Красные кресты

      "Зефир", поставив все паруса, накрененный тугим дыханием ветра, словно низко кланяясь галеону, на полном ходу описал дугу на безопасном расстоянии от лавирующего испанца и, оставляя его несколько левее за кормой, помчался в бейдевинд.
      И хотя в результате этого скорость его несколько упала, испанский галеон начал все больше отставать. Бельмон заметил, что там перекладывают реи на противоположный галс, и у него снова промелькнула мысль, что Ян тем самым получает новую возможность уйти в открытое море. Но в ту же самую минуту Мартен отдал приказ подтянуть несколько парусов к реям на гитовах и гординях, и "Зефир" ещё сбавил ход.
      Теперь наконец оба корабля плыли с одинаковой скоростью, что, казалось, соответствовало желанию Мартена, и вместе с тем пробудило новые сомнения в душе сеньориты де Визелла. Вопреки своим заявлениям корсар избегал битвы; он бежал, стараясь приблизиться к берегами Франции!
      Она подумала, что он наверняка собирается укрыться под охраной орудий Ля Рошели и что в спускавшейся тьме ночи это может ему удаться. Мария испытывала противоречивые чувства: и триумфа, и боли, и разочарования.
      - Вижу, ты не торопишься взяться за дело, - заметила она, став перед ним на кормовой палубе.
      - Нет, - рассеянно ответил он. - Некуда спешить.
      Капитан испанского галеона "Сант Яго" не питал особых подозрений в отношении небольшого чужеземного парусника, который одиноко плыл в южном направлении так далеко от берегов Франции. Инструкции, им полученные, не предусматривали даже задержания таких судов, и лишь сигнал флагмана эскадры склонил его к перемене курса. Его начальник явно желал, чтобы капитан присмотрелся поближе к этому стройному суденышку, а может быть хотел заодно напомнить тамошнему шкиперу, что в Бискайе как и везде поблизости от Пиренейского полуострова господствует флот католического монарха, которому всем прочим флагам надлежит салютовать.
      Но небольшой корабль с необычно высокими мачтами и невиданным парусным вооружением не только не стал салютовать своим странным черным флагом, на котором золотился какой - то зверь или дракон, но и повел себя совершенно не так, как ожидали на "Сант Яго". Его резкий поворот под всеми парусами, по оценке капитана галеона весьма рискованный, казалось, указывал, что у чужеземного шкипера либо совесть нечиста, либо нет охоты свести хотя бы мимолетное знакомство с красно - золотым флагом Филипа II. Теперь он направлялся в сторону Франции и поначалу могло показаться, что ускользает. Но видимо плавание в бейдевинд представляло для него какие - то трудности может быть, по причине слишком высоких мачт или дополнительных рей на фоке и гроте, а также целой стаи треугольных парусов, которые приходилось опускать поочередно, - и вот он уже не удалялся, и расстояние между ним и "Сант Яго" даже несколько сократилось.
      Капитан галеона уже не мог связаться со своим флагманом, поскольку обе каравеллы остались далеко позади, где-то в ослепительном сиянии спускавшегося все ниже над Атлантикой солнца. Он даже не знал, плывут ли они следом; полагал только, что и тем капитанам маневр корабля под черным флагом должен был показаться подозрительным, откуда вытекало, что они должны постараться догнать его и задержать. К тому же он знал, что чужой корабль много меньше "Сант Яго", и рассчитывал, что на нем не может быть больше пятнадцати орудий. А потому предвидел, что чужак не будет защищаться и капитулирует, как только окажется в пределах досягаемости орудий галеона.
      Но уже очень скоро он понял, что погоня превратилась в состязание между "Сант Яго" и надвигавшейся ночью; чужой корабль незначительно, но непрерывно изменял курс с восточного на восточно - юго - восточный, все сильнее забирая боковой ветер, а галеону оставалось только следовать его примеру, что всегда труднее и дольше. На западе солнце перевалило полосу фиолетовых туч и теперь озаряло их снизу багровыми отблесками, наполняя ослепительным светом полосу неба между ними и меркнущим морем. На востоке и юге тоже громоздились темные тучи, и, казалось, мрак стекал с них на воду, которая все темнела. Корабль с высокими мачтами и розовеющими парусами выглядел при этом освещении экзотической бабочкой, летящей в объятия ночи. Едва в миле за ним мчался галеон, хотя ночь казалась быстрее.
      Через два часа после начала погони солнце скрылось и лишь ещё несколько минут узкая полоска горизонта словно крица раскаленного железа багровела под спускавшейся с небес завесой мрака, пока не остыла совсем и не слилась с гладью моря. В небесах блеснули звезды.
      "Зефир" плыл под зарифленными парусами, не меняя курса, лишь перебросив реи на бакштаг, а "Сант Яго" поспешал за ним, все ещё примерно в миле позади.
      Можно было потерять всякое терпение и утратить надежду на успех погони, но капитан галеона прекращать её не собирался.
      "- Мы можем наткнуться на другой наш корабль, - думал он, - можем загнать этого бродягу ближе к суше, где он уже не сможет свободно маневрировать, а тогда открыть огонь, чтобы привлечь внимание патрулирующих там фрегатов; может произойти нечто непредвиденное, что нам облегчит поимку этого пикаро. Нет, я не поверну назад, видя его перед носом. Ему не уйти, хотя бы пришлось гнаться за ним до самого утра. Мы уже давно миновали Ля Рошель и устье Жиронды; если бы он там хотел искать убежища, то на повороте я мог бы отрезать ему путь. Теперь у него уже нет выбора: остается только бегство на юг, где рано или поздно суша преградит ему дорогу, если прежде мы не встретим наших кораблей. Он в ловушке, и я контролирую его маневры; все, что он может сделать, ясно наперед, потому пока нельзя терять его из виду, и только."
      В самом деле, на протяжении следующих трех часов ситуация не претерпела изменений, и даже несколько ухудшилась для преследуемых. Правда, в спустившейся тьме, разрежавшейся лишь слабым светом звезд, с марсов "Сант Яго" невозможно было разглядеть, что творится с реями и парусами "Зефира", но его силуэт отчетливо вырисовывался по носу галеона, и расстояние между обоими кораблями, казалось, даже немного сокращалось.
      Испанский капитан приписывал лишь себе и своей ловкости этот небольшой успех: он очень вовремя заметил, что "Зефир" снова незначительно меняет курс ещё больше к югу, и пересек его след словно по тетиве лука. Но по прежнему он даже не пытался открывать огонь из носовых орудий: было ещё слишком далеко.
      Во всяком случае и это что-то значило. Он удовлетворенно потер руки предвидение начинало оправдываться - и уже поздравлял себя в душе за терпение и выдержку. Теперь каждая ошибка противника могла стать для него смертным приговором. Надлежало только ждать и неустанно быть начеку.
      Капитан действовал очень уверенно. Каждые полчаса сменял матросов на марсах, каждый час - на такелаже. Пушкари подремывали возле орудий. Только он и его офицеры не смыкали глаз, вглядываясь в пирамиды парусов, белевших в трех четвертях мили перед носом галеона.
      И тут около полуночи произошло нечто удивительное, чего ни капитан, ни один из его людей не мог себе никоим образом объяснить. Преследуемый корабль вдруг ни с того, ни с сего начал удаляться. Не изменил курса, не свернул на фордевинд, вообще не сделал ничего, что можно бы заметить, но однако удалялся все быстрее, с каждой минутой набирая скорость, пока не растаял во мраке, словно призрак.
      Капитан кинулся проверять лаг, но неопровержимо убедился, что "Сант Яго" продолжает развивать свою максимальную скорость в одиннадцать узлов. Что же произошло с тем кораблем? Только нечистая сила могла придать ему такой ход!
      Офицеры и боцманы протирали глаза, уверяя друг друга, что не спят, только все это никак не повлияло на тот факт, что они остались где-то далеко за кормой корабля, над которым пять часов подряд добивались все большего преимущества.
      Было в этом нечто неестественное; что-то смахивавшее на колдовство, отдававшее духом адской серы...То один, то другой украдкой осенял себя знаком креста, чтобы отогнать силы сатаны, но чары не уступали и корабль призрак не возвращался из тьмы, которая его поглотила.
      Капитан не знал, что делать дальше. Опасался, что несмотря на множество свидетелей столь неслыханного события никто из начальников ему не поверит. Корабли, которые видны менее чем в миле по курсу посреди спокойной тихой ночи в открытом море, не исчезают вдруг, словно их проглотил морской змей. Заранее можно было предвидеть, что командующий эскадрой ответит на эту историю:" - Проворонили!" Но не проворонили ведь! Видели, как тот удалялся, как летел во тьму прямо перед галеоном!
      - Он должен быть впереди! - заявил капитан. - Мог попасть в какое - то течение, которое его подхватило. Но если так случилось, то же самое течение подхватит и нас. На рассвете мы увидим его снова.
      Этот единственно возможный вывод его почти успокоил. Велел держать прежний курс и послал на мачты свежую смену, чтобы не пропустить появления высоких мачт и парусов. Сам по-прежнему напрягал взор в надежде в любую минуту их заметить. Но от беспокойства и предчувствия неудачи избавиться не мог, и к тому же вновь и вновь посещал его необъяснимый страх перед столь сатанинским фокусом, каким сочли моряки "Сант Яго" исчезновение чужого корабля.
      В ту минуту, когда незадолго до полуночи Мартен отдал приказ поднять все паруса, сеньорита де Визелла вновь вышла на палубу. Она уже не заговаривала и не задавал вопросов, поскольку Ян больше не обращал на неё внимания и не отвечал на насмешки и издевки.
      Ричард, в одиночку составлявший ей компанию после краткого и очень простого ужина, разумеется уже догадался, что задумал Мартен. Пояснил он это Марии в нескольких словах.
      - Галеон, который нас преследует, - сказал он, - гораздо быстрее на ходу тех двух тяжелых каравелл. Мартен плывет с такой скоростью, чтобы капитан его не терял надежды нас догнать. А когда мы отвлечем его достаточно далеко, последует атака.
      - Но ты же сам говорил, что галеон гораздо крупнее и лучше вооружен, чем "Зефир", - перебила она.
      - Что с того? Победу приносит не только сила огня и численность экипажа, но и ловкость маневра. Это я тоже говорил, только ты не хотела мне верить.
      - И ты думаешь, он победит?
      - Полагаю, да.
      - И потопит тот корабль?
      - Наверняка.
      - А команда пойдет на дно?
      - Если хватит времени, Ян позволит им спустить шлюпки и плоты.
      - Он всегда так делает?
      - Если обстоятельства позволяют.
      - И все только для того, чтобы раздобыть для меня образ Мадонны?
      - Похоже, что на этот раз так.
      - В таком случае он ещё больший мерзавец, чем я могла представить.
      Шевалье де Бельмон выказал некоторое удивление. Вывод, сделанный из его собственных слов, показался ему не слишком логичным.
      - Некоторые считают его человеком со слишком мягким сердцем, - заметил он. - Или ты полагаешь, что Рамирес удовлетворился бы потоплением "Зефира", удайся ему это, и смотрел бы спокойно, как мы спускаем шлюпки? Могу побиться об заклад на все, что имею, что он угостил бы каждую из наших шлюпок двенадцатифунтовым ядром и повторял бы это приветствие до тех пор, пока хоть одна доска держалась бы на поверхности.
      - Бласко не атаковал бы ни один корабль, чтобы раздобыть образ Мадонны, - гневно возразила она. - Не проливал бы кровь из-за такой ерунды.
      Ричард рассмеялся.
      - Даже если бы речь шла про образ Мадонны для тебя, - заметил он. - Я его понимаю! У тебя рассудительный жених, сеньорита. Но я полагаю, что на твоем месте предпочел бы Мартена.
      - Ничего ты не понимаешь! - разгневанно топнула она ногой. - Твой Мартен - обычный разбойник. Чтобы хоть как - то оправдать свое пиратство и преступления, он ссылается на меня; я буду причиной этого нападения, я и моя просьба образа Мадонны! Что за вероломство!
      - В самом деле, что за вероломство! - повторил Бельмон, проницательно глядя на нее. - Ты наверняка просила его купить этот образ при удобном случае на какой-нибудь ярмарке в Артуа или во Фландрии...
      - Ни о чем я его не просила! - ударила она ладонью по столу.
      Бельмон понимающе покивал и вполголоса добавил:
      - Это я и сам догадался.
      Они могли бы поругаться окончательно, не призови их на палубу суматоха, вызванная постановкой парусов. Прошло все быстро и ловко, и "Зефир" тут же ответил забурлившей у носа волной и помчался вперед, оставляя за кормой вспененную борозду, за которой уже не поспевал испанский галеон.
      - Убегаешь, - шепнула Мария Франческа, стоя за плечами Мартена.
      Правда, в тоне её было на сей раз больше удивления, чем насмешки. Только он все равно на неё даже не взглянул - целиком был поглощен задуманным маневром и его рассчетом. Обернулся, но лишь для того, чтобы убедиться, как быстро исчезнет из виду галеон. Напрягая взгляд, ещё разглядел вначале нечеткий контур его парусов, потом только светлое пятно на фоне мрака, и наконец не видел уже ничего.
      - Иди на нос, - хриплым шепотом бросил он Ричарду. - Через пару минут мы развернемся оверштаг. Нужно будет перебрасопить реи.
      Бельмон кивнул и, минуя сеньориту де Визелла, бросил на неё короткий многозначительный взгляд.
      - Начинаем, Мария, - сказал он вполголоса. - Теперь держись.
      Она не ответила, лишь презрительно и надменно надула губы.
      - Паруса и мачты, - говорил Мартен главному боцману Поцехе. - Мачты и паруса, Томаш. Так как тогда под Ойрас, когда мы высаживали на берег двоих португальцев - отца с дочерью, помнишь? Тех, которые отплатили нам предательством. Твой залп спас тогда "Зефир". Это был лучший залп всем бортом, который мне приходилось видеть. Хочу, чтобы ты сейчас сделал то же самое.
      Поцеха понимающе кивнул.
      - Хорошо, капитан.
      - Стоять к повороту, - бросил Мартен Ворсту.
      - К повороту стоять! - повторили в три голоса у мачт.
      "Зефир" летел сквозь тьму под свежим северо-восточным ветром, который гнал по небу стаи облаков, заслоняя звезды. Бурун выбивался из-под носа и опадал с монотонным шумом и плеском в море. Палуба вздымалась и опускалась, словно от глубокого спокойного дыхания.
      - На брасы! - вполголоса скомандовал Мартен. - Выбирай!
      Сам он стал у штурвала, вслушиваясь в тихие команды старших боцманов у мачт. Мария Франческа следила, как рулевое колесо вращается между его ладонями, замедляет ход, останавливается, вращается снова. Ощутила, как палуба наклоняется в противоположную сторону, и вдруг услышала наверху словно громкий вздох - как ей показалось, из лона мчавшихся там туч. Реи развернулись, паруса наполнились ветром и напряглись, а корабль поклонился ветру и выровнялся, чтобы вновь прибавить ход.
      - Так держать, - донеслось сквозь шум воды и свист ветра в такелаже.
      - Так держать, - долетело словно эхо от фокмачты.
      Теперь они мчались назад, описывая широкий полукруг. Где-то перед ними, вправо и наискосок, плыл испанский галеон, но наверное только Мартен мог определить место, где тот находился в этот момент. Ночь была темна, облака гасили слабый свет мерцающих звезд, море чернело, словно покрытое слоем сажи, без малейшего отблеска.
      Минуты проходили в молчании, которое, казалось, длится уже много часов, напряженное, чуткое, терпеливое, распростертое от носа до кормы, словно огромный черный кот.
      Сеньорита де Визелла испытала дрожь первобытного страха. Палуба словно вымерла. Ни одна фигура, ни одна тень на ней не шевелилась; не слышно было ни голоса, ни единого шепота. Только совсем рядом высокая плечистая фигура Мартена у руля покачивалась с боку на бок, взад-вперед, в такт покачиваниям корабля, что создавало впечатление, что стоит там не живой человек, а какое-то нематериальное явление, легкое и гибкое, поддающееся порывам ветра. Мария вглядывалась в этот призрак широко открытыми глазами с таким напряжением, что минутами у неё кружилась голова. Стояла так близко, что могла его коснуться, вытянув руку, но совсем не ощущала его присутствия, словно дух Мартена оставил свою телесную оболочку и кружил где - то вдали от "Зефира", там, где во тьме, вслепую, под всеми парусами мчался испанский галеон.
      "- Он его видит, - думала сеньорита. - Он там. Следит за ним и знает о каждом его движении. Не может быть, чтобы он не пользовался при этом колдовством. Но и Пресвятая Дева должна знать об этом. Почему же она позволяет эти дьявольские штучки? Почему не обратит его в камень? Ведь речь тут идет о её святом образе! О ней самой!"
      Какая-то волна покрупнее подобралась сбоку под корму, палуба вздыбилась и рухнула в пропасть. Сеньорита инстинктивно вытянула руку, чтобы удержать равновесие, и схватилась за плечо Мартена - до невозможности материальное, теплое, сильное плечо с гладкой кожей, вовсе не похожее наощупь на плечо призрака или оборотня.
      - Ох! - тихонько вскрикнула она и убрала руку.
      Заметила его лицо, но миг обращенное к ней, и блеснувшие в улыбке зубы.
      - Мы сейчас минуем их, - шепнул он.
      Эта короткая реплика рассеяла её былые опасения: Мартен был тут, весь целиком, вместе со своей душой, с его задором, бодрым взглядом и голосом.
      - Откуда ты знаешь, где они? - спросила она.
      - Из простого расчета скоростей галеона и "Зефира", тихонько ответил он. - А ещё по величине радиуса дуги, которую мы описали.
      Она не совсем поняла его объяснения, но кивнула. Явно никакими чудесами тут и не пахло.
      Через минуту - другую Мартен вновь велел перебрасопить реи, выполнил ещё один поворот и теперь они плыли с ветром в бакштаг, как тогда, когда галеон был у них за кормой. Но сейчас он их опережал. Высматривая в темноте его паруса, Ян уже не проронил с ней ни слова.
      Мария Франческа тоже молчала, силясь проникнуть взором сквозь черную заслону ночи. Различить она ничего не могла, даже тогда, когда ей показалось, что Мартен что-то буркнул под нос и тихонько рассмеялся, а потом начал медленно перехватывать рукоятки штурвала.
      Миновала ещё четверть часа, прежде чем она заметила то, что он видел уже давно: прямо по носу маячило во мраке светлое пятно. Они медленно приближались к нему, так что наконец можно стало различить трапецеидальную форму парусов, распростертых над темной массой корпуса, потом высокую кормовую надстройку, потом даже мачту с кольцами марсов и сеть вантов с перекладинами, бегущих от них к бортам корабля.
      "- Крикни я, они бы меня услышали", - подумала Мария Франческа.
      Но она прекрасно знала, что никогда не решится на предостерегающий окрик. Не смогла бы, пожалуй, извлечь ни звука из сдавленного горла, и к тому же страшное, непреодолимое любопытство к тому, что должно было произойти, взяло верх над всеми её чувствами.
      Тем временем "Зефир" незначительно отклонялся влево, разворачиваясь правым бортом к галеону, и одновременно расстояние между ними сократилось до каких-нибудь шестисот ярдов. Казалось, кто-нибудь из испанской команды в любую минуту должен был их заметить, но там упорно всматривались вперед по курсу, и никому не пришло в голову, что противник мог вдруг оказаться позади, за их кормой.
      И тут ослепительная оранжевая молния распорола мрак, высветив на миг галеон, его наклонные мачты, большие брюхатые паруса и два ряда орудийных жерл, торчащих из портов на обеих артиллерийских палубах. Раздался продолжительный, оглушающий гул залпа, и одновременно "Зефир" подался влево, словно от удара, нанесенного в его борт сказочным морским чудовищем. Потом тьма вновь сомкнулась над морем, ещё больше сгустившись от дыма, а оттуда, где только что был галеон, долетел треск валящихся мачт и рей, крики ярости и тревоги, и наконец одинокий удар корабельной рынды, который брякнул глухо и коротко, словно бронзовый колокол треснул от удара ядра.
      Мария Франческа вскочила на ноги - неожиданное сотрясение швырнуло её на доски палубы. Первым чувством, которое она испытала, поняв, что произошло, были гнев и стыд. У неё мелькнула было мысль, что Ян не предупредил её о залпе всем бортом, чтобы над ней посмеяться. Но её она тут же отбросила: он на неё даже не смотрел, и наверняка не заметил, как она упала. Рукоятки рулевого колеса скользили между его ладонями, "Зефир" поворачивал вправо за кормой галеона, Ян стоял на широко расставленных ногах и смотрел прямо перед собой.
      Сеньорита тоже взглянула в ту сторону. Испанский корабль совершенно потерял ход: его бизань-мачту просто смело с палубы, а центральная и средняя образовали на носу хаос расщепленного дерева, хлопавшего обрывками парусов. Оголенный корпус раскачивался с боку на бок, дрейфуя бортом к волне. Тут и там среди разбитых надстроек и остатков такелажа занималось пламя начавшегося пожара, а у борта клубилась толпа моряков, силящихся спустить шлюпки и в панике дерущихся за места.
      Тут Мартен прокричал:
      - Верхние паруса долой!
      - Трави фалы! - пронеслось по мачтам. - Выбирай гитовы!
      И через минуту:
      - Трави шкоты! Гордени трави! Выбирай! Живо!
      Паруса трепетали на ветру, спускались вниз, команды разносились от носа до кормы, раз за разом звучали пронзительные свистки боцманов, "Зефир" замедлял ход, разворачивался, дрейфовал боком, метясь своим левым бортом к правому борту галеона. Когда подошли вплотную, с его марсов громыхнуло несколько выстрелов, а Мартен передал штурвал в руки боцмана, который вынырнул рядом из тьмы.
      - Сдавайтесь! - прокричал он по-испански. - Я дарю вам жизнь!
      В этот миг на носу галеона полыхнуло пламя - занялись паруса фокмачты. В багровом зареве огня стала видна выстроившаяся вдоль борта "Зефира" двойная шеренга аркебузеров с тлеющими фитилями и стволами, наведенными в толпу испанских матросов. Несколько человек уже ждали наготове, держа длинные багры и канаты с крюками, чтобы с их помощью сцепиться с галеоном. Абордажная партия с топорами и ножами стояла на шкафуте, готовая ринуться в рукопашную схватку и взять штурмом пылающие останки "Сант Яго".
      Но штурм оказался ненужным. Испанский капитан умирал, раздавленный обломками бизаньмачты, два его помощника погибли от залпа "Зефира", начальник артиллерии был ранен в живот и потерял сознание, а младшие офицеры, командующие мушкетерами, совершенно потеряли голову и всякое желание организовать хоть какой-то отпор. Несколько белых платков уже развевались на палубе галеона.
      Сеньорита де Визелла повернулась к ним спиной, а её свежие, красные губки искривила презрительная гримаса. Она решила, что если бы Мартен решил потопить этот корабль вместе с экипажем, не сказала бы ни слова в их защиту.
      ГЛАВА XIII
      Оказалось, что сеньорита де Визелла не ошибалась, утверждая, что на каждом испанском корабле можно найти образ Мадонны. Как бы там ни было, это оказалось справедливым в отношении галеона "Сант Яго". Тессари, который во главе абордажной партии ворвался на его палубу, обнаружил в капитанской каюте кроме картины, изображавшей святого Иакова (покровителя Испании и корабля) ещё и изображение Девы Марии с младенцем. Правда, это не была Мадонна из Альтер до Чао, но писавший Пресвятую Деву мастер ясным светом высветил её лицо, столь несхожее со смуглым ликом Богоматери из Ченстохова.
      Несмотря на это сеньорита поначалу не хотела принимать добытый образ.
      - Ты совершил святотатство, - решительно заявила она. Захватил это на католическом судне, проливая христианскую кровь, как привык грабить золото или ценный груз. Я бы не могла молиться перед таким образом; ни о чем бы не посмела просить и ни за что благодарить Мадонну, которую ту украл.
      - Я спас её от затопления, - отрезал Мартен. - Ведь оставь я её на "Сант Яго", она пошла бы на дно вместе со святым Иаковом. Но раз ты не хочешь, я выброшу её за борт.
      - Ты не посмеешь! - испуганно воскликнула она. - Не богохульствуй!
      - Посмею, будь уверена, - порывисто отрезал Ян и хотел уже уйти, когда она схватила его руку, шепнув:
      - Оставь картину.
      Отдав её, он снова повернулся к выходу. Но уже на пороге каюты услышал, как она шепнула:
      - Благодарю.
      Ян оглянулся, но не встретил её взгляда; она стояла на том же месте, обеими руками держа золоченую раму и вглядываясь в ласковый лик своей покровительницы.
      "- Показалось, - подумал он. - А может быть, она это ей сказала?"
      Кроме образа Мадонны старший боцман Тессари, прозванный Цирюльником, обнаружил на пылавшем "Сант Яго" корабельную казну с небольшим запасом золота и серебра, приличное количество оружия, боеприпасов и пуль и почти не тронутые запасы продовольствия. Отправив Мартену шкатулку с деньгами, он отобрал то, что счел наиболее ценным и самым нужным из остального, дочиста обобрал испанских офицеров и матросов, лишив их наличных и немногочисленных ценностей, после чего вначале приказал им перенести добычу потяжелее на палубу "Зефира", а потом посоветовал загрузить провиантом и бочками с водой шлюпки и плоты, которые те спустили на воду, не слишком веря, что капитан корсаров действительно позволит им отплыть.
      Тессари их уверил в этом, произнеся короткую речь.
      - Вы свободны, - сказал он. - Благодарите за это благородство нашего шкипера, и потому вам надлежит ежедневно возносить искренние молитвы за его здоровье и успехи. Запомните его имя - Мартен, и имя нашего корабля "Зефир", а также вид нашего флага. Никому из вас я не желаю увидеть его ещё раз, поскольку вид этот обычно не идет испанцам на пользу и укорачивает жизнь. Можете передать это всем своим знакомым, чтобы их тоже предостеречь. А теперь я вам советую взяться за весла и плыть прямо на юг. Испания там. Если удачно доберетесь до суши, лучше всего вам больше в море носа не совать. Счастливого пути, леперос!
      Тем временем огонь охватил весь нос галеона, а вскоре после того, как корабль покинула команда, перебросился на шкафут и проник вглубь. На рассвете пламя побледнело и могло казаться, что пожар стихает, но когда "Зефир" удалился на пару миль, направляясь к востоку, столб огня взлетел в небо за его кормой, а затем грохот взрыва сотряс воздух, и лишенный мачт корпус "Сант Яго" исчез под водой, оставив за собой только черное облако дыма, уносимое ветром на юго-запад.
      В тот же день, после четырнадцати часов ничем не омраченного плавания, "Зефир" оказался вблизи песчаных отмелей Грандес Ландес, которые начинаются у северу от Адура и достигают устья Жиронды, а наутро на рассвете, воспользовавшись приливом, вошел в узкую горловину бухты и бросил якорь на тесном рейде неподалеку от крепостных стен Байонны.
      Мартен отправился на берег вместе с шевалье де Бельмоном, чтобы проводить его и заодно осмотреть крепость и город, разделенный на три части реками Нив и Адур. Ему там не слишком понравилось. В таверне, куда они зашли, приняли их нелюбезно, а серьезное настроение скромных, молчаливых жителей, их умеренность и суровая гугенотская набожность показались ему просто невыносимыми.
      - Возвращаюсь на корабль, - заявил он, недовольный и разочарованный. Если все королевство Беарнца столь же унылое и тоскливое, не хотел бы я быть его подданным.
      - Он не слишком похож на своих гугенотов из Беарна, - ответил Ричард. - Ни он, ни его двор. Но тут в самом деле тоскливо. Возвращайся; меня время подгоняет, да и кони ждут.
      Они расстались у ворот, и через минуту шевалье де Бельмон уже мчал по ухабистой дороге на Пуйо и Ортез, в сторону По, чтобы выполнить миссию, возложенную на него графом Эссексом.
      Дон Антонио Перес принял Бельмона, не скрывая перед ним своего нетерпения. Письмо Бэкона он прочел, присев на самый краешек кресла, но ещё не закончив, уже вскочил, чтобы заметаться по комнате, словно пол жег ему пятки. Неожиданно остановившись посредине, утвердительно кивнул и взглянул на Бельмона пылающими глазами.
      - Вот чего нам не доставало, - сказал он. - Вы прибыли как раз вовремя: завтра мы отправляемся в Париж, а оттуда - быть может - во Фландрию. Но эту карту следует разыграть ещё нынче, немедленно!
      И он выиграл. Генрих IY интригу поддержал и немедленно отправил в Лондон специального посла с доверительным сообщением, что Филип II обещает Франции мир на очень выгодных условиях; мир, который безусловно будет заключен, если королева Елизавета не решится на решительную военную помощь против Испании.
      Елизавета, однако, с виду оставалась несгибаемой: её ответ, полный укоров и жалоб, был отрицательным. У королевы не было ни людей, ни денег; она не могла впредь помогать Генриху IY.
      Но в действительности её терзало беспокойство. Вслед за письмом в Париж отправился её посол, которому предстояло прозондировать истинные намерения короля Франции. Послом этим был никто иной, как сэр Генри Онтон, приятель и политический союзник Эссекса. Он получил инструкции не только от Елизаветы, но и от Энтони Бэкона, согласованные с Робертом Деверье.
      Вскоре королева Англии получила два непривычно тревожных письма из Парижа: одно от своего посла, который жаловался на якобы очень холодный прием при французском дворе и подтверждал её худшие опасения; другое - от Антонио Переса, который сообщал, что Генрих IY все больше склоняется принять испанские мирные предложения, и последнее письмо Ее Королевского Величества явно ускорит его решение в их пользу.
      Донесение Переса, написанное великолепной латынью, которая откровенно восхитила Елизавету, кончалось осторожным замечанием, что дон Антонио вообще-то не понимает английской политики, но допускает, что за поведением королевы кроется какая-то необъяснимая тайна, поскольку "fines principum abyssus multa". *
      - - ----------- - * Намерения монархов непостижимы, как бездна. (лат.)
      И вновь могло показаться, что замыслы графа Эссекса и вся дипломатическая игра не достигли цели: Елизавета не поддалась и решила поторговаться; она заявила, что могла бы в конце концов оказать Франции определенную военную и денежную помощь, однако при условии, что король Франции "вверит её опеке" город и порт Кале.
      Для Генриха IY ничего привлекательного в этом предложении не было. Английская "опека" означала попросту цену, которую предстояло заплатить вперед за союз сомнительной ценности. Но ответить он уже не успел. Испанский корпус после победоносного похода через Фландрию начал осаду Кале, и пехотные отряды, поддержанные мощным огнем артиллерии, взяли внешние защитные валы города.
      Гром орудий долетал через пролив; его слышали не только в Сассексе и Кенте, но и в королевском дворце, и это был действительно грозный аккомпанемент к тревоге и опасениям Елизаветы.