Шотландские сны (№2) - Обретенная мечта

– Не выдумывай. Она и словом не обмолвилась о чем-либо подобном.

– Ну разумеется. – Уильям поднялся с кресла и, приблизившись к окну, глянул на улицу, где в это время проходил отряд солдат. – Эта добрейшей Души женщина многим помогает, однако никого не посвящает в свои планы. Вспомни, как леди Примроуз поступила в нашем случае, когда в Бристоле нам уже не на что было надеяться. Она вполне могла найти для меня приход где-нибудь в Англии, но вместо этого предложила перебраться в Бостон. Вполне возможно, что именно из-за Порции. – Пастор обернулся к жене.

– Значит, ты считаешь, что я поступила неправильно, попросив ее покинуть нас? – с обидой в голосе произнесла Мэри. – Но я ведь стремилась оградить нашу семью от неприятностей!

– Да суть не в том, правильно это или нет. Ты сделала то, что сочла благом именно для нас. Но мне кажется, что, приняв на себя определенную ответственность, мы должны нести ее до конца. Нам следует поддержать Порцию в данной ситуации. И посмотреть, что из этого выйдет.

– Того, что сделано, не изменить. – Мэри с недовольным видом бросила рукоделие В стоявшую на полу корзину. – Проблем здесь больше, чем тебе известно. Все дело в ее поведении, в несоблюдении правил приличия, непонимании того, что пристойно, а что – нет. Я ей больше не доверяю. Я не могу допустить, чтобы происшествие, подобное…

– Не сравнивай ее со своей сестрой. Порция всего лишь нанесла визит джентльмену. К тому же в дневное время. Не забывай, мы находимся в колониях. Здесь для женщин предписаны совсем другие правила приличия. Ты, кажется, и сама об этом говорила. – Интонация пастора Хиггинса была несколько назидательной. – Мэри, не нужно каждый раз вспоминать о том, что натворила твоя сестра. Здесь никто не будет судить о нас на основании скандального прошлого Элли. Тебе нужно просто забыть об этом. Что было, то быльем поросло. Мы теперь в новом мире.

Уильям приблизился к жене, но та быстро встала и отошла в сторону.

– Пожалуйста, любовь моя. Не надо позволять прошлому разрушать нашу семью. Забудь об Элли. Лучше вспомни, каким преданным другом была для нас Порция все эти годы.

Уильям смотрел на изящную фигуру отвернувшейся жены. Именно таковыми и были их взаимоотношения на протяжении двенадцати лет супружеской жизни. Он не мог принудить Мэри стать такой, какой она быть не хотела, не мог заставить делать что-то вопреки ее собственному желанию. Во многих отношениях, как бы ни казалось это странным, они всегда были на равных, и Уильям считал это справедливым. Он не только любил, но и уважал жену, доверял ей, и знал, что она испытывает к нему такие же чувства. Он высказал свое мнение, призвал ее к примирению, и теперь следующий шаг за ней. Она вольна либо согласиться с ним, либо нет.

– Возможно, я была излишне резка с Порцией, – сказала наконец Мэри, зябко поежившись, хотя в комнате было тепло. – Понимаешь, Уильям, я испугалась. Застав Порцию в кабинете мистера Пеннингтона, я тут же вспомнила о том, что случилось по вине Элли. Обо всем, что мы утратили, покинув Бристоль. Я очень встревожилась. Потому что и здесь нам есть что терять. Я не хочу, чтобы все повторилось, не могу допустить, чтобы ты лишился еще одного шанса.

Мэри села на диван и устремила взгляд на угасавший камин.

– Порция вместе с нами прошла через это, была свидетелем всех наших несчастий. Она прекрасно знает, сколько неприятностей доставил тот скандал и нам с тобой, и нашим детям, и даже твоим прихожанам. Поэтому я не могла ждать, когда Порция что-нибудь натворит. Я рассердилась на нее за нежелание понимать простейшие вещи, за ее эгоизм.

Уильям подошел к дивану и, присев рядом с женой, взял ее за руку.

– Порции в течение нескольких лет приходилось думать только о нас. Самым главным для нее было благо нашей семьи. И только теперь она впервые задумалась о собственном будущем и о своей матери, если, конечно, ее предположения верны. А мы требуем, чтобы она отказалась от всех своих надежд. Не эгоизм ли это?

Мэри, тяжело вздохнув, откинулась на спинку дивана.

– Да, конечно. Ее интересами я пренебрегла. Может, ты и удивишься, но сложившаяся ситуация огорчает меня не меньше, чем тебя и детей.

– Знаю, дорогая. Ведь Порция заняла место в твоем сердце независимо от каких-либо обещаний.

– Она всегда была мне самой лучшей подругой. Пожалуй, единственной. – Мэри повернулась к мужу, и он заметил слезинки, повисшие на ее длинных ресницах. – Знаешь, Уильям, за эти два дня я все же не упускала ее из виду. Она сняла комнату в одном вполне приличном доме и на днях станет компаньонкой собственной матери. Будет читать ей французские книги или что-то в этом роде. Если бы Порция по-прежнему жила с нами, ей вряд ли удалось бы настолько продвинуться в осуществлении своих планов.

– Ты, можно сказать, вытолкнула ее в самостоятельную жизнь.

– Да. В которой полным-полно опасностей. Она ведь, в сущности, вслепую шагает по выбранной дороге и даже не представляет всех тех сложностей и последствий, которые могут повлечь за собой ее опрометчивые решения.

Уильям обнял жену и привлек к себе.

– Ты рассуждаешь, как мать повзрослевшей дочери.

– Возможно. Я, кстати, слышала, что сегодня ее навестили два джентльмена. Два в один день!.. Больше, чем за все эти годы.

– Да, это удивительно. Учитывая, что Порция уже почти старушка, – улыбнулся Уильям. Мэри ткнула его кулаком в бок. – Ну и когда ты намерена нанести ей визит?.. Чтобы прочитать наставление о том, что свое девичество нужно пронести по жизни с достоинством?

– Не буду я ей больше читать наставления. А как ты думаешь, она примет меня?

– Наверняка. Если ты и в самом деле готова изменить свою позицию.

Пирс не мог припомнить, чтобы Натаниель когда-либо изъявлял желание обсуждать дела в столь поздний час. К тому же он никогда еще не видел друга таким рассерженным.

Мьюир нагрянул к нему в пол-одиннадцатого с кипой документов, взятых на «Тисле», одном из принадлежащих им парусников, который совсем недавно прибыл в порт и в данный момент стоял у пристани Лонг-Уорф.

– Все это доказывает, что мои подозрения были вполне обоснованными, – заявил Натаниель, как только они уединились в кабинете. – Миддлтон с Тернером устроили нам столь радушный прием лишь для того, чтобы притупить нашу бдительность. И теперь суют нос в наши дела! – Он швырнул гроссбухи и прочие документы на стол.

– Расскажи, что произошло? – попросил Пирс.

Сегодня после обеда на «Тисл» заявились таможенники. Офицеры и десятка два солдат. Даже не дождавшись от капитана уведомления о прибытии.

– Они что, арестовали судно?

– Официально нет. Однако забрали все журналы, – пояснил возмущенный Натаниель. – У них это называется инспектированием. Сказали, что с сегодняшнего дня – точнее, со второй его половины – подобной процедуре будет подвергаться каждое прибывающее судно. Это явная ложь! Потому что где-то через час после того, как капитан Престон пришвартовался, к причалам подошли еще три посудины – два «торговца» и какой-то вонючий «китобой», но никто их почему-то не инспектировал.

Пирс давно ждал жестких мер со стороны властей и в принципе был к этому готов.

– Не переживай, Натаниель, они ничего не найдут. После того как ребята Эбенизера выгрузили свой «товар», восемь пустых бочек были тут же заполнены морской водой. Престон заверил, что их перемешали с остальными. Так что по документам в трюме находится сорок пять емкостей с вином. Если они не станут вскрывать каждую бочку, то ничего подозрительного не обнаружат. – Как бы успокаивая приятеля, Пирс положил руку ему на плечо. – Ну а если им все же взбредет это в голову, вину можно будет без труда спихнуть на вороватых грузчиков с Мадейры.

– На «Тисле», возможно, действительно не возникнет каких-либо проблем, но я беспокоюсь не только из-за этой партии груза. – Натаниель придвинул к столу один из стульев и, усевшись на него, взялся за самый первый журнал. – Подозреваю, что они собираются не только проверить наши трюмы, но также опросить всех матросов и тех грузчиков, что работают с нами. Они будут задавать вопросы без конца, пока не выявится какое-нибудь несоответствие, и уж тогда непременно схватят нас за горло.

– Да наши ребята и прежде выдерживали подобные допросы. Думаю, они не подведут.

– Возможно. Однако это не все.

– Что еще?

– Сегодня, уже вечером, мне доставили официальное уведомление. Таможня желает посмотреть те журналы, в которых отражены последние четыре рейса «Тисла». Это почти за целый год – с того момента, когда ты окончательно вошел в дело. – Натаниель отлистал страницы до нужной даты. – Они также хотят изучить все записи, касающиеся и других наших кораблей. За тот же самый период.

– Мы же предоставляем им журналы всякий раз, когда судно пристает к берегу. У них имеется вся необходимая информация.

– Они утверждают, будто губернатор распорядился собрать сведения заново. И по их словам, это станет обычной процедурой для всех, кто занимается коммерцией.

– На выдумки они горазды. Бессовестные лгуны! – Пирс повернул к себе открытый Натаниелем журнал и взглянул на записи. За последний год и на «Тисле», и на прочих принадлежащих им судах, помимо обычного груза, провозилось также и оружие, однако в гроссбухах фиксировался лишь вполне безобидный товар: вино, бумага из Англии, сахар и патока с Карибских островов. – Журналы ты ведешь наилучшим образом, так что здесь они ничего не накопают.

– Знаешь, Пирс, я беспокоюсь не столько за нашу флотилию, сколько за тебя, – тихо проговорил Натаниель. – Ведь параллельно с открытым расследованием идет тайное. У всех, кого арестовали в «Якоре» после твоей встречи с Эбенизером, требовали одно – описать внешность Макхита.

– Не паникуй. «Сыны свободы» меня не выдадут, а остальные ничего не знают.

– Ошибаешься. Ты же сказал, что столкнулся ночью с мисс Эдвардс. Если она тебя видела, мог увидеть и опознать еще кто-нибудь. – Натаниель отодвинул журналы в сторону. – Знаешь, Пирс, тебе следует на время исчезнуть под тем или иным предлогом. Займись коммерческими делами.

– А как же ты?

– Всем известно, что в нашей совместной деятельности я ведаю лишь финансовой частью, а торговыми операциями занимаешься именно ты. Самое большее, чем они могут мне навредить, – это захватить наши суда, уже находящиеся в порту. Однако у меня немало друзей и здесь, и в самом парламенте, которые клятвенно заверят, что я вполне лоялен британской короне и совершенно не интересуюсь политической ситуацией в колониях. Мне-то, если что, всего лишь нашлепают по рукам, а вот тебя наверняка повесят.

Пирса ничуть не страшили какие-либо последствия в случае внезапного разоблачения и ареста. Он знал, на что шел, и представлял, какие опасности его подстерегают. Перебравшись в Америку, он занялся весьма рискованными делами, пытаясь тем самым хоть немного притупить в себе чувство вины за гибель Эммы и сломанную судьбу брата.

Обосновавшись в Бостоне, Пирс стал коммерческим партнером своего давнего и испытанного друга Натаниеля и начал вкладывать деньги в морские грузоперевозки. Он отдавал этому делу всю энергию, работал не покладая рук, постепенно увеличивая свой капитал, и вместе с тем проникался сочувствием к мятежным колонистам. Пирс не раз становился свидетелем различных проявлений протеста, слышал о несправедливом отношении к людям, встречался с представителями всех слоев общества, вступившими в борьбу за право самостоятельно распоряжаться собственной жизнью, и их устремления довольно быстро нашли отклик в его душе.

За время, проведенное в североамериканских колониях, Пирс обрел ощущение общности с этой землей и живущими здесь людьми. Их борьба стала и его борьбой, и он не сомневался в том, что поступает правильно.

Помимо того, о чем рассказал Натаниель, Пирса беспокоила также предстоящая встреча с Дэвидом, младшим братом. Братья, как говорится, находились по разные стороны баррикад.

– Пирс, тебе необходимо уехать, – снова стал убеждать друга Натаниель. – Ты мог бы отправиться куда-нибудь на Карибы. А я пущу слух, что твоего отъезда потребовали дела. Пересиди в укромном месте, пока они не начнут искать кого-нибудь другого.

– Я подумаю, – отозвался Пирс. – Но если даже я и исчезну, то не раньше, чем мы разделаемся с таможенным кораблем, с «Гаспи». Осталось подождать три дня.

Глава 13

Порция не знала, где окажется через год, даже через месяц, однако оставаться равнодушной к тому оживлению, что царило в Фэнл-Холле[3], не могла. В огромный зал набилось несколько сотен человек, представляющих различные слои общества. Здесь были адвокаты и учителя, торговцы и слуги, моряки и простые рабочие. Среди присутствующих были и женщины. Порция не в первый раз посещала подобные собрания, многие лица были ей знакомы, а кое-кого она знала и по именам. Все, кто приходил сюда, хотели одного – чтобы их голос был услышан, чтобы им позволили самостоятельно распоряжаться будущим земли, на которой они живут.

Здесь выдвигались самые разнообразные предложения, проводились голосования по поводу принятия того или иного решения. В зале стоял невообразимый шум. За девять месяцев Порции довелось услышать выступления многих ораторов, но самым лучшим из них был Сэм Адаме. Его призывы отличались такой четкостью и ясностью, что у собравшихся возникало желание немедленно приступить к действиям. Идея борьбы против общего врага объединяла тех жителей Бостона, которые приходили сюда.

Как и обычно, Порция направилась к выходу незадолго до окончания собрания, чтобы не быть замеченной во время традиционного обмена «любезностями» с солдатами, которые в дни проведения подобных мероприятий выстраивались вокруг Док-сквер.

– Мисс Эдвардс?! – раздался за спиной знакомый голос. – Не ожидал увидеть вас в таком месте в столь замечательный день.

– Сердце в груди у Порции гулко заколотилось. Обернувшись, она увидела Пирса.

– Это вы, мистер Пеннингтон?! – Порция понимала, что удивляться тут нечему: Пирс занимался морскими грузоперевозками, поэтому его интерес к подобным собраниям представлялся вполне естественным.

– Я был очень разочарован, получив утром вашу записку, – тихо произнес Пирс. – В которой вы сообщили об отмене сегодняшней встречи.

Порция принялась теребить тесемку сумочки. Вчера девушка долго размышляла о том, что может случиться, если она все же решится отправиться в дом Пеннингтона, и вспомнила предостережения Мэри. Порция представляла, что может предложить Пирс, ей даже хотелось это испытать, но она не могла себе позволить стать падшей женщиной. И утром написала Пирсу записку, в которой приносила свои извинения, а поскольку точного адреса не знала, подсунула ее под дверь конторы на пристани Лонг-Уорф.

– Из-за новой работы у меня практически не остается времени. И мне кажется, как-то не подобает… – Пребывая в полной растерянности, Порция не могла вспомнить, что именно написала в записке.

– Вы совершенно правы. Я вел себя непозволительно, пытаясь давить на вас и настаивая на визите.

– Вы и не давили на меня, – отозвалась Порция и, вздохнув, решила все же не отвергать благородный жест. – Спасибо за понимание, мистер Пеннингтон.

– Вы позволите мне проводить вас?

Порция не представляла, каким образом остудить свои пылающие щеки.

– Разумеется, сэр. Почту за честь. Некоторое время они шли молча.

– Похоже, мисс Эдвардс, и вас не оставляет равнодушной политическая ситуация в Бостоне, – заметил Пирс.

– Да, мне все это очень интересно, – призналась Порция.

– Так вы, значит, не в первый раз слушаете выступления местных демагогов?

Порция покачала головой. Она была рада тому, что Пирс сменил тему для разговора.

– Однако ушли вы, так и не дождавшись окончания.

– Я еще зимой получила хороший урок. После одного из собраний выходила вместе со всеми, и в меня случайно угодил снежок, брошенный в сторону солдат. В результате я поскользнулась и потом целую неделю ходила с огромным синяком.

– Какой ужас! Но откуда вы знаете, что метили не в вас?

Мальчишка, который помог мне подняться и проводил до дома, признался, что это он в меня попал. Бедняга очень переживал из-за своей оплошности.

– Поделом ему, – сказал Пирс и увел Порцию немного в сторону, чтобы дать дорогу торопившимся прохожим. – Даже удивительно, что и после того случая вы продолжаете приходить сюда.

Порция пожала плечами.

– Без падений и ушибов в жизни не обойтись. Однако из-за них не следует сворачивать с избранного пути.

Пирс улыбнулся, и от его улыбки у нее в груди словно вспыхнул огонь. Она почувствовала, как он ласково провел ладонью по ее спине, прежде чем убрать руку.

Они продолжали идти по выложенной брусчаткой мостовой, и когда навстречу им попались две изысканно одетые дамы с детьми в сопровождении слуг, Порция не могла не заметить, с каким восхищением женщины смотрели на Пеннингтона.

Она прекрасно понимала, что не только привлекательная внешность и рост выделяли его среди других. Пеннингтон являлся незаурядной личностью, обладавшей внутренней притягательностью, и, кроме того, был, видимо, и впрямь, как утверждала Белла, хорошо известен женской части бостонского населения.

Порция попыталась было создать между собой и Пирсом некоторую дистанцию, но он тут же взял ее за руку и не отпустил даже тогда, когда остановился перекинуться парой слов с тремя шедшими навстречу мужчинами, которые, как она знала, были членами политической группировки из Саут-Энда.

– Судя по всему, вы тоже нередко посещаете собрания, – заметила Порция, когда они пошли дальше.

– Эти люди пытаются что-то делать. Я замечаю определенный прогресс. – Пирс окинул взглядом снующих вокруг прохожих и, понизив голос, продолжил: – И некоторые их методы я даже одобряю.

– Интересная у вас позиция, если учесть, что из-за этих людей вы наверняка терпите убытки всякий раз, когда парламент вводит очередные санкции против жителей Бостона.

– Есть вещи и поважнее денег.

– Вот тут я с вами согласна, мистер Пеннингтон.

– Представьте, бывая на собраниях, я порой испытываю боль. Когда вспоминаю о нашем поражении в Шотландии. Ведь мы, в сущности, боролись за то же самое.

– Однако у этих людей есть некоторое преимущество. Они как-никак отстаивают права англичан. Шотландцы – совсем другое дело.

– К сожалению, это так.

– Насколько труднее вашим соотечественникам выражать свое недовольство под тяжелой дланью британского военного правосудия.

– У вас довольно радикальные взгляды, мисс Эдвардс. – Пирс кивнул в сторону двух солдат в красных мундирах, стоявших на углу. – Но эта тяжелая длань растет из весьма длинной руки. Что ж, время покажет, насколько мистер Адамс и его друзья преуспеют в своей борьбе.

Порция вдруг заметила, что идут они уже по направлению к пристани Лонг-Уорф.

– А вы верите, что их ждет успех? – спросила она.

– Верю. Эти люди или же их предки прибыли сюда, чтобы начать все заново. Их предводители отличаются недюжинным умом, лидирующих позиций они достигли благодаря своим способностям и энергии, ни происхождение, ни общественное положение здесь не имеют значения. Не то что в парламенте, или когда речь идет о престолонаследии. Жители колоний стремятся обрести свободу и независимость. Это их право. А главное – в финансовом отношении колонии практически не связаны с Англией.

– Ну да, – кивнула Порция. – Колонисты в английском правлении не нуждаются, зато Англия нуждается в деньгах колонистов.

Пирс взглянул на нее с некоторым изумлением:

– Неплохо сказано.

– Однако одними разговорами британскую армию не одолеть. Я, конечно, не одобряю насилия, но считаю, что недовольство колонистов не будет воспринято должным образом, пока они не вооружатся.

– Интересная мысль. И где же вы такое услышали? В доме пастора Хиггинса? Или же капитан Тернер поделился с вами своими соображениями по поводу проблем колониального правления?

– Ни то ни другое. В семье Хиггинсов не принято обсуждать политику. А с капитаном Тернером у нас не настолько доверительные отношения, чтобы он мог высказать при мне подобную мысль. – Порция бросила взгляд на два военных корабля, стоявших на якоре неподалеку от пристани. – Это мое собственное мнение. Не думаю, что мистеру Адамсу, или Отису, или даже доктору Франклину удастся убедить короля одними только словами.

– Похоже, в ваших жилах действительно течет та самая кровь, – тихо произнес Пирс, переводя Порцию через дорогу.

– Какая кровь?

– Якобитская. Кровь ваших предков. – В голосе Пирса звучало одобрение.

Порция не нашлась что сказать. Она не привыкла получать комплименты, а в этих словах, безусловно, присутствовал комплимент, хотя и не совсем обычный. Как ни странно, Пеннингтон, оказывается, не забыл то, что она сообщила ему о своем прошлом. Значит, не счел ее рассказ пустой болтовней.

Они продолжали идти по улице, и девушка, осознав, что Пирс по-прежнему держит ее за руку, из соображений приличия попыталась робко высвободить ладонь. Однако он не позволил это сделать и даже переплел ее и свои пальцы.

– Ну, мисс Эдвардс, поведайте, какие еще мысли, касающиеся политики, таятся в вашей прелестной головке.

– Мне не очень-то удается скрывать свои взгляды.

– Будем надеяться, что вам не изменит чутье при выборе собеседников. Лично я не рекомендовал бы вам делиться своими взглядами с капитаном Тернером, а также с вашим новым работодателем адмиралом Миддлтоном.

– Это я хорошо понимаю, – произнесла Порция. – Неужели я похожа на дурочку?

Пирс мягко пожал ее руку.

– Ни в коей мере.

Его слова, прикосновение и внимание к ней волновали и возбуждали Порцию. Ей не хотелось расставаться с Пирсом, нравилось с ним разговаривать.

Мимо прошла пара уже немолодых супругов, и Порция, заметив, что женщина неодобрительно взглянула на их переплетенные пальцы, поспешила высвободить руку и отвела глаза в сторону. Они дошли почти до конца пристани, невдалеке виднелось строение, в котором находилась контора Пирса.

– Признаться, я удивилась, когда вы выразили недовольство в связи с ситуацией вокруг Шотландии. Вы никогда не говорили о своей стране.

– Это и ваша страна. Не так ли?

– Пожалуй, что так. Судя по тому, что мне говорили. – Порция окинула взглядом вытянувшиеся вдоль пристани магазинчики. – Но одно дело – знать, где твоя родина, и совсем другое – иметь с ней связь. Вот как вы. Ведь это настоящее счастье!

Пирс слегка нахмурился:

– Вы когда-нибудь бывали в Шотландии?

– Всего раз, вместе с миссис Хиггинс. Она навещала своих родителей, которые живут на самом севере.

– И какое у вас впечатление о наших краях?

– Прекрасная страна. Но меня удивило и опечалило, что очень мало людей работают на земле, фермы заброшены.

– Вы имеете в виду пустоши?

Порция кивнула и вновь посмотрела на Пирса. От его пристального взгляда ее сердце опять учащенно забилось.

– Не удивлюсь, если у вас есть свое мнение и о тамошнем положении дел.

– Разумеется, есть. Но я предпочла бы его держать при себе, чтобы не отпугнуть вас своей болтовней.

– Отпугнуть? Да вы меня заинтриговали!

– Кажется, к нам направляется ваш конторщик, – сказала Порция.

И действительно, к ним чуть ли не бежал Шон с кипой бумаг под мышкой.

– Да, вы правы. Мне придется ненадолго отвлечься. Но если вы готовы подождать, я подвезу вас потом до дома, и мы продолжим нашу беседу.

Порция покачала головой.

– Спасибо, вы очень любезны, но я не могу.

– Дальше можно слово в слово повторить то, что вы написали в записке. Позвольте спросить, почему вы не желаете провести время в моем обществе?

Подбежал Шон, однако Пирс отослал его обратно в контору.

– Так что вы там писали?

– В записке? Ну… – Порция пришла в замешательство.

– Я надеялся на достаточно откровенные взаимоотношения. Ну что же, как хотите. – Пирс кивнул на прощание. – Возможно, я еще буду иметь удовольствие встретить вас на одном из городских собраний. Всего хорошего, мисс Эдвардс.

Пеннингтон направился к своей конторе, а Порция зашагала в противоположном направлении. Ей нужно было держаться подальше от этого мужчины, пока чувства не взяли верх над рассудком.

Когда Мэри Хиггинс пришла в дом на Скул-стрит, где находилась аптека, хозяйка проводила ее не в гостиную, а прямо в комнату Порции. Мэри убедила миссис Крис, что подруга не стала бы против этого возражать. Поднимаясь по лестнице, пожилая женщина на все лады расхваливала новую квартирантку, а Мэри, очутившись в маленькой спаленке, в еще большей степени почувствовала себя виноватой.

Комната Порции была чистой, обстановка вполне соответствовала необходимым требованиям. Окно было настежь открыто.

Больше всего Мэри опечалило, что личное имущество Порции оказалось, мягко говоря, небогатым.

В углу комнаты стоял небольшой сундучок, на столике рядом с кроватью лежало несколько безделушек, подаренных Анной и Уолтером. Вот все, что Порция нажила к своим двадцати четырем годам! Мэри вспомнила, что восемь лет назад, когда девушка, покинув пансион в Уэльсе, переехала к ним, вещей у нее было побольше чем сейчас.

Впрочем, Порция никогда не проявляла особого интереса к вещам. Она нуждалась в тепле и ласке.

Видимо, они с Уильямом, поглощенные своей личной жизнью, не осознавали, что Порции необходимо было выйти замуж и обзавестись собственными детьми. Свой дом, свой очаг, то, чего она никогда не имела.

И теперь, думала Мэри, она сама подтолкнула Порцию к решению круто изменить жизнь.

Если бы они с мужем почаще выводили ее в люди, с кем-то знакомили и благосклонно относились к потенциальным женихам, она, возможно, не связывала бы надежды на счастливое будущее с освобождением той, которую считала своей матерью. Это было лишь мечтой, и, по мнению Мэри, мечтой неосуществимой. Слишком уж нереальной представлялась вся эта история.

Мэри подошла к окну и стала смотреть на улицу.

Жену пастора терзали угрызения совести еще и потому, что она постоянно сравнивала Порцию со своей сестрой. Однако Элли выросла в большой дружной семье, окруженная любовью, заботой и лаской, ни в чем не испытывая недостатка. И после грандиозного скандала, навредившего ее близким, не пострадала. После бракоразводного процесса повеса, соблазнивший Элли, женился на ней.

Теперь Элли вполне устроена и обеспечена, чего не скажешь о Порции.

По улице верхом на лошадях проехали офицеры, и Мэри невольно вспомнила о капитане Тернере. Быть может, подумалось ей, еще не поздно исправить ситуацию. Капитан явно неравнодушен к Порции, а сама Порция, возможно, проникнется к нему со временем симпатией. Если удастся их свести, Порция, возможно, откажется от мысли освободить мать.

Обдумывая предстоящий разговор с подругой, Мэри стала прохаживаться по комнате и случайно бросила взгляд на небольшой столик в углу. И когда увидела на нем чернильницу с пером и стопку бумаги, ее осенило. Мэри села за стол и взялась за перо.

«Мы с мужем по-прежнему остаемся друзьями Порции, ответственными за ее дальнейшую судьбу, – писала Мэри капитану Тернеру, – поэтому обращаемся к вам с просьбой оказать нам содействие и взять на себя труд доставлять ее в дом адмирала Миддлтона и обратно». Мэри упомянула о симпатии, которую Порция якобы питала к офицеру, и заранее поблагодарила его от имени всей семьи. Дождавшись, когда чернила подсохнут, она сложила листок и поднялась со стула.

Заслышав шаги на лестнице, Мэри сунула письмо в карман – Порция ничего не должна знать.

– Мэри? Ты здесь?

Миссис Хиггинс шагнула к двери.

– У меня было достаточно времени, чтобы все хорошенько обдумать и понять, как мне тебя не хватает.

– Я тоже по тебе скучала, – произнесла Порция.

– Возможно, я слишком строго придерживаюсь различных предписаний, подвержена страхам. Оставим все как есть, но будем поддерживать дружеские отношения.

– Спасибо, Мэри, – прошептала Порция и устремилась к подруге, раскрывшей объятия.

Поиски таможенников на борту «Тисла» результатов не дали. Однако Пирс был не настолько наивен, чтобы забыть о бдительности.

Пирс и Натаниель представили таможенному комиссару журналы с описанием предыдущих рейсов принадлежащих им кораблей. Как сообщалось, инспекционные мероприятия должны были продлиться от недели до месяца, что оказалось весьма некстати, ведь в ближайшее время они с Натаниелем ожидали прибытия еще одного парусника под названием «Лотиан». На этом судне, следующем из Карибского моря к острову Сент-Юстатиус, находилась очередная партия мушкетов, спрятанных среди бочек с патокой.

Нельзя допустить, чтобы «Лотиан» приблизился к Бостону, поскольку на британских военных кораблях, стоящих на якоре у входа во внутреннюю гавань, наверняка уже получен приказ об обыске судна.

Пирс подумывал о том, чтобы выйти в море на «Тисле» и попытаться перехватить «Лотиан», но такая задача была трудновыполнимой, ибо курс любого парусника непредсказуем. Кроме того, если вывести бриг из гавани с пустым трюмом, оставив в пакгаузе предназначенные к погрузке бочки с ромом, адмирал Миддлтон наверняка вышлет погоню. Но без хорошей форы их судно не может состязаться в скорости с британскими военными кораблями.

По всем прикидкам, «Лотиан» должен был прибыть в Бостон примерно через пару недель, если задержится в порту острова Сент-Юстатиус, что вполне вероятно. Это еще одна причина, по которой Пирсу следует побыстрее покинуть город.

Вернувшись вечером домой, Пеннингтон прошел прямо в кабинет и взял с полки присланное из Шотландии письмо, уже больше месяца лежавшее нераспечатанным. Порция сказала, что иметь в Шотландии семью – великое счастье. Эти слова тронули Пирса до глубины души, и ему до боли захотелось узнать, как обстоят дела у Лайона, с которым он не общался с того самого дня, когда погибла Эмма.