Семья Корлеоне

– На какое-то время мы заляжем на дно? – спросил Нико.

– Конечно, – подтвердил Сонни, – как делали всегда после дела. Нам некуда спешить.

Похлопав Сонни по плечу, Винни выскользнул из машины.

– До встречи, Корк, – сказал Анджело и последовал за братом.

Высунув ногу на подножку, Нико кивнул Корку и сказал Сонни:

– Отвези этого любителя «макаронников» и разных прочих итальяшек домой.

– Го-осподи, – пробормотал Корк, – давайте уж сделаем передышку!

Сонни выехал на Сто двадцать шестую улицу.

– Проклятие, – сказал он, – завтра мне на работу.

Привалившись к двери, Корк бросил шляпу на сиденье рядом с собой. Он был похож на ребенка, заснувшего в дороге; примятые волосы сохранили форму шляпы.

– Ты видел сиськи той девчонки из гардероба? – спросил он. – Мне хотелось нырнуть в них и плавать до тех пор, пока я не утону.

– Ну вот, начинается.

Корк швырнул в Сонни свою шляпу.

– В чем дело? – возмутился он. – Сам знаешь, не на всех нас дамочки вешаются сами. Кое-кому приходится полагаться на силу воображения.

Сонни вернул шляпу Корку.

– На меня дамочки сами не вешаются.

– Черта с два! – сказал Корк. – Скольких ты трахнул на этой неделе? Ну же, Сонни. Можешь открыть правду своему другу Корку! – Сонни молчал, и Корк сказал: – А что насчет той девки за соседним столиком? Боже, задница у нее была размером с автобус!

Не выдержав, Сонни рассмеялся. Ему не хотелось, чтобы Корк начал распространяться о женщинах.

– Куда ты меня везешь? – спросил Корк.

– Домой. Куда ты и просил.

– Не-ет. – Корк подбросил шляпу вверх и попытался поймать ее на голову. Промахнувшись, поднял ее и повторил снова. – Я не хочу возвращаться к себе. Я уже неделю не мыл долбанную посуду. Отвези меня к Эйлин.

– Корк, времени уже час ночи. Ты разбудишь Кейтлин.

– Кейтлин спит как убитая. Так что разбужу я одну Эйлин, а она ничего не будет иметь против. Эйлин любит своего младшего братишку.

– Конечно, – сказал Сонни, – потому что, кроме тебя, у нее никого не осталось.

– Что ты говоришь? У нее есть Кейтлин и еще около пятисот Коркоранов, разбросанных по всему городу, которые приходятся ей близкой или дальней родней.

– Как скажешь. – Остановившись на светофоре, Сонни подался вперед на рулевое колесо, чтобы хорошенько рассмотреть перекресток, и тронулся вперед, не дожидаясь зеленого света.

– Молодец! – одобрительно заметил Корк. – Пусть все нас уважают!

– Эйлин всегда повторяет, что, кроме тебя, у нее никого не осталось, – сказал Сонни.

– Как у любой ирландки, у нее тяга к мелодраме, – сказал Корк. Подумав над своими словами, он добавил: – Сонни, а ты никогда не задумывался над тем, что кого-нибудь из нас могут убить? Ну, на деле?

– Нет, – сказал Сонни. – Мы все пуленепробиваемые.

– Конечно. Но ты все-таки задумывался?

Сонни не беспокоился о том, что кого-нибудь из них убьют, его или одного из ребят. Он планировал каждое дело так, что если каждый выполнял свою задачу – а это неизменно бывало так, – никаких неприятностей не должно было возникнуть. Посмотрев на Корка, Сонни сказал:

– Гораздо больше меня тревожит мой папа. До меня доходят кое-какие слухи, и, я так понимаю, у него большие нелады с Марипозой.

– Нет, – не раздумывая, ответил Корк. – Твой отец слишком хитер, и его защищает целая армия, черт побери. Насколько я слышал, шайка Марипозы – это лишь сброд недоумков, пытающихся посношать дверную ручку.

– Кто тебе сказал такую чушь?

– У меня есть воображение! – крикнул Корк. – Помнишь пятый класс? Миссис Хэнли? Лицо как гнилой кочан? Она любила хватать меня за ухо и приговаривать: «Какое же у тебя воображение, Бобби Коркоран!».

Сонни остановился у булочной Эйлин Коркоран. Подняв взгляд на расположенную над магазином квартиру, он увидел, что все окна, как он и ожидал, темные. Машина стояла на пересечении Сорок третьей улицы и Одиннадцатой авеню, прямо под фонарем. Рядом с булочной кованая чугунная решетка охраняла двухэтажное жилое здание из красного кирпича. Ограда заросла сорняком, а маленький дворик перед крыльцом был завален мусором. Окна и фронтон здания были отделаны гранитом, что, вероятно, когда-то придавало ему нарядный, праздничный вид, однако гранит давно потускнел, потрескался и покрылся слоем грязи. Похоже, Корк не торопился выходить из машины, и Сонни не имел ничего против того, чтобы посидеть в тишине.

Наконец Корк нарушил молчание.

– Ты слышал, что отец Нико вылетел с работы? Если бы не Нико, всей семье пришлось бы стоять в очереди за бесплатной похлебкой.

– Как Нико объясняет, откуда у него деньги?

– Никто у него не спрашивает, – сказал Корк. – Послушай, я все хотел тебе сказать: Хукс не хочет, чтобы мы и дальше грабили Марипозу, а если мы будем продолжать, то больше не сможем использовать Луку в качестве посредника.

– Это еще почему?

– Слишком опасно. Мы сидим у Марипозы занозой в заднице. – Посмотрев на улицу, Корк снова повернулся к Сонни. – Нам нужно заняться чем-то другим: разбоем, похищением или еще чем-нибудь.

– О похищениях забудь, – сказал Сонни. – Ты что, спятил? – Не дождавшись ответа Корка, он добавил: – Дай мне пораскинуть мозгами. Я обязательно придумаю, что делать дальше.

– Хорошо, – сказал Корк. – Но не тяни слишком долго. Со мной-то все в порядке, но у Ромеро вся семья окажется на улице, если близнецы перестанут приносить домой бабки.

– Господи, – пробормотал Сонни, – у нас что, Администрация общественных работ[22]?

– Можно сказать, мы выполняем Закон о восстановлении национальной промышленности[23], – усмехнулся Корк.

Сонни посмотрел на него, и оба прыснули.

– Мы – это и есть «Новый курс», – давясь от смеха, сказал Сонни.

Корк надвинул шляпу на глаза.

– Господи, как же я пьян, – сказал он.

Вздохнув, Сонни сказал:

– Мне нужно будет поговорить с отцом. Эта необходимость каждое утро таскаться на работу меня убивает.

– И ты ему признаешься, – произнес Корк сквозь шляпу, сползшую на лицо, – что хочешь стать гангстером?

– Я гангстер, – сказал Сонни, – как и он. Единственная разница в том, что отец пытается делать вид, будто он законопослушный бизнесмен.

– Он законопослушный бизнесмен, – сказал Корк. – Он руководит компанией «Дженко пура», торгующей оливковым маслом.

– Совершенно верно, – согласился Сонни, – и все бакалейные лавки в городе предпочитают закупать «Дженко пура», если не желают страховать свое имущество от пожара.

– Ну хорошо, твой отец ведет свой бизнес жестко, – сказал Корк. Выпрямившись, он поправил шляпу на голове. – Но, приятель, разве без этого можно добиться успеха в бизнесе?

– Да, конечно, – сказал Сонни, – но законопослушные бизнесмены не занимаются игорными притонами, тотализатором, ростовщичеством, профсоюзами и всем прочим из папиного арсенала. Зачем ему притворяться, будто он не тот, кто есть на самом деле? – Откинувшись назад, он посмотрел на Корка так, словно действительно надеялся услышать от него ответ. – Все те, кто становится у отца на пути, умирают. Понимаешь, на мой взгляд, это делает его гангстером.

– По мне, разницы между ними никакой – что бизнесмены, что гангстеры, – сказал Корк. Он улыбнулся Сонни, и у него зажглись глаза. – Ты видел братьев Ромеро с «масленками»? – Он сделал вид, будто держит в руках пистолет-пулемет. – «Даю тебе последний шанс, Рико! Ты выйдешь сам или же ты предпочитаешь, чтобы тебя вынесли?»[24] – Корк изобразил, будто стреляет, после чего задергался на сиденье, налетая на дверь и на приборную панель.

Сонни со смехом вышел из машины.

– Пошли, – сказал он. – Через несколько часов мне уже нужно будет быть на работе.

Выбравшись на тротуар, Корк поднял голову и вдруг выругался.

– Проклятие! – пробормотал он, отшатнувшись к машине, и, качаясь на ногах, поспешил к дворику перед булочной, где его вырвало на траву.

В доме над булочной открылось окно, и Эйлин высунула голову.

– Ой, матерь божья! – пробормотала она.

У нее были те же самые золотисто-соломенные волосы, как и у ее брата, обрамлявшие узкое лицо. В свете фонаря сверкнули ее черные глаза.

Сонни развел руками, показывая: «А я что могу поделать?».

– Корк попросил, чтобы я привез его сюда, – сказал он, стараясь говорить громко, но в то же время не перейти на крик.

– Тащи его наверх, – сказала Эйлин, закрывая окно.

– Со мной все в порядке. – Выпрямившись, Корк сделал глубокий вдох. – Мне лучше. – Он махнул рукой, отпуская Сонни. – Можешь уезжать. Я сам дойду.

– Точно?

– Точно, – заверил его Корк. Порывшись в кармане, он вытащил связку ключей. – Уезжай, – повторил он, снова махнув рукой.

Сонни проследил взглядом, как его друг сначала мучительно выбирает из связки нужный ключ, затем пытается вставить его в замочную скважину.

– Cazzo! – пробормотал он. – Сколько же ты выпил?

– Дружище, ты лучше просто открой дверь, хорошо? Все будет в порядке, как только разрешится проклятая тайна этой двери.

Взяв у Корка ключи, Сонни отпер дверь.

– Дверь в квартиру Эйлин также будет заперта, – напомнил он.

– Ага, будет, точно, – подтвердил Корк, нарочно усиливая свой ирландский акцент, как ему нравилось время от времени делать.

– Пошли. – Обхватив Корка за пояс, Сонни повел его вверх по лестнице.

– А ты отличный друг, Сонни Корлеоне, – чересчур громко произнес Корк.

– Кончай это, хорошо? – остановил его Сонни. – Ты разбудишь весь дом.

Услышав, как ребята поднимаются по лестнице, Эйлин приоткрыла дверь в спальню дочери и заглянула внутрь. Кейтлин крепко спала, обнимая желто-коричневого плюшевого жирафа, которого она называла Бу – по причинам, не ведомым человечеству. Девочка привязалась к игрушке вскоре после смерти отца и вот уже несколько лет не расставалась с ней. Плюш уже вытерся, краски выцвели, игрушка теперь мало напоминала жирафа, – однако чем еще мог быть для ребенка этот мягкий комок желтой и коричневой ткани с длинной шеей?

Натянув одеяло дочери под подбородок, Эйлин расправила ей волосы.

Пройдя на кухню, она сполоснула кофейник и достала из буфета банку кофе. Услышав, как за спиной открылась дверь и на кухню вошел Сонни, буквально волоча Корка, Эйлин обернулась и сердито подбоченилась.

– Эй, вы, двое, вы только посмотрите на себя!

– А, сестренка, – пробормотал Корк. Высвободившись из объятий Сонни, он выпрямился. – Я трезв как стеклышко. – Стащив с головы шляпу, он пригладил волосы.

– По твоему виду никак не скажешь, – проворчала Эйлин.

– Мы с ребятами погуляли, отметили одно событие, – сказал Корк.

Эйлин смерила Сонни ледяным взглядом и, повернувшись к брату, сказала:

– Видишь вот это? – Она указала на газету на столе. – Специально оставила для вас. Для вас обоих, – добавила она, выразительно посмотрев на Сонни.

Осторожно приблизившись к столу, Корк склонился над газетой и, прищурившись, уставился на фотографию одетого с иголочки молодого мужчины, который лежал распростертый на улице, разбрызгав мозги по асфальту. Рядом валялась новенькая соломенная шляпа.

– А, это же «Миррор», – пробормотал Корк. – Вечно они гоняются за сенсациями!

– Конечно, – сказала Эйлин. – И к вам это не имеет никакого отношения, да?

– А, сестричка, – сказал Корк, переворачивая газету.

– И я не пролью по тебе ни одной слезинки, Бобби Коркоран!

– Пожалуй, мне пора идти, – сказал Сонни. Он стоял в дверях, держа в руках шляпу.

Эйлин посмотрела на него, и ее жесткий взгляд несколько смягчился.

– Я приготовлю кофе, – сказала она, поворачиваясь спиной к ребятам и беря кофейник.

– Не-ет, – сказал Корк, – я пас. Мне не надо.

– Мне утром на работу, – сказал Сонни.

– Чудесно, – сказала Эйлин. – Тогда я приготовлю только на себя. Раз уж вы меня разбудили, я теперь все равно не засну до самого утра.

– А, сестренка, – сказал Корк, – я просто хотел увидеть Кейтлин и позавтракать с нею.

Отпустив стол, за который держался обеими руками, он шагнул к раковине и пошатнулся. Сонни успел подхватить его, не дав упасть на пол.

– Что ты делаешь! – воскликнула Эйлин. Она повернулась к Сонни. – Помоги отвести его в спальню, хорошо? Постель уже готова.

– Спасибо, сестренка, – пробормотал Корк. – Все в порядке, клянусь. – Он поправил шляпу, которая сползла набок, когда он едва не упал.

– Хорошо, – сказала Эйлин. – Тогда ступай немного поспи, Бобби. Утром я оставлю тебе завтрак.

– Отлично, – сказал Корк. – Спокойной ночи, Эйлин. – Он повернулся к Сонни: – Все в порядке. Можешь уезжать. Поговорим завтра. – Осторожно шагнув к сестре, он поцеловал ее в щеку, на что Эйлин никак не отреагировала, и ушел в спальню, закрыв за собой дверь.

Услышав звук Корка, рухнувшего на кровать, Сонни подошел к Эйлин, стоявшей у раковины, и обнял ее.

Та отстранила его от себя.

– Ты с ума сошел! Брат в одной комнате, дочь в другой… Ты совсем спятил, Сонни Корлеоне?

– Я без ума от тебя, куколка, – прошептал Сонни.

– Тсс, – остановила его Эйлин, хотя оба говорили очень тихо. – Уходи, быстро! Возвращайся домой. – Она подтолкнула его к двери.

Выйдя в коридор, Сонни сказал:

– Значит, опять в среду?

– Конечно, – подтвердила Эйлин. Высунув голову в коридор, она осмотрелась по сторонам и чмокнула Сонни в губы. – А теперь уходи, и будь осторожен по дороге домой.

– До среды, – прошептал Сонни.

Эйлин проводила его взглядом, когда он сбегал вниз по лестнице. Держа шляпу в руке, Сонни перепрыгивал через две ступеньки. Высокий, широкоплечий, с густой копной восхитительных черных кудрей. На нижней площадке Сонни остановился и надел шляпу, натягивая ее до самых глаз. Темно-синий фетр мелькнул в свете уличного фонаря, проникающего сквозь стекло с улицы. В это мгновение он был похож на кинозвезду: высокий, смуглый, красивый и таинственный. А вот не похож он был на семнадцатилетнего подростка, друга ее брата еще с тех времен, когда оба ходили в коротких штанишках.

– О господи, – прошептала Эйлин, когда Сонни скрылся на улице. Она повторила это снова, еще раз, уже в прихожей, затем добавила: – Господи Иисусе, – после чего закрыла дверь и заперла замок.

Келли в который раз постучала по нижней обвязке оконного переплета круглым молотком, пытаясь взломать засохшую краску, наглухо запечатавшую окно. Отчаявшись, она положила молоток на пол, уперлась обеими руками в раму рядом с запором и надавила что есть силы. Окно не поддалось. Выругавшись в сердцах, Келли плюхнулась на деревянный стул и обдумала варианты дальнейших действий. Оконные стекла дребезжали от ветра. Сильные порывы гнули и раскачивали деревья во дворе. Келли была дома у Луки Брази на Вест-Шор-роуд, на окраине Грейт-Нек на Лонг-Айленде. Это место ничем не напоминало тесную квартиру в нью-йоркских трущобах, где она выросла, младший ребенок в семье, единственная девочка в окружении трех братьев; и тем не менее оно воскресило воспоминания о жизни в той квартире, когда ей приходилось обслуживать братьев и родителей, словно она была рождена рабыней, и все только потому, что она была девочкой. Все в той квартире было старым, убогим, благодаря жалкому отцу Келли, который мочился всюду, где валился с ног, оставляя зловоние, а мать была немногим лучше; они оба были под стать друг другу. В таком месте ни на что хорошее девочка рассчитывать не могла. И что она получала в награду за то, что готовила на всех завтрак, обед и ужин? Затрещину от матери и грубое слово от всех мужчин, кроме Шона, который был большим ребенком. Все решили, что навсегда избавились от Келли, когда она связалась с Лукой – после того как ее вышвырнули из дома, словно мусор, – однако на самом деле это она избавилась от них, от всех разом. Перед ней открылась жизнь, о которой прежде она не смела и мечтать. С ее внешностью запросто можно было попасть в кино. Все так говорили. Надо было только выбраться из вонючих трущоб, и тут ей мог помочь Лука, потому что не было никого круче Луки Брази, – и вот теперь она должна была родить от него ребенка, хотя сам он по-прежнему этого не знал. Лука может добиться успеха в жизни, и она разделит с ним этот успех, вот только порой он просто бесил ее тем, что у него не было никакого честолюбия. Взять к примеру хотя бы этот дом, буквально разваливающийся прямо на глазах. Келли это просто бесило.

Этот сельский дом был по-настоящему древним. Построен он был еще в середине прошлого столетия. Все до одного помещения были просторные, с высокими потолками и большими окнами, а стекла пошли волнами, словно расплавившись от времени. Всякий раз, бывая здесь, Келли забывала о том, что до города отсюда меньше получаса езды на машине. Казалось, это был совершенно другой мир, с подступающими со всех сторон лесами, грунтовыми дорогами и пустынной полоской берега, выходящего на залив Литтл-Нек. Келли любила прогуливаться к океану, а возвращаясь назад, она бродила по дому, мысленно представляя себе, каким он мог бы стать, если бы приложить чуточку внимания и трудов. Ведущую к дому дорожку, засыпанную щебнем, можно вымостить плиткой. Вздувшуюся и облупившуюся краску можно счистить, и свежий слой, пожалуй, светло-голубой краски превратит унылые наружные стены в нечто веселое и жизнерадостное. Изнутри дом также отчаянно нуждался в покраске, полы придется циклевать, – но если хорошенько поработать, из него можно будет сделать просто конфетку, и Келли подолгу стояла перед главным крыльцом, воображая, каким все могло бы быть.

Однако в настоящий момент ей хотелось лишь открыть окно и впустить внутрь свежий воздух. В подвале натужно ворчала и стонала древняя котельная на угле, производя тепло. Отопительные батареи шипели и булькали, и когда котельная только начинала работать, весь дом содрогался от усилий согреться. Келли никак не удавалось поддерживать желаемую температуру. В комнатах царил или удушливый зной, или леденящий холод, и сегодня утром это был удушливый зной – даже несмотря на то, что на улице было ветрено и сыро. Плотно запахнув ворот халата, Келли направилась на кухню, где нашла в раковине большой разделочный нож. Ей пришла в голову мысль попробовать разрезать слой краски, чтобы освободить окно.

У нее за спиной на лестнице появился Лука, спустившийся из спальни босиком, с обнаженным торсом, в одних полосатых пижамных брюках. Его волосы, черные и короткие, были примяты с правой стороны, где на них давила подушка. Кожа на щеке до самого виска была в заспанных складках.

– Какой у тебя смешной вид, Лука, – улыбнулась Келли.

Лука плюхнулся на табурет.

– Это еще что был за грохот, черт побери? – спросил он. – Я решил, кто-то пытается выломать дверь.

– Это была я, – сказала Келли. – Хочешь, я приготовлю тебе завтрак?

Обхватив голову руками, Лука принялся растирать виски.

– Что там у нас есть? – спросил он, глядя на стол.

Келли открыла холодильник.

– Есть яйца и немного ветчины, – сказала она. – Могу пожарить яичницу.

Лука кивнул.

– Что это был за шум? – снова спросил он.

– Я пыталась открыть окно. В доме парилка. В такой жаре я не могла спать. Вот почему я встала.

– Кстати, а который сейчас час?

– Около десяти, – сказала Келли.

– Боже милосердный, – пробормотал Лука. – Терпеть не могу вставать раньше полудня.

– Я тебя понимаю, – согласилась Келли, – но здесь самая настоящая баня.

Лука смерил ее взглядом.

– Кофе мне сваришь? – наконец спросил он.

– Да, конечно, дорогой. – Открыв шкафчик над раковиной, Келли достала пакетик с кофе.

– А почему ты просто не открыла окно в спальне? – спросил Лука. – Оно открывается запросто.

– Потому что тогда мы оказались бы прямо на сквозняке. Я подумала, что если открыть окно здесь, это поможет проветрить весь дом.

Лука оглянулся в соседнюю пустую комнату, где перед окном стоял деревянный табурет, а на полу рядом лежал молоток. Пройдя в комнату, он пару раз хлопнул пястью по оконной раме, повозился с ней немного, после чего она взлетела вверх до самого конца, и ворвавшийся холодный воздух дошел до кухни. Лука опустил окно, оставив щель в дюйм шириной. Когда он вернулся на кухню, Келли встретила его улыбкой.

– В чем дело?

– Да так, – сказала она. – Просто ты такой сильный, только и всего.

– Ага, – усмехнулся Лука.

В ярком свете, проникающем в окно кухни, рыжие волосы Келли горели огнем. Под халатом на ней ничего не было надето, и в вырезе махровой ткани, ниспадающей с плеч, виднелась ложбинка между грудями.

– А ты хорошенькая соблазнительная девчонка.

Просияв, Келли кокетливо улыбнулась, затем разбила на сковородку два яйца и взбила их куском ветчины, как любил Лука. Когда яичница была готова, она выложила ее на тарелку и поставила перед ним, вместе со стаканом свежего апельсинового сока.

– А ты ничего не будешь? – спросил Лука.

– Я не хочу есть, – сказала Келли.

Насыпав в турку кофе и налив воды, она зажгла газ и стала ждать, когда кофе сварится.

– Ты мало ешь, – заметил Лука. – Если ты и дальше будешь есть так мало, то станешь тощей.

– Лука, – начала Келли, – я тут подумала…

Повернувшись к нему лицом, она прислонилась спиной к плите.

– Угу, – пробормотал Лука, принимаясь за яичницу.

– Но ты просто послушай. – Выудив из кармана халата пачку «Честерфилд», Келли наклонилась к плите, прикуривая от зажженной конфорки. – Я вот подумала, – продолжала она, выпуская струйку дыма в окно. – Всем известно, что во всем городе круче тебя никого нет. Ты круче даже самого Марипозы, хотя он, конечно, очень большая фигура. По сути дела, он заправляет всем городом.

Лука оторвался от еды. Похоже, слова Келли его развеселили.

– Что ты смыслишь во всем этом? – спросил он. – Ты что, совала свой нос куда не следует?

– Я много чего знаю, – сказала Келли. – Я всегда слушаю, что говорят вокруг.

– Да, и что с того?

– Так вот, Лука, я просто хочу сказать, что ты должен стать хозяином. Кто круче тебя?

Кофе закипел. Келли поспешно сняла турку с плиты, убрала газ, затем снова поставила турку на конфорку вариться еще несколько минут.

– Я и так хозяин, – сказал Лука. – Я делаю все так, как считаю нужным.

– Да, – согласилась Келли. Подойдя к Луке сзади, она принялась растирать ему плечи. – Конечно. Ты время от времени проворачиваешь какое-нибудь дело, тебе принадлежит несколько игорных заведений… Ты щиплешь кусочек тут и кусочек там, когда у тебя возникает желание.

– Совершенно верно, – подтвердил Лука.

– Понимаешь, Лука, я как раз и хочу сказать, что тебе нужно расширить свое дело. Пожалуй, ты единственный итальянец в Нью-Йорке, который все еще работает в одиночку. Все остальные твои соотечественники уже давно объединились. И по сравнению с тобой они зарабатывают целое состояние.

– И это тоже верно, – сказал Лука. Отодвинув тарелку, он накрыл рукой руку Келли, растирающую ему плечо. – Но только ты забываешь о том, куколка, что все эти ребята получают приказы. – Развернувшись на табурете, он обнял девушку за талию и поцеловал ее в живот. – Все эти ребята, – продолжал он, – даже этот придурок Марипоза, он тоже получает приказы. Если его дружок Аль Капоне скажет ему насрать в свою шляпу, он безропотно так и сделает. И все остальные, они также должны выполнять то, что им говорят. А вот я, – сказал он, отстраняя Келли от себя на расстояние вытянутой руки, – я делаю то, черт возьми, что пожелаю сам. И никто – ни Джузеппе Марипоза, ни Аль Капоне, никто из живущих на свете – не будет указывать мне, что делать.

– Да, – согласилась Келли, проводя пальцем по его волосам. – Но ты остаешься в стороне от по-настоящему больших денег, малыш. Ты отрезан от крутых бабок.

– И что с того? – спросил Лука. – Разве я не забочусь о тебе? Разве я не покупаю тебе красивые наряды и дорогие украшения, не плачу за твою квартиру, не даю тебе денег на карманные расходы? – Не дожидаясь ответа, он снова принялся за яичницу.

– А, ты просто великолепен, – сказала Келли, целуя его в плечо. – Ты это знаешь. Ты знаешь, что я тебя люблю, малыш.

– Я говорил тебе не называть меня малышом, – недовольно произнес Лука. – Ты же знаешь, мне это не нравится. – Отложив вилку, он усмехнулся. – Представляешь, кто-нибудь из моих ребят услышит, как ты называешь меня так?

– Ну конечно, – смутилась Келли. – Я начисто забыла, Лука.

Налив себе кофе в чашку, она уселась за стол напротив Луки, наблюдая за тем, как он ест. Потом взяла с холодильника пластмассовую пепельницу, загасила в ней окурок и, забрав с собой на стол, поставила рядом с чашкой. Через минуту Келли снова встала, включила конфорку, чтобы прикурить новую сигарету, после чего опять села за стол.

– Лука, – сказала она, – помнишь, мы говорили о том, чтобы купить сюда кое-что из мебели? Честное слово, дорогой, спальня – пожалуй, единственная комната, которая более или менее обставлена. По сути дела, во всем доме есть только одна эта замечательная огромная кровать.

Доев яичницу, Лука посмотрел на Келли, но ничего не сказал.

– Мы могли бы очень мило обставить дом, – продолжала та мягко, но тем не менее настойчиво. – В каталоге «Сирса»[25] я видела замечательную гостиную. Нам бы такая подошла идеально. И, знаешь, – добавила она, махнув в сторону двери, – можно повесить на окна занавески…

– Мне это место нравится таким, какое оно есть, – остановил ее Лука. – Я тебе это уже говорил. – Достав из пачки Келли сигарету, он зажег ее деревянной спичкой, которой чиркнул о стену кухни. – Не начинай заново. Сделай хоть какую-нибудь передышку, Келли. Не успели мы толком проснуться, а ты уже начинаешь сначала.

– Ничего я не начинаю, – возразила Келли. Услышав в собственном голосе жалобные нотки, она разозлилась. – Ничего я не начинаю, – повторила она, уже громче. – Я только хочу тебе втолковать, Лука, что все меняется. Не бывает ничего постоянного.

– Неужели? – усмехнулся Лука, стряхивая пепел с сигареты. – К чему ты клонишь, куколка?

Встав, Келли отошла от стола и прислонилась к плите.

– Лука, ты не хочешь здесь ничего делать, – сказала она, – потому что живешь в основном у своей матери. Там ты ночуешь гораздо чаще, чем здесь. И ешь там постоянно. По сути дела, ты по-прежнему продолжаешь жить с нею.

– А тебе до этого какое дело, Келли? – Лука потер себе переносицу. – Какое тебе дело до того, где я ночую и ем?

– Ну, так не может продолжаться и дальше.

– Это еще почему? – спросил Лука. – Почему так не может продолжаться и дальше?

Почувствовав, как у нее наворачиваются слезы, Келли повернулась к Луке спиной и отошла к окну, уставившись на дорожку, ведущую к дому от шоссе, обсаженного деревьями.

– Во всем доме есть только одна огромная кровать, – с горечью повторила она, глядя в окно.

Казалось, она разговаривает сама с собой. У нее за спиной послышалось, как Лука отодвигает табурет от стола.

– Временами мне кажется, что этот дом нужен тебе только как нора, где можно укрыться и отлежаться, а также потрахаться со своими шлюхами. Разве это не так, Лука?

– Ты сама все сказала. – Лука пододвинул пепельницу через стол. – Я отправляюсь обратно в постель. Надеюсь, когда я проснусь, настроение у тебя станет получше.

– Настроение у меня и так отличное, – возразила Келли. Пройдя следом за Лукой, она проводила взглядом, как он поднимается по лестнице, и окликнула его снизу: – Кстати, а сколько у тебя шлюх? Мне просто любопытно, Лука. Просто любопытно, только и всего.

Лука не отвечал. Келли услышала, как под весом его тела заскрипел и заворчал матрац. В подвале застонала котельная, оживая, и вскоре в батареях забулькало и зашипело. Поднявшись наверх, Келли остановилась в дверях спальни. Лука лежал на спине на кровати, подложив руки под голову. На туалетном столике стоял стакан с водой, рядом с черным телефоном: трубка, висящая над наборным диском на основании. Лука смотрел на улицу, где ветер трепал деревья и со свистом рвался в окно.

– Келли, не начинай все сначала, – сказал Лука. – Клянусь богом, еще слишком рано.

– Ничего я не начинаю, – упрямо произнесла Келли. Она скользнула взглядом по Луке, по его длинным мускулистым рукам, белым на фоне темного дерева изголовья кровати, по его ногам, укрытым простыней в противоположном конце матраца, упирающимся в другую спинку. – Я просто хочу знать, Лука, только и всего. Скольких еще шлюх ты приводишь сюда?

– Келли… – Лука закрыл глаза, словно желая на мгновение спрятаться. – Открыв их, он сказал: – Ты же знаешь, кукольное личико, что ты единственная, кого я сюда привожу. Ты прекрасно это знаешь.

– Все это так мило, – пробормотала Келли, сжимая ворот халата обеими руками. Она вцепилась в махровую ткань, словно стремясь удержаться за нее. – В таком случае, где же ты сношаешь остальных своих шлюх, а? В каком-нибудь дешевом борделе?

Рассмеявшись, Лука надавил пястями на глаза.

– Мне нравится заведение мадам Кристалл на Риверсайд-драйв, – сказал он. – Знаешь его?

– Откуда мне его знать? – выкрикнула Келли. – Что ты хочешь этим сказать?

Лука похлопал по кровати рядом с собой.

– Иди ко мне.

– Зачем?

– Я сказал, иди ко мне.

Келли оглянулась на лестницу и в окно внизу, за которым была видна дорожка, пустынное шоссе и деревья за ним.

– Не вынуждай меня повторять еще раз, – сказал Лука.

Вздохнув, Келли сказала:

– Ради всего святого, Лука…

Забравшись на кровать, она уселась рядом, по-прежнему сжимая воротник халата.

– Я задам этот вопрос еще один раз, и мне нужен ответ, – сказал Лука. – Кто этот студент, о котором ты говорила у Джука?

– О, только не это, – отмахнулась Келли. – Я же тебе все объяснила. Так, никто. Просто парень.

Схватив Келли за волосы, Лука поднял ее вверх, словно марионетку, и развернул лицом к себе.

– Я тебя хорошо знаю, – сказал он, – и я чувствую, что это не все. И сейчас ты мне расскажешь правду.