костылях.

— Или могу вам устроить фокус с голосовыми связками — и в ближайшие девяносто шесть часов вы не сможете произнести ни слова.

— Я все равно выйду — а мою речь зачитает кто-нибудь другой.

— Вы, черт возьми, самый упрямый тип, которого я когда-либо встречал, — с досадой произнес Римо.

— Запугивать меня вы закончили?

— Видимо, да. Если только не придумаю что-нибудь посерьезней.

— Ну и прелестно. Так вот, я пойду. Это решено. Если вы не можете сделать совсем ничего — не отчаивайтесь. Мне случалось полагаться на судьбу.

— Бог мой, как я устал от политиков.

Римо медленно пошел по темной комнате к двери.

Сзади раздался голос хозяина комнаты.

— Я ведь вовсе не боюсь, Римо.

— И это доказывает, что либо вы безрассудно смелы — либо глупы, как пробка.

— Нет. Я просто уверен в себе.

— У вас есть основания для подобной уверенности? — кисть Римо замерла на дверной ручке.

— Вы, — просто ответил президент. — Я доверяю вам. Вы что-нибудь придумаете.