Космоархеологи (№2) - Обреченная

Бикман встал, глубоко вздохнул, допил кофе, похлопал Марселя по плечу и лучезарно улыбнулся.

– Будь готов ко всему, – сказал он, направляясь к двери. – Полагаю, колдовской час наступил.

Когда он вышел, Марсель усмехнулся: глава передового отряда ученых, прилетевших на «Венди», не сумел скрыть искренний энтузиазм. По пути сюда его парни снова и снова прогоняли компьютерную модель протекания События, обсуждали его важность для утверждения таких-то или таких-то воззрений в теории энергообмена, или хронометраж его этапов, или параметры гравитационной волны. Они спорили о том, что, вероятно, наконец получат данные о внутренней структуре газовых гигантов и вообще о подобных столкновениях. Они надеялись найти новый, лучший подход к решению давнишних головоломок вроде наклона оси вращения Урана или необъяснимо огромного содержания железа на таких планетах, как Эразм в системе Веги и родной Меркурий. И самое важное: это будет уникальная возможность непосредственно увидеть нутро планеты земного типа. Для наблюдения за этим у них имелись специальные устройства, потому что выбросы энергии во время финального катаклизма ослепят все прочие средства наблюдения.

«Она начнет распадаться вот в этот момент, – говорил кто-нибудь из них, снова и снова тыча в график времени, – и ядро покажется здесь. Боже мой, вы можете хотя бы вообразить, на что это будет похоже?»

Расхожая мудрость гласила: хорошим исследователем может быть только тот, кто в душе остался сущим ребенком. Марсель знал: вокруг него специалисты. А вели себя как дети, вышедшие на улицу поглазеть на снег. И тем не менее они пытались замаскировать этот факт, притворяясь, будто это первая и важнейшая экспедиция по сбору фактов, не имеющая цели кого-нибудь обмишурить. Они отправились сюда для удовлетворения собственного интереса, ради самого реального вознаграждения – свершения дела всей своей жизни. Они научились прорывать структуру пространства, описали внешние рубежи Вселенной, разрешив большинство загадок, связанных со временем, и теперь собрались усесться поудобнее и насладиться величайшей в истории человечества катастрофой.

Марселя радовало, что он с ними. Такое назначение запоминается на всю жизнь.

* * *

Космический корабль «Венди Джай» был старейшим действующим судном флота Академии. Его киль был заложен на верфи почти полвека назад, а внутреннее убранство мало-помалу стало столь причудливым, что казалось – его создавали в другую эпоху.

За Морганом пассажиры наблюдали через множество телескопов и сенсоров, батареями громоздящихся на корпусе корабля и на запущенном специально для этого спутнике. Всеми доступными им средствами исследователи пристально следили за голубовато-серой туманной поверхностью газового океана, глубины которого были скрыты навеки. Гигантские молнии расчерчивали диск планеты. Случайные метеоры проносились по небу, оставляя светящийся след, и исчезали в облаках.

Ученые проводили исследования магнитного поля Моргана, напряженностью в две трети поля Юпитера, и изучали любые его всплески.

Настроение сохранялось праздничным; физики с планетологами прогуливались по коридорам, заходили в каюты друг к другу, подолгу торчали в центре управления, заглядывали на капитанский мостик и выпивали в свободное от работы время. Спустившись в проекторную «Венди», Марсель наткнулся на полдюжины ученых, собравшихся у экрана. При виде его все разом выпили за его здоровье.

Приятно, когда за твое здоровье поднимают одну рюмку сливочного ликера за другой. Неплохо для парнишки, долгие годы сопротивлявшегося учебе и учебникам. Когда Марселю было четырнадцать, одна из учительниц отвела его в сторону и предложила помощь в учебе. «Сможешь быстро всех догнать», – пообещала она.

Завершив программу наблюдений за планетой Морган, исследователи обратили взоры на Малейву-3 и занялись рассылкой зондов и размещением спутников. «Для того, – пояснил Чианг Хармон, – чтобы утыкать жертву датчиками и слушать ее сердцебиение в течение всех ее последних дней». Команде хотелось собрать все, какие возможно, физические данные. Установить плотность Малейвы-3 и записать колебания ее альбедо. Наблюдать за движением приливов и отливов. Изучить ее глубины и состав ядра, анализировать атмосферную смесь и регистрировать давление воздуха. Составить карты всех ураганов и торнадо и измерить возрастающую силу землетрясений, которые в конце концов разнесут планету на кусочки.

На завтраке, во время их первого полного дня на орбите около Обреченной, Бикман объявил всем присутствующим в столовой лично и остальным по системе оповещения, что соотношение водорода и гелия составляет 80.6 к 14.1, в полном соответствии с предсказанием Моргана. Итак, теперь они знали почти наверняка, откуда родом эта планета.

Все зааплодировали, а кто-то намеренно заплетающимся языком предложил поднять за это еще один тост. Гам сменился смехом, и Бикман выпил яблочного сока. Фактически они были даже слишком трезвые.

* * *

Когда-то Марсель Клерво собирался устроиться менеджером, но вышло так, что остаток жизни ему предстояло потратить, пилотируя сверхсветовые корабли Академии. Прежде он работал на «Космик, Инк.», доставляя на шаттлах персонал и провиант на Куракуа, которую «Космик» преобразовывал в пригодную для жизни людей планету. Но ему не нравились люди, управляющие этой организацией, деспотичные и совершенно некомпетентные. Получив образование, он совершил очень быструю карьеру, чем привел в замешательство своих работодателей, после чего уволился. Потом он на некоторое время устроился инструктором в «Перелет», понял, что есть шанс сработаться с Академией, и наконец был принят туда.

Марсель был парижанином, хотя родился на Пиннакле. Он был вторым ребенком, появившимся на свет на внесолнечной планете. Первую, девочку, тоже родившуюся на Пиннакле, осыпали всевозможными благами, в число которых вошло и бесплатное обучение.

– Пусть это будет тебе уроком, – заявил отец, обожавший поучать Марселя. – Никто не помнит лучшего друга Колумба. Всегда делай самую лучшую работу.

У них это считалось дежурной шуткой, однако Марсель видел в этом замечании сперва скрытую мудрость, а затем – призыв добиваться успеха любой ценой. Либо выкладывайся, либо не дергайся. Не очень поэтично, но это напоминало ему, что нельзя упускать ни шанса. Отца огорчала бесцельность его юности. Когда он скончался, Марсель все еще витал в облаках, и отец безоговорочно записал своего блудного отпрыска в безнадежные неудачники. Но успел отправить Марселя в маленький лионский коллеж для непослушных. Там Марсель впервые прочел Вольтера.

Возможно, на него повлияла внезапная смерть отца, или Вольтер, или учитель математики, который (по каким-то непонятным причинам) неизменно верил в Марселя, или Валери Гишар, которая решительно заявила, что не намерена связываться с человеком без будущего. Что бы ни стало причиной, Марсель решил завоевать мир.

Нельзя сказать, что он добился своего, но капитаном сверхсветового корабля стал. Он опоздал пленить Валери, но теперь был уверен, что никакая женщина не бросит его по такой же причине.

Космические корабли тем не менее оказались не столь романтическими, как он ожидал. Жизнь Марселя, даже связанная с Академией, заключалась в перевозках пассажиров и груза с планеты на планету, причем с монотонной регулярностью. А ведь Марсель думал пилотировать разведывательные суда, которые выходили за пределы освоенных пространств, достигали неведомых уголков Вселенной – вот как «Тальяферро», который двадцать один год назад ушел в рейс и обнаружил планету Морган. Вот это была жизнь, к которой он стремился всей душой. Но те корабли были компактны, а их пилоты рано или поздно становились частью самой исследовательской команды: астрофизики, ксенобиологи, климатологи... люди, которые не становились обузой во время экспедиции. Марсель умел управлять кораблем и запросто починить кофеварку. Он был опытным техником, одним из немногих пилотов, которые прямо в полете могли произвести сложный ремонт. Такая квалификация ценилась высоко, и это стало одной из многих причин, почему Академия с удовольствием назначала его в рейсы для транспортировки большого количества пассажиров.

Марсель обнаружил, что ведет необычайно бедную событиями жизнь.

Но затем случилась планета Морган.

* * *

Поскольку столкновение предстояло лобовое, своего рода космическое крушение поезда, Малейва-3 пока не ощущала гравитационного воздействия приближающегося гиганта. В ее небесах пока всё было спокойно.

– Там ничего особенно не изменится, – предсказывал Бикман, – вплоть до последних сорока часов. Примерно. А вот тогда... – Он в предвкушении потер руки. – Кэти, туши фонари.

Они находились над ночной стороной. Под ними замысловатыми виньетками проплывали обрывки облаков, подсвеченные звездами. Слабо проступали очертания океанов и покрытая снегом суша.

«Венди Джай» двигался по низкой орбите на восток. Наступило самое раннее утро, но многие исследователи уже встали и толпились возле экранов. Они перекусывали и галлонами пили кофе прямо у мониторов, наблюдая за мерцающим небом: корабль приближался к терминатору.

Команда Марселя состояла из двух человек: Мира Амелия была техником, а Келли Колье – вторым пилотом. Келли пришла на мостик, и он отправился спать. Однако сон не шел – на корабле царила атмосфера взволнованного ожидания. Оставшись один, он все-таки задремал. Через несколько часов проснулся, несколько раз присел и какое-то время делал повороты из стороны в сторону, прогоняя сон. Затем решил принять душ и одеться. У него появилось своего рода нездоровое предвкушение предстоящих событий. Это его раздражало, поскольку он всегда считал себя выше зевак, глазеющих на несчастные случаи.

Марсель пытался убедить себя, что это всего лишь научное любопытство. Но нет, тут крылось нечто большее. Нечто, растворенное в крови, реагирующее на то, что целая планета, населенная живыми существами, должна погибнуть в глобальной катастрофе.

Он повернулся к монитору и уловил фрагмент передачи, транслируемой из центра управления. Экран заполнила бескрайняя дуга океана. У одного края облачного покрова несомненно обреталась снежная буря.

Под ними проплывали горы со снежными шапками, которые в отдалении сливались с бесконечной белой равниной.

Невозможно увидеть пылевое облако Киверас. Даже на сверхсветовом корабле нужны детекторы, которые бы сообщали, что здесь нечто есть. И все же его влияние оказалось существенно важным. Убери пыль, и Малейва-3 станет тропической планетой.

Они пролетели над треугольным материком, самым крупным на планете. На северном и западном берегах вздымались широкие горные кряжи, и еще несколько цепочек вершин образовывали прерывистый центральный хребет. Суша тянулась примерно от десяти градусов северной широты почти до южного полюса. Южные границы континента, разумеется, были не видны невооруженным глазом, поскольку были скрыты щитом антарктического льда. Абель Киндер, один из климатологов, сказал Марселю, что даже до всеобщего похолодания там, возможно, существовал ледяной мост, соединяющийся со снежной шапкой.

Марсель обнаружил Бикмана на капитанском мостике, в его излюбленном кресле: тот болтал с Келли, прихлебывая кофе. Они наблюдали за панорамой внизу: последние из гор исчезали с экранов. Стадо животных неспешно двигалось через равнину.

– Кто они? – спросил Марсель.

Бикман пожал плечами.

– Какие-то вроде как мохнатые, – ответил он. – Местный эквивалент северных оленей. Только мех белый. Послушай, ты не мог бы принести мне кое-что из архива, и я скажу тебе точно

В этом не было необходимости. Марсель просто хотел поболтать. Он знал, что животные на Обреченной совершенно удивительные, и наиболее распространенные виды имеют множество разновидностей. Все они обладали обычными органами, мозгом, кровеносной системой и тенденцией к симметрии, судя по множеству найденных на планете экзоскелетов. Крепкие кости с обоих боков. Большинство растений используют хлорофилл.

Насекомые на Обреченной были сущим бедствием для всех существ размером больше немецкой овчарки.

Подробное исследование местной фауны проведено не было, поскольку, как всем известно, девятнадцатилетней давности экспедиция Найтингейла в первый же день была атакована местной фауной. С тех пор никто не спускался на эту планету, и исследования производились из обсерваторий, со спутников.

– Славный мирок, – произнес Бикман. – Довольно перспективный для твоих бывших боссов.

Он имел в виду «Космик, Инк.», чей Отдел планетарного строительства отбирал планеты и делал их землеподобными, чтобы использовать в качестве аванпостов человечества.

– Слишком холодно, – заметил Марсель. – Тут настоящий холодильник.

– Вообще-то ближе к экватору не так уж плохо. И потом, это лишь временно. Еще несколько веков, и пыли здесь не будет, все вернется к норме.

– Вряд ли мои бывшие боссы заглядывали так далеко.

Бикман снова пожал плечами.

– Подходящих и доступных планет не так уж много, Марсель. По правде говоря, я полагаю, что Обреченная – довольно симпатичное место и напрашивается на то, чтобы прибрать его к рукам.

Равнины перешли в лес, а после – в очередные вершины. Затем корабль снова полетел над морем.

Чианг Хармон с контрольного экрана объявил, что последний из обычных исследовательских зондов выпущен. Где-то сзади Марсель услышал смех. И кто-то изрек:

– Глориамунди ¹.

– Что происходит? – осведомился Бикман.

– Дают названия континентам, – ответил Чианг.

Марсель был озадачен.

– А зачем? Кого это волнует? Здесь ведь скоро ничего не будет.

– Возможно, именно поэтому, – сказала Келли, темнокожая и очень привлекательная. В ней было что-то от школьницы. Она была единственным человеком, с удовольствием читающим поэзию, которого знал Марсель. – Когда планета погибнет, останется карта. Стало быть, нам следует нанести на нее хоть какие-то названия.

* * *

Марсель с Бикманом прошли в центр управления, чтобы вести наблюдение. Половина команды уже была там: выкрикивали предположения и громко спорили. Чианг наносил на виртуальную карту один за другим не только континенты, но и океаны и морские острова, горные кряжи и реки, обособленные районы и снежные равнины.

Треугольный материк, над которым они только что пролетели, стал Транзиторией. Другие уже были названы: Конец Времени, Земная Слава, Северный и Южный Темпус.

Огромный северный океан окрестили Кораджио. Прочие стали Нирваной, Мажестиком и Арканом. Водный пролив, отделяющий Транзиторию от двух Темпусов (которые соединялись узкой полоской суши), стал Туманным морем.

Они продолжали давать названия. Так возникли далеко-далеко выдающийся из Северо-Западной Транзитории мыс Прощания и расположенная рядом бухта Дурных Вестей, так появилась Смотровая Скала, Черный берег и Траурные горы.

Пока они заполняли карту, интерес к этому занятию куда-то испарился. Они еще не закончили, а Марсель заметил перемену настроения. Ощущение поначалу было едва заметным, его легко было принять за плод воображения. Однако исследователи мало-помалу становились более хмурыми, смешки почти затихли, и, похоже, все стали более сплоченной командой.

* * *

Обычно Марсель чувствовал себя не очень уютно с исследователями из Академии. Они обычно были с головой погружены в собственные проблемы и теряли интерес к собеседнику, если он не готов был обсуждать, допустим, особенности ускоренного протекания времени при повышенной гравитации. Это было не преднамеренно, и в общем ученые старались держаться дружелюбно. Но очень мало кто из них умел скрывать свои чувства. Даже женщины порой выглядели так, словно мыслями были где-то далеко.

Поэтому по вечерам он чаще всего рано уходил в свою каюту или прогуливался по корабельной библиотеке. Но первый полный день на орбите оказался насыщенным событиями. Исследователи были в восторге, и Марселю не хотелось ничего пропустить. Поэтому он дожидался, чтобы последние из ученых сложили свои тарелки и стаканы в коллектор и ушли. И тогда уселся изучать карту Чианга.

Можно было решить, что Малейва-3 населена людьми. Порт Сомнений расположили на самом краю Глориамунди. Канал Нерешительности пронзал Темпусы.

Потом он никак не мог заснуть. Спустя некоторое время он вернулся на капитанский мостик. Со всеми текущими задачами искусственный интеллект корабля справлялся успешно, а Марсель устал рассматривать бесконечные глетчеры и океаны внизу, поэтому взялся за политический триллер, который начал читать накануне вечером. Он слышал, как по коридорам ходили люди. Это было необычно в такой час, но Марсель отнес суету на счет волнений этого дня.

Он успел почитать с полчаса, когда тихо звякнул комм.

«Марсель?» – прозвучал голос Бикмана.

– Слушаю вас, Гюнтер.

– Я снова у панели управления. Если у вас найдется минутка, то тут на экране кое-что есть. Уверен, что вам хотелось бы взглянуть на это.

* * *

У мониторов собралось человек десять. Перед собравшимися замерла картина: лес, тонущий в глубоком снегу, и среди деревьев что-то, очень смахивающее на стены. Но разобрать, что это, было трудно.

– А вот и сюрприз, – сказал Бикман.

Марсель сощурился, вглядываясь в экран, словно от этого изображение могло стать более четким.

– Что это? – спросил он.

– ...здание, – ответила подошедшая Амелия. – Там внизу кто-то есть.

– Возможно, это всего лишь игра света. Иллюзия.

Все пристально всматривались в монитор.

– По-моему, оно искусственное, – проговорил Бикман.

2

«Внеземная археология» звучит гламурно, особенно потому, что ее осквернителям могил удалось откопать транзисторные радиоприемники, которыми пользовались существа, умершие четверть миллиона лет назад. Все это порождает ауру тайны и романтики. Но если нам когда-нибудь посчастливится обогнать радиоволны, то мы сможем «изловить» их телепередачи и, несомненно, раскроем, что они, как и мы сами, были популяцией болванов. Такая грустная возможность, увы, подтачивает обаяние изучения древности.

Грегори Макаллистер. Раздумья босоногого журналиста

Присцилла Хатчинс, облаченная в костюм Фликингера, затаив дыхание разглядывала интерьер реконструированного храма. Свет позднего полудня проникал сквозь цветные витражи в поперечных нефах, проходил вдоль верхних галерей, через центральную башню. Каменный помост занимал место, где, вероятно, полагалось быть алтарю.

Каменную крышу поддерживали восемь массивных колонн. По всему нефу для верующих были продуманно расставлены скамьи, слишком высокие для Хатч, чтобы усесться удобно, – деревянные, без спинок. Храм явно предназначался для созданий, которые не использовали для сидения ягодицы. Верующие, по-видимому, пользовались этими скамьями так: балансировали на них грудкой, цеплялись за края измененными мандибулами.

Хатч изучала изображение над алтарем. Шесть придатков, отдаленное сходство с насекомым. Однако глаза принадлежали скорее моллюску. Каменные лучи, явно представляющие лучи света, отражались от его верхних конечностей.

Это, по мнению экспертов, было изображение Всемогущей. Творца этой планеты. Богини.

Фигура была женской, хотя как пришли к этому заключению – ускользало от понимания Хатч. У Богини было рыло, клыки и усики-антенны, назначение которых исследователям все еще было непонятно. Каждый из четырех верхних придатков оканчивался шестью загнутыми пальцами. Нижняя пара представляла собой своего рода ноги, обутые в сандалии.

Голый череп украшала шапочка, прикрывающая пару ушных отверстий. На Богине была блуза, подпоясанная кушаком, и брюки, напоминающие бриджи для верховой езды. Средние конечности были сморщены.

– Рудименты? – поинтересовалась Хатч.

– Возможно, – ответил Марк Черновски, отпивая глоток холодного пива. Он долго пробовал его на вкус, затем легонько хлопнул себя указательным пальцем по губам. – В дальнейшем ходе эволюции они несомненно лишились бы их.

Несмотря на странные черты и любопытную анатомию, Всемогущая сохраняла привычное великолепие, которое всегда усматривается в небожителях. Представители каждого из четырех разумных видов, с которыми встречались люди, изображали своих почитаемых божеств такими, как и они сами. На Пиннакле, где довольно долгое время не знали, как выглядят аборигены, затруднялись определить, каким должен быть облик здешней доминирующей расы. Но при этом легко проникались величием божественной мощи.

Хатч невольно отметила, что мрачные черты и настроения почему-то воплощаются в основном в камне, причем эта традиция не зависит от культуры. Даже когда образы оказываются совершенно чуждыми.

Они приблизились к алтарю. На нем было вырезано еще несколько фигур, среди прочих – животные. Тем не менее, Хатч заметила, что это существа явно мифические, такие не смогли бы появиться на земноподобной планете. У одних крылья вовсе не годились для того, чтобы поднимать хозяина в воздух. У других головы не гармонировали с туловищами. Но все изображения были исполнены так, что становилось ясно: здесь кроется некий культовый смысл. Один слабо походил на черепаху, и Черновски пояснил, что это – символ священной мудрости. Змея наверняка представляла божественное присутствие на всей планете.

– Как понять эти образы? – спросила она. – Плайнфилд сказал, что мы еще не сумели прочесть ни одного манускрипта.

Черновски снова наполнил кружку и взглянул на Хатч – не передумала ли она? – предложил ей немного пива, а потом, когда она отказалась, вежливо улыбнулся и произнес:

– Мы можем очень многое установить из контекста, в который эти образы традиционно помещались. Хотя безусловно остаются вопросы и сомнения. Действительно ли черепаха олицетворяет божество мудрости? Или это всего лишь религиозная символика? Или, в действительности, это просто фрагменты культуры, дошедшей из предыдущей эры, и никто никогда не воспринимал их всерьез ни в каком ином качестве?

– Ты хочешь сказать, здесь просто-напросто музей?

Черновски рассмеялся и ответил:

– Возможно.

Храм реконструировали в нескольких километрах от места первоначальной постройки, чтобы сохранить и сами руины. «Некоторые изображения очень сильно пострадали. Особенно крылатые существа», – подумала она.

– Да. – Марк заметил, куда она смотрит. – Способность летать добавляет определенное щегольство, не так ли? – Он поглядел на существо, очень похожее на орла, вырезанное в черном камне: крылья раскрыты, когти выпущены. – Вот любопытная штука. Насколько нам известно, на этой планете никогда не водились ни орлы, ни кто-либо, даже отдаленно похожий на них.

Хатч с минуту рассматривала изображение.

– Он часто появляется на плече Всемогущей, – продолжал Черновски, – и очень тесно связан с ней. Наверное, как голубь – с христианским божеством.

Было уже поздно, и они вернулись в глубину нефа. Хатч бросила последний взгляд на храм. Впервые она видела его во всей полноте.

– Изумительно! – воскликнула она.

* * *

«Ровер» ожидал их снаружи. Хатч посмотрела на него и подняла взор на храм, неотразимый в своей суровой простоте.

– Он был построен несколько сотен тысячелетий тому назад, Марк, – сказала она. – С тех пор многое могло измениться. Может быть, раньше, здесь водились орлы. Откуда тебе знать?

Они забрались внутрь машины и направились обратно в штаб-квартиру с их точки зрения бесполезной космической экспедиции. Штаб, находившийся к западу от собственно руин, напоминал скорее нагромождение бежевых панелей.

– Возможно, – признался он. – Хотя у нас есть очень приличные видеосъемки окаменелостей. Но это не имеет значения. Лучше согласиться с Платоном: существуют определенные формы, которым природа отдает предпочтение, и при этом они не встречаются у живых существ.

С этими словами он встал и потянулся.

– А что, по-твоему, случилось с местными? – спросила Хатч. – От чего они погибли?

Доминирующая раса на Пиннакле исчезла значительно раньше. Почти три четверти миллиона лет назад.

Черновски покачал головой. Он был высокий и угловатый, седой, с темными глазами. Полжизни он провел на этой планете и уже распорядился похоронить его здесь, когда придет его смертный час. Он старался всегда иметь шанс побеседовать с гостями, и потому появлялся перед ними первым.

– Кто знает? – произнес он. – Вероятно, они состарились. Расы тоже старятся, точно как люди. Нам известно, что здешнее население решительнейшим образом шло навстречу своей гибели.

– Откуда вам это известно?

– Мы умеем определять даты. В последние годы городов становилось все меньше.

– Поразительно, – заметила она.

Черновски улыбнулся, принимая этот комплимент как должное.

Хатч посмотрела из окна на груду камней, оставшихся от первоначального храма.

– Как много из этого экстраполировано? Из того, что мы только что видели?

Автомобиль остановился, и они вышли.

– Нам известно очень много о том, на что походил этот храм. Мы не в курсе всех подробностей, но наши данные довольно достоверны. Что касается скульптурной группы, мы обнаружили – и здесь, и в других местах – достаточно обломков, чтобы на основании полученных данных построить модель. Подозреваю, что если бы местные смогли вернуться, они чувствовали бы себя в нашей симуляции совершенно как дома.

* * *

Археологические раскопки на Пиннакле проводились почти тридцать лет назад. В настоящее время более двух тысяч исследователей и подручного персонала уже рассеялись по нескольким дюжинам мест.

Пиннакль, конечно, по-прежнему оставался обитаемой планетой, однако это представляло минимальный интерес для экзобиологов. Его разнообразных обитателей уже занесли в каталог, построили и тщательнейше проанализировали их электронные модели, и теперь оставалось лишь пополнять коллекции. Больше никаких сюрпризов, равно как и научных открытий, не ожидалось.

Однако очарование и восхищение, вызванные первым столкновением с аборигенами, еще не поблекло. Строители храмов обитали на всех пяти материках; руины их городов обнаруживали повсюду, кроме самых далеких ледяных шапок. Но их предали забвению. Они были самой древней, причем с большим отрывом, цивилизацией, известной людям. И несмотря на хвастливые речи Черновски, люди не знали ни одного названия, относящегося к местным племенам. Даже имени их главного божества.

Хатч поблагодарила Марка за поездку и вернулась к «роверу». Она постояла несколько секунд, уже будучи наполовину в машине, пристально глядя на круг древних камней и соображая, какая же часть увиденного в храме была подлинной, а сколько там плодов воображения дизайнеров Черновски.

Костюм с защитным полем сидел на ней, как вечернее платье, только лицо прикрывал жесткий овальный щит, позволявший ей говорить и дышать без труда. Еще он оберегал от резких перепадов температуры и высокой радиации, к тому же сохранял атмосферное давление, обеспечивая возможность работать в вакууме. Надев подобный костюм, скорее чувствуешь, что одет в просторные майку и шорты из мягкой ткани. Мощность извлекалась за счет электрослабого взаимодействия, и костюм мог бесконечно подпитывать сам себя.

Когда здесь возвели храм, климат был намного мягче, а на окрестных землях процветало земледелие. Позднее город и храм были разграблены и сожжены, однако затем храм восстановили – и несколько раз отстраивали заново после штурмов этого бастиона. В конце концов, по мнению специалистов, он стал центром империи.

А потом начал медленно, но верно рассыпаться в песок.

Загудел комм.

– Хатч? Мы готовы к вылету.

Это была Тони Хамнер, одна из ее пассажиров. В данный момент Тони руководила погрузочной командой.

Двое из людей Черновски поднимались из ямы по выщербленным каменным ступеням.

– За мной, – велела Хатч.

Через несколько минут она находилась перед посадочным модулем. Рядом стоял еще один «ровер», и с него сгружали ящики, содержавшие артефакты и почти уникальные фрагменты храма, залитые перед упаковкой защитной пеной.

– Мы прихватили кое-какую керамику, – сообщила Тони. – И даже одну статую.

– Статую? Чью?

Та рассмеялась.

– Над этим не задумывались. Однако она в хорошем состоянии.

Подошли еще двое грузчиков. Один смотрел на эмблемы корабля.

– Чаши, – произнес он. – Вы верите в это? До сих пор?

– Джон – новенький, – пояснила Тони. – Это – обожженная глина, – сказала она. – Сделаешь все правильно, и она станет вечной.

Тони была гибкой, оливково-смуглой и беззаботно-веселой. Четыре года назад Хатч забрала ее из Солнечной системы, вместе с мужем. Ходили слухи, что она бывает чуть-чуть чересчур бесшабашно-веселой. Он поверил слухам и засобирался домой; Тони ясно дала ему понять, что категорически намерена остаться. Ей, специалисту по энергетическим потокам, выпала возможность показать, на что она способна! Работа на Пиннакле, где она почти бесконтрольно оснащала оборудованием и усовершенствовала свои системы, была для нее верхом мечтаний.

А затем Тони решила, что ее супруг – никчемная личность.

Ящики были тяжелые, и очень важно было правильно разместить груз, равномерно распределив тяжесть. Хатч показала, куда их ставить, а потом поднялась в каюту. Трое пассажиров уже находились здесь.

Одного из них – Тома Сколари, специалиста по автоматической обработке данных – она знала очень давно. Сколари представил ей Эмбри Дезджардзян, врача, чья вахта здесь подошла к концу, и Рэнди Найтингейла (они были шапочно знакомы). Найтингейл оказался пассажиром, вписанным в ее декларацию в последний момент. «Полет домой, – пояснила она, – займет тридцать один день». Как будто они сами этого не знали.

Она села, включила комм и сообщила начальнику транспортной службы, что готова к вылету.

Ее голос во время связи перемежался с треском.

– Вас понял, – отозвался он. – Приятно, что вы здесь, Хатч. Вы не хотели бы вскоре вернуться сюда?

– Следующие два моих рейса будут на Нок.

Нок был единственной планетой, где обнаружили все еще существующую цивилизацию. Его обитатели лишь недавно начали использовать электричество. Но при этом постоянно вели разрушительные войны. Они были очень задиристы и драчливы, склонны к репрессиям и нетерпимо относились к новаторству. Себя они считали единственными во Вселенной (и не переменились в этом мнении); даже их научный мир отказывался верить в то, что другие планеты могут быть обитаемы. Весьма забавно, поскольку среди этих гордецов ходили люди, одетые в легкие, практически невидимые скафандры.