Тринадцатый знак

      Предчувствовал ли тогда переполненный кипучей энергией и творческими планами добрейшей души человек Юлиан Семенов, что судьба-злодейка уготовила ему жизни земной всего-то еще четырнадцать лет?
      Если бы иметь тот магический кристалл, который позволил бы увидеть свой завтрашний день!..
      Конечно, как уверенно разглядеть будущее, если истина нередко порождается ересью, а умирает предрассудком. К тому же, чтобы предвидеть безошибочно, надо уметь отрешиться от прошлого и настоящего. Вот я и попытаюсь взглянуть чуть дальше сегодняшнего дня, опираясь на известные факты и все ту же интуицию.
      Природа нашего ума тройственна, так во всяком случае считают многие ученые. Ум инстинктивный "обитает" в спинном мозге и солнечном сплетении, "курирует" потребности тела и страсти. Ум рассудочный мы называем интеллектом. Ум прозренческий обычно спит, но интенсивно работает у тех, кто творит, создает нечто необычное, способен на сверхчувствительное восприятие, когда оригинальные идеи появляются внезапно из мира подсознательного, словно подарок Неба.
      У каждого из нас есть свой "третий глаз", он либо видит, либо дремлет, когда человек не может или не хочет по каким-либо причинам сосредоточиться, вложить в родившуюся мысль энергию для будущих действий. Сильная, яркая, сознательно посланная мысль создает в окружающей нас ментальной материи живой мыслеобраз, который ожидает своего воплощения в жизнь. Дабы это произошло, нужно прежде всего расслабиться и сконцентрировать свое внимание на задуманном.
      Неопределенность, сомнение, крушение абсолютов, свержение с пьедесталов идолов и божков стало знаком нашего времени. Никогда еще не ставились под вопрос, казалось, самые очевидные принципы этики, морали, природы человеческой, общества и прогресса. Традиционно же этика исходила из неизбежной победы в нас добра над злом, она не хотела признавать в людях слабостей, противоречий, ограниченности "мыслящего животного" или "думающего тростника", полагая, что нам необходимы ностальгия по вечному лучшему будущему и надежда на спасение, нечто прочное и стабильное.
      Мы страшимся неопределенности, стараемся отвергать обманчивое прошлое и иллюзорное будущее. Укрывшись теплым "одеялом" избитых истин и тоски по совершенному обществу, стараемся забыть о тягостной действительности, но забыться так и не можем, а с рассветом поднимаемся с тяжелой головой, чтобы вновь погрузиться в ту же действительность, где все относительно, все молниеносно меняется и даже интуиция частенько подводит...
      Если социализм и дискредитирован, то более своими же доморощенными "прорабами", нежели кознями иноземных злоумышленников, потому-то говорить о его полном историческом крахе сегодня лучше не торопиться. Просто сама реальность стала сложнее ранее представляемого, заставляя нас учиться, наконец, мыслить пространственно, видеть в ней одновременно порядок и хаос, закономерность и непредсказуемость. Без этого умения нас ждет полное отчаяние, и все будет казаться зависящим лишь от воли случая.
      Сегодня уже иначе смотришь на многие вещи, раньше не вызывавшие сомнений. "Реальный социализм" рухнул, но и в других странах свободное предпринимательство еще очень далеко от идеального. Выдержит ли оно глобальную интеграцию мировой экономики? По сути разве один социализм повинен в двух мировых вой-нах, несет ответственность за массовую безработицу, ограбление колоний? И не оказались ли государства свободного рынка более способными к выживанию, потому что противостояло им закостеневшее, не способное к обновлению устройство общества?..
      Трудно, очень трудно вырваться из пут настоящего и перейти к предвосхищению грядущего, когда не уверен, что произойдет с тобой и другими даже на следующий день. "Давайте смелее, - слышу голос читателя. - Нечего тушеваться, вы же полковник, хоть и отставной. К тому же, ничем не рискуете и ответственности, как все пророки, не несете".
      Заявка уже сделана, отступать некуда, остается только завести свою машину времени и гнать ее со скоростью выше световой. Что ж, попробую...
      Будет ли спокойнее душе?
      К закату нынешнего века, как мне представляется, не только традиционные государственные, но даже устоявшиеся системы мышления не оправдают себя и вынуждены будут меняться. Трактаты о научных открытиях будут напоминать более поэтические произведения о "черных дырах", ибо сама наука станет походить на фантастику. У марксизма вряд ли увеличатся шансы утвердить научность своего учения, предназначенного служить лишь инструментом социальных изменений без серьезного учета природы человека. Но пусть не радуются и оппоненты марксизма: их победа на ринге далеко не предрешена, и у них тоже все пойдет не так, как хочется. Скорее всего, будущее за теми, кто способен построить не доктрину из новых догм, превратившись в послушников очередного "изма", а просто взять из каждого учения лучшее, что может быть претворено в жизнь, не насилуя при этом все ту же природу человеческую. Именно поэтому, думается, те, кто спорит с марксист-ским анализом капитализма, будут впустую тратить время, ставя своей целью на этой основе воздвигнуть еще одну "антиутопическую" доктрину.
      Немало опасностей поджидает нас, и одна из них состоит в том, что идеологический арсенал антитоталитаризма может пополниться тенденциями как раз противоположного свойства. Отвергая концепцию классовой борьбы и эксплуатации, чистой расы и вождя, пропонентны свободы и демократии способны легко перейти рубеж и стать ярыми сторонниками новых догм о государственности, которые исключали бы признания права на существование других воззрений, кроме их собственных. Такая метаморфоза демократии и авторитарности реальна и в рамках отдельного государства, и в межгосударственных отношениях, когда насилие против инакомыслящих приведет к возникновению планетарного тоталитаризма. Все известные нам учения христианства, марксизма, анархизма исходят из положения, будто стоит только физически избавиться от враждебных элементов, и сразу решатся все проблемы бытия. Но жизнь диктовала и будет диктовать свои законы, она слишком сложна и требует непростых решений, свободных от абсолютизации чего-то одного.
      Вместе с ростом "среднего класса" социальные различия будут терять свою остроту и определяться в решающей степени лишь информированностью. Самые информированные еще не обязательно должны быть самыми богатыми, ибо безвозвратно прошли времена, когда господствующие в обществе идеи исходили от главенствующего в нем класса. У правителей привлекательные идеи вряд ли появятся, общечеловеческая культура есть и будет достоянием большинства, хотя и не все захотят ею пользоваться, трактуя культуру в самом широком смысле слова.
      Интеллектуалы будущего не обойдутся без знаний новейших достижений естественных наук, сами научные открытия станут темой для писателей, философов, поэтов и психологов, от которых можно ожидать оригинальных наблюдений о молекулярной биологии, астрофизике, термодинамике, генной инженерии. Их будут беспокоить не только старые, но и новые вопросы бытия, например, такие: можно ли применить в социальной практике теорию систем из физики и термодинамики, теорию катастроф и эволюцию природы, да и сам факт отсутствия в нашем мозге главного, доминирующего центра. Судя по всему, даже государства пойдут по пути дальнейшей децентрализации, вытесняя федеральную власть из ее традиционной вотчины.
      Отношения между обществом и государством будут кардинально меняться не столько под влиянием наших устремлений, сколько из-за неспособности власти доминировать над ними. У политиков, провозглашающих себя защитниками всего рода человеческого, шансов на успех станет не больше, расширятся лишь возможности для более тесного партнерства и сотрудничества у корпораций, банков и правительств, что не исключит их взаимного соперничества, недоверия и отчуждения. Чем ближе к порогу третьего тысячелетия, тем все важнее становится для людей не социально-политическая структура государства, в котором они живут, а вещи самые конкретные, обыденные: есть ли у них интересная работа, доступны ли не только материальные, но и духовные ценности, делающие бытие более содержательным. Суждено нам привыкать также и к тому, что демократия - это процесс потенциально открытый для добра и зла, зависящий от нас самих, но одновременно рискованный и очень трудно контролируемый, чтобы не обратиться в свою противоположность.
      Повторится ли черная эпоха средневековья или возникнет нечто схожее с ней? Если иметь в виду государственные деспотизм и своеволие, упадок нравственных ценностей, морали и веры, видимость материального благополучия и разрушения природной среды обитания, то симптомы нынешней и той эпохи весьма схожи. Интеллектуальная инквизиция не утихает, ей органически необходимо пребывать в состоянии политического раздражения, демонстрировать публично, любой ценой свои страсти, драматизм положения, а поэтому провоцировать сложность и многоплановость "малых сцен", деформировать до неузнаваемости реальность, представляя ее в виде силового поля высокого напряжения.
      От происходящего на глазах и вероятности нарушения спокойствия в любой момент душе нашей легче не становится. Мы продолжим накопление негативных знаний, будем воздавать культ искусственному интеллекту и информатизации, станем свидетелями ломки идеи прогресса, концепции творчества, в том числе художественного, потери семантического значения знаков, перехода от диалектики к постаналитике. В памяти нашей зачастят провалы, недавнее прошлое (сегодня еще настоящее!) будет по привычке подвергаться остракизму, далекое прошлое - произвольному обращению, но вот одни и те же явления и события мы уже станем рассматривать в более широкой перспективе, вместо одной, как прежде, и новым может оказаться принцип отрицания нового, как такового...
      Многие из упомянутых тенденций, их реальное проявление уже получили название постмодернизм. История со смыслом им отбрасывается, точно отработанный интеллектуальный шлак вместе с обществом в виде выстроенной государством пирамиды. Постмодернизм закладывает идею об информатократическом государстве, которое, вместо планирования будущего, должно принимать экстренные меры "в случае необходимости". Что обещает миру, перенасыщенному жесточайшей конкуренцией и борьбой за рынки, всем нам, над чьими головами продолжает висеть дамоклов меч тотального самоистребления? Еще один виток по двойной спирали прогресса или очередная ошибка на пути к познанию истины? Никаких "или - или", постмодернизм не дает обещаний прогнозов ни по части политики, ни экономики, ни культуры и жизни вообще. Это не только новая тема эстетики, но и новое видение мира: если модернизм подразумевает различные средства выражения, разные перспективы и мнения, то пост-модернизму совсем безразличны последовательность и преемственность, им сознательно нарушаются все формы и стили, перемешиваются уровни культуры, действительность показывается без выражения отношения к ней, поиск глубины содержания воспринимается с насмешкой, как и ностальгическая тоска по прошлому, поверхностное же мышление считается также обманчивым.
      Конечно, увлекает соблазн отнестись к постмодернизму, как к идеологии политической и экономической экспансии капитализма с его обществом массового по-требления и потребностями постоянных изменений стиля, где даже образ жизни служит товаром для продажи. Однако можно усмотреть в этом пробивающем себе дорогу феномене и недуховное выражение состояния формирующегося нового мирового класса потребителей, связанных между собой электронными средствами коммуникации и передвижения в условиях все более разбухающего от товаров мирового рынка. Для такого нового типа потребителя реальный смысл имеет только время, но не пространство; национальные традиции и культура будут и дальше уступать место рынку, где все можно купить и считать сентиментальной блажью разговоры о каких-то непреложных жизненных цен-ностях.
      Если квантовая механика лишила определенность и последовательность своих оснований, то постмодернизм доводит до экзальтации непоследовательность, терпимость к несоотносимости и несоизмеримости. По сути им экстраполируется развивающаяся эклектическая логика культуры, зародившаяся в Соединенных Штатах, где противопоставление и единство всегда были ядром многонационального духовного наследия.
      В постмодернистском видении, политика должна строиться с учетом прежде всего заботы об экологии и необходимости избавить человечество от угрозы ядерной войны, исходить из плюрализма интересов и негосподства одних социальных групп над другими, защиты прав личности, из уважительного отношения к неопределенности, многозначности, правомочности различных и даже противоположных подходов...
      После сдачи марксистами своих позиций свобода, справедливость, прогресс будущих поколений будут все так же чреваты трагическими конфликтами; степень же свободы, какой пользуются каждый человек и народ в целом, - по-прежнему соотносится с равенством возможностей, справедливостью, безопасностью и общест-венным порядком. Свобода не станет менее ограниченной, и придется компенсировать, дополнять, примерять, устанавливать разумный баланс интересов.
      Другими словами, нет полного, окончательного ответа на многие вопросы, нет критерия объективного на ве-ки вечные и не будет никогда. Утопии могут утешать, но плюрализм ближе к истине, ибо признает многообразие целей, часто противостоящих друг другу. В конечном итоге, что отличает цивилизованного человека от варвара? Думаю, понимание относительной ценности своих убеждений и умение отстаивать их.
      Из "холодной войны" в "горячий рынок"
      Для серьезного предвидения будущего надо как минимум сознавать, что люди причастны к деланию истории в той же степени, в какой причастна она, творя их.
      Говорят, сила японцев - в упорном трудолюбии, немцев - в дисциплинированности. У народов, достигших в процессе исторического развития расцвета экономики и культуры, несомненно есть воля. Решимость в достижении цели, конечно, может объяснить многое, но вряд ли предвосхитить результаты. Есть не законы, а закономерности тенденций, приводящие подчас к совершенно неожиданным результатам.
      К концу XX века по-прежнему будут существовать и две противоборствующие тенденции - стремление к вой-нам и предотвращение их. Обе останутся, даже если у одной, как может показаться, станет меньше шансов на существование и свобода выбора между ними сохранится, но при условии, что праву каждого народа строить жизнь по своему усмотрению не будут угрожать извне, а главенствующими окажутся принципы коллективной безопасности и совместного решения международных проблем во все более целостном, взаимозависимом мире. В противном случае нам ничего другого не дано, как только ждать появления высших, более разумных существ с их НЛО, которые прилетят и объяснят нам пути достижения мира и согласия.
      Понятие "гражданин планеты" приобретет более ощу-тимое содержание, ибо тенденция от разъединения к интеграции государств будет склоняться в сторону по-следней. Понятие "нация" в его нынешнем виде начнет отмирать, чтобы, очевидно, совсем исчезнуть где-то в первой половине следующего столетия. Будущее межгосударственных отношений пойдет по пути коммерциализации мировой политики, борьбу за главенство идей будут вытеснять экономический расчет и решение проблем удовлетворения потребительских нужд вкупе с сохранением окружающей среды. Явственнее станут вы- рисовываться и контуры верховной власти, не ограниченной национальными рамками. Наирациональнейшим механизмом для демократического правления будет не всемогущее централизованное государство, а федерация, союз независимых государств. Выдержит ли такая форма испытание на выживаемость, станет ясно уже в ближайшие годы.
      Правые политические силы не отрешатся от борьбы с докучающими им идеологиями, при столкновении с левыми в целях дискредитации предпочтут навешивание ярлыков. Но сами идеологии увы не исчезнут, хотя и приобретут иное качество, ибо нельзя жить без всякого понимания окружающего мира, систем ценностей и видения хотя бы в общих чертах будущего общества. Не выдержат прессинга времени разве только "закрытые" идеологии, взявшие на себя непомерно тяжелое бремя носителей истины в последней инстанции. Столкновение идей будет по-прежнему сопровождать политику и никакими претенциозными заявлениями о "кончине идеологии" не помешать созданию идейно-политических альтернатив. Сохранится и различие между убеждениями и догмами, наряду с вековечными спорами, чьи взгляды ближе к действительности, более восприимчивы к другим мнениям и готовы к собственным изменениям под давлением реальности.
      Будет ли совместима нравственность с государственным бытием? По разным причинам склоняюсь к мысли о том, что положительный ответ напоминал бы утопию: вопреки реальности, в массе своей мы хотим верить намерениям государственных деятелей показать нам дорогу в лучшее будущее, ради которого можно и нужно жертвовать некоторыми личными интересами и выгодами. В истории цивилизации произойдет поистине геологический переворот, если потребность в здравом смысле станет определяющей и в государственном бытие. Пока же все развивается по канонам "вечного боя" и проповедуемого с алтаря смирения.
      У чумы XX века - СПИДа - останется и свой аналог в политике лицемерие. Его проклятие словно ниспослано на правительства, дипломатию, политологию, средства массовой информации, на философов, ученых писателей (за редким исключением, чтобы подтвердить правило). Обе болезни заразны, и неизвестно еще, какую легче вылечить. Но есть между ними и одно существенное различие: больные СПИДом ждут собственной смерти, а лицемеры безудержно рвутся к власти, закрепляясь на ее пирамиде. Международное же лицемерие, как более продвинутая его форма, будет менять лишь свой стиль. Ноосфера Земли уже перенасыщена лицемерием и красиво прикрытым согласием с ним. Интересно, где окажется тот критический уровень, после которого количество переходит в качество?
      Позволяя увеличивать производство вещей, технический прогресс будет и дальше все сильнее довлеть на личность и общество, заставляя людей посвящать свое время сравнению цен на товары первой и не первой необходимости, дабы не продешевить. Города превратятся в еще более невыносимые душегубки с воздухом, отравленным производством все возрастающего количества вещей. Информационный вал будет расти вместе с постоянным ожиданием тревог дня завтрашнего. Все словно запрограммировано без нашей воли - не дать нам времени задуматься о душе.
      История, как и время, неостановима, может лишь приостановиться развитие наших представлений о ней из-за новых, непривычных реальностей. История напоминает книгу, дописать которую никто не в силах, каким бы светочем человечества ни был автор, пусть даже новым Иисусом Христом. Построенные на полном подчинении личности государству системы распадались сами собой. А что впереди у безбрежного господства частного предпринимательства? При всех свободах в странах, которые сегодня называются "цивилизованными", процветают и еще будут неизвестно сколько времени процветать безработица, наркомания, неравенство экономических возможностей, ксенофобия, расизм, коррупция, насилие...
      Смертельная схватка может начаться и без участия армий: уже ведутся войны невоенными средствами на мировом рынке, где сколачиваются торгово-экономические блоки, вынашиваются классические планы проникновения и захвата чужих ресурсов. И все это под аккомпанемент региональных вооруженных конфликтов в угаре национализма, расизма и религиозного фундаментализма.
      История лжи и лицемерия не топчется на месте, живучесть идеологий будет поколеблена незначительно, просто история войдет в новую фазу все большей взаимозависимости друг от друга отдельных стран и народов. Правда, при этом груз взаимозависимости переложится на плечи наций совсем не одинаково. На одних рынках будет изобилие, на других - нехватка товаров, да и выкачивание сырья будет производиться главным образом из только еще развивающих свою рыночную экономику стран. Из таких неравновеликих экономик и будет формироваться экономика мировая, во главе которой еще проч-нее утвердятся США, Япония и Германия. Из эпохи "холодной войны" мы окунемся в эпоху "горячего рынка".
      Не надо быть принципиальным, чтобы предсказать противоречия между Востоком и Западом, - они переплетутся с противоречиями между Севером и Югом в еще более запутанный узел, приводя к непредсказуемым последствиям. Пропасть между богатыми и бедными странами не исчезнет, как бы нам того ни хотелось.
      Национальные экономики приобретут более многонациональный характер, озабоченные не валовым производством, а интеллектуальным превосходством своей продукции. Уже в ближайшие годы в некоторых странах ожидается превышение международного товарообмена над внутренним. Транснациональные предприятия и банки станут играть все более важную роль, дальше продвинется процесс мировой стандартизации культурных ценностей, естественно, со своими приобретениями и потерями.
      Наряду с интеграцией между странами СНГ, России суждено вписываться в более глобальный процесс слияния экономических и политических интересов, но, чем более активно она будет выступать в роли просителя, тем меньше у нее будет возможность вписаться без ощутимого ущерба для себя. Понятия национального суверенитета, независимости и автономии ждут качественные изменения, но этого не захотят признавать у нас резонеры банальных истин о совместимости или несовместимости этносов и суперэтносов.
      У каких жизненных ценностей появится наиболее широкая социальная база? Порядок приоритетов, естественно, в каждой стране различен, но у нас, как мне представляется, цепочка выстроится приблизительно такая: материальное и моральное удовлетворение от работы, личная свобода, социальное равенство, дружба, честность, обеспеченная старость, интересный досуг и свобода передвижения, солидарность между людьми, семья, патриотизм, защита окружающей среды, совершенствование личности, терпимость к иным культурам и мнениям...
      Как и во многих других странах, уже сегодня можно наблюдать в России весьма печальную картину: образование все больше ориентируется на потребности предпринимательства и производства в ущерб фундаментальным исследованиям и наукам. Дальнейший процесс тотальной компьютеризации будет неизбежно приводить и к росту функциональной неграмотности, потере способностей межличностного общения, формированию "технологических каст".
      Следуя своей давней традиции, Россия не станет равнодушнее перед лицом опасности самоуничтожения человеческой цивилизации и будет адаптироваться к меняющемуся характеру международного сотрудничества, которое станет менее формальным, но более непримиримым к национальной обособленности и политическому шовинизму, религиозному и идеологическому фанатизму, расовой ненависти. У нашей страны будут все возможности не только сохранить, но и использовать набранный за минувшие десятилетия потенциал миролюбивой державы, на этот раз уже без идеологической трескотни и тщеславных амбиций "первопроходцев".
      У ЦРУ естественно на этот счет имеются свои прогнозы. Считается, что по валовому внутреннему продукту на душу населения России сегодня занимает пятое место в Европе и девятое в мире при все еще не преодоленной тенденции к падению ее удельного веса в мировой экономике; соотношение же этих показателей в России и США ныне примерно такое же, что и в 1913 году. Даже если в 1995 году и удастся остановить спад промышленного производства, темпы роста ВВП к концу века если и превысят ожидаемые в ведущих западноевропейских странах, то не настолько, чтобы в обозримом будущем Россия могла занять первое место в Европе и существенно сократить свое отставание от США и Японии. Проблематичным признается и скорое ее вхождение в "Большую Европу", хотя в принципе обе стороны заинтересованы друг в друге.
      В прогнозе американской разведки кроется одна существенная оговорка: благоприятный для России исход возможен с учетом ее огромного экономического и научно-технического потенциала, он вполне вероятен, если будут задействованы рычаги экономической интеграции бывших советских республик и преодолено главное препятствие - политическая нестабильность, но пока альтернатива остается и к дальнейшему экономическому спаду, и к восстановлению экономики. Что же касается рекомендаций для президента на уровне Совета национальной безопасности, они выглядят весьма расплывчато: национальным интересам США отвечает оказание России экономической и финансовой помощи "в рамках разумной достаточности", дабы предотвратить взрыв социального недовольства и слишком быстрое экономическое восстановление. Судя по всему, сам Клинтон склоняется к нечто похожему "разумно достаточному партнерству", но не в ущерб его отношениям с занимающим более сдержанную позицию конгрессом.
      Совсем не так давно подобные доклады - прогнозы ЦРУ и других правительственных служб западных государств, во всяком случае те, что становились достоянием нашей разведки, - попадали на рабочий стол моего шефа, генерал-лейтенанта Николая Сергеевича Леонова. Уйдя в отставку с поста начальника аналитического управления КГБ СССР, ведомый зовом памяти и сердца он продолжает задумываться о будущем нашей страны, и не просто тревогу, серьезное беспокойство вызывает у него, в частности, нынешнее состояние ее топливно-энергетической базы, критическое положение дел с ядерным горючим, нефтью и газом. Смертельная угроза энергетическому потенциалу России усматривается им в государственном развале и переходе всего российского социума на жизнь по принципу: "После нас хоть потоп" (для политиков) и "Спасайся, кто может" (для остальных граждан), что приводит к безрассудной трате нами невозобновляемых природных богатств, которые должны находиться под жестким и эффективным контролем государства или безраздельно принадлежать ему.
      - Чувствую с болью в душе, - говорит генерал, - что Россию ждет мгла (по выражению Герберта Уэлса), если нынешние деструктивные тенденции в области энергетики сохранятся...
      Я прослужил в разведке на восемь лет меньше Н. С. Леонова, были у нас и ситуации, когда мы вдвоем стояли на краю пропасти, да и вообще приходилось мне относиться к нему по-особому, с симпатией человека, который верит другому не только интуитивно, но и на основе породнившей нас любимой работы, в необходимости которой мы одинаково никогда не сомневаемся и по сей день.
      Осмыслить бессмыслицу
      К 2000 году в промышленно развитых странах громче станет слышен часовой механизм "демографической бомбы": с одной стороны, в десяти европейских из них почти каждому шестому стукнет шестьдесят пять лет и они будут требовать свою долю причитающихся социальных благ. С другой - на берег Европы навалятся волны все более массовой миграции населения из Азии и Африки, где оно прокормиться будет уже не в состоянии. Смогут ли позволить себе такую "роскошь" государства свободного рынка?
      Новые технологии приведут к гораздо более глубоким морально-психологическим последствиям, чем сейчас представляется. Не сглаживая экологических проблем, можно предположить, что они потребуют действий для общего блага и выработки новой международной экологической этики.
      Одновременно с оружием для уничтожения людей будет производиться и так называемое "оружие нелетального исхода". Среди разработок американского военного ведомства уже фигурируют генераторы электромагнитного импульса для выведения из строя техники, химикаты-кристализаторы для разрушения автомобильных покрышек, мощные лазерные заряды ослепляющего воздействия, усыпляющие химические средства, суперлипкие полимеры, после разбрызгивания которых на взлетных полосах и железнодорожном полотне не взлетит ни один самолет, не проедет ни один поезд...
      Стремление к обогащению, роскоши продолжит вытеснение ценностей гуманитарных. Около восьмидесяти процентов мировых материальных благ осядет у пятой части населения планеты. Расслоение общества приведет к еще большему росту преступности, насилия, фанатизма, неуверенности в будущем.
      Международное рабочее движение, судя по всему, растеряет окончательно былое влияние, да и сами системы социальной защиты станут преимущественно частными, превратятся в частный бизнес и филантропию. Людьми без доступа к "соскам" частного предпринимательства овладеет большее чувство беспомощности и разочарования. Для сокращения безработицы, скорее всего, не сложится благоприятных условий. Многие не будут даже пытаться защитить, что имели: сохранить бы оставшееся.
      Неудачи социалистического эксперимента к востоку от Эльбы не означают, что к северу от Рио-Гранде все наиболее острые проблемы будут решены успешно. Какое будущее ожидает самую развитую в промышленном отношении страну Запада? Все на откупе способностей американской демократии задействовать резервы своего главного богатства - человеческого капитала, предложить американцам действительно стоящие цели, отвечающие их стремлению к счастью. Потенциальные предпосылки для этого есть, но однозначно трудно утверждать, найдут ли в себе силы власть предержащие отказаться от привычного мышления, которое делит людей на друзей и врагов внутренних и внешних, и признать, что подлинным врагом демократии может быть только она сама, если позволяет дальнейшее разрушение природной среды, рост насилия, преступности, нар-комании. Справятся ли там с этими проблемами? Аб-солютной гарантии нет, но от их решения будет зависеть и роль Соединенных Штатов в мировой политике.
      На освободившееся место теологии коммунизма уже без былого стеснения претендует теология капитализма с ее догмами Адама Смита, обновленными по моде времени. Реальность же политической и экономической жизни общества как складывалась, так и будет складываться в результате уже проверенного опытом симбиоза: достижения капитализма осуществились во многом, благодаря давлению идей социализма и представлявших его политических сил. Совершенно естественно, что инсульт поразил мозг склеротического организма того социализма, который сложился благодаря его же невосприимчивости к либерально-демократическим идеям (не в на- шем - в их понимании), подавлению любой критики в его адрес. Но ведь проглядывает и другой парадокс: вся деловая активность частных предпринимателей в бывших социалистических странах опирается на ту самую приватизированную собственность, которая была накоплена методами, присущими именно социализму.