Мэттью Хоуп (№4) - Красавица и чудовище

– Где он сейчас? Ее бывший муж?

– Да здесь, в Калузе. У него винный магазинчик на углу Вайн и Второй улицы, кажется, так, на Второй или на Третьей улице.

– Его зовут Эндрю, верно? – спросил я, с трудом вспоминая имя. – Я не ошибаюсь, Эндрю?

– Эндрю Оуэн, верно.

– А что означает буква «Н» в вашем имени?

– Что?

– «Н»? Ваш второй инициал?

– Нэт. Меня назвали в честь Нэта Тернера. А как это связано со всем остальным?

– Терпеть не могу тайн, – ответил я.

* * *

Было уже около пяти, когда я добрался до винного магазинчика, в котором Эндрю Оуэн был и владельцем и продавцом. Когда я вошел, он стоял за кассовым аппаратом, ящик для денег выдвинут; за спиной хозяина тесными рядами выстроились бутылки виски разного оттенка коричневого. Хозяин тоже был коричневым – цвета красного дерева. Он был почти одного роста со мной, но весил намного больше, – дородный мужчина с громадными ручищами, которыми он проворно перекладывал деньги из ящика кассы на прилавок, раскладывая их в аккуратные маленькие пачки: единицы, пятерки, десятки, и пачечка потоньше – двадцатки. Наконец он перевел взгляд на меня.

– Чего угодно? – спросил он. – Я собираюсь закрывать.

– Меня зовут Мэттью Хоуп, – ответил я, – представляю интересы…

– Хоуп, – повторил он и, посмотрев на меня более внимательно, кивнул.

Выйдя из-за прилавка, он подошел к двери, запер ее, а затем перевернул висевшую на ней табличку, теперь за стеклом красовалось объявление: «Закрыто». Не оборачиваясь, он произнес:

– Помню вас. Вы тот самый адвокат, который отсудил для Салли такие громадные алименты.

– Ну, не такие уж и большие, – возразил я, вспомнив о том, сколько ухитрилась выжать из меня моя собственная супруга под руководством этого сладкоречивого адвокатишки, Элиота Маклауфлина.

– Дом да три сотни зелененьких в месяц слишком много для таких, как я, – сказал Оуэн, возвратившись к прилавку. – Так о чем речь на этот раз? Она что, хочет начать по новой? Я выплачиваю ей алименты аккуратно, каждый месяц, все до последнего цента. Что ей…

– То, с чем я к вам пришел, не имеет никакого отношения к бракоразводному соглашению.

– Так что же это?

– Вашему другу Джорджу Харперу предъявлено обвинение в убийстве жены. Я адвокат…

– Понятно. Видел по телику, – сказал Оуэн.

– Я защищаю его интересы.

– По-моему, он выбрал не самый плохой вариант. Раз вы добились таких благ для Салли, так и Джорджу будет не так уж плохо.

– Он ваш друг, не так ли?

– Вообще-то вы могли бы и так его назвать.

– А как вы его назвали бы?

– Конечно, другом.

– Насколько близким другом?

– Да как вам сказать. Мы частенько вместе рыбачили. Он был ко мне внимателен, когда началась вся эта кутерьма с Салли. Это близкий друг? Наверное. Кто знает? В последнее время мы как-то потеряли контакт, но, мне думается, мы были хорошими друзьями.

– Почему же изменились ваши отношения? Что случилось?

– Ничего. Кто говорит «изменились»? Джордж все еще мне друг, ясно? Просто люди плывут по течению, приятель, и течение уносит их в разные стороны.

– А как он помогал вам, пока шел бракоразводный процесс?

– Подставлял свое плечо, чтобы выплакаться, – ответил Оуэн.

Точно так же сказала мне его бывшая супруга, когда рассказывала о своих отношениях с Мишель.

– Может, расскажете поподробнее?

– Конечно, почему бы нет? Хотя лучше бы вам попросить меня об этом во время развода, тогда, может, и мне осталось бы что-нибудь, кроме рубашки на плечах. Я ужасно любил Салли. На развод подала она, а не я. Я плакался Джорджу, а он меня слушал. Он очень внимательно слушал меня. Друг в беде…

– Когда это было?

– Да уже почти год прошел. При разводе вы представляли ее интересы, разве вы не помните, когда это было?

– Хотел уточнить… К тому времени они с Мишель стали подругами?

– Конечно.

– Близкими подругами?

– Наверное.

– Настолько близкими, что Мишель доверяла ей свои секреты?

– Приятель, у меня, знаете ли, хватало и своих неприятностей, и мне было неинтересно, о чем разговаривает Мишель с моей женой.

Кто-то забарабанил в дверь.

– Закрыто! – закричал Оуэн. – Прочитайте объявление! Написано же «закрыто»! – Покачав головой, он обратился ко мне: – Проклятые пьянчуги, до последней минуты все ждут, никак не могут утолить жажду. Ведь написано: «закрыто», так для чего колотить в дверь? – Он посмотрел в сторону двери и еще раз прокричал: – Закрыто! Расходитесь по домам! Ничего не выйдет! – Покачав головой, он пробормотал себе под нос: – Проклятые пьяницы! – а потом вновь обратился ко мне: – Такая вот история.

– Харпер когда-нибудь говорил о Мишель?

– Нет.

– А казался он вам ревнивым?

– Нет.

– Как Мишель вела себя с другими мужчинами?

– Прекрасно.

– Кокетничала с кем-нибудь?

– Нет.

– Видели ли вы хоть раз, чтобы они ссорились при посторонних?

– Нет.

– А не случалось ли вам заставать ее в слезах у себя дома? Когда она приходила к Салли посекретничать?

– Нет.

– О чем вы говорили с Харпером, когда ездили на рыбалку?

– Да мы не ездили. Шли за мост и рыбачили там.

– Ночью?

– Ночью, как правило. Иногда по уик-эндам. Зачем нужен был бы мост, если бы с полдюжины негров не рыбачили с него?

Он подождал, как я отреагирую на его слова, и, казалось, был разочарован, не заметив на моем лице никаких эмоций.

– Так о чем шел разговор, пока рыбачили?

– До начала развода или потом?

– До того.

– Да обо всем на свете. Такого болтуна, как Джордж, я не встречал. Жужжал мне в ухо всю ночь напролет. Всякие истории: про свое армейское житье-бытье, про свой бизнес, про свое детство в Майами, – да обо всем на свете. Рта не закрывал.

– А ваша жена говорит о нем совсем не так.

– А он на самом деле был вот таким: мистер Болтун. Послушайте меня: на свете нет второй такой бестолочи, как Салли. То, что она думает, далеко не всегда соответствует фактам, понимаете? Единственное, что интересно Салли, – это собственная персона, за которую и дырявого цента не дашь. Джордж Харпер мог бы организовать четырехдневную обструкцию в сенате, а Салли на это и внимания не обратила бы. Все, что заботит Салли, она сама, и точка.

– Салли, однако, уделяла достаточно много внимания Мишель, выслушивала ее всякий раз, как та являлась к ней с…

– Такова участь черной женщины, – заявил Оуэн и опять уставился на меня, ожидая моей реакции.

– Вам не кажется, что Мишель приходилось нелегко? – спросил я. – Иностранка. Белая женщина, вышла замуж за черного. В Калузе у нее не могло быть много друзей…

– Ни разу не слыхал, что у Мишель какие-то затруднения. Не знаю, что натрепала вам эта вонючка Салли, но я на вашем месте не верил бы ни одному ее слову. Она с вами кокетничала?

– Нет. Ничего похожего не было.

– Не сидела перед вами, скрестив ноги и задрав юбку выше задницы?

– Нет.

– И не трясла перед вами титьками?

– Нет.

– Должно быть, состарилась, – решил Оуэн.

– А какое у вас впечатление от Ллойда Дэвиса? – спросил я.

– А кто такой Ллойд Дэвис?

– Я думал, вы знакомы с ним. Он был почетным гостем на свадьбе Харпера…

– Так меня там не было.

– Совершенно точно, что несколько раз он заходил к Харперам.

– Ах да, Дэвис. Большущий черный ниггер вроде меня, верно?

Я не ответил ему.

– Теперь припоминаю, – сказал Оуэн и улыбнулся с таким видом, будто одержал какую-то одному ему известную победу.

– Расскажите мне еще о Харпере, – попросил я.

– Что вы хотите узнать? – спросил со вздохом Оуэн. – У меня был длинный день, приятель, мне пора домой.

– Кажется ли он вам человеком жестоким?

– Нет. Совсем напротив. Скорее, мягким. Всегда переживал, если надо снять рыбу с крючка. Бывало, говорил, что рыба-то чувствует то же, что и мы с вами.

– А вы как считаете: убил он свою жену?

– Быть этого не может.

* * *

Я застал своего партнера Фрэнка в нашей конторе, когда прибыл туда в начале седьмого. Ему страшно не понравилась сделка, которую я заключил с Уиллоби, и это все еще продолжало портить ему настроение к моменту моего прибытия.

– Мы как будто были партнерами, – заявил он мне, не успел я войти. – Ты не имел права обращаться к нему за моей спиной.

– Не собирался обманывать тебя, – возразил я.

– Нет? Но ты ведь отправился к этому мошеннику, у которого, как известно каждой собаке в Калузе, комплекс вендетты, даже не посоветовавшись со мной, и заключил с ним соглашение, согласно которому ты выполняешь всю черновую работу, а он в это время бездельничает, зато потом вся слава, если, конечно, он сумеет выиграть это дело, достанется ему. Только я сильно сомневаюсь в вашем успехе. Едва ли Уиллоби это по силам, твой Харпер виновен, никаких сомнений.

– Я в этом совсем не уверен.

– Кто, по-твоему, возместит наши убытки, Мэттью?

– Какие убытки?

– Те убытки, которые терпит наша фирма, пока ты носишься по всему городу, работая не покладая рук на Уиллоби. Убытки от потери твоего времени, Мэттью, убытки, которые мы уже понесли, так как тебя не было в конторе весь день. Ты же летал в Майами, а телефоны трещали без умолку. Как говорил Авраам Линкольн: «Время адвоката и его советы – вот его акции». Наше время – вот чем мы торгуем здесь, в компании «Саммервилл и Хоуп», Мэттью, твое и мое время, – именно за это нам платят. Теперь, если можно, объясни мне, какой цифры приблизительно достигнут наши убытки, если ты, как одержимый…

– Я не одержимый, Фрэнк.

– Тогда как можно назвать твое состояние?

– Послушай, – сказал я, – у меня нет настроения обсуждать дальше этот вопрос, договорились? Если это тебя так сильно волнует, я откажусь от своей доли дохода, сколько бы времени у меня ни заняло…

– И это не одержимость, а?

– Что бы это ни было, черт побери, не будем больше говорить на эту тему, ладно?

– Чудесненько, все в порядке, – сказал Фрэнк, – еду домой. Удостоишь ли ты нас своим присутствием завтра утром или неотложные дела зовут тебя в дальнюю дорогу?

– Буду на месте, – ответил я.

– Польщен. Если у тебя найдется свободная минутка, может, разберешься в той груде записок, которую Синтия положила на твой стол. До встречи, Мэттью, – попрощался он и ушел.

А я, оставшись в его кабинете в одиночестве, размышлял о том, что за все годы нашей совместной практики у нас ни разу до этой минуты не возникало с Фрэнком разногласий по серьезным вопросам. Я отправился к себе, где нашел на столе обещанную мне груду посланий и поручений, оставленных Синтией. Вытащил из-под стола свой портфель и бесцеремонно сгреб в него все записочки. Подождут, пока доберусь до дома; утро вечера мудренее. Но одно обстоятельство необходимо выяснить немедленно.

В одном из шкафов нашей уютной приемной, где сидела Синтия, я откопал нужное мне дело и унес в свой кабинет. Уже стемнело. Зажег настольную лампу и достал из нижнего ящика стола бутылку виски, которую держал там про запас для тех клиентов, которые приходили в слишком сильное волнение, изливая мне душу. Как правило, я и капли в рот не брал в адвокатской конторе «Саммервилл и Хоуп». Мне приятнее заниматься этим на свободе, не торопясь, но и в этих случаях не позволяю себе лишнего, хотя моя бывшая супруга Сьюзен, стоило мне выпить рюмку, начинала ныть, что мое увлечение «Бифитером» превращает меня в человека «опустившегося, замшелого и неустойчивого» (это ее точные слова). Но даже относясь со всем возможным уважением к ее приговору, следует отметить, что на самом деле не «Бифитер», а сама Сьюзен действовала на меня так, что я превращался в человека «опустившегося, замшелого и неустойчивого». Извлек из нижнего ящика стаканчик – у Синтии они всегда под рукой на случай очередной истерики – и плеснул в него на два пальца виски, а затем раскрыл папку с делом о разводе Салли Оуэн.

Она обратилась к нам в октябре прошлого года; в своем заявлении писала, что ее муж, Эндрю Н. Оуэн (еще одно «Н», подумал я: что же на этот раз крылось за ним – Николас, Норрис, Ньютон, Натаниэль?), бросил ее и переехал к женщине по имени Китти Рейнольдс, которая проживала в то время на острове Люси, в квартире, расположенной над принадлежавшим ей магазинчиком предметов женского туалета. Магазинчик входил в комплекс дорогих магазинов острова Люси. О белой женщине, которая увела мужа Салли, было сказано, что она блондинка и ей 35 лет.

Я закрыл папку.

Внезапно меня охватила страшная усталость.

Глава 6

Я выбрался к Китти Рейнольдс, женщине, которая фигурировала в деле о разводе Салли Оуэн, только к четырем часам дня в среду. Чувство вины приковало меня невидимыми цепями к моему столу в нашей конторе. Чувство вины и жуткое количество дел, которые просили меня уладить клиенты. Мне предстояло разобраться с этим сегодня, до завтрашних праздников и нашего отъезда в пятницу в девятидневный отпуск. Я собирался вернуться в субботу на той неделе, но, тем не менее, в конторе появлюсь только в понедельник, 7 декабря.

Первым позвонил в то утро наш клиент Марк Портьери.

– Марк, – приветствовал я его. – Как дела?

– Паршиво, – ответил он.

– Что случилось?

– Хочу сделать новое завещание.

– Еще одно? – удивленно спросил я. – Зачем?

– Хочу быть абсолютно уверенным, что ей не достанется ни цента.

– Кому? – спросил я.

– Дженни.

Дженни – его бывшая жена. Фирма «Саммервилл и Хоуп» всего полгода назад занималась бракоразводным процессом Марка, и затем мы составили по его просьбе новое завещание, по которому его бывшая жена исключалась из списка лиц, имевших право наследования.

– Но ведь она не упомянута в завещании, – сказал я.

– Знаю. А я хочу внести специальный пункт, в котором было бы сказано, что после моей смерти она не получит ни цента.

– Такой пункт совершенно ни к чему, – возразил я. – Если она не упомянута…

– Я хочу включить такой пункт.

– Марк, – начал я, – вы имеете полное право не оставлять своей бывшей жене ни цента. Если она не упомянута в завещании, у нее не может быть никаких притязаний…

– Когда будут зачитывать завещание, – прервал он меня, – когда все соберутся, чтобы выслушать мою последнюю волю, хочу, чтобы прозвучали эти слова. Хочу, чтобы все услышали: «А моей бывшей жене Джейн Портьери не оставляю ничего».

– Хорошо, сделаем, – согласился я со вздохом. Марк представлял себе эту процедуру по голливудским фильмам: вся семья собирается в какой-нибудь пыльной конторе, чтобы выслушать дряхлого адвоката, который зачитывает собравшимся завещание. В реальной жизни тех, кто упомянут в завещании в качестве наследников, обычно информируют по телефону или по почте, ставя их в известность, что они унаследовали крупную сумму, или виллу на Бермудах, или аквариум с золотыми рыбками. – Но подумайте над тем, что я вам сказал, ладно? Мне не хотелось бы вводить вас в лишние расходы, ведь вы уже вполне недвусмысленно…

– Хочу изменить свое завещание, Мэттью, – заорал он и бросил трубку.

Тут же из приемной позвонила Синтия и сообщила, что меня ожидает некий Абнер Филдстон – имя его упоминалось в одной из вчерашних записочек, – он просит принять его на минутку. Я сказал Синтии, чтобы он вошел. Часы на стене моего кабинета показывали 9.30.

Филдстон оказался негром, которому было хорошо за семьдесят. Он рассказал мне, что родился в маленьком городке на Миссисипи в те времена, когда рождение черных ребятишек нигде официально не регистрировалось. Он очень переживал, что у него нет свидетельства о рождении.

– Прожил столько лет, – сказал он, – а у меня даже не было свидетельства о моем появлении на свет. Вы не можете помочь мне достать свидетельство о рождении?

– Нет, если такого документа не существует, – ответил я.

– Так что же мне делать, по-вашему?

– Есть и другие способы установить факт вашего рождения и получить эквивалент свидетельства о рождении.

– Правда? – воскликнул он, и лицо его расплылось в широкой беззубой улыбке.

– Живы ли еще ваши отец и мать?

– Нет, – ответил он, и улыбка сползла с его лица.

– Есть ли у вас братья или сестры, которым известна дата и…

– Я единственный ребенок, – сказал он.

– А как насчет тетушек или дядюшек, которым было бы известно, когда и где вы родились?

– Тетушка Мерси самолично присутствовала при моем рождении, – обрадовался он, – она была акушеркой при моей матери.

– И эта тетушка еще жива?

– О да.

– Сколько же ей лет, мистер Филдстон?

– Девяносто восемь, – ответил он.

– И в здравом уме?

– Помнит все до мелочей, – заверил он меня.

– Дайте мне ее имя и адрес, – попросил я. – Дам указание отправить ей по почте аффидевит.[19]

– И у меня будет все, как положено по закону? – спросил он и снова расплылся в улыбке.

– По всем правилам вы станете юридическим лицом, – подтвердил я, улыбнувшись ему в ответ.

В 9.45 я принялся отвечать на звонки, что значились в списке, переданном мне накануне. В первую очередь позвонил нашему клиенту Холу Аштону (раньше его звали Гарольд Ашкенази), актеру, который состоял в «Эквити»[20] и играл в спектакле «Время нашей жизни» в «Канделлайте», одном из калузских клубов, где давали театральные представления.

Два дня назад, когда актеры выходили кланяться, он в темноте споткнулся и сломал ключицу. Аштон хотел узнать у меня, нельзя ли предъявить иск владельцу этого заведения.

– Какого заведения? – спросил я. – Владельцу «Канделлайта» или бару Ника на Пасифик-стрит?

– Эй, а вам откуда известно про бар? – спросил он самодовольно. – Приходили смотреть представление?

– Заглядывал туда.

– О чем это вы?

– С компанией.

– Вы меня разыгрываете?

– По-моему, один старый актер пытался разыграть другого.

– А у вас что за роль?

– Блик. Отдел полиции по контролю за игорными домами.

– Это роль резонера, – сказал Хол.

– Кому-то приходится играть и резонеров, – возразил я.

– Так подать мне иск или нет? – спросил он, не желая продолжать обсуждение моей недолгой, но яркой актерской карьеры.

– Ваш иск можно рассматривать как требование компенсации за ущерб, причиненный на рабочем месте, – объяснил я. – Есть чем записать?

– Валяйте.

– Позвоните этому человеку, – предложил я, – от моего имени. Он адвокат и занимается жалобами такого рода.

– Так речь идет всего лишь о трудовой компенсации, – разочарованно протянул Хол, но все же записал фамилию адвоката.

В ту же секунду, как положил трубку, раздался звонок Синтии.

– На пятом канале ваша дочь, – сообщила она.

Я нажал кнопку на пульте.

– Привет, радость моя, – сказал я.

– Пап, я быстро, потому что звоню из вестибюля в школе. Мама спрашивает, мне упаковаться до того, как поеду завтра к тебе, или в тот же день, но попозже?

– Как это понимать: «в тот же день, но попозже»?

– Я обещала ей приехать ненадолго домой, ну, после индюшки, после праздничного обеда. Это ничего? Ведь я поеду в Мексику и не увижусь с ней целых девять дней.

– Ты права, все в порядке. Но вещи сложи лучше до того, как поедешь ко мне, ладно? Когда ты обещала маме заехать?

– Сказала, что после обеда, правильно?

– Конечно.

– Хорошо, папочка, – сказала она и повесила трубку. Джоан очень редко называет меня «папочкой». Я удивленно посмотрел в телефонную трубку, нажал кнопку выключателя и потом, вспомнив о праздничных приготовлениях для моей дочери, позвонил Дейл О'Брайен в адвокатскую контору «Блэкстоун, Гаррис, Герштейн, Гарфилд и Поллок».

– «Блэкстоун, Гаррис, Герштейн, Гарфилд и Поллок», – ответила телефонистка.

– Дейл О'Брайен, пожалуйста, – попросил я.

– Можно узнать, кто ее спрашивает?

– Мэттью Хоуп.

Я подождал.

– Здравствуйте, мистер Хоуп, – раздался женский голос, – это Кэти, секретарь мисс О'Брайен. Простите, она сейчас занята. Может она перезвонить вам?

Посмотрел на часы. Было только 10.10.

– Буду у себя где-то до полудня, – сказал я. – Попросите ее позвонить мне, хорошо?

– Да, сэр.

Поблагодарил и повесил трубку.

Дейл позвонила через двадцать минут.

– Привет, – сказана она, – как дела?

– Просто ужас.

– Бедняжечка, – посочувствовала Дейл. – Потерпи немножко, увидишь, какую индейку приготовлю. Она у меня уже в холодильнике.

Дейл и моя дочь, вопреки моим попыткам освободить их от кухонных хлопот, настаивали на том, что в День Благодарения следует приготовить обед «по всем правилам». Помимо традиционной фаршированной индейки с жареным сладким картофелем, к которой полагался клюквенный соус, непременно приготовленный своими руками («Какая разница, если взять консервированный?» – спрашивал я), зеленых бобов и слоеного торта с клубничной начинкой, следовало подать на стол сельдерей, оливки, хлеб домашней выпечки и набор всяких сладостей, которые подаются до или вместе с основным блюдом. Я уговаривал своих дам, что с таким же успехом мы могли бы заказать все это в ресторане, особенно если учесть, что нам предстоит еще собраться в дорогу, хотя это малозначительное обстоятельство не идет, конечно, ни в какое сравнение с таким ответственным делом, как обед. Но мне с глубочайшей обидой ответили, что они сначала упакуют все веши, а уж потом примутся за приготовление обеда. Им так хотелось бы продемонстрировать свое кулинарное искусство, а мне лучше бы потерпеть, – неизвестно ведь, чем предстоит нам питаться в Мексике. Что мы будем есть в Мексике, составляло одну из наших главных забот. Я проконсультировался по этому поводу с Джеми Фелпсом, нашим семейным врачом, по чьей просьбе когда-то занимался делом, которое оказалось моим первым знакомством с умышленным убийством. Доктор выписан нам «вибрамицин» и велел принимать его каждое утро в профилактических целях, а кроме того, прописал «ломотил», который надо принимать только в том случае, если одного из нас настигнет месть Монтесумы. Но у нас, тем не менее, все еще было неспокойно на душе. Подумав о страшных болезнях, я вспомнил о коте Дейл.

– Как дела у Сассафраса? – поинтересовался я.

– Все в порядке, – ответила Дейл. – Глистов не нашли, сделали все анализы, а лихорадка бесследно прошла. Еще одна маленькая загадка природы. Когда застану тебя сегодня вечером?

– Ты останешься на ночь?

– Да.

– Так почему бы тебе не приехать прямо с работы?

– Нет, хочу сначала уложить веши. Давай договоримся около восьми, хорошо?

– Тогда до встречи.

Не успел я положить трубку, позвонила Синтия.

– «Неподкупный»[21] на пятом канале, – сообщила она.

Я снова поднял трубку.

– Привет, Эйб, – поздоровался я. – Почему бы нам не включить объединяющую линию?

Эйб Поллок – один из партнеров адвокатской фирмы «Блэк-стоун, Гаррис, Герштейн, Гарфилд и Поллок», фирмы с самым длинным в нашем городе названием, а кроме того, той фирмы, в которой работает Дейл. Поллок и не подозревал, что я только что разговаривал с Дейл, и потому такое начало сбило его с толку.

– А разве мы сегодня уже разговаривали? – спросил он.

– Шучу, – ответил я.

– Не шути со мной до ленча, – попросил он. – Что там у тебя с этим ненормальным клиентом?

– С которым из них?

– С тем, что подписал контракт на ремонт дома, содержавший пункт об обязательном одобрении работы.

– «Одобрение» не одобрено, – объяснил я.

– Что это означает?

– Мой клиент нанял их полгода назад, Эйб. Кой-какие работы по ремонту до сих пор не закончены, но даже то, что сделано, – никуда не годится. А теперь твой парень хочет, чтобы ему заплатили, и будь я проклят, если не докажу, что до тех пор…

– Имей совесть, Мэттью, – взмолился Эйб. – Шульц просит оплатить ему хоть половину того, что причитается по контракту.

– Твой Шульц что, родственник того, легендарного гангстера?

– Что? Кто?

– Голландца Шульца, – уточнил я.

– Никогда о нем не слышал.

– Главарь банды в Чикаго.

– Ты гораздо больше похож на чикагского гангстера, – ответил Эйб. – Попроси своего клиента заплатить Шульцу половину, договорились? Дай мне хоть немного отдохнуть от Шульца.

– Он не заплатит ни пенни, Эйб. До тех пор, пока не завершат всех работ и не исправят огрехи, пока мой клиент не примет у них работу.

– Имей совесть, Мэттью, – повторил Эйб.

– Тогда давай так: я передам на время третьему лицу условно депонированную сумму, устраивает тебя это?

– Ты не знаешь Конрада Шульца.

– Зато знаю, как он работает.

– Тогда пусть эта депонированная сумма будет переведена на меня, договорились? В таком случае мой клиент будет спать спокойнее.

– Прекрасно.

– Что?

– Я сказал: «прекрасно», пусть эта условно депонированная сумма находится у тебя.

– Никаких неприятных сюрпризов не будет? – спросил Эйб.

– На той неделе я уезжаю, но проконтролирую, чтобы тебе отправили чек.

– В какие края направляешься? – спросил Эйб.

– В Мексику.

– Похоже, все адвокаты в Калузе собираются на той неделе в Мексику, – съязвил Эйб и, готов поклясться, еще ухмыльнулся при этом.

– Всего двое, – возразил я.

– Что же, приятного отпуска, – пожелал он. – И пожалуйста не вспоминай своих коллег, которые в поте лица будут трудиться, чтобы приумножить национальный доход, пока ты там резвишься на солнышке.

– Уговорил, – сказал я, – забуду обо всех.

– Так обещаешь? Я не хотел бы, чтобы чувство вины или угрызения совести испортили тебе отпуск.

– Обещаю. Приятно поболтать с тобой, Эйб, но…

– Пришли чек, – сказал он и повесил трубку.

В тот день мне предстоял ленч с тремя вкладчиками, интересы которых защищала наша фирма. В их совместном владении был земельный участок на острове Сабал. Они планировали построить там сто семьдесят жилых домов, которые стали бы их совместной собственностью. Владелец соседнего участка собирался построить на своей земле сто десять таких же домов. Но благодаря причудам зональных тарифов мои клиенты, объединив свой участок с соседним, смогли бы построить – в пределах зональных ограничений и не нарушая закона – триста домов вместо тех двухсот восьмидесяти, что построили бы, действуя независимо. В единстве – сила; на горизонте маячила круглая сумма в два миллиона зелененьких, которую они получили бы, объединившись, на дополнительных двадцати домах, вложив в них по сто тысяч. Три моих клиента хотели образовать объединенное предприятие со своим соседом и просили меня организовать встречу с ним и с его адвокатом.

Это были суровые ребята – эта троица, нацеленная исключительно на то, чтобы делать деньги, преисполненная решимости сколотить себе состояние любым путем, – хоть на производстве пластмассовой блевотины. (Мой партнер Фрэнк любит повторять в связи с этим, что на свете существует два разряда людей: «производители блевотины» и «производители фантазий»). Ни один из моих клиентов и не подумал о том, что, втискивая дополнительные двадцать домов на объединенном участке, если бы удалось договориться с их соседом, они окончательно погубили бы городской пейзаж, застроив этот участок стена к стене однотипными домами, чего так отчаянно пыталась избежать Калуза. Деньги поставлены во главу угла – и пропади она пропадом, природная красота несчастного острова Сабал. Клиенты мои никогда не улыбаются, абсолютно лишены чувства юмора, поэтому услышать из их уст анекдот – приятная неожиданность (меня это в самом деле порадовало). «История, которую вы, как адвокат, оцените по достоинству», – заявил рассказчик.

По всей видимости, в одном из парков отдыха, расположенных по дороге к Тампе, недавно соорудили бассейн для двух самцов-дельфинов. Владелец таким образом пополнил список диких животных, обитающих в естественном состоянии на обширной территории парка. Тысячи посетителей каждый день приезжали в парк, чтобы за определенную плату полюбоваться на те незамысловатые трюки, которые выполняли дельфины. В трюках этих не было и намека на сексуальность. Дело в том, что дельфинов неожиданно охватила непристойная страсть к нежным молоденьким чайкам. Чтобы удовлетворить их томление и сохранить радостный настрой души, владельцу парка пришлось каждую ночь тайком запускать в бассейн достигших брачного возраста упитанных чаек. Эти юные птицы доставляли дельфинам райское наслаждение. И вот несколько недель назад безлунной ночью владелец парка украдкой пробирался по дорожке, ведущей к бассейну, с молодой и прекрасной чайкой в руках. Там, трепеща от страсти, дельфины ждали брачного жертвоприношения. (Я понял, что задавать вопросы, каким образом практически могли дельфины сочетаться браком с чайкой, не полагалось.) Владелец парка крадучись пробирался вперед, как вдруг путь ему преградил спящий лев, растянувшийся поперек единственной дорожки, которая вела к водоему. Что делать? Уповая на то, что лев спит крепко и не проснется, владелец парка осторожно перешагнул через лежавшее тело, не выпуская из рук юную чайку. И тут из кустов, размахивая револьвером, вылез полицейский и арестовал несчастного.

– Знаете, какое ему предъявили обвинение? – спросил мой клиент.