Разделяющий нож - Разделяющий нож: В пути

Лоис Буджолд

Разделяющий нож: В пути

1

Даг ехал по дорожке, лениво размышляя о том, накормят ли их на ферме Блуфилдов обедом и удастся ли после обеда вздремнуть, когда мимо его виска просвистела стрела.

В панике он правой рукой сдернул с седла жену и вместе с ней соскользнул влево, чтобы оказаться под прикрытием лошадиных тел. Одновременно он отчаянно пытался сориентироваться при помощи Дара, который, к прискорбию, все еще действовал всего на сотню шагов. Его мысли метались между Фаун, ножом на поясе, бесполезным луком за спиной – и, главное, «сколько их и где?». Сосредоточиться ни на одной мысли ему не удалось: его, как удар молнии, пронзила боль в левой, еще не вполне зажившей ноге, которой пришлось принять на себя вес и его самого, и Фаун. Даг хотел крикнуть «Искорка, держись позади меня», но сумел выдавить лишь «О, проклятие!», когда нога подкосилась. Кобыла Фаун помчалась вперед. Копперхед заржал и дернул поводья, все еще обмотанные вокруг крюка, заменявшего Дагу левую кисть; только это обстоятельство и поддержка Фаун, устоявшей на ногах, позволили Дагу не упасть.

– Даг… – выдохнула Фаун, согнувшаяся под его весом.

Даг выпрямился и опустил руку, которой пытался выдернуть из-за спины лук: он наконец обнаружил источник опасности – и не при помощи Дара, а простым зрением. Его зять Вит Блуфилд бежал через двор от старого амбара, размахивая в воздухе луком и отчаянно крича:

– Ох, простите! Простите!

Только теперь Даг заметил служивший мишенью мешок, прибитый к дубу на другой стороне дороги. Ну… можно было предположить, что это мишень, хотя единственная стрела торчала из дуба футах в двух ниже. Остальные выпущенные Витом стрелы валялись на земле вокруг; та, что чуть не выбила Дагу глаз, воткнулась в землю не меньше чем в двадцати шагах от мишени. Даг в гневе шумно выдохнул воздух, потом сделал глубокий вдох, силой воли пытаясь успокоить колотящееся сердце.

– Вит, неуклюжий идиот! – крикнула Фаун, поднявшись на цыпочки и выглядывая из-за защищавшей ее конской спины. – Ты чуть не застрелил моего мужа!

Запыхавшийся Вит подбежал к ним, повторяя:

– Простите, простите! Я так удивился, увидев вас, что у меня рука дрогнула…

Грейс, кобыла Фаун, пробежала всего несколько ярдов и успокоилась; убедившись, что такой необычный для хозяйки способ спешиться не грозит дальнейшими неприятностями, она принялась щипать траву на обочине. Вит, знакомый с необщительным характером Копперхеда, далеко обошел его, прежде чем приблизиться к сестре. Даг отпутал поводья с крюка и позволил своему коню присоединиться к Грейс, что гнедой и сделал, несколько раз демонстративно взбрыкнув – просто чтобы выразить свое мнение по поводу происходящего. Даг подумал, что разделяет его чувства.

– Я в тебя не целился! – продолжал оправдываться Вит.

– Очень рад это слышать, – протянул Даг. – Я знаю, что пришелся не по нраву некоторым тут, когда женился на твоей сестре, но мне казалось, что ты не из таких. – Губы Дага мрачно сжались: Вит вполне мог попасть в Фаун.

Вит вспыхнул. Будучи на голову ниже Дага, он все же намного возвышался над Фаун, которую, после некоторого колебания, неуклюже обнял. Фаун поморщилась, но тоже его обняла. Брат и сестра Блуфилды походили друг на друга кудрявыми черными волосами и светлой кожей, но если Фаун была пухленькой, с очаровательной ямочкой на щеке, когда она улыбалась, то Вит оставался тощим и угловатым, а руки и ноги у него казались слишком большими для его тела. Похоже, он все еще рос и после двадцати лет, о чем говорили торчащие из рукавов домотканой рубашки запястья… А может быть, он просто донашивал свою старую одежду, не имея младшего брата, которому можно было бы ее передать.

Даг сделал шаг вперед и зашипел от боли, прижимая крюк к подгибающейся левой ноге. С трудом выпрямившись, он пробормотал:

– Пожалуй, мне все-таки нужна моя палка, Искорка.

– Конечно, – кивнула Фаун и кинулась через дорогу к Копперхеду, к седлу которого была приторочена палка из орехового дерева.

– С тобой все в порядке? Я же знаю, что не попал в тебя, – заныл Вит; его губы скривила унылая гримаса. – Я и вообще ни во что не попадаю.

Даг криво улыбнулся.

– Все хорошо. Не беспокойся.

– Ничего не хорошо, – сурово поправила его Фаун, вернувшаяся с палкой. – Дага жутко изранили месяц назад, когда его отряд уничтожил того ужасного Злого около Рейнтри. Ему еще поправляться и поправляться.

– Ах, так то были твои парни, Даг? Это и в самом деле было зловредное привидение… Злой? – Вит со второй попытки назвал чудовище так, как было принято среди дозорных, и слегка склонил голову перед Дагом. – До нас доходили всякие страшные слухи о переполохе на Крестьянской равнине…

Фаун озабоченно перебила его:

– Рана у тебя не открылась, Даг, когда ты так тяжело приземлился?

Даг кинул взгляд на светлую ткань своих дорожных штанов. Крови на ней не было, да и боль постепенно отпускала.

– Нет. – Он взял у Фаун палку и с облегчением на нее оперся. – Все будет хорошо, – добавил он, чтобы успокоить глядевшую на него, широко раскрыв глаза, Фаун. Даг с любопытством посмотрел на лук, который все еще сжимала левая рука Вита. – А это что? Не думал, что ты лучник.

Вит пожал плечами.

– Пока что я не особенно хороший стрелок. Только ты сказал, что поучишь меня, когда… если вернешься сюда. Вот я и готовился, практиковался и вообще… На всякий случай. – Он, словно в подтверждение своих слов, протянул Дагу лук.

Даг заморгал. Он совершенно забыл свое случайное замечание, сделанное при первом посещении Вест-Блю, и поразился тому, что парень явно принял его слова близко к сердцу. Даг присмотрелся повнимательнее, но на лице Вита не было заметно и следа его обычного дурачества.

«Гм-м… Похоже, я произвел на него большее впечатление, чем предполагал».

Вит недолго переживал по поводу полетевшей не туда стрелы и начал весело расспрашивать:

– Так почему же вы двое так быстро вернулись? Уж не потому ли, что твой отряд оказался неподалеку? Вы все могли бы заглянуть, папа не стал бы возражать, знаешь ли. Или у тебя поручение, как у того парня – гонца, который привез твое письмо и подарки?

– Так мои свадебные дары благополучно добрались до вас? Ох, прекрасно, – протянул Даг.

– Ага, а как же. И удивились же мы все! Мама хотела написать тебе, только гонец уже уехал, а мы не знали, как связаться с твоими соплеменниками, чтобы передать письмо.

– Ах… – вздохнул Даг.

«Действительно, проблема».

Именно проблема, по крайней мере, один из ее аспектов: крестьяне и Стражи Озера не в состоянии разговаривать друг с другом.

«Вот и сейчас…»

Сколько Даг ни репетировал в уме, в этот момент он неожиданно ощутил, как трудно с ходу рассказать о своем изгнании.

К счастью, в разговор вмешалась Фаун.

– Мы просто заехали по дороге. Даг вроде как в отпуску, пока его раны не заживут.

В определенном смысле это было верно… впрочем, нет, неверно. Однако для объяснений еще будет время – может быть, когда все соберутся вместе, так что ему не придется повторять все снова и снова: перспектива, которая заставляла Дага морщиться даже еще сильнее, чем мысль об объяснениях с целой толпой.

Путники прошли вперед, чтобы забрать лошадей, и Вит махнул рукой в сторону старого амбара.

– Стойла, которыми вы раньше пользовались, свободны. Ты, как я вижу, все еще ездишь на своем людоеде. – Он с осторожностью обошел Копперхеда, чтобы взять поводья Грейс; по тому, как кобыла сопротивлялась, стараясь ухватить еще хоть травинку, ее можно было счесть голодающей, – что никак не соответствовало ее упитанному виду.

– Угу. – Даг с кряхтением нагнулся, чтобы поднять поводья мерина. – Я так и не встретил человека, настолько мне неприятного, чтобы отдать ему это чудище.

– Он же ездит на Копперхеде полных восемь лет, – улыбнулась Фаун, и на щеке ее появилась ямочка. – Просто чудеса какие-то! Признайся, Даг, тебе нравится эта мерзкая лошадь. – Она повернулась к Виту и весело поинтересовалась: – А что нового в Вест-Блю?

– Ну, Флетч и Кловер поженились уже недель шесть назад. Мама жалела, что тебя не было на свадьбе. – Вит кивнул в сторону каменного дома на холме над лесистым берегом реки. Пристройка для новобрачных, еще незаконченная, когда Даг в прошлый раз был здесь, теперь выглядела вполне жилой: в окнах поблескивали стекла, а вокруг даже цвели осенние цветы, скрывшие следы строительства. – Кловер уже совсем освоилась, ясное дело. Ха! Ей не потребовалось много времени, чтобы выжить близнецов. Они быстренько вымелись и отправились вместе с одним своим приятелем осваивать землю милях в двадцати к западу. Уехали только на прошлой неделе – вы совсем ненамного с ними разминулись.

Даг не мог не подумать, что из всех Блуфилдов он, пожалуй, по вредным близнецам Риду и Рашу станет скучать меньше всего; судя по улыбке, появившейся на лице Фаун, она разделяла его чувства.

– Я помню, они уже давно поговаривали об этом, – кивнул Даг.

– Ага. Папе с мамой не особенно пришлось по вкусу, что они смылись перед самой жатвой, да только все так радовались их отъезду, что никто не стал жаловаться. Флетч, понятно, каждый раз вставал на сторону Кловер, когда они цапались – а цапались они, почитай, каждый день, – ну а близнецам не нравилось, когда эта парочка говорила им, что нужно делать. Так что теперь у нас дома стало много спокойнее. – Подумав немного, Вит добавил: – Даже скучно.

Пока Даг и Фаун расседлывали коней в стойлах старого амбара, Вит продолжал добродушно рассказывать о всяких мелких событиях в жизни многочисленных тетушек, дядюшек и кузенов. Посмотрев на палку, на которую опирался Даг, Вит без всяких просьб вскинул на плечо седельные сумки. Даг счел, что так Вит пытается загладить инцидент на дороге, и не стал возражать. Фаун отказалась отдать Дагу свой мешок, посоветовав ему «присматривать за собой», и со своим обычным решительным видом двинулась вверх по склону к дому. Несмотря на все пережитые неприятности, ее, похоже, возвращение домой тревожило гораздо меньше, чем в прошлый раз, и Даг улыбнулся в ответ на ее улыбку.

«Что ж, мы как-нибудь переживем это, Искорка. Вместе».

Кухня фермерского дома пахла ветчиной с бобами, свежеиспеченным хлебом, бисквитами, яблочным пюре, тыквенным пудингом и дюжиной знакомых Фаун приправ, и это влажное благоухание вызвало у нее странное чувство тоски по дому, хотя именно домой она и вернулась. Мама Блуфилд и Кловер, обе в фартуках, суетились вокруг стола, но когда в заднюю дверь вошли вновь прибывшие, старшая из женщин с удивленным и радостным восклицанием кинулась на шею Фаун. Слепая тетушка Нетти, сидевшая за прялкой у открытой двери своей рабочей комнаты, проковыляла на кухню и крепко обняла племянницу, а потом и Дага. Ее рука на мгновение коснулась свадебной тесьмы, обвивавшей левую руку Дага повыше протеза, и ее улыбка стала еще более теплой.

– Рада, что она все еще на месте, – пробормотала Нетти.

– Да, – шепнул ей в ответ Даг, обнимая старую женщину так, что ноги ее оторвались от пола.

В этот момент в кухню ввалились папа Блуфилд и Флетч, возившиеся, судя по запаху, с овцами, и приветствия возобновились. Толстушка Кловер, правда, вскоре напомнила, что еда не может ждать, и отправила Фаун и Дага переодеваться и мыться. Поставив на стол дополнительные тарелки, от помощи Фаун она отказалась:

– Садись, садись! Вы двое, должно быть, устали с дороги. Ты теперь гостья, Фаун! – «Ведь правда?» – безмолвно добавили ее встревоженные глаза. Флетч смотрел на сестру так, словно его занимала та же мысль, хотя Фаун и ее странного мужа он встретил достаточно любезно.

Ввосьмером они уселись за длинным кухонным столом, ломившимся от изобилия крестьянских блюд; Фаун всегда воспринимала это как нечто само собой разумеющееся, а у Дага такое угощение все еще вызывало оторопь, и теперь, познакомившись со скудостью жизни в лагере дозорных, Фаун хорошо понимала, почему. Даг, впрочем, явно ничего не имел против и нахваливал поварих, подкрепляя похвалы делом – наполнял свою тарелку до краев.

Фаун порадовалась его вернувшемуся аппетиту: за трудную летнюю кампанию он совсем отощал, да и до того был не слишком упитан. Со своим ростом, медной кожей, угловатым лицом, взлохмаченными темными волосами и странного металлического оттенка глазами он выглядел таким же чужаком в кухне, полной крестьян, как птенец цапли среди цыплят. Ощущение легкой угрозы, исходившей от него, только подкреплялось протезом вместо левой кисти этого колдуна-дозорного… или, как говорили невежественные или испуганные фермеры, дозорного-некроманта.

«И не без причины», – призналась себе Фаун.

Флетч, не выдержав пронзительных взглядов своей половины, первым задал вопрос:

– Мне удивительно, что вы двое так быстро вернулись. Вы ведь… э-э… не собираетесь здесь остаться?

Фаун предпочла не заметить настороженного тона.

– Просто заглянули. Мы держим путь далеко. Хотя, признаюсь, отдохнуть несколько дней было бы хорошо.

– Ох, конечно! – воскликнула Кловер, с облегчением переводя дух. – Это будет здорово! Мне так хочется послушать о вашем новом доме. – Игривым тоном она добавила: – А приятных новостей у вас еще нет?

– Прошу прощения? – недоумевающе переспросил Даг.

Фаун, которая с легкостью расшифровала вопрос Кловер как «Ты еще не беременна?», ответила как подобает:

– Еще нет. А как насчет вас с Флетчем?

Кловер захихикала, положив руку на живот.

– Ну, определенно говорить еще рано. Но уж мы стараемся изо всех сил. Наша помолвка затянулась – то одно мешало, то другое, – так что мы решили не тянуть с пополнением семейства.

Флетч посмотрел на свою новобрачную с гордой улыбкой собственника, как любой крестьянин мог бы глянуть на свою породистую кобылу, и Кловер ответила ему самодовольным взглядом. Фаун раньше не всегда ладила с Кловер, но теперь не могла не признать, что та оказалась очень подходящей женой для недалекого Флетча, даже если не считать ее приданого – поля в сорок акров и большого участка леса совсем рядом с землями Блуфилдов.

– Мы надеемся, что к зиме новости появятся, – уточнил Флетч.

Фаун посмотрела на Дага. Несмотря на урон, причиненный Злым его Дару, на таком расстоянии он наверняка мог бы определить, беременна Кловер или нет. Даг криво улыбнулся и коротко помотал головой. Фаун коснулась отметин, оставленных Злым на ее горле, которые теперь приобрели карминный оттенок, и подумала:

«Не стоит больше об этом говорить».

Мама Блуфилд осторожно поинтересовалась:

– Так как у тебя пошли дела с твоими новыми соплеменниками в лагере Хикори, Фаун? С твоей новой семьей?

Семьей Дага… После паузы, которая, возможно, была слишком красноречивой, Фаун выдавила:

– По-разному.

Даг взглянул на нее и сглотнул – явно не только для того, чтобы доесть последнюю ложку, – но сказал достаточно откровенно:

– По правде говоря, не слишком хорошо, мэм. Но мы не поэтому оказались в дороге.

– Эта свадебная тесьма, которую мы сплели, – тревожно спросила Нетти, – она что, не сработала?

– Сработала прекрасно, тетушка Нетти, – заверил ее Даг. Он обвел взглядом сидевших за столом. – Мне следовало бы объяснить вам кое-что, о чем только Нетти знала, когда мы с Фаун поженились. Наша свадебная тесьма, – он коснулся темной полоски над левым локтем и кивнул на такую же тесьму, обвивавшую левое запястье Фаун, – это не просто украшение. Стражи Озера вплетают в тесьму свой Дар.

Эти слова были встречены пятью недоуменными взглядами, и Фаун стала гадать, как Даг собирается объяснить ее семейству, что такое Дар: ведь никто из них не видел того, что видела она. К тому же ему приходилось преодолевать привычку всей жизни – нет, необходимость – хранить секрет. Что ж, судя по тому, как глубоко он вздохнул, Даг все же собирался начать.

– Только вы, фермеры, употребляете слово «магия». Стражи Озера зовут это просто Даром. Мы считаем, что в нем не больше магии, чем в посадке семян тыквы, чтобы вырастить урожай, или в прядении шерсти, чтобы соткать материю. Дар есть… есть во всем, он все пронизывает, живое и неживое. В живом Дар ярче всего, он пульсирует и меняется. В неживом он постоянен и только мурлычет. Вы все имеете Дар, только не чувствуете этого, а дозорные воспринимают его напрямую. Можно думать о Даре как о втором зрении, хотя зрение не вполне… нет… – «Выражайся попроще, Даг», – буркнул он себе под нос, поднял глаза и продолжил: – Просто думайте о Даре, как о втором зрении, ладно?

Восприняв непривычное для этого семейства молчание как поощрение, Даг добавил:

– Так как мы можем видеть Дар в предметах, мы можем… по крайней мере, многие из нас… двигать вещи с помощью их Дара, менять их, помогать им…

Мама Блуфилд облизнула губы.

– Значит, ты таким образом починил чашу, которую разбили близнецы? Ты свистнул осколкам… это и есть работа Дара?

Лишив весь клан Блуфилдов дара речи, как живо вспомнила Фаун. Вот уж тут точно без магии не обошлось!

Даг с широкой улыбкой благодарно посмотрел на маму Блуфилд.

– Да, мэм. Вот именно. Ну, свист тут, правда, ни при чем… То была, пожалуй, лучшая моя работа с помощью Дара.

«Ну, все-таки самой лучшей была другая», – подумала Фаун, вспоминая Рейнтри. Однако события в Рейнтри произошли позже, да и обошлись дороже: едва не стоили Дагу жизни. Понимают ли ее родичи, что сделанное Дагом было не просто трюком?

– Стражи Озера предпочитают думать, будто только они ощущают Дар, – продолжал Даг, – да только я встречал и фермеров, у которых обнаруживались следы такого умения… а иногда и больше, чем следы. Вот Нетти – как раз из таких. – Даг кивнул на тетушку Нетти, которая улыбнулась в его сторону, хотя ее белые, как жемчужины, глаза его и не видели. Флетч, Кловер и Вит выглядели пораженными, а мама Блуфилд – не особенно. – Не знаю, обострила ли слепота ее умение, однако с помощью Нетти мы с Фаун сумели вплести наш Дар в свадебную тесьму не хуже, чем любые дозорные.

Даг не стал пугать собравшихся рассказом о крови, заметила Фаун. Он обходил разные стороны правды так же осторожно, как человек с завязанными глазами пробирается между торчащими из пола ножами.

– Так что когда мы добрались до лагеря, – продолжал Даг, – все Стражи Озера там могли видеть, что тесьма – самая настоящая. Это многих озадачило. Мои родичи полагались на то, что неспособность изготовить тесьму сделает браки между дозорными и крестьянами невозможными, понимаете ли. Чтобы сохранять чистоту крови, а Дар – сильным… Они все еще спорили, когда мы с Фаун покидали лагерь.

Папа Блуфилд таращился на Нетти, но последние слова Дага привлекли его внимание.

– Так твои родичи выгнали тебя за то, что ты женился на Фаун, дозорный?

– Нет, не совсем, сэр.

– Так в чем дело?

Даг заколебался.

– Не знаю, с чего и начать. – Последовала долгая пауза. – Что все вы в Олеане слышали о Злом, который появился в Рейнтри?

– Говорили, – ответил папа Блуфилд, – что где-то к северу от Крестьянской равнины появилось зловредное привидение, убившее или наславшее безумие на множество народа.

– Или что это была нервная лихорадка или мозговые черви, – вставил Вит, – из-за чего люди поубивали друг друга. Там местность болотистая, говорят, вот всякие странные болезни и приключаются.

– А в пивной Миллерсона, – добавил Флетч, – я слышал, как кто-то говорил, что это все отговорки: дозорные просто хотели прогнать фермеров из своих охотничьих угодий. Что никакого зловредного привидения и вовсе не было, и не было околдованных привидением крестьян, нападавших на дозорных, а совсем наоборот.

Даг зажмурился и потер губы.

– Нет… – выдавил он.

Кловер откинулась, нетерпеливо передернув плечами; вслух она ничего не сказала, но на лице у нее было написано: «Ну естественно, что ты так скажешь, не правда ли?» Мама Блуфилд и Нетти молчали, но явно внимательно прислушивались к разговору.

– Это был настоящий Злой, – сказал Даг. – Мы услышали о нем, когда дозорные из Рейнтри, терпевшие урон, прислали гонца в лагерь Хикори с просьбой о помощи. Мой отряд был отправлен в Рейнтри. Мы выбрали окольный путь, и нам удалось зайти Злому в тыл, как раз когда он гнал глиняных людей и людей-рабов на юг, чтобы напасть на Крестьянскую равнину. Один из моих ребят сумел ударить Злого разделяющим ножом… и прикончить. Я был от него вот на таком расстоянии. – Даг вытянул левую руку. – Злой был уже очень зрелым, очень… э-э… зрелым. – Он обвел взглядом собравшихся и попытался объяснить: – Сильным, умным. Он выглядел почти как человек.

Ни слова о том, как Злой чуть не убил его, или что он был командиром отряда, или что именно он придумал оказавшийся успешным план… Фаун нетерпеливо закусила губу.

«Вот о чем нужно сказать… это важно. Нет, сделай шаг назад, Даг». – Он потер переносицу.

– Прошу прощения. Так много тогда всего случилось, а я объясняю с конца… Прошу прощения. Попробую так. Злые тоже обладают Даром, только гораздо более сильным, чем человеческий. Они целиком состоят из Дара и поглощают его, чтобы жить, чтобы создавать… свое колдовство, глиняных людей, собственные тела… все вообще. Они по-своему безумны. – Лицо Дага неожиданно затуманилось каким-то воспоминанием, о котором Фаун догадаться не могла. – Так и возникает скверна. Это место, где Злой высосал весь Дар из мира, оставив… ну, пустошь. Это очень легко заметить.

– Ну и как она выглядит? – рассудительно поинтересовался Вит.

– Не похоже ни на что другое, – ответил Даг, заработав этим несколько неодобрительных взглядов.

– Не похоже ни на сожженное поле, – пришла ему на помощь Фаун, – ни на ржавчину, гниль или побитые морозом растения, хотя и напоминает все это. Сначала все, что было живым, умирает, потом разваливается, потом рассыпается в прах. Стоит один раз увидеть эту иссохшую серость, и ты никогда ее ни с чем не спутаешь. А для человека, ощущающего Дар, это, как я понимаю, выглядит еще ужаснее.

– Так и есть, – с благодарностью подтвердил Даг.

– Значит, ты это видела, Фаун? – тихо спросила мама Блуфилд.

– Да, дважды. Один раз вокруг логова Злого около Глассфорджа, когда мы еще только встретились с Дагом, а потом в Рейнтри. Когда все кончилось, я объехала окрестности. Даг сильно пострадал в схватке, о чем, как я посмотрю, ничего вам не сказал. – Фаун укоризненно посмотрела на мужа. – Если бы мы все еще оставались в лагере Хикори, он бы еще числился раненым.

– Вам пришлось отправиться в Рейнтри? – спросил Вит с завистью.

Фаун вскинула голову.

– Я видела всю местность, которую осквернил Злой. Я видела, откуда это началось. – Она оглянулась на Дага, проверяя, готов ли он продолжать.

Даг кивнул Фаун и опять приступил к рассказу.

– Дело вот в чем. В последние двадцать – тридцать лет фермеры осваивают земли в Рейнтри к северу от старой границы – то есть к северу от той линии, за которой местные дозорные считают жизнь небезопасной. Или, по крайней мере, не советуют там селиться. Записи дозорных показывают, что Злые возникают чаще к северу от Мертвого озера, понимаете ли, и реже к югу. К югу от реки Грейс они встречаются совсем редко, хотя, к несчастью, не настолько редко, чтобы мы могли перестать патрулировать те районы. Самый последний Злой появился на севере Рейнтри, около городка под названием Гринспринг… практически на окраине.

Фаун кивнула.

– Он вывелся, судя по всему, в расселине в пригородном лесу.

– Понимаете, – продолжал Даг, – между дозорными и жителями Гринспринга были серьезные трения из-за споров о старой границе. Так что когда Злой зародился, никто из горожан не мог опознать ранние признаки. Люди не догадались, что нужно собирать вещички и бежать, и не знали, куда обратиться за помощью. А может быть, им об этом и говорили, да они не поверили. Тут и удача не могла им помочь, потому что в тот момент, когда крестьянин увидел бы опустошение вокруг логова, он скорее всего лишился бы своего Дара или был превращен в раба, – вроде как запутался бы в паутине. Однако народу там было много, и если бы все они знали, чего следует бояться, то, может, кому-нибудь и удалось бы вырваться и поднять тревогу. Вместо этого Злой практически всех их сожрал… и слишком быстро сделался сильным. Я думаю, таких жертв в северном Рейнтри этим летом можно было бы избежать, если бы дозорные и фермеры разговаривали друг с другом.

– Я никогда до тех пор не видела массового захоронения, – тихо сказала Фаун, – и не хотела бы увидеть еще раз.

Папа Блуфилд бросил на нее острый взгляд из-под седых бровей.

– Я видел однажды, – неожиданно сообщил он. – Давно, после наводнения.

Фаун удивленно взглянула на отца.

– А я и не знала.

– Я никогда об этом не рассказывал.

– Хм-м… – пробормотала тетушка Нетти.

Папа Блуфилд посмотрел на Дага.

– Твои соплеменники не так уж охотно говорят о таких вещах, знаешь ли. Что в Рейнтри, что в Олеане.

– Я знаю. – Даг повесил голову. – Раньше, когда к северу от реки Грейс было немного фермеров, особого значения это не имело. Дозорным к северу от Мертвого озера – я дважды там бывал – по-прежнему ничего не нужно менять, потому что крестьян там нет. Вот где сотрудничество важно, так это в пограничных землях, где для нас многое меняется, – как, например, в Гринспринге. И в Вест-Блю. – Даг обвел взглядом сидящих за столом. Еда на его тарелке, заметила Фаун, давно остыла.

– Я никогда не замечал, чтобы дозорные хотели получить помощь от фермеров, – сказал Флетч.

– По большей части так и есть, – признал Даг. – Ни один фермер не может сражаться со Злым напрямую. Во-первых, вы не можете закрыть свой Дар, чтобы защититься… и вы не можете изготовить… определенное оружие. – Даг моргнул и нахмурился, словно всадник, приготовившийся заставить упрямую лошадь перепрыгнуть через преграду, и выпалил: – Разделяющие ножи. Вы не можете делать разделяющие ножи, чтобы убивать Злых. – Сглотнув, Даг продолжал: – Только хоть вы и не можете стать бойцами, вы могли бы найти способ не становиться едой. Каждого живого человека следовало бы обучить различать признаки опустошения – как учат узнавать ядовитый сумах или гремучую змею или не попадать под дерево, которое рубишь.

– И как бы ты взялся за это дело, дозорный, – обучить каждого? – с любопытством спросила тетушка Нетти.

– Не знаю, – вздохнул Даг. – Если так посмотреть на дело, мое предложение выглядит довольно безумным. Прошлой весной мы наткнулись на Злого у Глассфорджа достаточно рано только потому, что там случайно остановился отряд Чато и дозорные болтали с местными о появлении разбойников – этого оказалось достаточно, чтобы Чато заметил некоторые странности. Если бы можно было каким-то образом показать людям… рассказывать мне не пришлось бы. – Даг кисло улыбнулся. – Я никогда не был красноречивым человеком.

– Ты ешь, Даг. – Фаун показала на его тарелку. Все остальные свои давно опустошили. Даг послушно принялся за еду.

– А ведь можно было бы показывать ту пустошь, что, как ты говоришь, образовалась рядом с Глассфорджем, – сказал Вит. – Тогда люди знали бы, как это выглядит.

Кловер прищурилась.

– С какой стати кто-нибудь захочет смотреть на подобное? По описанию звучит отвратительно.

Вит откинулся на стуле и потер нос, потом оживился:

– Нужно брать за это деньги.

Даг перестал жевать и вытаращил глаза.

– Что?

– Ясное дело! – Вит наклонился вперед. – Если люди должны за что-то платить, они думают, что увидят нечто особенное. Можно было бы организовать поездки на фургонах из Глассфорджа. Брать по пять медяков за поездку и еще по десять – за еду в дороге. Ну а лекцию оставить бесплатной… Уж тут люди начнут рассказывать, вернувшись домой, – «Что ты видела в Глассфордже, дорогая?». Могло бы стать прибыльным дельцем – держать фургон и продавать еду… не то что корчевать пни. Будь у меня деньги, чтобы купить ту пустошь, я бы так и сделал. Она принесла бы больше дохода, чем поле в сорок акров.

Фаун подумала, что никогда еще не видела Дага таким растерянным. Она приложила все усилия, чтобы не захихикать, хотя больше всего ей хотелось пнуть Вита.

– Ну так денег у тебя как раз и нет, – поддразнил брата Флетч.

– Благодарение богам, – добавила Кловер, обмахиваясь ладонью. – Это было бы все равно что бросить деньги в колодец.

– Кончай паясничать, – нетерпеливо бросил папа Блуфилд. – Никому не смешно.

Вит пожал плечами, отодвинул стул и поднялся, чтобы отнести тарелку к мойке. Даг снова начал медленно жевать. Он смотрел на Вита со странным выражением – совсем не сердито, что удивило Фаун, знавшую, как серьезно Даг относится ко всему, что касается Злых. Все семейство ожидали дела, и обед пора было заканчивать.

Позже, разложив свои вещи в бывшей комнате близнецов, Даг прижал к себе Фаун и вздохнул.

– Ох, и каша у меня получилась… Отсутствующие боги! Если я не способен все объяснить членам собственной семьи и заставить их понять, на что рассчитывать, когда дойдет дело до чужих людей?

– Не думаю, что у тебя так уж плохо получилось. На них просто свалилось все сразу, им еще нужно это обмозговать.

– Не так я объяснял… И о разделяющих ножах я не рассказал, так что мне наполовину не поверили… или половина их мне не поверила… уж не знаю, так или этак. Ох, Искорка, я и сам не знаю, что мне делать на новом пути. Я всего лишь старый дозорный. Наверняка я человек, не подходящий для нашей затеи.

– Это же была первая попытка. У кого все получается с первого же раза?

– У того, кто хочет дожить до второй попытки.

– Это верно для случаев, когда от попытки зависит жизнь или смерть… например, в схватке со Злым. Люди не умирают от того, что споткнулись на слове.

– Мне казалось, что меня задушит собственный язык.

Фаун собралась обнять мужа, но тут отстранилась и посмотрела ему в лицо.

– Тебе трудно не просто потому, что дело сложное, – проницательно сказала она. – Дозорным не положено открывать такие секреты фермерам, верно?

– Уж это точно.

– У тебя были бы неприятности с твоими соплеменниками, если бы они узнали?

Даг пожал плечами.

– Трудно сказать.

Это не слишком обнадежило Фаун. Она задумчиво прищурила глаза, но потом махнула рукой и просто крепко обняла Дага – было видно, что он никогда в этом еще так не нуждался. Его дыхание взъерошило ее кудри, когда Даг поцеловал ее в макушку.

2

Под давлением нехватки рабочих рук на жатве и установившейся сухой погоды Фаун и Даг почти немедленно утратили статус гостей. Даг совсем не возражал, проявляя и добрую волю, и острый практический интерес к работе на ферме. Все это было так же ново и странно для него, как раньше совершенно незнакомый ритм жизни лагеря дозорных – для Фаун. Она гадала, не тоскует ли он уже по дому.

Как всегда, Блуфилды объединили силы при сборе урожая с Роперами, семьей папиной сестры. Ферма Роперов располагалась на северо-восток от угодий Блуфилдов. Двое сыновей и дочь – любимая кузина Фаун Джинджер – все еще жили дома, и общими усилиями двух семей большое кукурузное поле Роперов было убрано за три дня. Потом очередь дошла до пшеницы Блуфилдов. Даг проявил неожиданную ловкость в обращении с длинной косой. Его протез состоял из деревянной основы, к которой вместо обычного крюка можно было привинчивать несколько удобных приспособлений, в том числе специально сконструированный лук. Тот инструмент, который Даг обычно использовал, чтобы держать весло узкой лодки на озере, подошел и для рукояти косы, и после некоторого экспериментирования Даг ловко приноровился скашивать высокие злаки, что и было поручено ему папой Блуфилдом.

Подбирать колосья было обязанностью детей с самого раннего возраста: Фаун, Джинджер и Вит занимались этим, когда еще под стол пешком ходили. Все они теперь выросли, но подбирать колосья по-прежнему требовалось. Фаун, согнувшись, передвигалась по яркой золотой стерне, размышляя о том, что Кловер и Флетч могли бы и поторопиться с производством следующего поколения низкорослых сборщиков. Вдоль изгороди, окружающей пастбище, выстроились лошади, с ленивым любопытством следя за странным поведением своих хозяев.

Дойдя до конца ряда, Фаун выпрямилась, чтобы дать отдых спине и посмотреть, как справляется Даг, работавший на дальнем конце поля с папой Блуфилдом, дядей Ропером, его сыновьями и Флетчем; мужчины вязали снопы и складывали их в ожидающую тележку. Даг выделялся среди фермеров, хотя его загар был не темнее, чем у них, а шляпа из озерного тростника почти не отличалась от их соломенных: уж очень он был высок.

Вит тоже выпрямился, поправил лямку сумы на плече и проследил за взглядом сестры.

– Нужно предупредить папу, чтобы он не позволял Дагу переутомляться, – озабоченно сказала Фаун. – Сам он не догадается передохнуть.

– Так куда все-таки его ранили? – спросил Вит. – Когда мы вчера вечером ходили к реке мыться, я только и разглядел, что небольшой шрам у него на левом бедре.

– Рана была хоть и небольшая, зато глубокая, – ответила Фаун. – Лезвие ножа дошло до кости и переломилось. Целительнице в лагере дозорных пришлось потрудиться, пока она выудила все осколки. Только не это так на него подействовало. – Беря пример с Дага, Фаун решила ограничиться изрядно упрощенной версией правды. – Злой в Рейнтри чуть не вырвал у него Дар во время схватки – пострадали левая рука и бок Дага. Это чуть его не убило. Похоже на то, что Даг теперь поправляется от собственного личного осквернения.

– И сколько же на это нужно времени?

– Я не уверена. Думаю, он и сам точно не знает. Большинство тех, у кого пострадал Дар, просто умерло на месте. Даг говорит, что когда Злой из Глассфорджа оставил эти отметины у меня на шее, – Фаун коснулась пугающих красных следов – одного справа, четырех слева, – он повредил и тело, и Дар. Будь это просто синяки, оставленные рукой человека, они прошли бы два или три месяца назад, и ничего уже не было бы заметно. Повреждение Дара – дело скверное. – Рука Фаун легла на живот, но она тут же отдернула ее и спрятала в складках юбки. Даг был не единственным, самые страшные раны которого оставались скрыты внутри.

– Угу, – буркнул Вит. – Вот уже действительно!

– Слабость и боли совсем не так его беспокоят, как урон, который понес его Дар.

– Это то второе зрение, о котором он говорил?

– Да. Обычно он чувствует вещи на милю в окружности – как я понимаю, это поразительно даже для дозорного. А теперь, по его словам, расстояние сократилось всего до сотни шагов. Целительница говорила, что Даг почувствует улучшение Дара, когда сможет видеть, как раньше.

Вит заморгал.

– А как… как насчет того, что он может делать своим Даром? Вроде той чаши?

Да, случай с чашей произвел впечатление на Вита. И с полным основанием, подумала Фаун.

– Пока еще нет. Не так хорошо. – Фаун вспомнила о других чудесах, которые помогал Дагу совершать его Дар, и вздохнула. Когда Стражи Озера занимались любовью, в этом участвовало не только тело, но и Дар, и о таком искусстве фермеры и мечтать не могли… но это объяснять Виту она не собиралась.

Вит, хмурясь, посмотрел на жнецов и покачал головой.

– Он тут кажется не на месте.

Фаун заслонила глаза рукой.

– Почему? По-моему, он здорово управляется с косой.

– Ну вот, например, эта его шляпа…

– Я сама ее ему сплела! Так же как и тебе.

– Ах, так вот почему он не желает с ней расставаться! Чего только он не заставил тебя делать… Только… – Вит сделал непонятный жест. – Любому видно: Даг выглядит нормально на своем злющем коне, он выглядит нормально с этим своим луком, который как будто растет из его деревяшки, не говоря уже о том, что стрелы у него летят, куда он пожелает. Я никогда не видел, чтобы он обнажал свой здоровенный нож, но уверен: мне не хотелось бы быть его противником, когда он это сделает…

– Верно, – согласилась Фаун.

– Но стоит ему взять косу, или вилы, или ведро – и он выглядит не на месте, как… как вон та длинноногая серая кобыла, если ее запрячь в соху. – Вит кивнул в сторону ограды пастбища.

Ласточка, серая в яблоках кобыла, которую Даг прислал в Вест-Блю как свадебный дар в стиле дозорных, насторожила свои изящные уши. Она выглядела элегантной, как лунный свет на воде, и быстрой, как ручей, даже когда стояла неподвижно. Рядом с ней ее жеребенок Черныш, с гордостью принявший свою долю восхищенных взглядов, взбрыкнул и затанцевал по пастбищу, задрав хвост.

Грейс со скучающим видом стояла у ограды, ее гнедая шкура сияла теплым светом на солнце. Копперхед из-за своего вздорного характера остался в изгнании в маленьком загоне около амбара, но две молодые крестьянские лошадки, которых все называли упряжкой Вита, спокойно щипали травку в нескольких шагах от кобыл. Варп и Вефт были милыми, работящими, сильными животными, но… их никогда нельзя было представить себе крылатыми.

– Предполагалось, что Ласточка станет подарком для мамы, – вздохнула Фаун. – Только не думаю, что мама на ней ездит.

Вит фыркнул.

– Куда ей! Она слишком пугается этой красотки. Что касается меня, я сделал всего несколько кругов по лугу, да только, когда сидишь на такой кобыле, земля кажется уж очень далеко внизу.

– Даг не хотел, чтобы она бездельничала. Я подумала, не приучите ли вы ее возить тележку.

– Может быть. Папа собирается снова получить от нее жеребенка – если удастся найти поблизости достойного жеребца. Он поговаривал о Надежном дядюшки Хаука или о том показушном жеребчике Санни Сомена.

– Надежный подойдет, – безразлично сказала Фаун и добавила: – Родители, надеюсь, не собираются охолостить Черныша? Невестка Дага Омба беспокоилась об этом.

– Охолостить этого жеребенка? Да ты с ума сошла! – проворчал Вит. – Ты только подумай о плате за услуги такого племенного жеребца года через два! Он будет содержать в старости и свою маму, и нашу тоже.

Фаун кивнула, порадовавшись за Омбу.

– Значит, все в порядке. Грейс свела знакомство с замечательным жеребцом из табуна дозорных по имени Тень, прежде чем мы уехали из лагеря. – Так вышло случайно, но об этом можно было и не говорить. – Даг ожидает, что весной у нее родится действительно прекрасный жеребенок – с отцовскими пропорциями и материнским характером.

Вит ухмыльнулся.

– Как бы не вышло наоборот.

– Эй! Грейс тоже по-своему очень хорошенькая лошадка!

– Если тебе нравятся низенькие толстушки – что, надо отметить, стало тут у нас популярным.

Фаун с подозрением посмотрела на брата, но решила, что он намекает на Кловер, а не на нее, и не стала реагировать на колкость.

Вит, подняв брови, хихикнул.

– Нужно сказать Кловер, что твоя кобылка опередит ее в детской гонке. Хочется посмотреть на выражение ее лица.

«Я ни в какой детской гонке не участвую!»

Фаун собралась уже рявкнуть на брата, но громкий резкий свист с другого конца поля прервал ее. Папа Блуфилд решительно показывал большим пальцем на землю. Его отпрыскам ничего не стоило перевести этот знак и, пожав плечами, они снова взялись за подбирание колосьев.

Когда мама Блуфилд, Кловер и тетушка Ропер принесли к пшеничному полю обед, все расположились на отдых под яблонями. Фаун набрала в подол падалицы и отправилась к ограде пастбища, чтобы побаловать лошадей. Все они сгрудились в углу, так напирая на загородку, что она заскрипела, и потянулись мордами к Фаун, радуясь ароматным фруктам; их мягкие подвижные губы защекотали ее ладонь. Фаун нравилось наблюдать, как животные со счастливым видом жуют и довольно вздыхают, как раздувают ноздри и моргают большими карими глазами.

Она вытерла конскую слюну о юбку и двинулась обратно. Даг сидел рядом с дядюшкой и тетушкой Ропер и их детьми, что-то говоря и жестикулируя. Должно быть, пытается объяснить им, что такое Дар, предположила Фаун, основываясь отчасти на прикосновении его руки к свадебной тесьме, но по большей части на том, как его слушатели с напряженными улыбками пытались отодвинуться в сторону, несмотря на трудность такого маневра, если сидишь, скрестив ноги. Тетушка Ропер заметила Фаун, помахала ей и похлопала рукой по земле рядом с собой: «Иди сюда и защити нас от своего дикого дозорного!»

Фаун вздохнула и поспешила присоединиться к родственникам.

Запланированные несколько дней отдыха в Вест-Блю незаметно превратились в недели тяжелой работы, но Даг обнаружил, что испытывает странное умиротворение, несмотря на задержку. Долгие дни на свежем воздухе вместе с остальными жнецами были полны трудов – бобовое поле, например, оказалось гораздо больше, чем казалось, и к тому времени, когда оно было убрано, Дагу начали сниться груды бобов, – однако он спал ночами, и спал крепко. В доме, на настоящей кровати, обняв Фаун. Еда тоже не была теми сушеными припасами, которые легко возить с собой и приходится тщательно отмерять, чтобы хватило до конца похода, – здесь на столе каждый раз появлялось весомое, роскошное угощение. И здесь не было более серьезных источников беспокойства, чем случайная перепалка, не было большей угрозы, чем несвоевременно пролившийся дождь.

Перерыв в путешествии пошел Дагу на пользу. Темная мучительная боль во всех костях после ранения Дара уступила место чистой усталости хорошо потрудившихся мускулов. Его левая нога окрепла – уже много дней он не нуждался в палке. И он чувствовал себя менее… неуверенным. Конечно, он не пытался прогуляться до деревни, где был риск встретить некоторых молодых людей, имевших все основания вспоминать его предыдущий визит без удовольствия. Однако какие бы слухи ни ходили о нем в деревне, скверные парни тоже не осмеливались появиться на ферме Блуфилдов, и Даг был доволен тем, что окружают его фермеры, ради Фаун проявляющие к нему доброжелательство.

– Ну так что, дозорный…

Голос Соррела прервал размышления Дага; он поднял голову, закрыл рот и протер глаза, надеясь, что не начал похрапывать, сидя в кресле. По сложившейся привычке все семейство Блуфилдов собралось после ужина в гостиной, чтобы воспользоваться светом одной лампы на всех. Флетч и Кловер отправились этим вечером к ее родственникам, но Трил сидела на своем обычном месте и шила; Нетти, не нуждавшаяся в освещении, предпочла прясть в обществе, а Фаун и Вит расположились за столом, оперяя стрелы: за время жизни в лагере дозорных Фаун овладела этим искусством.

Оказалось, что жуткие промахи Вита объяснялись не только полным отсутствием практики; стрелы из его маленького запаса, бесплатно подобранные где-то, были плохо сделаны и не сбалансированы. Когда Вит жалобно попросил Дага привести их в порядок, Даг подумал, кивнул и, к ужасу Вита, переломил все через колено. После этого Даг пожертвовал десяток старых кремневых наконечников для новых стрел, хотя и предпочел сохранить свои лучшие стрелы со стальными наконечниками для более серьезных нужд, чем обучение новичка. Новыми стрелами занялась Фаун, и Даг нашел, что Виту полезно подчиняться указаниям младшей сестры. Парень все еще, на взгляд Дага, слишком часто был склонен относиться к Фаун свысока.

Услышав голос папы Блуфилда, Даг встряхнулся и постарался не выглядеть сонным.

– Да, сэр?

Соррел задумчиво смотрел на него.

– Кажется, я не поблагодарил тебя за то, что вы остались на жатву. Ты одной рукой делаешь больше, чем большинство парней двумя.

Фаун, старательно прикручивая три подрезанных пера к древку стрелы, улыбнулась; на ее лице было написано: «А я что говорила!»

– Я никогда раньше особенно не задумывался, – продолжал Соррел, – о том, чем занимаются дозорные. Только, должно быть, работа это нелегкая – в своем роде. Более тяжелая, чем я предполагал, и не слишком благодарная.

Даг согласно кивнул. Соррел с трудом подбирал слова, но говорил явно искренне, пытаясь разобраться в новых для него понятиях.

– Только вот в чем дело… не могу не поинтересоваться… случалось ли тебе когда-нибудь работать, чтобы обеспечить пропитание?

Фаун возмущенно выпрямилась, но Даг успокаивающе махнул ей рукой.

– Это не оскорбление, дорогая. Я знаю, что он имеет в виду, – в определенном смысле ответ ведь отрицательный. В походе мы можем охотиться, выделывать шкуры, собирать целебные травы, немного торговать и охранять дороги, но все это на втором месте после выслеживания Злых. Дозорные не собирают урожай и не хранят выращенное, как фермеры. Этим занимаются мои родичи в лагере. Дома меня всегда ждала приготовленная постель… хоть я и немного времени ею пользовался.

Соррел кивнул.

– Но теперь у тебя больше нет лагеря.

– Нет…

– Так как же вы с Фаун собираетесь жить дальше? Не думаете завести ферму? Или еще что?

– Не знаю пока, – медленно проговорил Даг. Он хотел дать честный ответ. – Я полагал, что уже слишком стар, чтобы учиться новому образу жизни, но должен сказать, что в последние недели мне пришлось пережевывать не только вкусную стряпню Трил. Наверное, мне просто не приходило в голову, что найдутся добрые люди, которые покажут мне новую дорогу.

– Фермер-дозорный? – пробормотала Трил, подняв брови. Вит скорчил гримасу, хотя Даг и не был уверен, что это могло означать.

– Сам по себе – вряд ли. Однако Фаун знает дело, и может быть, для нас вдвоем это станет не таким невероятным, как раньше казалось. – Другой потенциальный талант Дага – целительство – был слишком опасен в крестьянских землях, как неоднократно говорили ему соплеменники. В любом случае ослабленный Дар сейчас делал размышления об этом бесполезными.

Соррел осторожно поинтересовался:

– Не подумать ли вам о том, чтобы обзавестись землей здесь, в Вест-Блю?

Даг взглянул на Фаун, и та в ответ еле заметно, но выразительно помотала головой. Нет, она не имела никакого желания поселиться всего в трех милях от предмета ее первой несчастной любви – и первой ненависти. Даг был не единственным, кто предпочитал не появляться в деревне.

– Еще слишком рано говорить об этом.

Трил подняла глаза от шитья и сказала:

– Так что вы собираетесь делать, когда появится ребенок? Мой опыт говорит, что они не придерживаются расписания. – Пронзительный материнский взгляд Трил был откровенно вопросительным: то ли Даг, как и все мужчины, просто идиот, то ли что-то скрывает…

Даг не собирался посвящать Блуфилдов в разнообразные методы, с помощью которых дозорные не заводили детей, пока не хотели того; некоторые из этих методов, как он подозревал – нет, был уверен, – родители Фаун не одобрили бы. Секрет того вреда, который причинил чреву Фаун Злой (ее выздоровление было столь же медленным, как и его собственное), Фаун предпочла держать при себе, и он уважал ее выбор. К тому же… как говорят фермеры о прошлых горестях? «Перемелется – мука будет»…

– Наши женщины рожают в дороге, – уклончиво ответил он.

Трил бросила на него скептический взгляд, какого и заслуживал такой ответ.

– Только мне кажется, что Фаун так и не стала одной из ваших женщин. К тому же, судя по твоим рассказам, твоих соплеменниц поддерживает весь род, весь клан и весь лагерь, даже если их мужья в это время гоняются за зловредными привидениями.

Дагу хотелось возмущенно воскликнуть «Я о ней позабочусь!», но ему хватило ума сдержаться. Опустив глаза, он коротко кивнул:

– Это так, мэм.

– Мы собираемся попутешествовать, прежде чем решим, где устроиться, – решительно сказала Фаун. – Даг обещал показать мне море, и я не дам ему нарушить обещание.

– Море! – изумленно прошептала Трил. – Вы не говорили, что собрались так далеко! Я думала, вы просто хотели побывать в долине Грейс. Голубушка, это же опасно!

– Море! – повторил за матерью Вит столь же изумленно, но совершенно другим тоном. – Фаун собирается увидеть море? И уже побывала в Рейнтри! А я никогда не выбирался дальше Ламптона…

Даг посмотрел на него, пытаясь представить себе всю жизнь, ограниченную пространством не более территории, которую его отряд объезжал за один день.

– К твоему возрасту я уже побывал в двух округах, убил своего первого Злого и спускался и по реке Грейс, и по Серой. – Подумав мгновение, он добавил: – Правда, море увидел года на два позже.

– Можно мне поехать с вами? – взволнованно спросил Вит.

– Вот уж нет! – воскликнула Фаун.

Вит растерялся. Даг подавил злорадную улыбку: за всю свою жизнь, безжалостно третируя сестру, Вит явно и представить себе не мог, что ему когда-нибудь понадобится ее добрая воля для того, чтобы он мог получить желаемое.

«Вот так и отзываются наши грехи, парень!»

– Мы еще не закончили жатву, – сурово сказал Соррел. – У тебя есть работа здесь, Вит.

– Да, но они же не завтра уезжают, верно? – Вит с отчаянным видом оглянулся на Дага.

Даг занялся быстрыми умственными подсчетами. У Фаун вот-вот начнутся месячные – болезненные и кровавые с тех пор, как на ней оставил свою метину Злой, хотя Фаун постепенно и выздоравливала. Это время им определенно лучше переждать в самых комфортабельных условиях.

– Мы задержимся и поможем с жатвой еще недельку, пожалуй. Только больше оставаться у нас не получится: до реки Грейс не меньше недели пути. Чтобы выбрать подходящее судно, нужно добраться туда вовремя и захватить осенний паводок, иначе можно оказаться застигнутыми в дороге ледоставом. Да и вообще в холод и сырость путешествовать плохо.

На несколько мгновений воцарилась напряженная тишина. Веретено Нетти продолжало жужжать, Вит снова взялся за шлифовку древка стрелы, а Даг представил себе, насколько спать в постели лучше, чем дремать в кресле, рискуя свалиться и расквасить нос.

– Что вы собираетесь делать со своими лошадьми? – неожиданно спросил Вит.

– Возьмем их с собой, – ответил Даг.

– В лодку? Вряд ли там будет место.

– Нет, я имел в виду баржу.

– А-а…

Снова стало тихо, но вскоре Вит со стуком опустил на стол древко, и Даг осторожно приоткрыл глаз.

– Но ведь кобыла Фаун жеребая. Вы же не захотите, чтобы она ожеребилась в дороге. Я имею в виду волков, рысей… Да и задержку. Не лучше ли будет оставить ее здесь со всем удобством, а забрать на обратном пути?

– А мне что делать, идти пешком? – презрительно спросила Фаун.

– Нет, но понимаешь… А что, если ты оставишь ее здесь для мамы – она ведь все равно не может ездить на Ласточке. А мы с тобой поедем каждый на лошадке из моей упряжки. Я все равно собирался продать эту пару весной в Ламптоне, но бьюсь об заклад: в городе у реки можно взять за них лучшую цену. К тому же папе с Флетчем не придется кормить их целую зиму. А вы сэкономите на том, что не будете платить за перевоз беременной кобылы, да и ей вряд ли понравится плыть на барже.

– А как я вернусь? Копперхед не сможет нести двоих, да еще и вьюки.

– Вы могли бы купить другую лошадь, когда вернетесь к устью Серой.

– Ах, Даг еще и должен за это платить!

– Лошадь можно будет продать, когда вы вернетесь. То, что выручите, плюс сэкономленное за перевозку покроет расходы, а то еще и в прибыли окажетесь.

Фаун раздраженно фыркнула.

– Вит, ты не можешь ехать с нами.

– Хотя бы только до реки! – В голосе Вита появились просительные нотки. – Мама, я ведь не один поеду – я буду с Дагом, да и вообще… Туда дорогу он мне покажет, а уж обратно я и сам доберусь.

– Да и денежки так будут гореть у тебя в кармане, что тут же прожгут дыру и вывалятся на дорогу, – проворчал Соррел.

– А если повстречаешься с разбойниками, как случилось с Фаун? – сказала Трил. – Тогда и денег лишишься, и жизни.

– Фаун же едет! Нет, даже хуже – Фаун едет опять!

Соррел посмотрел на него так, словно хотел сказать: «Фаун теперь – дело ее мужа», но, учитывая свои расспросы, не решился.

Сонный мозг Дага наконец пришел в действие; Даг стал обдумывать не денежные вопросы, а безопасность. Муж-дозорный и жена-крестьянка в фермерской стране – такая пара выглядела странно, и они повстречались уже не с одним недоброжелателем, который, имея на то время, мог и более действенно высказать свое неодобрение. А если это будет муж-дозорный, жена-крестьянка и ее братец-фермер? Не сможет ли Вит послужить буфером? И не полезно ли будет иметь еще одну пару глаз? Отсутствующие боги, не может же Даг бодрствовать все время?

«Даже еще полчаса не сможет…» Даг подавил зевок.

– Ты можешь попасть в плохую компанию, там, у реки, – продолжала тревожиться Трил.

– Хуже, чем Даг? – весело поинтересовался Вит.

Вопрос был бестактным, но красноречивым. Соррел и Трил оценивающе посмотрели на Дага, и тот смущенно поежился.

Он уже многие месяцы с беспокойством думал о противостоянии крестьян и Стражей Озера и не мог найти решения проблемы, – и вот теперь Вит практически вызывается стать партнером и братом по шатру дозорного. Если Даг оттолкнет парня, получит ли он еще когда-нибудь такое предложение?

«Вит и не догадывается, что из этого может выйти.

Только и я ведь тоже…»

– Даг… – нерешительно начала Фаун.

– Мы с Фаун это обсудим. Как ты сам сказал, мы уезжаем еще не завтра, – сказал Виту Даг.

– Даг сможет показать мне ту пустошь, когда мы будем ехать мимо Глассфорджа, – продолжал увлеченно рассуждать Вит. – Мне удалось бы…

Даг твердо оборвал его:

– Мы все обсудим с Фаун. С тобой мы поговорим позже.

Вит, сделав над собой усилие, замолчал.

Фаун с возрастающим любопытством взглянула на Дага. Когда он поднялся, чтобы отправиться спать, она отложила стрелу, с которой возилась, и последовала за ним.

Когда она закрыла за собой дверь их комнаты, Даг взял ее за руку и усадил на край постели – кровати близнецов они сдвинули вместе. Посередине был все же заметен выступ, но мягкие чистые простыни позволяли с легкостью преодолеть его ночью. Похоже на небольшой снежный сугроб, только теплее. Гораздо теплее.

– Даг, – в смятении заговорила Фаун, – о чем только ты думаешь? Стоит хоть немного поощрить Вита, и он замучает нас до смерти своими просьбами взять его с собой.

Даг обвил ее рукой и крепко прижал к себе.

– Я вот думал… Я выбрал эту дорогу, чтобы попытаться научиться разговаривать с фермерами… чтобы испробовать другой подход – быть не господами и слугами или Злым и рабами… и не держаться порознь. Найти брата по шатру как раз и есть другой путь.

Лоб Фаун прорезала морщина.

– Ты снова ведешь себя как Страж Озера. Пытаешься поселиться в шатре жены, найти нового брата среди ее родичей.

Даг склонил голову набок.

– Пожалуй, так и есть. Ты же знаешь: я собираюсь называть себя Даг Блуфилд.

Фаун кивнула.

– Твоя семья в лагере Хикори… то, что от нее осталось… Мне представляется, они не были с тобой так уж сердечны еще до того, как ты обрушил им на голову меня. Твой брат вел себя так, словно одно доброе слово будет стоить ему кучу денег. А ты воспринимал его поведение, как будто это нормально.

– Хм-м… – Даг прикрыл глаза и склонил голову. Прижав к губам локон Фаун, он наслаждался его шелковистостью.

– Ты так истосковался по семье, Даг? Должна признаться: я-то уже сыта своим семейством по горло.

Даг развернул ее так, что они оказались лежащими лицом к лицу, и серьезно улыбнулся.

– Тогда ты не должна возражать против того, чтобы разделить его.

– Ох, сколько раз я мечтала о том, чтобы полоумный Вит куда-нибудь делся!

Губы Дага дрогнули. Он отвел темные кудри со лба Фаун и поцеловал ее в бровь.

– И еще одно, – яростно добавила Фаун, хотя ее пальцы уже гладили подбородок Дага. – Ты не думал о том, как быстро он испортит нам настроение на ночлеге, сидя с другой стороны костра и отпуская свои шуточки?

Даг пожал плечами.

– Уединение на привале для дозорных не новая проблема.

– Пойти собрать дрова, искупаться в реке, поохотиться на белок… Да, ты говорил мне – это целый особый язык, только Вит его не знает.

– Тогда мне просто придется научить его языку дозорных.

– Да? Лучше воспользуйся своей ореховой палкой, чтобы вколотить ему что-то в голову.

– Мне приходилось обучать и более тупых молодых дозорных.

– Бывают более тупые? – Фаун откинулась на спину, чтобы яснее видеть лицо Дага. – И как же им удавалось научиться ходить?

Даг усмехнулся, но ответил:

– Им помогают их напарники. Признаюсь, иногда это похоже на скачку на трех ногах… Идея заключается в том, чтобы сохранить им жизнь до тех пор, пока они не научатся выживать сами. Такой подход срабатывает. – Его улыбка несколько поблекла. – По большей части.

Тонкие пальцы Фаун перебирали его волосы; потом она сжала голову Дага в ладонях и слегка встряхнула.

– Ты все еще думаешь как дозорный. Не как фермер.

– Мы как раз и говорим о том, как это изменить. Я рассчитываю потренироваться на Вите… может быть, тогда я стану делать меньше ошибок.

– У нас принято говорить: двое – компания, а трое – уже толпа. Клянусь, по-твоему следовало бы сказать так: двое – это напарники, трое – уже отряд.

Пальцы Фаун переместились к застежке рубашки Дага; он поцеловал их один за другим.

– В последние недели я слушал и наблюдал – и не только за тем, как собирать бобы. В этом доме свободы для Вита не больше, чем было для тебя. Тут все предназначено для Флетча, Кловер и их детей. Может быть, если Вит сможет оказаться под более высоким потолком, ему удастся немного выпрямиться… с некоторой помощью даже и повзрослеть – менее мучительно, чем это выпало на твою долю.

Фаун поежилась.

– Такого я даже Виту не пожелала бы. – Улыбка вернулась на ее лицо. – Так ты представляешь себя в роли брата по шатру? Может быть, даже отца? Ах ты, старый дозорный…

– Веди себя прилично, дитя, – с шутливой строгостью укорил ее Даг. Он попытался проделать то же самое с ее пуговицами одной рукой и, благодаря большой практике, преуспел.

– Вести себя прилично, когда твоя рука уже там?

Единственная рука Дага доставляла ему весьма приятные ощущения, пальцы его продолжали скользить… По сравнению с этой нежной дышащей кожей шелк проигрывал.

– Я не имел в виду… – Даг хотел найти синоним выражению «вести себя прилично», но слова куда-то подевались, когда их тела согрели друг друга.

Запах волос Фаун наполнил ноздри Дага, и он с наслаждением втянул его. Фаун неразборчиво пробормотала:

– Уж поверь мне – он доставит нам множество неприятностей.

Даг слегка откинул голову, чтобы удостовериться в том, что правильно прочел выражение ее лица.

– «Доставит»? Не «доставил бы»? Так это решено, ты не оговорилась?

Фаун вздохнула.

– Пожалуй.

– Ну, тебе он неприятностей доставлять не будет, или ему придется держать ответ передо мной.

Фаун нахмурила брови.

– Он выдает свои колкости за шутки. С этим трудно бороться. Особенно злит, когда он тебя же и заставляет смеяться.

– Если я справлялся с целым отрядом тупоголовых дозорных, с твоим братцем как-нибудь справлюсь. Уж ты мне поверь.

– За такое зрелище можно и денежку заплатить.

– Для тебя представление будет бесплатным.

Губы Фаун приоткрылись; большие карие глаза казались особенно темными. Маленькие руки добрались до последней пуговицы. Все крестьяне – кроме одной крестьяночки – перестали занимать Дага. На таком расстоянии было совсем нетрудно открыть для нее свой Дар. Даг подумал, что его тело – лук, а Фаун – звездный блеск на конце стрелы.

– Покажи мне… все, – прошептала она.

Воспламенившись, Даг опрокинул ее на спину и приступил к показу.

3

Если папа и мама Блуфилд сомневались, стоит ли позволять младшему сыну путешествовать по дорогам Олеаны даже под присмотром их устрашающего зятя, то Флетч и Кловер отнеслись к такой идее очень одобрительно. В следующую неделю Соррел и Флетч общими усилиями постарались получить от Вита максимум пользы на жатве; поскольку согласие семьи все еще оставалось в подвешенном состоянии, Вит работал если и не охотно, то по крайней мере без громких протестов. В те немногие свободные моменты, которые раньше отводились обучению стрельбе из лука, Вит и Даг теперь занимались заготовкой дров на зиму, хотя обычно к этому приступали на месяц позже. Пусть вслух ничего еще не говорилось, растущая поленница подразумевала согласие на отъезд Вита; как подумал Даг, даже Флетч не был бы способен, воспротивившись этому, так жестоко разочаровать брата.

Родители Фаун неожиданно с энтузиазмом отнеслись к идее оставить Грейс на ферме. Даг скоро догадался, что причиной этого была не только покладистость кобылы, на которой могла бы ездить и мама Блуфилд, и даже тетушка Нетти (хотя та, услышав такое предположение, фыркнула и пробурчала: «Мне и тележка вполне подходит, спасибо»), но и то обстоятельство, что Грейс послужила бы своего рода заложницей. Мысль о том, что Фаун должна будет вернуться, чтобы забрать свою лошадь – а к тому времени, возможно, и не одну, – явно утешала Трил. Это, правда, не помешало маме Блуфилд за вечерней едой вспомнить и рассказать обо всех несчастных случаях при переправах, произошедших на расстоянии в сотню миль от Вест-Блю на протяжении жизни поколения. Отдавая должное материнской тревоге, Даг тем не менее про себя решил отвести Вита в сторонку и поинтересоваться, не плавает ли он так же, как раньше Фаун, – то есть как топор; Дагу пришлось потрудиться, чтобы научить жену держаться на воде. Вита тоже нужно было бы научить этому, хотя для уроков плавания становилось уже довольно холодно.

Легкий дождь в ночь накануне отъезда сделал утренний воздух туманным и холодным, приглушив яркие краски осени. Когда трое путешественников двинулись по ведущей прочь от фермы дороге, несколько желтых листьев полетели им вслед вместе с добрыми пожеланиями и благословениями; на многочисленные непрошеные советы оба отпрыска семейства Блуфилд отвечали одинаковым пожатием плеч.

Даг нашел весьма приятным вновь сидеть на Копперхеде и ехать по берегу реки; испробовав свой Дар, он счел, что некоторые улучшения произошли: теперь он мог охватить внутренним зрением шагов полтораста… После сборов в дорогу Вит был слишком усталым, чтобы вступать в перепалку с сестрой, поэтому день прошел довольно спокойно. А вечером Дагу предстояло остаться наедине с женой: они собирались остановиться в уютной маленькой гостинице в Ламптоне; легкое прикосновение, обмен взглядами, промелькнувшая на щеке Фаун ямочка сделали для Дага вечер ясным и теплым.

В обшарпанной старой гостинице на северной окраине города у дороги, проложенной еще в древние времена, эти планы встретились с неожиданным препятствием. Здание оказалось заполнено возчиками и путешествующими крестьянскими семьями, и компании Дага еще повезло, когда им удалось получить маленькую комнатушку под крышей. Недовольно оглядев ее, Даг подумал, что расположиться на сеновале над конюшней было бы лучше… только сеновал оказался уже кому-то сдан. Однако сгустившиеся сумерки, угроза дождя и усталость после двадцати миль в седле, не говоря уже об аппетитных запахах, доносившихся с кухни, избавили от соблазна искать другое пристанище, и споры вызвал только вопрос о том, кому спать на кровати, а кому – на полу. Дело кончилось тем, что на кровати (которая была к тому же коротка для Дага и слишком узка для двоих) расположилась Фаун, Даг – с ней рядом на полу, а Вит – на полу у двери. Даже невинные ласки оказались невозможны, и Фаун только свесила руку и переплела пальцы с Дагом, после того как была потушена лампа.

Покой так и не наступил. Прежде чем они спустились к ужину, Вит имел неосторожность открыть окно – в комнатушке было душно; тут же в окно влетел отряд припозднившихся москитов, воодушевленных не по сезону теплой и влажной погодой. Как только кто-то из людей начинал дремать, тонкий угрожающий писк заставлял жертву махать руками, заворачиваться в одеяло и раздраженно ворчать, будя остальных. Даг инстинктивно отшвыривал маленьких мучителей от себя и Фаун, воздействуя на их крошечный Дар; к несчастью, это только заставляло их сосредоточиться на Вите.

После бесконечных почесываний и ругательств Вит поднялся в темноте, чтобы истребить кровожадных паразитов, ориентируясь на звук. После того как он дважды наткнулся на кровать и наступил на Дага, Фаун села, зажгла лампу и рявкнула:

– Вит, не угомониться ли тебе? Ты хуже москитов!

– Меня уже три раза укусили! Подожди, вот я сейчас… – Вит прищурился и поднял руку, пытаясь схватить летающую точку. Три быстрых шлепка не попали по цели, Вит пошатнулся и снова наткнулся на Дага, но продолжал попытки загнать насекомое в угол, где оно было бы заметнее на фоне побеленной стены. Разраженный и еще не вполне проснувшийся, Даг сел, поднял левую руку и призрачными пальцами вырвал Дар москита.

Писк резко прекратился, и в протянутую руку Вита упал комочек серой пыли. Расширившимися глазами парень уставился на Дага и прошептал:

– Это ты с ним расправился?

Даг подумал, что ему следовало бы сказать нечто внушительное, вроде «Да, и если ты не уляжешься и не успокоишься, твоя очередь – следующая», однако он сам был поражен еще больше, чем Вит.

«Эта способность возвращается, как и Дар!»

Но тут же все исчезло… Даг прижал левую руку, освобожденную на ночь от протеза, к груди и укутал одеялом, – пусть Вит уже не раз ее видел, – и постарался дышать нормально.

Впервые призрачная левая рука пришла ему на помощь, когда он так блистательно восстановил летом разбитую чашу; потом она тоже изредка появлялась. Это было всего лишь проявление Дара, как заверила его целительница, хотя и необычно сильное и непредсказуемое, а не какое-то сверхъестественное благословение или проклятие. Такое же проявление Дара, каким пользовались некоторые особенно сильные мастера. Однако для Дага это было напоминанием о боли и потере, поэтому он и назвал явление призрачной рукой, когда еще не понимал его природы. Призрачной рукой, невидимой для обычного взгляда, но вполне ощутимой для Дара… А потом, решил Даг, эта рука стала жертвой борьбы со Злым в Рейнтри.

Там, дойдя до пределов паники и необходимости, он вырвал Дар Злого и чуть не погиб в схватке.

– Вит, ляг наконец. – В голосе Фаун прозвучало больше волнения, чем в прежнем ворчании, и даже Вит уловил это.

– Ага, ага, конечно… – Вит гораздо осторожнее пробрался мимо Дага и улегся.

Даг оглянулся на жену и увидел, что она приподнялась, опираясь на локоть, и, хмурясь, смотрит на него.

– С тобой все в порядке, Даг? – тихо спросила она.

Он открыл рот, помолчал и ограничился кратким «Угу».

Глаза Фаун с подозрением прищурились.

– У тебя странное выражение лица.

Уж в этом-то Даг не сомневался. Он попытался выдавить что-то вроде улыбки, но это, похоже, не слишком успокоило Фаун. Даг чувствовал странное резкое жжение Дара в левой руке, как будто на кожу – точнее, под кожу – попала искра от лагерного костра. Эту искру он не мог стряхнуть, хотя его телесные пальцы под одеялом и попытались сделать это.

Фаун стала укладываться, но все же спросила:

– А что ты сделал с тем бедным москитом?

– Вырвал его Дар, кажется. – Только никакого «кажется» на самом деле не было. Даг мог чувствовать чужеродное включение в собственный Дар, каким однажды были клочья Дара Злого. Это была маленькая помеха, не ядовитая, не оскверненная, не несущая смерть, – но также ничуть не похожая на подарок целительницы, благотворный, теплый, желанный, несущий выздоровление. Дар москита ощущался как что-то липкое и жгучее, словно капля горячего дегтя. Больно… и что-то в этом было неправильное.

Фаун снова приподнялась, опираясь на локоть. В отличие от Вита, она-то точно знала, насколько необычным для Дага было такое действие.

– В самом деле?

– Наверное, не следовало этого делать… – пробормотал Даг.

Фаун с сомнением посмотрела на него.

– Но… это же всего-навсего москит. Ты наверняка убивал их сотнями.

– Скорее тысячами, – согласился Даг. – Только… теперь мой Дар чешется. – Он снова потер культю.

Брови Фаун поползли на лоб; с веселым облегчением она выдохнула:

– Ах, боги…

Даг не сделал попытки избавить Фаун от ошибочного впечатления. Он поцеловал ее свесившуюся с кровати руку и кивнул на масляную лампу. Фаун потянулась к ней и снова погасила. Кровать скрипнула, когда Фаун укладывалась, и Даг прошептал:

– Доброй ночи, Искорка.

– Доброй ночи, Даг. – Фаун уже уткнулась в подушку, и голос ее прозвучал глухо. – Постарайся уснуть. – До Дага долетел смешок. – И не чешись.

Даг прислушивался к дыханию жены, пока оно не сделалось медленным и спокойным; потом, скрестив руки на груди, он принялся обследовать собственный Дар.

В нем все еще тлел крохотный чужеродный уголек. Даг попытался избавиться от него, усилить им Дар пола, или простыни, или даже собственных волос, однако уголек упрямо оставался на прежнем месте. Не обнаруживал он и склонности раствориться в Даре Дага, стать его частью, как становится частью человеческого тела переваренная им еда… по крайней мере, пока. Даг подумал о том, не причинил ли он себе в момент сонного раздражения вреда на всю жизнь.

Неосторожность… вовсе не смертельная паника. Не напряжение всех сил, героический порыв, который случается раз в жизни, когда на какой-то момент тело, душа и Дар совершают нечто, превосходящее человеческие возможности. Вырвать Дар москита – уж никак не великое деяние, да и суровой необходимости в этом не было…

Только лишение Дара кого-то или чего-то совсем не было человеческим деянием. Это была магия Злых, самая суть их магии. Разве не так?

Мастера из Стражей Озера пользовались Даром двумя способами, хоть и с множеством вариаций. Они могли заставить Дар предмета измениться или приобрести другую форму, тонко переменить свою природу. Так и получалась ткань, которая почти не изнашивалась, сталь, которая не ржавела, веревка, которая не рвалась, или кожа, которая не пропускала воды… и отражала стрелы. Вторым способом можно было передать другому человеку часть Дара собственного тела; чаще всего такое происходило при изготовлении свадебной тесьмы или для усиления Дара какого-то органа пострадавшего, чтобы ускорить его выздоровление, остановить кровотечение, избавить от шока или инфекции. Однако всегда возможности Дара были ограничены способностями мастера.

Злой похищал Дар из всего вокруг себя, и ограничено это не было ничем, кроме внимания, которое Злой обращал на своих жертв… и внимание это, готов был поклясться Даг, существенно превосходило человеческое. Однако если человек преобразовывал полученный от другого Дар в собственный медленно – с той же скоростью, с какой заживает рана, – то Злые делали это почти мгновенно, и не с помощью постепенного преобразования, а грубой бесцеремонной силой – тем большей, чем больше Дара уже поглотил Злой… захватывая его по расширяющейся спирали.

Вероятно, такая сила не была свойственна человеку. Даже в схватке со Злым Даг завладел только смертоносными обрывками. Любой, кто попытался бы вырвать Дар целиком, как это делали Злые, просто лопнул бы, как человек, попытавшийся выпить озеро.

Однако человек был в силах выпить кружку озерной воды…

Может быть, Дар москита был подобен такой кружке?

Даг обдумал этот вопрос, а потом с беспокойством спросил себя, не безумен ли разум, способный такой вопрос задать. А может быть, в нем поселились мозговые черви, слухи о которых пересказывал Вит? Может быть, нужно просто выспаться… Наверняка к утру от тлеющего уголька не останется и следа, как от обычного укуса москита: Дар исцелится, как тело исцеляется от чисто физических повреждений. Даг фыркнул, повернулся на бок и решительно закрыл глаза.

Жжение, впрочем, не проходило.

* * *

К следующему утру левая рука Дага так воспалилась, что он не мог прикрепить к ней протез.

Фаун предпочла бы на денек задержаться в Ламптоне, но Даг настаивал, что может ехать, обходясь одной рукой, а Вит, жаждавший выехать за пределы известных ему земель, не поддержал ее разумное предложение. К концу дня Фаун без особой радости получила доказательство своей правоты: Дага начало лихорадить. Словно в подтверждение ее опасений Даг уселся на одеяло и без возражений позволил Фаун с Витом разбить лагерь у дороги. В сгущающихся сумерках от влажной земли поднимался холодный туман, но по крайней мере угрозы дождя не было.

– И все это от укуса москита? – пробормотала Фаун, усаживаясь рядом с Дагом, который сидел сгорбившись и обхватив распухшую руку.

– Не думаю, что он меня убьет, – пожал он плечами. – Тот участок моего Дара начинает уже казаться не таким горячим.

Фаун с сомнением пощупала лоб мужа. Однако его кожа была просто горячей, а не такой обжигающей, как раньше, и Даг ел и пил, хотя и без особого аппетита. Укладываясь спать, Фаун отобрала у Вита запасное одеяло и укутала Дага, безжалостно игнорируя протесты брата.

К следующему дню опухоль спала, и Даг предположил, что чужеродное включение поглощается, как случилось бы с обычным подкреплением Дара, хоть и медленнее. Тем не менее весь день Даг был молчалив, и по его сведенным бровям и остановившемуся взгляду Фаун заподозрила, что его мучает головная боль.

Если Фаун чувствовала себя защищенной, когда Даг был здоров, то его болезнь рождала у нее отвратительное чувство беспомощности. Он обладал сверхъестественными познаниями Стража Озера и множеством умений дозорного, настолько внушительным, что главная целительница в лагере Хикори даже пыталась сделать из него своего помощника. Только кто лечит самого целителя? Крестьянка-повитуха или костоправ мало могли бы помочь при этой странной болезни Дара, и Фаун только теперь в полной мере поняла, что, несмотря на весь приобретенный этим летом опыт, она на самом деле не знает, как в случае нужды найти Стражей Озера. До лагеря Хикори было слишком далеко, а до переправы и лагеря на реке Грейс оставалось еще несколько дней пути. Отряды дозорных или гонцы иногда останавливались в гостинице Ламптона или на постоялом дворе Глассфорджа, но могло пройти несколько дней или недель, прежде чем кто-то из них появился бы.

Лагерь, откуда действовал отряд Чато, как казалось Фаун, был ближе, но и его она не смогла бы найти. Этому хотя бы можно было помочь: прошлым вечером она спросила Дага, где искать Чато, и он ей объяснил. В первый раз Фаун начала видеть пользу от того, что в их маленьком отряде теперь три человека: не только лишь двое Блуфилдов смогли бы хоть поднять Дага, но и один из них мог оставаться с ним, пока другой отправился бы за помощью.

Только окажут ли странные Стражи Озера помощь Дагу после его полуизгнания? Такая мысль была новой и весьма неприятной.

Однако еще через день Дагу стало явно лучше. Они выехали на рассвете, а к полудню добрались до придорожной фермы с колодцем во дворе, где Фаун с Дагом впервые повстречались. Они весело обменивались воспоминаниями, закупая у доброй фермерши провизию. Вечер застал их совсем недалеко от Глассфорджа. Даг высказал мнение, что они на следующий день могли бы свернуть с большака, чтобы показать Виту пустошь, и все же добрались бы до города до темноты.

* * *

Нельзя было бы выбрать лучшего денька для поездки в безлюдные холмы к востоку от большака. Небо сияло глубокой синевой, какую в Олеану приносят только северо-западные ветры, а прохладный воздух бодрил, как яблочный сидр. Деревья тут по большей части еще сохранили листву, и ее яркие цвета буквально слепили глаза: ярко-алый соседствовал с золотисто-желтым, а увядающие сорняки добавляли лиловые пятна. В словно процеженном осенью свете глаза Дага стали похожи на золотые монеты. Фаун порадовалась, что именно Даг ведет их по звериным тропам в чаще, потому что сама она запуталась сразу же, как только они свернули с большака. Она, конечно, совсем не заблудилась бы: достаточно было повернуть на запад, чтобы снова выбраться на дорогу. Однако пустошь – к счастью – была довольно маленькой мишенью: всего десять или двенадцать миль в окружности.

Солнце приближалось к зениту, когда Даг остановил Копперхеда на протоптанной тропе, по которой они ехали. На лице его отразилось напряжение. Фаун подхлестнула Вефт и поравнялась с ним, хотя Копперхед выразительно прижал при этом уши.

– Мы уже близко?

– Да.

Собственные воспоминания Фаун были слишком расплывчатыми, чтобы она могла узнать местность. К пещере Злого ее, пленницу, несли вниз головой, в ушах у нее звенело, от побоев и ужаса ее тошнило… А обратно… этого Фаун предпочитала не вспоминать.

Даг показал вперед.

– Эта тропа подходит к расщелине с той стороны, откуда к ней подобрался я. Видимые признаки опустошения появятся шагов через двести.

– А саму пустошь ты еще не видишь?

Даг пожал плечами; лицо его оставалось напряженным.

– Я почувствовал тень ее еще за полмили отсюда.

– Стоит ли тебе приближаться – ведь ты еще не поправился?

Даг поморщился.

– Пожалуй, не стоит.

– Тогда подожди здесь… или, еще лучше, вернись по тропе. А я проведу Вита, чтобы он быстренько посмотрел.

С логикой Фаун Даг спорить не мог. Поколебавшись, он кивнул.

– Только не задерживайся, Искорка.

Фаун помахала Виту. Брат ее выглядел несколько растерянным. Когда лошадки по привычке потрусили рядом, он спросил:

– В чем дело?

– Близость пустоши делает Дага больным. Ну… больным становится тут любой, но я побоялась, что у Дага случится такой же ужасный приступ, как после Гринспринга. Слава богам, что ему хватило здравого смысла подождать нас здесь, а самому дальше не ездить.

Вит огляделся.

– Только ведь все засыхает и умирает осенью и так… Как ты различишь пустошь зимой? Как ты сможешь отличить ее от… ох!

Они остановили лошадей на краю расселины. Должно быть, сейчас они были очень близко от того места, откуда в тот день смотрел на пещеру Даг. Пещера виднелась на середине противоположного склона; длинный скальный выступ нависал над входом. Сама расселина имела цвет серой пыли и была лишена всякой растительности; сохранилось только несколько скелетов деревьев. Извивающийся по дну сверкающий на солнце ручей был единственным, что тут двигалось, единственным источником звука. Ни птиц, ни насекомых; никакие мелкие зверьки не шуршали в мертвых сорняках. Даже ветер, казалось, замирал здесь. До Фаун долетел слабый странный запах, как в сухом погребе, – запах, оставленный Злым. Фаун сглотнула и ощутила озноб, несмотря на гревшее ей спину солнце.

– Это самый жуткий цвет, какой я только видел. – Вит с трудом сглотнул. – Даже и вовсе не цвет… Даг был прав. Это не похоже… ни на что.

Фаун кивнула, порадовавшись тому, что Вит сегодня, похоже, в своем уме: его глупых шуточек она сейчас не выдержала бы.

– Даг думает, что Злой вылез из земли, вывелся прямо здесь. Злые, похоже, все появляются одинаково, но потом меняются в зависимости от того, что едят… то есть каким Даром питаются. Если им удается поймать много людей, они становятся похожи на человека, а в Лутлии однажды был Злой, в основном поедавший волков, и говорят, он был очень странный. Даг думает, что первый человек, которого поймал здешний Злой, был разбойником с большой дороги, прятавшимся где-то неподалеку, потому что когда Злой вырастил глиняных людей и захватил больше рабов, он сначала собрал их в шайку разбойников. – Правда, некоторые члены шайки могли и не быть рабами; эта мысль особенно встревожила Фаун. – Те негодяи, что похитили меня на дороге, принесли меня сюда. Даг выслеживал их и заметил… – Отсюда Дагу хорошо должны были быть видны глиняные люди, тащившие ее, как ворованный мешок с зерном. – Он схватился с ними… чтобы освободить меня… в одиночку. Не было времени дожидаться его отряда. Шанс был невелик… Только Даг кинул мне свой разделяющий нож, и мне удалось добраться до Злого. А Злой… – Фаун снова сглотнула. – Наверное, можно сказать, что развалился… растаял. Стражи Озера утверждают, что Злые бессмертны, но разделяющие ножи их убивают. Убивают их Дар.

– А что вообще такое разделяющие ножи? Даг, как только упомянет о них, так сразу умолкает.

– Ну да. Для того есть причины. Их делают Стражи Озера. Из костей других Стражей Озера.

– Так, значит, они и правда грабят могилы!

– Нет! Это не ворованные кости. Даг… да и любой Страж Озера очень обиделся бы, если бы услышал тебя. Они завещают свои бедренные кости своим родичам, чтобы их… извлекли после их смерти. Это часть похоронного обряда. Потом мастер – брат Дага Дор как раз такой мастер – очищает кость и вырезает из нее нож. Они не используют разделяющие ножи ни для чего, кроме уничтожения Злых.

– Так именно это ты и воткнула в Злого? А чья была бедренная кость, ты знаешь? А Даг знает?

Фаун решила, что такой мерзкий интерес все же лучше равнодушия.

– Да, только тут все гораздо сложнее… Изготовление ножа из кости – лишь первый шаг. Потом нож должен быть заряжен. Заряжен… смертью сердца. – Фаун втянула воздух, не глядя на Вита. – Это самая трудная часть. Каждый нож, после того как изготовлен, бывает связан узами со своим хозяином – Стражем Озера… кем-то, кто вызовется подарить ножу собственную смерть. Когда такой Страж Озера думает, что умирает – от старости, болезни или смертельной раны, – он пронзает ножом свое сердце и улавливает в него смерть. Так что каждый заряженный нож стоит двух жизней Стражей Озера – одного, подарившего кость, и другого, зарядившего его кровью сердца. А владеть ножом… купить его нельзя. Он может быть только дан тебе.

Глянув на Вита, Фаун заметила, что тот хмурится, прищурив глаза.

– Значит, это вроде как… как человеческое жертвоприношение, – медленно проговорил он, – запечатанное вроде консервов и сохраненное для последующего применения.

Фаун вспомнила о длинных рядах залитых воском стеклянных банок, которые они с мамой Блуфилд только на прошлой неделе заполнили припасами на зиму и расставили в кладовке. Подобное хозяйственное сравнение было верным… о боги!

– Похоже. Только не говори такого при Даге. Стражи Озера хранят свои ножи в тайне и обращаются с ними, как со святыней. Это же их родственники, понимаешь ли. И их горе. Вот это разделяющие ножи и разделяют со Злыми – смерть.

Вит, все еще хмурясь, оглядел расселину и спросил:

– Далеко вглубь уходит пещера?

– Она неглубокая.

– Можем мы в нее заглянуть?

Фаун сморщила нос.

– Наверное, если не останемся там надолго.

Вит глянул на крутой спуск, кивнул, спешился и привязал свою лошадь к дереву. Фаун сделала то же самое и последовала за братом. Серый сланец скрипел и скользил у них под ногами. Даже глина в промоинах, которая нормально была бы тускло-коричневой, приобрела тот же безжизненный серый оттенок. Вит перебрался по камням через ручей и оглянулся, только дойдя до входа в пещеру.

– Не отставай, коротышка, – бросил он тащившейся следом за ним Фаун.

Она испытывала слишком сильный озноб, чтобы обидеться на старую семейную кличку. Фаун вскарабкалась ко входу в пещеру, и ей в лицо ударил сухой горький запах Злого.

«Сколько же дождей и снега понадобится, чтобы смыть его?»

Вит с мерзким удовлетворением нырнул в тень скального выступа.

– Каким замечательным местом для стоянки могла бы оказаться эта пещера! Она действительно годится для того, чтобы в ней прятались разбойники! – Он пнул ногой разбитый старый бочонок, который тут же рассыпался в прах. – Так где именно были вы двое? А где был Злой? Далеко ли пришлось Дагу кидать свой нож? Он же не знал, какая ты… Чудо, что тебе удалось его поймать.

– Вот здесь… – «Лучше все упростить». – Злой схватил меня за шею. – Фаун коснулась вмятин на горле.

«Здесь, прямо здесь Злой вырвал Дар моего нерожденного ребенка, бедной нежеланной малышки… Здесь она умерла, а Дага чуть не разорвали на части завывающие полузвери, полулюди… Здесь я нанесла удар, и здесь Злой взвизгнул и распался. Здесь одна жертва смешалась с другой, здесь у меня случился выкидыш и началось кровотечение…»

– Мне нужно выйти отсюда, – вслух сказала Фаун. Она видела все как в тумане, ее трясло так, что с трудом удавалось дышать.

«Здесь ничего нельзя упростить».

– Эй, ты в порядке? – окликнул Фаун Вит, когда та, спотыкаясь, выбралась из пещеры на воздух. Во всем широком зеленом мире не хватало света на то, чтобы осветить эту бездну тьмы, чтобы сделать ее, Фаун, чем-то кроме дуры, дуры, дуры… Фаун не сразу заметила, что плачет; слез у нее не было, только сухие всхлипы раздирали грудь.

Вит, выскочивший из пещеры следом за сестрой, выпалил:

– Это что, на тебя так действует пустошь? Вот что, может… Отведу-ка я тебя обратно к Дагу, ладно?

Фаун кивнула. Ей никак не удавалось выровнять дыхание: оно словно застревало у нее в груди. Она попыталась сглотнуть между вдохами, но горло у нее совсем перехватило. Вит с беспокойством обхватил ее за талию и наполовину повел, наполовину понес через ручей. Фаун поскользнулась, и одна ее нога окунулась в воду. Холодная сырость заставила Фаун охнуть, но по крайней мере она сумела при этом втянуть в себя воздух. К тому времени, когда Виту удалось втащить ее по склону и взгромоздить в седло, Фаун уже только пыхтела. Щеки ее были мокрыми, из носа текло. Фаун яростно вытерла лицо рукавом и закашлялась.

Когда они добрались до того места, куда отъехал Даг, Фаун как сквозь серебряный туман увидела скачущего им навстречу Копперхеда. Даг так резко натянул поводья, что конь затряс головой и фыркнул. Резкий голос, какого Фаун никогда раньше не слышала, рявкнул:

– Что ты с ней сделал?

– Ничего! – в панике проблеял Вит. – Я ничего не сделал! Она болтала о том о сем, а потом вдруг собралась хлопнуться в обморок. Я подумал, что это действие пустоши, хотя сам ничего такого и не чувствовал. Вот, держи ее.

Угрожающее выражение покинуло лицо Дага, когда он обратил внимательный взгляд на Фаун; должно быть, он обследует и ее тело, и ее Дар, подумала она. Бросив поводья на шею Копперхеда, Даг обхватил жену и перетащил из ее седла на свое. Она изо всех сил прижалась к мужу и спрятала лицо у него на груди, глубоко вдыхая теплые запахи чистой рубахи и пота в надежде, что они изгонят мертвое зловоние пещеры. Сильная, прекрасная рука Дага обвила ее.

– Прости меня, – пробормотала Фаун. – Я не думала, что все это снова обрушится на меня. Все дело в запахе… Я вдруг почувствовала, что не могу дышать. Глупость какая…

– Ш-ш, – успокаивал ее Даг, касаясь губами ее волос. Его понимание согрело Фаун даже больше, чем рука. Даг мотнул головой в сторону Вита. – Приведи ее лошадь. Нам нужно как можно скорее покинуть эту вредоносную землю. А потом, может быть, поесть.

Копперхед послушно развернулся – то ли поняв движение ноги Дага, то ли под воздействием Дара; в любом случае мерин явно понял, что сейчас не время для его выходок. Вернувшись на большак, путники проехали добрые две мили, прежде чем Даг свернул в сторону. Он привел Фаун и Вита на небольшую полянку, где среди камней пробивался чистый родник, – на уютное местечко для пикника. Может быть, ему его подсказал опыт дозорного? Во всяком случае, Даг просто буркнул:

– Это подойдет. – Потом озабоченно спросил Фаун: – Ты сможешь сама спешиться?

– Да, мне теперь лучше. – Ну, не то чтобы совсем хорошо, но по крайней мере ее перестал бить озноб.

Даг подхватил жену, когда она соскользнула с Копперхеда, а потом они с Витом занялись устройством лагеря: достали из седельных сумок еду и жестяные кружки, ослабили подпруги у коней и отправили их пастись. Даг внимательно посматривал на Фаун, пока та усаживалась на камне, пила родниковую воду и жевала несколько высохший сыр с хлебом, оставшиеся с прошлого вечера. Наконец он уселся с ней рядом, скрестив ноги. Вит выбрал себе местечко на стволе поваленного дерева, где было не слишком сыро и мох рос не особенно густо.

– Прости, – повторила Фаун, дожевав и выпрямившись. – Глупо было с моей стороны.

– Ш-ш, – тоже повторил Даг, ободряюще похлопав ее по колену. – Не надо вспоминать.

Вит прочистил горло.

– Мне кажется, тот Злой был очень страшный.

– Угу, – кивнула Фаун. Родниковая вода была благословенно прохладной; так почему же горло у нее так горит? Она потерла оставленные Злым на ее шее отпечатки.

Вит снисходительно добавил:

– Ну, в конце концов ты же девчонка.

Фаун просто поморщилась, решив, что Вит по-своему старается. Очень старается…

Брови Дага поползли вверх, словно он пытался понять, что Вит имел в виду: он явно не видел связи между двумя утверждениями. Когда же он понял, на лице его появилось довольно странное выражение.

– Мне приходилось видеть, – сказал он, – как первая встреча со Злым приводила в полное расстройство и хорошо подготовленных дозорных. Я сам несколько недель после такого числился среди раненых, хотя Злой ко мне и не прикоснулся.

Вит снова прочистил горло, но принял мудрое решение не пытаться исправить положение и вместо этого спросил:

– А сколько ты их видел? Всего?

– Я сбился со счета, – ответил Даг. – Вот собственной рукой своим ножом я прикончил двадцать шесть.

– Двадцать семь, – поправила его Фаун.

Даг улыбнулся жене.

– Ну, тогда двадцать шесть с половиной – нож был мой, а рука твоя.

Фаун смотрела, как шевелятся губы Вита, производившего подсчеты – убитых Злых… нет: ножей, жизней Стражей Озера, смертей. На лбу Вита появилась складка.

Фаун торопливо объяснила:

– Я рассказала Виту про разделяющие ножи… по крайней мере попробовала. Не уверена, что он все понял как надо. – Ее встревоженный взгляд спросил Дага: «Это ничего?»

Даг склонил голову, отвечая и на ее слова, и на взгляд.

– Ох, хорошо. Спасибо.

Вит поскреб сапогом мох.

– Тебе пришлось обзавестись кучей этих ножей?

– Да, конечно.

– У тебя… э-э… большая семья?

Фаун с трудом подавила порыв стукнуться головой – или, может быть, стукнуть Вита – о дерево. Он и в самом деле старался…

Даг старался тоже. Он ответил откровенно:

– Нет. Мне их давали друзья, родичи друзей, другие дозорные, – давали, потому что у меня было умение находить им употребление. Дозорный может носить заряженный нож долгие годы и ни разу не столкнуться со Злым, а это делает жертву… ну, не бесполезной, конечно, а… Людям нравится, когда из этого что-то получается.

– Тут есть смысл, по-моему, – согласился Вит. Он откусил от куска хлеба с сыром, который держал в руке. – А есть у тебя… ну, как это… один из… самоубийственных ножей?

– Незаряженный нож, связанный узами со мной? – предположил Даг.

– Ну, он же должен быть незаряженным, верно? – сказал Вит. – Так получается. Потому что если бы он был заряжен…

– У меня и в самом деле такой был. Я носил его с собой двадцать лет – на всякий случай. Так делают многие дозорные.

– Можно мне посмотреть? Ох, нет… Что с ним случилось?

Даг посмотрел на Фаун. Та слегка помотала головой. «Нет, до этой части мы не доходили».

– Несчастный случай.

– Ох… – Вит заморгал, усмиренный – как надеялась Фаун. Однако, как выяснилось, усмиренный недостаточно, потому что он тут же с любопытством спросил: – А чья то была кость?

– Каунео. Она завещала одну кость мне, а другую – одному из своих братьев. Моему брату по шатру в Лутлии.

Вит посмотрел на Дага со смесью искреннего интереса и сомнения.

– А кто?.. – Ему пора научиться задавать вопросы с осторожностью, подумала Фаун. И с осторожностью выслушивать ответы.

Даг глотнул родниковой воды и сумел ответить достаточно сдержанно:

– Моя первая жена.

Фаун бросила на Дага тревожный взгляд.

«Тебе не тяжело говорить об этом?»

Даг ответил ей кивком. Да, теперь он мог говорить о Каунео; им удалось уйти от прошлого. Даг откашлялся и объяснил вполне добродушно, поскольку даже бесцеремонное любопытство Вита иссякло, когда он услышал последние слова Дага.

– Она тоже была дозорной и погибла в схватке со Злым в Лутлии. Она оставила мне нож, пронзивший ее сердце, так же как и кость для того, чтобы сделать предназначенный для меня. Мы думаем, что она бросилась на свой нож, когда поняла, что не выживет. Ее брат говорил… – Даг резко втянул воздух. – Говорил, что она, должно быть, проделала это очень быстро, потому что не могла долго находиться в сознании после того… после того как была изранена.

– Это там ты?.. – Взгляд Вита переместился на левую руку Дага.

Новый короткий кивок.

– В той же схватке. Меня ранили раньше, чем ее, поэтому есть только догадки. Она была тогда… совсем девчонкой. На пять лет моложе меня.

«Совсем девчонкой, – подумала Фаун. – Даг ведь не случайно выбрал именно эти слова».

– Ох, – выдохнул Вит и смущенно добавил: – Мне… э-э… жаль.

Даг снова кивнул и повторил свою коронную фразу:

– Это было давно.

«Тебе иногда кажется, что все случилось только вчера, верно? – с любопытством подумала Фаун. – Как мне встреча со Злым… только что в пещере. Да. Теперь я понимаю, откуда ты все знал». – Фаун снова принялась жевать хлеб с сыром, чтобы заглушить спазм в животе.

Вит нахмурил брови.

– Ты и в самом деле собирался вонзить костяной нож в собственное сердце?

– Да, если бы так случилось.

После этих слов Вит не сразу вспомнил, что нужно жевать и глотать. Наконец, почесав ухо, он спросил:

– А другой раздобыть ты можешь?

– Вит! – с возмущением воскликнула Фаун.

Даг сделал жест, говорящий: «Все в порядке».

– Это не от меня зависит. Нужно, чтобы кто-то завещал мне кость. Или передал незаряженный нож – тогда его и меня можно было бы соединить узами. Я очень хочу получить нож. Я ужасно мучился бы стыдом от мысли, что моя смерть окажется бесполезной из-за отсутствия ножа.

Фаун поняла, что, как ни хорошо знает она Дага, ей о нем известно не все. Вит мог теперь только моргать – молча, слава богам.

Втянув в себя воздух, Вит все же сказал:

– Люди всего этого не знают. Они говорят, что Стражи Озера – людоеды. Что вы грабите могилы… и поедаете своих мертвых ради магической силы.

Даг мягко ответил:

– Ну, теперь ты знаешь правду.

– Ага! – Вит повеселел. – Но ведь я всего единственный крестьянский парень, который кое-что узнал!

– Один узнал, – вздохнул Даг, – тысячи на очереди. Главное – начать.

– Правильно, – мужественно заявил Вит. Он выглядел так, словно боялся, как бы Даг не расплакался.

Фаун тоже немного этого опасалась, но Даг только криво улыбнулся и поднялся на ноги, заскрипев суставами.

– Давайте-ка доберемся до Глассфорджа, ребятки.

4

Даже в конце дня на большаке, ведущем в Глассфордж, было много путников. Фаун заметила, как вертит головой Вит, разглядывая караван вьючных мулов, фургоны, ярко расписанные названиями перевозимых товаров и именами владельцев, огромную телегу для перевозки кирпичей, порожняком возвращающуюся откуда-то. Ее везла восьмерка мышастых тяжеловозов, неуклюже трусивших по дороге, радуясь близости конюшни; колокольчики на их сбруе рассыпали веселый звон, словно крупинки соли. Возница и его помощник тоже выглядели очень живописно в украшенных бахромой и маленькими зеркальцами кожаных куртках и с длинными красными шарфами вокруг шеи. Фаун подумала, что двое здоровенных грузчиков, сидевших, свесив ноги, на задке телеги, наверняка разразились бы игривыми воплями в ее адрес, будь она одинокой путешественницей, но присутствие ее спутников заставило их лишь смущенно кивнуть; Вит радостно ответил на их приветствие. Копперхед притворился испуганным этой шумной компанией, но тут же был призван к порядку своем усталым хозяином; даже кроткие Варп и Вефт поставили уши торчком, слегка смущенные соседством тяжеловозов.

Вит похлопал свою лошадку по шее.

– Ну, ну, Варп, не бойся этих огромных зверюг. Тебя же никто не собирается заставлять везти тонну кирпичей. – Парень вытянул шею, глядя вслед удаляющейся упряжке. – Вот это была бы жизнь, верно, Фаун? Держу пари: некоторые из этих фургонов отправляются в Трипойнт, а то и к Серебряным Перекатам. Только подумай! Где только не удалось бы побывать, с кем только не поговорить, да тебе еще за это и заплатят! Ночуют они небось каждую ночь в другом месте.

– Такая жизнь быстро надоедает, – чуть насмешливо попытался охладить его пыл Даг.

Бросив на него презрительный взгляд, ясно говоривший, что слова Дага он считает стариковским ворчанием, Вит продолжал:

– Я раньше об этом не думал, но ведь наверняка такой город, как Глассфордж, нуждается в лошадях. И в возницах тоже. Я умею управлять упряжкой… интересно, не удастся ли мне купить такую же нарядную куртку… – Вит умолк, но Фаун не сомневалась: колесики у него в голове продолжают вертеться, даже если временно оказались отсоединены от языка.

«Держу пари: ты больше в Вест-Блю не вернешься, – подумала Фаун. – Так же как и я».

Она улыбнулась, предвкушая удовольствие от показа Глассфорджа Виту, словно это она сама его придумала; не такое ли удовольствие испытывал Даг, показывая ей город? Даг никогда не уставал знакомить ее со всяческими новыми вещами… Нет, тут все было сложнее. Ее нескрываемая радость делала для него мир снова новым, так что усталость отступала. Это представлялось справедливым обменом.

Вит, к ее удовольствию, был должным образом впечатлен постоялым двором – трехэтажным зданием из местного кирпича, увитым плющом.

– Он больше, – изумленно воскликнул Вит, – чем новый амбар дядюшки Хаука!

Уголки губ Дага поползли вверх, когда Фаун принялась с жаром объяснять брату, почему дозорные и гонцы могут бесплатно останавливаться на постоялом дворе: так распорядился отец теперешнего владельца в благодарность за уничтожение в прежние годы Злого в окрестностях города. Вит нашел это очень удачным.

Фаун про себя сомневалась, распространится ли такой порядок на бывшего дозорного с сомнительным статусом и его спутников-фермеров, но когда они спешились во дворе перед конюшней, выяснилось, что ее здесь хорошо помнят как героиню-крестьянку, прикончившую Злого. Взволнованные конюхи обращались к ней по имени, а хозяйка постоялого двора рассыпалась в любезностях, когда они вошли внутрь. Даже еще приятнее для Фаун, чем немедленно предоставленные в их распоряжение лучшие комнаты, был ошарашенный вид Вита, когда он узнал, какой славой пользуется здесь его младшая сестра. Он даже не рискнул пошутить по этому поводу.

Путники отнесли свои седельные сумки наверх. По их просьбе Фаун и Дагу отвели ту же комнату, полную приятных воспоминаний, в которой они ночевали в прошлый раз. Еще лучше было то, что от комнаты Вита ее отделяла толстая дощатая дверь с надежным засовом, так что ночью Фаун с Дагом были бы избавлены от братьев, москитов и прочих отвлечений. У Фаун оказался час до ужина, чтобы пробежаться по городу и поздороваться со всеми горожанами, с которыми она познакомилась прошлым летом: портнихами, горничными, поварихами. Вит любезно сопровождал ее. Фаун не была уверена в том, кому с кем знакомство оказалось приятнее: некоторые молодые девушки стали строить Виту глазки, перепугав его так, что он сделался чрезвычайно вежливым. Впрочем, чары, которые он обратил на повариху Сэл, порождались исключительно интересом к ужину: она была замужней женщиной с выводком детей.

– Сэл позволяла мне сидя выполнять некоторые работы, пока я поправлялась и ждала Дага, заканчивавшего дела своего отряда, – объяснила брату Фаун, глубоко вдыхая соблазнительные запахи кухни постоялого двора. Котелки кипели, окорок поворачивался на вертеле, на столе остывали только что вынутые из печи пироги; судомойка решительно выставила из кухни полного надежд конюха: ему предстояло ждать, пока насытятся хозяева и постояльцы. – Я, должно быть, перечистила сотни стручков гороха, только это помогло мне тогда не лишиться рассудка.

– Ты сначала была такая бледная, – согласилась Сэл. – Думаю, моя стряпня помогла розам вернуться на твои щечки! – Она ущипнула Фаун за щеку, оставив на ней мучное пятно.

– Я тоже так думаю, – сказала Фаун, стряхивая муку и улыбаясь. – Твоя стряпня, ну и еще Даг.

Улыбка Сэл несколько увяла, и она бросила оценивающий взгляд на Вита.

– Значит, этот безрукий дозорный в конце концов благополучно довез тебя до дому?

Фаун кивнула.

– Мы не были так уж в нем уверены, – призналась Сэл. – Некоторые говорили, что он приколдовал тебя, как, по слухам, умеют Стражи Озера. Правда, нужно признать: те, кого мы видим здесь, ведут себя обычно хорошо. Как они обходятся друг с другом – не наше дело.

Фаун подняла подбородок.

– Если уж и было какое-то колдовство, я бы сказала, что оно было взаимным. Мы ведь поженились.

– Не может быть! – пораженно ахнула Сэл.

Фаун показала на своего брата.

– Вит может подтвердить.

– Ага, – сказал Вит. – Они обмелись клятвами в гостиной нашего дома в Вест-Блю перед всей семьей и сделали запись в семейной книге… ну и все такое.

– Ох, голубушка… – Сэл заколебалась, тревожно глядя на Фаун. – Уж очень он странный парень, как и все дозорные… Хоть сразу и было видно, что он в тебя влюбился, только… Я лучше о нем думала. Разве вы двое не знаете, что Стражи Озера не признают браки с нами, простыми людьми? Боюсь, не одурачил ли он тебя, да и твою семью заодно.

– Нет, не одурачил, – ответила Фаун. – Мы одновременно поженились и по обычаю Стражей Озера – сплели и обменялись свадебной тесьмой, как и любая пара его соплеменников. Вот видишь? – Фаун показала на свое левое запястье, обвитое темной полоской, которую она встряхнула, чтобы заставить золотые бусины блеснуть и зазвенеть; Фаун хвасталась тесьмой уже третий или четвертый раз за вечер.

– Это она и есть? – с сомнением протянула Сэл. – Я видела похожие плетеные браслеты у некоторых дозорных, которые здесь бывали.

– Это свадебная тесьма, да.

– Выходит так, – сказал Вит, – что они поженились дважды. Не думаю, что Даг к тому времени стал бы мошенничать. Скажу одно: когда он завязывает узел, узел остается завязанным.

Глаза Сэл стали такими же круглыми, как и ее открытый рот.

– И его родичи согласились с этим?

Фаун вскинула голову.

– Не стану утверждать, что они были так уж счастливы, но никто не говорил, будто мы не женаты.

– Ну и дела!

В кухню заглядывали мальчики-слуги, судомойки окликали Сэл, и ей пришлось отказаться от дальнейшего обсуждения такой замечательной сплетни ради приготовления ужина. Она выпроводила своих гостей за дверь с явным сожалением.

В коридоре, ведущем к столовой, Вит остановился и озадаченно посмотрел на сестру.

– Фаун…

– А?

– Так родичи Дага признали эти ваши браслеты, верно? Они не стали заявлять, что вы просто… э-э… сожительствуете?

Фаун понизила голос.

– По правде говоря, на этот счет было четыре или пять мнений. Кто-то признал их настоящими, кто-то счел подделкой… а были и такие, кому это было все равно, только они хотели любым способом от нас избавиться. Понимаешь, они спорили не только с Дагом, они спорили между собой. Мы вроде как этой тесьмой впустили кота на голубятню. Когда мы уехали, должно быть, споры поутихли. – Даг не хотел заставлять соплеменников принимать решение, опасаясь, что оно окажется решительным и категорическим «нет».

– Эти их правила – их принимает каждый лагерь по отдельности или они действуют сразу везде?

– Каждый лагерь сам по себе, но они сносятся друг с другом. Гонцы развозят сообщения отрядов, плюс письма от одного совета лагеря другому. Ну и еще личные письма… сплетен тоже хватает, как говорит Даг. Молодые дозорные переезжают из лагеря в лагерь ради тренировки, лагеря обмениваются товарами. Иногда и старшие ездят в гости к родне. Так что есть способы обмениваться новостями. Стражи Озера не позволяют себе оказаться отрезанными друг от друга. – Фаун нахмурилась. – Я просто не представляю себе, как Даг будет обходиться без своих соплеменников. Для Стража Озера это неестественно. Они ужасно нас разозлили… но я и в самом деле не представляю…

– Хм-м… – только и ответил Вит.

Должно быть, Вит произвел хорошее впечатление на Сэл, потому что порции, появившиеся перед тремя путешественниками за ужином, были весьма щедрыми. Наевшись до отвала, Вит отправился на кухню говорить комплименты поварихе и служанкам и вернулся оттуда, полный планов ночных приключений в городе, однако Даг – как с благодарностью отметила Фаун – его образумил.

– День сегодня был долгий, – поддержала мужа Фаун. – Даг еще не выздоровел, знаешь ли. – Даг из-под опущенных век бросил на нее взгляд, в котором совершенно не замечалось сонливости, и получил улыбку в ответ.

– А, ладно, – проворчал Вит. – Да и ты сама сегодня не очень хорошо себя чувствовала… Завтра поразвлекусь. – Он утешился тем, что отправился в конюшню посмотреть на лошадей и поболтать с конюхами.

Даг и Фаун сразу отправились в постель, хотя и не спать. Вскоре Фаун сделала неожиданное и приятное открытие: призрачная рука Дага снова действовала – по крайней мере достаточно, чтобы проделать некоторые замечательные нескромные вещи… Мнение Фаун о целительнице, которая предсказала подобное развитие событий, существенно повысилось. Они, правда, услышали, как вернулся Вит, – главным образом благодаря тому, что тот постучал в стенку и пожелал им доброй ночи… Фаун хихикнула, когда Даг поднял голову и ответил Виту таким же пожеланием – очень любезно, учитывая, чем он в этот момент был занят.

На следующее утро после завтрака они отправились прогуляться по центру города, где отходящая от рыночной площади улочка привела их к речке, протекавшей мимо Глассфорджа к реке Грейс. Впадавшие в речку позади плотины ручьи обычно позволяли вращаться колесам нескольких мельниц, однако сейчас из-за сухой погоды – благословения для жнецов и путников – вода стояла так низко, что лишь легкие лодки могли перевозить вниз по течению товары, произведенные городскими ремесленниками. В осеннем воздухе стоял горький запах дыма от кузниц, пары домен, гончарных печей и, конечно, стекловарен, которыми был знаменит Глассфордж.

В одной из них, как Фаун и надеялась, они обнаружили Сассу Клея, одного из ее лучших друзей со времени приключения со Злым. Рыжеволосый Сасса тоже радостно их приветствовал и охотно познакомился с Витом. Он проявил утешительное мужское равнодушие к каким бы то ни было свадебным обычаям, но зато с увлечением принялся рассказывать о спросе на стеклянные изделия и с гордостью показал новичку Виту свою мастерскую. Сасса был ненамного старше Вита, и двое молодых людей сразу так подружились, что Фаун со спокойной душой отпустила после обеда брата к его новому приятелю, вернувшись вместе с Дагом в свою комнату, где бывший дозорный собирался, по его словам, вздремнуть. Это не было ложью: Фаун не сомневалась, что через некоторое время Даг и в самом деле уснет.

Впрочем, Фаун все же начала беспокоиться, когда Вит не явился к ужину, однако Даг рассудительно заметил, что Сасса прекрасно знает, где их найти, если в том возникнет необходимость, и Фаун успокоилась. Она даже попыталась уговорить мужа задержаться в Глассфордже на три дня вместо намеченных двух, но Даг придерживался мнения, что сухая погода вряд ли продержится еще долго; действительно, в ночном воздухе чувствовался холод, предвещавший перемену погоды.

Вит вернулся так поздно, что Фаун и Даг к тому времени уже спали. Фаун сквозь сон услышала, как Вит неуклюже возится в своей комнате, пытаясь ходить на цыпочках; потом его кровать заскрипела под весом тела, и Фаун, успокоенная, снова свернулась калачиком под боком Дага.

У нее снова появился повод для беспокойства, когда по утреннему морозцу она пошла в конюшню, чтобы попросить конюха оседлать Варп и Вефт – Копперхеда Даг должен был оседлать сам, – и обнаружила, что пара лошадок отсутствует. Отсутствовал, как выяснила Фаун, заглянув в его комнату, и Вит. Паника Фаун немного утихла, когда она обнаружила седельные сумки Вита все еще сваленными у его постели. Спускаясь по лестнице, Фаун размышляла о том, следует ли ей попросить Дага поискать Вита с помощью Дара, но тут ее братец ввалился через ведущую к конюшне дверь.

– Где ты был? – взволнованно спросила Фаун. – И где лошади?

– Продал их, – самодовольно сообщил Вит.

– Что? Нам еще два дня ехать!

– Знаю. Я все устроил. – В ответ на скептический взгляд Фаун Вит с оскорбленным видом добавил: – Я продал Варп и Вефт хозяину Сассы. Он дал за них хорошую цену.

– Я думала, ты собрался подрядиться возить уголь. По пути домой, – многозначительно сказала Фаун.

– Ну да… Только конюшня при стекловарне понравилась мне больше. Там чище, понимаешь ли. К тому же учти: при перевозке стекла лошадок не гонят и не перегружают, они вроде как будут прогуливаться налегке. – Вит с довольным видом кивнул, представив себе легкую жизнь своей упряжки.

Этот довод не мог не подействовать на Фаун, но она все равно в растерянности запустила пальцы в волосы.

– Да, но… как, по-твоему, мы теперь доберемся до реки? Нагрузим все сумки на Копперхеда, а сами пойдем пешком?

– Нет! Не говори глупостей! Я договорился. Хозяин Сассы отправляет два фургона с товаром к переправе у Серебряных Перекатов. Я буду помогать возницам и грузчикам, а тебя повезут бесплатно. Даг может ехать рядом на Копперхеде.

Фаун несколько растерялась, узнав о новых обстоятельствах.

– Так что – ты собираешься вернуться в Глассфордж и работать возницей на стекловарне?

Вит пожал плечами.

– У них вроде как достаточно парней для этого. Не знаю. Только вам с Дагом нужно поторопиться: фургоны уже нагружены и готовы в дорогу. Хозяин хочет пораньше их отправить, чтобы захватить светлое время – дни-то стали короче.

Так и получилось, что Фаун, вместо неспешного завтрака, пришлось жевать хлеб с сыром на ходу и торопливо прощаться со знакомцами на постоялом дворе. Даг, как многоопытный дозорный, с легкостью собрался в дорогу, несмотря на неожиданность такого поворота событий, хотя и не позволил торопить себя во время бритья. Седельные сумки были просто перекинуты через седло Копперхеда – мерину предстояло нести их только до стекловарни. Там Фаун устроилась на груде ящиков с упакованной в солому посудой в фургоне, и путники выехали по дороге на юг из Глассфорджа еще до того, как утреннее солнце растопило иней на сорняках по обочинам.

Они миновали карьер, где добывался мелкий белый песок – основа производства, которым был знаменит город. Судя по тому, как были нагружены телеги, направлявшиеся оттуда в Глассфордж, Фаун заключила, что Варп и Вефт предстоит более тяжелая работа, чем предполагал Вит, хотя в данный момент лошадки были запряжены в тот самый фургон, на котором ехала Фаун, – на пробу, как она предположила. Может быть, и Вит тоже проходил испытание на предмет будущей работы? Передним фургоном их маленького каравана правил седой возница по имени Мейп, не торопивший лошадей, как и мечтал о том Вит, что, впрочем, заставило Фаун задуматься: сколько же времени потребуется им, чтобы добраться до переправы? На козлах рядом с возницей сидел тощий паренек по имени Хог, который должен был помогать с лошадьми и с разгрузкой, – как и Вит. Четверкой коней, тянувших тот фургон, в котором сидела Фаун, правил спокойный пожилой человек по имени Таннер, и Фаун скоро узнала, что он – родственник хозяина стекловарни и у него в Глассфордже остались жена и дети.

Бесконечные вопросы Вита о производстве стекла скоро избавили путников от стеснительности. Фаун передвинулась вперед, чтобы лучше слышать Таннера; Даг ехал рядом, такой молчаливый и погруженный в себя, что можно было и не заметить, что он тоже прислушивается. Когда любопытство Вита оказалось утолено, Таннер, оглянувшись через плечо, стал расспрашивать Фаун о том Злом, которого они с Дагом уничтожили летом. Фаун удивленно заморгала, сначала из-за того, что вопросы явно давно вертелись на языке возницы и он не сразу решился их задать, а потом с трудом поверив в то, что кому-то приходится собраться с духом, чтобы с ней заговорить. Однако она спокойно отвечала Таннеру в упрощенном варианте; потом, бросив взгляд на Дага, столь же упрощенно поведала о том, как действует разделяющий нож. Это заставило Таннера разинуть рот и поднять брови; он искоса взглянул на Дага, но напрямую обратиться к нему не решился. Вит включился в разговор и красочно описал пустошь, тоном коммивояжера добавив в конце рекомендацию там побывать.

– Пожалуй, стоит посмотреть, – ответил Таннер, изумленно качая головой. – Никто из моей семьи тогда не пострадал, как родичи бедняги Сассы, но уж слышал-то я достаточно – не считая самого главного. Теперь мне все стало понятнее. Надеюсь, вы не обиделись на мои вопросы. Я не хотел задавать их при Мейпе, – он кивнул в сторону седого возницы переднего фургона, который ничего не мог слышать и из-за расстояния, и из-за стука колес, – потому что в той заварушке погиб племянник его жены и он переживает.

– Мне очень жаль, – сказала Фаун.

– У него что, Злой вырвал Дар? – с людоедским интересом спросил Вит.

Таннер угрюмо покачал головой.

– Думаю, так было бы легче… в конце концов. Он был из тех, кого захватили разбойники и заставили присоединиться к шайке. Потом было тяжелое время – поди-ка разберись, кто был настоящим разбойником, а кого заколдовало зловредное привидение. Ну и дело кончилось тем, что местных простили, а чужаков по большей части повесили, что, на мой взгляд, было не очень-то правильно. Только племянника Мейпа сразу убили дозорные, когда сражались с разбойниками. Это, может, и избавило семью от позора, да только жена Мейпа смотрит на вещи иначе.

– Ох… – выдохнул Вит.

Фаун сглотнула.

– Он случайно не был белобрысым парнем?

– Нет, он был черноволосый.

Фаун с тайным облегчением перевела дух. Значит, это не тот разбойник, которого Даг застрелил у нее на глазах, – уж его-то он точно избавил от петли. Лицо ехавшего рядом с фургоном Дага стало еще более неподвижным, и до Фаун дошло, что тот насильник, возможно, был не единственным, чьей гнусной карьере Даг лично положил конец. Накануне ночью, как ей было известно, он участвовал в нападении на лагерь разбойников – поэтому-то он и преследовал ее похитителей. У него оставалось мало стрел… некоторые, должно быть, нашли свои жертвы.

– Спасибо, что предупредил, – сказала Фаун Таннеру. – Мне не хотелось бы задеть чьи-то чувства. – Возница понимающе кивнул. Глянув на тощего парня, понуро сидевшего рядом с Мейпом, свесив руки между колен, Фаун спросила: – А как насчет Хога? Он тоже пострадал?

– Нет, он тогда слишком много сидел дома. – После длинной паузы Таннер добавил: – Хог малость недотепа, если хотите знать мое мнение. Он сирота и жил со старшей сестрой, пока ее муж не выкинул его вон за лень… и за воровство, по его словам. Сасса Клей пожалел парнишку и приставил его присматривать за лошадьми на конюшне. Это он и делает – исправно, нужно признать, хоть мы его все время и находим спящим в соломе.

– Он что, учится управлять упряжкой? – спросила Фаун, предположив, что Хог может оказаться соперником Виту в занятии желанной должности.

– Трудно сказать. Он не слишком-то сообразителен. Уж Мейп-то точно не позволит ему взять в руки вожжи. – Таннер понизил голос. – Не скажу, что мальчишка совсем испорченный, да только насчет воровства – все правда. Я сам видел… Пока вроде ворует только еду. Женушка Сассы иногда подкармливает его, да только его это не останавливает. Боюсь, он как-нибудь попадется на чем-нибудь крупном и влипнет в неприятности. Так что… э-э… присматривайте за своими сумками.

Фаун было трудно определить, сказал ли Таннер это в их интересах или в интересах Хога.

Действительно, когда они остановились, чтобы поесть самим и напоить и накормить коней, Фаун показалось, что тщедушный парень немногого стоит. Его тусклые волосы были грязными и нуждались в стрижке, кожа выглядела нечистой, зубы – плохими, и двигался он, постоянно сутулясь. Хог был настолько косноязычен, что мог показаться немым; попытка Фаун сказать ему пару дружелюбных слов повергла его в полную растерянность. Дага парень явно боялся и старался держаться от него подальше. Фаун даже усомнилась, что Хог – его настоящее имя.

Вит растерялся, когда выяснилось, что хозяин не позаботился о провизии для возниц и грузчиков, так что те должны были сами обеспечивать себе пропитание, – такая маленькая деталь ускользнула от его внимания, когда он договаривался о поездке. Фаун в утренней суете тоже упустила это из виду. Даг позволил им обоим посокрушаться, прежде чем спокойно вытащить из сумки сверток, приготовленный Сэл, пока он брился. Даг не то чтобы обращался со спутниками сухо, но не торопился и заставил Вита униженно попросить свою порцию. Как раз такой урок, подумала Фаун, благодаря которому ни один из них не совершит подобной ошибки в будущем.

Даг с удовольствием наблюдал, как Фаун и Вит разглядывают южные окрестности Глассфорджа – местность, давно знакомую ему самому, которую ни один из них раньше не видел. Впрочем, в этих местах Даг не бывал уже несколько лет. Вит то и дело спрашивал, не горы ли те поросшие яркой растительностью холмы, что поднимались по обеим сторонам дороги, и Дагу приходилось его разочаровывать. Правда, собственное определение Дагом горы относилось ко всему, при падении откуда можно сломать шею и, таким образом, включало любую вершину от десяти до тысячи футов высотой; с этой точки зрения достаточно крутые холмы тоже могли претендовать на подобное название. Местность становилась все менее обжитой, придорожные хутора встречались все реже.

Темнота застала путников в нескольких милях от той деревни, где обычно останавливались на этом маршруте возницы; Мейп принялся ворчать, что во всем виновата задержка с отправлением; более терпимый Таннер отнес эту неудачу за счет укоротившегося дня. Все вытащили свои припасы и поужинали, запивая еду водой из ручья, переправа через который и заставила караван остановиться. Возницы принялись совещаться, дать ли отдых лошадям и медленно ехать дальше при свете фонарей или остаться у ручья и улечься спать под фургонами. Дождя не ожидалось, но холодок, которым тянуло из долин между холмами, вызвал всеобщее одобрение плану продвижения с фонарем; Вит тут же предложил Дагу ехать впереди, повесив фонарь на крюк, – эта идея заставила Фаун поморщиться. Перспектива ехать с фонарем, из которого капало масло, на капризном Копперхеде, усталом и раздраженном после дневного перехода, заставила Дага просто сказать: «Я подумаю».

Даг прошелся вдоль ручья, разминая затекшие мускулы, уселся, прислонившись к стволу каштана, вытянул ноги и огляделся с помощью Дара. Он весь день держал его закрытым в присутствии незнакомых людей с их непредсказуемыми крестьянскими эмоциями. Может быть, сегодня ночью он сможет видеть на две сотни шагов? Даг все еще чувствовал себя полуслепым. Сняв с Копперхеда уздечку и ослабив подпругу, он отправил его пастись под легким контролем Дара. В сгустившихся сумерках Даг лучше слышал коня, чем видел, однако для его Дара Копперхед был давним знакомцем, сиявшим ровным светом, более ярким, чем даже этот парнишка Хог. Тот отходил облегчиться в кусты и теперь возвращался, держась в тени и подбираясь к Копперхеду…

Даг насторожился, хоть и не открыл глаз. Уж не собрался ли этот придурок порыться в седельных сумках? Даг задумался о своей ответственности. Хог не был молодым дозорным из его отряда; и если уж парню следовало преподать хороший урок, лучше было сделать это не откладывая, и лучше Дагу, чем кому-то другому. Сцена будет, конечно, неприятной, но поможет Хогу избежать худших бед в будущем. Даг перестал контролировать Копперхеда и предоставил событиям идти своим чередом.

Даг ожидал услышать яростный визг начавшего брыкаться коня, но чего совсем не ожидал, так это глухого удара и стона, громкого, полного муки и бесконечного.

«Проклятие, что?..»

Даг во всю ширь распахнул свой Дар, но отшатнулся, когда на него обрушилась раскаленная волна боли. Судорожно втянув воздух, он вскочил на ноги.

Мимо него пробежали двое возниц; за ними мчался Вит, выкрикивая предостережения насчет Копперхеда, который фыркал и взбрыкивал. Следом показалась Фаун, которой хватило сообразительности захватить фонарь. Стараясь не хромать, Даг двинулся за остальными.

Хог валялся на земле, перекатываясь с боку на бок, обхватив колено и продолжая стонать. Его пошедшее пятнами и покрытое холодным потом лицо было искажено болью. И не удивительно… По несчастью подкованное копыто Копперхеда угодило парню по коленной чашечке, раздробив кость и размозжив плоть.

«Проклятие, проклятие, проклятие…»

– Что случилось? – выдохнул Таннер.

– Конь лягнул его, когда он собрался пошарить в моих седельных сумках, – сказал Даг. При этих словах Фаун встревоженно снизу вверх глянула на мужа: «Ты знал?» Это обстоятельство им предстояло обсудить позже. Даг двинулся вперед…

…И обнаружил, что дорогу ему загораживает седой и весьма широкоплечий Мейп.

– Не вздумай трогать его, Страж Озера!

Вит и Таннер опустились рядом с Хогом на колени, безуспешно пытаясь успокоить парня, который колотил кулаками по земле и продолжал вопить.

Даг разжал стиснутые зубы и сказал Мейпу:

– У меня есть некоторый опыт в первой помощи.

– Пропусти его! – крикнула Фаун, и в тот же момент Вит позвал:

– Даг, помоги!

Мейп неохотно уступил дорогу.

– Фаун, разожги костер – нам потребуется и тепло, и свет, – сквозь зубы распорядился Даг.

Фаун, не говоря ни слова, кинулась к охапке хвороста. Даг наклонился над правым коленом Хога и вытянул обе руки – настоящую и призрачную – над местом увечья.

«Отсутствующие боги, не следовало бы мне и пытаться…»

Быстрое уравнивание Дара, чтобы остановить внутреннее кровотечение – сустав уже распух и натягивал ткань штанов Хога – и чтобы успокоить горящие нервы… Правое колено Дага откликнулось болью. Даг стиснул зубы и постарался не обращать внимания на порожденное Даром эхо. Хог перестал вопить и только ловил ртом воздух, тараща на Дага безумные глаза.

Через несколько минут, показавшихся бесконечными, мужчины уложили Хога на одеяло у костра и сняли с него штаны; парень пытался помешать этой процедуре и снова начал стонать, хотя Даг и не мог бы сказать – от боли или от стыда. Трусов у Хога не имелось, и Таннер прикрыл его одеялом. Все четыре нашедшихся у возниц фонаря и яркое пламя разожженного Фаун костра бросали золотой свет на устрашающую картину: колено распухло и посинело, под натянувшейся блестящей кожей уже собралась кровь. Обломки кости натягивали кожу изнутри, и каждый раз, когда Хога передергивало, грозили прорвать ее.

– Ты можешь что-нибудь сделать, Страж Озера? – спросил Таннер.

– Конечно, может! – отважно заявил Вит. – Я сам видел, как он восстановил разбитую чашу!

– Дело плохо, – сообщил Даг. – Коленная чашечка расколота на шесть частей и одно сухожилие почти разорвано. Тут не обойтись наложением шины и покоем.

«Мне и думать не следует о лечении без другого целителя, который страховал бы меня от захвата Дара или еще чего похуже. Недаром ведь целители всегда работают парами».

Сорок миль до ближайшего лагеря дозорных – по дороге до переправы; сорок миль обратно… Даже Копперхеду такое не по силам, да и согласится ли настоящий целитель отправиться помогать пострадавшему крестьянину – обстоятельство настолько невероятное, что, случись оно, вошло бы в историю…

– Он чего, собирается отрезать мне ногу? – всхлипнул Хог. – Не давайте ему меня резать! Не смогу работать, никто не даст мне денег, да и вернуться не могу – Хоппер прибьет меня, если я вернусь…

«Хоппер? Ах, его брат по шатру… Зять, – поправил себя Даг. – Ну и братец…»

– Больно, – скулил Хог. Никто в этом не сомневался.

– Даг… – тихо и неуверенно пробормотала Фаун. – Можешь ты… что-нибудь сделать? – Она незаметно показала на его левую руку. – Поработать Даром…

Простого подкрепления Дара тут было бы недостаточно, да и – отсутствующие боги! – Даг совсем не знал парнишку, чтобы суметь найти тонкие подходы к его телу и к его Дару. Он посмотрел в огромные, темные, испуганные и доверчивые глаза Фаун и сглотнул.

– Я попытаюсь, – сказал он.

Скрестив ноги, он уселся рядом с правым коленом Хога, распрямил спину, ответившую скрипом, и снова наклонился над пострадавшим. Таннер и Мейп, стоя на коленях по обе стороны страдальца, со страхом смотрели на Дага.

– Сильно ли нужно его прижать к земле? – спросил Таннер.

– Не сунуть ли ему в зубы кожаный ремень, чтобы он его грыз? – поинтересовался Мейп.

«Проклятие, я же не какой-то деревенский костоправ, собравшийся ампутировать ногу!»

Даг покачал головой.

– Тут все работает не так. – То есть если вообще сработает. Даг вытянул правую руку и левую… вид его бесполезного крюка неожиданно разозлил его, и он снял и отбросил протез. Попробовать еще раз… Правая рука над левой… культей.

«Ну давай, ну давай, ты, проклятый призрак, вылезай…»

Хог скулил, глядя на Дага в безумном ужасе. Его страх накатывал на Дага горячили волнами.

«Мне придется открыть Дар перед этим несчастным бедолагой…»

Один вдох, два, три… дыхание Хога замедлилось, а Дага – участилось, пока грудь того и другого не стала подыматься и опускаться в унисон. Правая рука над левой… успокаивая, поглаживая… и вдруг невидимая призрачная рука медленно начала проникать в растерзанную плоть, нащупывая ее взбаламученный Дар.

Даг ухватил Дар разбитой кости. Его телесная рука протянулась к здоровому колену, чтобы вобрать в себя пение его целостности. Вот так. Да, вот так.

«Продолжай петь…»

Даг начал напевать, совсем не музыкально, однако это помогало… Куски кости дрогнули и стали сползаться под натянутой кожей.

Это было совсем не так просто, как соединять части чаши, однородные и сплошные; живые структуры содержали в себе другие структуры, те – еще и еще… глубже и глубже. Но этот обломок мог соединиться с тем, порванный кровеносный сосуд находил свою пару и осторожно и мягко соединялся с ней… минута за минутой, фрагмент за фрагментом. Дар Дага полностью сосредоточился на этой мозаике; мир за пределами кожи их тел мог расколоться с тысячью громов, и Даг ничего не заметил бы. Вот этот сосудик, вот этот осколок, и еще, и еще… Вот поэтому-то целители и работали с напарниками, когда требовалась такая глубокая сосредоточенность. Кто-то, страховавший снаружи, должен был разрушить чары. Иначе можно было скользить все глубже и глубже и никогда не вернуться обратно.

«Всего сделать я не могу. Нужно остановиться, пока мой Дар не иссяк. Я починил и связал кое-что, и нужно позволить дальше всему заживать самому по себе – так делают и настоящие целители. Выбирайся, старый дозорный, пока можешь».

Даг думал, что ничего нет труднее, чем уравнять свой Дар с Даром Хога, пока не начал высвобождаться. Он почувствовал, как поднимается грудь парня, и целенаправленно разрушил одинаковый с ним ритм дыхания.

«Отпусти его, старый дозорный. Выбирайся, пока не искалечил себя, дурака. Хватит».

Открыв глаза, Даг заморгал от света фонарей и костра; да, ему повезло, и Дар его не оказался захвачен…

«Ох, перенапрягся я, наверняка перенапрягся…»

Даг сделал долгий, долгий вдох и наконец почувствовал свое собственное тело.

Без особой радости.

Его бил озноб, хоть Фаун и закутала его в три одеяла; она принесла и поставила ему на колени тазик, предвидя, что желудок его взбунтуется, и поднесла к его холодным, как глина, губам кружку с горячей водой. Даг с благодарностью сделал несколько глотков, пролив совсем немного. Горячая жидкость встретилась с его двинувшимся вверх обедом и уговорила его вернуться; больше желудок Дага не бунтовал.

– Г-гах, – выдохнул Даг.

– Не пытайся говорить, – распорядилась Фаун и через плечо объяснила кому-то: – Так было и в прошлый раз: он похолодел, и его затошнило, но через некоторое время все пройдет. – Тревожный взгляд Фаун добавил: «Я надеюсь».

Голос наконец вернулся к Дагу, и он пробормотал:

– Фаун, Вит, найдите две крепкие дощечки и что-нибудь, чтобы их привязать – полоску ткани или еще что. Заключите ногу Хога в шины с двух сторон – привяжите выше и ниже колена, крепко, но не туго. Пусть не сгибает ногу и не опирается на нее. Она еще долго будет распухшей, ей еще долго заживать. Одеяла… нужно держать его в тепле. Ходить он пока не сможет.

– Так он будет ходить? – спросил кто-то голосом, в котором мешались благоговение и недоверие.

– Ну, сегодня – нет. И утром его лучше отнести в фургон. Позже, наверное, он сможет пользоваться моей палкой. – Только не завтра; завтра она потребуется самому Дагу… Он наклонился ближе к мигающему оранжевому сиянию и жалобно попросил: – Нельзя ли подбросить дров?

На угли тут же легли дрова, полетели искры, взвились язычки огня… значит, какой-то бездельник-бог все же услышал его молитву. Только через десять минут Даг перестал дрожать.

– Не прилечь ли тебе? – с беспокойством спросила Фаун, опускаясь на колени с ним рядом. – Не съешь чего-нибудь?

Даг покачал головой.

– Не сейчас. Я еще не кончил. С парнем еще что-то не так. Я почувствовал, когда был внутри…

Брови Фаун поползли вверх, но она ничего не сказала. Даг наклонился вперед и стянул одеяло с живота Хога. Парень широко открыл глаза и тихо заскулил, однако руки по-прежнему прижимал к бокам. Даг своей культей сделал круг над напряженным животом. Да, вот тут…

– Копперхед его и в живот лягнул? – спросила Фаун. – Не вижу никаких отметин…

Даг снова покачал головой.

– Нет. Тут старые неприятности. Парень таскает в себе скверную тварь – солитера.

Фаун отшатнулась, скривив губы.

– Фу!

Дагу приходилось иметь дело с москитами, блохами, вшами, но ни с чем более сходным с этим внутренним паразитом, чем клещи, которых он с легкостью уничтожал, он не сталкивался. Всех тех мучителей можно было уговорить или попросту отшвырнуть. Они не шли ни в какое сравнение с этим…

– Он крепко в него вцепился. – Даг взглянул на Хога. – Эй, парень, схватывало у тебя живот?

Хог испуганно кивнул, потом огляделся, словно боясь, что признался в чем-то, в чем признаваться не следовало. Таннер и Мейп подошли поближе и стояли, наблюдая и прислушиваясь.

– Ага! А кровь бывала? – продолжал Даг. – Ты иногда не какаешь с кровью?

Хог снова неохотно кивнул.

– Ты кому-нибудь об этом рассказывал?

Парень решительно замотал головой.

– А почему нет?

После долгой паузы Хог буркнул:

– Не знаю.

– Боялся? – более мягко поинтересовался Даг.

Молчание, потом шепот:

– Кому я рассказать-то мог?

Даг нахмурил брови.

– Все время голодный, даже когда еды полно, слабый и усталый… и еще кровь… Не нужен, знаешь ли, целитель – Страж Озера, чтобы угадать солитера. Нужно просто, чтобы кто-нибудь заметил…

– Он не вороват, – сказала Фаун. – Он голодал.

Таннер смутился, и Мейп, к удивлению Дага, смутился еще больше.

Культя Дага описала еще один круг.

– По всем признакам парень кормит эту зверюшку уже год, а то и больше. Давно ты недомогаешь, Хог?

Парень пожал плечами.

– Я всегда недомогаю, только обычно из-за носа. Живот начал временами побаливать прошлый год в это же время.

– Угу… – протянул Даг.

– Ты можешь его от этого избавить? – спросила Фаун. – Ох, пожалуйста! Такая гадость…

– Может быть. Дай-ка мне минутку подумать.

О том, чтобы вырвать у твари Дар, не могло быть и речи. Солитер был гораздо больше любого москита, да и сама мысль о поглощении Дара паразита вызывала тошноту, даже если со временем собственный Дар Дага и переварил бы чужака. Даг попробовал выгнать солитера, но безуспешно: червь от природы не был способен передвигаться. Кроме того, нужно было не просто удалить паразита; требовалось его умертвить, чтобы лишить возможности размножаться.

Так что же… если подкрепление пострадавшего Дара заставляет плоть исцеляться, то его ослабление может?.. Проклятая тварь была большой для своего ограниченного мирка, но по сравнению с человеком маленькой. Так что и нужно-то совсем немного разрушить Дар. Нажать тут, перекрутить там… вывернуть наизнанку – вот так! Даг почувствовал, как голова гадины лопнула и как потекла кровь оттуда, где она присасывалась к Хогу. Даг перекрыл мелкие сосуды в кишечнике Хога, чтобы ранка могла затянуться, потом снова ухватил тонкое тело солитера и принялся уничтожать сегмент за сегментом. У Дага возникло странное ощущение: будто он перекручивает веревку… призрачной рукой, внутри чужого тела…

«Мне совсем не хочется думать о том, что я там делаю».

Однако паразит умирал, и Дагу удалось не позволить его извивающемуся, бьющемуся Дару прилипнуть к его собственному.

Хог подозрительно хмыкнул и зашевелился. Фаун тут же прижала одну его руку к земле и ободряюще улыбнулась. Вит закусил губу, чтобы не рассмеяться, и Хог в конце концов робко улыбнулся им в ответ. Больше он не пытался помешать Дагу.

– Готово, – наконец прошептал Даг и выпрямился, баюкая левую руку правой. Его измученный Дар поблек, и ему показалось, что призрачная рука истаивает, как туман.

«Отсутствующие боги, ну и погано же я себя чувствую…»

Дагу казалось, что теперь его Дар не распространится и на десять шагов, а то и десять дюймов. Что ж, по крайней мере ему удалось благополучно избавиться от Дара мерзкого паразита.

«Вот и пересчитай свои удачи, старый дозорный. Одна есть».

В следующий раз он отправит страдальца в лавку травника за обычным снадобьем от глистов – такой курс лечения, как он подозревал, предпочел бы и опытный целитель из Стражей Озера. Даг знал, что те приберегали свои дорогостоящие услуги для серьезных случаев вроде опухолей. Еще больше, чем раньше, он пожалел о том, что отклонил предложение Хохарии о настоящем обучении: тогда бы он знал, что делать, а не блуждал в потемках. Однако Хохария не пожелала учить и его крестьянку-жену.

«Что ж, перемелется – мука будет».

Таннер и Вит устроили Хога на ночлег. Даг перетащил свою подстилку на другую сторону костра, подальше от своего неаппетитного пациента… жертвы… ну, кем бы он ни был. Он предпочел бы отодвинуться и подальше, но уж очень не хотелось лишаться тепла. Хог, измученный шоком и лишившийся сил, после того как боль отступила, заснул почти сразу. Даг, не менее измученный, уснуть не мог.

Пока Фаун, Вит и Таннер занимались лошадьми, Мейп подошел к Дагу и опустился на корточки. Помолчав, он буркнул:

– Я и не догадывался, что он болен. Просто считал его лентяем.

– Я тоже не сразу понял. – Дага сбили с толку рассказы Таннера, да, но ведь стоило приоткрыть Дар, и он бы во всем разобрался…

– Я пару раз побил его, когда он спал, вместо того чтобы работать, – добавил Мейп. Голос его был тихим и невыразительным – как раз таким, каким делают признания в темноте, когда тебя никто не видит. – Я вот что хочу сказать… Спасибо тебе, Страж Озера.

– Колено у него заживет недели через две, если парень даст себе отдых. Что касается другого… вы начнете видеть разницу дня через два, мне кажется. – Даг мог тем и ограничиться и больше ничего не объяснять, соблазн был велик. «Ох, проклятие…» – Я исправлял собственную оплошность. Я увидел, как он подкрадывается к моим седельным сумкам, и подумал, что позволю Копперхеду преподать ему урок. Вместо этого урок получил я. Не могу сказать, чтобы испытал от этого удовольствие.

– Угу, – согласился Мейп. – Вот и я тоже… – Он кивнул и поднялся. Теперь он вел себя хоть и не по-дружески, но все же по крайней мере с признательностью. Скоро Мейп растворился в темноте.

Когда наконец Фаун улеглась с ним рядом, Даг прижал ее к себе, как иногда Фаун прижимала к животу нагретый завернутый в тряпку кирпич, чтобы унять боль. Даг держал ее крепко. Это помогло.

Утром Хога уложили в фургон Мейпа, а Вит занял его место на облучке рядом с возницей. Рядом с Таннером теперь ехала Фаун. Даг перенес свою подстилку, седло и сумки во второй фургон и улегся там. Копперхед, необычно тихий, бежал рядом с караваном; Фаун предположила, что Даг снова держит его под загадочным контролем Дара. Даг, казалось, дремал на солнышке, но Фаун видела, что он не спит. Это ее тревожило: слишком свежи были воспоминания о той глубокой усталости, которая охватила его после Гринспринга. Возчики из Глассфорджа не обращали на это внимания, но Вит, знакомый с обычной для Дага неуемной энергией, не раз бросал через плечо обеспокоенные взгляды.

Вит, по крайней мере, взялся ухаживать за Хогом на остановках. Хог в основном помалкивал, но при любой возможности таращился на Дага со смесью тревоги и зачарованности. Таннер и Мейп обращались с парнем мягко, но это только приводило его в растерянность, словно доброта была приманкой в ловушке, куда он боялся попасть.

Даг весь день был молчалив. На следующую ночь они остановились в амбаре, который сдавал путешественникам хозяин придорожной фермы. Это был, конечно, не постоялый двор, но все же амбар предоставлял больший комфорт, чем ночевка под открытым небом на холодной земле. На следующее утро Фаун с облегчением увидела, что пришедший в себя Даг оседлал Копперхеда для последней части маршрута.

К полудню упряжки достигли пологого склона, поднимавшегося к поросшим лесом холмам. Даг, ехавший рядом с фургоном, предложил Фаун: «Залезай на коня». Фаун заметила на его лице ту полуулыбку, которая обычно говорила о его желании чем-нибудь ее удивить, так что встала на облучке, взмахнула руками, восстанавливая равновесие, и перекинула ногу через конскую спину, очутившись позади Дага. Как только она надежно уселась, Даг пустил Копперхеда той рысью, которой обычно ездили дозорные в походе, и они обогнали фургоны с такой легкостью, словно те стояли на месте. На вершине холма Даг велел Фаун спешиться и спешился сам. Взяв жену за руку, он вывел ее на обочину дороги.

Перед ними в голубом и золотистом осеннем свете раскинулась долина реки Грейс. Река, казалось, надела свое праздничное платье: ее берега и сбегающие к ней холмы были расцвечены самыми яркими красками – пурпурной и ржаво-красной, сияющей желтой и буро-коричневой. Вода отражала голубизну неба, а в тех местах, где были перекаты, блестела серебром – это было ожерелье, надетое рекой к нарядному платью. Имелись на нем и брошки – по воде скользили суда: быстрые парусные, неторопливый широкий паром, целая череда барж у дальнего берега. Фаун еле заметила, как до них с пыхтением добрался Вит, покинувший фургон, чтобы полюбоваться видом. Она смотрела на Дага. Фаун не была уверена, что он видит перед собой только речную долину; возможно, его глазам предстало и что-то еще… Так или иначе, выражение его лица отражало ее радость, разделенная радость возвращалась к ней и от нее снова к нему…

– Ох… – сказал Вит голосом, какого Фаун от него никогда не слышала. Удивленно оглянувшись на него, Фаун увидела, что рот брата раскрылся. «Это от изумления», – подумала она, хотя Вита вполне можно было принять за человека, получившего удар в солнечное сплетение. – Посмотри только на те лодки… Посмотри! – хотя было ясно, что Вит забыл, что у него есть слушатели. – Ну и большая река! Даже наполовину пересохшая, она все равно больше любой реки, какую я видел. Она как дорога… Огромная-преогромная дорога из одной тайны в другую… – Вит повернулся к излучине реки, словно танцор, вращающий свою даму. – Она похожа… похожа… похожа на самую лучшую дорогу в мире! – Вит быстро заморгал; его глаза блестели.

Нет, не блестели. Были мокрыми.

5

Сидя на Копперхеде, Даг старался держаться как можно ближе ко второму фургону, когда караван повернул на вершине холма и начал спускаться в долину. Сидевшая рядом с Таннером Фаун напряженно смотрела вперед, готовая в любой момент по команде возницы навалиться на тормоз. В переднем фургоне выполнявший те же обязанности Вит то и дело высовывался, чтобы посмотреть на реку. Даг проследил за его взглядом.

В полумиле вверх по течению сквозь полуоблетевшие листья на лесистом склоне холма виднелись крыши шатров – Фаун назвала бы их хижинами – лагеря Жемчужная Стремнина. На другом берегу напротив лагеря рядом с устьем ручья располагалась Опоссумья Пристань – ровный участок берега, куда причаливал паром и где традиционно товары перегружались с повозок, прибывших по большаку, на речные суда, и наоборот. По склону холма от берега поднималось больше крестьянских домов, чем Даг видел в последний раз, когда бывал здесь, и больше складских помещений для хранения товаров.

Восемь барж и плоскодонка были привязаны к деревьям у топкого противоположного берега в ожидании подъема воды, который позволил бы преодолеть перекаты. Дагу предоставлялся хороший выбор, однако в случае неожиданного сильного ливня в верховьях все эти суда могли отчалить в течение часа. Впрочем, пока еще уровень реки понижался, судя и по широким полосам грязи вдоль берегов, и по тому, что две баржи, непредусмотрительно привязанные слишком близко к берегу, застряли носами в высыхающей глине. Даже паром оказался сидящим на мели.

Даг повернулся в седле и оглянулся через плечо. На их берегу в полумиле ниже сверкающих на солнце перекатов, там, где река делала еще один поворот, находился крестьянский хутор Жемчужная Излучина, где тоже имелась пристань с паромом. Торговцы предпочитали оставлять там тяжелые грузы до отправки к Жемчужной Стремнине, а баржи загружать, когда они уже преодолеют опасный участок реки. Именно туда и должны были доставить большую часть товара возчики из Глассфорджа. Жемчужная Излучина тоже могла похвастаться большим числом домов, чем помнил Даг; она теперь стала практически деревней.

Предусмотрительные возчики, заботясь о своем хрупком грузе, остановили фургоны на широкой площадке, где можно было разъехаться со встречными. Вверх по холму по двое в ряд поднимались всадники – по-видимому, отряд дозорных из лагеря Жемчужная Стремнина. Дюжина мужчин, вдвое меньше женщин – обычное подразделение. Даг поставил Копперхеда позади фургона Таннера и, прищурившись, глянул на дорогу. Вместо того чтобы, поддавшись первому импульсу, широко распахнуть свой Дар, он его закрыл. Видеть можно и глазами.

Еще только отправляются в поход, решил Даг, когда всадники стали цепочкой объезжать фургоны – у них был слишком опрятный и отдохнувший вид, чтобы было иначе. Даг подавил обычный для командира порыв проверить состояние оружия, а также каждого коня и каждого всадника. Это больше не его дело…

Командир отряда, едва удостоивший взглядом фургоны, оживился, увидев Дага, и направил к нему своего коня. Даг слегка приоткрыл Дар, только чтобы не позволить Копперхеду лягнуть незнакомого коня.

– Гонец? – спросил командир отряда, подтянутый пожилой дозорный с проницательным взглядом.

Понятно: почему бы иначе Страж Озера ехал один, а если новости, которые мог нести Даг, оказались бы плохими, отряду, возможно, следовало бы заняться более срочным делом, чем обычный дозор. Командир явно не связывал Дага, одетого, как Страж Озера, на боевом коне, с теми крестьянскими фургонами, с которыми пришлось разминуться его отряду.

Даг поднес руку к виску в вежливом приветствии, но ответил:

– Нет, сэр. Просто еду мимо.

Дозорный вздохнул с облегчением.

– Есть какие-нибудь новости с севера?

Он имел в виду новости, имеющие значение для его отряда, новости дозорных.

– Все было спокойно, когда я проезжал Глассфордж три дня назад.

Командир кивнул. Ему явно хотелось задержаться и более подробно обменяться новостями, но последний всадник его отряда миновал фургоны и послал коня в галоп, чтобы занять свое место в строю; поэтому командир только вернул приветствие и сказал:

– Ну, тогда безопасного путешествия тебе.

– Вам тоже. Удачной охоты.

Дозорный подмигнул и поскакал догонять отряд.

Даг занял прежнее место рядом с облучком, на котором сидела Фаун. Она повернулась на сиденье, глядя вслед удаляющемуся отряду, потом посмотрела на Дага. В ее больших темных глазах он прочел беспокойство, хотя и не был уверен в его причине.

Таннер тоже с любопытством глянул через плечо.

– Так значит, все эти дозорные отправились выслеживать зловредных привидений, верно? С этим их… как его… Даром?

– Да, – ответил Даг. – Дозорные из лагеря Жемчужная Стремнина ответственны не за такую большую территорию, как из Хикори – моего… бывшего моего лагеря. Там живет восемь или девять тысяч человек – Хикори самый большой лагерь в Олеане. Сомневаюсь, чтобы в Жемчужной Стремнине набралось восемь или девять сотен. Они могут отправить два или три отряда, едва ли более крупные силы. Однако их самая важная задача в другом: обеспечивать работу переправы на случай, если в ней возникнет необходимость. Если бы Злой из окрестностей Глассфорджа стал представлять опасность… то есть большую опасность… может быть, пришлось бы посылать за подмогой в лагеря к югу от реки Грейс. Или наоборот – если бы неприятности случились здесь.

– Так же как лагерь Хикори послал Дага с большим отрядом на запад, чтобы расправиться со Злым, который появился в Рейнтри пару месяцев назад, – пояснила Таннеру Фаун и в ответ на его вопросительный взгляд принялась описывать летнюю кампанию, пусть и без подробностей и в выражениях, понятных крестьянину, – в конце концов она и сама была крестьянкой. Это вызвало новые вопросы; Даг в благодарном молчании слушал ответы Фаун, изредка подтверждая ее слова кивком. Такая плодотворная беседа продолжалась, пока фургоны не достигли конца длинного откоса и не выехали на узкую речную пойму.

Доехав до перекрестка, Даг сказал:

– Фаун, ничего, если ты на какое-то время останешься с Витом? Я хотел бы нанести визит. – Он кивком показал на дорогу, уходящую вверх по течению.

– Конечно. Это тот самый лагерь, где были Саун и Рила?

Сауном и Рилой звали двоих дозорных, пострадавших в схватке у Глассфорджа: сюда их отправили на поправку, как в ближайший лагерь. Саун был собственным напарником Дага, а с Рилой Фаун более или менее подружилась, пока та лежала на постоялом дворе со сломанной ногой.

– Да, – ответил Даг.

– У тебя там друзья? Или ро… – Последнее слово – «родичи» – Фаун не договорила.

– Сам не знаю, – сказал, не обращая внимания на ее запинку, Даг. – Я давно здесь не бывал. Вот я и подумал – стоит узнать. – На самом деле его желание было вызвано не этим, но обсуждать истинную причину при Таннере Дагу не хотелось… особенно учитывая, что в успехе своей затеи он сомневался. – Я потом разыщу вас. Поездка может занять какое-то время. Держись рядом с Витом, хорошо?

– Даг, мне вовсе не нужна постоянная охрана братца.

– Кто сказал, будто я считаю, что это за тобой нужно присматривать?

На щеке улыбнувшейся Фаун появилась ямочка; Даг подмигнул ей с более веселым видом, чем то соответствовало бы его чувствам. Фургоны свернули на дорогу, идущую вниз по течению к Жемчужной Излучине; Даг направил Копперхеда в противоположном направлении.

Миновав отмели и поднявшись на холм, Даг оказался на краю лагеря; он слегка приоткрыл Дар, только чтобы его смогла узнать охрана, если таковая имелась. Он ощутил безмолвный вопрос и, подняв глаза, увидел двоих Стражей Озера, сидящих на пнях у обочины дороги. Старик вытесывал колышки, и у его ног громоздилась кучка вытесанных за утро; до Дага донесся приятный запах свежих стружек. Молодая женщина плела корзину из ивовых прутьев, однако лук и колчан были у нее под рукой. Оба дозорные – выполняют легкие дела по лагерю…

Даг натянул поводья и кивнул.

– Привет.

Старик поднялся на ноги.

– Добрый тебе день. – Даг заметил в его взгляде легкое сомнение, пока Страж Озера оглядывал его с ног до головы. Потом на его лице появилась тревога. – Ты что, гонец?

– Нет, сэр, просто оказался поблизости. Не скажете ли вы мне, где найти командира лагеря и кто сейчас занимает этот пост?

Молодая женщина, хмурясь, взглянула на крюк, вокруг которого были обмотаны поводья, и Даг поспешил опустить левую руку, чтобы протез не бросался в глаза. Старик посоветовал Дагу поискать Амму Оспри в третьем шатре слева от расколотого молнией дуба, и Даг, не желая оказаться втянутым в разговор, подхлестнул Копперхеда. Его Дара коснулось легкое «Проезжай, друг».

При виде знакомого домашнего окружения Даг испытал смесь облегчения и тревоги. Между деревьями виднелись шатры – обычные бревенчатые строения с поднятыми с одной стороны – обычно выходящей к реке – тентами. Кое-где группами росли фруктовые деревья, под ними стояли ульи, на веревках сушилось белье. Пахло дымом, готовящейся на очагах едой, коптящимся мясом. Издалека долетел менее приятный запах – где-то дубили кожи. С десяток черно-белых кур с квохтаньем что-то клевали на дороге, и Копперхед вскинул голову и фыркнул.

На берегу у самой воды двое мужчин сооружали лодку, заколачивая соединяющие доски колышки. Двадцати пяти футов в длину, широкое в середине суденышко явно предназначалось для перевозки товаров по реке; доски корпуса выглядели явно изготовленными не вручную. Из таких же материалов были построены и некоторые более новые шатры; должно быть, фермеры из Опоссумьей Пристани или Жемчужной Излучины построили лесопилку на одном из притоков реки.

Даг узнал штабной шатер по коновязи перед ним и отсутствию очага для готовки и веревок с выстиранным бельем. Строение могло похвастаться окнами из привезенного из Глассфорджа стекла; в этот последний теплый день осени окна были распахнуты. Даг спешился, привязал коня и снова слегка приоткрыл Дар. В шатре находились двое, и у обоих Дар был закрыт. До Дага долетел резкий женский голос:

– Если мы снимемся с места и перенесем лагерь и переправу на милю, а лучше на пять миль выше по течению, мы избавимся от этих проклятых стычек.

– И лишимся остатков возможности торговать: все торговцы поедут по большаку к Излучине и ее парому. Мы и так уже несем убытки, – ответила другая собеседница. У нее был более низкий и теплый голос – голос немолодой женщины.

– Ну и пусть. Торная дорога для наших дозорных и вьючных животных не нужна.

– Амма, три четверти доходов лагеря дают фермеры, пользующиеся нашей переправой. И именно этими деньгами мы расплачиваемся: ведь все – от муки до подков – мы теперь получаем со складов Жемчужной Излучины.

– Так не должно быть. Твои слова только подтверждают мою точку зрения.

Повисло мрачное молчание. Когда ни одна из женщин его не нарушила, Даг поднялся на деревянное крыльцо и постучал, еще плотнее закрыв свой Дар.

– Это ты, Верел? – откликнулся первый голос. – Входи. Когда ты собираешься отпустить тех двоих?.. – Высокая широкоплечая женщина, опиравшаяся бедром о дощатый стол, обернулась к вошедшему. Даг поднес руку к виску в вежливом приветствии. Ему было нетрудно определить, что это и есть командир дозорных, – женщина была в штанах для верховой езды, потертом кожаном жилете и с длинным ножом за поясом. Вид у нее был встревоженный. Шатер, как и полагается штабу, был полон снаряжения и раскиданных по столу карт; полки вдоль стен ломились от свитков с отчетами. Другая женщина в помещении была примерно того же возраста; она была более дородной и носила юбку. Судя по тому, что держала она себя не менее властно, чем командир, она, должно быть, была кем-то из глав кланов.

– Что еще? – рявкнула командир, в голосе которой прозвучало давно накопившееся раздражение. Губы ее сложились для следующего вопроса.

– Я не гонец, мэм, – поспешил заверить ее Даг, и женщина с облегчением кивнула. – Я просто ехал мимо. Меня зовут Даг Блуфилд. – Обе женщины недоуменно посмотрели на него. Блуфилд не было именем Стража Озера, да и своего лагеря Даг не назвал. Прежде чем они успели начать выяснять эту странность, Даг торопливо продолжал: – Я хотел поговорить насчет разделяющего ножа, но могу заглянуть и позднее.

На лице командира отразилось непонятное Дагу прозрение.

– Нет, нет, если ты что-то видел, я определенно хочу услышать обо всем сейчас. Садись, мы скоро начнем. – Она показала на скамью у задней стены. – Прошу прощения. Я думала, что пришел целитель, за которым мы послали.

Похоже, возникла путаница, однако прежде чем Даг успел открыть рот, чтобы объясниться, другая женщина выглянула в окно и сказала:

– Ах, вон они идут. Отсутствующие боги, какой же потрепанной и несчастной выглядит эта парочка!

– Они станут еще потрепаннее и несчастнее, когда я с ними разделаюсь. – Амма Оспри заправила за ухо прядь седых волос, выбившуюся из косы, скрестила руки на груди и сжала губы.

В дверь, хромая, вошли двое молодых людей. Один был рыжий коротышка крепкого телосложения; правая кисть его была забинтована, а рука покоилась на перевязи; светлую кожу лица сплошь покрывали синяки. Чистая рубашка парня не сходилась на груди – должно быть, была позаимствована у кого-то из друзей, а штаны, не отличавшиеся чистотой, украшали пятна засохшей крови. Шел парень, сгибаясь на один бок.

Вошедший следом его товарищ был темноволос и высок; он казался постарше, но все равно, на взгляд Дага, выглядел совсем юнцом. На его лице синяков оказалось еще больше, один глаз заплыл, нижняя губа распухла. Под порванной рубашкой виднелась повязка, стягивавшая, должно быть, сломанные ребра. Два длинных пореза на левой руке были зашиты черными нитками. Правой рукой парень тяжело опирался на палку; кулаки его носили следы изрядной потасовки.

Все ясно: дозорные, которые накануне проиграли схватку. Подрались друг с другом? Обе женщины, находившиеся в шатре, наградили попытавшихся встать по стойке смирно парней одинаково ледяными взглядами. Рыжий коротышка попытался улыбнуться, но его улыбка быстро увяла при виде нахмуренных бровей командира. Даг устыдился своего любопытства. Ему следовало бы извиниться и уйти… Вместо этого он отодвинулся в тень, как охотник, притаившийся в высокой траве, тихий и незаметный.

– Не самая мелкая ваша провинность, – резко сказала Амма Оспри, – в том, что сегодня утром пришлось отозвать двоих ваших товарищей из отпуска, чтобы они заняли ваши места в отряде. Не забудьте попросить у них прощения, когда они вернутся.

Дагу в свое время приходилось такое переживать – сокращать и без того короткий отпуск, чтобы заменить заболевшего, раненого или находящегося в трауре.

Темноволосый парень приуныл еще больше, но рыжий вызывающе поднял голову и попытался оправдаться:

– Но начали ведь не мы! Мы просто…

Амма Оспри подняла руку, заставив его умолкнуть:

– Ты еще сможешь высказать свою точку зрения, Барр, обещаю. – Это прозвучало скорее как угроза, чем как обещание; так или иначе рыжий коротышка сник.

По деревянному крыльцу протопали чьи-то ноги, и дверь снова распахнулась. Вошла широкоплечая женщина, кивнула двум другим и кинула на парней хмурый взгляд. Судя по желтым кожаным перчаткам, засунутым за пояс, и сапогам на толстой подошве, это была паромщица; по тому, как держалась эта пожилая женщина, Даг счел ее и хозяйкой парома. Из-за пояса она вытащила какой-то сверток и сказала:

– Это я нашла в лесу около Опоссумьей Пристани.

– Ох, замечательно! – воскликнула Амма. – Ремо, остальное у тебя?

Темноволосый парень прохромал к столу, вытащил из-за пазухи что-то, завернутое в ткань, и неохотно передал командиру. Амма развернула оба свертка. Даг встревожился, разглядев обломки разделяющего ножа из белой кости. Предполагалось, что такой нож ломается, когда отдает свою ношу смертности Дару Злого, однако у Дага возникло нехорошее подозрение: тут дело было не в Злом, потому что тогда оба дозорных были бы гораздо жизнерадостнее. Амма Оспри быстро сложила вместе обломки.

– Теперь на месте все, Исси, – сообщила она. Хозяйка парома с удовлетворением кивнула; даже темноволосый Ремо с облегчением перевел дух.

– У нас есть кворум, – сказала женщина в юбке, и трое членов совета расселись – двое на стульях, Амма снова на кромке стола. Молодым дозорным сесть не было предложено.

– Хорошо, – мрачно сказала им командир, – давайте объясняйте. Как все это началось?

Дозорные обменялись унылыми взглядами. Ремо с распухшей губой ткнул покрытой синяками рукой в сторону своего сотоварища и выдавил:

– ‘Овори ‘ы, ‘Арр.

Барр сглотнул и начал:

– Началось-то все хорошо, будь оно проклято! Когда последняя баржа с углем пыталась пройти мимо Стремнины по низкой воде десять дней назад, дно ее оказалось пробито, и уголь на полмили рассеялся по перекатам. Мы с Ремо взяли лодку, чтобы подобрать тех из команды, кто застрял на камнях. Троих спасли, наверное, – по крайней мере так они, похоже, считали. Отвели их в таверну в Жемчужной Излучине, жалких, как мокрые крысы, высушили… хотя бы снаружи. Так или иначе, угостили они нас выпивкой. Раз уж все спаслись, они надумали это отпраздновать и повеселиться… ну, кроме хозяина баржи, который лишился всего груза… так что кое-кто из матросов с парусных лодок и с барж затеял игру.

– Вы же знаете, что не должны играть в азартные игры с фермерами. – В голосе Аммы Оспри прозвучала угроза. Стражей Озера всегда винили в том, что они выигрывают с помощью колдовства, – правда, только в тех случаях, когда из-за невезения или неумения им случалось выиграть.

– Я и не и’рал, – запротестовал Ремо.

– Это была борьба! – воскликнул Барр. – С парой матросов… И что бы они ни говорили, мы не жульничали – хотя я вполне мог, чтоб им провалиться! – Возмущение невинно обвиненного заставило его голос зазвенеть, и Даг, все еще тихо сидевший на скамье, с трудом сдержал улыбку. – Они так меня разозлили, – продолжал Барр, – что я сказал им: мы и вправду колдуем, но они могут защититься от зловредных происков Стражей Озера металлическими шлемами – вроде тех, что бывают видны на разбитых статуях древних воинов: для того они тогда и были нужны. И дураки-фермеры купились! На следующий день половина матросов из Опоссумьей Пристани щеголяла, напялив на головы кухонные горшки и тазы. Это было… это было… – Барр задохнулся от мстительной радости при воспоминании. – Это было великолепно! – Парень попытался выпятить подбородок, но тут же поморщился и стал тереть свои синяки.

– Так вот откуда пошла вся эта чушь! – воскликнула паромщица Исси. Голос ее дрожал от смеха, хотя она изо всех сил пыталась изобразить гнев. Она отвернулась от провинившихся и стала тереть лицо, пока с него не исчезли все следы ухмылки. Даг, который хорошо мог представить себе толпу наивных, устрашенных Стражами Озера матросов, разгуливающих по Пристани в звякающих доморощенных шлемах, прижал ладонь к губам.

«Ах, оказаться бы здесь на прошлой неделе!»

– Я просто слегка уравновесил весы, – продолжал Барр. – Вы же знаете, как много мы делаем для этих тупых фермеров и как мало мы видим от них благодарности. Да это никому и не вредило, пока твои девицы не рассказали им, что это все розыгрыш.

Паромщица вздохнула.

– Моим девочкам потребовалось почти три дня, чтобы уговорить матросов бросить их глупости, да и то некоторые так и не пожелали расстаться со своими шлемами. Ну а остальные, – задумчиво добавила она, – изрядно взбеленились. Жители Пристани, да и старые речники вдоволь над ними посмеялись.

Амма Оспри потерла переносицу.

– Несмотря ни на что, думаю, вода все унесла бы вниз по течению при следующем паводке, если бы вы, безответственные дураки, не отправились туда прошлым вечером и снова их не раздразнили. Почему?..

– Я попался на крючок, – уныло признался Барр.

– ‘Оворил ведь тебе, – буркнул его напарник, вытаращив здоровый глаз.

– Так в чем было дело? – потребовала ответа Амма.

Барр молчал еще более уныло.

– Я слышала одну версию происшествия сегодня утром на пристани, – вмешалась паромщица. – Лучше, если ты сам все расскажешь.

Барр совсем съежился.

– Расскажи правду, чего уж, – пробубнил Ремо. – Хуже, чем мне, тебе не будет.

Барр совсем сник. Голосом, который, казалось, исходил откуда-то из его колен, он сказал:

– Девчонка с баржи назначила мне свидание… В лесу за Пристанью.

Ледяное молчание, последовавшее за этим признанием, нарушила Амма Оспри.

– Где и когда она тебя пригласила?

– У переправы в Опоссумьей Пристани… вчера днем. – Барр вызывающе обвел взглядом осуждающие лица. – Она прямо горела. Я не думал, что она врет. Ну вы же знаете, как эти крестьянские девчонки иногда вешаются на шею дозорным.

– Предполагается, что вы должны их отваживать, – суровым голосом сказала женщина в юбке.

– ‘Оворил же я, что это запа’ня, – мрачно глядя на напарника, заявил Ремо. – А он – «Нет, ‘акое ‘ыло ‘ы ‘слишком очевидно!»

Лицо Барра там, где его не покрывали синяки, покраснело.

– Я не просил тебя ходить со мной.

– Ты мой на’арник. Я ‘олжен ‘рикрывать ‘вою спину.

Барр глубоко вздохнул, потом выдохнул воздух, ничего Ремо не возразив.

– На меня в темноте накинулись шестеро матросов с баржи. У меня никакого оружия не было, у Ремо тоже. Сначала матросы работали кулаками и палками. Потом, когда мне на помощь пришел Ремо и дело повернулось в нашу пользу, один из матросов вытащил нож. Ремо должен был воспользоваться своим ножом, чтобы защититься, – больше у нас ничего не было, кроме голых рук!

– Ты обнажил заряженный разделяющий нож в обычной потасовке. – Голос Аммы Оспри был холоднее и тяжелее зимнего льда.

– Лучше бы я ‘рался голыми ‘уками, – пробормотал Ремо и добавил совсем тихо: – Или ‘одставил шею…

Дагу все было ясно, и он почти жалел об этом. Он смотрел на обломки светлой кости, разложенные на дощатом столе. Сердце у него болело за этих двух молодых глупцов. Обхватив себя правой рукой, он стал ждать, что будет дальше.

– Ну вот мы и добрались до главного, – сказала Амма Оспри. – Почему вообще ты взял с собой прошлой ночью разделяющий нож, хотя знал, что в дозор отправишься только сегодня?

На лице Ремо было написано страдание, не имевшее никакого отношения к синякам.

– Он… он ‘ыл новый. Мне его ‘олько что ‘али. Я хотел ‘ривыкнуть к нему…

Картина была ясна. Даг хорошо знал, какое возбуждение и гордость испытывает молодой дозорный, которому в первый раз доверили разделяющий нож. Обычно такая гордость отрезвляла и вместе с личным горем порождала всепоглощающую решимость быть достойным подобного посмертного доверия.

«Ох…»

Даг подумал, что суровая внешность женщин скрывает такие же переживания.

– И тут эти проклятые матросы, эти проклятые фермеры разломали его на куски, – продолжал Барр, и в его голосе зазвенело воспоминание о тогдашней ярости. – Ну и мы оба накинулись на них. Я даже не помню, как это случилось. – Парень коснулся руки на перевязи. – Они струсили и разбежались. Некоторые до сих пор бегут, насколько мне известно.

Это Даг тоже мог себе представить: ярость, ужас, чувство страшной вины привели к такой потере власти над собой, что она ужаснула, должно быть, самих страдальцев не меньше, чем их жертв.

«Дозорный никогда не должен терять власти над собой. Особенно, когда рядом фермеры».

Это вдалбливалось дозорным, но иногда недостаточно глубоко. Ведь когда подобное случалось, плохо приходилось всем: испуганные фермеры платили сторицей.

– Твоя прапрабабка Грейджой не ради такой судьбы поторопилась умереть, – сказала женщина в юбке. – Она могла бы прожить еще несколько месяцев, если бы не боялась умереть во сне.

Лицо Ремо сделалось из красного белым.

– Знаю… – Парень изо всех сил закрывал свой Дар, но тело выдавало его: он дрожал, как при невыносимой физической нагрузке.

– Я собиралась сама отнести обломки твоим родителям, но, пожалуй, это следует сделать тебе.

Ремо закрыл глаза.

– Да, мэм, – прошептал он мертвым голосом. Барр не произнес ни звука.

Амма Оспри показала на Дага.

– Теперь ты, сэр. Как я понимаю, ты вчера был в Опоссумьей Пристани. У тебя есть какая-то информация по этому делу?

Исси уставилась на незнакомца; она должна была знать, что он не переправлялся через реку с прошлого вечера. Бросив взгляд на его протез, она спросила:

– Я тебя знаю, дозорный?

Даг смущенно откашлялся и поднялся.

– Прошу прощения, командир. На самом деле я только что приехал из Глассфорджа и пришел к тебе совсем по другому делу. Впрочем, не думаю, что сейчас для него подходящий момент.

Недовольный взгляд Аммы подтвердил его мнение, но в этот момент Исси щелкнула пальцами.

– Я тебя видела! Ты обычно ездил с Мари Редвинг из лагеря Хикори. Ты ведь ее племянник, верно?

Да, Исси и Мари вполне могли быть ровесницами, знакомыми, даже подругами, кто знает?

– Да, мэм.

Женщина в юбке сказала:

– Но он сказал, что его зовут Даг Блуфилд.

– Я недавно женился, мэм.

– Что это за имя?.. – начала женщина в юбке.

Двое молодых дозорных озадаченно посмотрели друг на друга. Барр выпалил:

– Сэр! Ты не Даг ли Редвинг Хикори, напарник Сауна? Который убил Злого у Глассфорджа – в одиночку?

Даг вздохнул.

– Нет, не в одиночку. – Ну да, эти двое как раз такого возраста и наклонностей, чтобы стать приятелями Сауна, пока тот поправлялся здесь прошлой весной. Даг поморщился при мысли о том, какого рода истории о нем Саун мог рассказывать, чтобы развеять скуку и развлечь новых друзей. Даг видел, как его надежда на анонимность испаряется, словно утренняя роса, под взглядами этих двух пар заинтересованных глаз.

Командир Оспри заморгала.

– Тогда ты также тот Даг Редвинг, который возглавил силы лагеря Хикори в Рейнтри пару месяцев назад и уничтожил ужасного Злого, с которым там никак не могли справиться?

Даг стиснул зубы.

– К тому времени я был уже Дагом Блуфилдом, мэм.

– В последнем отчете Громовержца для дозорных назван командир Даг Редвинг.

Ах вот как распространяются новости… Да, из-за того, что они задержались в Вест-Блю, официальный отчет успел опередить Дага. Громовержец времени не терял.

– Тогда Громовержец назвал меня неправильно, – предположил Даг, – возможно, по привычке. Я восемнадцать лет был под его командой как Даг Редвинг. Я входил в его отряд еще до того как он возглавил всех дозорных лагеря Хикори.

– Э-э… так что же у тебя за дело?

Даг заколебался.

Амма нетерпеливо взмахнула рукой.

– Выкладывай, и давай закончим. Что бы это ни было, хуже того, что я услышала сегодня утром, уже не будет.

Даг кивнул, стараясь справиться с неожиданным поворотом событий: его репутация опередила его, пусть отчасти это и было следствием преувеличенных рассказов Сауна. Впрочем, может быть, это и сослужит ему службу…

– Я покинул лагерь Хикори по собственным делам после… и из-за кампании в Рейнтри. За несколько следующих месяцев я намерен посетить многие места. Свой последний заряженный нож я израсходовал на Злого из Глассфорджа, а другого еще не приобрел. Не требуется участвовать в дозоре, чтобы столкнуться со Злым, – когда я в одиночку ездил гонцом в Сигейт, я однажды обнаружил еще сидячего Злого, который мог вырасти в очень опасную тварь, прежде чем его обнаружил бы какой-нибудь отряд. С тех пор я взял за правило никогда не путешествовать безоружным. Я знаю, что иногда люди завещают заряженные ножи дозорным вообще, чтобы вооружить тех, кто их не имеет. Вот я и хотел бы узнать, нет ли у вас такого ножа. – Взгляд Дага смущенно остановился на обломках ножа на столе; на Ремо он старался не смотреть. – Запасного.

Амма Оспри скрестила руки на груди.

– А почему ты не обзавелся ножом прежде, чем покинуть лагерь Хикори? – На лице женщины в юбке тоже появилось вопросительное выражение.

Потому что он все еще был болен и расстроен, да и без сил… и многого не предвидел.

– Тогда еще мои планы не определились.

– Какие планы? – спросила Амма.

– Я собираюсь спуститься по реке до Греймаута, а весной вернуться. Что я буду делать после этого… не уверен. Может быть, тогда я смогу вернуть одолженный нож, если не повстречаюсь со Злым. – А если повстречается и использует нож, никому и в голову не придет желать для ножа лучшей судьбы. – Я обещал своей жене показать ей море, – тихо закончил Даг.

Женщина в юбке потерла губы.

– Погоди-ка. Так ты тот самый Даг Редвинг, которого только что изгнали из лагеря Хикори за связь с какой-то крестьянской девчонкой?

Даг резко вскинул голову.

– Я не был изгнан! Откуда ты услышала такую ложь?

– Ну… – женщина помахала рукой, – не то чтобы изгнан… Однако в решении совета лагеря о счастливом расставании не говорилось.

Чтобы получить время собраться с мыслями и взять себя в руки, Даг коснулся виска и сухо произнес:

– У тебя преимущество надо мной.

Женщина в юбке показала на себя.

– Ниси Сэндвиллоу. Председатель совета лагеря в этом сезоне.

Значит, она старшая из глав шатров – именно из них с помощью ротации избираются члены совета лагеря. Командир дозора – постоянный член совета, да и хозяйка парома, наверное, тоже. Таким образом, сегодняшнее расследование вдвойне важно – и для дозора, и для совета разом. Однако это означает, что одной из обязанностей Ниси Сэндвиллоу является получение и передача новостей от других советов по всей Олеане, так же как обязанностью Аммы Оспри – следить за событиями в дозоре.

– Мнение совета лагеря Хикори в моем случае разделились, – осторожно сказал Даг.

– Но обвинение все-таки было.

Даг не обратил на эти слова внимания.

– Пакона Пайк – руководительница совета Хикори этим летом – была не на моей стороне. Однако я не могу поверить, чтобы она настолько исказила факты.

– Факты, которые она сообщила, заключаются в том, что ты явился в лагерь, опоздав с возвращением из отпуска, в сопровождении какой-то крестьянской девчонки и со свадебной тесьмой на руке, которую вы с ней каким-то образом соорудили, и стал утверждать, что это твоя жена, а не просто шлюха. В письме содержится предупреждение всем советам лагерей остерегаться подобного жульничества.

Даг мрачно закатал левый рукав.

– Я утверждаю, что это настоящая тесьма, и так же думают многие, включая Громовержца. Смотрите сами. Эту тесьму изготовила Фаун.

Он ощутил, как Дар собравшихся коснулся тесьмы и живого Дара Фаун в ней и тут же отпрянул. Женщины выглядели растерянными, молодые дозорные – смущенными. Все это очень напоминало разбирательство в лагере Хикори, и Даг с горечью вспомнил о том, почему покинул родной лагерь.

– И Фаун – не какая-то крестьянская девчонка, – с жаром продолжал Даг. – Именно ее рука нанесла удар Злому около Глассфорджа, хоть и моим ножом. Там была свалка, признаю, но не могу поверить, чтобы история дошла до вас такой искаженной, потому что и Саун знал правду, и Рила тоже.

– Хм-м… – Амма Оспри потерла подбородок. – Насчет свалки я верю.

– Это к делу не относится, – бросил Даг. – Есть у вас разделяющий нож, который вы могли бы одолжить?

– Хороший вопрос, Даг Редвинг Блуфилд-кто-то-там, – сказала Амма. – Ты все еще остаешься дозорным или нет?

Даг заколебался. Он мог сказать, что еще не поправился после ранения или находится в длительном отпуску… или в отпуску на время разбора его дела – уж этому-то они поверили бы! Однако, чтобы не запутаться в полуправдах, лгать ему не хотелось.

– Нет. Я подал в отставку. Правда, Громовержец дал мне понять, что если я захочу вернуться, место для меня он найдет.

– А как насчет твоей… крестьянки? – спросила Ниси Сэндвилоу.

– Это и был камень преткновения. Один из них.

Амма оглянулась на слушавших разинув рты молодых дозорных; теперь они уже опирались друг на друга, еле держась на ногах. Даг снова пожалел о присутствии этих свидетелей, потому что Амма, принимая решение, конечно, учтет, какое оно произведет впечатление на парней. По крайней мере сам Даг, пока оставался командиром, никогда не упустил бы такой возможности.

– Такие ножи завещаются дозорным, и именно дозорным Жемчужной Стремнины. Спросить мертвых, пожелают ли они сделать исключение, я не могу. Как хранительница я вижу свой долг в том, чтобы сберечь их для своего отряда – особенно потому, что может случиться нехватка.

Ремо поморщился.

«Их…» Значит, не то чтобы у нее оставался последний… Она могла бы одолжить нож и все же не лишить оружия собственных дозорных.

«Но не мне. И не сегодня».

Даг с огорчением подумал, глядя в решительное лицо Аммы, что, если бы он с той же просьбой обратился накануне, до того как начались все неприятности с матросами, весы могли бы качнуться в другую сторону. Он с новой неприязнью глянул на двоих жалких нарушителей.

Были, конечно, другие источники, другие лагеря Стражей Озера вниз по реке. Ему просто придется попытать счастья где-то еще.

– Понятно. Не буду больше отнимать у тебя время, командир. – Даг коснулся рукой виска и вышел.

6

В пятидесяти шагах вверх по склону от пристани Жемчужной Излучины фургоны остановились перед дощатым сараем, и Фаун вытянула шею, разглядывая строение. Оно, по-видимому, пыталось дорасти до склада, давая отростки: пристройки расползались во все стороны. Вит спрыгнул с облучка переднего фургона, чтобы помочь Хогу дохромать до скамьи, с которой были согнаны двое бездельников; впрочем, Мейп, удостоверившись в их трезвости, тут же нанял их для разгрузки своего хрупкого товара. К удивлению Фаун, из ее фургона был выгружен только верхний ряд ящиков; после этого Вит залез внутрь, Таннер взял вожжи и направил лошадей к реке.

– Куда мы едем? – спросила Фаун.

Таннер кивнул на привязанный к пристани паром, похожий на дверь амбара, уложенную на баржу; только с одной стороны торчало, как короткая толстая мачта, бревно.

– Через реку, потом мимо Стремнины. Эта часть товара предназначена для верховьев.

Что ж, Даг наверняка найдет ее и там. Фаун взялась за повод Вефт, чтобы провести ее по широким сходням на паром; Вит сделал то же самое в отношении Варп. Лошадки сначала отнеслись к парому с сомнением, но потом все-таки поверили в то, что это просто какой-то странный мост, и не опозорили ни себя, ни своего бывшего хозяина, попытавшись заартачиться. Равнодушное спокойствие другой пары коней тоже помогло делу.

Короткая мачта оказалась воротом; вокруг нее был несколько раз обернут толстый пеньковый канат. Один его конец был прикреплен к крепкому дереву на этом берегу, другой, поддерживаемый несколькими поплавками, – к такому же дереву на противоположном берегу реки. Фаун была несколько разочарована, что переправляться им предстоит не на знаменитом пароме Стражей Озера, но с интересом наблюдала, как двое крепких перевозчиков вставили шесты в отверстия ворота и начали его вращать. Вит, не менее ее зачарованный, предложил паромщикам свою помощь и принялся толкать скрипучий шест; канат медленно раскручивался с одной стороны, накручиваясь с другой, и тянул паром через реку. Вода казалась Фаун спокойной и прозрачной, но она так и подпрыгнула, когда ствол вывороченного с корнем дерева, незаметный с поверхности, ударил в борт парома, напомнив о том, что река – это не спокойное озеро. Управлять паромом могло быть не так уж приятно, когда уровень воды повышался и течение становилось быстрым или когда начинались дожди и холода. С середины русла река казалась гораздо более широкой.

– А как же другие суда минуют канат? – спросила Фаун Таннера, глядя, как древесный ствол зацепился за канат, потом поднырнул под препятствие, снова всплыл на поверхность и неуклюже двинулся дальше.

– Паромщикам приходится его снимать, – ответил Таннер. – Они обычно перевозят его туда-сюда на ялике, но когда вода стоит так низко, никто не пересекает перекаты, так что канат просто остается укрепленным все время.

Когда паром ткнулся носом в противоположный берег, перевозчики выдвинули сходни, и Фаун с Витом повторили процедуру – успокоили лошадей и благополучно, хотя и с грохотом, выкатили фургон на твердую землю. Брат и сестра уселись рядом с Таннером, и тот направил упряжку по ухабистой дороге вверх по течению.

Когда они достигли вершины холма, Фаун с предвкушением принялась разглядывать баржи, привязанные к деревьям за Опоссумьей Пристанью. Они были совершенно не похожи на грациозные остроносые узкие лодки Стражей Озера; баржи напоминали хижины, установленные на больших плоских ящиках, – не слишком-то красивые. На некоторых даже имелись очаги с каменными трубами, из которых вился дымок. Все это выглядело так, словно какая-то деревня неожиданно решила отправиться к морю, и Фаун улыбнулась, представив себе, как какой-то домик удирает от своих изумленных хозяев. Люди все время убегали из дому; так почему бы не случиться и обратному? На одной из этих барж они с Дагом проделают весь путь до Греймаута. Все вместе отправятся в бегство… Улыбка Фаун погасла.

Однако даже такие мысли не могли умерить ее любопытство, и когда Таннер остановил фургон перед еще одним сараем-складом, Фаун выпрыгнула на землю и сказала брату:

– Я собираюсь пойти посмотреть на баржи.

Вит бросил на нее огорченный взгляд, но, хоть и позавидовал, отлынивать от дела не стал: откинул задний борт и принялся таскать ящики.

– Будь осторожна, – крикнул он вслед сестре – скорее, решила она, с завистью, чем с беспокойством.

– Я буду все время на виду! – Фаун с трудом удержалась от того, чтобы не пуститься вприпрыжку: в конце концов она теперь солидная замужняя женщина. К тому же это было бы жестоко по отношению к Виту; несмотря на это соображение, Фаун все-таки позволила себе немножко пробежаться.

Добравшись до берега, она отдышалась и стала с интересом оглядываться. Людей вокруг оказалось меньше, чем она ожидала. Она заметила нескольких парней у склада и еще нескольких – на пристани, которая, как рассказал ей Таннер, служила для речников местом торговли. Некоторые дома хутора, скрытые от ее взгляда еще не совсем облетевшими деревьями, были, должно быть, тавернами. Наверное, мужчины с барж отправились охотиться в холмы, чтобы пополнить запасы провизии во время вынужденной задержки. Еще несколько человек удили рыбу с бортов барж; один из них почему-то напялил на голову, как шлем, железный котелок. Фаун не могла догадаться, зачем: может быть, он проиграл спор? Несколько человек, сидя на плоской крыше хижины, во что-то играли; похоже, в кости, хотя с такого расстояния Фаун и не могла разглядеть все в точности. Один из игроков оглянулся, заметил Фаун и собрался, похоже, отпустить какую-то грубую шуточку, но в это время игра закончилась, начались споры, и он отвернулся. Из хижины на одной из барж вышла женщина и выплеснула за борт содержимое горшка – привычный домашний жест…

Фаун пошла вдоль берега, высматривая подходящее для них судно. Некоторые имели длинные надстройки, явно не оставляющие места для коня; на других уже была всякая живность – Фаун заметила четырех волов, спокойно жующих жвачку на корме одной из барж; значит, крупных животных на борт брали, но тут все было уже заполнено. Почти на всех судах имелись курятники, кое-где на палубах на солнышке дремали собаки; правда, ни одна из них не стала облаивать Фаун. Все же нужно было выбрать что-то подходящее… Парень, сидевший на бочонке на носу одного из суденышек, сдвинул на затылок потрепанную шляпу и ухмыльнулся, показав отсутствие половины зубов.

– Вы берете пассажиров? – окликнула его Фаун.

– Тебя бы я взял, малышка!

Фаун нахмурилась.

– Речь идет обо мне, моем муже и его коне.

Парень церемонно сорвал с головы шляпу, открыв жирные волосы.

– Ах, мужа и его коня лучше оставить на берегу. Держу пари: со мной ты прокатишься лучше! Если ты… Ой! – Парень прижал руку к макушке, от которой с явственным «щелк» отскочила непонятно откуда прилетевшая деревяшка. Посмотрев налево, парень пожаловался: – Ну и зачем ты это сделала? Я только пытался быть любезным…

На крыше каюты привязанной рядом баржи в качалке сидела женщина в домотканой юбке и что-то выстругивала из дерева. Присмотревшись, Фаун обнаружила, что это совсем молоденькая девушка, довольно тощая, с прямыми светлыми волосами, выбившимися из завязанного на затылке хвоста. Выражение ее голубых глаз было сердитым.

– Чтобы напомнить тебе, дураку, что следует вести себя прилично, – резко сказала девушка. – А теперь извинись, Джос.

– Прошу прощения, хозяйка Берри.

По воздуху пролетела еще одна деревяшка, увернуться от которой Джос не сумел.

– Ой!

– Перед ней извинись, безмозглый!

Джос натянул на голову шляпу – чтобы, по-видимому, было что снять перед Фаун.

– Прости, мисс… миссус, – пробормотал он и нырнул в каюту – чтобы избежать нового обстрела.

– Болван, – спокойно подытожила девушка.

Фаун прошла еще немного по берегу; она с интересом отметила, что если суденышко Джоса сидело на мели, то баржа Берри, стоявшая на якоре ниже по течению, была на плаву. И на корме у нее имелся пустой загон для скота, а от курятника, вокруг которого клевали зерна несколько несушек, совсем не воняло: кто-то его регулярно чистил. Уперев руки в бедра, Фаун запрокинула голову и еще раз посмотрела на хозяйку баржи, которая с виду была ненамного старше ее.

– Что это ты вырезаешь? – окликнула девушку Фаун.

Девушка показала ей закругленный брусок.

– Поплавки. Из тополя получаются хорошие поплавки. Годятся и другие мягкие сорта дерева.

Фаун кивнула. Ее обнадежила общительность девушки: недовольное выражение ее лица сменила улыбка. Берри могла ведь просто буркнуть «поплавки», а то и «не твое дело».

– Так что… берешь ты пассажиров?

Светловолосая девушка наклонилась вперед, чтобы лучше рассмотреть Фаун.

– Да не собиралась… Я планирую поторговать, спускаясь по реке, так что буду делать много остановок. Путешествие было бы медленным.

– Это ничего. Мы не торопимся. А как далеко ты направляешься?

– Я еще не решила.

– Можно мне заглянуть к тебе на баржу? Я никогда не бывала на судах, – улыбнулась Фаун. Обратиться с подобной просьбой к слишком игривому Джосу она бы не рискнула; ей повезло, что она повстречала женщину.

Девушка склонила голову к плечу, потом кивнула. Сунув свой нож в ножны на поясе, она просто спрыгнула с крыши каюты, не воспользовавшись грубой лестницей из прибитых к стене планок; высота в пять футов ее не смутила, она только сильно согнула колени. Схватив длинную доску, она перекинула ее на берег. Фаун с опасением посмотрела на узкую и прогибающуюся доску, потом затаила дыхание и пробежала по сходням, не свалившись в грязь.

Спрыгнув на палубу, она с интересом огляделась.

– Привет. Меня зовут Фаун Блуфилд.

Девушка поклонилась. У нее были высокие скулы и острый подбородок, что делало ее похожей на дружелюбного хорька. Она оказалась выше Фаун – да и кто бы не оказался? – и, пожалуй, повыше Вита. На ее нежной светлой коже были заметны солнечные ожоги.

– Берри Клиркрик. Я хозяйка этой баржи.

Хозяйка баржи могла быть ее капитаном, владелицей или и тем, и другим; Фаун предположила, что Берри имеет в виду как раз последнее, и порадовалась этому. Берри гостеприимно протянула ей руку – маленькую, но еще более загрубелую, чем ее собственная. Фаун с улыбкой обменялась с Берри рукопожатием.

– А кто живет в загоне? – спросила она, потом разглядела катышки в соломе. – А, коза!

– Наша нянюшка Дейзи. Мой маленький брат пасет ее на берегу.

– Значит, у вас есть свежее молоко. И яйца. – Баржа уже начала казаться Фаун по-домашнему уютной.

– Некоторое количество, – кивнула Берри.

– Я выросла на ферме, рядом с Вест-Блю. – В ответ на непонимающий взгляд Берри Фаун пояснила: – Это к северу от Ламптона. – Судя по выражению лица Берри, она была не особенно сильна в географии, поэтому Фаун добавила: – Ламптон стоит на реке, которая впадает в Грейс у Серебряных Перекатов.

Лицо Берри прояснилось.

– А, у Каменной Вилки. Там такая большая песчаная отмель… Ты ведь умеешь доить козу?

– Конечно.

– Хм-м… – Берри явно колебалась. – Ты и готовить умеешь, я думаю. Ты хорошая повариха?

– По крайней мере так говорит мой муж.

Хозяйка баржи оглядела маленькую фигурку Фаун, рост которой, как той было известно, заставлял ее выглядеть еще моложе, чем в действительности.

– И давно вы поженились?

Фаун покраснела.

– Около четырех месяцев. – За это время столько всего случилось, что, казалось, прошло много больше…

Берри слегка улыбнулась.

– Ну, тогда не знаю, можно ли доверять его мнению. Ладно, иди осмотри баржу.

Низенькая дверь в передней стене каюты вела к лесенке из нескольких дощатых ступенек; внутри было темно. Даже Фаун пришлось нагнуться, чтобы пройти в дверь; Даг тут должен будет складываться чуть ли не вдвое и очень осторожно выпрямляться. Передняя часть каюты была заполнена товарами: мотками пеньковой веревки, рулонами шерстяной и льняной ткани, связками шкур, бочонками и горшками. Фаун почувствовала запах яблок, масла, свиного сала и чего-то, что могло быть медвежьим жиром. Один бочонок был установлен на козлах и имел снизу краник. Из него доносилось довольно зловещее шипение: там бродил яблочный сидр. Еще Фаун разглядела мешки с орехами и копченые окорока, подвешенные к балкам, а по всем углам оказались распиханы бочарные заклепки – явно местные продукты, закупленные где-нибудь вверх по притоку реки Грейс. В одном углу хранились металлические изделия из Трипойнта – от лопат и топоров до иголок и булавок.

– Ты проделала всю дорогу от Трипойнта? – с почтением спросила Фаун, проведя пальцем по новому блестящему плугу.

– Нет, это я закупила на полпути. Мы покупаем в одном месте, продаем ниже по течению в другом – как удается.

Остальная часть каюты была отведена под жилье; ее освещали два маленьких застекленных окошечка и открытая дверь, ведущая на заднюю часть палубы. Вдоль стен располагались две узкие койки с наваленными на них матрасами; под койками тоже хранились товары. Одна из коек была задернута занавеской. Баржа Берри имела даже настоящий каменный очаг; над углями висел закопченный железный чайник. Изобретательно укрепленный на петлях стол мог откидываться и крепиться к стене, закрывая полку с металлической посудой и припасами.

– Как тебе удалось приобрести такое замечательное судно?

Улыбка Берри сменилась гримасой.

– Мой отец строит… строил… строит каждый год по одному такому для плавания к Греймауту. Они с моим старшим братом сколачивают корпус, а я конопачу и занимаюсь оборудованием. Отец стал брать нас, детей, с собой с тех пор, как умерла мама, – мне было тогда десять лет. – Выражение лица Берри смягчилось. – Потом он возвращается в верховья, нанимаясь с моим старшим братом на гребные лодки. Мы с младшим братом плавали как груз, пока я не научилась играть на скрипке для гребцов. После этого мне стали платить даже больше, чем отцу! Ну и жаловался он на это – правда, с гордостью.

Фаун понимающе кивнула.

– Уж эти отцы… – пробормотала она, и Берри согласно вздохнула.

Фаун заметила неловкую запинку Берри, когда та говорила об отце, и задумалась о том, как тактично сформулировать следующий вопрос.

– А теперь он… э-э… судов больше не строит?

Берри скрестила руки на груди и оценивающе посмотрела на Фаун; потом, сделав глубокий вдох, она, по-видимому, пришла к решению.

– Я не знаю. Они с моим старшим братом прошлой осенью отправились в низовья, но весной обратно не вернулись. Я так ничего о них и не услышала, хотя просила всех речников, кого только знаю, высматривать их и прислать весточку. А эту баржу отец оставил недоделанной. Я ее оснастила и загрузила товаром, и вот теперь сама отправляюсь вниз по реке. Так его работа хоть не пропадет даром… – Голос Берри дрогнул. – Это последнее судно отца – все, что он мне оставил. Я собираюсь часто останавливаться по дороге и расспрашивать… может, удастся что-то узнать.

– Понятно, – сказала Фаун. – Думаю, что это очень умно с твоей стороны.

Существовало множество причин, по которым человек мог не вернуться из путешествия к низовьям, и большинство из них ничего хорошего не сулило. По крайней мере, если дело касалось семейного человека… Молодой парень, возможно, и соблазнился бы каким-то новым приключением по дороге, жестокосердно ничего не сообщив встревоженным родичам, но не отец семейства.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.