Расчет вслепую

Мы рванули, пересекая стартовую линию, к правому краю вместе с тремя другими лодками. «Кристалл» был где-то далеко слева. У меня не было времени думать о нем, потому что мы участвовали в дуэли рьяного лавирования с нашими соперниками по старту на всем протяжении пути к западной оконечности Зубьев. Мы были пятыми, огибая буй. Здоровой рукой я отпустил штурвал, пока компас не остановился на отметке сто восемьдесят градусов. Ветер дул свежий, и баковые матросы произвели замену, поставив геную номер три. Перед нами от холодного горизонта неслись волны. Вообще было холодно, но я взмок от напряжения.

— Криспин, — сказал я, — возьми штурвал.

Все это время у меня было ощущение, что Брин ведет себя не как владелец. Обычно хозяева бывают двух видов. Одни стараются изо всех сил помогать, путаясь под ногами и бросаясь на ослабевающие паруса. Другие ведут себя в стиле Большой Приветливости. Они сидят как можно дальше на корме, никому не мешая, и улыбаются как Чеширский Кот любому, кто на него взглянет. Брин сидел тихо, но не улыбался.

Он подозвал меня к себе и спросил:

— Вы переоснащали яхту после последней гонки?

— Нет.

— Я получил счет за бакштаг.

— Да. Один из них лопнул. Так что мы произвели изменения — поставили один новый вместо двойного.

— Если бы я хотел что-то сломать в лодке, я бы обратил внимание на новое оборудование. Как можно испортить бакштаг?

Нос нырнул в волну, брызги полетели за кормой. Они попали прямо в лицо Брину, но тот даже не моргнул.

— Я бы его ослабил, — сказал я, — затем я бы перекрутил в одном месте проволоку. Потом повернул бы рычаги, чтобы выпрямить ее. Тогда бакштаг у вас будет такой же крепкий, как нитка, которой пришивают пуговицы. А заняло бы это пять минут.

— Ну? — спросил Брин.

— Ну... — размышлял я, просматривая натянутый трос, который шел от транца к клотику мачты, возвышавшемуся на семьдесят футов над нашими головами. — А почему бы, черт побери, нет?

Я поманил Скотто.

— Нам требуется доброволец, — сказал я, — и некоторые твои запасные материалы.

Скотто пошел за ними. Я повернулся к Брину:

— Не обязательно это бакштаг. Вы уверены, что не желаете сойти с борта?

— Вздор, — произнес Брин с внезапной силой. — Я первый раз за пять лет оторвался от телефона. Укрепите этот бакштаг, и если мы потеряем мачту, мы потеряем проклятую мачту.

— Хорошо, — сказал я несколько испуганно. — Вы хозяин. Может быть, команда «Колдуна» работала вместе и не слишком долго, но на деле это никак не сказывалось. Через три минуты Дайк, баковый матрос, лез на мачту как орангутанг, в то время как Эл, мачтовик, давил мощными плечами на фаловую лебедку.

— Если вам нужны доказательства, что человек произошел от обезьяны, то они перед вами, — улыбнулся Дуг. Брин неожиданно тоже рассмеялся.

Впервые я услышал, как Брин смеется. Это меня к нему расположило, даже очень; в конце концов, он рисковал немалыми деньгами и находился в ситуации с элементом опасности, правда, последнее в основном касалось Дайка.

Но, казалось, Дайк не имел ничего против. Он громко пел, когда прикреплял запасной бакштаг к верхушке мачты. Он осыпал оскорблениями Скотто, когда тот на минуту запутал бакштаг у вант-путенса и натянул его, и снова пел, совершенно неприлично, когда опускал старый бакштаг на палубу. В это время «Колдун» столкнулся с седьмой волной и остановился. Дайк перевернулся в воздухе, как паук на своей паутине, и рухнул на парус. Эл, мачтовик, быстро опустил его, Дайк свалился на корму, а затем, словно кошка, вскочил на свои цепкие конечности.

— Отличная работа, — похвалил Дайка Брин. Дайк ухмыльнулся в ответ, показывая не столько зубы, сколько прогалы между ними.

— Посмотрим на штаг, — сказал он. И стал пропускать черный трос между квадратными загрубелыми руками. На полпути он остановился. — Ой, ой, вот оно. — Это была маленькая выпуклость на троссе. Дайк задумчиво посмотрел на нее. — Как дует? — спросил он.

— Шесть баллов, порывами до семи.

Дайк покачал головой на несуществующей шее:

— Дерьмо. — Затем, поразмыслив, вернулся на свое место на носу.

— Ему повезло, — заметил Скотто. — Мог свалиться в любой момент.

— Благодарю вас, — сказал я Брину.

— Не за что, — ответил Брин. Его глаза блестели от возбуждения, и я понял, что в течение десяти минут у него не было сигары во рту.

Сейчас он отрезал кончик у новой и зажег ее в кокпите, чтобы ветер не задувал пламя. Когда он возвратился на палубу, его глаза опять потухли.

— Ну теперь, — обратился он ко мне, — вы, может, расскажете мне, что происходит.

Мы сели на верхней палубе, свесив ноги сквозь леерные стойки, глядя на другие яхты, идущие по довольно бурным волнам в направлении далекой Франции. И я поведал ему обо всем, ничего не опуская. Кроме того, признался, что я сам погнул руль «Колдуна».

Когда я кончил, он сказал:

— Итак, он угрожал вам разорением, когда вы не хотели продать ему дом. По этому поводу он запугивал вашего старого, слабого отца. И для достижения своих целей он использует какого-то типа, который, как вы говорите, ответственен за убийство, поджог и серьезные телесные повреждения. И вы полагаете, что Миллстоун знает об этом, но, пока эта личность полезна ему, он ее не выдает. Тогда почему, черт возьми, вы сами молчите, Чарли?

Я подождал, пока волна не прокатилась от носа «Колдуна» и палуба не очистилась.

— Я это сделаю после того, как мы выиграем гонку, — сказал я. — Обязательно. Я должен так поступить из-за брата и некоторых других людей! — Ради таких, как мой отец, и Салли, и мой старый друг Эд Бейс, и все другие в Пултни, чтобы они проснулись после вековой спячки и увидели, как Миллстоун попирает их.

— Довольно справедливо, — заметил Брин. — Мне не слишком нравится, когда вендетта осуществляется за счет моего времени и кошелька, но сделаем исключение на этот раз.

— Да, — согласился я.

— Кого бьем? — спросил Дуг, который подошел посидеть с нами.

— "Кристалл".

— Быстроходная лодка, — сказал Дуг. — И ветер для нее подходящий.

Но это не остановило наших попыток побить ее.

* * *

Вскоре после наступления сумерек ветер переменился на западный, и мы выбросили змея. «Колдун» полетел. Это было опасное плавание со слишком большой поверхностью парусов в бурном море, я и Криспин часто сменяли друг друга — не только для сохранения бдительности, но просто из-за физической усталости от вращения штурвала. «Колдун» пробивал себе путь сквозь волны с основанием подветренных мерных стоек под водой и веером брызг, свистящих от них. Яхта скрипела и стонала, а ветер исполнял какой-то дикий танец на ее натянутых снастях. Сначала это возбуждало. Затем влага, холод и свистящий ветер как-то притушили ощущение, что мы делаем опасное, дело, притом на страшной скорости, осталась только упорная решимость продержаться следующие двадцать часов.

На этот раз у этой решимости была еще одна причина — «Кристалл».

Мы обогнули знак в четыре утра при ветре в восемь баллов, взрывавшем море, и Кап де ла Гааг мелькнул чем-то белым к юго-востоку от нас. Крупные яхты уже обогнули его. Среди претендентов на Кубок Капитана мы были третьими. Впереди шли «Ариэль», лодка Джо Гримальди, и «Кристалл». «Кристалл» прошел знак за двадцать минут до нас.

Я отдал штурвал Криспину, поднявшемуся из каюты.

— Я пошел вздремнуть, — сказал я. — Сэр Алек, почему вы не приляжете?

Он сидел на корме, виден был только огонек сигары. Огонек двинулся вправо и влево — значит, он покачал головой.

— Я останусь здесь, — ответил он. — Не хочу пропустить удовольствия.

Начался дождик. Удовольствие! — подумал я, направляясь в мокрую каюту растянуть ноющие кости на мокрой койке. Ну что ж, можно и так определить ситуацию.

Проснулся я, когда передавали утреннюю сводку погоды. Семь баллов, порывами до восьми, сообщило радио.

Когда я вышел на палубу, занималось серое утро, косой дождь хлестал с юго-запада. Я взял штурвал у Криспина, а он с радостью отправился отдохнуть.

«Колдун» выдавал лучшее, на что был способен с гротом и спинакером. Он летел по морю на прозрачных крыльях брызг, и, насколько я мог судить по своему прибору, стрелка указателя почти все время плясала между отметками 12 и 14 узлов.

— Догоняем мы «Кристалл»? — спросил я Дуга.

— Трудно сказать, — ответил он. — Надо подождать, пока не увидим.

Он, конечно, шутил, поскольку из-за дождя видимость снизилась до пяти сотен ярдов. В этом смысле «Колдун» мог чувствовать себя как в одиночном круизе.

Брин все еще сидел скорчившись на корме.

— Не довольно ли с вас? — спросил я.

Он в ответ ухмыльнулся. Сигара вся промокла.

— Догоните их, — сказал он.

Я делал все, что мог. Дождь прекратился, и Дайк принес сосиски, бобы, яйца и кашу, все перемешанное в больших металлических мисках. Ветер не стихал. Пелена облаков немного приподнялась. По радиопередатчику мы узнали, что «Ариэль» потерял мачту и вышел из игры. Без шести минут двенадцать Дайк крикнул с передней палубы:

— Вот она!

В миле от нас с правого борта находился белый грот и зеленовато-оранжевый спинакер. Брин поднялся на ноги и поморщился, расправляя застывшие мышцы.

— Догоните их! — прорычал он.

— Это может оказаться не так просто, — пробормотал я. В бинокль было видно, что «Кристалл» шел хорошо, тяжелый штормовой спинакер помогал ему преодолевать волны. В кокпите можно было видеть восемь фигур рядом с Арчером, маленьким, но уверенным у штурвала.

— Она идет вперед, — сказал Брин.

— Да, — ответил я. Облака раздвинулись, и длинный солнечный луч прорезал волны, прорисовав полоску бирюзового цвета с белыми пятнами. «Кристалл» внезапно засверкал, и мокрая одежда команды стала ярко-желтой. Но я смотрел не на команду. Я смотрел на борт лодки: позади кожухов вант-путенсов пульсировал в солнечном блеске маленький серебристый фонтанчик воды.

— Они качают воду, — сказал я. Дуг и Скотто настроили бинокли.

— Двое занимаются этим, — подтвердил Скотто. — Должно быть, их заливает.

— Вот и мы, вот и мы, вот и мы! — пропел Дуг.

Трудно описать силу подъема духа, какую вы испытываете, когда видите соперника после его долгого отсутствия в поле вашей видимости.

«Колдун», казалось, тоже это почувствовал. Яхта поднялась из воды и стала преодолевать волны, как на скачках с препятствиями: быстро вздымаясь вверх и затем свободно падая в промежуток между волнами с тем великолепным подъемом, который больше напоминал полет, чем плавание. Должно быть, из кокпита «Кристалла» это выглядело великолепно. Или устрашающе.

Потому что ярд за ярдом мы нагоняли их.

Через десять минут даже Брин это заметил. Его густая волнистая грива облепила голову, вода текла по лицу, а он стучал кулаком по палубе и бормотал:

— Давай, давай.

— Земля, — сказал Дуг.

Облака разошлись еще больше, хотя ветер не стихал, а может, даже усиливался на узел или два. За серо-белым полосатым морем лежала низкая зеленая полоска земли. Между нами и ею было четыре паруса — «Кристалл» и три запоздавшие со старта крупные яхты. И белая пена, рвущаяся вверх фонтаном брызг, растворялась в небе.

— Зубья, — показал Скотто Брину.

В течение следующего получаса мы сократили разрыв до полумили. В бинокль я видел «Кристалл» очень ясно. Они все еще качали воду. Я мог разглядеть и лица: Арчер у штурвала, рядом Миллстоун и Джонни Форсайт. Они энергично размахивали руками, видимо споря о чем-то. Я видел, как Арчер пожал плечами и убрал руки со штурвала. Джонни Форсайт занял его место. Затем Арчер исчез из поля зрения.

— Давай, давай, давай, — долдонил Брин за моей спиной, как будто бил в барабан.

На передней палубе «Кристалла» засуетились фигуры. Вверх пошла полоса паруса и раздулась в оранжево-зеленый пузырь.

— Убей меня Бог, это их большой змей! При силе восемь? — недоумевал Скотто.

На какое-то время это ускорило ход «Кристалла». Вода перед носом яхты отливала теперь на солнце радугой.

— Он его потеряет, как пить дать, — сказал Скотто. — Он, должно быть, помешался.

Порыв ветра ударил нас, затем пронесся по воде к «Кристаллу», затемняя волны.

— Либо это, либо она перевернется, — продолжал размышлять Скотто. — Это их немножко замедлит.

Следующий шквал ударил в нас. А первый достиг «Кристалла». Он принял его, тяжело качнувшись, и вернулся в прежнее положение, вновь возвратясь в подветренную сторону.

— Чертовски смертельный крен, — заметил Скотто.

Но «Кристалл» выровнялся, прочертив мачтой по небу, как перевернутым маятником.

Затем его ударил очередной порыв ветра. По парусу прошла рябь, и он туго натянулся. Крен, когда он начался, был медленным и ленивым.

Но он был окончательным.

Между нами прошла зеленая волна. Мы стояли на цыпочках, крича от ужаса, стараясь все лучше разглядеть. Поднявшись на следующую волну, мы увидели яхту, вернее, то, что от нее осталось.

Перевернувшись, она лежала на боку, мачта пласталась на воде.

— Она не выправляется, — сказал Скотто.

И действительно, мачта попыталась высвободиться, на какое-то мгновение чуть поднявшись кверху, таща за собой раздерганные тряпки парусов. Затем вновь шлепнулась на воду, утомленная, как бы потерпев поражение.

— Она идет ко дну.

Последовала минута полной тишины. Затем я закричал:

— Опустить спинакер! — И повернул штурвал.

Через пять минут спасательный плот возник впереди правого борта. Там было десять человек, на плоту и вокруг него. Мы подобрали одного за другим. С Миллстоуна текла вода, лицо сине-черное из-за небритости, он был угрожающе молчалив. Джонни Форсайт был бледен, дрожал, под глазами зеленоватые тени, которые, казалось, распространились и на ввалившиеся щеки. Остальная часть команды выглядела притихшей, замерзшей и потрясенной. Один Арчер, настоявший, чтобы его подняли последним, оказался способным разговаривать. Я протянул ему руку, и он, просунув ногу в петлю, поднялся на борт.

— Вниз, — сказал я. — Иди согрейся.

Арчер был бледен, как пена на волнах, и глаза горели от гнева.

— Чарли, — проговорил он. Брин подошел послушать. Снизу слышался голос Скотто, который сообщал по радио об аварии и спасении команды. — Эта чертова лодка просто развалилась.

— Мы видели.

Я посмотрел на «Кристалл». Он уже глубоко погрузился в воду. И пока я глядел, он поднялся на волне, и тонкая серебряная линия его мачты пошла вверх, как будто и на этот раз она старалась выпрямиться. Потом последовал взрыв пузырьков, и мачта нырнула вниз. Яхты больше не существовало.

Арчер смотрел на маленькое пятно выброшенных обломков — все, что от нее осталось. Он продолжал говорить, обращаясь не к нам, а к себе:

— Палуба отошла от корпуса. Мы качали воду от Шербура. Затем этот ублюдок Миллстоун приказал мне поставить большой парашют, потому что вы нас догоняли. Я посоветовал ему не быть дураком, но он сказал, что владелец — он. Благодарю Господа, что я успел парней у насосов поднять наверх и спустить плот. — Он засмеялся резким, лающим смехом. — Я вытащил плот, уже когда парус шел наверх.

— Успокойся, Арчер. Тебе нужно согреться, — сказал я и повел его по трапу. Я отдал штурвал Криспину и обратился к Брину: — Не могли бы вы на минуту спуститься вниз? Это не займет много времени.

Под палубой «Колдуна» обстановка напоминала парилку со сломанным отоплением. Команда «Кристалла» сидела завернувшись в одеяла и дрожала. Дайк раздавал кофе и ром.

«Колдун» накренился подо мной, потом качнулся и выпрямился. Парни на падубе вновь повели его под парусами. Было слышно, как Скотто все еще передавал сообщения на берег. Я подождал, пока он кончит. Затем прошел вперед и сел на пол каюты, опершись спиной на шпор[72].

Глава 28

— Что ж, — проговорил я. — Значит, конец. Почти два месяца назад кто-то испортил мою лодку «Эстет» и убил моего брата.

— О, ради Бога! — попытался остановить меня Миллстоун.

— Заткнись, — сказал я спокойно. — И слушай. Две лодки потерпели крушение, одна сгорела, и вот эту лодку тоже пытались покалечить перед гонкой. — Я поймал взгляд Миллстоуна. Он смотрел на меня, лицо — перекошено от гнева. — Трое умерли, кто не должен был умирать: мой брат Хьюго, Генри Чарлтон и этот несчастный чертов Гектор Поллит, который решил оседлать тигра.

Все сидели притихшие и смотрели на меня. На лицах команды застыло недоумение. Но Арчер знал, о чем речь, и Миллстоун с Форсайтом знали.

— Кто-то затеял борьбу со мной и с лодками, к которым я причастен, — продолжал я. — Сначала я думал, что цель этих действий — разорить меня, убедив всех, будто я не способен спроектировать лодку даже для плавания по озеру, разорить для того, чтобы Миллстоун мог купить мой дом. Затем я решил, что идея заключалась в другом: не допустить меня к соревнованиям на Кубок Капитана. Но, в конце концов, когда меня шарахнули по голове, а Эми Чарлтон попала в больницу, после того как кто-то вчера вечером разбил ей лицо...

— Что? — сказал Миллстоун. — Эми?

— Сломан нос. Сплющен. Могло быть и хуже, но случилось так, что я оказался рядом в самый решающий момент. Так что этому человеку пришлось удирать. Когда я увидел Эми, я наконец понял причину всех этих событий, которые, может быть, действительно начались с меня, с гонок и моего дома. Но теперь тот, кто это делал, работал исключительно на себя, и у него были личные причины, которые никто, кроме него, понять не может, потому что он сумасшедший, совершенно спятил. Посмотрите!

Джонни Форсайт вскочил.

— Эгаттер, — закричал он, — следовало убить тебя несколько лет назад!

Мне надолго запомнилось его лицо, зеленого цвета, безгубый рот, оскалившийся в ужасающей серповидной ухмылке. Он замахнулся. Я уклонился, но недостаточно быстро. Удар пришелся мне в плечо, и я упал на пол. Послышались крики, и запахло газом. Я увидел его ноги на лестнице трапа, потом он выскочил через люк наверх. Печка валялась на боку около меня.

— Выключите газ! — закричал я. Арчер живо перекрыл баллон. В этот момент я находился уже у трапа. На палубе слышались быстрые шаги. Я кинулся туда.

Там было очень светло. На мгновение яркий свет ослепил меня. Когда я вновь смог видеть, то заметил Скотто и Форсайта у подветренных лееров. Скотто вцепился в куртку Форсайта. Я видел, как кулак Форсайта ударил Скотто в живот. Его другая рука была заведена назад, готовая сломать Скотто шею. Времени на обдумывание не оставалось. Я врезал Форсайту как можно сильнее под коленку. Он обернулся — лицо выражало удивление. «Колдун» накренился, и Джонни пошатнулся. Бортовый леер попал ему под ноги, и Форсайт перекувырнулся через борт.

Над головой заревели и захлопали паруса, когда Криспин повернул круто к ветру. Голова Форсайта показалась из воды, затем исчезла. В пятидесяти футах, в стороне, западная часть Зубьев перемалывала волны. Голова опять вынырнула, поднялась на волне, и его глаза встретились с моими.

Он смотрел на меня. Зрачки глаз сделались огромными, почти закрыв белки. То, что происходило в его сознании, я понимал так ясно, словно видел камушки в прозрачной воде. Он сделал взмах в сторону лодки. Затем, кажется, передумал и остановился. А потом покачал головой и отвернулся.

Я потерял его, когда лодка вновь опустилась между гребнями. Я бросился к штурвалу. Большой палец потянулся к пусковой кнопке мотора. Чья-то рука схватила меня за запястье.

Это был Фрэнк Миллстоун.

— Так лучше, — сказал он.

— Лучше для кого? — спросил я и сильно отпихнул его. Но голова Джонни Форсайта виднелась уже маленьким черным пятнышком на волнах. Слишком далеко. Ему не добраться самому, если только мы не пойдем за ним. А я теперь знал, что по своей воле он не вернется.

Джонни Форсайт плыл к Зубьям.

Пока я размышлял, волна прошла под ним, и он исчез за ней. Потом поднялся на гребне, все еще плывя... В момент, когда он достиг высшей точки, волна обломилась и захватила его с собой: мелькнули руки и ноги. Затем волна пошла вверх, побелела и обрушилась на черные Зубья. Брызги от нее взлетели на пятьдесят футов, прежде чем ветер подхватил их и унес, превратив в тонкий сияющий туман.

* * *

Победу в гонке присудили нам. Неллиган участвовал в заседании Комитета яхт-клуба и слушал показания. После этого меня отпустили, и я побрел домой, потерянный, в мягком вечернем свете, который наполнял улицы Пултни. Салли ожидала меня, и Эд Бейс, и Скотто, и Джорджия. И сэр Алек Брин, и Арчер.

Арчер ловко протиснулся ко мне:

— Послушай, Чарли, нечего и говорить, что твой контракт теперь в полном порядке.

— Благодарю, — сказал я.

Он улыбнулся мне — светская улыбка, предназначенная для связей с общественностью, полная обаяния:

— Я помчусь, позже пришлю тебе бумагу.

— Прекрасно.

И он испарился, назад к своим коктейлям, и вежливым улыбкам, и уменью вовремя сказать нужное слово представителям прессы.

Мы пошли ко мне домой, и я притащил «Феймоуз Граус» к литому металлическому столику в саду. Дым от сигары Брина поднимался голубыми колечками к ласточкам, кричащим в густо-синем небе. Царило чувство великого покоя, тишины, без ожидания грозящих штормов.

— Ладно, — сказал сэр Алек. — А теперь рассказывайте.

— Это очень просто. Джонни Форсайт решил, что у меня слишком много работы, а у него слишком мало. Он вбил себе в голову, что если он разрушит мою репутацию, то сможет получить заказы, которые я потеряю.

— Вы думаете, что так бы и было?

— Нет. Но у него была хорошая голова. Недаром Арчер предложил ему сделать чертежи для круизной гоночной яхты. Это поощрило Джонни в его фантазиях.

— Начни с начала, — сказал Скотто. Он осушил стакан и вновь наполнил.

— Мне тоже, — попросила Джорджия и протянула свой стакан.

— Форсайт подменил болты на руле «Эстета». Это убило Хьюго и Генри, а также в значительной мере лишило меня заказов. Когда я пригласил вас всех на «Аэ», он не мог допустить, чтобы все его усилия пропали даром, поэтому попортил руль также и на этой яхте.

— Как? — спросил Брин.

— Очень изобретательно на сей раз. Джонни раньше работал у Хегарти и знал там одного парня по имени Ленни Деннис. Тот неудачно играл на скачках. Наш Джонни многое делал для Миллстоуна, как вам известно. Так вот, вскоре после аварии «Эстета» Миллстоун отправился в Ирландию на ежегодное собрание компании «Курран электрик», управляющим директором которой он является. Джонни поехал с ним, чтобы написать картину для холла этой компании. Находясь там, он подкупил Денниса и проинструктировал его, как отравить собаку на верфи Хегарти.

— Так вот откуда спящая собака! — сказал Эд Бейс. — Имеет ли этот Деннис отношение к поломке руля?

— Нет. Это сделал Форсайт. Вот здесь возникает Эми. Потому что у Эми была связь с Форсайтом...

— Наряду с другими связями, — уточнила Салли.

— Наряду, как ты сказала, с другими. В тот уик-энд мы были в Ирландии, Эми и Форсайт тоже находились там, остановившись в коттедже береговой охраны у самого берега Кросхевена. Форсайт разделался с рулем «Аэ» в четверг вечером. Предположительно Эми присоединилась к нему в пятницу. В субботу Эми обедала в Кинсейле с Гектором Подлитом, и пока они ели-пили, а после занимались кое-чем еще, Форсайт вернулся на верфь и заменил алюминиевые болты на сломанные титановые.

— И это должно было покончить с Чарли Эгаттером, проектировщиком яхт, — сказал Эд Бейс.

— Именно. Но теперь на сцене появляется Фрэнк Миллстоун. Фрэнк меня никогда не любил, и он помешался на желании заполучить мой дом. Может, и сейчас все еще хочет. Он решил, что мои рули ломаются, потому что они плохо спроектированы. Он напустил на меня Поллита, который уже был какое-то время его подручным писакой. Поначалу я думал, что, может быть, это Поллит или Фрэнк занимались рулями. Но затем пришел к выводу, что для Поллита это слишком смело, а для Франка — чересчур пошло и элементарно. Надо искать дальше. Затем сэр Алек предоставил нам «Колдуна». Когда мы вытащили «Эстета», я ночью пошел на верфь Спирмена, чтобы осмотреть яхту. Но, к несчастью, Джонни слышал, как я разговаривал с Чифи на барже о диверсии, и последовал за мной. К этому времени, я думаю, Поллит начал подозревать неладное. Но он боялся Форсайта. У Джонни барахлила машина, и он уговорил Поллита подождать на стоянке около марины, а сам в это время стукнул меня по голове и пустил в лодке по морю.

— Он, должно быть, просто сошел с ума, — сказал Скотто.

— Похоже. Ему втемяшилось в голову, что он постоянная жертва консервативных сил Пултни, моя в особенности. Он ненавидел Салли, ведь она общалась со мной, и меня, поскольку я, по его мнению, лишал его работы, и Эда Бейса, ибо он общался с нами обоими, и Эми, которая общалась с кем угодно, кто носил брюки. Поллит, проснувшись на следующее после событий в марине утро, понял, что стал участником покушения на убийство, а этого он вовсе не желал. Он немножко проволынил, набираясь храбрости, а затем пошел поговорить со мной, поскольку думал, что именно я нахожусь на борту «Колдуна» на верфи. Но там вместо меня был Скотто, который стукнул Поллита, думая, что он пришел испортить лодку. Форсайт, вероятно, страшно запугал Поллита, потому что когда я сказал, что видел его машину в ту ночь, когда меня „выкинули на лодке в море, он запаниковал и свалился с водосточной трубы.

Я глотнул виски. Вероятно, я должен был чувствовать усталость. Но я ощущал себя свободным. Брин посмотрел на кончик своей сигары и сказал:

— Продолжайте.

— Итак, к этому моменту Форсайт разошелся вовсю. Начал он с того, что, по его рассуждению, было похоже на небольшую диверсию, потом стукнул меня по голове и отправил в море, главный свидетель этого умер, и Форсайт, должно быть, решил, что теперь ему что угодно сойдет с рук. В то же самое время начал входить в раж и Миллстоун, поскольку я честно сказал ему, что думаю о его способах заставить меня продать дом. Форсайт знал, что Фрэнк ведет переговоры о покупке «Кристалла» у Эда Бейса. Форсайт работал на этой лодке и решил использовать совпадение интересов — своих и Фрэнка. Общим было желание полностью устранить Эгаттера от участия в гонках. И Форсайт стал посылать Эду крупные счета за починку яхты, а у тебя были трудности с их оплатой. Правильно?

— Правильно, — подтвердил Эд Бейс. — Маленький кровопийца. Он и лодке ничего хорошего не сделал.

— Итак, чтобы окончательно решить исход дела, Форсайт подкрадывается к дому Эда и поджигает индюшатники, так что ты, Эд, вынужден продать лодку Миллстоуну. Теперь Миллстоун участвует в гонке на «Кристалле», и все идет отлично. Миллстоуну так хочется оказаться первым, что он уже как будто чувствует вкус победы. Но на первой гонке мы их побили. Это раздражает Миллстоуна, и вы можете представить, что делается с Форсайтом. Не знаю, кому из них это пришло в голову, но они решили сломать что-нибудь на «Колдуне», который мы вынули из воды с погнутым баллером руля.

Я посмотрел на Брина, потом на Скотто. Его правое веко подозрительно дрогнуло, подмигнув.

— Форсайт одалживает машину у Арчера и перекручивает бакштаг. Но он сделал большую ошибку. Он знал от своего близкого приятеля Спирмена, что я поставил сигнализацию на «Колдуне». Чтобы отвлечь внимание, он поджигает «Наутилус». Я уверен, Миллстоун не подозревал, что Форсайт способен на что-либо подобное; в конце концов, он знал Джонни как человека, готового за деньги сделать любую работу, а не как конченого психопата. Но теперь, поскольку он оказался соучастником диверсии на «Колдуне», он уже не может выдать его, потому что боится, что тот проболтается. Поняв и это, Джонни ощутил себя окончательно непобедимым: ведь и в самом деле можно почувствовать себя могущественным в Пултни, если держишь на крючке самого Фрэнка Миллстоуна. И Форсайт отправился к Эми, чтобы наказать ее за распущенность. А затем к Салли, — отплатить за ее брак с одним Эгаттером и дружбу с другим. Там-то мы и устроили с ним дуэль на машинах. Вот такие дела. Об остальном вы знаете.

Последовало молчание. Затем Салли сказала робким голосом:

— Как ты все это выяснил?

— Всего лишь задавая вопросы. И последний — который все решил — вопрос был Невиллу Спирмену. Я не мог сообразить, зачем Джонни надо было поджигать «Наутилус» и одновременно ломать что-то на «Колдуне». Он ведь не знал, что мы установили на «Колдуне» сигнализацию. Это было известно только мне, Скотто, Спирмену и человеку, который эту систему устанавливал. Так вот, вчера утром, перед гонкой, я позвонил Невиллу, и он признался, что рассказал все Джонни. Не видел в этом ничего особенного, сказал он, Джонни — его правая рука, хороший партнер, почему бы не поделиться с товарищем.

Брин выпустил облако дыма.

— Мне кажется, вам очень повезло, — заметил он, — что руль «Колдуна» погнулся, в такой подходящий момент, я имею в виду. Послышался звон.

— А, черт! — ругнулся Скотто. — Я, кажется, разбил стакан.

— Я принесу другой, — сказал я и пошел в дом.

Когда я вернулся, они обсуждали Миллстоуна.

— Мы не можем его тронуть, — говорила Салли. — Это ужасно.

— Никоим образом, — сказал Брин. — Но сегодня должно было состояться собрание Комитета яхт-клуба Пултни, и думаю, что знаю, о чем они там говорили.

— Вот как? — удивился Бейс.

— Я это организовал через кое-каких знакомых и надежных парней, — признался Брин. Его пухлое лицо оставалось непроницаемым за клубами дыма. — Я сказал им, что сам видел, как Миллстоун помешал Чарли пойти за Форсайтом, чтобы помочь там, у скал. И я представил им... некоторую информацию о предыстории. — Он посмотрел на часы. — Почему бы нам немного не прогуляться?

Мы прошли по Кей-стрит мимо моей конторы и вышли на набережную. Выдался прекрасный вечер. Облака над Беггермен-Пойнт окрасились по краям золотом, и чайки кричали над яхтами в гавани.

Брин повернул налево к приземистому деревянному строению яхт-клуба. На балконе сидели люди и выпивали, ветерок утих до такой степени, что красный флаг Торгового флота на мачте едва шевелился. Высоко на утесе церковные часы пробили восемь. Красный «ягуар» проехал по набережной. За рулем, глядя прямо перед собой, сидел Фрэнк Миллстоун.