Спящая красавица

Когда Хосни ушел, а рабочие поднялись наверх, чтобы съесть свой обед в тени машин, Джош прошелся по комнатам в одиночестве. Возбуждение и радость победы будоражили Джоша, но когда он стал фотографировать каждую комнату, чтобы иллюстрировать статьи, которые напишет о своей находке, движения его были точными и осторожными. Теперь он один освещал помещение своим фонарем, он нес его в руке, или клал на пол; фантастические тени метались по стенам и потолку заставляя нарисованные сцены смещаться и оживляя их! Он закреплял фонарь на кучах щебня и пользовался вспышкой, чтобы фотографировать каждую комнату под всеми углами. Тишина была абсолютной: спокойная, мирная, безразличная к миру, лежащему наверху. Интересное противопоставление, подумал Джош: в этом месте смерти, величайшими казались и безмятежность и красота.

Фотографируя предметы вперемешку и делая укрупненные снимки отдельных вещей, он понял, что фотографирует и для Анны, и для своих будущих статей. Джош уже придумывал, как опишет каждый слайд, который будет оживать на стене его квартиры, как расскажет Анне истории, составлявшие всю египетскую мифологию.

«Если мы когда-нибудь будем смотреть слайды вместе, – подумал он, – или если вообще будем вместе». Но это не помешало ему думать о ней, переходя из комнаты в комнату, и скоро создалось впечатление, что она идет рядом с ним, широко раскрытыми глазами глядя на великолепие, которые он фотографировал, ее голос вторил его восторгу, ее руки деликатно прикасались к золотым статуям и алебастровым вазам, оставляя все, как было, до прихода экспертов. И когда Джош вернулся, наконец, ко входу и стал подниматься наверх, присутствие Анны было так реально, ее место рядом с ним так естественно, что он понял: каким-то образом он найдет способ привести ее сюда.

Из своего отеля в Луксоре тем же вечером он позвонил ей в Лос-Анджелес. Разница в десять часов, рассчитал он, и, уже начал называть телефонистке номер телефона ее офиса, когда вспомнил, что это воскресенье. Но когда он дал домашний номер, ответа не было. Он откинулся в кресле, глядя в окно на лодки, плывущие по Нилу. Прошло четыре дня после Рождества, она могла еще быть в Тамараке. Но теперь вдруг ему расхотелось ей звонить. Что он сказал бы? «Я хочу, чтобы ты была здесь, это самое потрясающее время в моей жизни, и я хочу, чтобы ты разделила его со мной».

На ее конце было бы молчание, он мог бы почувствовать, как она отталкивает его даже по телефону.

Даже на расстоянии в десять тысяч миль. «3 а ч е м, Джош? Почему ты хочешь, чтобы я была т а м?»

Он рассеянно посмотрел на людей, отдыхавших на верхних палубах прогулочных катеров. На них были вечерние платья и светлые свитера, которые доставали на закате солнца. Официанты в ослепительно белых пиджаках и перчатках подавали им аперитивы. Были слышны их голоса, взрывы смеха. Он сидел один в номере отеля, глядя на них, и думал, как много всего он видел на свете, ни с кем не делясь. «Потому что каким бы невероятным ни был этот опыт, мне достаточно: я хочу, чтобы ты стала его частью. Потому что теперь все мои дела я хотел бы разделить с тобой. Потому что я люблю тебя».

«Он уже давно любил ее, – подумал он, – наверное, со дня, когда они пошли в поход на Озеро Вызова». До этого он был потрясен ее стойкостью и необыкновенным профессионализмом. В той прогулке с нею он увидел под холодным лицом, которое она являла миру, страстную душу, прорывающуюся на поверхность и откликавшуюся на красоту. Именно это он и полюбил. Что бы ни произошло у нее в прошлом, так сокрушительно подействовавшее на ее эмоции, она выжила и одержала много побед. Ее тонкий ум и мудрость остались нетронутыми, даже если казалось, что она не могла, по крайней мере, пока еще, не могла любить.

Он хотел рассказать ей, но не мог вести такой разговор по телефону. Он смотрел на опустевшие палубы прогулочных катеров: все ушли вниз ужинать. Беспокойство не исчезло, нужно было рассказать кому-то, кто знал, чем он занимается, другу. Он снова потянулся к телефону и позвонил Гейл и Лео. Телефон долго звонил, пока не ответил незнакомый голос.

– Алло. Дом Кальдеров.

– Кто это? – удивленно спросил Джош.

– Лена. Я убираю дом Кальдеров. Их сейчас нет, они в Альбукерке. Я могу передать.

Расстроенный, переполненный желанием поговорить о своей истории с раскопками, Джош взял карандаш.

– Ты можешь мне сказать, как им туда позвонить?

– А, в больницу. Я могу дать номер...

– Больница? Почему?

? Ну, несчастный случай, знаете. Все знают о...

Сердце у Джоша, казалось, остановилось.

? Что? Какой несчастный случай?

? На фуникулере. Как это можно не знать? Это было по телевизору и везде. Он упал. Ну, не весь, знаете, только один вагончик, а другой был раздавлен и в нем как раз был Лео. Никто не убился; это было прямо с утра, так что никто больше не поднимается в горы.

Прямо с утра...

«Джош, мы с Анной поднимаемся в горы завтра утром, ты с нами не собираешься?» – «Я не могу, рано улетаю в Египет. В следующий раз поднимемся».

– Кто еще пострадал? – спросил он сдавленным голосом.

– Дети: Робин и Нед, у них сломаны ноги. Там была сестра Гейл, но с нею все в порядке. Говорят, она спасла детей, прижала их к себе, поэтому они не выпали. Вокруг такое творится, такая суматоха...

«С нею все в порядке. С нею все в порядке». Его рука дрожала и он заставил свои пальцы разжать телефонную трубку. «Я должен был быть с нею», – подумал он. И понял, что хотел быть с ними со всеми: с Анной, Лео и Гейл, и с детьми, с Уильямом, Ниной, Мэриан.

– ...нашла номер в Альбукерке, – говорила Лена. Она прочла ему номер. – Они в пятнадцатой палате. Можно позвонить им туда.

– Спасибо, – сказал он и сразу же назвал телефонистке номер.

Когда он, наконец, дозвонился до Гейл, то заметил, что у нее усталый голос.

– О, Джош, как чудесно тебя слышать. Мы еще мало что знаем; у него трещина на черепе и, возможно, есть гематома, поэтому мы здесь, если вдруг понадобится хирургическая помощь. Анна с Робин и Недом в больнице в Тамараке, у них обоих сломаны ноги, но они держатся молодцом. Почему бы тебе им не позвонить?

Снова он заказал разговор с больницей в Тамараке, и услышал холодный голос Анны так близко, что казалось, они могли дотронуться друг до друга.

– С тобой действительно все в порядке? – спросил он. – Я хочу быть там, но смогу уехать только через несколько дней.

– У нас все в порядке, больше всего мы беспокоились о Лео. Как это хорошо с твоей стороны, Джош, но не торопись, нам ничего не нужно.

– Это не вам нужно, а мне, – сказал Джош. ? Я хочу быть там, с вами. Со всеми вами.

– Спасибо, – она говорила тихо, и теперь он услышал в ее голосе волнение. – Это было тяжелое время, Джош, все эти пострадавшие – никто не погиб, слава Богу, но у одного из них сломана спина, а у других – кости, и, конечно, все они рассержены и потрясены... и в городе тоже много недовольства; говорят о плохом техническом обслуживании фуникулера, даже о халатности. Туристы уезжают. Можно подумать, что здесь зона боевых действий; они сидят в аэропорту, пока не попадут на самолет.

– Почему? Чего они боятся?

– Дьявола, наверное. – У нее был странный голос, но Джош услышал в нем нотки печали, и знал, что был первым, с кем она смогла когда-то говорить, не создавая видимость доверия и успокоенности. – Как будто они думают, что попали под действие какого-то злого умысла. Газеты и телевидение обсуждают другие проблемы, с которыми мы сталкивались, и расследование Управления по охране окружающей среды тоже здесь фигурирует, потому что они не хотят прислать нам нужные документы и мы не можем закончить это дело. Так что народ уезжает. А те, кто остается, ругают и обвиняют компанию.

– Что случилось с фуникулером?

– Никто не знает. Следователи уже здесь, из государственной Комиссии по транспорту, они обнаружили, что отсутствует болт, но он не относится к тому креплению, что держало нас на канате. Никто не знает, почему наш вагончик соскользнул с каната.

– Для чего был нужен тот болт?

– Это часть страховочного механизма. Если бы на вагончике испортилось крепление, этот механизм определил бы это и остановил фуникулер. На нашем вагончике эта система не действовала, потому что не было болта, поэтому мы начали подниматься на гору, и канат двигался, а мы нет, и вагончик, который как раз был хорошо прикреплен к канату, врезался в нас. Я не могу проверить, как это все могло испортиться сразу – что-то случилось с креплением и выпал болт, но на сегодняшний день они обнаружили именно это.

– А Робин и Нед?

? Они в порядке. Сейчас я в палате Робин, она смотрит телевизор. Нед в палате напротив, говорит по телефону. Оба они так возбуждены случившимся, что только об этом и говорят. Я думаю, завтра вся школа будет здесь; телефоны звонят непрерывно. Я завидую их жизнерадостности; всю эту историю они превратили в фильм. Нед называет его «Ужасный фуникулер», от чего его родители не в восторге, а Робин дала ему название «Кровь на снегу», что не лучше; они и продюсеры и разумеется, звезды. По-моему, рассказов хватит еще лет на пятьдесят.

– Как ты? – спросил Джош.

– Со мной ничего не случилось. Не могу в это поверить, но факт остается фактом; я единственная из десятерых не получила ни царапины.

– Я не это имел в виду.

– Я знаю. – Они помолчали. – Никто еще не спрашивал меня об этом.

Ее голос изменился; вдруг она перестала контролировать его. И в это мгновение их голоса, казалось, соприкасались, как будто не было ни телефона, ни расстояния между ними, ни египетского отеля, ни больницы в Колорадо, только их голоса, без стеснения прикасавшиеся друг к другу. Никогда они не были так близки.

– Расскажи мне, – попросил он.

– Я еще не думала об этом. Не знаю в точности, что я чувствую. Облегчение конечно, но еще и боль; странно, мне все еще кажется, что мы покачиваемся там, не зная, упадем мы или нет. Я не знала, насколько серьезно ранен Лео; не знала, нет ли в другом вагончике погибших, и знала, что не смогу защитить Неда и Робин, если мы оторвемся... наверное, у меня получился такой запас волнений, что весь не кончился за один раз.

– Нет, – сказал Джош. – Ужасы всегда тянутся долго, так ведь? – Анна молчала.

– Но легче, когда есть друзья. Я надеюсь быть там в среду, Анна.

– Я буду... мы будем рады видеть тебя, – сказала она.

Она хотела ему рассказать, каким приятным был его голос, как она ему благодарна за этот звонок, как перехватило у нее дыхание, когда он сообщил, что приедет через три дня. Она хотела рассказать ему, что думала о нем, пока ждала помощи на фуникулере. Но получились только обычные слова.

– Очень рада, – добавила Анна, пытаясь приукрасить их для него. – Как твои раскопки? Вы нашли гробницу? Она цела?

– Да, и да. – Анна поняла по его голосу, что он улыбается.—Ты не хочешь сейчас слушать об этом, хотя...

– О, я хочу. Хочу слышать об этом все. Как чудесно Джош. Ты так долго этого ждал. Это гробница Тенкаура?

– Да, его печать была прямо на двери.

– Значит, это первое, что вы увидели. Какое у тебя должно быть необыкновенное чувство. Вы были первыми?

– Мы первые. Ничто не тронуто. Загромождено обломками от землетрясения, но удивительно, как мало предметов разбилось, даже большая часть алебастра цела. Анна, ты должна это увидеть. Ты не поверишь, какая это красота и невероятное количество: все от суповых половников до золотых тронов.

– А Тенкаур?

– Он здесь. Пока мы не трогаем его; нам нужно очистить другие комнаты и в первую очередь коридор. Но он долго ждал, может подождать еще немного.

Она тихонько засмеялась.

– Это как в сказке. У многих ли людей было за их жизнь что-либо подобное? Я так рада за тебя. Как ты можешь быть таким спокойным?

– На самом деле, я неспокоен. Чувствую себя, как ребенок. Это был невероятнейший день, с той минуты, как мы нашли дверь. – Его слова побежали быстрее, выливаясь, как будто, думала Анна, он копил их, пока не получил возможность сказать ей. – Ты помнишь ступени, как они выглядели наверху, вот представь себе, ступени идут вниз...

Она слушала, видела комнаты, которые он так живо описывал, прикасалась к холодному алебастру и теплому золоту, вдыхала горячий, затхлый воздух. Она проходила по этим комнатам в момент, когда совершалось открытие, сидя в больнице, ожидая, пока срастутся поломанные ноги Робин и Неда, ожидая звонка Гейл из Альбукерка, которая расскажет о новостях, что обнаружила комиссия.

Она подумала об этих двух местах: гробница фараона и Тамарак. И вспомнила, как утром врачи говорили, что в городе тихо, как в могиле. «Мы с Джошем не очень-то и далеки, если так», – подумала она.

– Через несколько дней после приезда у меня будут слайды, – сказал Джош. – Если захочешь, устроим снова показ; хорошо, конечно, быть здесь, но сейчас это лучшее, что мы можем сделать.

– Я бы очень хотела, – просто ответила Анна. Получилась пауза, и она поняла, что он приготовился к ее отказу, как она уже отказалась несколько дней тому назад, на Рождество. – И я хотела бы поговорить с тобой об этой аварии. Так много всего случилось и столько было дел, когда мы оказались внизу... Я еще сама не разобралась.

– У нас будет полно времени для разговоров, – успокоил ее Джош, и в его голосе слышалась радость. – Я позвоню тебе из Нью-Йорка, как только пройду таможню; потом я уже буду знать, когда отправлюсь в Тамарак. Ты будешь там, правда? Когда ты возвращаешься в Лос-Анджелес?

– Не раньше, чем вернется Гейл. Я не могу оставить Робин и Неда. Я буду работать здесь, в офисе Лео, моя секретарша пришлет мне, что понадобится.

– А Гейл не вернется через три дня, как по-твоему?

– Сомневаюсь. Но даже если и вернется, я подожду тебя.

Слова пели на проводах, протянувшихся на мили между ними. Анна слушала, как они гудели и ждала ответа Джоша, опасаясь, что тот попытается оттолкнуть ее.

– Увидимся в среду, – сказал он, наконец, очень спокойно. – Как только я смогу это уладить.

Когда они положили трубки, Анна тихо сидела, забравшись с ногами на кушетку, где провела предыдущую ночь. Робин лежала в постели, смотрела фильм, с наушниками на голове. Взгляд Анны упал на окно. Плотные тучи заполнили долину, закрыли горы с каждой стороны; снежные хлопья мелькали в сером воздухе, начиналась предсказанная метель. «Тучи сгустились и над Тамараком, – подумала Анна, – радость от хорошего начала сезона исчезла после падения вагончика». Она почувствовала это еще позавчера, когда их спустили с гор и пришли тучи. В коридорах больницы и в городе шептались; все строили предположения о случившемся и о том, что будет дальше.

Но сейчас Анна сидела в палате Робин, рядом был телефон и она осознала, что на душе у нее тепло и спокойно.

«Увидимся в среду, как только я смогу это уладить».

– Тетя Анна! – позвал Нед из своей палаты.

– Иду– Анна встала, чтобы идти к нему. Она не знала, что будет дальше; даже не представляла себе, как бы ей хотелось, чтобы развернулись события, но шаги ее были легки, когда она пересекала больничный коридор. «У нас будет полно времени для разговоров. Я буду ждать тебя».

Винс услышал об аварии на фуникулере из вечернего выпуска новостей, когда одевался к ужину. Он стоял в центре комнаты, с незастегнутой рубашкой и галстуком, повисшим в руках, и смотрел на снятые утром кадры с упавшим на склон вагончиком, с вагончиком, еще висевшим на канате, и кадры безлюдной горы.

– Опасение бродит по улицам Тамарака сегодня вечером, – вещал репортер. – Опасение, что люди, руководившие этим блестящим, шикарным курортом, могут стать беспечными от успехов; опасение, что проблемы последних нескольких месяцев могут оказаться для них непосильными. – Репортер стоял перед Тимоти, мрачно нахмурившимся и показывающим на людей, гуляющих по торговому центру. – Гости уезжают; поступают отказы. Как мне сегодня сказал один лыжник; «Я могу проверить свои крепления на лыжах, но я не могу контролировать парней, которые должны заниматься фуникулером». Он уехал сегодня. В Аспен.

Винс щелкнул кнопкой дистанционного управления, переключаясь на другой канал:

– Погибших нет, что, как говорят специалисты, просто чудо. Люди в упавшем вагончике получили самые серьезные травмы, но предполагается, что все поправятся. Лео Кальдер – президент «Тамарак Компании», находился в верхнем вагончике; был отправлен в больницу Альбукерка с поврежденным черепом. У двоих его детей, которые были вместе с ним, сломаны ноги. Четвертым пассажиром в вагончике была Анна Гарнетт, известный Лос-анджелесский адвокат по бракоразводным делам. Люди из лыжного контроля говорят, что она спасла жизнь двоим детям, потому что крепко держала их, когда вагончики столкнулись, и задняя часть их вагончика была снесена...

Винс яростно переключил канал.

– Попытались взять интервью у мисс Гарнетт, но она не показывалась. Что касается пострадавших, в обоих вагончиках, то они в больницах Тамарака и Дуранго, и мы не смогли поговорить с ними. Сегодня я беседовал с Китом Джаксом, помощником управляющего горной службы компании.

На экране появился Кит, самодовольно улыбавшийся перед камерой.

– У нас никогда не было проблем с фуникулером; он надежно построен, как все в этом месте. Я имею в виду; что каждый день мы поднимаем на гору тысячи людей и никто никогда не пострадал. Кто-то к этому приложил руки; мне кажется, но я не знаю, кто и почему мог бы захотеть этого. Ужасно для города, пострадавшие люди, и еще говорят, о воде, как это было, вы знаете, отравленной при последнем оползне, но там все исправлено, и думаю, нечестно обвинять город в том, что есть какие-то проблемы. Я считаю, они могут возникнуть где угодно.

Винс выключил телевизор. «Немного заумно, – подумал он. – Однако недостаточно заумно, чтобы избавиться от нее». Он щелкнул кнопкой пульта. Она еще здесь, еще здесь, еще здесь. Что же с ней делать?

Она нависла над ним, как меч. Она не разболтала свою историю прессе, никаких признаков нет, но это еще сидело в ней, как пружина, готовая распрямиться, когда она ее отпустит... когда он будет совсем близко к вершине, почти дотронется до нее...

Она выматывала его месяцами, встречаясь с родственниками и манипулируя ими, показывая ему, что могла бы атаковать его постепенно, и на расстоянии, прежде чем использовать оружие, которое окончательно уничтожит его. А он был так занят, ссылался на нехватку времени, безграмотный прихвостень. Надо было самому за нее взяться. Вот что он упустил. И он должен был сделать это, не откладывая, прямо сейчас. Можно было бы выбраться в Тамарак через несколько дней, сократив поездку во Флориду, хватило бы дня, а потом в Денвер, проверить там народ, и вернуться в свой офис до того, как в конце января соберется Конгресс. Сенатор был известен тем, что никогда не пропускал заседаний, и не хотел портить эту репутацию.

Но когда он поразмыслил об этом, дело показалось ему не таким срочным. Сейчас она была вне пределов досягаемости, вероятно, занята с Лео и детьми, в больнице. И по правде говоря, Кит неплохо сработал с фуникулером. Чем больше Винс думал о нем в течение двух последних дней, тем больше тот ему нравился. Можно было многое сделать; когда приедет в Тамарак, многое прояснится, и надо будет поговорить с Китом.

– Как ты это сделал? – спросил он, когда они сидели в его апартаментах в отеле «Тамарак». Винс налил виски в два стакана, добавил льда, и откинулся, глядя мимо Кита на гору с лыжными трассами. Спустилось несколько лыжников, резко остановившись у дороги выше закрытой станции фуникулера чтобы перейти на другую сторону горы, где работал подъемник. Пустой канат фуникулера уходил вверх, терялся из виду; вагончики сняли и поставили в ангар на вершине горы до окончания расследования и ремонта.

Глядя на канат, Винс думал о городе, каким увидел его из такси, на пути из аэропорта сегодня после обеда. Широкие, молчаливые улицы, дома и лужайки, на фут засыпанные свежевыпавшим снегом, очищенные и выметенные тротуары, ожидающие толпы людей, которые так и не пришли. Город был странно спокоен. Был новогодний праздник, и в обычный год улицы и торговый центр были бы заполнены приезжими, которые ходили по магазинам или приходили выпить и перекусить, спустившись с горы. Ни в этом году такого не было. В этом году большая их часть уехала рано, немногие оставшиеся упрямо старались выглядеть веселыми, чтобы деньги не пропали даром. «Город-призрак, – подумал Винс и усмехнулся. – Проклятый город-призрак».

– Ну? – спросил он. – Как ты это сделал?

– Может быть, тебе лучше не знать, – сказал Кит. – То есть если они тебя спросят, ты мог бы сказать... ну знаешь.

Винсу пришла в голову мысль, что Кит сильно похож на ласку. С волосами песочного цвета, худое лицо над растрепанной бородкой, прищуренные при разговоре глаза – все придавало ему вид хитрого и изворотливого человека. Винс вспомнил, что и доверял ему только потому, что тот не производил на него такого впечатления раньше.

– Я задал тебе вопрос.

Кит пожал плечами.

? Это трудновато объяснить, если ты не знаешь, как работает фуникулер, но главное, что я сделал, это блокировал крепление, чтобы оно не держало...

? Что ты использовал для этого? Чтобы блокировать?

? Кусочек дерева, знаешь, два на четыре.

? Что с ним случилось?

– Выпал, где-нибудь. Какая разница? Я имею в виду, его там не было, когда, знаешь, следователи проверяли, так что крепление выглядело для них нормально. Продолжать? – Винс кивнул. – Есть еще это страховочное устройство, оно как выключатель, который останавливает фуникулер, если крепление плохо зацеплено. Я его тоже зафиксировал: там есть болт, который удерживает выключатель на месте, и я его-то как раз и убрал.

– Болт?

– Точно. Так крепление было зажато, а выключатель не получил об этом сигналов, поэтому не мог отключить фуникулер. Вот вся система и работала, вместо того, чтобы, как ты знаешь, остановиться, и когда они стали резко подниматься вверх, крепление не могло удержать тяжести и вагончик остановился. То есть канат двигался и следующий вагончик налетел на них. Это надо было слышать. Все очень просто, скажи?

– Где болт? – спросил Винс. Кит усмехнулся.

– Я его спрятал.

Винс ждал. Кит осушил свой стакан и налил из бутылки шотландского виски. Не спрашивая Винса, налил и ему.

– Слушай, Винс, вот такая штука. Я собираюсь отсюда смотаться. Я хочу сказать, уже сыт по горло и Лео, и компанией и всем этим курортом, надоело до чертиков. Я много чего мог бы сделать. У меня масса талантов, только негде их проявить в этой дыре. А я пообещал одной дамочке взять ее с собой, когда поеду.

– Никто тебя не держит, – сказал Винс. – Хочешь в Денвер? Чикаго? Нью-Йорк? Я могу позвонить кое-кому, если хочешь. Ты рассказывал, где спрятал болт.

– Нет, не рассказывал. Пока нет. Слушай, это все хорошие города и так мило с твоей стороны, что ты, как говоришь, поможешь мне и все такое, но эта дамочка хочет поехать в Вашингтон, и я думаю, это неплохая идея. То есть, я что-то говорил об этом раньше, помнишь? Я спрашивал, возьмешь ли ты меня с собой.

– Не помню. Все хотят поехать в Вашингтон, все хотят свободного полета.

– Но не я, – быстро сказал Кит. – Не так. Я готов работать. Я же молодец, ты сам сказал, и многое мог бы сделать. То есть у меня есть способности, знаешь, а я никогда ими не пользовался, разве только, работая на тебя. И я решил, мы бы провернули дело сейчас и вскоре, когда тут все утрясется – по мне так я прямо сейчас уехал бы – но попозже, может быть, через несколько месяцев, я бы приехал в Вашингтон и мы бы стали вроде партнерами, ты был бы президентом, а я – твоим помощником. Главным помощником. Ты говорил, помнишь? Я сказал, что мог бы поехать с тобой, когда ты станешь президентом, и ты сказал, почему бы нет?

– Не помню. Но я еще далеко не президент. Когда это случится, напомни мне обо всем этом. Если ты не можешь подождать до тех пор и решил уехать из Тамарака, мои друзья в Нью-Йорке и Чикаго помогут тебе найти применение твоим способностям. Если ты пытаешься давить на меня, Кит, то это напрасный труд. Я просил тебя дать мне отчет и ты его не закончил.

– Что еще было, так это звонок в офис сегодня утром. Эти парни, ну, знаешь, из Египта, отказались. Я думаю, они прочли о фуникулере и сообразили, что не такое это надежное дело. Я держу глаза и уши открытыми, Винс; считаю, я тебе, действительно, пригожусь. Мне нужно обещание, ты знаешь.

Наступили сумерки и Винс протянул руку и включил настольную лампу, которая стояла позади него. Свет выявил черты худого лица Кита, сделав щеки более впалыми, а Адамово яблоко более острым. Вытянутые ноги он удобно устроил на подушечке, которую подкладывают под колени, когда молятся. Вид у него был довольный и бесцеремонный, но на Винса он смотрел так напряженно, что почти косил, а уголок рта слегка подергивался, что свидетельствовало о том, как это было для него важно. Достаточно важно, чтобы держать Винса на мушке. «Черт, – подумал Винс, – он прав, он мне нужен. На какое-то время еще будет нужен. А потом можно от него откупиться или послать куда-нибудь. Это будет нетрудно; он лопнет, как воздушный шар сразу же, как столкнется с трудным делом. Со мной или с кем-то другим. Всегда кто-нибудь занимается такими вещами».

– Конечно, я обещаю, – с легкостью сказал Винс. – Я не знал, что это так много для тебя значит. Ты – ценный человек в моей команде, Кит, я не хотел бы потерять тебя – Он медленно покачал головой. – У людей в правительстве не так уж много настоящих друзей, ты знаешь, которым можно доверять. Это я и имею в виду, когда говорю, что люди хотят свободного полета. Но ты не из таких, ты знаешь, как делаются дела, ты не собираешься пачкать руки и гордишься своей работой. Мы очень с тобой похожи. Ты прав; мы составляем хорошую команду.

Кит сощурился от света лампы.

– Спасибо, – сказал он, не выдавая своих чувств. – Я скажу моей подруге, что мы едем. Как насчет апреля? Это, знаешь, четыре месяца. Достаточно времени, чтобы здесь все успокоилось.

Винс почувствовал, что его шантажируют, и им овладела ярость. Он мило улыбнулся.

– Рановато для меня. Апрель – кошмарный месяц в Сенате; ты это узнаешь, когда будешь работать там. Давай подумаем об июне, когда у нас затишье. У меня будет время все тебе и твоей даме показать, помочь найти жилье, чтобы ты себя почувствовал, как дома. Кит, я не собираюсь нарушать договор, но у меня много дел, и будет лучше, если ты закончишь свой доклад. Ты проделал отличную работу с фуникулером – конечно, я никогда не сомневался в тебе – и ты очень хорошо выступил по телевизору. Ты сказал: «кто-то приложил к этому руку». У тебя спрашивали, что ты имел в виду?

– Они не могли бы спросить, я оттуда сразу же убрался. То есть я отправился в Дуранго, побродить, я решил, что сначала надо поговорить с тобой.

«Он не допустил промаха, – подумал Винс. – Плохо, что он такой хорек, он и правда непростой парнишка».

– Молодец, – сказал Винс и подождал.

– Ах да, болт, – сказал Кит. – Я спрятал кое у кого, возле гаража. – Он усмехнулся, взглянув на Винса. – Там рабочие заканчивают перестраивать что-то, и в Дамстере полно мусора, всякой строительной чепухи, ты знаешь, я его туда и сунул. Он отличается от всех остальных железок, кто ищет, тот болт не просмотрит. Если им сказать, где искать.

– Чей гараж? – спросил Винс.

– Джоша Дюрана, – ответил Кит, расплываясь в широкой ухмылке.

Винс сорвался с кресла и начал мерить комнату шагами, чудесное возбуждение бурлило в нем.

– Это ты имел в виду, когда сказал, что кто-то приложил к этому руку?

– Может быть. Я имею в виду, не могу точно вспомнить, о чем я тогда думал.

– Они тебя спросят об этом. Надо сказать что-нибудь поинтереснее.

Кит пожал плечами.

– Все это я знаю. Кто-то мог! А кто, не уследишь, народ ходит всякий. То есть и Джош ходил. Лео брал его с собой и объяснял всю эту чертову чепуху. И он болтался там...

– Кто?

– Ну я же говорю тебе. Джош. Когда бы ни оказался городе, приходил утром с Лео и Анной. Только в тот день не пришел. Я слышал, он уехал из города.

Винс опять рванулся вперед, вышагивая по комнате, и вдруг почувствовал прилив энергии, силу в мускулах, живость в мыслях. Он знал, что и как делать, сценарий был разыгран в его мозгу безукоризненно. Кит сделал дело еще лучше, чем он думал.

– Кому поручено расследование? – спросил Винс. Он стоял рядом с креслом Кита; только так он мог возвышаться над ним.

– Какой-то Халлоран. – Кит снизу посмотрел на него. – Ирвинг или Эрвин, вроде этого, странное имя. Он остановился здесь, в отеле. Хочешь, чтобы я доставил его к тебе?

– Я сам займусь этим. – Винс подошел к двери и открыл ее... – Завтра или послезавтра я позвоню тебе перед отъездом. И мы созвонимся, когда я вернусь в Вашингтон.

Кит неохотно поднялся из кресла.

– Лучше я позвоню тебе. Завтра, думаю, у нас будет много дел, знаешь, поговорить о том, о сем, как здесь, народ задает мне вопросы, и Лео на днях возвращается, и мне не нравится болтаться здесь...

– Кит, я тебе полностью доверяю, – тепло сказал Винс. Он положил тяжелую руку на узкие плечи Кита. – Ты со всем справишься. Ты мне очень помог, настоящий друг. Если ты здесь, Кит, то я ни о чем не беспокоюсь; никому больше я не мог бы поручить все организовать, как надо. – Он подтолкнул его к двери. – Можешь звонить мне в любое время, ты это знаешь. И я позвоню тебе до отъезда. Обещаю.

Когда он ушел, Винс позвонил Белуа в Денвер.

? Все здесь твое. Звони завтра утром Чарльзу; они готовы будут тебе заплатить, лишь бы ты взял у них компанию.