Стражи Перекрестка

Сложнее всего оказалось рассыпать соль. Во-первых, ее было слишком мало, а достойной замены «особой соли» у Артема, увы, не имелось. И, во-вторых, он не представлял, как нужно соединять свечи соляными дорожками. Это тогда в обители мага Гарика Петровича было все понятно под покровом его могучей ауры и взглядом проницательных глазищ. А теперь Семин неожиданно обнаружил, что дорожки можно вести несколькими разными способами: по периметру от свечи к свече; связать свечи соляным крестом или еще дюжиной различных геометрических фигур.

Пока он думал над этой проблемой, Макс съел колбасу, заскучал и начал скрестись в дверь.

— Подожди, псина! — шикнул на него Артем. — Наберись терпения и воздастся тебе.

Макс заскреб громче, начал тихонько подвывать, вероятно, чувствуя скорое свершение ритуала. Тогда Семин отрезал кусок колбасы побольше, приоткрыл дверь и метпул пищу сеттера к обувной полке. Времени у Артема оставалось мало, поскольку Сашкин пес имел свойство очень быстро расправляться с колбасой и за этим окончательно терять совесть. Больше не рассуждая, какой геометрической фигурой соединить свечи, Артем рассыпал соль огромным крестом. Причем на пути последней дорожки оказалась кастрюля с варевом из черного кота. Семин хотел сначала ее отодвинуть, но вмиг передумал и продолжил вести дорожку прямо через нее. «Немного святейшей соли не повредит нечистому супу», — решил он. И для усиления эффекта бросил в зелье зубок чеснока.

Теперь следовало приступить к заключительной, самой опасной части ритуала. Он разжег свечи и выключил электрическое освещение. Кухня погрузилась в полумрак. Отчего-то стало неуютно и жутко. В пламени свечей знаки на стене, казалось, обрели подозрительное движение. Померещилось Семину или нет, но со стороны лесного озера донеслись тихие шелестящие звуки.

Дрожащей рукой Артем развернул листок с заклинаниями, для решительной речи набрал в легкие воздуха и зачитал:

— Именем Солнечного Заратуштры заклинаю! Неприкаянные, Заблудшие и Мрачные, отсюда изыдите!

Тут же он почувствовал движение занавески за спиной, оглянулся — с улицы подуло ночной прохладой. Пламя свечей как-то недобро заплясало.

— Приказываю вам, — уже не столь громко произнес Семин, — немедленно изыдите!

Ветерок пробежался по кухне, качнул полотенце над мойкой и задул одну из свечей.

— О черт! — прошептал Артем, испытывая нешуточный страх и усердствуя разглядеть следующие строчки заклинания.

Кое-как разобрал и прочитал неровным голосом:

— Со мной сила Ахурамазды! Со мной Его слово! Со мной Его чистое Пламя и Свет!

Тут же занавеску дернул сильный порыв ветра. Свечи погасли, кухня погрузилась во мрак. Вместе с этим Артем услышал, как заскулил Макс в коридоре, и почувствовал чье-то совершенно чужое присутствие. Последних слов заклинания он не успел разглядеть перед наступлением темноты и был вынужден громче повторить сказанное:

— Со мной Его Пламя и Свет!

— Вот именно, свет, — раздался из темноты красивый и томный голос. — Каспер, а включи-ка свет.

3

Начальник Второго Отдела УВД Хрипунов Василий Михайлович пребывал в демонической задумчивости. Мало того, что на него свалилось неприятное дело со стрельбой на рынке «Людмила» и изнасилование старушки Зои Тимуровны (в прошлом легендарной комсомольской активистки), так теперь еще крепко надавили с краевой прокуратуры, требуя немедленно раскрыть кражу в ювелирном салоне «Престиж». И кража была совершенно безумной: вынесли только зеркало из торгового зала, перебили витрины и больше не тронули ничего. «Силу хотели продемонстрировать, — рассуждал Хрипунов, — силу, неуязвимость и унизить Маркинштейна. Сволочи, лучше б они все оттуда вынесли, чтоб этого слизняка еще и ударить по карману».

Василий Михайлович вспомнил, как орал Маркинштейн, — владелец салона, — топчась по разбитым стеклам и потрясая кулачками, словно маленькая бешеная обезьянка. От этих воспоминаний подполковнику милиции стало заметно легче. Он даже улыбнулся, потом выдавил:

— Все равно сволочи. И Маркинштейн — сволочь. Самая первая. С большими связями там, — он поднял палец к потолку. — А мне все это разгребать, будто дел посерьезнее нет.

Сняв трубку с телефона внутренней связи, он набрал три цифры и голосом Зевса-громовержца сказал:

— Орлова ко мне!

Через несколько минут в дверь постучали. Сутулясь, пошел майор Орлов. Осторожно опустил на стол толстую черную папку и сел на указанный Василием Михайловичем стул.

— Что по «Престижу»? — спросил Хрипунов, перелистывая ежедневник.

— Глухо, товарищ подполковник, — голосом жертвенной овечки проблеял Орлов.

— А я вас, бл... дей, премии лишу! Все отделение! — Начальник Второго Отдела уронил на стол тяжелые ладони и вытянул шею.

— Мы стараемся. Вторые сутки на ногах. Но нет ничего. И экспертиза на редкость пустая: ни отпечатков, пальцев, никаких посторонних предметов, никаких следов. И свидетелей нет, хотя центр города и было не так поздно. Когда сигнализация сработала, вневедомственная приехала через четыре минуты. Всего четыре минуты, — подчеркнул майор. — Лично я не понимаю, как за это время можно было ворваться в торговый зал, перебить витрины, раскурочить кассовый аппарат, снять зеркало и незаметно уйти. Собака след взяла только до фонтана, потом завыла, закрутилась... Ну это вы знаете. И все... Нет никаких зацепок. Известных «доброжелателей» Маркинштейна проверяли и проверяем, только вряд ли это чем поможет.

— Послушай, Леш, я тебя по-хорошему прошу, раскройте эту дурацкую кражу, — как можно более внятно произнес подполковник. — Хотя бы как-нибудь, но так, чтобы у прокуратуры не возникло неприятных вопросов. Ведь были еще кражи зеркал. На этой или на прошлой неделе.

Орлов молча кивнул.

— Так попробуйте копать отсюда. Кому потребовалось воровать зеркала? Что, на них дефицит намечается или цены скоро вырастут? Думайте, отрабатывайте возможные версии! — сказал Василий Михайлович и мысленно добавил: «Но главная версия: Маркинштейн — сволочь. Если бы не его связи в прокуратуре и администрации, я бы давно расправился с ним, как с клопом».

— По тем зеркалам спрашивал, хотя заявлений по ним не поступало. Кроме одного — в Предгорный РОВД. Истории совсем бессмысленные: было зеркало — фить, и нету. Хозяева ничего не могут прояснить. Некоторые слышали шаги, некоторые какие-то звуки. Следов взлома нигде не обнаружено. Есть одно общее: все пропавшие зеркала большого размера и украли их в темное время суток. И еще одно общее и странное: на месте зеркал остались непонятного смысла надписи, вроде тех, что в салоне Маркинштейна.

— Вот! Это, братец, уже зацепка! Отсюда и надо землю рыть!

— Василий Михайлович, мы стараемся. — Орлов трагически уронил голову. — Прочитать знаки никто не может — приглашали разных специалистов. Стыдно сказать, даже к астрологу или какому-то просветленному колдуну обращались. Говорит — темная сила.

— Орлов, мне плевать, какая там сила. — Начальник Второго Отдела недобро прищурился: — Запомни, для тебя я — темная сила. Пока я — твой добрый ангел, но могу и в дьявола превратиться. К понедельнику чтобы был результат. Любой удовлетворительный для нас. Надо кого-то найти. Понимаешь? Надо! Найдите наркоманов, идиотов или сатанистов — они вполне могли такое намалевать. Надеюсь, у нас в городе есть сатанисты?

Майор пожал плечами.

— Чтобы к понедельнику были. И наиболее рьяные сидели в ИВС, а у меня на столе лежали безукоризненные протоколы задержания. Иди действуй! — Хрипунов махнул рукой и отвернулся к окну.

«Если и в салоне „Престиж“ и по другим адресам, где исчезли зеркала, похитители оставили сатанинские знаки, то это многое меняет, — подумал Хрипунов. — Выходит, погром в ювелирном салоне сотворен не врагами Маркинштейна. А жаль! Катастрофически жаль! — Он нервно заерзал в кресле задом, из того же места раздался треск, и запахло тухлыми яйцами. — Да уж... — продолжил мыслить Василий Михайлович. — Мерзавцы все кругом, совсем не лают продохнуть».

Его размышления прервал звонок телефона.

— Да, — пробасил он в трубку.

— Василий Михайлович? Сердечно приветствую, наш дорогой! Валерий Артушевич беспокоит, — отозвалась трубка голосом Кеворкова.

— Здорово, Валер. — Хрипунов достал платок и вытер вспотевший затылок.

— Слушай, Вась, беда у нас. Беспредел творится! Среди белого дня!

— Что там такое?

— Полчаса назад какие-то в форме моих ребят взяли. И не из-за чего, понимаешь? Совсем не из-за чего. — Кеворков нервно задышал в трубку. — Пистолет какой-то у Карена нашли. Один паршивый пистолет. Руки выкручивали, били ногами по интимным местам.

— Угу, беспредел, — согласился начальник Второго Отдела.

— Я Нелюдову звонил, так он помочь ничем не хочет. Похоже, дело шьет. Настоящее уголовное дело. Нелюдов — нелюдь совсем он.

— Не надо было ему звонить. Нелюдова трогать не надо. Ладно, разберемся. Не волнуйся, выпустят сегодня твоих ребят, — заверил Хрипунов.

— Очень надеюсь, дорогой! Спасибо тебе!

— «Спасибо» не отделаешься, — рассмеялся подполковник.

— Само собой. А ты вечером к нам заходи.

— Может быть.

— Буду ждать! Счастливо тебе!

Положив трубку, Василий Михайлович снова зашелестел оперативными сводками за сутки. Выписал что-то в блокнот. Еще раз, посмеиваясь, перечитал копии объяснений сотрудников ППС, из которых следовало, что около 23.40 двое сержантов на служебном автомобиле УАЗ преследовали человека с серым лицом и красными глазами. Серый бежал по неведомым причинам быстрее машины и не реагировал на предупредительные выстрелы. Бежал, бежал, забежал в парк Кирова. Там из кустов накинулся на уазик, разбил лобовое стекло и скрылся. Второй экипаж, вызванный по рации на помощь первому, обнаружил объект преследования возле лодочной станции. Погнался, но почему-то не справился с управлением, свернул с насыпи в озеро, где их автомобиль и затонул. При этом потерпевшие бедствие сотрудники ППС утверждали, что видели в водах озера змееподобную тварь длиной до двадцати метров. Змееподобная тварь дважды поднимала голову над водой и шипела в сторону милиционеров человеческим голосом: «Кушать хочу. Мяса ментовского. Ближе подходите, волки позорные».

— Да-а... богато наше Управление, — пробормотал он, почесывая могучий подбородок, — на пьяниц, дураков и дебилов в фуражках.

— Ну что, готов? — оборвал его размышления вошедший Дорошенко.

— К чему? — начальник Второго Отдела вскинул брови.

— К обеду, Михайлович. Уже третий час.

— Неужели третий? — Хрипунов бросил взгляд на часы. — Заработался. Ну их всех козе в трещину.

Он встал и подошел к большому зеркалу, поправляя китель и галстук. Здесь подполковник неожиданно подумал: «Вот будет каверза, если из моего кабинета исчезнет это старое зеркало».

— Идем, — бросил он Дорошенко.

Они спустились вниз, сели в черный БМВ и через десять минут были возле ресторана «Эрмитаж».

В зале с бордовыми и золотистыми драпировками было уютно и прохладно. Посетителей как обычно заседало маю. Тишину разбавлял негромкий шансон, шуршавший из массивных колонок.

Хрипунов и Дорошенко устроились возле окна за третий столик (в это время он всегда был забронирован для них). Почти сразу подошла официантка в накрахмаленном переднике, уточнила, нет ли изменений по заказу. Минут через десять она снова появилась с полным подносом.

Салат с креветками и лапшу милиционеры ели с аппетитом, молча. Когда дело дошло до фаршированного судака, Дорошенко откинулся на спинку стула и сказал:

— Михайлович, ты про пэпээсников, утопивших машину, слышал?

— Угу, — Хрипунов глотнул минералки и лениво посмотрел на товарища по оружию.

— Ненормальная история, правда?

— А пить надо меньше, Паша. И не будет тогда никаких говорящих чудищ, людей с серыми лицами и затонувшей служебной техники.

— Дело в том, что трезвые они были. Оба экипажа, — Павел Сергеевич неохотно ковырнул рыбу в тарелке, отложил вилку и тоже схватился за бокал с минеральной водой. — Это я тебе точно говорю, потому как экспертизу проводили.

— А на какой же хрен они машину утопили и сказки потом такие рассказывают?

— Не знаю. Только не одни они такие сказки рассказывают. Хочешь, я тебе между нами кое-что сообщу?

Начальник Второго Отдела настороженно кивнул.

— Только ты не смейся. Хорошо? — Дорошенко отставил полупустой бокал и с видом искушенного заговорщика наклонился над столом. — Точно такое чудо — людей с серыми лицами и красными глазами — видел Коля Гуриев. Еще дня три назад до случая с пэпээсниками. Вот так. А уж ему я вполне верю.

— И что видел Гуриев? — поинтересовался Василий Михайлович.

— Знаешь участочки под строительство под Бикетом?

— Ну так. Это возле Слободского кладбища. Участки неважные, а коттеджи там народ образцовые строит.

— И кум Колин там землю взял. Выбили ему через Администрацию десять соток на самом краю. Уже возвел небольшой дом, — Дорошенко придвинул креманку с шоколадным пломбиром и поковырялся в ней ложечкой. — Возвел он, но до внутренней отделки еще не дошло. Пока искал сантехников и штукатуров, строение стояло само по себе недели две или три. А как-то вечером после работы он туда наведался померить, сколько труб на кухню надо, сколько плитки и другого всякого. Приехал, значит, к дому подходит, чувствует неладное. Будто есть кто-то. Подумал, что воры или бездомные алкаши его строение облюбовали. Кум у Кольки — парень не робкий, вооружился ломиком — и в дом. Из прихожей на кухню, а там кострище на полу и потолок, стены закопченные, валяется разная посуда. Разозлило это его не на шутку, матом заорал и дальше по комнатам. В последнюю врывается, и прямо перед ним стоят двое. Вот здесь неробкий Колькин кум страх пережил такой, что в штаны чуть не наложил, а может, и наложил — я так думаю.

— И отчего же он наложил? — поинтересовался Хрипунов, скептически наблюдая за притихшим Дорошенко.

— А того, что те двое... Лица у них серые, как у покойников, глазки странные с красными прожилками. И вообще, будто не люди они, а мертвяки с кладбища, которое за забором всего в трех десятках шагов. Перетрусил Колькин кум, бросил ломик и машину возле двора и деру оттуда. Отбежал подальше и начал Гуриеву на мобильник звонить. Все как было рассказал. Коля взял табельный ПМ, приехал быстро насколько смог. Вдвоем они к новостройке пошли. Во двор зашли. Дальше Колькин кум ступать ни в какую не согласился. Гуриев, значит, сам в дом зашел. Зашел, а те нелюди еще там. Коля наш и обалдел от их вида не меньше, чем кум его. Обалдел, ПМ выхватил и стрелять начал. Эти гости, видимо, тоже перепугались стрельбы или его агрессивной рожи. Выпрыгнули в окно, как дикие звери, через двухметровый забор враз перемахнули и убежали на кладбище. Вот такие дела, Михайлович. Кум Кольки в тот дом больше ни ногой. Продавать его решил. А серые, надо понимать, были на самом деле. Ведь Гуриев врать не станет. Если же он врет, то не может же он врать точно так, как пэпээсники. Не сговорились же они. Отсюда вывод: серые люди реально существуют.

— Я не знаю, может врать Гуриев или нет, но в сказки верить отказываюсь. Сергеевич, чему нас учили? — Начальник Второго Отдела уронил ложечку и отставил пустую креманку.

— Чему?

— Тому, что чудес не существует или им есть разумное объяснение. Люди с серыми лицами! Фантомасы хреновы, — Хрипунов вдруг расхохотался, постукивая тяжелыми ладонями по столу. — Хочешь, я тебе предложу одно из множества возможных объяснений? Какие-то сволочи морды серой краской намалевали и разыгрывают из себя гоблинов или оживших мертвецов, чтоб вашего доверчивого брата ввести в заблуждение и запугать до смерти.

— А почему у них красные нечеловеческие глаза?

— Конопли накурились. — Василий Михайлович снова задорно рассмеялся. — Может, ты хочешь меня спросить, откуда лох-несское чудище в парковом озере?

— Нет, — удовлетворенный прежним ответом, Дорошенко замотал головой. — Пошли, меня еще ждут в Управлении.

Они дружно встали, направились к выходу. Официантка догнала их на полпути и спросила:

— Василий Михаилович, счет за обед прикажете представить Роговцеву?

— А кому еще? — Хрипунов несколько мгновений изумленно смотрел на нее, потом двинулся за уходящим Дорошенко.

После обеда Василий Михайлович съездил по служебным делам в Кисловодский ГОВД и вернулся в Управление поздно, около восьми вечера. Для подтверждения собственной значимости обматерил помощника дежурного и поднялся на второй этаж. Из кабинета он сделал несколько важных звонков, подписал срочные документы, выпил чашечку чая, после чего долго сидел в непростых размышлениях. Он пытался посчитать, сколько ему задолжало казино «Феникс». Потом вспоминал поездку в Домбай с дочкой Роговцева, улыбался и от приятных воспоминаний натужно кряхтел. Потом в его растревоженный ум вернулась история с погромом в салоне «Престиж» и Маркинштейн, прыгающий по стеклам бешеной обезьянкой. А потом ему померещилось, будто в большом зеркале на стене что-то шевелится. Он неодобрительно нахмурился, оглядел кабинет — кабинет был пуст, даже занавеси на окне не колыхались, вентилятор не работал.

— Заработался я, — решил Хрипунов и полез в карман за лекарством. Из пластиковой упаковки он извлек две таблетки, которые прописывали то ли от невроза, то ли от болей в желудке. Сунул их под язык и потянулся к графину с водой.

В этот момент ему снова померещилось движение в зеркале. Настолько явственно, что до графина он не дотянулся и нечаянно опрокинул стакан. Забыв о таблетках во рту, подполковник встал и вышел из-за стола. Около минуты он присматривался к своему отражению в зеркале, не понимая, что вызывает его беспокойство по ту сторону стекла. Может, оттого что Хрипунов так долго и напряженно вглядывался, ему показалось, будто зеркало подернулось синеватой дымкой и где-то в углу его мерцают языки пламени. Василий Михайлович нервно обернулся, оглядел помещение — все в нем было по-прежнему: занавешенное наполовину окно, на прежнем месте стол с телефонами и разбросанными документами, кресло и стулья. Однако обстановка кабинета в зеркале отражалась иначе: дымка стала гуще, за ней просматривалась стена из грубых каменных блоков.

Хрипунов метнулся к телефону внутренней связи и, когда дежурный взял трубку, рявкнул:

— Кого-нибудь свободного ко мне! Пулей!

Прошло около двух минут, прежде чем в кабинет начальника Второго Отдела заглянул молоденький лейтенант. Все это время Хрипунов жадно глотал воду из графина, запивая растаявшие таблетки и горький вкус во рту.

— Вызывали, товарищ подполковник? — спросил лейтенант.

— Вызывал. Сюда иди, — Василий Михайлович указал па точку посреди ковровой дорожки.

Лейтенант Ивашин без энтузиазма двинулся к указанной позиции.

— Теперь смотри в зеркало, — приказал Хрипунов.

Молодой милиционер, ожидая невеселой шутки или какого-то подвоха, настороженно посмотрел на собственное отражение.

— Что видишь?

«Себя вижу. За собой старого козла в погонах, от которого тошно всему Управлению», — хотел сказать лейтенант, но, не решившись на дерзость, произнес сквозь зубы:

— Ну... себя и вас.

— Да... Странно. И я теперь вижу только тебя и себя, — признал Василий Михайлович. — Очень странно.

— А что там должно еще быть? — поинтересовался Ивашин. — Зеркало как зеркало. Не кривое же, как в комнате смеха.

— Ты здесь не умничай. Бери тряпку, там за шкафом, — начальник Второго Отдела указал на дальний угол кабинета, — и вытри его как следует.

— Кого? Шкаф или зеркало?

— Зеркало, дурень.

— А что, собственно, случилось, товарищ подполковник? — недовольно произнес молодой милиционер.

— Тебе этого знать не надо. Бери и вытирай.

Покраснев, тихо посапывая от обиды, Ивашин взял тряпку и принялся охаживать зеркало и деревянное обрамление. Хрипунов присел на стул, ждал, пока лейтенант стирал со стекла пыль и жирные пятна.

— Все, — закончив работу, Ивашов повернулся.

— Все так все. Ступай к себе, — Василий Михайлович по возможности благодушно улыбнулся.

После ухода молодого милиционера Хрипунов вглядывался в начищенное зеркало и вел сам с собой горячую дискуссию на тему «что могло стать основанием чертовщины в стенах серьезного государственного учреждения».

Списывать произошедшее на банальную галлюцинацию он не мог, поскольку ни разу за свою непростую жизнь не был ей подвержен. И до сих пор Василий Михайлович считал, что галлюцинации и разного рода видения случаются только у алкоголиков, наркоманов и лиц с ущербной психикой.

Почесывая подбородок, он пытался найти рациональное объяснение странностям с зеркалом. Неожиданно ему пришло на ум: «дисперсия света». Эту фразу подполковник слышал в какой-то научной передаче и приблизительно представлял ее значение.

«Конечно, дисперсия света, — решил Хрипунов. — Дело в освещении. Лучи от светильника на столе и от ламп дневного света сплелись так, что случилась ненормальная аномалия».

Чтоб подтвердить свою гипотезу, он встал, выключил светильник, затем щелкнул тумблером рядом с дверью.

Кабинет погрузился в полумрак. Только между раздвинутых наполовину штор падали лучи уличных фонарей.

Хрипунов вышел на средину ковровой дорожки и повернулся от окна к противоположной стене. Здесь он заметил, что зеркало слабо мерцает. Снова оно покрылось неровной дымкой, сквозь которую пробивались отблески пламени, вырисовывались высокие ступени и часть стены из неровных каменных блоков — словом, все то, чего в кабинете начальника Второго Отдела быть не должно ни по описи, ни просто по факту.

— Вот же, мать вашу! — выругался он в сердцах, разочарованный, что его красивая гипотеза о дисперсии света работать не захотела.

Между тем за синеватой дымкой, клубившейся между амальгамой и стеклом, возникло новое движение. Василий Михайлович с удивлением различил чей-то силуэт в темном балахоне. Силуэт приблизился, дымка перед ним расступилась, и вот уже по ту сторону зеркала перед подполковником стоял странный человек с серым неприятным лицом и красноватыми глазами. Хрипунов мигом вспомнил ночной кошмар пэпээсников, откровения Дорошенко за обедом и, подрагивая всеми частями тела, отступил к стене, кое-как включил свет.

А человек с серым недобрым лицом непостижимым образом высунул из зеркала руку, потом ногу, потом вовсе переместился в кабинет начальника Второго Отдела. От невероятности происходящего Хрипунов разволновался так, что задняя часть его туловища излишне напряглась и издала фырчащий звук. В воздухе запахло тухлыми яйцами.

— Василий Михайлович, — тихо произнес человек с серым лицом. — Вижу не рады вы гостям. Без воодушевления встречаете. Только ваш зад выразил восторг звучным фейерверком. Фу, какая вонь! — Гость поморщился, отчего его вытянутое лицо стало еще страшнее.

— Вы кто? — выдавил подполковник, пятясь вдоль стенки к окну.

— Я? Я... магистр Хельтавар Шанен Горг. Можно просто: Хельтавар. Не слышали о таком?

— К счастью, не доводилось, — отозвался Хрипунов, потянувшись к верхнему ящику стола.

— Так уж и к счастью. Смею заверить, ваше счастье с этого дня напрямую зависит от моего настроения. Постарайтесь мне его не портить.

— Нужно чего вам? — спросил Василий Михайлович, засунул руку в ящик и попытался нащупать пистолет.

— Не это ли ищете? — осведомился магистр, извлекая из складок одежды именной ПМ подполковника.

— С-с... — «сволочь» хотел крикнуть Хрипунов, но решил пока придержать оскорбления и сказал: — Так вы уже побывали здесь! В моем столе лазили! Листали секретные документы!

— Самую малость, товарищ подполковник. Самую малейшую малость. Хорошая штука. — Хельтавар взвесил пистолет в руке и навел его на Хрипунова. — Интересно, как ей правильно пользоваться? Может, нужно нажать здесь? — Пальцем левой руки он потрогал предохранитель.

С неожиданным проворством передернул затвор и нажал на спусковой крючок. Раздался выстрел. Чуть раньше, чем разлетелся осколками настольный светильник, Василий Михайлович успел упасть за кресло.

— Что нужно вам?! — промычал он, вставая на четвереньки и пытаясь дотянуться до телефона.

— Хорошая штука! — восхитился человек в балахоне. — А какая громкая! Прелесть, какая громкая!

Он выстрелил еще раз, разнеся вдребезги графин — струйка воды стекла на разгоряченный лоб Василия Михайловича.

— Что мне нужно?.. — переспросил Хельтавар, задумался, поигрывая пистолетом, и снова нажал на спуск.

В этот раз ПМ не выстрелил, лишь щелкнул курком.

— Ладно, возьмите. — Магистр бросил оружие на пол, ближе к Хрипунову. — Возьмите свою штучку. Она, наверное, поломалась.

— Вы псих! Сейчас здесь будет дежурный по этажу! Через минуту прибежит вся дежурная часть! — Василий Михайлович, наконец, дотянулся до брошенного пистолета.

— Уже бежит. Чтобы вас не смущать, я пережду у себя. — Гость шагнул к зеркалу — оно чудесным образом приняло его, словно основой отражающей поверхности служило не стекло с амальгамой, а легкопроницаемая субстанция.

— Замечу еще, — сказала голова магистра, появившись из дымки, — у нас с вами предстоит деловой разговор. От него зависит ваша карьера, состояние вашего драгоценного здо...

Договорить он не успел — в кабинет ворвались лейтенант Ивашов и прапорщик с автоматом наперевес.

— Что у вас, Василий Михайлович? — полюбопытствовал Ивашов, разглядывая осколки стекла на столе и пистолет в шаловливых руках подполковника.

— Ничего. Эксперимент я ставил. Следственный эксперимент. — Хрипунов выронил ПМ, а сам рухнул в кресло. По его милицейскому лбу стекали капли пота.

— Точно все в порядке? — переспросил лейтенант.

— Все в... полном ажуре... — Начальник Второго Отдела сидел с отвисшей до галстука челюстью, чувствуя, как струйка воды со стола увлажняет брюки.

— Ну мы пошли, — неуверенно произнес Ивашов.

Прапорщик опустил автомат и отступил в коридор.

— Идите, — тоже неуверенно ответил Хрипунов.

Он хотел сказать что-то еще или даже заорать, но горло его одеревенело. Стражи порядка захлопнули дверь, словно крышку гроба. Скоро их шаги затихли на лестнице.

Как и все настоящие подполковники Хрипунов соображал очень быстро. Не успели дежурные вернуться к боевому посту, а в голове Василия Михайловича родилось сразу три плана. Первый заключался в том, чтобы бросить все и бежать из Управления к такой-то матери. Второй и третий тоже были разумными: к той же матери разбить зеркало или немедленно позвонить Дорошенко и рассказать ему о случившемся. Дорошенко теперь был единственным человеком, способным понять его, не заподозрив в идиотизме, посочувствовать, может быть, дать дельный совет.

Пока Хрипунов мял лист бумаги и тужился с выбором верного плана, зеркало снова ожило. За стеклом поплыла сизая дымка. Из нее появилась рука с широким браслетом, потом голова Хельтавара. Маг сноровисто вылез из обрамления и спрыгнул на пол.

— Вернемся к разговору, — продолжил он. — Итак, что мне нужно... — Хельтавар, заложив руки за спину, заходил по кабинету. — Во-первых, мне нужно спокойно выйти из вашего заведения. Скажите бестолочам внизу, что я — ваш важный гость, и чтобы они меня пропустили. Еще мне нужно от вас немного сотрудничества. Иначе говоря, предлагаю доходную работу.

— Я служу исключительно народу и государству! — Подполковник часто и нервно засопел.

— Ну-ну-ну. Василий Михайлович, а дача ваша за три миллиона рубликов пришла к вам как благодарность от абстрактного народа или государства? — Магистр хитро прищурился. Тут же хлопнул в ладоши и позвал: — Триша, ну-ка лезь сюда!

Дымка дрогнула, и из нее вынырнуло существо, похожее на чертенка, рыжее, хвостатое, с ядовитой усмешкой на обезьяньем личике. Осмотрелось и с чертячьей легкостью спрыгнуло в кабинет. С этой минуты материализм, обосновавшийся в голове и сердце Хрипунова, начал быстренько сдавать позиции.

— Покажи нам, Триш, что-нибудь этакое из скорбной жизни Василия Михайловича, — попросил Хельтавар Шанен Горг.

— Да ну его, магистр. На кой он вам сдался? — Триша скривился и пренебрежительно махнул хвостом. — Убежден, его скорбную жизнь лучше прервать, чем в ней ковыряться.

— Покажи, я сказал! — настоял магистр.

— Ладно, вы только не нервничайте. — Триша повернулся к зеркалу, махнул ладошкой, и на отражающей поверхности, словно на киноэкране, возник тот же кабинет, только в дневное время. Дальше зеркало показало, как дверь открылась и вошел человек в клетчатой рубашке с полиэтиленовым пакетом в руке. В вошедшем Хрипунов сразу узнал Георгия Килпаниди и вспомнил, что так все было два дня назад: Килпаниди заходил именно с этим пакетом и именно с этим радостным выражением на лице.

И оставлял на столе три тысячи долларов (сотенные банкноты, стянутые красной резинкой) — плата за то, что он, Хрипунов, закрыл дело по ограблению магазина «Вернисаж». Заново созерцая этот неприятный эпизод, начальник Второго Отдела погрустнел и потянулся к пластиковой коробочке с таблетками.

— А ну-ка отмотай назад, — попросил магистр Тришу.

— Нет проблем. Вот это мне особо нравится! — сообщил хвостатый, останавливаясь на сцене, где в кабинет Хрипунова вбегала рыдающая девушка — дочка Роговцева.

— Не надо играть на чувствах, — страдальчески выдавил Василий Михайлович. — Кровопийцы. Чего вы хотите?

— Ничего особенного. Хотим предоставить вам более доходную работу, Василий Михайлович. — Шанен Горг подвинул стул и устроился напротив подполковника. — Вы же понимаете, что наши возможности очень высоки. Я бы сказал, божественно высоки.

— Или дьявольски, — отозвался Хрипунов, с опасением поглядывая на чертенка, продолжавшего упражняться с зеркалом, на котором появлялись разные досадные сценки.

— Или так. Но это лишь пустые аллегории. Давайте лучше к делу. — Магистр сложил на груди серые ладони с длинными пальцами. — Вы не хотите занять место начальника Управления? Допустим, прямо с завтрашнего дня.