Дневник путешествия в Европу и Левант

Сплошные скалы. Загадка глубины. Дожди выпадают дватри раза в году. По краю лощины проходит каменная стена. Подъехали к греческому монастырю, передали письмо. Его втянули на корзине в дыру. В высокой стене маленькая, но массивная дверь, окованная железом. Стук в дверь. Открыли. Селям монахов. Помещение для пилигримов. Диваны (кушетки). Вино святого Саввы. Арак. Уютно. В сумерках, следуя таинственными переходами, спустился по каменным ступеням к ложу Кедрона. Пещеры. Западни. Щель в стене. Лестница. Уступ за уступом. Словно винтовая лестница.

Стены ущелья сплошь изрыты пещерами отшельников. Монастырь — скопище орлиных гнезд, огражденных стеной. Уютная постель и ночной отдых. Зашел в часовню. Небольшая келья в скале. Железная балюстрада. Одинокие монахи. Черные дрозды. Кормятся, потряхивая головками. Многочисленные террасы, балконы. Одинокая финиковая пальма на середине обрыва. До свидания.

Через высокие холмы в Вифлеем. На холме. Древний храм святой Елены. Проехали по Вифлеемским холмам. Пастухи, стерегущие стада (как и тогда), однако на дороге встретился мусульманин, который молился в сторону Мекки, повернувшись спиной к Иерусалиму. В часовне латинский монах проводил нас в пещеры. Могилы святых. Для освещения жгут оливковое масло. Добрались до вертепа рождества — множество лампад. Св. Ясли ярко освещены. Вид с крыши часовни. Поездка в Иерусалим. Подгоняли лошадей, чтобы не попасть под дождь. По дороге в Вифлеем издали видел Иерусалим. Если бы не знал, что передо мной город, никогда бы об этом не догадался. Напоминает нагромождение голых скал.

Иерусалим

Квартал прокаженных. Фасады домов обращены к стене. Сион. Поселение — куча навоза. Жители сидят у ворот, выпрашивая милостыню. Воют. Их избегают и боятся.

Размышления на улице Страстный Путь (Виа-Долороса). Женщины, задыхающиеся под тяжестью ноши. Мужчины с меланхолическими лицами.

Бродил среди захоронений до тех пор, пока не почувствовал, что так можно сойти с ума.

Разнообразие гробниц. Лестницы наподобие кафедральных. Их множество в долине Хином. Традиция, освященная письменами. Камни на могиле Авессалома, надгробия вокруг Захария.

Храм Гроба Господня. Разрушенный купол. Камень помазания. Каменные лампады. Тускло. Странный запах. Беспорядок. Пещеры. Часовня Обретения Креста. Пилигримы. Болтовня. Бедность. Отдых.

Армянский монастырь. Большой. Пилигримы.

Склон Сионского холма. Он усыпан камнями и гравием — словно сваленным с телеги.

Приходишь в уныние при виде безразличия природы и человека ко всему, что делает это место святым для христианина. Гора Сион поросла сорной травой. Бок о бок, словно щеголяя равнодушием, маячат тени церквей и мечетей. Каждое утро солнце с бесстрастным видом восходит над часовней Вознесения.

Юго-восточный угол стены. Мечеть Омара-храм Соломона. В этом месте стена Омара зиждется на фундаменте Соломона, словно в знак торжества над тем, что составляет ее опору. Эмблема взаимосвязи двух вер.

Быть обманутым в Иерусалиме — ощущение весьма болезненное.

Пожилой американец из Коннектикута бродит в округе, раздавая трактаты и т. п. Не знает местного языка. Не питает никаких иллюзий по этому поводу. Пустые холостяцкие комнаты. Он утверждал, что восклицание «О Иерусалим!» достаточно веский аргумент, доказывающий, что Иерусалим является притчей во языцех.

Вордер Криссон из Филадельфии. Американец, превративший в еврея. Он развелся со своей первой женой и вступил в брак с еврейкой. Печально. В Иерусалиме попадаются необычные арки и водоемы. Каждый день открываешь для себя что-нибудь новое.

Силоам. Купальня, холм, деревня. Здесь узкая горловина дает начало долине Кедрона. Жители деревни заселяют раскопанные могилы, расположенные террасами в отвесных склонах скальной породы. Живые обитатели могил, домашняя утварь. В одной могиле устроена печь, другие служат хранилищами.

В Иософате надгробия еврейских могил располагаются беспорядочно, словно камни, разбросанные взрывом в каменоломне. Тесное обиталище мертвых. Древние иудейские надписи едва отличаются от природных трещин. Бесформенный камень. Здесь бок о бок находятся гробницы Авессалома, Захария и святого Иакова. Высеченная из скалы, в стиле Петра, гробница святого Иакова — каменная веранда, нависающая над узким ущельем. Столбы. Иософат выставляет напоказ природные каменные пласты. Капители пилястров, стертые временем. Спереди зияет огромная дыра. Внутри и снаружи навалены камни (целые возы). Подношение пилигримов — одно из меланхолических развлечений Иерусалима (см. в Библии о происхождении гробницы). Быть побитым камнями за саму память о нем. Могильные камни выпирают наружу по всему склону холма, будто свершается акт воскресения. Издалека их невозможно отличить от природных камней, разбросанных вокруг в изобилии. Камни взбираются до половины склона Елеонской горы. Напротив — турецкое кладбище. Вплотную к городским стенам. Оно загораживает дорогу к закрытым аркам Ворот Красоты. Христос, сидящий у окна. И евреи, и турки спят по соседству, пребывая в иной вере, нежели тот, кто вознесся неподалеку. Город осажден армией мертвецов. Вокруг одни только кладбища. Ворота Красоты, или Золотые ворота. Две очень древние арки, обильно украшенные лепниной. Вероятно, относятся к временам Ирода. Ворота, через которые Христос, вероятно, отправлялся в Вифинию на Елеонскую гору. Сквозь них же вошел он в город с пальмовой ветвью. Турки замуровали ворота, веря легенде, что через них город будет взят неприятелем. Одно из самых примечательных мест Иерусалима. Ворота словно напоминают об окончании эры христианства, будто это последняя религия мира. Другая невозможна.

Преследуя свою цель и в то же время являясь неким пассивным объектом, весьма расположенным для восприятия таинств города, я старался пресытиться атмосферой Иерусалима. Обычно я поднимался на рассвете и прогуливался вдоль стен. Я искал встречи с духами города, заключенными в этих теснинах. Днем у арок Яффских ворот я не мог уклониться от встречи с людьми, которые осматривают долину Гихона и постоянно бродят вокруг соседних фонтанов, по долинам и холмам. Кажется, и другие посетители ощущают нездоровую атмосферу этого маленького города, запертого в высокие стены, препятствующие вентиляции, задерживающие рассветы и ускоряющие наступление сумерек. Люди, кажется, разделяют мое нетерпение, там, где это касается деспотического ограничения и предписанных правил. Бывало шагал я до горы Сион по террасоподобным проходам, осматривал плиты над могилами армян, латинцев, греков, при жизни враждующих между собой и спящих вместе. Я смотрел вдоль склона Гихона, нависающего над моей головой, и наблюдал за стремительным низвержением торжественных теней, падающих от городских башен, тянущихся далеко внизу до призрачного основания водохранилища. Чуть выше, над темной долиной, мой взгляд останавливался на другом водоеме, огороженном утесами, поросшими старыми, изможденными оливковыми деревьями. Там ангелы господни поразили армию Сеннашериба. При утреннем освещении я созерцал красноватую почву Аселдемы, словно подтверждающую этой глубокой окраской свою непреходящую вину. На холме совета первосвященников я видел разрушенный дом Кайфы, в котором, согласно легенде, было замышлено убийство Христа, и поле, где удавился предатель Иуда, когда все было кончено. Днем я простаивал у Ворот святого Стефана неподалеку от водохранилища, носящего его имя, на том месте, где святого побили камнями, и наблюдал, как медленно ползут тени в долину Иософата по склонам холмов Безета и Сион. Затем, немного отдохнув на дне, начинал я медленно карабкаться по противоположному склону Елеонской горы, описывая могилу за могилой и пещеру за пещерой.

Пилигримы бродят по холмам с серьезными лицами.

Церковь Гроба Господня. В эту церковь запрещен вход евреям. Обвалившийся купол. Громадное здание, разрушенное наполовину. Лабиринты и террасы гротов, покрытых плесенью, могилы и раки. Запах мертвецкий. Мутное освещение. У входа в нише, похожей на грот, установлен диван для турецких полицейских, которые восседают на нем, скрестив ноги, покуривая, с презрением поглядывая на толпу пилигримов, непрерывным потоком втекающих внутрь и падающих ниц перед камнем помазания Христа, который благодаря прожилкам красноватой плесени напоминает колоду мясника. Рядом глухая мраморная лестница с избитыми ступенями, ведущая на известную всем Голгофу. Там при коптящем свете старой лампы ростовщика, в числе многих других реликвий, хранитель показывает дыру, в которой был установлен крест, а сквозь узкую решетку, похожую на крышку подвала для хранения капусты, расселину в скале. На том же уровне, по соседству находится нечто напоминающее галерею, огороженную мрамором, с которой хорошо виден церковный вход.

Я околачивался здесь целыми днями, созерцая спектакль, разыгрываемый презрительными турками на диване и презренными пилигримами, лобзающими камень помазания. Вход в церковь напоминает тюремную дверь. Она снабжена решетчатым оконцем. Над основным корпусом здания нависает высокий, наполовину разрушенный купол, и отпавшая штукатурка обнажает худобу балок и дранку. Какое-то чумное великолепие царствует в этих расписных стенах, покрытых плесенью. Посередине всего этого возвышается Святой Гроб — часовня внутри церкви. Она выстроена из мрамора, местами обильно украшена скульптурой и имеет вид достаточно древний. Из ее портика исходит ослепительное сияние. Оно освещает лица пилигримов, толпящихся на пятачке перед входом, где помещаются одновременно не более четырех-пяти человек. Сначала попадаешь в крохотный вестибюль, где показывают камень, на котором сидел ангел, а затем и саму могилу. Входишь словно в зажженный фонарь. Стиснутый, наполовину ошеломленный ослепительным светом, некоторое время рассматриваешь ничего не выражающую, пестро украшенную колоду. С радостью выбираешься наружу, с чувством облегчения стирая пот, словно после духоты и жары балагана. Сплошной блеск при отсутствии золота. Жара, вызывающая головокружение. На лицах бедных и невежественных пилигримов написано то же самое, что и на вашем лице.

Побыв в храме некоторое время, быстро обойдя круг часовен и рак, пилигримы либо останавливаются с тупым видом посередине, либо преспокойно рассаживаются небольшими группками на многочисленных ступеньках, бесстрастно обмениваясь обычными сплетнями. Храм Гроба Господня — отдел новостей и теологическая биржа Иерусалима. Это впечатление еще более усиливается после знакомства с маленькими часовенками, являющимися как бы собственностью отдельных малочисленных сект коптов, сирийцев и пр., члены которых встречаются там с глазу на глаз, словно в конторках маклеров на коммерческой бирже.

Часовня Обретения Креста. Винный подвал. Если подходить к часовне со стороны грязной улочки, ведущей от Страстного Пути (Виа-Долороса), нужно пройти мимо высокой мрачной стены, где за каждым углом массивных контрфорсов открыто лежат груды свежих отходов этого варварского города, не поддающиеся ни описанию, ни названию. В этот миг едва ли представляешь себе, что стена, которую предают подобному поруганию, является главной стеной сооружения, содержащего гробницу некой личности, причисленной к божествам.

Пройдя стену, ныряешь вниз по крутому винтовому спуску, напоминающему лестницы в Эдинбурге, и вскоре оказываешься посреди довольно просторной площадки напротив толстой стены, пронзенной проемом со старыми деревянными воротами, достаточно низкими и мрачными для того, чтобы сойти за вход в свинарник. Он ведет в церковный дворик, наглухо огороженный кирпичной стеной. Обширная площадь, вымощенная благородным камнем, где восседают многочисленные уличные торговцы и продавцы четок, распятий, безделушек, всевозможных амулетов и брелоков из древесины оливкового дерева и местного камня. Фасад церкви построен с нарушением всяких архитектурных правил. Над фундаментом небрежно и в беспорядке нагромождены многочисленные архитектурные детали. Слева возвышается высокая древняя башня, напоминающая сосну с ободранной у основания корой и высохшей верхушкой. То, что осталось от первоначального фасада, подсказывает, что когда-то он был украшен изящными изваяниями; однако время постепенно откусывало их, пока не довело до состояния пирожного, над которым усердно трудились мыши.

Внутреннее устройство Иерусалима

Проулки, ведущие от ворот святого Стефана к Голгофе. Тишина и пустынность места. Арка. Камень, о который облокачивался Он. Камень Лазаря. Город напоминает каменоломню. Сплошные камни. Сводчатые переходы. Контрфорсы. Арка «Се человек!» (Ессе Homo). Кто-то пристроил сверку крохотное холостяцкое обиталище.

Объяснения гидов: «Вот камень, о который облокачивался Христос, а вот английский отель». Там дальше высится арка, откуда Христос был представлен народу. Рядом с этим оконцем продается лучший кофе в Иерусалиме.

Если бы с Иерусалимом не были связаны особые исторические представления, то и тогда благодаря своему необычному виду он смог бы расшевелить в душе путешественника своеобразные ощущения. Повидав Хаддон Холл, миссис Рэдклиф задумала свои устрашающие романы, поэтому я нисколько не сомневаюсь в том, что именно дьявольский ландшафт Иудеи подсказал еврейским пророкам мотивы их отвратительной теологии.

Однажды в полдень, пробираясь по Страстному пути, я услышал муэдзина, взывающего к правоверным с высоты минарета Омара. Такие же звуки доносятся с Елеонской горы.

Оливковое дерево, чудовищно искривленное, сильно напоминает яблоню. Однако оно более шишковато, а его листва не такая яркая. Обычно его рассаживают в садах, и это дополняет сходство. Дерево имеет призрачный, меланхолический вид (трезвый и раскаивающийся) и прекрасно увязывается с иерусалимским пейзажем. Множество оливковых деревьев растет на равнине к северу от городской стены. Там же находится пещера Иеремии. В ее печальных коридорах сочинил он свой скорбный Плач.

В пределах городских стен много пустырей, заросших ужасными колючками.

Общий фон города серый. Он напоминает холодные и выцветшие глаза старика. В бледно-оливковом утреннем свете город выглядит странно.

Целые наслоения других городов покоятся под нынешним Иерусалимом. Осколки колонн обнаруживаются на глубине до сорока футов под землей.

Камни Иудеи. В Священном писании достаточно написано о камнях. Памятники и монументы воздвигаются из камней. Людей забивают до смерти камнями. Символическое семя падает на каменистую почву. Не удивительно, что в Библии камням уделено так много внимания. Иудея — сплошное скопище камней. Каменистые горы, каменистые равнины. Каменные потоки, каменные дороги. Каменные стены, каменистые поля. Каменные дома, каменные надгробия. Кажется, что глаза и сердца жителей тоже высечены из камня. Впереди, позади — сплошные камни. Камни направо и камни налево. Кое-где предпринимались мучительные попытки очистить поверхность земли от камней. Местами красуются кучи булыжников. Стены невероятной толщины возводились не столько из соображений обороны, сколько для того, чтобы освободиться от камней. Напрасно. Стоит сдвинуть с места один камень, как под ним обнаруживается другой, еще больших размеров. Это напоминает починку старого амбара — чем больше выгребаешь гнилья, тем обильнее оно появляется.

Носы любых башмаков расшибаются о камни. Камни округлой формы попадаются сравнительно редко. Обычно они острые, крепкие и неровные. Однако на дорогах, подобных той, что ведет в Яффу, их несколько сгладили ноги многочисленных путешественников. Было построено много теорий, пытающихся объяснить такое обилие камней. Я объясняю это следующим образом: давным-давно некий король-чудак, властелин здешних мест, задумал вымостить всю Иудею. Он тут же заключил контракт, однако подрядчик потерпел крах, не завершив дела, и камни оказались лишь сваленными на землю, где и пребывают по сей день.

Холмы. Камни, застывшие в цементном растворе. Четкие слои скальной породы. Целые амфитеатры лож и террас. Каменные стены производят впечатление не творений рук человеческих, а разновидности ландшафта. На полях встречаются иногда камни чудовищных размеров, испещренные дырами, словно соты, и напоминающие гниющие кости мастодонта. На всех лежит отпечаток древности. По сравнению с этими скалами камни Европы и Америки кажутся юношами. Пещеры. Вся Иудея изрыта ими, как сотами. Не удивительно, что эти мрачные углубления служили прибежищем десяткам тысяч не менее мрачных анахоретов.

В любое время суток над Иерусалимом стоит запах сжигаемого мусора. Так называемая Овечья купель (бассейн Бетезды) полна всякого хлама. Зола и смрад.

В Иерусалиме три воскресенья в неделю — для евреев, христиан и турок. А тут еще объявились баптисты седьмого дня и прибавили четвертое. Какая путаница, вероятно, царит в головах обращенных!

Дорога от Яффы до Иерусалима местами очень широкая и пересекается многочисленными тропами, протоптанными толпами пилигримов, принадлежащих к различным вероисповеданиям.

Арабы в своих балахонах распахивают землю. Многие — пожилые люди. Возраст вызывает уважение. Однако в подобающем одеянии.

Часть Иерусалима выстроена на месте старых каменоломен. Вход со стороны северной стены.

Никакая иная местность, кроме Палестины, в особенности Иерусалим, не в состоянии так быстро рассеять романтические ожидания путешественника. В некоторых людях разочарование вызывает ощущение, подобное боли в сердце.

Является ли запущенность этой земли результатом фатального благоволения божества? Несчастны любимцы неба.

Посреди наготы и безжизненности древнего Иерусалима иммигранты-евреи похожи на мух, нашедших наконец прибежище в пустом черепе.

Бытует поверие, будто здешние дороги строятся к пришествию евреев. Когда депутация шотландской церкви гостила в Иудее, сэру Моузесу Монтифьору было указано на выгодность найма беднейших евреев для выполнения этих работ. Приближение пришествия и удаление камней с дороги одновременно.

Христианские миссии в Палестине и Сирии

Английская миссия в Иерусалиме расходует большие средства. Церковь на горе Сион обошлась в 75 000 фунтов. Нынешний епископ (Гобат — уроженец Швейцарии) кажется вполне искренним человеком и, несомненно, старается изо всех сил. Когда-то он провел три года в Абиссинии. Его записки были опубликованы. Они написаны в поразительно беспристрастной манере — по-апостольски точно и просто. Однако работа, которую он проводит в Иерусалиме, — явный провал. Один из миссионеров, работающих под руководством Гобата, признался миссис Зондерс, что из множества обращенных евреев только единицы могут быть признаны истинными христианами. На этот счет существует большое количество мнений и предубеждений. Тот же человек рассказал миссис Зондерс много такого, из чего можно сделать вывод, что миссия раздирается на части всякого рода интригами, словно административные советы или собрания партийных лидеров в Англии.

Я часто навещал протестантов.

Школа на горе Сион. Однако дела не идут. Единственно интересное дело — кладбище. Я присутствовал на собрании миссии в Иерусалиме (с целью сбора средств для устройства какой-то отдаленной миссии), но не был слишком тронут. За год им удалось собрать для «провинции» около 3 фунтов 10 шиллингов или что-то в этом роде.

Американская миссия в Смирне прекратила существование. Там мне рассказывали самые печальные вещи. Не нашлось ни одного обращенного, который бы не преследовал чисто плотских целей.

В Йоппе супруги Зондерс из Род-Айленда. Мистер Зондерс словно машинист со сломанного паровоза, вернувшийся из Калифорнии с продранными локтями. Миссис Зондерс превосходит его во многих отношениях. Их послали для основания сельскохозяйственной школы для евреев. Попытка потерпела жестокую неудачу. Евреи действительно приходили, притворялись заинтересованными и т. д., получали одежду, а затем… исчезали. Миссис Зондерс назвала их великими обманщиками. В настоящее время мистер Зондерс не делает ничего. Его здоровье подорвано климатом. Миссис Зондерс изучает арабский язык у одного шейха и превратилась во врачевателя для бедных. Как она объясняет — ждет пришествия господа. К этому она вполне готова, поскольку обладает большим терпением. Их маленькая дочка выглядит очень слабой и просится домой. Тем не менее работа божья должна продолжаться.

Миссис Минот из Филадельфии. Приехала сюда 3 или 4 года назад, чтобы организовать что-то вроде сельскохозяйственной академии для еврейского населения. Она — первый человек, который, кажется, по-настоящему брался за дело и своим пером воодушевлял других. Женщина фанатичная по энергии и духу. После недолгого пребывания в Йоппе она вернулась в Америку за пожертвованиями, преуспела на этом поприще и снова вернулась, снабженная орудиями труда и деньгами. Затем купила полоску земли в полутора милях от Йоппы. Из Америки с ней приехали две молоденькие девушки. У них было много хлопот. Ни одного еврея не удалось ни обратить в христианство, ни приобщить к сельскому хозяйству. Молодые леди пали духом и вернулись домой. Месяц спустя миссис Минот умерла. Я проезжал мимо ее могилы.

Дьякон Диксон из Гротона, Массачусетс. Этот человек заболел горячкой, начитавшись опубликованных писем миссис Минот. Он продал ферму на родине и примерно два года назад приехал сюда с женой, сыном и тремя дочерьми.

Тут будет уместно сказать, что все потуги с сельским хозяйством и религией, связанные с Палестиной, основаны на убеждении (миссис Минот и ей подобных), что время пророческого возвращения евреев в Иудею не за горами и поэтому путь их должен быть подготовлен христианами посредством обращения в веру истинную и обучения фермерству. Другими словами — подготовить почву в прямом и переносном смысле.

Вместе с миссис Зондерс я отправился в резиденцию мистера Диксона. Это примерно в часе ходьбы от ворот Йоппы. Дом и участок оказались около двенадцати акров земли. Тутовое дерево, апельсины, гранаты, пшеница, ячмень, томаты. Прямо на равнине Шарон, на виду у горы Эфраим. Мистер Диксон — истинный янки лет 60 с бородой восточного пророка. Он был одет в синюю куртку янки и жилет трясуна. Нас проводили в безрадостное, похожее на амбар помещение и представили миссис Диксон — респектабельной пожилой даме. Мы присели на стулья. После вступительных фраз состоялся следующий разговор.

Г. М. Вы поселились здесь навсегда, мистер Диксон?

М-р Д. Навсегда поселился на земле Сиона, сэр, — ответил он с какой-то упрямой настойчивостью.

М-с Д. (как будто опасаясь, что муж сядет на своего конька). Немного грязновато для пешеходов. Не так ли? — это адресовалось миссис Зондерс.

Г. М. м-ру Д. С Вами уже работает кто-нибудь из евреев?

М-р Д. Нет. Не могу себе позволить нанимать их. Делаю свое дело с сыном. К тому же они ленивы и не любят работать.

Г. М. Не думаете ли Вы, что это в основном и препятствует их превращению в фермеров?

М-р Д. Совершенно верно. Милосердные христиане должны лучше учить их. Все дело в том, что созревает время. Милосердные христиане должны подготовить путь.

М-с Д. (обращаясь ко мне). Сэр, много ли говорят в Америке об усилиях мистера Диксона»?

М-р Д. Верят ли там в возрождение евреев?

Г. М. Я затрудняюсь ответить на этот вопрос.

М-с Д. Как я полагаю, большинство людей верят в предсказание на этот счет в переносном смысле… так ведь?

Г. М. Вполне возможно и т. д. и т. д.

Их две дочери вышли здесь замуж: за немцев и живут по соседству, обреченные рожать потомство гибридов-бродяг. Старик Диксон обладает, кажется, энергией пуританина и, будучи искусственно зараженным этой нелепой еврееманией, решительно настроен нести до конца крест донкихотства. Это не совсем по душе миссис Диксон, но она покорилась судьбе. Все это предприятие представляется мне наполовину печальным, наполовину абсурдным делом, как и все в этом мире.

Мистер Кайок (?) английский консул. Этот джентльмен, родившийся в Леванте, некоторое время жил в Англии. Там он возбудил большой интерес к евреям и наконец вернулся в Йоппу, чтобы начать осуществление какого-то миссионерского предприятия, будучи снабженным приличными фондами, собранными набожными людьми в Англии. Он давным-давно забросил проект, занялся торговлей и теперь преуспевающий человек и английский консул. При малейшем намеке на миссионерские дела он проявляет явное нежелание говорить на эту тему. Поговаривают, — что каким-то образом он воспользовался средствами из упомянутых фондов.

Сэр Джозеф Монтифьор. Этот Крез посетил Палестину в прошлом году, купил большой участок земли на холме Гихон и обнес его стеной, собираясь устроить госпиталь. Человек 75 лет и огромного роста, он был доставлен в Иерусалим на носилках, несомых мулами. Его страшно ободрали, заламывая баснословные цены на любую покупаемую вещь. Сэр Дж., кажется, принимает близко к сердцу положение своих соплеменников, и поговаривают, что он собирается вернуться сюда навсегда.

Идея превращения евреев в фермеров тщетна. Прежде всего, Иудея, за редким исключением, — пустыня. Во-вторых, евреи терпеть не могут земледелия. Единственные, кто обрабатывают землю в Палестине, — это арабы.

Мистер Вуд из «Конкорд Н. X.» (американский консул в Бейруте) рассказал мне странные вещи, касающиеся частной жизни миссис Минот. Он и мистер Л. Напир считают ее сумасшедшей. Они того же мнения и о мисс Уильямс.

Мистер Вуд видел, как мистер Диксон разгуливает по Иерусалиму с открытой Библией, дожидаясь, когда Елеонская гора расколется на части, и подготавливает путь для пришествия евреев.

Арка «Эссе Хомо» («Се человек!»)

25 января.

Вчера в 1 час ночи разместился на борту австрийского парохода «Акила империаль». Однако отплыли поздно вечером. Всю ночь большое волнение и сильный ветер. Утром показалось какое-то побережье. Ливанские горы. Снеговые вершины. Гора Хермон не видна в глубине побережья. В 2 часа дня стали на якорь в Бейруте. Отель «Бель бю». Драгоман-провожатый до Ворбертона. Дует сирокко. Город занимает длинный участок суши, похожий на язык, выступающий от побережья. Вокруг высокие горы. Город за крепостной стеной. Древние руины замков крестоносцев. Город между пустыней и морем. И то и другое вгрызается в город. Сожженные дома и деревья. Пышные сады. Мол, омываемый прибоем. Идешь словно по кромке рифа. Отель расположен великолепно.

Понедельник 26 января.

Чудесный день. Тепло. Прогулялся по округе. Море лениво облизывает скалы. Прекрасная дорога в город. Книги консула. Интересный человек. Незадачливая беседа за обедом. Молодой пруссак.

27,28,29,30,31 января.

В отеле. Гора Ливан. Снег. Солнце. Тропики. Полюс, приведенный на линию горизонта. Ворота. Татарские гонцы, врывающиеся в город через ворота с известиями о войне. Спокойные дни. Прогулка по берегу моря. Удары валов. К чему вся эта суета? Люди Востока не знают, что такое камин, постель. Они не умеют краснеть. Бал паши. Разъяснение по поводу башибузуков. Гора Саннин. Река Адонис. Спокойное отчаяние. Похороны янычара. Коран, зажатый в руке. Паша и его свита. Двенадцать судей. Мистер Вуд из Конкорда. Консул.

Воскресенье 1 февраля 1857 года.

Чудесный день. Ветер и волны улеглись. Заплатил за проезд на пароходе «Смирна», принадлежащий австрийскому Ллойду. Направляюсь в Смирну. В 3 часа дня поднялся на борт. Не удалось попрощаться с мистером Вудом. Отплыли при заходе солнца. Неделя в Бейруте. Очень тихоходное судно. Внутри грязно, плохие каюты. Грубый капитан. Сцена за столом. Капитан бывал в Америке.

Понедельник 2 февраля.

В 10 часов утра справа по носу заметил остров Кипр. Проходим вдоль длинной белесовато-желтой полосы берега с высокими горами в глубине. В этих водах из морской пены родилась Венера. Это так же трудно себе представить, как и вообразить, стоя на Елеонской горе, что именно оттуда вознесся Христос.

Около 5 часов вечера стали на якорь мористее Ларнаки — кипрского порта. Сойти на берег не представилось возможности. Однако разглядел с палубы все, что заслуживало внимания. Вокруг города расстилается равнина. Выглядит по-турецки. Пальмы и минареты. Дома, расположенные вдоль берега. Отсюда вывозят вино. Скандал между лодочниками, подошедшими к борту. Спор пяти лодочников из-за одного пассажира. Закат.

Вторник 3 февраля.

Прошедшей ночью дул попутный ветер. В 11 часов утра ветер зашел с носа, налетают шквалы. Дуло весь день, судно раскачивается с борта на борт, с носа на корму. Волны катятся со всех сторон. Бедняги пилигримы страдают морской болезнью.

Среда 4 февраля.

Погода неожиданно изменилась к лучшему. Днем было видно побережье Кармании. Высокие горы. Судя по карте — до 7000 футов. Вчера, во время шквала, один из греков, настоящий Пантагрюэль, перепугался до смерти — думал, что часы его сочтены. Такая же забавная сцена в каюте во время обеда. Демократизм капитана и его офицеров. Вошел механик. Уселся. Выпил за здоровье королевы. Империалы. Построено в Англии. Отличный источник обогащения. Чудесный вечер. Лунный свет. Сблизились с Родосом, однако не подошли к берегу (хотя на борту было несколько пассажиров-турок, ехавших на этот остров), так как капитан захотел воспользоваться светлой ночью для того, чтобы проскочить самый сложный участок Спорадов. Остров Родос кажется большим и высоким, украшен несколькими приметными вершинами. Недавний взрыв пороха на складе разрушил большую часть улицы Кавалеров. В конце концов обнаруживаешь, что наиболее известные населенные пункты сделаны из обыкновенных элементов, составляющих землю, воздух и воду.

Механик-англичанин (из Корнуола) пригласил меня посетить машинное отделение, а позднее отобедать в его каюте. Он был заметно под хмельком и, ткнув пальцем в сторону своих машин, сказал: «Не дурная пара инструментов, сэр». Без ума от техники. Великолепие лунного освещения, как, впрочем, и нежелание встречаться с койкой, заставило меня задержаться на палубе допоздна. Около 11 часов ушел спать, однако в 2 часа был на ногах, не выдержав неутомимого преследования насекомых. Не могу выразить словами, что я выстрадал по их милости. Вот уже четвертую ночь не могу сомкнуть глаза. Так продолжалось до тех пор, пока не высадился в Смирне. Наказание в виде клопов, блох и москитов в равной мере соответствовало тому удовлетворению, которое мне доставило путешествие по Востоку.

Четверг 5 февраля.

Всю ночь среди Спорадов. Стоя на возвышенном полубаке, капитан и его офицеры правили в лабиринте проливов. На рассвете оказались совершенно запертыми островами и островками. Один из них — остров Кос. Несколько раз подходил почти вплотную к берегу. Можно было выпрыгнуть на сушу. Глубоко. Острова расположены настолько тесно и часто, что невозможно понять, как удается проникнуть в их гущу и выбраться на чистую воду. Все острова скалисты, голы и пустынны. На некоторых виднеются пятна зелени. На одном теплится огонек.