Космоархеологи (№2) - Обреченная

Хатч размышляла, почему цивилизация на Пиннакле, погибшая сотни тысяч лет назад, вызывает гораздо больший интерес, нежели ноки.

Тони в последний раз взглянула на артефакты, чтобы удостовериться, что они в целости и сохранности. Затем попрощалась с грузчиками и заняла свое кресло.

Хатч начала оперировать спайком и, когда началась подача энергии, перечислила пассажирам все процедуры, имеющие отношение к безопасности. Спайковая технология позволяла ей менять вес посадочного модуля в релятивистски слабом (планетарном) гравитационном поле, снижая его до двух процентов от действительной величины. Она велела пассажирам оставаться на местах до особого распоряжения и не пытаться отстегнуть страховочные ремни, пока те не расстегнутся сами, а также не делать резких движений, если загорится красная лампочка, и тому подобное.

– Отлично, – сказала она. – А теперь – поехали.

Ремни, обхватив плечи пассажиров, накрепко приторочили тех к креслам. Хатч развернула маневровые двигатели соплами под углом вниз и врубила их. Судно начало подниматься. Хатч потянула штурвал на себя, и посадочный модуль мягко воспарил.

Она переключилась на искусственный интеллект, сообщив пассажирам, что они, если хотят, могут деактивировать скафандры, и отключила свой.

Место раскопок уже стало неразличимым, слившись с коричневыми песками.

* * *

«Харольд Уайлдсайд» был исключительно роскошным кораблем. Хатч заметила несколько крупных изменений, происшедших за те двадцать с лишним лет, что она пилотировала сверхсветовые корабли Академии, самым значительным из которых стало дальнейшее улучшение искусственной гравитации. Кроме того, люди Академии путешествовали теперь действительно со всеми удобствами. Возможно, не в роскоши, однако доброе старое время, когда все было из рук вон скверным, осталось в далеком прошлом.

Дополнительные денежные вливания в космические исследования дали значительные результаты – открытие Омега-облаков, этих в высшей степени занятных и смертоносных объектов, что неизменно вылетали из центра Галактики каждые восемь тысяч лет и, казалось, были запрограммированы на уничтожение технологических цивилизаций. Разумеется, истинными объектами этих нападений были прямые линии и правильные углы структур достаточно больших, чтобы заметить их из космоса. Иными словами, формы, которых не создает природа. За прошедшие после их открытия десятилетия архитектурный стиль изменился кардинальнейшим образом. Теперь повсюду основой дизайна стала кривая. Мосты, здания, космопорты – все, к чему теперь прикладывал руку архитектор, конструировалось с изгибами, дугами и арками. Когда Омега-облака наконец появятся вблизи Земли – а их визит состоится примерно через тысячу лет, – для них найдется очень немного такого, на что они могли бы среагировать.

Эти удивительные объекты вызвали продолжительные дебаты: что это – природные образования, эволюционировавший вид, который Галактика, вероятно, использует для защиты себя от жизни, наделенной сознанием? Или это порождение какого-то дьявольского разума, наделенного невероятными инженерными способностями? Никто этого не знал, однако мнение, что Вселенная, возможно, начнет избавляться от человеческой расы, вызвало некоторое переосмысление понятий основных вероучений.

Храм в пустыне был круглым, в его архитектуре не было ни единого прямого угла. Хатч гадала, не означает ли это, что проблема облаков весьма древняя.

Посадочный модуль приземлился в ангаре «Уайлдсайда». Хатч подождала, чтобы на панели управления загорелся зеленый индикатор. Когда это произошло, открыла воздушный шлюз.

– Добро пожаловать на борт, – сказала она. – Каюты – на верхней палубе. Ищите там дверцу со своим именем. Кухня – в задней части корабля. Если желаете, до отлета можете переодеться, принять душ и все такое прочее. Время еще есть. Как минимум час корабль никуда не двинется.

У Эмбри Дезджардзян были длинные темные волосы и точеные черты, словно вытесанные из камня. Нечто в ее взгляде легко выдавало в ней хирурга. Она провела на Пиннакле три года – и не просто в качестве медицинского персонала.

– Я довольна этим назначением, – объяснила она Хатч. – Здесь не чувствовалось уныния.

Том Сколари, среднего роста, рыжеволосый и смешливый, сообщил Хатч, что летит домой из-за серьезной болезни отца. Его мать стала уже неспособной о себе позаботиться, и поэтому дома обязательно должен кто-то постоянно находиться.

– Вот и хорошо, – продолжил он, делая унылое лицо. – А то на Пиннакле слишком мало женщин.

Знакомясь с Найтингейлом, он тряс его руку, говоря:

– Неужели вы тот самый Найтингейл, который когда-то был в экспедиции на Обреченной?

Найтингейл признался, что это именно так, заметив, что все же куда приятнее читать о путешествиях, сидючи дома.

* * *

Пока «Уайлдсайд» дожидался определенной точки орбиты, чтобы иметь нужный вектор полета, Хатч проводила предполетную проверку, беседуя со старым приятелем на «Небесном ястребе», космической станции возле Пиннакля, и читая поступающую информацию. Там было много интересного: на пути к Малейве находился принадлежащий «Трансгалактику» туристический корабль «Вечерняя звезда» с полутора тысячью желающих посмотреть великое столкновение на борту. Помимо всего прочего Событие будет транслироваться в прямом эфире во «Всеобщих новостях», хотя передача достигнет Земли спустя несколько дней. Сепаратисты Вайоминга снова устроили перестрелку, новый виток насилия случился в Иерусалиме.

«Звезда» была самым большим из постоянно курсирующих туристических судов. Пару лет назад маленький корабль доставил пассажиров к черной дыре в Точке Голема. Никто не предполагал, что доведется посмотреть так много интересного. Полет рассматривали как курьез, ибо мало чего можно увидеть в черной дыре. Однако в офисе, где продавались билеты, вдруг образовалась стопка неудовлетворенных заявок, и внезапно загадочные просторы дальнего космоса обернулись крупным бизнесом. Так родилась новая индустрия.

Сюжет о Малейве напомнил ей об отношении Найтингейла к этой системе. Девятнадцать лет назад во время памятной провальной экспедиции он лишился и будущего, и репутации. Теперь Малейва снова появилась в новостях, и Хатч задумалась, не с этим ли связано его внезапное решение отправиться домой.

Билл запросил разрешение запустить основные двигатели.

– Самое время, – сообщил он. Бортовой искусственный интеллект на всех сверхсветовых кораблях Академии прозвали Уильямом Р. Долбри, или попросту Билл, – не в честь создателя ИИ, а по имени первого капитана корабля, который добрался домой при помощи этой бортовой системы. У Долбри случилась остановка сердца, когда он самонадеянно совершал перелет на восемьдесят световых лет на роскошной яхте с четырьмя перепуганными пассажирами.

Изображение Билла (которое не было портретом Долбри) показывало человека, достойного быть назначенным президентом или председателем. Гладко выбритое лицо, очень серьезный взгляд и аккуратно подстриженная седая борода. Дизайнеры постарались соблюсти меру и не создать ему слишком величественную внешность, поскольку не нужно было, чтобы капитан шел на поводу у своих представлений о себе. Иллюзии могут взять в плен кого угодно, а искусственный интеллект по-прежнему уступал человеку в способности принимать решения в реальных жизненных обстоятельствах.

– Поехали, – сказала она.

«Уайлдсайд» нес сейчас важный груз керамики и глиняных табличек с надписями. У них было одиннадцать грузовых отсеков, и если кораблю недоставало пассажиров, то груз с лихвой компенсировал это.

Хатч знала, что дубликаты чаш и кубков позднее отправятся в магазин сувениров при Академии. Ей очень хотелось бы иметь оригинал. Но эти предметы стоили чрезвычайно дорого – как титан такой же массы или даже дороже.

Увы.

– Ладно, ребята, – передала она по связи, – через три минуты мы начнем набирать скорость. Прошу удостовериться, что вы закреплены как следует. И еще раз проверьте все, когда застегнетесь.

Обратный рейс к Земле был долгим, но Хатч такое не внове. Она обнаружила, что большинство пассажиров неизменно находит способ разделиться на группы по интересам. На корабле имелось великое множество развлечений, и путешествия непременно превращались в каникулы. Она знала случаи, когда люди, совершившие вместе подобный перелет, устраивали встречу ровно через год, чтобы отметить совершенное путешествие. На ее памяти бывало так, что пассажиры влюблялись, браки распадались, делались научные открытия и бушевала почти безостановочная оргия.

* * *

Марсель был приятно удивлен.

– Я так понял, что там нет ничего разумного. Неужели они настолько лопухнулись?

Они возвратились на капитанский мостик вместе с толпой техников и аналитиков. Бикман глубоко вздохнул.

– Вам известно, как проводятся исследования, – проговорил он. – И примите во внимание: та исследовательская команда работала очень быстро.

– Ладно, – кивнул Марсель и усмехнулся. Он еще раз насладится сознанием того, что участвует в этом, когда будет наблюдать за реакцией высшего руководства во время выпуска новостей. Я же говорю, мы мельком пробежались по Обреченной. – Дайте знать, когда будете готовы передать рапорт, Гунни.

Бикман удалился вниз и через двадцать минут уже был на связи.

– Мы дали маху и со старыми записями, Марсель, – сказал он. – Взгляните-ка на это.

На его дисплее появилось снежное поле. Снятое со спутника, оно казалось довольно заурядным: скучный ландшафт из бугристых возвышений и случайные вкрапления леса. Бесплодный пейзаж бесплодной планеты.

– Ну и что?

– Вот, – показал один из исследователей, светловолосый молодой человек по имени то ли Арвин, то ли Эрвин...

Тень.

Здание. На этот раз – вне всяких сомнений.

– Где это? – спросил он.

– В Северной Транзитории. В нескольких километрах южнее океана.

Остроконечная верхушка. Шпиль. Башня.

Для Бикмана дали увеличение. Похоже, башня была выстроена из каменных блоков. Он увидел осколки стекла в окнах.

– Какой же она высоты?

– Примерно в три этажа. Возможно, еще несколько скрыты под снегом.

Он пристально разглядывал строение. Башня и снег. Место выглядело холодным, одиноким, заброшенным.

– Не хотел бы я в ней жить, – заметил Арвин.

Марсель согласился с ним. Башня выглядела древней, а снежный покров вокруг – нетронутым.

– Не думаю, что в окнах осталось хотя бы одно стекло, – проговорил кто-то еще.

Появилась карта с отмеченной на ней находкой. Это был южный берег океана, названного ими Кораджио. Неподалеку от бухты Дурных Вестей.

«Весьма подходящее название», – подумал он.

– А что под снегом?

Бикман кивнул кому-то, стоящему справа от экрана. Появилась схема. Дома. Улицы. Вероятно, парки. Проспект или, возможно, бывшее русло реки, вьющееся посередине изображения. Русло реки? Возможно, поскольку его перечеркивали две прямые линии, очень смахивающие на мосты.

– Большой город, – заметил кто-то.

Бикман кивнул.

– Здесь могло бы жить примерно двадцать тысяч. Однако он маленький – в том смысле, что дороги и здания узкие. По нашим прикидкам, ширина улиц всего метра два. Тесновато по любым меркам. А здесь еще что-то. – Он взял указку и ткнул в толстую линию, которая словно бы окружала схему. – Стена?

– Фортификационные сооружения, – уточнил Марсель.

– Полагаю, да. А такого рода строения означают дотехнологический период. – Он смотрел как-то неуверенно. – Хотелось бы, чтобы у нас был соответствующий специалист.

Башня, казалось, была соединена со стеной.

– Над снегом ничего больше не видно?

– Нет. Все остальное под ним.

Бикман решил, что это стена, которую они обнаружили вчера, всего лишь каприз природы, возможно, иллюзия. Но это...

– Итак, уже пять свидетельств, – произнес Марсель. Пять свидетельств деятельности разума. – Гюнтер, на этой планете есть еще какие-нибудь строения?

– Пока только стена. Нам следует наблюдать внимательнее. Убежден: что-нибудь да найдется. – Он рассеянно потянул себя за бороду. – Марсель, надо послать туда группу. Разузнать, кто они есть. Или были.

– Нельзя, – ответил Марсель.

Руководитель проекта встретился с ним взглядом. Бикман понизил голос, чтобы их спор не показался ссорой.

– Это особые обстоятельства. Я подпишу разрешение нарушить любые инструкции или официальные процедуры, снимая с вас ответственность. Но мы должны отправиться туда и все тщательно исследовать.

– Я бы с радостью помог, Гунни, – промолвил Марсель. – Но я говорю – нельзя. У нас нет посадочного модуля.

У Бикмана буквально отвалилась челюсть.

– Не верю! – вскричал он. – У вас их целых три в отсеке для шаттлов.

– То шаттлы. С корабля на корабль – пожалуйста. Но они не летают в атмосфере.

– Вы уверены? – Бикман заметно встревожился. – Но мы же сумеем сделать хоть что-нибудь?

– Не знаю, – отозвался Марсель. – Разве что сообщить о находке. И пусть тогда голова болит у Гомес.

– Как же это мы не взяли посадочный модуль?

– Мы не брали с собой бесполезных грузов. Посадочные модули очень тяжелые. Нам и в голову не приходило, что они понадобятся в этой миссии.

Бикман хмыкнул.

– Чье это решение? Ну да ладно, неважно. Полагаю, все мы кое-что знаем о подготовке.

– В любом случае, у вас нет ни одного квалифицированного специалиста, чтобы проводить здесь исследования, – сказал Марсель.

– Квалифицированного? – переспросил Бикман. У него сделался вид человека, угодившего на планету, заселенную идиотами. – Это для чего же? Чтобы осмотреть старое здание? Поискать на стене надписи и сделать несколько снимков? Может быть, отыскать парочку горшков. Какого же рода квалификация для этого нужна?

Марсель усмехнулся.

– Чтобы не перебил все горшки.

– Отлично, поставьте в известность Академию. Попросите их, чтобы выслали еще один корабль, если хотят. Но им придется поторопиться.

– Они поторопятся. – Марсель понимал, что просто нет времени выслать с Земли вторую экспедицию. Им придется кого-то перенаправить сюда.

3

Меня удивляет, что человеческая раса до сих пор не искоренила в себе смелость и доблесть. Эти качества традиционно приводят к ранней кончине. То есть они не способствуют передаче генов потомкам. Тогда как люди, склонные гнуться под принуждением, производят на свет следующее поколение.

Грегори Макаллистер. Воспоминания. Стезей добродетели

Хатч была не в восторге от перспективы провести несколько следующих недель взаперти на «Венди» с Рэнделлом Найтингейлом. Он обедал вместе с остальными пассажирами и время от времени забредал в комнату отдыха. Однако сказать ему было, в общем, нечего, и вид у него вечно был такой, что становилось ясно: ему не по себе. Рэнделл был щуплым, худым, седым и всего на пару сантиметров выше миниатюрной Хатч.

Обстановка этого рейса не слишком благоприятствовала человеку, прослывшему анахоретом. Рейс между Куракуа и Землей обычно перевозил свыше двадцати пассажиров. В таких обстоятельствах Найтингейл мог бы без труда уйти в свою каюту, и никто бы этого не заметил. Но их было всего четверо. Пятеро, считая пилота. И поэтому он ощущал давление обстоятельств и честно старался участвовать в жизни корабля.

Однако эти его старания создавали атмосферу нерешительности и настороженности. Стоило ему появиться, как смех замирал и все с трудом находили тему для беседы.

Биосистеме Пиннакля было свыше шести миллиардов лет, и она, бесспорно, была старейшей из известных систем. Найтингейл провел там почти десять лет, реконструируя ее историю. По слухам, основная часть теоретической работы уже была сделана, и Хатч понимала, почему Найтингейл собрался домой. Но, тем не менее, казалось, что он преднамеренно избрал именно это время.

Стараясь удовлетворить любопытство, она выискивала возможность поговорить с ним наедине. Когда наконец такой шанс выпал, она между делом поинтересовалась, не заболел ли кто-нибудь из его близких.

– Нет, – ответил он. – Все чувствуют себя превосходно.

Но больше ничего не сказал. Даже не узнал, зачем она спрашивает.

Хатч улыбнулась и заявила, что ей интересно, почему его имя появилось в ее декларации о пассажирах неожиданно. Она узнала о том, что он летит, за несколько часов до отлета.

Пожав плечами, он ответил:

– Я принял это решение в самую последнюю минуту.

– Что ж, прекрасно, я рада каждому.

После этого разговора, если его вообще можно было назвать разговором, она отправилась на капитанский мостик и стала изучать материалы об экспедиции Найтингейла.

Впервые систему Малейвы исследовал двадцать один год назад корабль «Джеймс П. Тальяферро». Результаты экспедиции взволновали научное сообщество по двум причинам: Малейва-3 оказалась имеющей жизнь планетой и вот-вот должна была столкнуться с залетевшим в эту систему газовым гигантом. Собрали экспедицию под руководством Найтингейла, которая отправилась туда под фанфары и с широким обсуждением в прессе.

Другие люди, по-видимому, более квалифицированные, тоже рвались возглавить экспедицию. Академия заявила, что Найтингейла выбрали потому, что он был энергичным и при этом чрезвычайно здравомыслящим человеком. У него не было опыта в изучении биосистем, принципы организации которых не известны, но такого опыта не было ни у одного из кандидатов. И пусть он был моложе некоторых из тех, кого Академия предпочла бы увидеть в роли кандидата – но вышло так, что Рэнделл женился на дочери члена комиссии.

Однако экспедиция провалилась, и ответственность за это легла на Найтингейла.

То, что произошло с ним на Малейве-3, несомненно могло случиться с любым. Однако когда Хатч прочитала некоторые нападки на его здравомыслие и умение осуществлять руководство, тонко завуалированные намеки на его трусость, она поняла, почему Найтингейл решил не лезть на вершину горы, а выпал из поля зрения.

* * *

Невозможно привыкнуть к серым туманам гиперпространства, где сверхсветовые корабли дрейфовали вперед словно бы небрежно, но быстро. Путешественники, глядевшие в телескопические камеры, чувствовали себя так, будто продвигаются сквозь плотный смог со скоростью несколько километров в час.

«Уайлдсайд» спокойно скользил в тумане, и Хатч без труда представила себе, что находится, например, в Ньюфаундленде, летит над Атлантикой, и вот-вот раздастся звук ревуна. Она настроила замаскированные под иллюминаторы экраны, предназначенные для того, чтобы пассажиры любовались красотой горных пейзажей, видами городов или еще чем-нибудь в этом роде. Сидя в комнате отдыха, она смотрела на Лондон словно бы из кабины самолета. День был ясный, утро раннее, а погода – тихая. Падал снег.

Шел шестой день полета.

– А что там на самом деле? – спросил Сколари, подсевший к ней за ланчем.

– Ничего, – ответила она.

Он наклонил голову.

– Должно же быть что-нибудь.

– Ничего. Кроме тумана.

– А откуда тут туман?

– Водород и гелий. И еще несколько газов. Это в нашей вселенной есть неупорядоченности, а эта – холодная, торжественная.

– Как же так получилось? – осведомился он.

Хатч пожала плечами.

– Ничто крупное здесь не способно сформироваться. Это как-то связано со значением гравитационной постоянной. Физики утверждают, что настоящий вопрос заключается в том, откуда у нас планеты и звезды?

– А здесь есть отличие в силе гравитации?

Оба принялись за десерт. Хатч взяла ананас и банан с ломтиками сыра на тоненьких кусочках ржаного хлеба. Она пожевала, некоторое время обдумывала вкус, потом кивнула.

– Здесь значение гравитационной постоянный намного ниже, чем в нашей вселенной. Поэтому ничто не формируется. Хочешь взглянуть, на что это похоже?

– Разумеется!

Хатч приказала Биллу вывести изображение на экран передней телескопической камеры.

Лондон исчез, сменившись туманом.

Сколари наблюдал за этим несколько минут, потом покачал головой.

– Как будто я вышел прогуляться и иду быстро, а туман вокруг расступается.

– Если вообще идешь.

– Хатч, – проговорил он. – Догадываюсь, что сенсоры здесь не работают.

– Совершенно верно.

– Поэтому на самом деле ты не знаешь, есть там что-нибудь или нет. Впереди.

– Столкнуться с чем-нибудь невозможно в принципе, – заверила она. – Крупные объекты здесь не формируются.

– А как же другие корабли?

Она поняла, что на самом деле его это не беспокоит. Казалось, Сколари вообще ни о чем не тревожился. Но путешествие через гиперпространство зачаровало и озадачило бы любого. Особенно из-за ощущения медлительности. И из-за обманчивых теней в тумане. Их создавали прожекторы корабля, всего-навсего.

– Согласно теории, – сказала она, отвечая на этот вопрос в тысячный раз, – наш маршрут уникален. Мы создаем своего рода складку, посредством которой протыкаем пространство: она исчезает, когда мы выходим из нее. Поэтому столкновение с другим кораблем или даже встреча с ним исключены.

Вошел Найтингейл, заказал что-то в автобаре и подсел к ним.

– Интересный вид, – заметил он.

– Можно сменить.

– Нет, прошу вас. – Он смотрел зачарованно. – Это прекрасно!

Она взглянула на Сколари, который вгрызся в яблоко.

– Люблю все необычное, – произнес он.

Однако беседа сразу же угасла.

– Вы планируете вернуться на Пиннакль, Рэнди? – наконец спросила Хатч. – Или думаете принять другое назначение?

– Я в отставке, – ответил он таким тоном, что они сразу поверили.

И поздравили.

– Куплю домик в Шотландии, у моря, – продолжал он.

– В Шотландии? – удивилась Хатч. – Что же вы будете там делать?

– Там еще кое-где сохранилось пустынное взморье, – пояснил он. – А мне нравится уединение.

– И как вы будете проводить время? – не отставала Хатч.

Он налил себе кофе.

– Полагаю, в первый год я не буду делать ни-че-го.

Сколари кивнул.

– Наверное, это приятно. – Потом он заметил, что Найтингейла могли бы взять преподавателем в Техасском университете, и добавил, что очень неплохо было бы спустя столько лет снова встретиться с друзьями. – Рэнди, а вам не хочется написать мемуары? Ей-ей, это была бомба!

Несомненно, Сколари знал, что Найтингейл своего рода знаменитость, но, вероятно, не знал всех подробностей.

– Нет. – Найтингейл напрягся. – Не думаю, что достаточно много людей сочтут историю моей жизни вполне увлекательной.

Опыт подсказывал Хатч, что она и ее пассажиры привяжутся друг к другу. Иначе между ними уже возникла бы глубокая антипатия. Маленькие группы в длительных полетах всегда следовали одному из известных поведенческих шаблонов. Несколько лет тому назад некий социолог, находящийся на борту корабля, изучил определенный феномен и присвоил ему свое имя. Эффект Кабла. Как и следовало ожидать, группа разделилась на две части: с Найтингейлом, с одной стороны, и с кем-то еще – с другой.

До сих пор во время путешествия все мало развлекались и много говорили. Пассажиры почти забыли про игры и виртуальную реальность, посредством чего обычно коротали время, и вместо этого очень много беседовали.

Уже прозвучало несколько доверительных признаний – верный признак того, что пассажиры сблизились, хотя обычно на это уходили недели. На третий вечер Эмбри сообщила, что всерьез подумывает бросить медицину. Невыносимо, когда люди постоянно жалуются тебе на самочувствие.

– Мир полон ипохондриков, – поясняла она. – По-моему, большинство людей именно таковы, не будь я доктор.

– Моя мать страдала ипохондрией, – сказала Тони.

– И моя. Так что мне следовало бы дважды подумать, прежде чем поступать в медицинское училище.

– А почему ты поступила? – спросила Хатч.

– Отец был врачом. И бабушка. От меня этого в некотором роде ожидали.

– А чем ты займешься, оставив медицину?

– Можно бросить практику и заняться исследованиями, – заметил Сколари.

– Нет. По правде говоря, меня это вовсе не интересует. Мне это скучно.

Тони Хамнер вопреки первоначальному впечатлению Хатч, потянуло на романтику.

– Я отправилась на Пиннакль, потому что там все иначе. Я хочу путешествовать.

– Ты уже сделала это, – заявила Эмбри.

– И мне это понравилось. Блуждать по местам, построенным какими-то негуманоидами... Сотни тысяч лет назад. Это – археология.

– Так зачем ты едешь домой? – поинтересовался Сколари.

– Мой тур закончился.

– Ты могла бы его продлить, – проговорила Хатч. – Люди, которые хотят остаться, просто делают доплату.

– Знаю. Я уже продлила путешествие на целый год. И готова заняться еще чем-нибудь.

– Гм... – промычала Эмбри. – У меня подобные же мысли.

Тони рассмеялась.

– Тогда тебе тоже стоит полистать проспекты.

Сколари кивнул.

– А что, на Пиннакле у тебя никого не осталось?

Она задумалась.

– Там не было ни одного интересного мужчины. Огромное количество молодых парней – да. И все из тех, кто женат на своей работе. Женщины более или менее разбираются, какова истинная цена развлечений.

Она ни разу не упомянула о своем бывшем.

Только Найтингейл не шел на откровенность. И вот они сидели и глядели на вечный туман, и вдруг Рэнделл разговорился. Да, ему жаль, что его жизнь не настолько интересна, чтобы людям захотелось прочитать о ней. Он произнес это с таким убеждением, что Хатч подумала: «Уж не верит ли он в это на самом деле?»

Сколари подошел к иллюминатору, посмотрел на окружающую мглу и спросил:

– У кого-нибудь есть какие-нибудь соображения по поводу общего устройства этого места? Оно большое?

– Насколько я понимаю, – ответила Хатч, – понятие размера неприменимо к...

Билл подал визуальный сигнал. Это означало, что пришло сообщение.

– ...данной ситуации, – закончила она фразу. – Билл, ну!

– Хатч, – проговорил тот, – сообщение из Академии.

– Выведи его на экран, Билл.

Эмбри подошла, как раз когда туман рассеялся и появилось сообщение:

...

КУДА: КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ АКАДЕМИИ

«УАЙЛДСАЙД»

ОТ КОГО: РУКОВОДИТЕЛЬ МИССИЯМИ

ТЕМА: ПЕРЕМЕНА КУРСА

ХАТЧИНС, «ВЕНДИ» ОБНАРУЖИЛ НА ОБРЕЧЕННОЙ РУИНЫ. НЕМЕДЛЕННО МЕНЯЙТЕ КУРС. СДЕЛАЙТЕ СНИМКИ, ЗАБЕРИТЕ АРТЕФАКТЫ И ВСЕ, ЧТО СМОЖЕТЕ. ГЛАВНОЕ УЗНАТЬ ХОТЬ ЧТО-ТО О ПЕРВОНАЧАЛЬНЫХ ОБИТАТЕЛЯХ. В ПРЕДЕЛАХ ДОСЯГАЕМОСТИ БОЛЬШЕ НИКОГО. НА ЭТОТ ПЕРИОД ВРЕМЕНИ ВЫ НАЗНАЧЕНЫ АРХЕОЛОГОМ. ПОМНИТЕ, ВОТ-ВОТ БУДЕТ СТОЛКНОВЕНИЕ С МОРГАНОМ. НЕ РИСКУЙТЕ.

ГОМЕС.

Она совершила ошибку. Ей следовало принять эту передачу лично. Она покосилась на Найтингейла, но не смогла прочитать на его лице ровным счетом ничего.

– Ого, – воскликнул Сколари. – И большой это крюк?

– Полет в один конец займет примерно пять суток, Том.

Они услышали, как зазвенела тарелка Найтингейла.

– Не сказать, что я этим как-то огорчен, – заметил он.

Черт! У нее и в самом деле нет выбора. Она получила приказ. И не может оспорить его хотя бы потому, что доставка туда ее ответного сообщения займет несколько дней. Она достаточно много поработала, чтобы понимать: руины на планете, считающейся необитаемой, – очень важная находка. И все это поручили ей. Будь Хатч одна, она бы несказанно обрадовалась.

– Придется лететь, – наконец произнесла она. – Жаль, что это доставляет неудобства. Раньше в подобных случаях Академия компенсировала пассажирам потраченное время.

Найтингейл закрыл глаза, и Хатч услышала, как он выдохнул:

– Полагаю, нам выделят другой корабль.

– Вряд ли в этом много смысла – разве что какой-нибудь окажется поблизости. Если им придется высылать корабль с базы, то он прибудет почти через пять недель. К тому времени там все уже завершится, а мы точно будем лететь обратно.

– Прямо напрашиваются на то, чтобы предъявить им иск, – настаивал Найтингейл.

Это была пустая угроза. Вероятность изменения маршрута и возможные неудобства оговаривались в контракте каждого капитана корабля.

– Поступайте как считаете нужным, – спокойно отозвалась она. – Я считаю, что в худшем случае мы задержимся примерно на три недели.

Найтингейл с огромным облегчением положил нож и вилку.

– Потрясающе, – проронил он и вышел из комнаты.

Эмбри тоже не обрадовало происходящее.

– Это нелепо, – бросила она.

– Увы, – Хатч постаралась улыбнуться. – Такие вещи случаются.

Сколари, закатив глаза, откинулся в кресле.

– Хатч, это жестоко – поступать так со мной. Я заранее заказал номер в Швейцарских Альпах. Хочу провести там время с друзьями.

– Том, – сказала она страшно смущаясь. – Извини, но, мне кажется, тебе придется пересмотреть свои планы.

Он посмотрел ей прямо в глаза.

В это мгновение Хатч постаралась взять себя в руки.

– Послушай, вы оба достаточно долго работали на Академию. И вам известно, что значит открытие такого рода. И еще вы знаете, что мне не предоставили возможности выбора. Пожалуйста, жалуйтесь туда, где это нормально воспримут. Пишите, а я с радостью отошлю вашу жалобу.

Тони вздохнула.

– Я, в общем-то, не предполагала, что мы весело проведем время. Так что преспокойно могу это пережить.

В течение часа Хатч пересчитала их полетную траекторию и взяла курс на Малейву.

* * *

В тот день она сторонилась пассажиров, желая сохранить благоприятный психологический климат. Хотя дружеский настрой первых нескольких дней и не вернулся, но отрицать, что гнев и негодование быстро рассеялись, тоже было нельзя. К утру все более или менее смирились с новым положением дел. Эмбри признала, что возможность наблюдать планетарное столкновение наверняка важнее любых неудобств. Что касается Сколари, он, видимо, наконец, начал осознавать, что значит быть единственным молодым представителем мужского пола в обществе двух привлекательных пассажирок.

Хатч сочла, что пришло время сделать следующий шаг.

На следующее утро все, кроме Найтингейла, собрались в комнате отдыха. Тони и Эмбри играли в шахматы, Сколари с Хатч обсуждали этические проблемы, а Билл оказывал им в этом посильную помощь. В данный момент обсуждалось, следует ли воспринимать положительно наличие верований, поскольку те даруют индивидам большее психологическое спокойствие. Заметив, что шахматная партия закончилась, Хатч привлекла к себе внимание присутствующих.