Сицилийский специалист

— Вот досада! Но ничего не поделаешь. Во всяком случае, у тебя есть мой адрес. В Риме надо обращаться в Палату депутатов. Значит, нам остается лишь надеяться на скорую встречу. Готов в любое время сделать для тебя все, что в моих силах, Марко. Запомни: все, что в моих силах.

В машине Фоска сказал, словно читая его мысли:

— Похоже, ваша ставка здесь проиграна. Могу посочувствовать, на себе испытал. Когда я вернулся из Штатов, мое влияние здесь оказалось равным нулю. А мне ведь не надо было бороться с членами клана Джентиле.

Они проехали окраины, и впереди, за черно-серебряными кубами новых заводов, показалась Рочелла. У светофора рычание мотора «альфа-ромео» стихло, но его заменил пронзительный заводской гудок.

— Я кое-что узнал о вас, — сказал Фоска. — Ваш случай заинтересовал меня. Насколько я понимаю, вы сплотили вокруг себя много сторонников, но не сумели довести дело до конца. Как только вы удрали, организация распалась, как карточный домик. Эти двое исполнительных и очень приятных парней, которые работали на вас в Кальтаниссетте — Сарди и Лобрано, так, кажется, их звали? — не протянули и месяца. Они кормят в земле червей. Матта сделал хороший ход и перешел на сторону Джентиле. Джордано устроили западню, и он отбывает пятилетний срок в Уччардоне. Дон К, вынужден был присоединиться к группе Джентиле, потому что а одиночку не мог выстоять против нас, вновь прибывших.

— Вы когда-нибудь встречались с моим братом? — спросил Марк.

— Раза два заправлялся на его колонке, но не помню, видел ли его. Ему суждено было умереть, потому что вас не было. Это понятно. Судя по всему, он никогда ни с кем не был связан. Его могли убрать в любое время.

— А кто приобрел его дело?

— Кто-то из заправил клана Джентиле. Рано или поздно узнаете, но ничего хорошего это вам не сулит. В тех местах, куда мы едем, цивилизации нет и в помине. Они живут в прошлом.

У поворота на Багерию Марк оглянулся: отсюда Палермо напоминал старый, изъеденный зуб на огромной челюсти горизонта. Великие перемены произошли лишь в городах; за их пределами ничто не менялось, кроме времен года. Сожженный солнцем ландшафт был серым и зернистым, как старая кинопленка. На маленьких клочках земли, окруженных камнями, волы тащили плуги. Крестьяне, глазевшие на них из своих лачуг, казалось, совсем одурели от своего скорбного труда.

— Сейчас здесь спокойно, — сказал Фоска. — А когда я вернулся, у нас пять лет шла гражданская война. Возвращавшимся из Штатов было нелегко. Большинство примкнуло к Джонни Ла Барбере, но с тех пор, как братьев Ла Барбера кто-то убрал, у нас умирают без покаяния. Во всяком случае, тот, кто их убил, положил начало новой моде. Теперь человек, которого следует отправить на тот свет, взлетает на воздух вместе со своей машиной.

У Марка в горле застрял комок. Он глотнул.

— Быстрая смерть, без всяких страданий, — заметил он.

Кампамаро едва можно было узнать. Деньги, полученные с помощью спекуляции и мелкого жульничества в послевоенные годы, обитатели поселка вложили в постройку безобразных дешевых сооружений. В стремлении подражать городу расчистили площадь, но бросили на половине, изрыв, как поле боя, траншеями для укладки труб, которые никто так и не заложил; здесь красовались четыре цементные скамьи, фонтан, полный зеленой плесени, и общественный писсуар, к которому до сих пор не подвели воду. В старом баре, где когда-то старики оказывали Марку честь, играя с ним в карты, теперь стоял автоматический проигрыватель, висела реклама пепси-колы и сидела молодежь нового поколения. Ни одного знакомого лица. Стариков не было видно — они вместе со священником Доном Карло Маньей были отсюда изгнаны и доживали свой век вдали от людских глаз. Слабоумная девица — ее Марку предлагали в качестве невесты — давно была замужем и родила несколько не менее слабоумных детей, а девушки, которыми он некогда мечтал обладать, уже надели платья, приличествующие так называемому среднему возрасту. Теперь было трудно определить, в какой из деревенских домов, похожих друг на друга благодаря одинаковой дешевой облицовке, его затащили тогда марокканцы и какие участки, засаженные теперь капустой, удобрены их телами. Только горы оставались такими, какими он их помнил, — словно груды нерафинированной каменной соли, они сверкали кристаллическим блеском под блеклым небом.

Паоло построил свой гараж рядом с их старым домом, и взрыв, который произошел, когда он сел в свой грузовичок и включил зажигание, произвел чудовищные разрушения. Между двумя сгоревшими дотла бензиновыми колонками лежала груда искореженного металла, в том числе радиатор, два колеса, бампер и номерной знак, подобранные на дворах и снятые с крыш, куда их забросило взрывом. К этим остаткам грузовичка был прислонен венок из нескольких сотен желтеющих лилий. Дом почернел от пожара, а его единственное на первом этаже окно было выбито. Балкончик сейчас убрали пальмовыми ветками, перевитыми крепом, а широкие ленты черного атласа с белыми буквами «Паоло» прикрепили в виде гигантского креста над фасадом, отчего создавалось впечатление, будто смерть заколотила дом.

— Дон К, разрешил похороны и велел, чтоб все было по первому разряду, — сказал Фоска. — Мы заказали гроб из тикового дерева. Было бы хорошо, если бы вы могли взглянуть в последний раз на брата, но гроб пришлось забить. Вы, конечно, знаете почему.

Марк знал. При таких трагедиях, когда от жертвы почти ничего не оставалось, похоронная фирма из Палермо присылала манекен, и этот манекен, одетый в лучший костюм умершего, с наклеенной на лицо увеличенной фотографией, клали в гроб. Б таких случаях гроб не принято было держать открытым.

— Мы раздобыли около тысячи лилий и привезли трех плакальщиц, — сказал Фоска. — В наши дни их не сыщешь. Они обычно отказываются ехать в глухие места, если не прикатишь за ними на шикарном автомобиле и не пообещаешь трехразовое питание. Мы с ног сбились, пока их нашли.

Марк вышел из машины и огляделся. В домах возле окон стояли неподвижные фигуры с накрытой чем-то головой, чтобы не видно было лица, а впереди, на краю деревни, ожидал старенький катафалк, вокруг которого в глубоком молчании стояли те, кому предстояло нести гроб, а также три женщины, нанятые Фоской, — они должны были рвать на себе одежду и причитать. Такого рода драматическое представление деревенский житель едва ли мог надеяться увидеть более одного-двух раз в жизни; обычай предписывал точное выполнение церемонии, в которой каждому актеру была отведена своя роль и в которой сейчас главным действующим лицом был Марк. По правилам следовало делать вид, будто убитый умер в результате естественных причин, — лишь в самом конце одна из плакальщиц сообщит о том, что он явился жертвой вендетты.

Знатные люди деревни подошли пожать руку Марку и выразить соболезнование. Сначала им завладел маленький священник с птичьим личиком; за ним следовал молодой учитель, затем владелец цементного завода, потом член Общества чести с лицом, похожим на тотемный столб американских индейцев, а за ним целая толпа бакалейщиков и мясников, составлявших местную буржуазию. На какое-то мгновение Марку показалось, что среди них мелькнуло лицо человека, которого он видел в магазине готового платья.

Они гуськом вошли в дом и заняли места вокруг гроба, стоявшего на постаменте под грудой венков. Даже дом казался теперь незнакомым; Паоло пристроил эту комнату, потратив все свои сбережения на то, чтобы набить ее дешевой полированной мебелью. Между треснутыми зеркалами висела старая фотография. Увядающие лилии наполняли комнату острым запахом; с ним смешивался затхлый запах одежды, которую обычно держат в сундуках и вынимают, чтобы проветрить, только по торжественным случаям.

Священник проблеял молитву по-латыни, а затем главная плакальщица Мария Ла Скадута — эпилептичка с мужеподобным лицом, щеками, изрытыми оспой, и низким лающим голосом, который начал делать ей имя на палермском телевидении, — принялась причитать. Никто не понимал, что она говорит, так как она декламировала старинную похоронную оду, не имевшую никакого отношения ни к обстоятельствам жизни Паоло, ни к тому, как он умер. Старинные слова она произносила не правильно, искажая их до такой степени, что они теряли значение, и, хотя это была скорее какая-то тарабарщина, аудитория нервно реагировала на ритм и модуляции ее голоса.

Когда подошло время объявить, что Паоло был убит, люди уже находились на грани истерии. Ла Скадуте, умудрившейся забыть имя убийцы, шепотом его подсказали, после чего она откинула назад голову и завыла: «Джузеппе Джентиле. Era lui chi ha mandatu i sicariu»[31]. Раздались крики ужаса и удивления. Одна из помощниц с громким воплем упала на руки человеку из Общества чести, симулируя обморок; другая, стеная, осторожно царапнула себя по щеке, так что появилась капелька крови. Маленький священник в знак утешения положил руку на плечо Марка и процитировал стих о смирении из Книги Екклесиаста. Затем все вышли на улицу.

Старый катафалк задним ходом подъехал к положенному месту, носильщики вынесли гроб и вкатили его внутрь, затем завалили крышу машины венками. Водитель во фраке и в черных очках, покрыв черным бархатом колени, включил мотор и поставил катафалк позади старенького предводителя братского ордена святого Рокко, который с барабаном в руках ждал, чтобы возглавить процессию. За ним должны были последовать священник и служки, несущие изображение святого, а за ними — мальчики, брызгающие святой водой.

По сигналу священника затрещала барабанная дробь, катафалк попятился, потом рванулся вперед, и три плакальщицы начали корчиться и выть. Марк шел один, за ним трусцой по пыли следовали Фоска и достопочтенные обитатели Кампамаро по шесть человек в ряд. Длинный хвост рабочих с цементного завода, которым местный лидер Общества чести велел присутствовать, да горстка издольщиков и пастухов замыкали шествие.

Глаза Марка были устремлены на гроб под пурпурным бархатным покровом, с которого свешивался черный шнур с кистью. Того, который раньше назывался его братом, в гробу не было, на кладбище несли куклу в новом шелковом белье и в парадном костюме Паоло. Это знали все, но считали несущественным, потому что, согласно народным верованиям, кисть на черном шнуре олицетворяла душу умершего, которая сейчас здесь присутствовала и которая освободится только после захоронения. Через несколько минут, когда гроб начнут опускать в могилу, наступит самый драматический момент похорон — Марк должен будет в присутствии толпы молча, без единого лишнего жеста взять эту кисть и принять тем самым на себя все обязательства вендетты. В этом отношении деревня Кампамаро не перебралась в век пепси-колы и кофеварки «эспрессо».

Они шли, не попадая в такт ударам барабана, по направлению к приземистой, будто высеченной из кремня церкви в конце деревни. На крышах сидели женщины и дети; звонил церковный колокол; на невидимом цементном заводе в знак печали в уважения выла сирена; профессиональные плакальщицы громко рыдали и рвали на себе одежды. Священный момент приближался. В прошлом году в Бомпенсьере, по другую сторону гор, роковую кисть пришлось взять четырнадцатилетнему мальчишке, а через полгода его убили из засады.

У кладбищенских ворот катафалк со скрипом остановился, носильщики вынули гроб, процессия перестроилась и снова двинулась вперед, втискиваясь в узкую извилистую тропинку. Около могилы Марк почувствовал, что его зажали со всех сторон. Не снимая пурпурного покрова, гроб опустили на землю, и черный шнур с кистью теперь лежал на нем как змея. Все выжидающе смотрели на Марка в молчании, нарушаемом лишь доносившимися издалека голосами женщин и детей, которые покинули крыши и теперь торопливо шли к кладбищу. Все ждали. Все единодушно считали, что раз он приехал, то должен сыграть предназначенную ему традициями роль. Так считал священник с молитвенником в руках, с глубоко запавшими глазами, которые вдруг словно провалились, отчего лицо его стало похоже на череп. Так считал Фоска, человек из Общества чести, и все мелкие деревенские чиновники, и все владельцы лавок, а молодой учитель с умным лицом отложил до лучшего случая свои прогрессивные идеи и как бы требовал, чтобы Марк оставался верен прошлому. Ла Скадута и ее две помощницы, выполнив свои обязанности, теперь ждали того же самого с его стороны. Рабочие с цементного завода, пастухи и поденщики твердо знали, что он должен уважать традиции, в которых они все были рождены. Он чувствовал силу их воли, молчаливую тяжесть их решения. От стремления противостоять этому массовому напору и атавистической жажды схватить кисть и сжать ее так, чтобы все видели, у него задрожали руки. Он закрыл глаза и подумал о жене и детях.

Среди растерянного молчания священник открыл молитвенник и начал читать.

Теперь все лица, ранее с надеждой обращенные к Марку, были повернуты в сторону. Он знал, что навсегда отрезал себя от Кампамаро.

Глава 8

Туман, закрывавший Айдлуайлд[32] в течение тридцати шести часов, нарушил расписание самолетов в половине аэропортов мира. Единственный шанс Марка вернуться в Майами к четырем часам дня в среду зависел от точности стыковок пересадок, но самолет «Алиталии», на котором Марк должен был лететь из Рима в Нью-Йорк, прибыл с пятичасовым опозданием и на обратном пути, изменив курс, совершил посадку в Бостоне. В результате и Марк на двадцать минут опоздал к назначенному времени; когда он вышел из самолета и отыскал в зале для транзитных пассажиров телефонную будку, Виктор, расплатившись за номер в гостинице, уже ехал в такси к автовокзалу компании «Грейхаунд».

Около семи часов вечера, после двух пересадок, Виктор попал, наконец, в Седж-Бей. К этому времени он чувствовал себя отнюдь не наилучшим образом. Последние часы пребывания в Майами он мучился нетерпением, ожидая возвращения Марка, и сейчас нервная слабость, о которой он предусмотрительно никогда не говорил ни Спине, ни Марку, превратилась в неотвязную головную боль. Он зашел в мужскую уборную, умылся холодной водой, потом заглянул в бар, чтобы на ходу чего-нибудь выпить, и, собравшись с силами, отправился в город. Стоял чудесный весенний вечер, свет уходящего дня медленно струился, словно впитываемый сияющим зеленым горизонтом, вдоль далекой линии берега то тут, то там мигали огни города, последний катер на большой скорости чертил короткий белый узор на темнеющем входе в бухту.

Виктор взял такси и направился в похоронную контору, принадлежавшую гробовщику по имени Эдвин Экс. Экс был единственным гробовщиком в Седж-Бее, и Виктор надеялся, что Марк, вернувшись из Рима, сможет сразу же найти его по телефонному справочнику и даст знать, когда он приезжает.

— Наверное, вашему другу не удалось дозвониться, — сказал Экс. — У нас вчера был шторм, и некоторые местные линии повреждены.

— Когда их починят? — спросил Виктор. — Сегодня вечером?

— Сомневаюсь. Может, завтра. У нас здесь очень примитивная связь. А вот за городом телефон почему-то работает отлично.

Экс был крупным, веселым, разговорчивым человеком с удивительно подвижными глазами на туповатом лице, хотя сам он двигался — возможно, под влиянием постоянной близости моря — солидно и размеренно, как рыбак в высоких сапогах.

Он с удовольствием говорил о своем бизнесе.

— Раньше это был рыбный холодильник, — объяснял он. — Как только объявили, что он продается, я тут же его купил. Рыбой сейчас здесь никто не занимается. Город обеспечивает нам достаточную клиентуру — не говоря уже о проезжих…

Виктор мучился, не зная, на что решиться. Подождать еще или приступать к делу? Экс, возможно, ничего не знал о содержимом гробов, и тем не менее он вызывал у Виктора какое-то чувство настороженности. Было что-то отталкивающее в этом человеке, который зарабатывал себе на жизнь с помощью мертвецов.

— У нас установились отличные деловые отношения с Багамскими островами, — бодро продолжал Экс. — Там умирает гораздо больше приезжих, чем в других местах, где люди ведут не такой бурный образ жизни. Наша фирма пользуется успехом, потому что она гораздо дешевле, чем любая похоронная контора в большом городе. Что же касается Кубы, то раньше мы транспортировали мертвецов туда, теперь же, по-видимому, направление меняется. Уже второй раз в этом году мы получаем оттуда груз. Знамение времени, должно быть. Столько кубинцев приезжает сюда. Хорошо еще, не приходится заниматься перезахоронением. То есть я хочу сказать, нам не надо заниматься гробами, которые долгое время пролежали в земле и уже подгнили.

Они вышли из конторы и направились к стоявшему неподалеку побеленному дому со следами недавнего ремонта.

— Кстати, — продолжал Экс, — при всем моем уважении к мистеру Баезу должен сказать, что кубинцы не умеют заботиться о своих покойниках. Обычно они арендуют склеп на определенное время, по истечении которого, если плата перестает поступать, труп извлекают и без всяких церемоний бросают в так называемую fosa comun — общую могилу. Большинство американцев сочло бы это оскорбительным. Это как-то трудно совместить с религиозными убеждениями. Разве я не прав?

— Правы, — согласился Виктор.

— Гробы обычно делают из самых дешевых материалов, и они часто оказываются слишком малы для покойника. — На лице Экса вдруг появилась гримаса непритворного ужаса. — Приходится прибегать к средствам, о которых лучше не говорить… Ну, вот мы и пришли.

Он отпер большую полированную дверь, отодвинул большое стекло, образовывавшее вторую стенку, и включил яркий свет. Виктор оказался в помещении, которое можно было принять за только что построенный супермаркет, куда должны завезти товары. Посередине в широких белых эмалированных холодильниках, какие используются для хранения замороженных продуктов, стояли гробы. Чуть слышно пахло душистым аэрозолем.

— По-моему, то, что мы ищем, находится вон в том углу, — сказал Экс. — Ну, конечно, вот они. Три гроба, отправленные с Кубы, если я не ошибаюсь, неким мистером Фергюсоном. Я сейчас их подниму наверх. Вы уже договорились насчет транспорта?

— Мне хотелось бы арендовать у вас катафалк, если это возможно.

— Почему же нет? А куда ехать?

— В Форт-Пирс. Мистер Баез предполагает обосноваться там. Он хочет, чтобы его родители были захоронены на местном кладбище.

— Понятно. Форт-Пирс — славное место. Там сейчас приобретают землю многие кубинцы. Лично я нахожу, что там слишком влажно, но это, по-видимому, не беспокоит наших кубинских друзей. Они люди привычные: у них на Кубе тоже влажный климат.

— Я хотел бы поехать этой же машиной, если вы не возражаете.

— Ну что ж, дорога приятная. Гораздо больше увидишь, чем из окна поезда, и очень интересно к тому же. Я так понимаю, что вы выедете завтра? Виктор наконец принял решение.

— Я хочу выехать сегодня вечером.

— Не знаю, удастся ли это сделать, — сказал Экс. Виктор уловил в его взгляде любопытство.

— Дело в том, что у меня не так много времени.

— В такую позднотищу шофера не найдешь. До Форт-Пирса ведь далеко. Боюсь, что придется заплатить вдвое, даже если мы и уговорим кого-нибудь. Люди, которых я вынужден нанимать, — продолжал он, — ведут себя весьма независимо.

— Я согласен на двойную оплату, — сказал Виктор. — Если хотите, на тройную. Главное — двинуться в путь.

Их взгляды встретились — Виктор внимательно наблюдал за лицом Экса, ища новые признаки любопытства.

— А что сказать вашему другу, если он позвонит? — спросил Экс.

— Просто скажите, что я уехал, — ответил Виктор.

— Сказать ему, чтобы он связался с вами в Форт-Пирсе?

— Очевидно.

— Куда вам там позвонить?

— Он знает, где меня найти.

— Отлично, — сказал Экс. — А в общем, вы с таким же успехом могли бы выехать и завтра рано утром. Переночевали бы в моем скромном жилище, если вы ничего не имеете против, — мне жаль ваших денег.

У Виктора непрерывно гудело в голове, и он с трудом сдерживал нетерпение.

— Спасибо за предложение, мистер Экс, но у меня завтра дел по горло. Буду вам страшно признателен, если вы отыщете шофера.

— Попытаемся, — сказал Экс. — Если из моих людей никто не согласится, тут рядом есть агентство по прокату машин. Подождите минутку, я схожу узнаю, не смогут ли они нас выручить.

Он ушел, а Виктор занялся гробами. Он осмотрел головки винтов в крышках — все было в порядке, никаких мелких блестящих царапин на потускневшем металле, никаких следов недавнего прикосновения отвертки.

Экс не появлялся, и чем дольше его не было, тем сильнее нервничал Виктор. Наконец, минут через двадцать, Экс вернулся, тяжело ступая по полу и зыркая по сторонам глазами, точно рыбак, идущий по оседающему песку.

— Ну, нам, кажется, повезло. Очень хороший парень и вполне надежный. Я несколько раз пользовался его услугами в таких же экстренных случаях. Нам удалось застать его дома, и он сейчас придет. Я велю своей секретарше подготовить необходимые документы и напечатать квитанцию, чтобы вы расписались.

— Сколько времени займет у нас эта поездка? — спросил Виктор у шофера, тощего носатого парня, похожего на кинематографического индейца из племени сиу.

— Форт-Пирс, мистер? Это смотря как поедем. По Первой дороге или по магистрали?

— По магистрали.

— Большинство предпочитает Первую дорогу. Приятная дорога по берегу. Прекрасный вид на море.

— Но не ночью.

— Сейчас полнолуние. На воде видны огни рыбацких лодок. Такие городки, как, например, Юпитер и Стюарт, ночью очень красивы. Если по Первой, то проедем через Палм-Бич.

— Все равно давай по магистрали.

— Если по магистрали, то будет, пожалуй, часа три с половиной.

— Три с половиной! Господи, сколько же нам надо проехать?

— Миль сто сорок.

— И на это потребуется три с половиной часа?

— Самое меньшее. Из старой развалины больше сорока миль в час не выжмешь. Мистер Экс не любит тратить деньги на свои катафалки, время от времени подкрасит — и все. Кроме того, до Киттс-Холлоу дорога не очень-то хорошая. А потом она сходится с Первой.

— В таком случае тронулись.

— Как скажете, — с явным неудовольствием отозвался шофер. Стук в висках у Виктора стал сильнее, и, когда он менял положение на неудобном сиденье, боль возрастала в тех местах, где были трещины и переломы. Он приписал это внезапной перемене климата. На дороге стояла жидкая грязь.

— Шли сильные дожди? — спросил Виктор.

— Сейчас такое время года, мистер.

— Остановись у бара, — сказал Виктор. — Мне надо позвонить.

Он зашел в бар, заказал порцию виски и стакан пива и из телефона-автомата позвонил в Майами. Номер оказался занят; Виктор вышел из будки и пошел обратно к двери. На другой стороне улицы под ободранными ветром пальмами стояли два кренящихся друг к другу дома; дождь шлепал по черной луже, очертаниями похожей на южноамериканский континент. Катафалк фирмы «Крайслер» отлично вписывался в этот безрадостный ландшафт и мог бы стоять здесь вечно. Через пять минут Виктор позвонил снова. На этот раз ему ответил детский голос.

— Это Виктор, — сказал он. — Скажи папе, что с ним хочет поговорить Виктор. Ответа не последовало, и он испугался, что их разъединили; затем мужской голос спросил:

— Кто говорит?

— Виктор. Мне велели позвонить вам. Я только что приехал.

— Откуда ты звонишь?

— Из автомата в баре.

— Груз при тебе?

— Да.

— Дай-ка трубку Ричардсу.

— Его здесь нет. Он не смог приехать.

— Как это — не смог приехать? Мы знаем, что это он все устраивал.

— Его задержали семейные неприятности.

— Мне это не нравится. Мы на него рассчитывали.

— Я мог бы его дождаться, но мне сказали, что вам нужен груз в течение трех дней. Ждать мне его?

— Нет, поезжай как есть. Ты один?

— Еще шофер.

— Ты его знаешь?

— Откуда я могу его знать? Я здесь первый раз в жизни. Он при машине.

— А-а. Ладно, запиши его имя и адрес. Присмотрись к нему — возраст и как выглядит. Самое главное, разузнай, откуда он. Нам нужно знать о нем все.

Виктор положил трубку возле аппарата и вышел из бара. Шофер сидел согнувшись, с закрытыми глазами, будто умер от сердечной недостаточности, пока ждал.

Виктор схватил его за плечо и потряс:

— Как тебя зовут?

Человек открыл глаза и, по-видимому, с трудом пришел в себя.

— Я спрашиваю, как тебя зовут?

— Эдди.

— Эдди — а дальше как?

— Мистер, зачем вам это?

— Я только что разговаривал с одним приятелем, который утверждает, что знает тебя.

— Меня зовут Эдди Морено. — В голосе шофера прозвучала сдержанная гордость, — Морено. По-испански это значит «темный».

— Понятно. И ты живешь в Седж-Бее?

— В Седж-Бее я работаю, А живу в Нью-Ривер-Инлет. Слыхали когда-нибудь о таком месте?

— Нет, не слыхал.

— Я так и думал. Это маленькое местечко. А до этого я жил в Саймон-Драм. Знаете что? По-моему, ваш друг ошибся. — Он хитро ухмыльнулся и, откинув назад голову, поглядел на Виктора.

— Я пойду объясню ему, а то он собирался поговорить с тобой, — сказал Виктор и, вернувшись в бар, снова подошел к телефону.

— Его зовут Эдди Морено, — проговорил он в трубку. — Живет в Нью-Ривер-Инлет, а до этого жил в Саймон-Драм. Возраст — около тридцати пяти, вес примерно сто сорок фунтов. Может быть, из индейцев.

— Отлично, дружище. Мы все проверим, но на это нужно время. Позвони мне снова через час, только по другому номеру. Запиши; Коппервейл, восемьдесят восемь, пятьдесят три. Поезжай по Сто седьмой дороге, но обязательно позвони, прежде чем попадешь в Киттс-Холлоу. Может, мы дадим тебе другой маршрут.

— Хорошо, я позвоню позже.

— Вот что еще. Расскажи мне о Ричардсе. Как его зовут?

— Марк. Друзья зовут его Марко.

— Как он выглядит?

— Лет тридцати пяти. Небольшого роста. Худощавый. Темные волосы с сединой на висках. Острый нос. Немного похож на Джорджа Рафта из его первых фильмов. — «Теперь они и меня проверяют, — подумал он. — Видно, что-то им не нравится».

— Случайно не знаешь, откуда он родом?

— Как будто из-под Кальтаниссетты. Еще что-нибудь?

— Нет, вроде все. Тебе пора отправляться.

Виктор вышел на улицу, постучал по дверце катафалка и сел в машину. Шофер включил мотор, и они тронулись. Буквально через несколько минут последние окраинные хибарки Седж-Бея исчезли за деревьями, мрачным частоколом стоявшими вдоль дороги.

— Давай помедленней, — сказал Виктор.

— Я думал, вы торопитесь.

— Противно, когда эту развалину качает из стороны в сторону. Меня тошнит.

— Дело ваше.

— Еще тише. Не больше тридцати миль.

— Этак, мистер, мы протащимся всю ночь.

— Ты ведь чем дольше едешь, тем больше получаешь. Чего же беспокоиться?

— Ошибаетесь. Плата все равно одна, сколько бы времени мы ни ехали. И потом, жена меня ждет в Седж-Бее. Она любит меня не за то, что я ночами где-то езжу.

— Как называется этот район?

— Мы едем через Эверглейдс. Воя там, направо, если вам видно, начинается болото Биг-Сайпресс.

— Довольно пустынно здесь, а, Эдди? И машин почти нет.

— Движение здесь бывает, когда ребята с химического завода едут в Кларксвилл и Стэн-Крик. Они все уже проехали часа два назад.

Виктор почувствовал судорогу в левой руке, сухожилия и хрящи которой были повреждены во время первого удара киркой, когда он выставил ее, чтобы защитить голову. Он потянул за ручку дверцы, желая выпрямить сведенный большой палец. Конечности начало покалывать. Решив отвлечься от мыслей об этих симптомах, Виктор попытался вызвать в памяти легкомысленный образ стюардессы, с которой в самый последний момент у него не получилось близости. Попытка оказалась безуспешной: он не сумел даже представить себе роскошное, податливое тело девушки.

— Сколько еще до Киттс-Холлоу?

— При такой скорости — сорок минут.

— Поезжай медленнее. Я не очень хорошо себя чувствую.

— Это из-за рессор. Не выдерживают тяжести. Вместе с кузовом мы весим тонны две, не меньше. Хотите остановиться на минутку?

— Нет, не надо, — сказал Виктор. Мрачная зелень в свете фар начинала оказывать на него гипнотическое действие. Голова кружилась — к горлу подкатывала тошнота. Да и шофер вызывал у него все большее недоверие.

— Тебе много приходится ездить, Эдди?

— Конечно. Я целыми днями за рулем.

— На кого ты работаешь? На мистера Экса?

— Нет, он редко нанимает меня. Иногда я работаю в фирме пиломатериалов в Седж-Бее. А в туристский сезон — у Хертца.

— Это у тебя карта? Дай-ка взглянуть. Ты, должно быть, знаешь этот район отлично, Эдди. Куда же ты ездишь?

— Да, пожалуй, в любое место, какое ни назови — Нейплс, Аркадия, Канал-Пойнт, Пунта-Горда.

— Для фирмы пиломатериалов? — Виктор посмотрел на карту. — А знаешь, например, озеро Истокпога?

— Конечно.

— Как туда добраться?

— По Девяносто восьмой дороге. Севернее озера Окичоби.

— Правильно, Эдди. Ты на самом деле много времени проводишь за рулем.

— Могу показать дорогу в любое место Флориды, мистер. Внезапно в ветровом стекле на мгновенье появился и тут же исчез маленький квадратик света. Виктор оглянулся. За поворотом мелькнули фары какой-то машины.

— Прибавь-ка скорость, — сказал он шоферу.

Морено нажал газ, и стрелка спидометра медленно подползла к цифре 65.

— Больше не можешь?

— На пределе, мистер.

Огни фар отдалились, но ненамного.

— Ладно, теперь давай потише. Сбавь до двадцати, — сказал Виктор. Машина, следовавшая за ними, тоже сбавила скорость и через милю свернула влево.

— Куда она пошла? — спросил Виктор.

— Наверно, на юг, в Джэксон-Понд. На заводе есть несколько ребят оттуда.

— Тебе не показалось, что она идет за нами?

— Да нет. Кому это надо?

— А почему она одновременно с нами ускоряла и замедляла ход?

— Может, не хотела отставать от нас. Может, аккумулятор сел, вот и пользовалась нашими фарами.

— Да-а, возможно… Послушай, мне надо позвонить человеку, который ждет этих мертвецов, и сказать, что мы задерживаемся. Где тут есть телефонная будка?

— Была одна на бензоколонке неподалеку. Если ее не убрали, когда там был пожар.