Долг СССР в рублях, чеках, дубленках. Тайные войны империи

И как ни запугивали наших военных по прибытии на базы, запрещая ходить по одному и не расставаться с оружием, все быстро понимали, что израильтяне могли захватить кучу «руси хабиров» (русских специалистов), особенно учитывая «боеспособность» египтян. Так что очень популярна была шутка – переделка известного анекдота про Чапаева: «– Учи матчасть, попадешь к евреям, будут пытать и думать, что ты молчишь, как партизан. А ты молчишь, потому что ни хрена не знаешь».

После разгрузки кораблей в Александрии советских военных и технику направляли в Каир, а уже оттуда – по местам дислокации, которые находились буквально на всей территории Египта – от Александрии до Асуана, Суэцкого канала и Красного моря.

Самые приличные условия жизни были у подразделений ВВС, которые прибывали на уже имеющиеся египетские авиабазы, и у тех частей, которые располагались вблизи крупных городов.

Станислав Георгиевич Нечесов, прапорщик батальона связи ВВС, служил в отдельной роте связи (в/ч 47044), которая обеспечивала непрерывное, круглосуточное управление боевыми действиями КП 135 ИАП на двух аэродромах – Бени-Суэйф и Ком-Аушим, связь с ЦКП ПВО Египта (Каир), аэродромом Ком-Аушим, пунктами наведения Бир-Арейда и Бир-Мереир, а также связь с самолетами, связь и оповещение, управление всей инфраструктурой связи аэродрома, выдачу информации о воздушной обстановке на командный пункт полка, то есть обнаружение, выдачу координат, опознавание своих самолетов и самолетов противника, обеспечение взлета, посадки и привода самолетов на аэродром днем и ночью, содержание всей техники, ремонт, обслуживание и круглосуточную готовность в боевых условиях, в жару и в песчаные бури, взаимодействие с арабским батальоном связи, оказание помощи в ремонте, обучении, эксплуатации средств связи и РТО.

И все это смогла делать советская рота с очень сокращенным личным составом – всего 7 офицеров, около 20 сверхсрочников и порядка 40 солдат срочной службы.

Вот как Нечесов описывает прибытие в Египет и последующее размещение своей роты на авиабазе Бени-Суэйф: «26 февраля за нами зашел Ил-14, и через пару часов мы были в Чкаловске. К вечеру собралось около ста человек, прибыл полковник из штаба ВВС, отобрал все документы. Тогда же я узнал, что операция называлась “Кавказ”. Ночевка в казарме, завтрак в солдатской столовой, вручили нам “удостоверения на право пересечения границы” – были такие в свое время вместо загранпаспортов, – таможня и – на самолет. На улице –29 С, метель. На трапе погранцы проверяли удостоверения, и тут же полковник их забирал. Так что в самолете мы были, как новорожденные, без всяких документов, то есть страна отказалась от нас еще на трапе самолета, но это мы поняли потом. Наконец, в 10.00 Ил-18 в воздухе. Внизу сплошная облачность, только над Крымом она кончилась, разглядел Симферополь, конец Крыма. Через 26 минут – Турция, внизу горы, горы, так ни одного города и не увидел.

Потом снова вода и вода, наконец, как на карте, Кипр, что-то стал бегать экипаж, оказалось – сильный встречный /ветер/ до 200 км в час, керосина – в обрез. Наконец, самолет разворачивается на юг, уходит в пустыню и, развернувшись с юга, заходит на посадку. Под нами серо-желтая пустыня, окопы, обваловка вокруг техники.

Самолет заруливает на стоянку, через иллюминатор узнаю среди встречающих генерала Дольникова и ребят из нашего батальона, служащих в Каире. Снаружи +29 С. Просят до команды не выходить. В самолет буквально заскакивают два человека и хватают два мешка с черным хлебом (был с нами сухпай на двое суток), через какое-то время и мы поумнеем, узнаем, что нет ничего на свете вкуснее куска нашего черного хлеба и селедки.

Команда выходить и построение. Генерал Дольников приветствует с прибытием. Зачитываются фамилии и называются номера групп, по которым нужно построиться 01, 02, 03, 04, 05, как потом окажется, это соответственно: Бени-Суэйф, Ком-Аушим, Джанаклиз, Бир-Арейда, Бир-Миреир. Этими номерами пользовались при переговорах по телефону, не раскрывая действительных названий.

Грузимся в видавший виды ЛАЗ, с нами двое встречавших нас, водитель – явно арабский солдат. Выезжаем из аэропорта почти в сумерках, квадратные глаза – ведь вообще за границей впервые, а тут еще Египет, Каир, и во сне не могло присниться такое.

Никакой войны, вокруг сверкает реклама, море цветов, народ гуляет, сияют нескончаемые магазины. Въезжаем в район Гизы, несколько километров утопающих в зелени и цветах ночных клубов с рекламой на английском языке. Странно и непонятно, зачем мы здесь, какая война? Показались пирамиды. Вдруг – треск-бах, потухли фары в автобусе, и тишина. Водила что-то объясняет сопровождающим, сидит спокойно и ничего не предпринимает, выясняется, что дальше нам ехать ночью больше 150 км по пустынной дороге без света и сигнала (в Египте сигнал, похоже, нужнее руля) невозможно, а у водилы кроме ключа зажигания – ничего. Приехали. У пирамид вовсю идет светомузыкальное историческое шоу для туристов (действительно, кому война, а кому мать родна). Хорошо, взял с собой, по старой привычке, сумку с набором инструментов, паяльник, тестер, потом она выручала не один раз. С соседом, дизелистом Васей, полезли под автобус, в общем, нашли замыкание, восстановили повреждение и – вперед дальше. Промелькнуло в темноте несколько глинобитных деревень, и вот, позже как родной, Эль-Файюм; остановка, размять руки-ноги. Время позднее, на улице кишит народ, в кофейнях прохлаждается, первое впечатление от магазинчика, торгующего золотом, количеством его, отношением к нему (да, действительно, советские люди на такси в магазин не ездят). Потом это не будет казаться непривычным.

Двинулись дальше, еще час дороги и подъезжаем к КПП, колючая проволока, блиндажи, пушки, пулеметы, светомаскировка, окна и фары закрашены синей краской. Кругом темно. Команда выходить, построиться, и вижу сразу знакомых: инженер полка – служили в Лиманском, он уехал в Германию, а встреча теперь в Африке, тесен мир, особенно в авиации. Сколько было таких встреч за службу! Объясняют: всем на ужин, потом все растолкуют. Из темноты голос:

– Кто из Тирасполя?

– Я!

– Грузись давай.

Куда-то едем, темно, ничего не вижу.

Открывается дверь, человек двадцать в помещении, посреди помещения вместо столов две кровати, сидят тоже на кроватях, на «столе» (а на дворе февраль) свежие огурчики, помидорчики, апельсины и другая заморская закусь. Это ребята организовали встречу прибывших и отъезжающих завтра. Ну, за встречу и за отлет! Завтра день на передачу дел, техники и да поможет тебе Аллах. Все! Приехали!

Бени-Суэйф. Аэродром египетских ВВС, довольно солидная база с двумя ВПП длинной 3500 и 3000 метров, капитальными укрытиями для самолетов, развитой аэродромной инфраструктурой. Плюс аэродром Ком-Аушим, на них и базируется 106-я авиабригада ПВО Египта, она же – 135-й истребительный авиаполк ВВС СССР. Основной задачей было прикрытие совместно с ЗРВ подходов к Каиру с юга и юго-востока. Для обеспечения боевых действий полка и была предназначена наша рота связи.

На здании, где размещались штаб и летный состав, висел плакат: “Вам выпала великая честь с оружием в руках выполнять интернациональный долг <и т. д.> В. И. Ленин”. Многие, конечно, особенно не задумывались, кому, почему и что мы должны. Во-первых, В. И. Ленин это сказал китайским бойцам перед отправкой на фронты гражданской войны, чтобы они без проблем убивали русских. А во-вторых, как военные люди мы должны были просто выполнять приказ командиров. На тот момент это было в политических интересах страны, тем более они совпадали с нашими материальными интересами, хотя это звучало как название фильма “Плата за страх”. Удивляло одно – то, что родина, отбирая документы, заранее отказывалась от нас, до сих пор не ясно зачем, ведь секретом это было только для своего народа, не являясь секретом для всего света. Война совсем была не наша. Но никто не может сказать, что это было напрасно, осталось моральное удовлетворение: мы действительно прикрыли собой народ целой страны. Ну, и некоторым показали, что с нами нужно считаться.

Утро 28 февраля 1971 года. Голубое небо, серо-желтый, коричнево-грязный песок. На площадке перед большим зданием построение личного состава. Все в необычной для нас форме, мы – в гражданской одежде. Зачитывается секретный указ о награждении, часть летчиков награждается орденами, офицеры техники медалями “За боевые заслуги”, сверхсрочникам и солдатам срочной – «спасибо». Прибывшим поздравления и «новеньких» – на вещевой склад, каждому вручается брезентовый мешок – такие видел в западных фильмах, – в мешке комплект х/б, ботинки, носки, белые трусы, майки, необычные для нас темно-зеленые полотенца, мыло, сапожный крем, щетка, фляга, складная подставка с сухим спиртом для разогрева или приготовления еды и каска с камуфляжным чехлом. В общем, все для жизни в окопе.

Пять минут – и я уже не отличаюсь от арабского аскарика – солдатика (уменьшительным словом “аскарик”, от “аскар” – “солдат”, наши военные окрестили египетских рядовых. – Авт.). Остается принять технику и, если можно сказать, должность. Но товарищ еще не отошел от встречи-проводов, и ему нужно собраться, да и остались считаные часы пребывания в этой “турпоездке”. Тем, кому досталось первыми попасть в эту “командировку” – начинать все с неизвестного в далекой от нас, чужой стране в условиях войны, под чужим небом, на чужой земле, – нужно было выживать и каждый день мечтать о последнем дне этой «турпоездки». Так что мы попали в более освоенные условия, суток было достаточно и заменялись не все сразу, было кому ввести в ситуацию. Очень повезло, что замена проходила зимой, акклиматизация прошла плавно и к наступлению жары мы почти освоились…

После переодевания и получения оружия (сверхсрочникам – ПМ, солдатам – АК-47), определились с местом “проживания”: штаб и летный состав размещались в “миср кибир”, большой трехэтажной гостинице, там же – летно-техническая столовая. На балконе 2-го этажа – место ежевечернего построения для проверки наличия народа и просмотра кино.

Офицеры, техники самолетов, роты связи и ТЭЧ жили в малой гостинице. Вокруг нее – колючка, несколько блиндажей и арабская охрана, на ночь по БТР-40 с пулеметом СГ-42 и нашим отделением охраны.

Солдаты срочной службы роты связи и ТЭЧ – в одноэтажной казарме, оригинальной формы в виде креста, с туалетом и душем. Для охраны выделялся суточный наряд в составе одного дежурного по роте и дневального с автоматами.

Нас, сверхсрочников и связистов и ТЭЧ, разместили в домиках складского типа с узенькими окошками под потолком по 16 человек, естественно без всякой охраны, но мы как-то об этом не переживали. Под стенкой небольшой окопчик, через 30–40 метров – проволока ограждения аэродрома и поля феллахов (крестьян. – Ред.). На четыре “сарайчика” в 15 метрах санузел с раковинами умывальников, кабинками туалетов и душем (только с холодной водой). С тыльной стороны туалета – подсобная комнатка, в ней кантин, небольшой магазинчик с мелочовкой (туалетные принадлежности, кока-кола, лимонад, печенье, какие-то сладости, ну и пиво “бира стелла” – один производитель и одна марка на всю страну, не портится при любой жаре). Служит в кантине аскарик по прозвищу Замполит – окрестили наши солдатики. Говорит по-русски, особенно хорошо матюгами – тоже наше воспитание. В таких же сарайчиках – наши соседи, египетские авиамеханики-сержанты. Они вместе с нашими техниками обслуживали самолеты, заправляли, подвешивали вооружение, фактически стажировались и через год уходили техниками в свои полки.

В нашем сарайчике по восемь солдатских раскладушек с каждой стороны, матрац, две простыни, подушка (необычная для нас – узкая и длинная) – все зеленого цвета, одеяло из верблюжьей шерсти. Встроенные шкафчики для одежды.

Небольшой столик, пара стульев. Да еще “холодильная установка для воды” местного производства, шарообразный горшок на 2–3 ведра из глины, песка, шелухи пшеницы, отходов жизнедеятельности ишака. Все изделие обжигается в печи, и получается пористая емкость для воды, которая постоянно через поры испаряет воду, охлаждая себя. Этому изделию тысячи и тысячи лет. Эксклюзивная цена – 20 местных копеек, это 4–5 кг апельсинов, и не требует электричества.

Температура внутри нашего отеля опускалась ниже 30 только два месяца “зимой”, а так как “эйр кондишен” нам поставить “забыли”, над каждой койкой – самопальная полка и самопальный вентилятор. Берется электромотор от отопителя “Урала”, КрАЗа (поставленные в Африку, укомплектованы и отопителями, и пусковыми устройствами для запуска зимой), немного порыться в разбомбленных в 1967 году Ту-16 и найти “остеклованные” резисторы, пристроить крыльчатку из жестянки – и 12-вольтовый моторчик включается в розетку. Можно ночью поспать, только перед сном нужно сбросить все с койки, внимательно вытряхнуть, перестелить, чтобы не составить компанию скорпиону или фаланге. Но при 35–40 градусах ночью обливаешься потом и засыпаешь под утро, а в 4–5 утра уже нужно по местам.

В пятницу тряпки вывешиваются на солнце для прожарки, а кровати складываются на песочек, обливаются бензином, поджигаются – и гарантированно ликвидируются паразиты типа клопов и т. п. Полы и стены моются с хлорофосом»[13].

Оптимистичную картину жизни наших летчиков на авиабазах рисует начальник политотдела авиаполка В. Б. Ельчанинов: «На наших аэродромах было все необходимое для жизни и боевой подготовки. Летчики, инженеры и техники жили в благоустроенных гостиницах, сержанты и солдаты – в казармах. Учитывая фронтовую обстановку, летчиков мы рассредоточили по всем гостиницам, чтобы избежать тяжелых потерь в случае удара авиации противника по аэродрому. Питание всех категорий личного состава было организовано хорошо»[14].

Но даже тем, кто дислоцировался на аэродромах или около них, не всегда так везло. Когда подразделение, где служил сержант Воробьев, прибыло на аэродром Каир-Вест, как выяснилось, ничего к их прибытию подготовлено не было. «Нас здесь не ждали. Командиры решают организационные вопросы с руководством аэродрома, а мы стелим на песок маскировочную сеть и, падая от усталости, начинаем дремать… Подвозят двухъярусные кровати, сваренные из уголкового профиля, столы, постельные принадлежности. Жить будем в железобетонных ангарах для укрытия самолетов. Делаем в них уборку. Метем, скребем, ставим кровати…

За аэродромом нам выделили участок пустыни, где будет располагаться наш радиорелейный взвод. Место унылое: камни, песок, редкие кустики сухих колючек. Зато отсюда хорошо видно, как взлетают и идут на посадку истребители. Нам необходимо обозначить места, где будут располагаться наши радиостанции. Мерим рулеткой песок, пытаемся вбить колышки в нужные места. Колышки ломаются. Под небольшим слоем песка – камни. Камни гладкие, отполированные. Наверное, когда-то давно здесь было море. Складываем из них холмики и таким образом отмечаем нужное место. Здесь состоялось наше первое знакомство со скорпионами. Одного убили и внимательно осмотрели его жало с пузырьком яда. Бяка. Попадаются маленькие, почти прозрачные, а есть и крупные экземпляры. Их угрожающе поднятые хвосты видны издалека. Бегают очень быстро. Ходить начинаем осторожно, вглядываясь себе под ноги. Высокие голенища наших ботинок уже не кажутся смешными. Хорошие ботинки.

Подъехал бульдозер, начал рыть первое укрытие для радиостанции. Иностранной техники подобного рода мы никогда не видели, поэтому с интересом смотрим, как “Катерпиллер” сдирает слой за слоем песок с камнем. После одного из заездов из отвала вываливается кусок змеи. На душе стало муторно. От предстоящей жизни вместе со змеями да скорпионами стадо мурашек протопало по спине и спряталось в волосах. Чубчик зашевелился, напрягся, вздыбился. Хорошо, что я не кудрявый. Под вечер возвращаемся к ангарам. Наш “ЗИЛ” набирает скорость, пытаясь преодолеть бархан, и благополучно зарывается в песок. Сколько мы ни пытались его раскачать, все бесполезно. Кто-то предложил расстелить перед колесами маскировочную сеть. Так и сделали. В одно мгновение вся сеть намоталась на карданный вал так туго, что заглох двигатель. В темноте, лежа под машиной, тупыми штык-ножами мы часа полтора пилили ее на кусочки. Подъехав к своему ангару, обнаружили, что он пуст. Теперь все подразделения командного пункта нашей бригады будут спать в одном ангаре, а чтобы в случае экстремальной ситуации мы не перестреляли друг друга, освещение выключаться не будет…»[15]

И это еще считалось вполне приличными условиями жизни. Все-таки с позиций возвращались в казармы или помещения, переоборудованные под них.

Поймай муху в союзе и поцелуй ее

Тяжелее всего, естественно, приходилось тем, кто дислоцировался в пустыне или в зоне Суэцкого канала, в болотистой гнилой местности, изобилующей всяческой заразой. Незабываемой «казнью египетской» стала и уже упоминавшаяся практически во всех рассказах местная фауна, особенно насекомые. Их жертвами становились и представители командования. Командир 18-й зенитной ракетной дивизии особого назначения А. Г. Смирнов приводит такой эпизод:

«Выехав в район Исмаилии и выбрав несколько стартовых площадок, мы остановились на берегу Суэцкого канала, замаскировали машину и решили поесть. Не успели мы расположиться, как налетели желто-коричневые комары по размерам раз в пять больше “наших”. Пришлось прекратить обед и выехать на продолжение рекогносцировки. Однако проехать к предполагаемому месту СП не смогли – машина застряла в песке, и мы пошли пешком. Через 100–150 метров я услышал крик. Обернувшись, увидел падающего майора Полушина, которого поддерживал Пономарев. Я быстро подбежал к ним. Вместе с Пономаревым отнесли Полушина к машине, где он пришел в себя. Я дал ему две таблетки седалгина.

Прибыли в арабский госпиталь, располагавшийся в 30 км от места происшествия. В арабском госпитале мест не было, поэтому, не получив никакой помощи, мы выехали в свой госпиталь. Это еще 50–60 км пути.

При въезде в госпиталь майор Полушин опять потерял сознание, и в таком состоянии мы передали его в руки наших врачей.

Позднее начальник госпиталя позвонил мне и передал, что, если бы мы опоздали минут на пять, все могло бы кончиться плохо. Что же произошло, ведь комары кусали нас всех, а плохо стало лишь одному. Оказывается, пятью днями раньше Полушина ужалил скорпион (в Асуане). Врачи приняли меры, и все обошлось благополучно. Но достаточно было после этого укуса комара, чтобы организм не выдержал. Начало отказывать сердце.

Впоследствии майор Полушин неоднократно вспоминал об этом. Говорил, что мы спасли ему жизнь, не оставив в арабском госпитале. Возможно, в этом есть доля истины…»[16]

Что же тогда говорить о военных, постоянно находившихся на позициях! Они хлебнули прелестей жизни на египетской природе в полном объеме, не говоря уже об амебной дизентерии, которой переболело подавляющее большинство. Николай Васильевич Александрук (сержант), служивший техником-командиром стартового взвода вспоминал о днях пребывания в приканальной зоне: «Наступал час отдыха. Все, кроме дежурного боевого расчета и караульной команды, направились отдыхать. Забравшись в землянку-мальгу, установили для освещения аккумуляторные фонари с пусковых установок и принялись готовиться ко сну. Чтобы хоть немного отдохнуть, сняли ботинки и куртки, оружие с ремнем положили под матрас в изголовье так, что получилась подушка. Как только потушили фонари, кажется, миллионы вампиров-комаров набросились на разгоряченные тела. Так что буквально через несколько минут пришлось срочно включать освещение. Но комары, ощутив вкус крови, уже больше не упускали возможности подкормиться. Для защиты пришлось с головой укрываться простыней и не выключать электрофонарь. Таким образом удалось уснуть и кое-как отдохнуть.

Утром, после ночного промежуточного дрема, проснулись от невыносимого зуда. В местах соприкосновения простыни с телом виднелись огромные кровяные пятна, покрытые снаружи полчищами комаров. Усталость за день и хоть и короткий, но довольно крепкий сон позволили огромным комарам делать массовые укусы через простыню без сопротивления спящего. Наутро почти все после сна появились с опухшими лицами и разодранными до крови местами укусов…

Устраиваясь в тени от палатки, боец на что-то наткнулся. И в тот же миг раздался вопль. Все бросились к навесу. У изголовья на матрасе сидел огромный варан и с недоумением смотрел на тех, кто его посмел побеспокоить в его обжитом уже месте. Ковалев взял лопату и, подхватив “непрошеного гостя”, выбросил его далеко от своего места. После этого, прежде чем присесть или прилечь, каждый обследовал выбранное место и окрестности на присутствие неожиданных “чужаков”…»[17]

Старший переводчик 3-й механизированной дивизии Центрального военного округа Г. В. Горячкин вспоминал о днях, проведенных под Кеной: «Дивизия постепенно обживалась, закапывалась в пустыне. Каждый день здесь обнаруживались 20–30 пострадавших от укусов скорпионов, которыми кишела местность. Практически под каждым камнем, на который приседал солдат, находился свой скорпион. В блиндаже, отведенном для нас, мы спасались от них тем, что привязывали банки с керосином к ножкам кровати. В мальге (так назывался блиндаж по-арабски) и так было душно, а тут еще испарения керосина»[18].

Есть нечто подобное и в воспоминаниях Логачева: «Есть приходилось очень быстро. Если зазевался на 1–2 минуты, то суп покрывался мухами в несколько слоев. Их там несметное количество. Отличие арабской мухи от нашей в том, что она более нахальна, не реагирует на отпугивающие взмахи, то есть избавиться от нее можно только одним способом – прибить. Кусает человека она в любое время суток и года. Наша муха кусается только осенью, поэтому родилась в Египте прибаутка: “Когда приеду в Союз, поймаю муху и поцелую ее”. Еженедельно боролись с клопами. Это уже с помощью паяльной лампы. Прожигали койки с особым энтузиазмом, иначе спать было бы невозможно. И те, и другие насекомые подрывали нашу боеготовность»[19].

Способствовало близкому знакомству с местными ядовитыми и кусачими обитателями и то, что основным жилищем советских военных, у многих практически на все время пребывания в Египте, стала так называемая мальга – местный вариант землянки. Поскольку отрыть траншею в песке было невозможно из-за обсыпания стенок, технически проблема строительства индивидуальных укрытий решалась так – в грунте отрывалось углубление, в него устанавливался готовый типовой каркас из стальной арматуры, затем его обкладывали мешками с песком. Сверху оставалось присыпать мешки песком для маскировки. Получалось отлично замаскированное укрытие, в него ставились кровати и прочие предметы обихода, и не только солдаты, но и офицеры жили там долгие месяцы службы. Правда, мальга не спасала от близко разорвавшегося боеприпаса.

Сержанту Воробьеву тоже довелось пожить в мальге при выездах на позиции: «Вблизи радиостанций нам построили землянки для проживания. В вырытые ямы установили металлические клетки, обложили их мешками с песком и зарыли сверху бульдозером. Каждая землянка рассчитана на четырех человек, но спать в ней чаще всего приходилось по одному, так как остальные в это время были на службе. Скорпионы не любят солнца и стараются спрятаться в тень под обрывки бумаги, доски и прочий хлам. Построенные нам землянки оказались для них элитным жильем. Они как тараканы расселились по укромным местам и напрягают нас сильнее самолетов противника. Фалангам тоже приглянулось наше жилье. Каждое приготовление ко сну было похоже на смертельный аттракцион. Заходишь ночью в темную землянку, вытряхиваешь из постельного белья пауков, скорпионов и прочую живность, ложишься и чувствуешь, как по тебе уже все равно ползет какая-то гадость. Шевелиться нельзя ни в коем случае, потому что ночью скорпионы особенно нервные и агрессивные. Так и лежишь, замерев в ожидании порции яда, пока сон не овладеет сознанием. Обычно хороший сон называют сладким. А можно ли сладко уснуть в террариуме?..

Иду в землянку, снимаю тяжелый подсумок с патронами, кладу под кровать. Вслед за мной прибегает сосед по кровати и сует туда руку, ища свои носки. Раздается его жуткий крик. Из-под кровати выбегает скорпион. Он ужалил ему руку между большим и указательным пальцем. Бежим в радиостанцию, накладываю жгут полевым телефонным проводом, вызываю “скорую помощь”. Он очень страдает от сильной боли, а в наших аптечках уже и зеленка высохла. Уговариваю потерпеть. Хорошо, что “скорая” быстро приехала и увезла его в санчасть. Читая письма, все время думаю о нем и о том, что мне предстоит провести ночь с его злобным обидчиком – скорпионом. Чувствую, как грубеет и ожесточается моя юная душа. Очень хочется зайти в землянку с огнеметом и произвести “дезинфекцию”»[20].

Местные кровожадные насекомые и прочие экзотические твари доводили до того, что поневоле возникала ностальгия по казавшимся отсюда милыми и безобидными родным комарам и мухам. Отсюда, наверное, и возникло популярное шутливое напутствие отбывающим на родину про мушиный поцелуй.

В самых лучших условиях оказались те, кто по условиям службы проживал в Каире. Там для советских «мусташаримов» (советников) и «хабиров» (специалистов) были выделены специальные гостиницы – для холостых и для семейных. Но таких было относительно немного. Одну из самых, пожалуй, многочисленных групп составляли военные переводчики. Они вообще оказались на несколько особом положении – не совсем военные (многие шли на службу после окончания университетов и институтов), но и не гражданские, бывающие на боевых позициях только вместе с советниками, к которым они были прикреплены как свободно знающие язык, имеющие возможность хоть и нелегально, но общаться с местным населением и свободно ходить по городу.

Впрочем, по прошествии времени египетское командование расстаралось, и для советских офицеров (в первую очередь летчиков) было создано даже нечто вроде санатория: «Для отдыха и восстановления сил наших офицеров египетское руководство организовало на великолепном курорте Маамура вблизи г. Александрия на берегу Средиземного моря профилакторий, арендовав для этого особняк на летние месяцы. Обслуживающий персонал профилактория состоял из четырех человек…

Возглавлял его старшина сверхсрочной службы, фельдшер по специальности. В его подчинении были три солдата, которые и готовили пищу, и были официантами, и выполняли другие хозяйственные работы. Одновременно в профилактории отдыхало десять офицеров, из них четверо – летчики. Продолжительность отдыха – 7 дней. Летчики за год отдыхали дважды. Это действительно были светлые дни, когда можно было расслабиться, купаться и загорать»[21].

Перевод с русского на дипломатический

Надо сказать, что переводчики являлись важным связующим звеном между советскими и египетскими военными. Зачастую от правильного перевода зависела даже судьба наших офицеров и солдат. Ведь перевод мог, например, сгладить неудачные выражения. «Однажды, уже после прихода наших регулярных войск, – вспоминает В. Б. Ельчанинов, – пришлось переводить в египетском батальоне связи в предместье Каира, куда мы поехали с узла связи Главного советского военного советника на машине с досками, чтобы сделать пирамиду для оружия личного состава. Кроме меня в грузовой машине находился начальник узла связи, водитель и два-три рядовых, включая сержанта. С арабским батальоном связи договорились до меня, поэтому, выехав уже в сумерках вечером, долго искали его. Вероятно, прошел целый час в поисках. Наконец прибыли к связистам, но, оказалось, к другим. Изумленные до крайности, увидев нас в униформе в темноте, наши союзники после длительных объяснений все же решили нам помочь. Они долго звонили своему начальству, тоже до предела изумленному, объясняя то, что произошло. Наконец сверху дали “добро”, и наши солдаты принялись распиливать и строгать привезенные доски на станках, а нас два офицера пригласили на чай.

Сидим, разговариваем. Вдруг вопрос египтян: “А как советские люди относятся к арабам, египтянам?” Мой подопечный не моргнув глазом ответил: “Арабы – как фашисты, те преследовали и убивали евреев, и эти тоже”. Опешив на секунду от такой “находчивости” подполковника, я спокойно перевел что-то за советско-арабскую дружбу. Разговор вновь продолжался в обычном русле, хотя, вероятно, мой соотечественник ждал от арабов соответствующей реакции на свой ответ. Солдаты скоро закончили свою работу, и мы, попрощавшись с гостеприимными хозяевами, вернулись в Маншиет аль-Бакри.

Я об этом эпизоде не напоминал начальнику узла, зато он, видимо, осознав свою, мягко говоря, оплошность и вероятные последствия ее, очень часто повторял при встрече очередную глупость, называя меня: “Ум, честь и совесть узла связи”…»[22]

Иногда приходилось отстаивать, и довольно резко, свои позиции перед арабами. Переводчик Г. В. Горячкин вспоминает: «Произошло это на совещании в Кене (недалеко от Асуана), в котором приняли участие наряду с офицерами дивизии и египетские офицеры местного кенского военного гарнизона. В. Г. Ступин (старший советник 3-й механизированной дивизии Центрального военного округа. – Авт.) поставил вопрос о возможности проживания советников в самом городе Кена. Я перевел его. Тогда бросает реплику египетский полковник из местного гарнизона: “Русские хубара живут на канале, и ничего, а вам подавай гостиницу”. Меня как будто подбросило, и, не переводя Ступину, я тут же отвечаю полковнику: “Офицеры Кенского гарнизона также живут в лучших условиях, чем офицеры нашей дивизии и египетские офицеры на канале”.