В плену сомнений

— У Дарси есть свой осведомитель среди «Сынов Уэльса», — тихо закончил Оувертон.

Летиция увидела, как у Моргана сжались кулаки, и встала между мужчинами.

— Выслушай его, Морган, пока ты не потерял контроль над собой. — Ее напугал темный огонь в глазах Моргана.

— Я хочу знать, кто этот негодяй! — заорал Морган.

— Я… я согласен сказать. — Оувертон без колебаний назвал имя, которое было знакомо и Летиции. — Именно он донес на вас с Воганом шесть лет назад. И поэтому Дарси удалось сдать вас вербовщикам.

Морган смотрел на Оувертона широко раскрытыми глазами.

— Вы имеете в виду… что это не связано с… Летицией и Джулианой?

Оувертон отрицательно покачал головой.

— Нет, за исключением того, что мы с Дарси однажды ночью подслушали ваш разговор с Летицией. Тогда Дарси впервые узнал об этом. Затем он заплатил этому человеку за более подробную информацию. Ему нужно было убедить вербовщиков арестовать вас, не разрешив заплатить выкуп, как это иногда делалось.

Побледнев, Морган повалился в кресло.

Аетиция придвинулась к нему и положила на плечо руку.

— Но это также значит, что моя хозяйка была верна Рису. И не предавала его.

Оувертон начал задыхаться в своем тугом воротничке.

— Именно так и было. Она ничего не знала об этом, пока Воган и вы, мистер Пеннант, не оказались далеко в море.

Летиция улыбнулась. Они с Морганом долго спорили, ведь он никак не решался поверить леди Джулиане. Но она-то всегда чувствовала, что хозяйка невиновна, несмотря на любые мнимые обвинения, выдвигаемые в ее адрес.

— Как же вы тогда нашли ее и Риса? — спросил Морган. — Если не она сказала вам, куда…

— Ее опознал трактирщик и сразу же послал за нами.

— Трактирщик? — воскликнула Летиция. Ей сказали, что Риса схватили в трактире, где он был с Джулианой, но она не спросила…

— Как назывался этот трактир?

— Как, разве ты не знаешь? «Белый дуб».

Теперь настала очередь Летиции без сил опуститься в кресло. «Белый дуб» и этот мерзкий трактирщик…

— Он сказал, что знает Джулиану еще с тех времен, когда ухлестывал за тобой, — добавил Оувертон.

Морган вопросительно посмотрел на нее, и она утвердительно кивнула. Бормоча ругательства, Пеннант вскочил с кресла.

— Трактирщик предупредил вас в ту ночь, а потом все время врал, так?

— Да. — Оувертон глубоко вздохнул. — Дарси хорошо ему заплатил.

— Черт возьми, мы должны все рассказать Рису! Он все еще думает, что Джулиана предала его.

— Я знаю. — Оувертон побледнел. — Я для этого и пришел. Я хочу поехать в Алинвидд и все ему рассказать, но боюсь сделать это один. Он может просто не пустить меня на порог. Но вас он не станет гнать и, может быть, меня вместе с вами.

— Почему вы не рассказали всю правду раньше? — прошептала Летиция, думая о том, как страдала Джулиана, живя с человеком, который считал ее способной на предательство. — Почему Дарси продолжал настаивать, что она хотела развестись с Рисом? Милосердный Боже, она же ведь его сестра! И ваша тоже.

Оувертон закусил губу.

— Все это ужасно, я понимаю. Я не хотел, чтобы Дарси так поступал, но он считал, что Джулиана заслуживает лучшего мужа, чем какой-то валлийский сквайр. Я… я думал, что, возможно, он прав. Кроме того, он пригрозил уменьшить мое содержание, если я проговорюсь.

— Да, но почему он продолжал врать на той печально знаменитой помолвке? — спросил Морган.

— Он боялся ярости Вогана. И еще того, что тот обернет против него свое нынешнее влияние в политических кругах. К тому же он считал, что Воган так влюблен в Джулиану, что никогда не станет ее наказывать. Поэтому он решил не рисковать из-за нее своим положением.

— А что думаете вы обо всем этом? — спросила Летиция.

У Оувертона задрожал голос.

Сегодня ночью Воган доказал, сколь умело и хладнокровно он может расправиться с противником. Кто знает, какие еще планы мести вынашивает он? Я не хочу, чтобы ярость его обрушилась на нашу бедную невинную Джулиану.

— О, я не думаю, что Рис сможет… — успокаивающе улыбнулась Летиция.

— Никогда нельзя точно знать, на что способен Рис, когда он в гневе, — перебил Морган, бросив на нее предостерегающий взгляд.

Летиция нахмурилась и открыла рот, чтобы возразить. Но сразу же поняла, куда клонит Морган. Если сейчас Оувертон облегчит свою совесть и успокоится, он, возможно, не захочет рассказать Вогану всю правду. А именно теперь очень важно, чтобы Рис узнал ее. Хотя из несвязной ночной болтовни Моргана она поняла, что Рис без ума от своей жены, но не станет доверять ей, пока не убедится в ее невиновности. Рис слишком осторожный человек, чтобы связать свою судьбу с женщиной, которая, как он считает, однажды его предала.

— Итак, — Оувертон глянул на Моргана. — Вы едете со мной в Ллинвидд?

— Ну, конечно, мы поедем! — воскликнула Летиция.

Морган отрицательно покачал головой.

— Поеду я, любовь моя, а ты — нет. Рис не слишком расположен к тебе. Он все еще верит в твое участие во всей этой истории. Будет лучше, если поеду я. — Он повернулся к Оувертону: — И будет лучше, если я поеду один.

— Я должен увидеть сестру, — с горячностью заявил Оувертон. — Я должен убедиться, что с ней все в порядке. — Его лицо исказилось от волнения. — И объяснить, почему мы причинили ей столько зла. Вы не поедете без меня.

— Как хотите, — кивнул Морган. — Дайте мне время одеться, и мы сразу же отправимся.

Когда он вышел в соседнюю комнату, Летиция подошла к Оувертону и взяла его за руку.

— Не беспокойтесь о Джулиане. В конце концов все будет хорошо. Я в этом уверена.

Пожав с благодарностью ее руку, Оувертон слабо улыбнулся.

— Надеюсь, ты права.

Какое-то время они стояли молча. Потом Летиция подняла глаза на Оувертона.

— Как там Дарси?

Его лицо помрачнело, и он отпустил руку Летиции.

— Чего же ты ожидала? Ведь с тобой из его жизни ушел свет.

— Он сильно переживает? — сочувственно спросила Летиция.

— Да.

— Мне его очень жаль.

— Это не твоя вина. Было глупо играть твоей жизнью и не ожидать, что ты его за это возненавидишь.

— У меня нет к нему ненависти. Я его жалею. — Она вздохнула.

Оувертон пристально смотрел на нее.

— Знаешь, Летиция, когда Дарси только влюбился в тебя, я этого не понимал. У него была богатая красивая невеста, он наследовал графство. Я считал, что он просто сошел с ума, раз позволил себе волочиться за горничной.

— Он и сошел с ума, — пролепетала Летиция, пытаясь засмеяться.

Оувертон серьезно покачал головой:

— Нет. За последние несколько лет я хорошо узнал тебя и думаю, что он должен был дать тебе больше, нежели просто сделать своей любовницей. Он должен был жениться на тебе.

— Не говорите глупостей, — пробормотала она. Но его слова были ей приятны. Жители Кармартена презирали ее. Никто не порицал Дарси за измену жене, но Летицию осуждали все, ибо она была его содержанкой.

Иногда ей даже казалось, что они правы. И мысль о том, что у нее не было тогда иного выбора, не уменьшала боли и сомнений. В какой-то момент она даже решила, что не создана, чтобы быть женой… И что, отобрав у нее Моргана, Господь показал ей, что она не достойна счастливой доли.

Морган вошел в комнату, и она ослепительно улыбнулась ему. Слава Богу, время доказало, что она не права. Время вернуло ей Моргана.

А теперь Морган должен вернуть Джулиане ее мужа.

Был полдень, и в доме царила тишина, но Джулиана никак не могла сосредоточиться на делах. Она проверяла кладовую, пытаясь выяснить, что же из провизии необходимо закупить в Кармартене. Уже несколько раз она порывалась дописать список заказов, но ее мысли текли в совершенно другом направлении.

Правда, всегда вокруг одного и того же предмета. Рис все еще спал, но рано или поздно он должен был появиться. Она приказала камердинеру не будить его.

С ее стороны это было не столько заботой о нем, сколько желанием уберечь себя, отсрочить неизбежное. Когда прошлой ночью он пообещал воспользоваться ее одиночеством и слабостью, этот чертов хитрец прекрасно сознавал, как подействуют на нее эти слова. Теперь она все время думала, когда это случится… где… как… Эти мысли неизбежно навевали воспоминания о жарких поцелуях и возбуждающих ласках.

Черт возьми! Джулиана отложила неоконченный список. Она должна была запереть его в парадной спальне. Тогда бы она не беспокоилась о том, что он застигнет ее врасплох… или как она при этом будет себя вести.

Запереть его? Она улыбнулась. Неплохая месть, а? Конечно, какой-нибудь дурень-лакей в конце концов выпустит его, но было приятно представить Риса беспомощным и отданным на ее милость…

— Миледи? — раздался голос у двери, мгновенно отвлекший ее от приятных планов о мести.

Джулиана повернулась и увидела миссис Робертс.

— Да?

— К хозяину пришли посетители. Я сказала, что он спит, но они настаивают…

— Кто это?

— Ваш брат. Младший. И мужчина по имени Пеннант.

Новость несказанно удивила ее. Оувертон пришел к Рису? Появление Пеннанта она еще могла понять после рассказа Риса о событиях вчерашнего вечера, но зачем здесь Оувертон? Предатель, как он осмелился прийти, будто бы ничего не произошло!

— Пришлите их сюда, — слегка задыхаясь, произнесла Джулиана. — Я сама поговорю с ними.

«О да, я поговорю с моим милым братцем, — подумала она. — И на этот раз ему придется выслушать неприятные слова!»

Миссис Робертс, кивнув, вышла и очень скоро вернулась с Оувертоном и Морганом. Джулиана поднялась им навстречу.

Какое-то время она молча смотрела на брата. Слезы душили ее. Оувертон избегал смотреть ей в глаза и лишь смущенно переминался с ноги на ногу.

— Не могу поверить, что у тебя хватило наглости прийти сюда после всего того, что ты сделал. — В ее тихом голосе звучала горечь. — Ты пришел рассказать Рису еще какую-нибудь ложь обо мне?

Оувертон резко поднял голову.

— Я пришел сказать ему правду.

— А тебе не кажется, что ты немного опоздал? — Плечи Джулианы внезапно вздрогнули от подступающих рыданий. Страдание, прозвучавшее в ее голосе, испугало его.

— Он обидел тебя, да? — Оувертон пристально рассматривал сестру, с ужасом ожидая увидеть синяки и раны на ее теле.

Но Джулиана намеренно молчала, наблюдая, как его беспокойство только усиливается с каждой минутой. Пусть поволнуется, думала она. Это ему будет даже полезно.

— Он тебя обидел? — повторил Оувертон, и его кулаки сжались. — Если так, то я убью его, я…

— Нет, — поспешно сказала Джулиана. Меньше всего ей бы хотелось кулачного боя между Оувертоном и Рисом. Она вздохнула. — По крайней мере, не в физическом смысле.

Оувертон явно не знал, что ответить, и Морган также хранил упорное молчание. Ей с трудом удалось улыбнуться. Она не хотела создавать ложного впечатления и внезапно поняла, что совершенно не желает делиться с гостями подробностями своих бурных отношений с Рисом.

— У меня все в порядке. — Она обвела рукой комнату. — Как видишь, я хозяйка в этом доме и… — Ее голос дрогнул. — В любом случае, тебе не нужно беспокоиться.

— Но я беспокоюсь, — запротестовал Оувертон.

— Неужели? И когда же это с тобой произошло? Ведь меньше недели назад ты публично объявил меня бездушной ведьмой и предательницей. Ты оболгал меня перед моим мужем, у которого и так были причины презирать меня. Как тебе не пришло в голову, что ложь может превратить страдающего человека в безрассудного тирана?

Ужас и раскаяние смешались во взгляде Оувертона.

— Прости меня, Джулиана. О Боже, я так сожалею! Я жалею, что позволил Дарси убедить меня лгать тебе все эти годы. Я жалею, что хранил в тайне то, что он сказал твоему мужу. И отчаянно жалею, что не сказал всю правду на твоей помолвке, но Дарси…

— Дарси то, Дарси это! — вскричала Джулиана. — Это все он сделал? Как же он должен меня ненавидеть, чтобы так лгать!

— Это не ненависть. — Оувертон страдальчески поморщился — плечи его дрожали. — Ты должна понять — Дарси считал, что Воган женился на тебе, чтобы вернуть Ллинвидд. Он думал, что спасает тебя, когда отдал твоего мужа вербовщикам.

Она закрыла глаза, чтобы не видеть скорбного выражения, написанного на лице Оувертона. Какое он имеет право огорчаться? Он не пострадал от своей лжи. А вот она — да.

— Когда вернулся Воган, — продолжал Оувертон, — Дарси думал, что он спасает тебя, настаивая на своей лживой истории. Он считал, будто Воган захочет избавиться от тебя, если убедится, что ты его предала.

Морган возмущенно фыркнул.

— Видно, ваш братец не понимал, как сильно Рис привязан к своей жене.

Джулиана открыла глаза, чтобы взглянуть на Моргана. Оувертон же продолжал, словно не заметив его слов:

— Когда Дарси осознал, что Воган собирается отомстить, он запаниковал. Он… он боялся, что Воган уничтожит его.

— И конечно, совсем не учитывалось, что Рис может уничтожить и меня, не так ли? — прошептала она.

Оувертон побледнел.

— Что он с тобой сделал? Не лги мне, Джулиана. Если он жестоко обращался с тобой или…

— Ничего такого не было. Я… я просто имела в виду, что Дарси разрешил Рису поступать со мной, как он пожелает.

Она отвернулась, чтобы скрыть внезапно охватившие ее чувства. Рис не обращался с ней жестоко… в том смысле, который имел в виду Оувертон. Но он чуть ли не ежедневно попирал ее достоинство. Скоро ей будет безразлично, что он считает ее лживой ведьмой. Скоро он сожмет в руке ее сердце, в то время как свое надежно спрячет. Было ли это жестоким обращением? Она не знала.

— Где сейчас Рис? — поинтересовался Морган.

— Спит. Но это ведь не удивляет вас, мистер Пен-нант? Он вернулся поздно ночью после того, как по вашему настоянию уехал ломать копья с Дарси. Мне кажется, вы и мой муж хотите, чтобы вас еще раз арестовали.

Но голос Моргана был абсолютно спокоен.

— Я думаю, Нортклифф не настолько глуп, чтобы пытаться это сделать сейчас.

Ее охватил внезапный страх. Она слишком хорошо знала, как отчаянно ведет себя Дарси, когда его загоняют в угол. Один раз из страха он уже пожертвовал ее благополучием…

— Вы недооцениваете моего брата: Дарси не из тех, кто покорно проглатывает унижение. Он обязательно рассчитается с Рисом.

— Вы, кажется, беспокоитесь о вашем муже, этом «безрассудном тиране», как вы его называете? — спросил Морган.

Их взгляды встретились. На его лице появилось нечто вроде торжествующей ухмылки, но Джулиане было все равно. Она должна заставить его понять, в какое рискованное предприятие они с Рисом пустились.

— Конечно, я беспокоюсь. Я не хочу снова потерять Риса.

Видимо, заявив это, она была слишком откровенна. Однако Морган с облегчением вздохнул. У Оувертона же в глазах вспыхнула надежда, впервые с тех пор, как он появился в ее доме.

— Значит, у тебя с мужем все хорошо? Правда?

— Я уверен, все будет много лучше, как только он узнает правду, — с удовлетворением произнес Морган. — Я уверен, когда вы объясните ему, откуда тогда узнали, где найти вашу сестру…

— Да, откуда вы узнали? — перебила Джулиана. — Это единственная вещь, которую я не могу понять.

Оувертон переминался с ноги на ногу.

— Трактирщик опознал тебя и послал к нам своего слугу.

У нее перехватило дыхание. Теперь все встало на свои места. Да, тогда ей даже показалось, что она где-то раньше видела этого негодяя-трактирщика. Значит, вот как они обо всем проведали! Если бы она тогда спросила у трактирщика, не знакомы ли они… если бы ей только пришло в голову спросить…

— Когда мы объясним все насчет трактирщика, которому Дарси заплатил приличную сумму за ложь, Воган поймет, что ты не имеешь к этому никакого отношения, что ты совершенно ни в чем не виновата.

Слова брата внезапно прервали ход ее мыслей. Она слишком увлеклась, попрекая Оувертона, и не оценила по достоинству его намерений. Он пришел сказать правду. Целиком оправдать ее перед мужем. Наконец-то!

Надежда, казалось, наконец замаячила перед ней. Они раскроют Рису глаза на то, что на самом деле случилось той ночью. Он, соответственно, раскается и попросит у нее прощения. Все уладится, и это ужасное время останется позади.

До следующего раза.

Неожиданно надежду сменил гнев. Не в первый раз Рис под воздействием различных обстоятельств думал о ней самое худшее. Шесть лет назад он обвинил ее в слежке за «Сынами Уэльса» и признал, что ошибся, только когда отец пригрозил ее сурово наказать.

Всякий раз, когда она утверждала, что невиновна, он отказывался ей верить. Только свидетельства других могли доказать ему обратное. Несмотря на все, что она сделала для Ллинвидда, несмотря на все ее оправдания, он продолжал верить в ложь, рассказанную ему Дарси той роковой ночью.

И вот теперь Оувертон пришел сюда с важным видом, чтобы поведать все Рису и впредь вести себя так, будто этих шести лет не было вовсе. Оувертон думает, будто можно стереть годы несколькими словами.

Хуже всего то, что Рис поверит Оувертону. Рис не желает верить ей, но поверит ее брату-лжецу. Она сжала кулаки. А потом ее муж также сделает вид, будто ничего не случилось, будто она не была публично оклеветана и предана ими всеми.

Черт его побери! И всех их тоже! Как они смели подумать, что стоит им только прибежать сюда и сказать несколько слов, как все устроится само собой! Что ж, она не даст им такого шанса, и Рису тоже. На этот раз не даст. Она сказала ему, что невиновна. У него было время решить, верит он ей или нет.

Она сделала все от нее зависящее, чтобы убедить его в своей искренности, но он по-прежнему отказывался верить ей. Как они могут жить дальше вместе, если он подозревает ее в самом худшем и с готовностью соглашается с обвинениями других? Это недоверие не кончится никогда.

Хотя она страстно желала, чтобы они оправдали ее перед Рисом, это было бы лишь временным решением стоявшей перед нею проблемы. Брак должен быть построен на доверии. И никто не сможет научить этому Риса. Он должен сам научиться ей верить.

— Я не хочу, чтобы вы говорили ему правду, — твердо заявила она.

Морган и Оувертон уставились на нее с таким удивлением, будто она только что сказала какую-то непристойность.

Джулиана гордо выпрямилась, в ее взгляде застыл вызов.

— Я не хочу, чтобы вы с ним говорили. Уходите, пока он не проснулся.

— Чего же тогда ты хочешь, черт побери? — взорвался Оувертон.

Морган смотрел на нее со странным выражением, но молчал. Джулиана набралась решимости и заявила:

— Вероятнее всего, он поверит вам, если вы скажете ему правду. Но мне этого мало. Я хочу, чтобы он сам научился доверять мне. А если вы сейчас оправдаете меня в его глазах, он этому так и не научится.

— Но, Джулиана… — начал Оувертон.

Морган положил руку ему на плечо.

— Она права. Будет лучше, если Рис сам увидит правду. — Он внимательно посмотрел на Джулиану. — Но понимаете ли вы, чего от него хотите? Он перенес страшные страдания, даже гораздо более страшные, нежели я. Годами топтали его гордость, его достоинство, хотели превратить его в животное. И он прожил эти шесть лет, веря, что попал туда по вашей вине. И до этого в его жизни было мало людей, на которых он мог бы положиться. Вы просите его зачеркнуть все свое прошлое. Я говорю вам как его друг и как человек, который высоко его ценит, — я не уверен, что он сможет это сделать.

— Тогда наш брак обречен, — глухо проговорила Джулиана. — Вы, кажется, забыли, что страдал не только он. Хоть я и не провела шести лет в изгнании и меня не пороли, но я постоянно жила в преддверии ада, не зная, что с ним случилось, жена я или уже вдова. Я прошла через ад, оплакивая его, когда человек, нанятый Дарси, сообщил мне, что Риса уже нет в живых. А теперь, когда он вернулся, он относится ко мне с презрением, которого я не заслужила.

— Да, но если мы ему расскажем… — начал Оувертон.

— Если вы ему все расскажете, он просто попросит прощения, и все будет опять прекрасно, так? Мужчины! Вы думаете, что несколько слов извинений могут заглушить боль, причиненную вашим упорным отказом понять душу женщины? — Она устремила пристальный взгляд на брата: — В общем, я не разрешаю тебе искупать свою вину таким легким способом… Либо Рис научится доверять мне, либо он будет жить, пожиная плоды своего недоверия. Но легкого пути у нас с ним не будет. — Слезы показались у нее на глазах, но она сдержалась. — Я не могу этого допустить, если хочу, чтобы наш брак продолжался.

Какое-то время все молчали. Мужчины видели, что Джулиана старается уверить себя в собственной правоте. И в самом деле, ее уже начали одолевать сомнения. Не слишком ли суровому испытанию она собирается подвергнуть Риса?

— Ты ведь любишь его? — пробормотал Оувертон. — Ты по-прежнему еще любишь этого проклятого валлийца? Иначе тебе было бы все равно, удастся ли вам сохранить этот брак.

Она замешкалась с ответом. Мучительная правда оказалась слишком болезненной для нее. О да, она любит Риса. Несмотря ни на что, она все еще любит его. Она любила его всегда, даже когда он в Нортклифф-Холле предъявил ей чудовищные обвинения. Она тяжело вздохнула.

— К сожалению, я люблю его. Хотя это сейчас и кажется глупо.

Внезапно оробев, Оувертон нерешительно подал голос:

— Тогда, мне кажется, я могу раскрыть и другую причину моего визита.

Морган удивленно взглянул на Сент-Албанса.

— Что это за другая причина?

С раскаянием глядя на Моргана, Оувертон достал из жилетного кармана сложенный лист бумаги и запечатанный конверт.

— Ну… вы понимаете, Пеннант… я не считал нужным говорить вам об этом, потому что не был уверен, одобрите ли вы. Но я обещал передать это Джулиане. — Оувертон протянул ей бумагу и конверт.

Джулиана развернула бумагу. В глаза ей бросился до боли знакомый герб, венчавший послание, и имя, стоявшее внизу. Сильно побледнев, она опустилась в кресло и прочла письмо на гербовой бумаге, а потом распечатала конверт и ознакомилась с его содержимым.

— Черт побери, что там такое? — раздраженно поинтересовался Морган, когда она подняла голову и растерянно уставилась в пространство.

— По-видимому, — объяснила она сдавленным голосом, — лорд Девоншир решил возобновить нашу помолвку.

18

Что-то щекотало Рису нос, медленно пробуждая его от тяжелого сна. Он застонал, подумал о Джулиане, и руки его тут же сомкнулись вокруг чего-то мягкого. Слишком мягкого. Он открыл глаза и обнаружил, что прижимает к лицу подушку, из которой вылезло перышко и щекочет ему нос.

С проклятиями он отбросил ее и сел, прислонившись к изголовью кровати. Он поднял глаза и взглянул на украшавший противоположную стену пестрый гобелен со скачущими херувимами и нимфами — одно из декоративных излишеств, оставшихся от отца. Рис наблюдал этих проклятых изгибающихся нимф уже четыре ночи подряд, мечтая о Джулиане. Неудивительно, что все закончилось объятиями с подушкой.

Он застонал, рассматривая массивную парадную кровать с шелковыми вышитыми драпировками цвета слоновой кости. Она была слишком велика даже для троих человек его роста.

Очень жаль, что он спал в ней один. Один. Внезапно им овладела такая острая тоска, что он изо всех сил сжал кулаки. Воган и не предполагал, что зайдет так далеко в своей мести. Он не предвидел, что сам себя обрек на жизнь с незнакомкой, которую он выучил ненависти. Не знал, что сердце может так рваться от одиночества.

Решение, казалось, было так близко, но оставалось, однако ж, недостижимым, дразня его постоянно возможностью удачи. С каждым днем он желал Джулиану все больше, хотя боролся с собой и пытался не допустить ее в свою жизнь. Но обладать ее телом казалось ему слишком малым; его влекла улыбка, озарявшая ее лицо, когда он рассказывал смешную историю, и милые обороты речи, и острый ум…

Не то чтобы он был лишен всего этого полностью. Улыбки и милые беседы выдавались ею очень небольшими порциями, чтобы обострить его аппетит. Как бы он хотел, чтобы она стала его женой во всем! Чтобы она делила с ним не только постель, но и мысли, планы, надежды на будущее.

У него заныло сердце при взгляде на эту комнату, явно предназначенную для счастливой четы, с этой гигантской кроватью и ореховыми комодами. Интересно, каково было бы просыпаться рядом с ней по утрам? Чувствовать ее всей своей кожей? Помогать ей одеваться, медлить, застегивая крошечные пуговки, которые он расстегивал позапрошлой ночью?

Ему оставалось только воображать, поскольку он никогда не жил с ней… никогда не проводил с ней в одной комнате больше ночи. А воображение рисовало невыносимо соблазнительную картину…

Рис спустил ноги на пол. Это томительное, мучительное желание становилось просто нестерпимым. Если он хочет, чтобы Джулиана целиком принадлежала ему, он может этого добиться.

Он знал, что и она готова принадлежать ему. Но для этого ей нужно было только одно — его доверие. Его вера в нее. Вчера он сказал, что не может заплатить так дорого, сегодня же он подумал — а почему бы и нет? Конечно, она предала его один раз, но это было давно. Случалось ли ей предавать его и после возвращения?

Нет. Джулиана не желала покоряться ему, но то было совсем другое дело. Упорное стремление участвовать вместе с ним на равных в управлении имением вызывало у него только уважение, а никак не недоверие. Она не пыталась подстрекать против него братьев… не пыталась сбежать. Она терпела его мелкое тиранство с изяществом и снисходительностью.

Разве так уж невозможно согласиться и уступить ей?

Раздумывая над этим, Рис начал одеваться. Он глянул на часы и ужаснулся. Боже, уже почти час пополудни! Должно быть, она приказала слугам не будить его и, несмотря на его бесцеремонный отъезд накануне, все же дала ему сегодня отдохнуть.

Воган усмехнулся. .Конечно, была и другая причина, по которой ему дали поспать. После прошлой ночи его непокорная жена, возможно, готовит крупный переворот… вооружает против него лакеев или приказывает кухарке кормить его жидкой овсянкой, чтобы лишить его последних сил для соблазнения. От Джулианы можно ожидать чего угодно…

Желание скорее увидеть ее было теперь столь сильным, что Рис быстро завершил туалет и вышел в холл, размышляя, где же она может быть в такое время. Из гостиной до него донеслись голоса, и он прямиком направился туда. Наверно, она беседует с миссис Робертс, хотя непонятно, зачем они закрыли дверь. Видимо, чтобы не разбудить его.

Чем ближе он подходил, тем более отчетливыми — и менее знакомыми — становились голоса. Он слышал голос Джулианы, но остальные… Это не миссис Робертс и не мистер Ньюнс.

Слышались два голоса. Два мужских голоса. Он ускорил шаги и, подойдя к двери, прислушался. Затем нахмурил брови и остановился. Во имя всего святого, кто это?

— Итак, что мне сказать ему, Джулиана? — произнес мужской голос. — Ты прочла письмо. Лорд Девоншир настаивает на встрече с тобой и просит нас с Дарси организовать ее. Что мне ему передать, Джулиана?

«Это Сент-Албанс», — мелькнуло у него в голове. Сент-Албанс пришел отобрать у него жену.

Его обуяла ярость, и он толкнул дверь с такой силой, что она со всего размаху грохнула по стене. Джулиана и Сент-Албанс разом обернулись. Ему не требовалось даже глядеть на виноватое лицо Джулианы или читать ужас в глазах Сент-Албанса, чтобы понять, что он помешал разговору, который был предназначен не для его ушей.

— Черт побери! — проревел Рис. В два огромных прыжка он пересек комнату и схватил шурина за воротник. — Ты должен сказать этому самозванцу Девонширу, что Джулиана — моя жена! — Он туго перехватил воротник вокруг шеи Сент-Албанса, не давая ему вздохнуть. — И если я когда-нибудь опять увижу, что ты приносишь письма от него, клянусь, я свяжу тебя и брошу в Тауи!

— Рис! — закричала Джулиана, бросаясь к нему. — Отпусти его! Прошу тебя!

— Что он здесь делает? — рявкнул Рис и как следует тряхнул Сент-Албанса, лицо которого посинело от удушья. — Во имя всего святого, что он здесь делает? Приносит тебе письма от Девоншира?

— Оставь его, Рис. — В его помраченное яростью сознание проник другой голос. Прошло несколько секунд, прежде чем он его узнал, после чего немедленно отпустил придушенного Сент-Албанса, повернулся и увидел Моргана.

— Морган? Что ты здесь делаешь?.. — Он замолчал и посмотрел на Сент-Албанса, который ловил ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. — Вы же не могли прийти сюда вместе…

Но, безусловно, именно так и было, и Воган это понимал. Он недоверчиво переводил взгляд с Моргана на жену, не понимая, что происходит.

Морган первым нарушил молчание:

— Сент-Албанс хотел убедиться, что с Джулианой все в порядке. Я только проводил его, потому что он опасался, что ты не разрешишь ему с ней повидаться.

— Конечно, я бы не разрешил! — отрезал Рис. — Особенно если бы знал, что он служит почтальоном у проклятого маркиза! Как ты мог допустить, чтобы он явился сюда уговаривать мою жену уйти от меня? Какой ты после этого друг?

— Я не знал, что у него были с собой письма от Девоншира, — начал Морган.

— Ну-ка, успокойтесь! — Джулиана со сверкающими глазами повернулась к Рису. — Как ты смеешь решать, от кого я могу, а от кого не могу получать письма? Оувертон принес письмо, адресованное мне, и я имею право его прочитать.

Рис потерял всякий контроль над собой и завопил:

— И сколько таких писем он тебе доставил? Сколько раз он проскальзывал сюда за моей спиной и тайно приносил корреспонденцию от твоего экс-женишка?

— Не говори глупости! — процедила Джулиана. — Как будто кто-нибудь может проскользнуть сюда мимо лакеев, дворецкого и целого батальона горничных. Оувертон пришел сюда в первый раз, и, уверяю тебя, я не знала, что у него были письма от Стивена.

«Письма, — подумал он. — Значит, там было не одно, а несколько писем». Эта мысль и еще то, что она назвала Девоншира по имени, окончательно вывели его из себя.

— Что ж, в последний раз его нога ступила через этот порог. И больше не будет никаких писем от твоего драгоценного Стивена, даже если для этого мне придется запереть тебя в спальне!