В плену страстей

      У Рэн сильно забилось сердце. Она и сама подумала об этом, как только увидела Калеба. Сара права: Калеб – такой мужчина, какого Морская Сирена захотела бы видеть своим возлюбленным. Рэн вздохнула. Ей нужен Малькольм. За него она хочет выйти замуж.
      – Калеб – ужасный волокита. Он обожает женщин – всех женщин. Мне кажется, он задался целью проверить, сколько девственниц сможет уложить в постель прежде, чем выберет жену, если он вообще когда-нибудь женится. Не сомневаюсь, что у него полно женщин в каждом порту. Калеб не тот человек, за которого можно выходить замуж, а я хочу детей от хорошего мужа. Такого, как Малькольм, – холодно добавила Рэн; лицо ее было совершенно спокойно.
      От этих слов у Сары похолодело в животе. «Ничего у тебя не выйдет – с моей помощью, подружка», – зло подумала она. Срочно нужно что-то предпринять – все что угодно, лишь бы открыть Малькольму глаза на совершаемую им ошибку. Наверное, первая идея была лучше. Сара видела, как Калеб взглянул на нее в саду. И разве Рэн не сказала, что его интересуют женщины? Не трудно будет испытать на нем свои чары и посмотреть, какое впечатление это произведет на Малькольма. Если он поймет, что такой мужчина, как ван дер Рис, интересуется ею, то, возможно, и оставит бредовую идею жениться на Рэн. Милая непорочная Рэн… Нет, это несправедливо! Она, Сара, пуританка, но падшая пуританка, а Рэн невинна… Решено: она начнет флиртовать с Калебом, как только все сядут за ленч!
      – Ты готова, Сара? Ты же знаешь, какой суетливой становится Камилла, когда опаздывают. Если мы задержимся еще, то придем в столовую после других, а я хочу первой представить Малькольма Сирене и Ригану.
      – Я уже готова, – ответила Сара, поправляя волосы.
      Девушка выглядела не менее прекрасной, чем Рэн, – в бледно-голубом облегающем платье. Необходимо держаться поближе к лихому Калебу, чтобы Малькольм смог оценить, как красиво они смотрятся вместе.
      «Ну просто как мед и сливки!» – подумала Сара и улыбнулась про себя.

* * *

      Бросив лишь один взгляд на Малькольма Уэзерли, Риган чуть не взорвался от гнева. Сирена накрыла нежной рукой его руку, чтобы успокоить мужа, одновременно с легким прищуром рассматривая избранника Рэн. Вдруг ее взгляд упал на темноволосого гиганта, который вошел в комнату.
      – Калеб! – воскликнула она, бросаясь к нему в объятия. – Как чудесно снова видеть тебя!
      Калеб подхватил женщину на руки и со смехом закружил по комнате.
      – Ты стала еще прекраснее, Сирена!
      Он опустил ее на пол, обнял за плечи одной рукой, а другую протянул отцу.
      – Рад видеть тебя, отец! Ты выглядишь так, будто родительское бремя вовсе не тяготит тебя! Расскажите, как там мои братья?
      – Здоровы и с нетерпением ждут встречи с тобой. Когда ты вернешься на Яву? Куда теперь направляешься? – спросил Риган, похлопывая сына по спине.
      – Куда бросит меня море. Дела Ост-Индской компании находятся в надежных руках. Я сказал, чтобы не ждали меня в течение года, по крайней мере.
      На мгновение Ригану стало обидно. Мальчик был волен делать все что заблагорассудится. Его же собственные вольные денечки были далеко позади… Риган вдруг ощутил, что Сирена все еще стоит рядом. Как хорошо она его знала! Она почувствовала его мимолетное настроение! Риган улыбнулся, глядя в зеленые глаза, и все мысли о свободе и зависть сразу же улетучились: в этой женщине заключалась вся радость, какая только была ему нужна.
      – Итак, – весело обратился Риган к старшему сыну, – ты проложил еще не достаточно длинную тропу из слабого пола?
      – От Явы до Суматры, – рассмеялся Калеб. – Думаю, стоит посмотреть, что может предложить мне Америка.
      – В Америке же дикие индейцы! – со страхом заметила Сирена.
      – А ты считаешь, что мой сын не пара индианке? Постыдись, дорогая! – пошутил Риган.
      – Тогда советую тебе оставить шпагу и вооружиться луком и стрелами. Не уверена, что все женщины мира полюбят идущего напролом голландца, – Сирена восхищенно улыбнулась Калебу.
      Малькольм Уэзерли стоял в стороне с растерянной улыбкой. Он поражался, что все вокруг выказывают невероятно плохие манеры. Родители Рэн даже не сочли нужным сначала познакомиться с ним! Баронесса, стыдясь, наверное, своего раздутого состояния, не пыталась занять гостей, а Рэн подозрительно отсутствовала. А этот переросток-голландец привлек к себе общее внимание, хотя, по замыслу Рэн, все внимание должно было быть обращено на него, Малькольма Уэзерли! Детально разглядев одежду Калеба, лондонский денди ощутил, что естественное изящество этого мужчины раздражает его. Сколько бы он ни старался, что бы ни выдумывал его портной, Малькольму никогда не удавалось выглядеть так, как этот гигант, который стоял сейчас посередине комнаты. Малькольм наблюдал, как отец и сын закурили сигары, даже не предложив ему.
      «Долго мне еще стоять с этой нелепой улыбкой? – размышлял Уэзерли. – Крестьяне – вот они кто! Нужно выпить… Если уж эти деревенщины позволяют себе курить в гостиной баронессы, то и мне можно пропустить стаканчик».
      Заметив движение Малькольма в сторону шкафчика с ликерами, Сирена повернулась и очаровательно улыбнулась ему, сверкнув изумрудными глазами.
      – Вы должны извинить нас! – голос ее звучал низко, мелодично, почти соблазняюще.
      Малькольм с интересом посмотрел на женщину.
      – Мы давно не виделись с сыном и очень счастливы, что снова вместе, под одной крышей. Уверена, вы нас поймете и простите. Налейте мне бокал вина! – смело попросила она. – А потом давайте присядем и поболтаем. Кстати, меня зовут Сирена ван дер Рис, а этот светловолосый мужчина – мой муж Риган, а вы, конечно же, Малькольм Уэзерли. Рэн рассказала о вас сегодня утром.
      Сирена мило кивнула, принимая бокал вина, и осушила его одним глотком, к большому удивлению Малькольма. Ей хотелось выпить еще, чтобы притупить свои переживания. «Что за фат, – с отвращением подумала она. – О Рэн, как ты могла?»
      – Не желаете еще вина? – тихо спросил Малькольм. «Она, наверное, пьяница», – злобно подумал он.
      – Если настаиваете, – улыбнулась Сирена, протягивая бокал. – Наполните до краев.
      До краев! Ум Малькольма лихорадочно работал. «Если она так пьет, то что же тогда делает ван дер Рис?» – размышлял он, осторожно подавая даме бокал, чтобы не расплескать обжигающую жидкость.
      Сирена сделала так, что ее нежная рука коснулась длинных тонких пальцев Малькольма. Она посмотрела ему прямо в глаза, а затем застенчиво опустила ресницы. «Если он дурак, – решила Сирена (а в этом она не сомневалась), – то сочтет этот жест за скрытое приглашение к более глубокой дружбе или еще похуже…» Сирена отпила вина и снова встретилась взглядом с Малькольмом.
      Риган подтолкнул Калеба:
      – Еще пять минут в обществе Сирены – и этот щеголь забудет, зачем он здесь. Спорим, Кэл?
      – Может быть, я не знаю всех тонкостей, но в одном я уверен: только полный идиот может пытаться заигрывать с Сиреной!
      Мужчины запрокинули головы и, зажав великолепными зубами сигары, громко расхохотались.
      Сирена удивленно взглянула на двух мужчин, которых любила больше всех в своей жизни. Она вздохнула, и по телу разлилось теплое, восхитительное ощущение: они оба принадлежали ей – Риган по браку, а Калеб благодаря невидимым связям, которые установились много лет назад. Они принадлежат ей сейчас и навсегда. Сирена пребывала в этом блаженном состоянии до тех пор, пока Риган и Калеб снова не посмотрели на нее, и каждый хитро подмигнул ей. Они знали, что она делает с Уэзерли, и оба одобряли ее поведение.
      «Вот это женщина! – безумно подумал Малькольм. – А я мужчина, способный укротить любую женщину!» Дамы всегда падали к его ногам, умоляя о расположении. Даже леди Элизабет Райс, среди любовников которой был сам король, была к нему неравнодушна и доверила тайну о драгоценном ожерелье короля. Но Малькольм не догадывался, что Сирена никогда не будет молить о его благосклонности либо одаривать таковой; эта женщина никогда не станет ползать в ногах мужчины. Сирена достойна бросить вызов любому из представителей сильного пола.
      – О чем вы думаете, Малькольм? – спросила Сирена, дерзко глядя ему в глаза.
      – Я думаю, что теперь знаю, откуда у Рэн такая красота и грация.
      Он широко улыбнулся, сделал шаг вперед и оказался так близко от Сирены, что мог ощущать тонкий аромат ее изысканных духов.
      Сирена потупила глаза, чтобы скрыть их оживленный блеск. Да, Рэн действительно красива, но неужели Уэзерли не знает, что Рэн им не родная дочь? Сирена прихлебывала вино и размышляла. Если Малькольм волокита – судя по словам Тайлера и ее собственным наблюдениям, – то он, наверное, думает, что ухаживает за богатой наследницей. Останутся ли его чувства к Рэн такими же горячими, когда Уэзерли узнает, что ван дер Рис не брали на себя никаких обязательств относительно приданого Рэн или ее доли в наследстве? Какова будет его реакция, если рассказать ему об этом?
      Сирена снова бросила взгляд на Калеба и с удивлением заметила, что его внимание приковано к двери за ее спиной, а не к Ригану, который с упоением расписывал «цивилизацию» на Яве. Заинтересовавшись, Сирена обернулась и увидела входящего Тайлера под руку с Камиллой; на лице Калеба застыло выражение не то изумления, не то разочарования из-за явной беременности баронессы. «Значит, – подумала Сирена, – молодой щенок надеялся, что Камилла ждет его возвращения после долгой разлуки. Ты ошибся, Кэл: У Камиллы на уме совершенно другое…»
      Улыбаясь, Сирена первой шагнула к Камилле и заключила ее в объятия. Старые раны из-за Ригана давно затянулись, а то, что Камилла согласилась принять в своем доме Рэн, лишь укрепило дружбу женщин.
      – Ты стала еще прекраснее, – тепло произнесла Сирена. – Приближающееся материнство очень идет тебе. Правда, Риган? – она повернулась к мужу, который, прежде чем выразить какое-либо чувство, ждал, как Сирена будет приветствовать его бывшую жену.
      Глядя на Камиллу, Риган поверить не мог, что много-много лет назад был женат на этой женщине. Ей и сейчас едва можно было дать больше двадцати, как тогда, когда они впервые встретились. Блондинка с фиолетовыми глазами, невинное выражение которых опровергало ее богатый жизненный опыт, Камилла оставалась привлекательнейшей из женщин, каких он только встречал – за исключением Сирены, разумеется. От Ригана не ускользнуло выражение лица Калеба, и мелькнула мысль: не было ли чего между его сыном и бывшей женой?
      Риган вздохнул. Все это было так давно, что теперь уже не имеет значения. В любом случае он не может обвинять Калеба за интерес к Камилле. Она и сейчас такая же изящная и прекрасная, как подснежник весной.
      Риган шагнул вперед и, обняв Камиллу, шумно чмокнул ее в щеку.
      – Сирена права, малышка. Ты никогда не была прекраснее!
      Тайлер засиял от гордости за жену и почувствовал огромное облегчение, что ван дер Рис не держит зла на Камиллу. Он все знал о прошлом жены: об обманутом Ригане, о любовной связи с Калебом – но для Тайлера это не имело значения. Он ни разу не усомнился в том, что Камилла по-настоящему всегда любила только его одного.
      Лишь Малькольм не принимал участия в разговоре и обмене комплиментами. Когда он заставлял себя смотреть на баронессу, то тщательно избегал вида ее выросшего живота. С презрительной гримасой он размышлял, что беременные женщины, которые выставляют себя перед обществом, так же привлекательны, как свиноматки с сосущими их поросятами. Он поймал на себе взгляд зеленоглазой Сирены и сделал вид, что изучает вино в бокале. Малькольм надеялся, что она не смогла прочесть его мысли.
      Однако беглый взгляд сразу сказал Сирене все, что ей надо было знать. Она уже видела такое же презрение к женщине на лице другого мужчины, мужчины, за которого она вышла замуж назло Ригану – Стефана Ленгдона, отца Камиллы, который впоследствии умер от укола ее, Сирены, собственной шпаги. Теперь ее рука снова желала ощутить тяжесть оружия, чтобы таким же образом покончить с Малькольмом. Сирена ни на минуту не допускала мысли, что Рэн может выйти за него замуж. Если раньше она и сомневалась, то сейчас все было ясно как день. Рэн тоже пострадала от руки Стефана, и Сирена поражалась, почему девочка не видит одинакового садистского начала в двух этих мужчинах.
      И, словно подгоняемые ее мыслями, в гостиную вошли Сара и Рэн. Даже не посмотрев в сторону Сирены и полностью игнорируя Малькольма, Рэн направилась к Ригану, мягко шурша шелковым платьем цвета абрикосов. Сирена взглянула на Калеба, который, казалось, позабыл о своей досаде на Камиллу и даже не заметил Сару, светлые волосы и хорошенькое личико которой оттенялись изящным голубым платьем. Внимание Калеба было обращено на Рэн, которая уже находилась в объятиях Ригана. Сирена смягчилась, увидев, как боль покидает глаза мужа.
      Малькольм старательно избегал испытующего взгляда Сары. Он недоумевал, как ей удалось сдружиться с Рэн почти сразу же после того, как он отказался встречаться с ней. Представить страшно, что было бы, свяжи он себя с Сарой прежде, чем узнал о финансовом положении ее семьи! Малькольм не догадывался, зачем она подружилась с Рэн, но, пока Сара молчала, что была любовницей Малькольма Уэзерли, это не имело значения. Он улыбнулся, обнажая крепкие белые зубы. Сара никогда не проболтается из боязни причинить невосполнимый ущерб своей репутации. А если Сара и решится что-то сказать, то Рэн вряд ли поверит ей.
      Пока Камилла отвела в сторону Сирену, чтобы обменяться новостями, а Тайлер с Риганом принялись обсуждать деловые соглашения, касающиеся раздела некоторых поместий, Рэн и Сара окружили Калеба, предоставив Малькольма самому себе. Малькольм никогда еще не находился в компании более недружелюбных людей. Он не привык к тому, чтобы на него не обращали внимания, особенно в присутствии женщин. А Сара-то! Флиртует с молодым ван дер Рисом, позабыв обо всем на свете! Даже Рэн, кажется, забыла о его присутствии, ловя на лету каждое слово Калеба. Если бы Малькольм не знал, что Рэн – сестра Калеба, то вполне мог бы приревновать.
      Сирена бросила взгляд на Уэзерли через плечо Камиллы. Она сразу же отметила его досаду на то, что он оказался лишним на этом маленьком празднике. Но вот что Сирене показалось странным: если бы он действительно любил Рэн, то должен был воспылать ревностью к тому, сколько внимания она уделяет Калебу. А потом до Сирены дошла истина: Уэзерли не знает, что Рэн не сестра Калебу. Сирена чуть было не расхохоталась вслух, когда ей пришла в голову мысль, что Малькольм считает ее настолько старой, чтобы годиться Рэн в матери! Сирена фыркнула и гордо вскинула голову. У Малькольма Уэзерли будет сильный шок при известии о том, что Рэн вовсе не богатая наследница, как он рассчитывает.

ГЛАВА 5

      Ленч прошел весело, и, к величайшему облегчению Рэн, никто даже не упомянул о ее выходке за завтраком. Складывалось такое впечатление, что Малькольм завоевал расположение ее семьи своим тихим поведением. Сирена, по крайней мере, вроде бы прониклась к нему уважением и время от времени обращала на него внимание.
      Сара была весьма поглощена рассказами Калеба о его приключениях на службе в Голландской Ост-Индской компании, и Рэн вынуждена была признать, что заигрывания Сары задевают ее. Но ей не в чем было обвинять подругу: Калеб – обаятельный мужчина и невероятно красив. Опять же, зависть, которую она испытывала, смягчалась тем, что взгляд Калеба постоянно падал на нее, и Рэн надеялась, что Малькольм заметит это. Девушке была приятна мысль, что Малькольм может ревновать ее. А потом она поняла: Малькольм верит, что Калеб – ее брат, и у него нет никаких оснований для ревности. При первом же удобном случае Рэн собиралась все ему рассказать. Может быть, они смогут остаться наедине сегодня вечером, после ужина. Рэн была разочарована, что не отправилась с Малькольмом на прогулку, как обещала, но ленч сегодня слишком затянулся. Кроме того, несколько минут назад Сирена пригласила компанию прогуляться по пристани, чтобы Калеб смог продемонстрировать, как он заботится о «Морской Сирене», и Рэн с радостью ухватилась за это предложение. Еще на Яве, когда Калеб во время своих нечастых визитов заводил «Морскую Сирену» в порт, Рэн любила наблюдать за теплым сиянием глаз Сирены и Ригана, когда они осматривали судно, как они прикасались друг к другу, когда считали, что на них никто не смотрит. Ведь именно на «Морской Сирене» Риган и Сирена открыли свою любовь друг к другу, и теперь один только вид корабля уносил их в счастливые воспоминания.
      Завязав ленточки шляпки, Рэн отвернулась от зеркала и спросила Сару:
      – Ты уверена, что не хочешь пойти с нами? Я знаю, что Сирена с Риганом не будут возражать.
      – Нет, иди сама. У меня ужасно разболелась голова, – ответила Сара и уселась на высокую кровать.
      – Мне попросить кого-нибудь принести порошок от головной боли или мокрое полотенце? – Рэн подошла к постели и пощупала лоб Сары. – У тебя горячий лоб. Попросить Камиллу послать за доктором? – в голосе Рэн слышались заботливые нотки, а в глазах было беспокойство: она никогда не видела подругу больной.
      – Нет, нет, со мной все в порядке, – заверила Сара. – Кажется, в последнее время пища не идет мне на пользу. Но тебе не о чем беспокоиться.
      – У тебя действительно какой-то зеленоватый цвет лица, – заметила Рэн. – Ты убеждена, что я ничего не могу для тебя сделать?
      Сара застонала и повернулась на живот.
      – Если ты сейчас же не уйдешь вместе со своими духами, то меня вырвет прямо на постель! Уходи же!
      После того как дверь за Рэн закрылась, Сара затихла и задумалась. Что с ней происходит? Она еще ни разу в жизни не болела, а последнее время чувствует недомогание каждый день после завтрака, а иногда и после ленча. Но перед обедом ей всегда становится лучше. Сара пыталась объяснить свое теперешнее состояние эмоциональным срывом после измены Малькольма и беспокойством из-за финансовых трудностей семьи. Все это и вызывало у нее тошноту. А если этих причин недостаточно, то ее нездоровье – результат постоянного страха испытать на себе гнев родителей, когда те приедут в Лондон.

* * *

      Сара проснулась от какой-то суматохи в главном холле на первом этаже. Оттуда доносились приветствия и звуки властного резкого голоса, который встревожил девушку не на шутку. Отец! Такого голоса не могло быть ни у кого, кроме Джейсона Стоунхама, да еще, возможно, его сына Баскома.
      Сара широко раскрыла голубые глаза и рывком вскочила с постели. Вдруг комната завертелась у нее перед глазами, и она снова опустилась на кровать. Сара умирала от страха из-за неотвратимо надвигавшейся встречи с родителями. Она решила снова лечь в постель и притвориться спящей. Но при звуках голоса Джейсона, громыхающего на лестнице, девушка поняла, что это ей не удастся.
      – Сара! Ты где?! Ответь немедленно!
      Потом послышался тихий голос Маргарет Стоунхам:
      – Джейсон! Джейсон! Ты переполошишь весь дом! Нам ведь сказали, что баронесса отдыхает, Джейсон…
      – Тихо, Маргарет! Я собираюсь сейчас же встретиться со своей дочерью! Сара, где ты? Сара!
      – Я здесь, отец, – пролепетала Сара, внутренне содрогаясь.
      Дверь в ее комнату распахнулась, и через порог переступил Джейсон Стоунхам. Сара на какое-то мгновение подумала, что обозналась и это не ее отец. На вошедшем была добротная одежда, которая придавала некоторую элегантность его полноватой фигуре. Ему очень шел черный сюртук и остроконечная шляпа, какие стали слишком популярны среди пуритан. Широкий белый воротник рубашки был выпущен наружу и хоть как-то украшал мрачный костюм Стоунхама. Он снял шляпу, аккуратно положил ее на стул, потом подошел и молча стал перед дочерью, уперев руки в бока и сверля ее холодным взглядом.
      – Здравствуй, отец, – выдавила из себя Сара. – Как дела? Надеюсь, все хорошо?
      – Достаточно хорошо для человека, который узнал, что его собственная дочь ничуть не лучше проститутки! – заорал он на съежившуюся Сару. – Как ты могла опозорить меня? В академии мне рассказали такое, о чем я в жизни никогда не слышал! Директрисса доложила мне все, и я чуть со стыда не сгорел. Подумать только! Мой собственный ребенок позволил втянуть себя в эти… эти тайные свидания! Я могу только предполагать, через какое время ты сама начала бы бегать по ночам с каким-нибудь безмозглым идиотом, у которого лишь похоть в голове, а эта дрянная девчонка ван дер Рис стояла бы на страже!
      – Малькольм не безмозглый идиот! – закричала Сара; слова сорвались с языка прежде, чем она сообразила, что говорит. – Я… я делала это, чтобы помочь подруге! Рэн собирается замуж за Малькольма, поэтому здесь нет ничего дурного!
      Джейсон поразился ее резким словам. Ни дочь, ни жена никогда не разговаривали с ним в таком тоне.
      – Послушай, дочь, не забывай, о чем ты говоришь…
      – Сара! Сара! – в комнату ввалилась задыхающаяся Маргарет Стоунхам, все еще придерживая юбки после подъема по лестнице.
      – Мама! Что ты с собой сделала? – Сара открыла рот от удивления.
      Маргарет Стоунхам всегда носила модные платья и тщательно укладывала волосы. Сейчас же она выглядела как старуха: волосы были гладко зачесаны и собраны на затылке, из-под полей белой шляпки поблескивали седые пряди; шелка и атлас заменило простое платье черного цвета, которое освежалось лишь белым воротничком и манжетами.
      – Она всего лишь обратила свою душу к Господу, оставив все эти глупейшие украшения и посвятив свою жизнь Ему, – сурово пояснил Джейсон. – И тебе нужно сделать то же самое вместо того, чтобы впутываться во всякие сомнительные истории, молодая леди. Ты позабудешь обо всех глупостях, когда наденешь такое же платье. Безделушки – работа дьявола, который отвлекает молодых людей от слова истинного.
      Сара с недоверием покачала головой. Ее родители уже несколько лет были пуританами, но никогда не бросались в крайности. Только Баском, со своими безумными глазами и нездоровой худобой, носил такой мрачный костюм.
      – Когда же все это началось? Уверена, что вы стали так рьяно исповедовать веру пуритан не из-за того, что я натворила в школе!
      – Конечно же, нет. Нам с твоей матерью был указан истинный путь к вечным ценностям. Наши платья символизируют то, что мы посвятили жизни Спасителю.
      – Вы хотите сказать, что это произошло, когда вас осудил король за поддержку проповедей Баскома, и из-за близкого финансового краха вы не можете позволить себе носить что-либо другое! – бурно" запротестовала Сара, не обращая внимания на гневный взгляд отца. – Мама, где твои красивые наряды? Что ты сделала со своими волосами?!
      Лицо Маргарет на минуту стало задумчивым, но, заметив, что муж испытующе смотрит на нее, женщина побледнела и торопливо произнесла:
      – Послушай, Сара, все не так уж плохо. Пойми, это путь к спасению. Ты скоро привыкнешь носить нашу одежду. По крайней мере, тебе не придется каждый день думать, что надеть.
      – Скоро привыкну? Нет! Никогда! Я никогда не буду выглядеть как черная ворона! Не буду, пока у меня шкаф набит прекрасными шелковыми и атласными платьями! Я поклонялась Господу вместе с тобой и отцом, слушала проповеди Баскома, но никогда не надену это, это, это! – она тыкала пальцем в наряд матери, дрожа от возбуждения.
      – Ты сделаешь так, как я скажу, дочь. Маргарет, вели прислуге, чтобы принесли сумку, которую ты уложила для Сары. И пришли лакея, чтобы вытащить из комода все ее вещи. Моя дочь будет верить так же, как и я, а ее поведение будет соответствовать поведению сестры лидера нашего собрания.
      – Я отказываюсь, отец. Я не надену это монашеское одеяние! Я лучше буду ходить голой, чем выглядеть как…
      Джейсон оборвал богохульствования своей дочери увесистой оплеухой. Сара была настолько шокирована, что даже не смогла закричать от оскорбления и боли.
      – Ты будешь делать то, что я скажу, – угрожающе повторил Джейсон, возвышаясь над дочерью, как скала. – Я воспользовался гостеприимством барона Синклера при условии, что не позволю тебе провести еще одну ночь в комнате с этой сумасбродкой Рэн ван дер Рис. Ты немедленно перенесешь свои вещи – а их останется немного – в комнату своей матери, где мы сможем наблюдать за тобой.
      Сара глотала неудержимо льющиеся слезы и беспомощно смотрела, как мать разбирала сумку, в которой лежали простое черное платье и чопорные муслиновые нижние юбки…
      Вернувшись с Риганом, Сиреной и Калебом с пристани, Рэн поднялась в комнату, которую делила с Сарой. Ей хотелось переодеться во что-нибудь особенное красивое к сегодняшнему обеду: тогда, возможно, Малькольм и посмотрит на нее так, как Риган смотрел на Сирену на борту корабля. Их прошлое было таким романтичным, таким страстным и полным приключений! Почему-то Рэн могла представить себе Калеба, который глядит на женщину, как его отец на Сирену, но не могла представить Малькольма, делающего то же самое. Может быть, она была дурочкой, когда настаивала, что только после женитьбы их любовь станет полной? По позвоночнику Рэн пробежала дрожь, когда она вспомнила о пылких ласках Малькольма и его протестах, когда она умоляла остановиться.
      – Сара, Сара! – возбужденно позвала она, распахивая дверь в их гостиную, но обнаружила там лишь горничную второго этажа.
      – Мисс Сара внизу, в комнате миссис Стоунхам, – объяснила женщина.
      – Вот как… Она уже переоделась к обеду? – спросила Рэн, разочарованная, что придется подождать с рассказом о прогулке.
      – Можно сказать, что она переоделась навсегда, – загадочно ответила горничная. – Мисс Сара останется в комнате своей матери, – добавила она.
      – Со своей матерью? А им там не тесно? – Рэн была очень удивлена, но потом вспомнила, что Сара плохо себя чувствовала. – Наверное, миссис Стоунхам захотела быть поближе к дочери на случай, если ей снова станет нехорошо. Ну, ладно… Ты можешь приготовить мне ванну? У меня есть только час, чтобы собраться к обеду. Пока я буду в ванне, погладь мое ярко-красное платье. Я хочу выглядеть особенно красивой сегодня вечером.

* * *

      Все собрались в гостиной, ожидая, когда объявят об обеде, – все, кроме Сары.
      Рэн беспокоилась о подруге и хотела спросить Стоунхамов, стало ли Саре лучше, но мистер Стоунхам бросал на нее такие колючие взгляды, что Рэн не отважилась заговорить с ним. После того как их представили друг другу, девушка попыталась объяснить родителям Сары, что та ни в чем не виновата, но ей быстро заткнули рот резкими замечаниями. Калеб поспешил Рэн на помощь и увел в дальний угол комнаты, чтобы рассказать о туземцах Бразилии, куда он плавал в последний раз.
      Даже Малькольм попал под горячую руку Джейсона Стоунхама, и если бы Сирена не пришла ему на помощь, неизвестно, чем бы все кончилось. Только Камилла выглядела счастливой и не обращала внимания на суматоху, царившую вокруг.
      Внезапно на пороге появилась Сара, глаза ее были опущены в пол и красны от слез. Рэн открыла рот от изумления, когда увидела, во что одета подруга. Траурный черный цвет драматически оттенял ее бледную кожу, делая девушку похожей на приведение. Шелковистые светлые волосы Сары были затянуты в тугой узел на затылке, а на макушке примостилась маленькая белая шляпка.
      В гостиной повисла тишина. Джейсон вышел вперед и взял дочь за руку.
      – Какая ты красивая, Сара! Такая чистая и непорочная!
      Сара ничего не отвечала и не поднимала глаз, не находя сил посмотреть кому-либо в лицо, Ей так хотелось, чтобы здесь сейчас не было Малькольма, чтобы он не мог видеть ее в таком одеянии. Когда же она наконец отважилась взглянуть на него, в глазах Уэзерли светилась лишь издевка.
      Рэн стало жаль подругу. Никто и ничто не смогло бы заставить ее одеться в пуританский наряд, даже если бы ей стукнуло сто лет!

* * *

      Сара на цыпочках вышла из комнаты матери и под тихие похрапывания Маргарет закрыла за собой дверь. Быстро застегнув ненавистное черное платье, надетое поверх ночной сорочки, она несколько мгновений прислушивалась, а затем двинулась к черной лестнице, которая вела на кухню. К счастью, Стоунхамы всегда ложились спать рано, и сегодня, после долгой молитвы Джейсона о спасении души дочери, они уже улеглись в постель.
      Отец исполнил угрозу и отобрал у Сары все платья, потому что они считались дьявольским одеянием. Теперь у нее остался только этот черный наряд.
      Сара расчесала светлые длинные волосы, молясь про себя, чтобы Малькольм еще не уехал. А еще усерднее она молилась о том, чтобы не проснулась ее мать и не подняла тревогу из-за исчезновения дочери.
      Со стороны парадного входа доносились слова прощания. Уезжал Калеб, а Камилла жаловалась Тайлеру на усталость. Через несколько минут, когда все стихло, Сара прокралась через кухню и побежала через сад туда, где стояли экипажи. Последним в ряду был наемный кэб Малькольма, на козлах которого дремал кучер. Сара беззвучно открыла дверцу и забралась внутрь. Она долго не могла отдышаться, но наконец затаилась в укромном месте – на полу, между сидениями.
      Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем девушка почувствовала, как зашевелился кучер, увидев приближающегося Уэзерли. Сердце Сары забилось так сильно, словно собиралось разорваться в груди. Наконец-то она сможет остаться с Малькольмом наедине! Сара все еще лелеяла слабую надежду, что он сжалится над ней и увезет с собой. Она и представить себе не могла, как будет жить без него, не видя его, не слыша его звонкого смеха, не ожидая случайного прикосновения его руки…
      Черное платье хорошо скрывало девушку в темноте. Сара дождалась, пока Малькольм сядет в экипаж, кучер тронет лошадей, и лишь потом обнаружила себя:
      – Малькольм, Малькольм…
      Он повернул голову, в темноте блеснули иссиня-черные волосы.
      – Сара!.. Что ты здесь делаешь? – спросил он, не веря своим глазам. – А что, если узнает твой отец? Хорошенькое же будет удовольствие объяснять ван дер Рисам, почему ты здесь, со мной!
      – Малькольм, Малькольм, прошу тебя! Мне нужно было увидеть тебя… Может быть, в последний раз! Родители хотят увезти меня куда-то. Прошу тебя, Малькольм, – взмолилась она, подползая к нему на коленях.