Келвин из Руда (№2) - Серебро змея

Он снова подумал о своем деле. Как же Хелн делала это? Ах, да, надо сконцентрироваться на человеке. На его лице.

У него в сознании возникло лицо: продолговатое лицо женщины правильного телосложения, с правильными чертами лица, обрамленное блестящими волосами, такими же красноватыми, как и сияние дракона, с глазами, полными зеленой кошачьей магии.

Он тут же, двигаясь мимо холмов и деревень, был перенесен, словно в полете, во дворец, стоящий высоко на речном утесе. Дворец был почти таким же, как и тот, в котором он вырос, хотя его расположение на Раде было, наоборот, в низине, почти рядом с подземной рекой. Потом он оказался внутри него, двигаясь из комнаты в комнату так стремительно, что не мог заметить детали обстановки.

Затем Кайан остановился.

Перед ним было лицо: прекрасное лицо его матери. Она сидела на диване. Рядом с ней, держа ее за руку, сидел высокий пожилой человек с темными, тронутыми сединой волосами. Его дедушка.

Оба они исчезли из его родного измерения, одна пропала, другой погиб — и все же здесь они были живы, в целости и сохранности. Его мать и дедушка, не подозревающие о его присутствии. Несмотря на то, что у него не было тела, его это потрясло.

Он мог слышать, как они разговаривают. Его мать плакала — но была ли это действительно она? Затанас — или это был не он? — видимо, утешал ее.

— Ну пожалуйста, пожалуйста, дитя мое. Помни о том, кто ты такая. Ты дочь Зотанаса, королева.

— Но, но он… как ты можешь позволять ему, отец? Как?

Старик вздохнул.

— Я уже говорил тебе, что моя магия предназначена только для мелких и добрых дел. Я могу контролировать его, но я не в силах его уничтожить.

— О, отец, если бы ты только мог остановить его!

— Тихо, дорогая моя, мое сокровище, ты же говоришь о твоем муже-короле.

— Но ведь он такой… такой злой!

— Я знаю, и с каждым днем он становится все хуже, и все более злым. Достаточно плохо было уже даже просто вывести здесь породу лопоухих, но предложить им разделить с собой его правление, если они помогут ему победить — это гораздо хуже. Боюсь, что у меня нет ничего, что можно было бы противопоставить этому.

Услышав эти слова, Кайан наконец смог понять, что эти женщина и мужчина не были его матерью и дедушкой. У них обоих были круглые уши, в то время как у его родных были такие же заостренные уши, как и у всех на Раде. Но ведь это же Хад, пришлось вспомнить ему, и здесь все совсем иначе. И все же они имели точно такие же лица.

Как долго продлится действие ягоды? Он хотел найти свою мать, но промахнулся, начав с ее лица. Означало ли это, что ее не было здесь, в этом измерении? Или, может быть, что ягоды действовали только на коренных жителей? Он не мог определить это, и он знал, что времени у него мало.

Его отец. Подумай об отце.

Он представил себе лицо Джона Найта так ясно, как только мог. Стены дворца исчезли и он оказался над холмами, реками и фермерскими наделами, передвигаясь с этой кажущейся нереальной скоростью мысли. Затем он оказался снова в долине, где убил змея. Он скользил по земле, и все расплывалось перед его глазами, затем проник через поверхность скалы, туда, где было ужасно много лопоухих. Эти их уши — но он уже пронесся мимо них. Дальше и через дверной проем в скале. Он остановился.

Там, на кровати, бледный и небритый, лежал Джон Найт.

— Отец! — закричал Кайан. — Отец, ты жив!

Глаза человека заскользили туда и сюда, но он не раскрывал рта.

— Кто это? Кто говорил?

Кайан удивленно увидел в комнате еще одного человека: молодую женщину с оттопыренными ушами. Да, эти уши действительно были так оттопырены, что свисали набок! Что за зрелище!

Женщина подошла к кровати. Она подняла большую соломенную метлу и угрожающе посмотрела по сторонам.

— Уходи ты, злой дух! — закричала она. — Уходи!

Она слышала его! У него не было тела, он присутствовал только как дух, в астральной форме, он не мог произвести никакого физического звука, и все же, без сомнения, эта странная женщина слышала его!

Нужно ли ему заговорить снова? Нужно ли ему попытаться сказать ей, что он пришел к своему отцу? Она казалась решительно настроенной на защиту. Могла ли она причинить вред Джону Найту?

Хелн, жена Келвина, обнаружила, что драконы были чувствительны к астральным состояниям и могли слышать ее, когда она говорила, находясь в этом состоянии. Люди с такими странными ушами должны были обладать похожей чувствительностью!

— Уходи прочь! — продолжала настаивать девушка. — Уходи! Уходи, пока я не позвала на помощь! Ты же знаешь, что Херциг может захватить тебя! Он может заключить тебя в темницу и поместить в дерево или змея! Тебе разве хочется этого, дух?

— Нет, нет, — сказал Кайан. Ее манеры были такими настойчивыми, что он подумал, что лучше будет постараться смягчить ее. И ему казалось, что лучше было бы рассказать ей, кто он такой, и что он не хотел причинить ей никакого вреда.

— Тогда уходи немедленно!

Он ушел. Казалось, что это то, что нужно было сделать. Очевидно, она может слышать его, и значит, ее угрозы могут иметь под собой какие-нибудь основания.

Кроме того, у него было чувство, что время пребывания в астральном теле было почти израсходовано. У него появилось ощущение уменьшения, пропадания куда-то, которое как бы предупреждало его.

Но он все же заставил себя остановиться, чтобы посмотреть на большой котел, где лопоухие плавили серебро. Пока он смотрел, один из них подошел, неся с собой то, что казалось легкой как перышко шкурой змеи. Лопоухий поднялся по деревянным ступенькам на помост и опустил свою ношу в серебряный расплав. Был виден клуб пара. Еще один лопоухий помешивал жидкость с помощью огромного черпака.

— Эй! — импульсивно выкрикнул Кайан.

Лопоухий чуть не выронил черпак. Мгновение он балансировал на краю котла, подвергаясь опасности свалится внутрь. Потом снова обрел равновесие и, бешено озираясь, осмотрелся по сторонам.

— Кто говорил? Кто это сказал?

Кайан с усилием вернул себя назад, прочь от долины. Туда, откуда он начал свой путь.

Через мгновение он снова был в лагере. Он метался от лица к лицу, пытаясь понять, скольких человек он узнает. Нашлось несколько, кто мог быть ему знаком по предыдущему периоду его жизни, но только все те были с заостренными, а не с круглыми ушами.

Потом он оказался снова в палатке Жака, лежа на шкуре бирвера. Он постарался приподняться и открыть глаза. Ему удалось это сделать.

— Боги, — сказал Жак, глядя на него, чуть шире раскрыв глаза от изумления. — Я думал, что ты точно помер.

— Нет, не умер, только подошел к этому близко, — сказал Кайан. Так кратко, как мог, он рассказал предводителю бандитов о том, что случилось.

— И ты уверен, что он сказал, что Рауфорт готовит соглашение с лопоухими?

— Я сказал тебе то, что я слышал.

— Если это правда, то у нас немного времени. Зотанас может ошибаться, и я надеюсь, что так и есть. Но если он заключит такое соглашение… Боже, старый Рауфорт кончит тем, что окажется хозяином во всех Семи Королевствах!

Кайан подумал, может ли Рауфорт действительно быть таким злобным и плохим? Затем он вспомнил, что этот человек был тем, кто был полностью виновным в том, что посылал красивых девушек к лопоухим для принесения в жертву. Разве может быть правитель еще хуже этого?

— Если мы спасем моего отца, то может быть он сможет помочь. Я не знаю как, но может быть он сможет отправиться обратно на землю и принести земное оружие. Лазеры, летательные устройства — они могли бы помочь.

— Не уверен, что понял, о чем ты говоришь. Но если ты думаешь, что твой отец может помочь нам победить Рауфорта, тогда мы его спасем. Только это не будет простым делом. Люди Змея не такие, как обычные смертные люди. Они обладают магией — способностью остановить сражающегося человека прямо на месте одним только взглядом. Это один из их талантов.

Кайан и так уже понял это!

— Но должен же найтись какой-то способ!

— Я уверен, что он есть. И мы найдем его, с твоей способностью выведать это. Начать с того, что мы не можем встать перед лопоухими открыто лицом к лицу. Если мы попытаемся сделать это, то они просто посмотрят на нас, и мы превратимся в беспомощные палки. Это означает, что мы каким-то образом должны выкрасть у них твоего отца, а это не будет легким делом. Из того, что ты говоришь, ясно, что они могут обнаруживать тебя даже в астральном состоянии.

— Да, но я думаю, что только когда я говорю. Когда я молчал, они не знали, что я там.

— Но ты ведь не держал свой рот на замке! Благодаря этому они смогут узнать, что им следует быть настороже и чего ждать.

Кайан пригорюнился. Жак мог оказаться прав. Проклятье! — подумал он. Если бы только мой брат Келвин был здесь. Он герой Пророчества, я же всего лишь непредвиденная случайность.

Он подумал, что никогда еще за всю свою жизнь не был так мало уверен в себе.

Глава 6

ОТПРАВЛЕНИЕ, ОТПРАВЛЕНИЕ

Король Филипп Бластмор Аратекский хихикнул в восторге от своей собственной сообразительности и передвинул черного ферзя на доске. — «Шах».

Мельба, низенькая и толстая, приземистая и с лицом, так густо испещренным морщинами, что оно напоминало плохо залеченную шкуру животного, посмотрела на него. Ее старческие глаза, казалось, были сфокусированы не на доске, а на его искусственно подрисованных черных усах. Казалось, словно ей совсем не нужно было поглядывать на доску.

— Ну как? — спросил Бластмор. Он чувствовал себя возбужденно. — Ты сдаешься?

— О, король, — осведомилась колдунья своим скрипящим отрывистым голосом, — ты желаешь выиграть эту игру или предпочитаешь, чтобы Мельба продемонстрировала свою стратегию?

— Демонстрируй свою стратегию, — сказал он вызывающе. Но это было лишь блефом. У него было такое чувство, что он догадывается, что она собирается сделать, и это ему не нравилось. Мельба была Мельбой, и она удивляла его уже пятнадцать лет.

— Вот что я сделаю, — перегнувшись через доску и все еще не отрывая от него взгляда, она так надула свои щеки, что морщины превратились в едва различимую сеточку, и выдула струю дыхания, такого зловонного, что он зашатался. Филипп услышал тяжелый удар, и когда он закончил моргать, увидел, что его черный ферзь валяется на ковре.

— Боюсь, что это не по правилам, Мельба, — сказал он. — Нельзя трогать фигуру, можно только передвигать ее.

— Ты говоришь, это древняя военная игра? А в войне все средства хороши.

— Да, конечно. Но…

— Я не трогала твою королеву. Я только наслала ветер, чтобы убрать ее с поля боя.

— Все равно это не позволяется. — Он вздохнул. У Мельбы слишком прямолинейное мышление. И все же здесь не было никого, кого можно было бы научить этой игре.

— Тогда может быть другая стратегия, — сказала Мельба. Она ткнула пальцем, таким узловатым, что он напоминал мертвую ветку с дерева яблочных ягод, и черная королева была объята столбиком пламени. В течение пары коротких вздохов она превратилась только в обугленный кусок дерева на ковре.

Бластмор заморгал.

— Право же, Мельба, тебе не следовало делать этого. Теперь, когда круглоухий ушел, кто сделает мне ее дубликат?

— Никаких проблем. — Мельба щелкнула пальцами — и уголек на ковре превратился в нетронутый пламенем раскрашенный кусок дерева. — Это была лишь иллюзия. В битве за твое королевство это будет настоящим.

— Конечно, это производит впечатление, — сказал Бластмор. Старая карга должно быть точно выжила из ума, но ее магия производила впечатление. Это была его прихоть — научить ее игре Сент-Хеленса — прихоть, расплачиваться за которую приходилось сплошным беспокойством.

— Или, — продолжала Мельба, — если бы фигурки, которые ты называешь пешками, действительно были бойцами и угрожали бы королевству… — Она схватила вазу с цветами и поставила ее на ковер рядом с королевой. Как раз когда он недоумевал, что такое она собирается сделать, она вылила воду на его сторону доски. Когда он поспешно вскакивал со своего кресла, вода разлилась по доске и стекла на пол, унося за собой все его черные пешки.

Бластмор стоял над доской и размышлял над преобладанием белых шахматных фигур. Он ухватился за прыщик на правой щеке и думал, что же такое сказать.

— Я согласен, — наконец сказал он. — Это помогло бы выиграть битву. Но это же игра.

— Да, игра. — Мельба подняла над доской свои сложенные в круг руки, и доска начала дрожать. Одна за одной, черные фигуры сбрасывало с доски, в то время как белые фигуры оставались на месте. Когда все черные фигуры за исключением короля исчезли, а тот был окружен белыми шахматными фигурами, тряска прекратилась.

— Теперь игра закончена, — сказала Мельба.

— Да, закончена. — Вообще-то, он бы хотел, чтобы она никогда и не начиналась. Ему следовало бы заранее догадаться, как она поведет себя. Но он проявил королевскую предусмотрительность и поздравил ее: — Ты хорошо себя показала. Так хорошо, что нам не придется играть еще раз.

— Отлично! Здесь не нужны игрушечные фигурки. Мельба и без этого может руководить стихиями.

— Я уверен, что ты можешь и будешь. — Бедная Мельба должно быть считает, что шахматы — это тренировка в военном колдовстве. Не то, чтобы ее магия вызывала симпатию. Может быть, когда-нибудь так и было. Он видел, как надулись ее щеки и поднялся сильный ветер. Он видел, что ее глаза загорелись как угли, до того, как вспыхнуло пламя. Может быть, вся магия основана на одних и тех же принципах.

Мельба встала.

— Я возвращаюсь к себе. Сюда идет твой генерал.

— Правда? Откуда ты знаешь это?

Мельба засмеялась. Это был ужасный звук: назвать это кудахтаньем было не совсем правильно. Он смотрел, как она крутится в своих черных юбках, и это было похоже на то, что она скорее плывет, чем идет к двери. К тому времени, когда он дважды моргнул, она уже исчезла, видимо исчезла не только из комнаты, но и из дворца. Именно так она уходила всегда. Он никогда не мог точно определить суть ее ухода. Конечно это внушало страх и благоговение всем остальным; у него почти не было дворцового персонала, потому что обычные слуги оказывались слишком перепуганными колдуньей, чтобы могли нормально работать. К счастью, ему не нужно было слишком много слуг по той же самой причине: Мельба могла делать почти все, что было необходимо.

Он сидел на месте некоторое время, переставляя шахматные фигурки словно для игры. Черные фигуры были разбросаны по полу, что заставило его нагнуться и приняться кропотливо подбирать их. Он хотел бы, чтобы ему не пришлось ссориться с Сент-Хеленсом. Общество Круглоухого доставляло ему настоящее удовольствие, особенно его чудесные рассказы о необыкновенном мире, называемом Землей. Он снова подумал о том, как этот большой крупный человек появился у него, прося что-то, называемое «убежищем», и о том, как он заплатил за это, став другом. За всю жизнь его единственным другом был Сент — Хеленс, Круглоухий.

Когда Филипп был ребенком, у него были товарищи по играм. Но когда он сердился на них, то Мельба устраивала так, что с ними случались всякие происшествия. К тому времени, когда он успокаивался и остывал, было уже слишком поздно, они исчезали и их было уже не вернуть. Потом с его родителями, братьями и сестрами тоже случались всякие вещи, одна за другой и уже не по его плану. Королевство Аратекса казалось постоянно испытывало волну несчастий, которая, однако, никогда не становилась чрезмерной. Он был бы более склонен к тому, чтобы не думать об этом, если бы это случайно не оказывалось бы ему на руку.

Итак, у него были слуги и придворные и солдаты во все уменьшающемся количестве — и Мельба. В основном у него была Мельба. Она была плохой компанией, но в ней было что-то такое, что, когда ему был кто-то нужен, она всегда оказывалась на месте. Также как и в попытке только что сыграть с ней в шахматы: ему нужен был кто-то, с кем можно было бы поиграть, и она играла с ним — по-своему, конечно. Но по крайней мере, с ней ему было не скучно!

А не так давно, когда он был очень несчастен, несмотря на свое все улучшающееся материальное положение, вдруг появился Сент-Хеленс. Большой грубоватый человек, казалось, полюбил молодого принца, и они прекрасно ладили друг с другом. Иногда, когда им угрожало непонимание, ему помогала Мельба; и ничего не случилось с Круглоухим. Бластмор подозревал, что она и является причиной появления круглоухого. Затем он решил, что Сент-Хеленс слишком сложен, чтобы быть ее творением, но она по каким-то своим причинам терпела его дружбу с ним. Он не спрашивал ее об этом, потому что слишком сильно ценил общество этого человека. Сент-Хеленс мог быть большим, резким и грубоватым, но он был настоящим; не было нужды беспокоиться о том, что он окажется втянутым в какой-нибудь заговор. Сент-Хеленс всегда говорил только то, что думал, и его словечки об этих, как он выражался, «лижущих задницу» придворных замечательным образом попадали прямо в точку. Если Бластмору требовалось прямое и беспристрастное мнение, Сент-Хеленс высказывал его не беспокоясь или хотя бы не слишком заботясь о возможных обидах. Даже о самой Мельбе — хотя в данном случае у него хватило осторожности понизить голос перед тем как назвать ее «мешком экскрементов». Сам по себе этот термин был ему незнаком, но сущность его была разъяснена в последовавшем комментарии.

Теперь же Сент-Хеленс пропал и депрессия возвратилась снова. Единственной надеждой Бластмора было то, что скоро он достигнет возраста, в котором надлежит жениться. Он уже разглядывал нескольких придворных дам со все возрастающим интересом. Мельба никогда не подпускала его по-настоящему близко ни к одной из них, но теперь, как только он женится на одной, это будет действительно интересно. По крайней мере, у него снова будет хорошая компания.

Шахматная доска закружилась перед ним, когда он сел перед ней, ожидая появления того генерала, которого ему обещала Мельба. Иногда у него появлялись такие приступы головокружения, когда он думал о Сент-Хеленсе и о том, как много для него значил этот большой человек. Они так хорошо ладили друг с другом! Если он спрашивал его о женщинах, то он мог быть уверен в том, что получит грубый, но исчерпывающий ответ — точно того рода, который ему и был нужен. Сент-Хеленс давал так много и просил так мало, только еду, питье и безопасность. «Я знаю каково это — чувствовать себя одиноким, парень», — говорил он.

Но потом круглоухий начал обращать внимание на то, чем занимается Бластмор и что делала Мельба, и на всех, кто приходил и слонялся по дворцу. Он начал задавать вопросы. Неожиданно Сент — Хеленс начал на него сердиться.

— Это неправильно — положение твоих подданных, паренек. Это все влияние старой карги. Тебе не нужно ее слушать! Ты должен править сам по-своему.

— Но как, Сент-Хеленс? Как? — король был по-настоящему обескуражен, потому что это было в первый раз, когда кто-то сказал ему нечто подобное.

— Я расскажу тебе как, парень! — Большой кулак Сент-Хеленса врезался в его собственную ладонь. — Прежде всего, ты должен понять, что она просто обычный человек. Может быть, она и знает какие-нибудь интересные фокусы, но послушай меня, там, на Земле, я видел несколько очень любопытных представлений. Она заставляет людей бояться себя ради корысти и имеет на то свои причины!

Тебе нужно немного нарушить этот порядок! Пусть люди приносят тебе свои дары, потому что ты их монарх и они любят тебя. Не заставляй их приносить дань или терпеть бедствия от рук твоей колдуньи. Хороший король может править мудро и хорошо и все иметь. Мудрый король не должен беспокоиться о врагах. Скажи своим сборщикам налогов, чтобы они уменьшили дань, лежащую на плечах твоего народа. Иногда человек просто не может уплатить налог, а иногда он не хочет его платить. Если он действительно не может заплатить, тебе надо попытаться так обращаться с ним, чтобы он смог заплатить.

Бластмор покачал головой. Его не удивило, что когда он ничего не сделал по поводу сборщиков налогов Мельбы, его друг исчез. Он вспомнил, казалось, никак не связанные эпизоды прошлых лет, когда среди родственников был слышен шепот о политике и налогах, и затем вдруг эти родственники терпели неудачи, а потом с ними случались несчастья. Уяснив, как это происходит, он был осторожнее с Сент — Хеленсом. Он наблюдал и следил за этим человеком. Он запретил Мельбе причинять ему вред. Оставь его в покое, и все будет так, как и раньше, — пообещал он ей. — Он не может повредить нам. У него нет твоей силы.

— Это верно, — ответила ему колдунья. — Но все равно за круглоухим нужно следить.

— Я уже слежу за ним, — напомнил он ей. — Если он попытается причинить мне вред, я узнаю об этом, и потом дам тебе свои инструкции.

— Ты дашь инструкции мне? — Это, казалось, позабавило ее и совсем не рассердило, как он мог ожидать. — Очень хорошо, когда он начнет причинять неприятности, ты дашь мне свои инструкции.

Бластмор знал, что он молод, но он уже не был мальчиком, и он позаботился о том, чтобы выучить так много о природе вещей, сколько мог. Он выжидал и знал, что он последний в своем королевском роду; если с ним что-нибудь случится, то произойдет революция, потому что люди были неспособны выбрать нового монарха без насилия. Мельба станет их первой мишенью. Так что в ее интересах было заботиться о его безопасности. В конце концов, он не стал оспаривать ее налоговую политику; он знал цену богатства и выгоду держать крестьян в бедноте. Он хотел бы, чтобы Сент-Хеленс не выбирал для спора этот конкретный предмет. Тот видимо решил, что Бластмор ничего не подозревает о том, как действуют сборщики налогов, и было бы неловко разубеждать его в этом. Но сейчас наступило время начинать отстаивать свои права перед Мельбой, понимая, что так или иначе они заключили между собой соглашение. Ему необходимо было приготовиться к тому времени, когда они может быть не будут в согласии друг с другом.

Теперь, подняв глаза от шахматной доски, он обнаружил, что перед ним стоит генерал Эшкрофт. Высокий человек с густыми бровями, он всегда появлялся так неожиданно, словно бы с помощью магии Мельбы. Генерал, Бластмор знал это, был ее человеком. Он решил обязательно запоминать имена и внешность всех ее людей, просто так, на всякий случай.

— Ваше величество, — сказал генерал Эшкрофт. — Следуя вашему особому приказу, я не упускал из виду круглоухого, известного как Сент — Хеленс. Как вы знаете, он пытался всколыхнуть недовольство и призвал к бунту в различных частях королевства. Каждый раз, следуя приказаниям, Мельба пробуждала в тех, кого он назначал вождями восстания, страх перед колдовством. Ураган, пожар, сильное землетрясение, наводнение — и восстание погибает еще до того, как родится. Все, кто по глупости все еще выступали против вашей политики, умерли, за исключением Сент-Хеленса, которому каждый раз было позволено спастись.

— Хорошо, — сказал Бластмор. Как было мудро с его стороны, что он предусмотрел это! Это было даже не по предложению Мельбы, хотя он знал, что она с радостью займется наказаниями. Это было похоже на шахматную игру, оставляя для противника узкую дорожку, чтобы ускользнуть из ловушки — дорожку, которая вела к еще более опасной западне. — А сейчас?

— А сейчас, ваше величество, круглоухий покинул границы Аратекса.

— Что? — Бластмор едва верил своим ушам.

— Он пересек реку и проник в Рад. Он услышал сообщения, что его дочь там замужем за Круглоухим. Мои осведомители верят, что он отправился к этому Круглоухому из Пророчества, чтобы заручиться его поддержкой, может быть также получить помощь от короля Рада.

— Против меня? Против Мельбы?

— Вы желаете послать наемных убийц?

Гмм. Убить Круглоухого из Пророчества, и это остановит Сент — Хеленса от попыток добиться его помощи. Но возможно Сент-Хеленс не такой человек, которого можно согнуть неудачами, и кроме того, Бластмору такое удовольствие доставляли его рассказы и игра с ним в шахматы… Он надеялся, что после некоторого опыта общения с вырождающимися бунтарскими элементами королевства Сент-Хеленс поймет необходимость сдерживаться и переменит свое настроение. Это еще может произойти. Неожиданно его вдохновила пришедшая ему в голову идея.

— Я хочу, чтобы за ним следили и в Раде. Когда это будет целесообразно, я хочу, чтобы его захватили в плен, переправили через реку в Аратекс, арестовали и доставили сюда в цепях.

Генерал кивнул, отсалютовал и удалился.

Отлично, подумал Филипп с удовлетворенной улыбкой. Это все поставит на свои места.

Келвин пожалел, что рядом с ним находятся Крамбы и его сестра задолго до того, как они добрались до столицы и достигли места, где находился старый дворец. Сент-Хеленс был подобен ящерице, которая меняла свою окраску в зависимости от окружения. Он не только усыпил их бдительность своим грубоватым обаянием, но и завоевал их уважение. Когда он не разговаривал с Мором о битвах, которые происходили на Земле, он делился с Лестером знаниями о том, на что похожа Земля. Если он не декламировал образцы земной поэзии Хелн, которой, казалось, несмотря на свои собственные желания, это нравилось, то приводил Джон в восторг, рассказывая о чем-то, называющемся «Освобождением Женщин».

— Нам здесь это тоже нужно, — сказала по этому поводу Джон. Вот и доверяй ей, чтобы она потом попалась на этот крючок. Такая же озорная, как и всегда, несмотря на свою недавно обретенную женственность, она только что продемонстрировала свою доблесть, издалека сбив летящую птицу. Когда она убирала свою пращу, Лестер поскакал за добычей. Келвин остался на месте и прислушивался, пойманный здесь в ловушку, независимо того, что предпочитал.

— Я не могу понять почему мужчины должны одни иметь все развлечения.

— Прикуси-ка язычок, братец Прыщик! — сказал ей Келвин, обращаясь к ней также, как и во времена их столь недавней юности. — Ты ходила со мной в страну Драконов, ты помогала сражаться в войне за Рад, ты добралась до дворца впереди всех войск, ты спасла меня от чародея и чуть не истекла кровью до последней капли. О чем большем может мечтать мужчина!

— Я делала все это, переодевшись мальчиком, — напомнила она ему. — И когда ты обращаешься со мной как с равной, ты всегда называешь меня Братец Прыщик! Какое же это равенство!

— Хорошо, сестренка Прыщик.

Сент-Хеленс стукнул себя по мясистому бедру, там, где оно свешивалось с одолженного им седла, и засмеялся так громко и раскатисто, что смех прозвучал почти как рык.

— Братцы и сестрички точно так же ведут себя и на Земле! Мэйбел, моя сестра, и я все время подсмеивались друг над дружкой. Она тоже говорила об «Освобождении Женщин», а я всегда превращал это в забаву и всегда смеялся над ней по этому поводу. Нет, не потому, что я думаю, что женщины не должны быть равны мужчинам, просто потому, что большая часть женщин все-таки не равны.

— А, вот в чем дело! — сказала Джон, очевидно наслаждаясь этим разговором. — Что ж, вот что я вам скажу, Сент-Вулкан, не так просто быть женщиной. — Она узнала, что его имя произошло от названия вулкана там, на Земле, в его родном мире, и широко этим пользовалась. Казалось, она не разделяла ту неприязнь, которую Хелн и Келвин испытывали к этому человеку. — Я хотела быть мальчиком, пока не встретила Лестера! Вы думаете, я бы расхаживала, переодетая мальчишкой, если бы не была вынуждена делать это!

— Ха, ха, — сказал Сент-Хеленс, становясь красным как рак. — Ха, ха, ха.

— Но это же правда!

Лестер возвращался со свисающим с его седла сине-зеленым дакфантом.

— Хорошие новости — у нас есть еда! Джон, Хелн, разведите огонь и ощипайте птицу. Ваши мужья хотят пира!

— Шовинист! — выкрикнула вслед ему Джон, но острая грань осталась позади. Она и Хелн сделали так, как их попросили, и птица, даже такими маленькими порциями, была очень вкусной, такой, какой может быть только пища, приготовленная за стенами дома.

На следующий день путешествия Сент-Хеленс сел на своего политического конька, продолжая без конца читать лекцию о едином мире и о необходимости иметь единый мир.

— Нет, Аратекс не прав! Это слишком похоже на Рад, каким он был до революции. Нет, у них нет рабства или рынков, где торгуют мальчиками и девочками, но у них есть сборщики налогов и жестокие солдаты, такие же грубые, как и в Раде. Люди недовольны своим мальчиком-королем, и правду сказать, не с чего им быть довольными. Правда в том, что правит-то эта старая карга Мельба! Пришло время произвести изменения. Как только уберут ведьму и страна получит хорошего сильного правителя, Аратекс сможет объединиться с Радом в точности, как это сказано в пророчестве.

Самым удивительным для Келвина было то, что другие, кажется, с удовольствием приняли это за чистую монету. Верно, он всегда знал и предчувствовал, что пророчество доставит ему еще немало дополнительных хлопот, но надеялся отложить это на будущее, точно также, как надеялся отложить на будущее и спасение. Слушать и проникаться энтузиазмом Сент-Хеленса было интересно для остальных, пусть даже и не для него. Открывшееся зрелище обгорелых руин старого дворца в утреннем тумане было для него во всех отношениях облегчением.

— Говоришь, нам понадобится лодка? — спросил Сент-Хеленс. — Что ж, мне кажется, под землей там есть река, и люди ездят по ней в лодках. Почему бы не достать готовую лодку вместо того, чтобы делать ее?

— Эти лестницы в плохом состоянии, — напомнил им Келвин — Может оказаться легче принести вниз материал для плота и потом…

— Глупости! — настаивал Сент-Хеленс. — Ты Круглоухий из Пророчества, а я твоя верная правая рука! Нам не нужно плота — это будет для нас неподобающе.

И поэтому Джон снова обратилась к речному жителю, который приходился дедом Томми Йоксу. Именно он когда-то перевез ее через реку и помог ей с переодеванием, перед тем, как она спасла тогда Томми и отправилась во дворец спасать своего брата. Старик улыбнулся, завидев ее, и они обнялись так сердечно, как долго не видевшие друг друга родственники.