Ну точно - это любовь

Джейн попыталась представить кузину, которая стоит перед группой четырехлеток и приговаривает: «И раз, и два».

— Ну ты хотя бы стараешься, Молли. И это чудесно. Ты воспользовалась цепью?

— Какой цепью? Я пошутила о розгах и цепях. Бог ты мой, дети не настолько ужасны.

— Нет, нет, Молли. Если ты звонила в коммунальную службу, а я в этом уверена, и электричество отключили больше чем на час, ты запускаешь цепь обзвона. Связываешься с несколькими родителями, они, в свою очередь, звонят другим, пока все не узнают, что случилось. Мы открыты до последнего ребенка, но многие родители предпочитают сразу забрать детей домой.

— Очаровательно. Я просто в восторге, Джейн, — отрезала Молли. — Почему мне об этом никто не сказал?

— Я же все это написала. Кажется, ты говорила, что прочитала мою записку.

— Нет. Я сказала, что у меня голова пухнет от твоей записки. Я не одолела больше двух страниц этого сочинения. Так, где он тут у тебя… А, ладно, проехали. Свет только что включили. Видишь? Если бы я читала твои инструкции, начался бы дурдом с мамашами и звонками. И кто сказал, что я не могу справиться с этим заведением?

— Кажется, справляешься, молодец, — вздохнула Джейн с облегчением. — У тебя есть несколько минут?

— Конечно, — ответила Молли. — Но сначала — поздравляю, ты — наша телезвезда.

— Что? — Джейн вздрогнула. — Ты видела?

— Видела? Твои родители записали сюжет, когда его повторяли. Его крутили по каждой программе. Знаешь, твои предки просто выламывают кнопки — вчера до позднего вечера и сегодня с утра. Их дочурка — наперсница следующего президента, тра-ля-ля. Простая американка из маленького городка добивается успеха. Ты звезда, Джейни, настоящая звезда. И платье тоже смотрелось хорошо.

— Это была не моя идея, — Джейн прислонилась к желтой кирпичной стене. — Нас шантажируют, Молли.

Прошло три секунды тишины — Джейн посчитала, — и Молли взорвалась:

— Что?

Несколько минут пришлось успокаивать кузину, которая обозвала Диллона всеми известными ей непристойными словами, — некоторые, без сомнения, она только что изобрела, — а потом все изложить. Но Молли есть Молли, ее последнее замечание было:

— Значит, препод клевый, да?

— Перестань, Молли! Меня используют. Тебя используют. Политика — это отстойник. Тебе все равно?

— Джейни, Джейни, милая. Я живу в Вашингтоне, помнишь? Добро пожаловать в реальный мир. И когда рука руку моет, отмываются обе. Вот что имел в виду Диллон, когда говорил о большой рыбе. Хотя он не может обещать, что закон Харрисона пройдет в Конгрессе. Он может только обещать, что представит его — проследи, чтобы это прозвучало в заявлении, чтобы это записали, и Харрисон не смог бы пойти на попятный, или будет выглядеть подонком. И, в довершение всего, я получу материал и останусь на работе. А ты — ну, мы с тобой знаем, что тебе перепадет, если уже не перепало. У тебя не получилось припрятать одну фотографию? Так хочется увидеть нашего профессора Ромео.

— Романовски. Не смешно. До свиданья, Молли, ты мне очень помогла, — бросила Джейн.

Молли так звонко рассмеялась, что Джейн убрала трубку от уха.

— Нет, не прощайся в таком настроении. Успокойся, Джейни. Все не так плохо, честно.

— Ну конечно, — пробурчала Джейн. — Ты-то хорошо устроилась. Это я попала в переплет.

— Естественно, — быстро ответила Молли. Очень быстро. Это насторожило бы Джейн, только она была слишком занята своими проблемами. — У меня все прекрасно, а ты по уши в дерьме? Какой поворот! Значит, слушай меня. Ты идешь и рассказываешь все преподу. И о том, зачем приехала. Я разрешаю, раз уж Тормоз Диллон все выяснил. Выложи все. Спорим, он поддержит тебя, даже поможет — у него своя корысть, правильно?

Как раз в этот момент Джейн запоздало вспомнила, что Молли не знает всего. Она изложила кузине урезанную версию. Молли не знает, что Джейн и Джон живут в одном номере. Что Джон уже знает о плане Молли и уже согласился помочь добыть материал о Харрисоне. Разоблачить его. Со скандалом поставить на колени.

— Все слишком запуталось, — пробормотала Джейн, и кузина услышала это.

— Такова жизнь, Джейни. А не только сказки и тихий час. Тебе надо крутиться. Ты же мечтала о приключении, помнишь?

— Не хотела! Ты хитростью втянула меня. Я не хотела сюда приезжать.

— Ври себе, пончик, но не надо врать мне. Ты до смерти хотела расслабиться. Женщина не покупает столько белья просто так, а ты купила уйму. Ну, в любом случае хуже, чем сейчас, уже не будет. О, черт. Что-то грохнулось… так, а вот и вопль. Женщина никогда не отдыхает. Я пойду, Джейни. Но сначала — совет от твоей мировой кузины Молли. Запри совесть в шкафу, зашвырни добродетели в океан и отрывайся на всю катушку. Ты это заслужила. Пока!

Джейн ошарашенно уставилась на телефон. Отлично. То, что нужно. Разрешение от Молли повеселиться, закрутить романчик.

— Спасибо, Молли, — произнесла она и улыбнулась, входя в отель.

Джон встретил Джейн у двери номера и сказал, что чертов телефон съехал, черт возьми, с катушек, от чертовой кучи людей, которые ей звонили, и ему пришлось просить телефониста отключать все проклятые звонки.

— Да, я уже знаю, — Джейн сняла накидку и оказалась в одном розовом бикини.

Интересно. Купальник на пляже — это просто купальник. Сексуальный, забавный, в общем, нормальный.

Но купальник в гостиничном номере — крошечные лифчик, трусики и сплошная голая кожа… И Джон, который все больше поражался своему викторианскому отношению к Джейн, отвернулся от этого зрелища. Ему в голову пришло много мыслей, и вовсе не о симпатичной подруге.

— Джон, ты краснеешь? Не может быть. Ты снова разозлился, да? Я все объясню. Только на минутку в душ, — Джейн схватила чистую одежду и направилась в ванную. — Не уходи, потому что мы должны поговорить.

— А звонки? — крикнул он вслед.

— Я сказала, что знаю о них. Все объясню после душа, ладно? — и закрыла дверь в ванную, но не заперла.

Ничего не поделаешь. Джон вышагивал по ковру, пока она не вышла из ванной, с мокрыми волосами и без косметики на веснушчатом лице. На ней были короткие шорты и желтый летний свитер с короткими рукавами, который оставлял открытым ее плоский живот. Она пахла мылом, шампунем и мятной пастой.

Знала ли эта женщина, что она с ним делает? Господи Иисусе!

— Ну вот, — тихо произнесла Джейн, и он наконец-то заметил, что она расстроена. — Садись, Джон, и давай поговорим. Я первая.

Поэтому Джон молча сел и дал слово Джейн. Хотя других вариантов у него не было.

Он смотрел, как она меряет шагами комнату в своих белых атласных тапочках — она никогда не ходила по полу босиком, — периодически останавливается и складывает его спортивную куртку, снова и снова. Он увидел, как в ее глазах блеснули слезы, когда она говорила о том, что Диллон грозился отправить фотографии родителям.

Все. Он больше не может молча сидеть и ничего не делать.

Поэтому Джейн, благослови ее господь, села и дала ему высказаться. Произнести тираду. Она смотрела, как он схватил куртку, скомкал и швырнул в угол. Он постарался скрыть убийственный блеск глаз, когда выпалил имя Диллона.

— Полегчало? — спокойно спросила Джейн, когда наконец он вытащил из-за стола стул и рухнул на него.

— Нет, не совсем, но спасибо, что дала мне перебеситься, — Джон попытался улыбнуться. Она, наверное, видела множество вспышек ярости и знала, что лучше всего отойти и дать человеку разрядиться. — Теперь подведем итоги, да?

Она кивнула и быстро взглянула в угол комнаты. Он встал, поднял куртку и не только отряхнул ее, но и повесил в шкаф.

— Спасибо, — Джейн наконец слабо улыбнулась.

— Не благодари меня. У меня такое ощущение, что, если я расшвыряю ящики комода по всей комнате, ты попадешь в бардачный рай, потому что тебе будет, чем заняться.

— Мне нужно заняться чем-то созидательным, Джон, — поправила она. — Хотя мама говорит, что я аккуратна по природе, потому что я Дева. Все было нормально, пока Молли не сказала, что многие называют Дев зодиакальными девственницами. В общем, — она быстро отвела взгляд, — не будем об этом, ладно? Что ты говорил? Подводим итоги?

— Точно, — Джон подошел к столу и снова сел. — С самого начала, — он нахмурился. — Где же, черт подери, это начало?

— У тебя или у меня? — спросила Джейн. — У меня все началось с Молли, которая в очередной раз ворвалась в мою жизнь, умоляя сделать ей одолжение. У тебя — со студента, который рассказал о Харрисоне, и с книги.

— Книга? Да, верно, — он нахмурился. Она отлично запомнила все его тупое вранье. — Книга. Зря я задумал эту книгу.

— Наверное, зря, — кивнула она. — Ой, прости. Я уверена, ты хороший писатель, Джон. Ты только взял неудачную тему, желая всем открыть глаза на незаконные деяния сенатора… или на его амурные приключения. Последнее, возможно, отголосок того любовного романа, который ты пытался написать. Так или иначе, ты старался. Я уверена, когда-нибудь тебя опубликуют.

Джон закатил глаза.

— Ну, спасибо, училка. Что дальше?

— Ты отказался от игры в чудака, рассказал, что приехал за грязными фактами о Харрисоне, и попросил моей помощи. Потом я рассказала тебе, зачем приехала и… нет, я не сразу тебе это рассказала, да? — Джейн вздохнула. — Может, стоит все записать?

— Точное время необязательно, Джейни. Прошло всего три дня. В общем, ты мне во всем призналась, и мы решили объединиться, — напомнил он. — Давай дальше. Пока мы радостно все планировали, Диллон и Харрисон были уже на шаг впереди, а может, и на два. Уже несколько недель назад они выяснили, как использовать тебя, Молли и, скорее всего, шестьдесят процентов остальных участников конференции. Меня в их планах вообще нет.

Тут он осекся, достал бумагу и ручку из ящика письменного стола и сделал вид, что все записывает. Но думал совсем о другом.

В первую очередь о том, что прогорел. Он знал, что участников будут проверять из-за возможного появления на конференции президента. Они с Джейн даже говорили об этом вчера вечером на коктейле.

Но он не сделал нужных выводов. Он, циник, который считал, что у каждого своя корысть, повел себя наивно. Ужасно наивно. Он не учел, что Харрисон обойдет правила и использует эти сведения в своих целях.

Сенатор знает о том, что Джон — сын Мэри-Джо. Это стало понятно в ту секунду, когда Джейн сообщила, что Харрисон достал копии правительственных отчетов — ублюдок решил сделать вид, будто не связал его имя с Мэри-Джо.

Ладно, этот человек — бесхребетный слизняк. Но знал ли Харрисон, что он Дж.П. Роман, до того, как Кевин-бродяга взломал его компьютер? Конечно, знал. Именно поэтому Кевин вытащил у него ключ-карту и проник в комнату. Кевин-бродяга работает на Харрисона, а Харрисон хотел знать, есть ли что-нибудь о нем в компьютере Дж.П. Романа. Совершенно точно. Ну, может быть. В любом случае это объяснение.

— Джон, что-то не так? Он покачал головой:

— Нет. Я просто думал. Я, наверное, совсем скучный, если Харрисон не придумал, как меня использовать. Он давит почти на всех, раздавая обещания в обмен на поддержку, финансовую или какую-то еще. Но не на меня. Видимо, проверка не выявила во мне ничего интересного.

— Судя по словам Диллона, ты прав, — сказала Джейн, и он внимательно посмотрел на нее. — Не удивляйся так. Я спросила о тебе, и он мне ответил. Холостяк, родители умерли, живет с тетей, профессор местного университета. Вот и все.

— Я оскорблен. Они даже не выяснили, что меня поймали в колледже во время «битвы за трусы»?[22] Извини, Джейн, я хочу спуститься и взять нам содовую. Скоро вернусь.

Скармливая долларовые купюры автомату с содовой, Джон говорил сам с собой.

Значит, вот и все? Нет, не все. Даже при беглой проверке всплыли бы имена родителей. Джеймс и Мэри-Джо Романовски. Так что в тот первый вечер они устроили спектакль. Харрисон знал, он должен был знать. Его изначальные выводы правильные, и Диллон соврал Джейн.

И Харрисон должен бояться, что Джон публично обвинит его из-за Мэри-Джо.

А если сенатор выяснил, кто такой Джон, его личность и профессию, если хоть что-то знает о его книгах, тогда он должен предположить, что Джон приехал вести расследование. И до смерти испугаться того, что Дж.П. Роман напишет в следующий раз.

Потому и взломали его компьютер.

Хорошо. Он не раз об этом думал, а теперь убедился в правильности своих выводов.

Если только сенатор и его дрессированный пес не придумали, как использовать и его. Но как?

— Сукин сын, — бормотал Джон, шагая по коридору с ледяными банками в руках. — И я не могу ничего сделать. Не могу обвинить его во взломе. Ни в чем.

Диллон показал эти фотографии Джейн, но Джон понимал, что они предназначались и для него. Начни он мутить воду, снимки разошлют, и тогда Джейн пропала, а виноват во всем будет он.

— Гаденыш.

Потом Джон вспомнил еще кое-что. Джейн была с ним честной. Но он не был честным с ней.

Что, если сейчас он расскажет ей всю правду? Кто он на самом деле, почему хочет уничтожить Харрисона. Что он уже знает о Харрисоне — а этого недостаточно, чтобы обвинить его публично, черт побери. Что во все это она ввязалась не из-за Молли, а из-за него. Как вломились в их комнату, взломали его компьютер.

Джон постоял перед дверью номера 217, обдумывая варианты, будто для книги.

Он признается Джейн и получает от нее в челюсть.

Нет. Джейн так не поступит. Она леди во всем.

Она уедет.

Нет. Она не сможет. Ее держит Харрисон.

Она узнает, что он Дж.П. Роман, бросится в его объятия, и они займутся сумасшедшей, безумной любовью?

М-м-м…

Нет. Такое бывает только в книгах.

Кроме того, сейчас они и так перегружены информацией. Дж.П. Роман подождет.

Джон, держа обе банки в одной руке, открыл дверь и вошел.

— Значит, так, — он протянул Джейн банку содовой. — Они поймали нас, Джейн. Действительно, поймали. Если эти фотографии могут попасть к твоим родителям, они могут попасть и к моему декану, вместе с доказательствами, что мы живем в одной комнате. Я получил это приглашение через университет и сомневаюсь, что декан Хеннеси жаждет, чтобы репутацию школы запятнала желтая пресса.

Джейн выпятила нижнюю губу.

— Но эти фотографии не настолько уж откровенны.

— Вполне достаточно, если учесть, что мы живем вместе. Из-за визита президента репортеры нагрянут толпами, они будут вынюхивать все подряд. А мы знаем, что секс продается. Черт, это гнусное племя все еще пытается нарыть грязную историю о сексуальной жизни Кеннеди, а он уже сорок лет как умер. Ладно. Вот что нам нужно — перевести стрелки на этих ублюдков. Найти способ показать прессе, телевидению и, что важнее всего, избирателям, какие слизняки Харрисон и его преданный пес Диллон.

— Ты, кажется, за этим сюда и ехал, — кивнула Джейн. — Но как мы это сделаем? Я здесь не для того, чтобы устраивать скандал. Я приехала выяснить, собирается ли Харрисон баллотироваться на пост президента. А у тебя есть только сплетни от какого-то студента, которому что-то рассказал его дядя, кузен или кто там.

И снова этот воображаемый студент. Все-таки надо сказать ей правду.

Но не сейчас.

— Джейн, у меня есть отличная информация. Я знаю здесь по крайней мере троих, кто повязан с Харрисоном и маленьким некоммерческим фондом, который он создал вместе с Диллоном, не совсем законно, если внимательно присмотреться. И по большей части я могу подтвердить это документами.

Но Джон предпочел бы разоблачить Харрисона за плотские грешки, за то, что тот жестоко сломал жизнь Мэри-Джо, — но, конечно, не упоминая имя матери. Но сейчас, когда дело касается и Джейн, он сделает все, лишь бы уберечь ее от неприятностей.

Джейн пожала плечами:

— И? Что нам делать с этой информацией, если вся она не подтверждена?

— Подожди. Я только начал развивать эту идею. Вечером семинар, верно? Харрисон на него пойдет?

— Не знаю, — она подошла к ночному столику и взяла свою папку. Та слегка покоробилась от воды. Джейн вернулась к письменному столу, к Джону, открыла папку и начала просматривать содержимое. — Где расписание? Я тут все перепутала, когда ее уронила. Черт, и на одной открытке смазались чернила.

Джон почти не слушал ее. Как бы добраться до Харрисона? Надо придумать, как его скомпрометировать в присутствии журналистов и хорошенько проучить. Лучше всего успеть до того, как Харрисон объявит о выдвижении своей кандидатуры, а он, вероятно, сделает заявление в пятницу вечером, перед закрытием конференции.

Как он уже говорил, на территории «Конгресс-Холла» стояли фургоны нескольких съемочных групп, которые собирались освещать приезд президента. Но фургоны никуда не уедут до пятницы — Диллон проговорился, что в пятницу намечается некое событие.

Сегодня понедельник. У него пять дней. Пять дней, чтобы придумать нечто новое или развить то, что уже есть: либо закулисные сделки Харрисона, либо поверхностное доказательство того, что своими изменами он довел вторую жену до пьянства — и, в конечном итоге, до гибели.

Достаточно ли этого? Еще бы пару месяцев по-расследовать, подтвердить сведения с обоих фронтов. Он ясно это понял благодаря Генри. Он был так близок к победе. Если бы только эта чертова конференция проходила в сентябре, а не в июле.

— Джон!

Он поднял глаза и увидел, что Джейн нахмурилась.

— Что случилось? Сегодня вечером нет семинара?

— Я не заглянула. Не знаю, — она все еще смотрела на скрепленные страницы, которые держала в руках. — Джон, что это?

Глава 13

Джейн поборола желание спрятаться за одну из пальм, которые стояли в горшках вдоль веранды, поднять воротник несуществующего плаща и выхватить миниатюрный бинокль, чтобы наблюдать за сценой.

Глупо… Но она же хотела маленькое приключение, вот и получила его. Сполна.

И стыдно, конечно, но ей нравилось. Она нервничала, не была уверена, что у нее получится, но все же развлекалась.

Цель сегодняшнего дня, вторника, найти Брэнди Хаит и «задружиться с ней. Ну, знаешь, женские разговоры».

Конечно, Джону легко говорить — хотя она несколько удивилась, услышав от него слово «задружиться». Но, в конце концов, он преподавал в университете.

Он не представляет себе, как сложно вести женские разговоры с правящей королевой Голливуда. Что у них общего? Обе они — женщины. Обе одинаково устроены. Только у Брэнди Хаит параметры намного лучше. Другими словами, Брэнди — первоклассный «ягуар», а Джейн — уцененный «неон».

Но она об этом забудет… почти.

Надо найти подход, с чего-то начать. Можно сыграть лебезящую поклонницу, глуповатую подхалимку. Подхалимку. Вот оно, слово! Джейн в очередной раз поблагодарила бабушку за ее богатый лексикон.

Только вот у Брэнди Хаит подхалимов пруд пруди. Зачем ей еще одна?

— Есть мысль, — произнесла Джейн, наблюдая, как Брэнди вылезает из бассейна. Даже это у нее выходило изящно. Конечно, купальник у нее не съедет, просто не посмеет. У нее, скорее всего, никогда не воспаляется кожа после бритья. «Все, Джейн, сосредоточься. У тебя только что была мысль. Ты будешь откровенной. Честной. Прямой. Джон, может, не поймет замысла, но ты-то понимаешь».

Джейн расправила плечи и двинулась к шезлонгам, расставленным вокруг бассейна, нацелившись на свободный, рядом с Брэнди.

— Привет, как вода? — Она села и непринужденно откинулась, вытянув ноги. Она не могла не заметить, что. ноги Брэнди доходят до края шезлонга… а ее собственные короче дюймов на шесть и при этом плотнее. У нее даже ямочки на коленях, которые казались бы милыми, если бы ей было шесть лет.

Боги распределяют дары несправедливо. Вот и все тут.

— Привет, Джейни. Вода чудесная, — ответила Брэнди своим хрипловатым голосом, как у Лорен Баколл. Еще один подарок богов. Лорен Баколл могла бы в рекламе уговорить людей покупать кошачий корм, что и делала. Молодая и великолепная Брэнди Хаит со своим голосом могла бы продать Фиделю Кастро жвачку в форме сигары.

Ладно, одна тема исчерпана. Берем другую.

— Я видела тебя на утреннем семинаре по глобальному потеплению. Что ты об этом думаешь?

И тут Брэнди разговорилась. Джейн ушам своим не верила. Да, она знала, что у нее такое лицо, которое, кажется, побуждает людей к откровенности, и они рассказывают о своих несчастьях, заботах и мечтах. Но она не ожидала этого от Брэнди Хаит.

Брэнди села, спустила ноги на пол, уперлась локтями в колени и произнесла двадцатиминутную тираду о глобальном потеплении — одной из важнейших проблем, что стоит перед нацией и перед всем миром. Она живет в Калифорнии, а выросла в Нью-Джерси, на другом побережье, и осведомлена не хуже любого неспециалиста.

Джейн не могла вставить и слова. Наконец она стала просто хмуриться или кивать в подходящие моменты. И один раз даже искренне охнула.

— …И сенатор Харрисон не видит этого, Джейни, — Брэнди наконец-то выдохлась. Она снова улеглась в шезлонг. — Он просто отказывается видеть. Возможно, потому, что глобальное потепление не носит коротких юбок, не покачивает бедрами и не спонсирует его кампании. Конечно, он говорит много правильных слов, но делает ли он что-нибудь? Нет, не делает. Запомни, Джейни. Никогда не доверяй человеку, который улыбается, когда говорит. Он так меня бесит.

Она слегка удивленно посмотрела на Джейн.

— Почему я тебе все это рассказываю? Джейн промолчала, переваривая сказанное.

Джон не знает, насколько оказался прав: Брэнди Хаит не любит сенатора Харрисона. Ни капельки.

— Сенатор хочет, чтобы я поделилась своими мыслями насчет государственного обеспечения детских садов в Америке, — произнесла она наконец. Брэнди фыркнула — как обычный человек.

— Просто мечтает. Только надень кроссовки, если он позовет тебя в свой люкс. И захвати электрошок.

Джейн не могла играть дурочку бесконечно. Кроме того, она собиралась выяснить все, что Брэнди знает о своем земляке из Нью-Джерси. Джейн считала, что он ей нравится, Джон чувствовал между ними некоторое напряжение, но никто не ожидал такого.

Или, может, Джон ожидал. Надо бы это обдумать.

И Джейн слегка надавила на Брэнди, подтолкнула ее, надеясь перевести беседу на личности.

— Знаешь, он ущипнул меня. Прямо перед телекамерой. Он распутник.

— Хорошее слово — «распутник», — Брэнди снова села. Оглядевшись, она убедилась, что на расстоянии ближе двадцати футов никого нет, и жестом попросила Джейн придвинуться. — Джейни, я могу рассказать тебе столько…

Пускать слюни в предвкушении будет не к месту. Как и нащупывать в сумочке ручку и бумагу. Поэтому Джейн тоже огляделась, подняла брови и прошептала:

— Правда?

— Правда. Я такая злая, что готова кое-что тебе рассказать. Даже всему миру. Кстати, сегодня утром я решила так и поступить. Ни к чему это, злословить за спиной. Ты знаешь, почему я здесь?

Джейн покачала головой. Она уже понимала, что ответ прозвучит нелепо, но все равно произнесла:

— Из-за семинаров?

— Как будто эта уникальная подборка болванов заботится о чьем-то мнении. Они, конечно, пригласили для приличия несколько нормальных людей. Твоего профессора Романовски для одного семинара, тебя — для другого. Нескольких ученых они полуподкупили, обещав их финансировать, что-то в этом роде. Но знаешь, зачем все это организовано? Это старт президентской кампании Харрисона. Он собирает деньги, выдает пустые обещания, взыскивает долги, шантажирует остальных, таким образом заручаясь их поддержкой. Здесь под поверхностью таится целый мир, Джейни.

— А ты? — спросила Джейн, слишком неопытная в интригах, чтобы не задавать первый вопрос, пришедший на ум.

— Я? Я для показухи. Преуспевающая девочка из Нью-Джерси. Студентка-стипендиатка в Принстоне, звезда Голливуда и прочая чепуха. Я получила стипендию Мирабель Фландерс Харрисон, между прочим. Названную в честь первой жены Харрисона. Я была так признательна, Джейни. Я добровольно вызвалась помогать его кампании, всех агитировала, как только мое имя стало известным. Но когда начала осознавать, что он не соответствует своему образу, и захотела уйти… Конечно, он не мог этого допустить. Черт, мне уже все равно. Пусть публикует фотографии. Надоело быть его куклой!

Джейн положила ладонь на руку Брэнди. Джон говорил, что у него есть два пути уничтожить Харрисона, остается выбрать лучший. Теперь, похоже, появилась и третья возможность. Сенатор Обри Харрисон. Что за невероятный мерзавец!

— Давай пройдемся, уединимся где-нибудь и выпьем чего-нибудь прохладного.

— Здорово, Генри, — Джон сел за столик своего друга и издателя в «Синем кабане».

— Привет, Джон, — ответил Генри, не отрывая глаз от рукописи, в которой делал пометки красной ручкой.

— В отеле пожар.

— Угу, — рассеянно ответил Генри, отложил ручку и постучал пальцами по рукописи. — Ты бы стал читать книгу о выпадении и пересадке волос? — Он развел руками и глуповато улыбнулся. — Проехали. Тупой вопрос. Не ты, конечно, а люди. Как думаешь, миру нужна еще одна книга о выпадении волос?

— В ней написано что-то новое? — Джон подозвал бармена и заказал две кружки холодного пива.

— Возможно. Главная тема — выпадение волос у женщин, что само по себе необычно. Вроде даже интересно. Там, конечно, много психологической поддержки, ведь считается, что у женщин не выпадают волосы, как у мужчин. А они выпадают. Агент этой девчонки приводил мне цифры, и если треть лысеющих женщин купит эту книгу, получится почти бестселлер.

Джон сделал большой глоток ледяного пива и взял одну машинописную страницу.

— «Приглядитесь внимательно к вашей любимой дикторше из новостей. Видите, какие у нее волосы? Есть вероятность, что не все они ее собственные», — он посмотрел на Генри. — Правда? — Правда. Автор действительно нашла пятнадцать женщин-дикторов, которые открыто в этом признались. Наверное, куплю эту книгу.

— Генри, ты уже строчишь пометки на полях. Значит, покупаешь. Готов поспорить, ты привез с собой сундук с рукописями. Ты был на каком-нибудь семинаре?

— Я? Только на первом, по авторским правам. Все говорили, никто не слушал. Береги свои медяки, мой мальчик. Если в ближайшее время ничего не сделают, чтобы защитить авторские права, то уже нечего будет защищать, потому что я отойду от дел, и так же поступят остальные. В обществе, зацикленном на делании денег, должны понимать, что издатели, авторы, артисты, сценаристы, киностудии тоже должны делать деньги, иначе их продукция исчезнет. Скоро вместо книг будем читать надписи на коробках с овсянкой.

— Надо же, как тебя проняло, Генри. Прямо огнем плюешься, — ухмыльнулся Джон. — Серьезно, может, выскажешь все это Харрисону за ужином? Ведь на этой неделе он всем подряд раздает обещания. Ты же знаешь, мы сидим с ним за одним столом. Или наконец узнаешь, если в кои-то веки поднимешь голову от книги и увидишь, с кем сидишь.

Генри покачал головой:

— Так я и сделал. Вчера. Без толку. Мелковато для нашего Харрисона, и переходит дорогу слишком многим избирателям. Тем, которые считают, что получать что-то бесплатно, особенно в Интернете, богом данное право. По крайней мере, он был честен, не сильно наплел и пообещал, что попробует что-нибудь сделать с новым законом об авторских правах.

— Ах, какие мы честные. Как слеза младенца.

— Все еще не оставил эту мысль? Джон — хороший. Сенатор Харрисон — плохой.

— Этот сенатор Харрисон, жалкое отродье… Генри, я могу его осадить.

Генри кивнул.

— Дело о его некоммерческой организации? Той, которая под началом Харрисона и его вкладчиков дает весьма приличную прибыль? Напомни, как она называется?

— «Наша с тобой Америка». Ну, ты знаешь, как это делается. Берется название, которое прославляет правду, семейные ценности, личность, маму, яблочный пирог и прочую стандартную чепуху. Очень патриотично звучит в рекламных роликах. Он же не назовет это организацией богатых приятелей, которая уничтожает тех, кто «против нас», и набивает карманы всех, кто «за нас».

— Тебя никогда не примут за оптимиста, Джон, — вздохнул Генри.

Джон пожал плечами.

— Генри, минимум девяносто пять процентов политиков — нормальные надежные люди и хотят одного — служить своей стране. Неважно, соглашаюсь ли я с тем, как именно они хотят служить. Вот почему у нас много партий, и все получают голоса. Большинство наших лидеров честны. А Харрисон — вывернут, как задняя собачья нога, если цитировать мою тетушку Мэрион. И я его разоблачу.

— И как же? Проследишь за его деньгами? У тебя есть помощники? Надежные источники? Короче, у тебя сейчас больше сведений, чем когда мы с тобой говорили? Тогда было недостаточно. Все должно быть обосновано, Джон, иначе он тебя похоронит, и вместе с тобой «Брюстер Паблишинг». На самом деле я пока вижу лишь один путь — открыть всем правду о твоей матери, а этого ты не захочешь.

— На самом деле, Генри, я действительно хочу сыграть на его отношении к Женщинам. Но ты и не догадаешься, каким образом. Это подло и противно, зато доступно для публики. Не знаю, правда ли это, но у меня есть документ, где все написано черным по белому. Вполне достаточно, чтобы разоблачить сенатора. Тебе понравится.

Джон откинулся на спинку стула и проникновенно посмотрел на друга:

— Я знаю тебя, Генри. Ты честный и порядочный. Ты даже сообразительный, — добавил он, ухмыляясь. — Но ради такого ты перешагнул бы через собственную бабушку. Готов? Мне может понадобиться твоя помощь, чтобы разыграть это так, как я хочу… Так, как решили сыграть мы с Джейн.

— Вы с Джейн? Джон, если ты испортил эту прелестную маленькую…

— В основном это ее идея, Генри. Мы не спали вчера полночи и все просчитывали. В ней есть глубина. И размах. И веснушки, и потрясающая честность. А как она ест! Ладно, неважно. Господи, Генри, пора признать — я без ума от нее.