Дорогой, это смерть

      — Что за...
      — Закройся! — шикнул я.
      Он это и сделал.
      Прошла еще минута. Усилием воли я заставил свои уши улавливать малейший звук. Теперь мне было слышно, как дышит Шутник, даже как дышу я сам, как легонько поскрипывает под его толстой задницей стул. Мимо проехала машина, кто-то спустил в туалете воду. Других звуков пока не было.
      Наконец я услышал тот самый звук, которого давно ожидал. Может, правда, мне показалось?.. Какое-то тихое царапанье со стороны переулка. Всего намек на звук, игра моего лихорадочного воображения. На всякий случай я щелкнул пальцами. Похоже, нас собираются навестить со стороны окна.
      Шутник не шевельнулся, а лишь тупо уставился на меня. Я снов щелкнул пальцами и повел головой в сторону двери. Он вздохнул, нахмурился, затем нерешительно встал со стула, подошел к двери и вернулся назад. Здорово я его натаскал. Он снова вернулся на свой стул. Тень от его большой головы падала на тяжелую портьеру.
      Я ничего не услышал — ни даже шороха, как обычно бывает при выстреле из двадцатидвухкалиберного с заглушкой. Но я смотрел на занавеску и видел, как там, точно по мановению волшебной палочки, появилась маленькая дырочка, услышал, как звякнуло оконное стекло. Даже не глядя на упавшего вниз лицом Шутника, я знал, что в его затылке теперь точно такая же дырочка.
      Что ж, у него был шанс, но, увы, он оказался невезучим. Вот что полагается за то, что вступаешь в единоборство с Торелли.
      Я юркнул в чулан и осторожно прикрыл за собой дверь, оставив лишь маленькую щелку, из которой был виден край черной коробки. Взвел курки у обоих револьверов и стал ждать гостей. Оставалось лишь гадать, кто они и сколько их будет, одно я знал твердо: они придут. Будем надеяться, что никто из них не станет заглядывать в чулан, в противном случае начнется настоящая война.
      Раздались шаги, открылась дверь. На какое-то мгновение воцарилась полная тишина.
      — Вот она, — тихо произнес мужской голос.
      Прошелестели шаги. Я видел, как протянулась рука, потом щелку загородило чье-то туловище. Когда щелка открылась, коробки на кровати уже не было. Снова шаги, выключили свет, закрылась дверь. И больше ни звука.
      Я еще минут пять просидел в чулане, стараясь почти не дышать. Потом осторожно открыл дверь. Со стороны переулка в комнату просачивался слабый свет. Здесь не было никого, кроме Шутника. Коробка исчезла. Все сработало как часовой механизм.
      Мне нужно было выбраться отсюда ни кем не замеченным. И как можно скорей, ибо настоящая коробка все еще не у меня. Птичьи острова даже днем показались мне очень неуютным местом, не говоря уже о ночном путешествии туда. Да и бандюги из свиты Торелли все еще могли там околачиваться. Я вздохнул, проверил свое оружие, вышел из чулана и направился к окну.
      Теперь, когда я подъезжал к Птичьим островам в кромешной тьме, у меня было совсем иное ощущение. Море бурлило, огонь на кокпите лишь усиливал мрак. Как и робкая бледная луна сквозь тучи. Мне было очень одиноко, хотя со мной поехал Джим, тот парень в кепке яхтсмена, который сегодня днем вез нас с Марией. Она тогда же сказала мне, где он живет, и я, сев в свой у кого-то позаимствованный «чеви», направился прямо к нему.
      Из отеля мне удалось выбраться вполне благополучно. Однако целых десять минут ушло на то, чтобы дойти до улицы Доминикуилло, где я оставил машину. Мне был нужен именно Джим, потому что у него была хорошая собственная моторка, к тому же он мог свезти меня на этот остров даже ночью: я бы наверняка промазал и уплыл бы в открытый океан. Мы целый час просидели у него дома и только потом направились к цели.
      — Уже близко, — сказал Джим и погасил на кокпите огни. Мрак полностью подчинил нас себе.
      Впереди маячили какие-то темные очертания.
      — Это тот самый? — спросил я.
      — Да. Большой.
      Джим заглушил мотор.
      Лодка с легким шелестом ткнулась носом в берег. Я нервничал. Ночью птицы не кричали так громко, как днем, однако вокруг нас повсюду была жизнь, выражавшая себя в шорохах, движениях и редких вскриках. Я выпрыгнул из лодки и, очутившись по щиколотку в воде, направился в сторону суши.
      У меня был с собой кольт 38-го калибра и фонарь, но фонарем я решил пользоваться только в крайнем случае, кольтом же вовсе не хотел. Может быть, на острове теперь никого нет, но все-таки стоило подстраховаться. Джим постарался причалить там же, где днем, и я через пять минут полностью сориентировался. Потом двинулся в глубь острова, спугивая по пути стаи чаек, которые с истошными криками взлетали из-под самых моих ног. В тусклом свете луны они были похожи на тени призраков. Я шел, озираясь по сторонам.
      Дерево я искал целый час. Даже возвращался туда, откуда начал. Теперь я знал, что оно где-то поблизости. Я больше не осторожничал — ведь если на острове кто-то был, он бы давно себя так или иначе обнаружил. С фонарем куда лучше, и я быстро отыскал мое дерево. Луч фонаря выхватил причудливо сросшиеся три ветки возле его верхушки. Я нашел свою отметку на стволе, прислонился к нему спиной, отмерил двадцать шагов. И стал копать.
      Яма была уже фута два глубиной, но я пока ничего не нашел. Что ж, отмеряя эти двадцать шагов, вполне можно было ошибиться на фут либо два. Обливаясь потом, я откидывал руками землю, расширяя ямку по кругу от того места, где начал копать. Мне не давала покоя мысль о том, что кто-то из банды Торелли мог наткнуться на эту коробку, причем именно тогда, когда я плел свои интриги против Торелли.
      Наконец рука наткнулась на что-то твердое. Я вытащил этот предмет из земли и направил на него луч фонаря.
      Она. Черная коробка.
      Вот и все. Остальное уже мелочи.

Глава 22

      Горячее южное солнце вовсю жарило песок и купалось в голубых водах Залива Акапулько. Я пил кокосовую шипучку из огромного кокосового ореха, только на этот раз не в «Лас Америкас», а под тростниковым навесом клуба «Копакабана» расположенном почти у самой кромки прибоя на чудесном пляже того же названия.
      У меня еще все болело — прошло лишь два дня с тех пор, как я выкопал на острове эту коробку, — но я все равно чувствовал себя замечательно, наслаждаясь ощущением собственной чистоты. Еще бы: с тех достопамятных пор я три раза пропотел в парилке и восемь раз принял душ. Но больше всего меня радовало то, что отныне я мог открыто ходить по городу, заходить в отели и бары, и никто не собирался меня убивать. Определенно между мной и Торелли установился мир, поэтому я, похоже, еще чуть-чуть покопчу небо.
      То, что я сумел раздобыть коробку-досье, а к тому же еще обвести вокруг пальца Торелли, наполняло мою душу гордостью. Дальше все шло как по маслу. Я рассмотрел этот хлам в комнате другого задрипанного отельчика: бумаги, фотокопии, фотографии наподобие тех, которые мне прислал Джо, но только на сей раз подлинные. Там было все то, о чем говорил Джо, и даже больше — исчерпывающий отчет о всех его действиях за два последних месяца, фотографии Лайлы и пухлого симпатичного ребенка, еще несколько фотографий Джо и Лайлы, уже не такие симпатичные, доказательства жульничества и махинаций с профсоюзными фондами, даже протокол весьма странных переговоров относительно забастовки, а также какое-то загадочное налогообложение профсоюзов, о чем Джо словом не обмолвился.
      И, конечно, документ Министерства Обороны. По поводу него я так ничего толком и не понял, хоть и держал этот документ в руках. Это был перечень баз управляемых ракет, разбросанных по всему миру сверхсекретных баз, о некоторых из них известно лишь нашим союзникам, о других знали всего единицы в правительстве Соединенных Штатов. В этом документе было полным-полно всяких цифр и расчетов, каких-то странных значков, которые мне ни о чем не говорили, зато о многом говорили тем, кто с этим делом знаком.
      Мне удалось прослушать пленку: семь боссов договаривались о том, на каких оборонных заводах должны быть объявлены забастовки в первую очередь, на какие профсоюзы (значительные с точки зрения нашей нации, но еще не окончательно прибранные к рукам боссами, которые голосуют, бастуют, пикетируют и саботируют согласно определенным инструкциям) нужно обратить пристальное внимание. На многие. Мы слушали эту пленку вместе с Дуганом.
      Когда я снова позвонил ему в Лос-Анджелес, мне не сказали, где он, зато я сказал им, как называется та дыра, в которой я обитаю, и он объявился ровно через час. Я отдал ему все бумаги, сопроводив самым подробным рассказом. Теперь Дуган уже летит в Лос-Анджелес, прихватив с собой все имущество. Что касается моего клиента, ведь я предупреждал его о том, что его ждет, если он на самом деле не тот, за кого себя выдавал. Так оно и случилось. Мне даже не пришлось ставить его в известность, что все благополучно завершилось. Это уже дело ФБР.
      Я погрузил босые пальцы в прохладный песок под столиком. Мне еще долго не захочется отсюда уходить. Допив шипучку, заказал еще. Пока я был в одиночестве, но кое-кому уже позвонил и предвкушал приятное общество.
      Теперь Глория свободна — Мэдисон Смерть-на-месте умер не сходя с места. Нам с ней нужно бы кое-что обговорить. В Акапулько у меня есть и другие дела: я еще не оплатил счет в «Лас Америкас», не успел вручить Рафаэлю его сто долларов. Ладно, manana, то есть завтра.
      Теперь у меня хватало денег, чтобы позаботиться о своем будущем. Гуляя по городу, я заглянул в «Банко Националь де Меджико», в двух кварталах от Зокало, и перевел сюда мои 50 тысяч долларов. Получилось 432 тысячи песо, а на них можно купить очень много кокосовых шипучек. Я не спускал глаз со входа. Она пока не появлялась. На мне были мои плавки пассифлорами — может, захочется и окунуться. Не возражал бы проторчать здесь целый день: можно представить, что я живу в тропической хижине возле самого океана. Вечером, когда заиграет оркестр, хорошо потанцевать босиком в водах прибоя. На душе у меня было легко и радостно, завтрашний день сулил много счастья.
      Чего нельзя сказать о Торелли, синдикате, мафии, профсоюзниках и всех прочих. С особенной ненавистью я думал о Винсенте Торелли, который в данный момент, очевидно, плыл в Италию: я видел, как его роскошная белая яхта «Фортуна» отплывала сегодня утром из гавани. Торелли был жив и строил планы на будущее.
      Итак, мое особое задание выполнено. Я сорвал гангстерскую сделку, разжав их хваленую мертвую хватку. Но это была всего капля в море.
      Я знал, что бандюги не останутся без работы, что в самом ближайшем времени они займутся дальнейшей разработкой намеченных Торелли планов. Они уже поставили одну ногу на порог профсоюза, в одиночку мне не удалось эту ногу придавить. Уж шантажисты попотеют, чтобы распахнуть эту дверь настежь. Не исключено, что им это удастся — подобные вещи давно уже творятся, что называется, повсеместно и безнаказанно.
      Черт с ними. Я свое дело сделал, теперь пускай суетятся другие. Что касается меня, я нахожусь в Акапулько на отдыхе. В кармане у меня 432 тысячи песо, в руке шипучка, на мне плавки вырвиглаз, а ноги покоятся в мягком прохладном песке.
      И тут в довершение всего появилась она. Я велел ей захватить купальник, и теперь она шла в мою сторону, покачивая бедрами и полным бюстом, едва прикрытым полоской легкой материи. Я невольно подумал о том, что четыре дня тому назад все начиналось примерно так же.
      Только, разумеется, на этот раз ко мне приближалась Мария.