Лунное очарование

– Наша Эсме пользовалась бешеным успехом! Можно смело сказать, что она была королевой бала. Даже сам британский посол танцевал с ней!

– Не удивляюсь! – снова улыбнулся Джеймс. – В этом бальном платье девочка выглядела настоящей красавицей. Когда я вчера смотрел на нее, она напомнила мне ее покойную мать… Да, зря я все-таки не поехал!

Эсме постаралась отогнать от себя неприятные воспоминания, связанные со вчерашним балом, чтобы мрачное выражение ее лица не испортило настроения отцу. «Не стоит его лишний раз огорчать, – подумала она, – в последнее время он и так нечасто бывает весел».

Неожиданно Мириам поднялась из-за стола.

– Все это, конечно, очень приятно, – сухим тоном проговорила она, – но у меня лично нет времени предаваться сантиментам. Нужно еще позаботиться о том, чтобы у нас сегодня был обед. К тому же я обещала зайти к Харриет. Надо поторопиться, иначе все не успеешь!

Эсме, едва успевшая откусить кусочек персика, от удивления чуть не подавилось. Несмотря на то, что ее тетка всегда была деловой женщиной, об обеде она раньше не заботилась, как и вообще о хозяйственной стороне жизни, целиком перекладывая это на слуг. Слуги в их доме были из сиамцев, и Мириам предпочитала с ними вовсе не общаться (за исключением одной, ее личной служанки – забитого существа, беспрекословно выполнявшего все ее команды и никогда не проявлявшего собственной инициативы). Отцу же, вечно пребывавшему в меланхолии, к вовсе ни до чего не было дела, и после смерти матери забота о хозяйстве фактически целиком легла на плечи Эсме. Слава Богу, мать хозяйством занималась прилежно и успела кое-чему научить дочь.

Скорее всего, думала Эсме, провожая взглядом Мириам, пи о каком обеде та и не собиралась заботиться, а направилась прямехонько в дом соседки, Харриет Бингэм, обменяться с ней очередной порцией свежих сплетен. Харриет была знаменита тем, что всегда умудрялась первой узнавать самые пикантные подробности обо всех на свете.

Когда Мириам вышла, Джеймс пристально посмотрел на дочь.

– Я знаю, – проговорил он, – что твоя тетя порой бывает несговорчива. Но, прошу, все-таки будь к ней снисходительнее. Уверяю тебя, Мириам желает тебе только добра.

Эсме хотела уже сказать, что если Мириам и желает кому-го добра, то лишь одной себе, но воздержалась. Сейчас не время открывать отцу глаза на действительные мотивы поведения его сестры, даже если бы он и поверил Эсме, – Монтроуз-старший так редко последнее время бывал в хорошем настроении!

– Стало быть, – доев персик, Джеймс потянулся за новым, – ты танцевала с новым послом? Кто он? Какой-нибудь старый надутый идиот, каким был прежний посол, или, напротив, чертовски привлекательный молодой человек?

Эсме почувствовала, как кровь приливает к ее лицу, и потешила опустить глаза.

– Судя по тому, как ты потупила взор, – усмехнулся Джеймс, – заключаю, что второе. Впрочем, не важно. Раш-тон говорил мне, что в Бангкоке этот фрукт долго не задержится – его ждут какие-то дела в Чингмэе.

Лорд Уинтроп не задержится в Бангкоке? Почему-то эта весть вдруг вызвана у Эсме щемящую тоску.

– А что он будет делать в Чингмэе? – спросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал бесстрастно.

– Попытается убедить принца Матайю не посылать армию против французов. Дай Бог, чтобы ему это удалось. Тебе ведь известно, что сиамцы весьма озабочены – и, надо признать, не без основания – усиливающимся французским влиянием в этом регионе. Нам тоже не нравится, что французы там слишком расхозяйничались, но, если сиамцы применят против них силу, разгорится война, а Британии она отнюдь не на руку.

– Почему, собственно, не на руку?

– Да потому, что, если французы победят, Сиам станет их колонией. Они уже захватили Камбоджу и Аннам, но им все мало. Если они аннексируют Сиам, то мы станем непосредственно граничить с их территорией – Бирма ведь наша, а она примыкает к Сиаму. Впрочем, дело не только в Бирме. Сиам нужен нам самим – наши торговые интересы там слишком велики, чтобы мы могли позволить себе от них отказаться.

– Значит, война в самом деле может начаться? – испуганно прошептала Эсме.

На минуту Джеймс задумался.

– Надеюсь, до этого все-таки не дойдет, – наконец произнес он. – Иначе нам с тобой предстоит хлебнуть лиха. Скорее всего, придется отсюда уезжать, а в мои планы это отнюдь не входит. Я думаю, война все-таки маловероятна. Как сказал Раштон, британцы хотят сделать северный Сиам чем-то вроде независимой буферной зоны между нашей территорией и французской. Сиамцы, в свою очередь, хотят, чтобы мы помогли им в войне против Франции, но старушке Британии нет никакого резона браться за оружие. Так что, пока не разрешены все спорные вопросы, нам хотелось бы, чтобы сиамцы лишний раз не дергали французов понапрасну.

– А почему тогда Раштон сам этим не займется? – поинтересовалась Эсме. – И при чем тут лорд Уинтроп?

Джеймс вскинул бровь:

– Откуда ты знаешь его имя?

– Я же танцевала с ним, папа! – напомнила Эсме. Джеймс пристально посмотрел на дочь. В ее лице было что-то такое, что он, казалось, лишь сейчас осознал. Его Эсме уже не ребенок…

– Ах да, я и забыл… Я-то сам его ни разу не видел, лишь наслышан… Так вот, говорят, у этого самого Уинтропа уже богатый опыт общения с французами в различных азиатских странах, поэтому правительство и выбрало его.

– Но это же абсурд, папа! – в запальчивости проговорила Эсме. – Он ничего не знает о Сиаме и ни слова не говорит по-сиамски… Раштон по крайней мере хотя бы язык выучил…

Джеймс покачал головой:

– Какие страсти, дочка! С каких это пор ты стала проявлять столь бурный интерес к политике? Или дело тут не в политике – тебе, должно быть, просто чем-то не понравился лот самый Уинтроп?

– Честно говоря, – пробормотала Эсме, отводя взгляд, – он действительно показался мне немного самоуверенным типом.

– Может, и так. – Джеймс прищурился. – Но возможно, пи нашел твое отношение к жизни немного легкомысленным?

Эсме вздрогнула – на этот раз отец попал в точку.

– До сих пор мне не приходилось видеть, чтобы кто-нибудь из мужчин вызывал у тебя такую реакцию, – словно оправдываясь, произнес Джеймс. – Тебя всю передергивает, когда ты говоришь о нем!

Эсме сейчас хотелось лишь одного – чтобы отец поскорее сменил тему. Чем меньше интереса он будет проявлять к лорду Уинтропу, тем меньше шансов, что они встретятся и отец ушаст про ее поход на праздник.

– Тебе бы он, думаю, тоже не понравился, – с притворным раздражением проговорила она. – Этот тип просто надутый аристократ, который воображает, что знает все лучше всех на свете и поэтому имеет право каждого поучать.

– Твоя мать, в конце концов, тоже была аристократка! – миролюбиво напомнил Джеймс.

Стоило отцу снова вспомнить о покойной жене, как в глазах его мгновенно пропал тот веселый огонек, который так нравился Эсме. Одного упоминания о Рене было достаточно, чтобы Джеймс Монтроуз снова погрузился в свою меланхолию, а его невидящий взгляд неподвижно уставился в окно.

Эсме горько вздохнула. Каждый раз, когда отцу случалось на какое-то время выходить из депрессий, она тешила себя надеждой, что это навсегда, – и каждый раз, когда он снова погружался в себя, ее охватывала щемящая черная пустота… В такие моменты она особенно остро чувствовала, как ей не хватает матери.

– Вас желает видеть некий джентльмен, сэр! – Сообщив о приходе гостя, служанка тут же вышла.

Эти слова словно разбудили Джеймса, и он поднялся из-за стола, но лицо его по-прежнему было мрачно.

«Интересно, – подумала Эсме, – кто бы это мог быть?»

И тут же раздавшийся рядом знакомый голос заставил ее похолодеть:

– Мистер Джеймс Монтроуз, если не ошибаюсь?

«Лорд Уинтроп! Что, черт побери, он здесь делает? Неужели все-таки решил рассказать обо всем?»

Эсме поспешила ретироваться – ей не хотелось лишний раз общаться с Уинтропом, хотя она чувствовала, что не может пребывать в неведении относительно того, о чем он будет разговаривать с ее отцом. В итоге она заняла позицию за дверью, откуда могла отлично все слышать.

– Простите, что потревожил вас, сэр, – продолжал гость, – тем более что мы не знакомы. Генри Раштон объяснил мне, как вас найти. Разрешите представиться: Йен Уинтроп, британский посол. Дело в том, сэр, что мне срочно нужен переводчик с сиамского. Раштон утверждает, что вы можете мне в этом помочь, сэр.

Эсме почувствовала невольное облегчение. Стало быть, Уинтропа привели в их дом чисто практические нужды, а не желание донести отцу о ее проделках.

– Буду рад помочь вам, сэр, – откликнулся Джеймс. – Кстати, вы легки на помине, ваше сиятельство, – только что мне рассказывала о вас моя дочь.

– Ваша дочь?

– Как она утверждает, вы вчера танцевали с ней.

Эсме вспыхнула. Какого черта отцу понадобилось говорить об этом? Теперь этот тип наверняка решит, что после расставания Эсме только о нем и думает. Девушка живо представила самодовольную улыбку на лице Уинтропа. Как бы он не вообразил, что она влюбилась в него по уши.

– Да, верно, – проговорил Уинтроп. – Мисс Монтроуз сказала, что вы не могли присутствовать на балу, поскольку нам вчера немного нездоровилось. Надеюсь, сегодня с вами псе в порядке?

– Честно говоря, ваше сиятельство, моя болезнь не телесного плана, а скорее душевного, поэтому я недолюбливаю балы. Пока моя жена была жива, она меня едва ли не силой вытаскивала, а как скончалась…

– Да, конечно, – сочувственно кивнул Уинтроп. – Балы и впрямь порой бывают невыносимо скучны.

– Я рад, что вы меня понимаете! – благодарно улыбнулся Джеймс.

Эсме недовольно поморщилась. Ее отец не разговаривает с этим Уинтропом и минуты, а тот уже, кажется, успел расположить его к себе. Все усилия вызвать у отца антипатию к этому типу оказались напрасными.

– Надеюсь, на вчерашнем балу вы не очень скучали? – продолжал Джеймс.

– Никоим образом, сэр. К тому же общение с вашей дочерью способно поднять настроение кому угодно!

Губы Эсме сжались. Ну зачем Уинтроп говорит об этом? Теперь он уж точно все расскажет отцу, не посмотрев на свою клятву… Каков нахал, однако!

– В самом деле? – удивился Джеймс. – А у меня сложилось впечатление, что вы Эсме чем-то не угодили… Впрочем, не стоит обращать внимания, ваше сиятельство, – у девочки иногда бывают всякого рода причуды. Надеюсь, вы ее не обидели?

– Мне кажется, просто ваша дочь из тех, кто не любит, когда им указывают на недостатки. Я заметил, что мисс Монтроуз… как бы это сказать… немного необузданна, Согласитесь, в ней ведь действительно есть эта черта… Готов признать свою вину, но мог ли я предположить, мистер Монтроуз, что это ее так сильно обидит?

– Мне и самому порой кажется, что мы с женой слишком много позволяли дочери. Жена умерла, когда Эсме было пятнадцать. Теперь я тоже иногда проявляю слабость и позволяю себе ее побаловать. Но поймите меня: дочь – мое единственное утешение…

– Разумеется, сэр. Если я чем-то задел мисс Монтроуз, то готов прямо сейчас лично принести свои извинения. Бог свидетель, желания ее обидеть у меня не было.

Руки Эсме сжались в кулаки. И он еще смеет заявлять, что у него не было желания задеть ее чувства! А поцелуй, насильно сорванный с ее губ, – это, стало быть, для него ничего не значит? Какой нахал, а еще строит из себя джентльмена! Если бы Господь Бог прямо сейчас поразил Уинтропа молнией, Эсме, пожалуй, ничуть бы не удивилась.

Но почему тогда воспоминание о поцелуе вовсе не вызывает у нее праведного гнева? Почему ей хочется повторения, хочется откинуть все светские условности, сделаться не опускающей взор по всякому поводу и без повода невинной скромницей, а бесстыжей соблазнительницей, роковой женщиной?

Эсме провела рукой по губам, словно надеясь при помощи этого жеста стереть воспоминание о вчерашнем поцелуе, а заодно неизвестно откуда взявшиеся мысли.

– Не хотите ли чаю, милорд? – любезно предложил Джеймс.

– С удовольствием. Сегодня очень жарко: полагаю, чашка чаю меня освежит.

– Дочка! – позвал Джеймс. – Ты здесь, дорогая?

Эсме отнюдь не хотелось выбираться из своего укрытия, но выхода у нее не было.

– Да, папа? – как ни в чем не бывало произнесла она, появляясь перед отцом.

– Тебе нетрудно принести нам чаю? Не знаю, куда запропастилась Мириам…

– Хорошо, папа.

Когда Эсме пошла на кухню, ее ничуть не удивило, что Мириам там не было. «Должно быть, все еще треплется со своей миссис Бингэм!» – решила она.

Вернувшись в гостиную, Эсме застала отца беседующим с Уинтропом так непосредственно, словно они знали друг друга тысячу лет. Не произнося ни слова, она поставила на стол поднос с чаем, стараясь при этом не смотреть на Уинтропа, хотя кожей чувствовала, что сам он пристально разглядывает её с ног до головы. Эсме знала, что она сейчас выглядит не идеально – юбка ее немного помята, прическа растрепанна, а посол наверняка это заметил, но… Не начинать же прихорашиваться прямо перед Уинтропом! Чего доброго, этот сексуально озабоченный тип решит, что она на все готова ради него.

– Посиди с нами, дорогая! – обратился к ней отец.

– Извини, папа, некогда. Мне нужно позаботиться об обеде. – Эсме решила прибегнуть к той же уловке, которую использовала давеча Мириам. Хотя она намеренно повернулась к Уинтропу спиной, его взгляд словно прожигал ее.

– Позвольте все же попросить вас уделить нам пару минут, мисс Монтроуз, – произнес лорд. – Мы с вашим отцом как раз обсуждали, где мне лучше найти переводчика. Может быть, вы сможете дать мне какой-нибудь совет?

Эсме знала, что он нарочно дразнит ее. Ей хотелось выскочить из комнаты пулей, но это означало бы признание своего поражения.

– Не думаю, что смогу вам чем-нибудь помочь, ваше сиятельство, – проговорила она, присаживаясь рядом с отцом.

В груди Эсме боролись смешанные чувства: желание уйти и любопытство, заставлявшее ее остаться. Собравшись с духом, она все-таки подняла глаза на Уинтропа. От ее взгляда не укрылось, что, как ни напускает он на себя мрачный вид, в его бездонных синих глазах прячется улыбка.

– Не можете помочь? – повторил он. – Признаться, я не ожидал такого ответа, ведь вы так много знаете о Сиаме, мисс Монтроуз! Вчера, например, вы так увлекательно рассказывали мне об этом празднике… как его… Лой Кратонг…

Эсме заметила, что при упоминании о Лой Кратонге отец с любопытством покосился на нее. Она едва сдержалась, чтобы не придушить Уинтропа. Он же обещал молчать, в конце концов!

– У меня действительно есть знакомые сиамцы, – проговорила она, – папины ученики, просто друзья… От них я узнала о Сиаме довольно много. Но боюсь, все, что я могу рассказать вам любопытного, для дела абсолютно бесполезно. Расспросите лучше моего отца – он гораздо больше знает о Сиаме.

Эсме замолчала, ожидая реакции Уинтропа, но он молчал. Если посол и испытывал какие-нибудь эмоции, лицо его отлично скрывало это.

С минуту они пристально смотрели друг на друга. Тем не менее, когда Уинтроп наконец ответил, голос его по-прежнему не выражал никаких эмоций:

– Мне все же хотелось бы услышать ваше мнение, мисс Монтроуз, пусть даже вы знаете о Сиаме меньше, чем ваш отец. Видите ли, мистер Монтроуз предложил мне найти какого-нибудь англичанина, говорящего по-сиамски, но я, напротив, считаю, что здесь лучше подойдет сиамец, знающий английский.

– Разумеется, такой вариант тоже неплох, – вставил Джеймс, – но, боюсь, здесь на сто верст вокруг не найдется ни одного сиамца, знающего английский настолько хорошо, чтобы помогать вам вести дипломатические переговоры. Согласитесь – для этого нужен достаточно образованный человек…

– Боюсь, отец прав, – не удержалась Эсме. – Большинство сиамцев, как правило, плохо знают английский.

– Неужели я не смогу найти хотя бы одного? – Уинтроп недоверчиво вскинул бровь.

– Попробуйте обратиться в иезуитский колледж при приюте для детей-сирот, ваше сиятельство, – предложил Джеймс. – Там есть мальчишки, неплохо знающие английский – кое-кто даже умеет читать и писать на этом языке. Выберите из них какого-нибудь парня постарше – такой, пожалуй, сойдет в качестве переводчика.

– А разве других вариантов нет? Я слышал, многие сыновья из здешних знатных семей учились в Англии…

– Да, – согласился Джеймс, – но все они, как правило, уже занимают высокие должности и сочтут ниже своего достоинства исполнять работу переводчика.

– Что ж, – Уинтроп вздохнул, – выхода нет – остается иезуитский приют.

В этот момент вернулась Мириам.

– Джеймс, – начала она с порога, – ты не поверишь: я только что была у Харриет, и… – Увидев Уинтропа, она вдруг осеклась.

– Доброе утро, мисс Монтроуз, – поприветствовал ее посол. – Я зашел, чтобы посоветоваться с вашим братом об одной вещи – мне срочно понадобился переводчик…

Как ни пыталась Мириам изобразить улыбку, от взгляда Эсме не укрылось, что глаза тетки поглядывали на Уинтропа с недоверием.

– Доброе утро, милорд, рада вас видеть. – Мириам повернулась к племяннице: – Эсме, дорогая, не будем мешать джентльменам…

Эсме, хотя и была задета, решила не спорить с теткой и уже начала подниматься из-за стола, но отец взял ее за руку.

– Мириам, – обратился он к сестре, – я все-таки предпочел бы, чтобы Эсме осталась. Лорд Уинтроп считает, что она могла бы ему помочь…

– Благодарю, я, собственно, уже узнал все, что хотел, – перебил его посол, – и, пожалуй, пойду. Прошу извинить, меня ждут срочные дела.

– Тогда моя дочь проводит вас, ваше сиятельство, – предложил Джеймс, – а заодно покажет путь к иезуитскому колледжу.

Эсме испытывала смешанное чувство: с одной стороны, ей не хотелось оставаться наедине с Уинтропом, с другой же – казалось, что она больше старается убедить себя в этом.

«Интересно, – думала она, поднимаясь, – зачем он все-таки приходил? Рассказать отцу о моих похождениях? Но почему тогда он этого все-таки не сделал?» Предлог спросить совета по поводу переводчика по-прежнему казался Эсме надуманным.

– Пойдемте, ваше сиятельство, – произнесла она, когда они вышли на крыльцо, – я покажу вам, как пройти к приюту.

– В этом нет необходимости. – Уинтроп взял Эсме за руку. – Скажите, что вы рассказывали обо мне вашему отцу?

– Ничего особенного, сэр. Все, что я говорила ему о вас, ничуть не отличалось от того, что вы сейчас говорили обо мне.

– Но я не сказал ему о вас ничего плохого, хотя мог бы. В мои планы отнюдь не входит огорчать его.

– Означает ли это, что вы соблюдете свое обещание, сэр?

– Не рассказывать о ваших похождениях? Не беспокойтесь, я буду нем как рыба. Я все-таки человек слова, мисс!

– Но, если вы не собираетесь ничего рассказывать, зачем тогда пришли к нам? Чтобы посоветоваться насчет переводчика? Очень сомневаюсь.

Уинтроп весело рассмеялся:

– А вы весьма проницательны, дитя мое! Для чего я к вам пришел? Хороший вопрос, я и сам задавал его себе. Что ж, можно сказать, я пришел для того, чтобы еще раз посмотреть на вас… и немножко вас позлить. Насколько я могу судить, мне это до некоторой степени удалось.

– Вы просто невыносимы, сэр! – Эсме едва сдерживала себя. – И не надо меня подкалывать – я этого не потерплю. Что вам за дело до того, необузданна я, как вы изволили выразиться, или обузданна и что я делала на празднике? Даже если я хотела отдаться этим пьяным матросам – вам-то что за дело, до этого! Оставьте меня в покое, наконец!

Гневная тирада Эсме, казалось, ни на йоту не задела Уинтропа.

– Вам не в чем обвинять меня, – спокойно произнес он. – Я же ни о чем не рассказал вашему отцу – ни о том, что вы ходили на этот самый Кратонг или как его там, ни о других ваших похождениях…

– О каких других? – удивилась она. – Про что это вы, сэр?

Улыбка Уинтропа заставила ее похолодеть.

– Не будем тратить время на словесную перепалку. В жизни есть гораздо более приятные занятия.

Рука Уинтропа по-прежнему держала руку Эсме, но его большой палец начал при этом ласкать ее. Посмотрев на свои пальцы, девушка с удивлением заметила, что они дрожат.

Резким рывком она высвободила руку, и тут же пристальный взгляд Уинтропа впился в нее, словно гипнотизируя, пригвождая к месту, лишая воли. Ей хотелось отвести взгляд, но вместо этого она почувствовала, что тонет в этих синих бездонных глазах.

– Жаль, мисс Монтроуз, – произнес молодой человек, – но мне придется покинуть Бангкок. Если бы я остался здесь подольше, мне удалось бы получить от вас не меньше внимания, чем вы уделяете другим вашим поклонникам. Уверен, еще день-другой – и вы сами стали бы умолять меня о встрече. Что ж, придется отложить это до той поры, когда я вернусь…

Прежде чем Эсме успела сказать, что никаких поклонников у нее нет и что меньше всего, она хотела бы иметь поклонником самого лорда Уинтропа, тот поднес ее руку к губам и галантно поцеловал.

– Au revoir, ma petite! – Загадочно улыбнувшись, он повернулся и пошел прочь.

Эсме ничего не оставалось, как только рассеянно глядеть ему вслед, раздумывая о том, почему, несмотря ни на что, ее так влечет к этому человеку, с которым у нее определенно нет ничего общего.

Глава 4

Эсме повернулась, собираясь войти в дом, и тут перед ней выросла Мириам. Покосившись на Эсме, она молча прошла мимо племянницы.

– Ваша сиятельство! – окликнула она еще не успевшего уйти далеко Уинтропа. – Можно вас всего на одну минутку?

Посол обернулся, и от взгляда Эсме не укрылось, что на мгновение в его глазах мелькнуло презрение к Мириам. Тем не менее он постарался скрыть его и кивнул.

Когда Мириам поравнялась с Уинтропом и заговорила – о чем именно, Эсме, разумеется, не слышала, – ей показалось, что разговор этот вряд ли можно назвать приятным. Вздохнув, она решила вернуться в дом: за это утро ей и так пришлось пережить слишком много, и, хотя она чувствовала, что «сюрпризы» еще не закончились, дальше наблюдать за разговором Мил с послом ей не хотелось.

Обойдя вокруг дома, Эсме вошла в него с черного хода, ведущего прямо на кухню, надеясь хоть чем-нибудь занять себя и тем отвлечься от ненужных мыслей – в первую очередь от мыслей о лорде Уинтропе.

В конце концов она взялась помогать кухарке резать морковь для салата, который делался по местному рецепту и который так любил отец, но мысли ее по-прежнему были заняты лордом Уинтропом. При всем своем раздражении Эсме не могла ни признать: что-то в этом мужчине странным образом привлекает ее. Она попыталась убедить себя, что ей просто понравилась его внешность – и не более того. Не станет же он:.: в самом деле отрицать, что Уинтроп – мужчина привлекательный! Ни у кого еще Эсме не приходилось видеть таких широких плеч, таких длинных, но соразмерных рук и ног. А какие у него глаза? Каждый раз, когда Уинтропу случалось кинуть на нее взгляд, Эсме замирала от странного чувства страха, смешанного с восхищением, Глаза его, казалось, проникали в ее душу, читая самые сокровенные мысли.

«Нет, – подумала она через минуту, – это впечатление обманчиво». Судя по тому, как повел себя по отношению к: ней, он совершенно не сумел разгадать ее характер. Для него она была если не женщиной легкого поведения, то чем-то весьма близким к этому. Иногда ей даже казалось, что, глядя на нее, Уинтроп словно видит за ее спиной кого-то другого.

В то же время лорд Уинтроп продолжал оставаться для Эсме загадкой. Да, он не выдал ее тайну – но неизвестно еще, о чем он сейчас разговаривает с Мириам. Может быть, Эсме стоит самой рассказать обо всем отцу, не дожидаясь, пока он узнает о ее похождениях от Мил или от самого Уинтропа?

Салат был закончен, и Эсме покинула кухню. Когда она, по-прежнему погруженная в свои мысли, проходила мимо кабинета Монтроуза, отец окликнул ее:

– Дочка, зайди на минутку, я хотел бы с тобой поговорить!

– Эсме вздохнула. Отец наверняка собирался расспросить ее подробнее о лорде Уинтропе, а она не знала, что еще здесь можно сказать.

– Садись, – произнес Джеймс, когда она вошла в кабинет. Эсме покорно опустилась в кресло.

– Ты говорила, – начал он, – что лорд Уинтроп тебе не очень понравился. А вот он, напротив, едва ли не влюбился в тебя – во всяком случае, мне так показалось… – Джеймс замолчал, выразительно глядя на дочь.

– Не знаю, – неуверенно проговорила Эсме, – какие чувства испытывает ко мне лорд Уинтроп, но, думаю, «влюбился» – это слишком сильно сказано. Пожалуй, я действительно ему немного приглянулась – не более того. Сам посуди, с чего бы ему воспылать ко мне любовью? Он лорд, аристократ, посол – а я?

– Не говори так, родная! – покачал головой Джеймс. – Твоя мать, в конце концов, тоже аристократка, а вот влюбилась же в меня – простого учителя…

– Ты отлично понимаешь, папа, – не удержавшись, повысила голос Эсме, – что я имею в виду. Мы с тобой знаем, что пи для мамы, ни для тебя, ни для меня чины и звания никогда не имели никакого значения. Для лорда Уинтропа, как мне показалось, все эти побрякушки очень даже важны…

На самом деле Эсме далеко не была уверена, так ли это, – скорее всего она слегка преувеличивала. Но ей очень хотелось создать у отца как можно менее привлекательный портрет лорда Уинтропа.

Наклонившись к дочери, Джеймс бережно откинул с ее лба непокорную прядь, как делал много раз, когда она была еще ребенком.

– Иногда, дочка, – неуверенно начал он, – мне начинает казаться, что Мириам в чем-то права. Лучше бы ты действительно росла не здесь, а в Англии – тогда из тебя вышла бы настоящая леди. Ты красивая, умная и заслуживаешь достойного мужа. А кого ты можешь найти в этой дыре?

– Не знаю, папа. Но ты всегда был очень добр ко мне.

– Ах, дочка, на самом деле я плохой отец. Когда-то мы с матерью предоставляли тебе полную свободу, думали, так будет лучше. Теперь я вижу, что мы тогда были не правы – в этом меня смогла убедить тетя Мириам. Его сиятельство не ошибся – ты действительно выросла немного необузданной, и я боюсь, что когда-нибудь твоя необузданность может зайти слишком далеко. Тогда мне ничего не останется, как отправить тебя в Англию, подальше от этих мест, где ты общаешься с одними дикарями.

– Но я не хочу покидать тебя, папа! – воскликнула Эсме. Джеймс ласково погладил дочь по голове:

– Должен признать, дорогая, и мне расстаться с тобой будет нелегко. Ты самое большое сокровище, какое у меня есть. Бог свидетель, я хочу тебе добра, хочу быть хорошим, правильным отцом, но не всегда знаю, что действительно годится для тебя, а что нет.

Эсме обняла отца, и из глаз ее хлынули слезы. Она вдруг почувствовала себя виноватой перед ним; он искренне хочет ей добра, а она все от него скрывает, словно не доверяет ему. Разумеется, она должна рассказать отцу правду. Он поймет. Если бы не Мириам… Сколько раз она уже вмешивалась в их разговор с отцом и все портила!

И все равно Эсме чувствовала, что строить отношения на лжи – даже если это ложь во спасение – можно лишь до поры до времени. Разумеется, отец будет огорчен, узнав, что Эсме ослушалась его, но она убедит его, что искренне сожалеет об этом, – тогда он будет рад ее простить. Как бы то ни было, девушка чувствовала, что не может больше держать свой секрет в себе – он словно разъедал ее изнутри.

– Папа, я должна тебе кое-что рассказать… – собравшись с духом, начала она и тут же осеклась – в комнату входила Мириам. Никогда еще Мил не появлялась так некстати!

Эсме приготовилась к самому худшему, но того, что ей пришлось услышать, не ожидала даже она.

– Сколько раз я говорила тебе, Джеймс, свобода Эсме до добра не доведет! Ты никогда меня не слушал – и вот результат. Подумать только, до чего докатилась твоя дочь!

– О чем это ты? – Джеймс с недоумением уставился на сестру.

– Тебе, разумеется, не известно, что твоя дочь – любовница женатого мужчины?

– Что? – У Эсме все словно взорвалось внутри. Такого она не ожидала даже от Мил. Интересно, кто внушил ей эту бредовую идею?

– Что за чушь? – нахмурил брови Джеймс. – Да ты с ума сошла, сестра!

Мириам, казалось, была несколько обескуражена реакцией брата, но все же не настолько, чтобы потерять самообладание.

– Я только что услышала об этом от Харриет, – заявила она, – точнее, от ее мужа. Имя любовника Эсме он, правда, называть отказался, но Харриет утверждает, будто об этом уже судачит весь город; так что, я думаю, мы все скоро узнаем.

Услышав столь шокирующие подробности, Эсме не на шутку испугалась; но тут, к ее облегчению, Джеймс вдруг запрокинул голову и расхохотался:

– Ну, ты и чудная, Мириам! Нашла кому верить – Харриет! Видать, у этой дуры от сплетен ум окончательно зашел за разум, раз она начала говорить такое! – Внезапно он снова посерьезнел. – Тем не менее мы должны принять меры, чтобы эта сплетня не получила распространения, – если уж ты оказалась способна в это поверить, могут поверить и другие – и попробуй потом докажи, что это не так… Нужно убедить Харриет, что она не права.

– Я думаю, – нахмурилась Мириам, – ты сам убедишься, на чьей стороне правда, когда узнаешь, что это еще не все.

– Не все? – Джеймс усмехнулся. – И что еще наплела тебе эта сплетница?

– Прежде всего, – произнесла Мил, – разреши мне задать пару вопросов нашей красавице.

– А может быть, не стоит?

– Сделай одолжение, брат, помолчи и послушай, тогда поймешь, что за чудовище ты вырастил.

Суровый тон сестры заставил Джеймса замолчать. Мил уставилась на Эсме леденящим взглядом:

– Итак, ты, конечно, отрицаешь, что у тебя связь с женатым мужчиной?

– Конечно, отрицаю. Как ты могла поверить в этот бред? – Эсме с презрением посмотрела на тетку.

– Что ж, хорошо. Может быть, и это тогда не твое?

Мириам развязала сверток, который держала в руках, и извлекла оттуда нечто из тонкого голубого шелка.

Эсме похолодела, узнав свой злополучный саронг. Вернувшись с праздника, она спрятала его на дно ящика с одеждой, наивно полагая, что никто, кроме нее, не будет в нем рыться. Надо было спрятать его в более безопасное место… Теперь уже ничто не помешает Мил истолковывать все в дурном свете.