Что мне делать без тебя?

      В своей комнате она пела, смеялась, разговаривала сама с собой. Сначала Олеся, прислушиваясь к ней, сжималась от ужаса, но потом привыкла и перестала обращать внимание. Обедая или ужиная с матерью и Кареном, Полина не слышала и не видела их. Обращаться к ней приходилось по два-три раза: Поля сидела, апатично уткнувшись в свою тарелку, которую тоже, впрочем, не слишком замечала.
      Когда-то пятнадцатилетний Карен быстро понял все и стал относиться к ее поведению как к самому обычному: иначе было невозможно. Левон вообще не находил в Полине ничего странного и противоестественного. Он тоже, как старший брат, безоговорочно принял ее такой, какой она была, с одной лишь разницей: брат хорошо знал, какой она была, а Левон - нет.
      И сейчас, когда Полине исполнилось шестнадцать и она уже, вероятно, с упоением занималась любовью, Карен отлично понимал, чем опасно ее отделение от матери. И все же... Серьезной проблемы, на его взгляд, это не представляло, а ежедневно наблюдать, как Олеся то и дело вздрагивает от его поцелуев и испуганно смотрит на дверь... Нет уж, увольте! И Карен, конечно, безошибочно угадал про занятия Полины. Она спуталась с теннисистом через две недели после начала тренировок.
      Стас нисколько ей не нравился. Просто не казался неприятным - и все. Полину томило любопытство, оно сжигало, донимало ее. Ей было интересно, а интерес может стать навязчивым до изнеможения, если не найти способ его удовлетворить. Способ она нашла и, естественно, ожидала теперь спокойствия. Однако этого не произошло. Стас часто приходил в ее новую квартиру и вскоре стал чем-то вроде неодушевленного предмета. Он, правда, смеялся, говорил, ел, обнимался, но был слишком далеко от нее. Увидев ее мгновенное и резкое охлаждение, Стас страшно удивился: он считал себя замечательным мужчиной и чтобы какая-то сопливая девчонка, которая отдалась ему почти сразу же, к нему остыла?! Нет, такого с ним еще не бывало! Тренер был искренне возмущен и серьезно обеспокоен. В чем дело? Он ее не устраивает? Полина не развеяла его сомнений. Возможно, устраивает, возможно, нет, она сама ничего не знает об этом.
      - То есть? - не понял он. - Ты не хочешь со мной разговаривать?
      - О чем с тобой можно разговаривать? - безразлично спросила Поля. - С тобой можно только развлекаться.
      - Тебе этого мало? - запальчиво спросил оскорбленный в своих чувствах теннисист.
      Полина посмотрела с беспредельным удивлением.
      - Этого каждому мало, - объяснила она, как ребенку. - Нужно кое-что еще, но ты, видно, ничего подобного не понимаешь.
      Быстро зашедшие в тупик отношения, тем не менее, продолжались. Полина вообще оказалась неспособной начать что-либо самостоятельно и самостоятельно оборвать. Она безвольно и равнодушно следовала за течением событий.
      Двигалась Полина заторможенно, вяло, профессионально отработанной походкой манекенщицы - память о Мэри. Рассеянная, блуждающая, размытая улыбка постоянно бродила по ее лицу, не затрагивая глаз и ничего не выражая. Мимикой она не владела, редко использовала слух и зрение, еще реже обращалась к остальным чувствам и предпочитала одно лишь ей ведомое шестое. Полина не интересовалась ни учебой, ни работой, ни своей будущей профессией. Ее не волновало, чем она будет заниматься: не все ли равно? Она безмятежно играла целыми днями в теннис. Все качества матери были в ней гипертрофированы и доведены до предела. Казалось, еще чуть-чуть - и они перейдут границу допустимого. Что произойдет тогда, Олеся думать боялась. Ее тихая, незаметная, не доставляющая в детстве ни забот, ни хлопот девочка...
      Олеся уступила настойчивому требованию Карена и отделила Полину. Стоило также принять его второй совет и пригласить теннисиста в дом. Олеся решила поговорить с отцом, которого в последнее время видела редко. Глеб очень ей обрадовался.
      - Девочка моя, - ласково сказал он, внимательно глядя из-под очков, - я так давно не сидел с тобой рядом! Ты бы хоть иногда снисходила до отца и забегала к нему на полчасика.
      - Я постараюсь, - Олеся почувствовала себя виноватой. - Мне нужно поговорить с тобой о Полине.
      Глеб досадливо поморщился.
      - Я люблю Полину, моя девочка, но не люблю о ней беседовать. Это больная тема. Ну раз уж ты приехала, давай попробуем. - Отец подвинул Олесе блюдо с фруктами. Юрате в доме давно не было видно, и Олесю такое положение дел устраивало. - Так что же происходит с Полиной? Ты восхитительно выглядишь! Видимо, отсчет твоих лет странным образом двинулся в обратную сторону.
      Олеся отмахнулась. Сейчас ей не до комплиментов.
      - Полина выросла! - торжественным тоном сообщила она.
      - Да что ты говоришь?! Какое удивительное открытие! - Глеб сдвинул на нос очки. - И как давно ты это обнаружила?
      Олеся возмутилась.
      - Перестань смеяться, папа! Ты на редкость похож на Карена: там один, здесь другой! Вы оба мне смертельно надоели!
      - Подобная проблема решается очень просто, - объяснил поэт. - Надоевшие вещи выбрасывают! Сначала одну, потом другую.
      - Ну, хватит! - закричала Олеся. - С вами просто невозможно разговаривать! Полина спуталась с тренером по теннису, и я не знаю, что делать!
      Глеб удивился по-настоящему.
      - А почему тебе всегда хочется немедленно вмешаться? На мой взгляд, это лишнее. Посиди спокойно, позанимайся собой и своими делами. Пусть он ее немного потренирует без тебя.
      - Ты считаешь, что дочерью интересоваться не нужно? - запальчиво спросила Олеся.
      Его дурацкие остроты доводили ее до неистовства.
      - Видишь ли, моя девочка, ты и сама точно так же когда-то считала, - вполне резонно заметил Глеб. - И напрасно ты пересмотрела свою точку зрения. Как раз та была правильной.
      - Карен тоже говорит, что вмешиваться не стоит, - мрачно буркнула Олеся.
      - Ну, если даже Карен так говорит, я просто тебя не понимаю! - отец развел руками. - Купи себе новое платье! Если хочешь, я могу тебе его подарить.
      - Я ничего не хочу! - крикнула Олеся. - Все только смеются! Ты сам прекрасно знаешь, что Полина ни о чем не рассуждает!
      - Но ведь и ты тоже, - спокойно возразил Глеб. - Но я старался не лезть в твои дела.
      - Ты плохо старался и очень даже возникал, забыл? - уличила его Олеся. - Но ты - это ты, а я - совсем другое дело! Каждый человек индивидуален!
      - Жизнь, как я вижу, тебя ничему не научила! - философски заметил Витковский, покачав головой. - Ты по-прежнему пользуешься расхожими истинами и банальными аксиомами. Что такое твоя пресловутая индивидуальность? В сущности, ничего. Чувства и желания у всех одни и те же: каждый хочет есть, спать, любить, общаться, зарабатывать деньги, каждый хочет быть в тепле, мире, уюте и не болеть. Какая тут индивидуальность? Где она, покажи мне ее, если я сам никак не могу разглядеть!
      - Ты все вечно упрощаешь и опошляешь! Человек выше своих потребностей!
      - Какая чепуха! - поморщился Глеб. - А ты все постоянно усложняешь, моя девочка! Посмотри хоть один раз вокруг: ты сама действительно выше элементарных физиологических потребностей твоего Карена, а когда-то - Валерия? Сильно ты сумела над ними подняться, дорогая? И над своим желанием хлебнуть вина тоже. Надеюсь, все-таки бывшего... Или ты можешь не спать, не носить свои разноцветные тряпки и бусы? Что ты рассказываешь мне сказки? Какие еще могут быть проблемы у Полины в шестнадцать лет, кроме как трахнуться с мужиком, предварительно выпив? Вспомни, в конце концов, историю с Джангировыми. Неужели тебя и впрямь ничему не научила жизнь?
      Отец смотрел неодобрительно и удивленно. Олеся покраснела и прикусила губу.
      - Но Полина больна...
      - Можно подумать, что ты нет! Большим психическим здоровьем нужно обладать, чтобы связаться с пятнадцатилетним мальчишкой!
      - Папа, ты снова об одном и том же! Когда это кончится наконец? - в отчаянии прошептала Олеся. - Мы никак не можем найти с тобой общего языка. Все давно уже в прошлом...
      - Ты имеешь в виду, что ему не пятнадцать лет? - прищурился Витковский. - Справедливо, но и тебе тоже не двадцать семь...
      - Нет, с тобой просто невозможно разговаривать! - Олеся вскочила. - Больше ты меня здесь не увидишь!
      Глеб встал и спокойно усадил ее на место.
      - Выпей водички и успокойся! Давай начнем все сначала: значит, у Полины есть поклонник, который тебя по какой-то причине не устраивает. По какой?
      Олеся заметалась в поисках ответа. Действительно, почему ей не нравится Стас? Оказывается, она даже не анализировала свое отношение к теннисисту. Отец внимательно посмотрел на нее.
      - Следовательно, ты не знаешь. Пойдем дальше. Она собирается за него замуж?
      - Нет, замуж она не хочет.
      - Ну, моя дорогая девочка, ты просто зарвалась! Чего ты тогда мечешься? Замуж она не хочет, парень обыкновенный... Поспит она с ним и успокоится. Объясни мне, в конце концов, почему ты так терзаешься? Или ты мечтала сохранить на всю жизнь ее девственность? Это грезы. В чем здесь проблема? Вот если бы тебя беспокоило отсутствие у нее всякого интереса к мужчинам - тогда совсем другое дело.
      Олеся была в замешательстве. Отец, как всегда, расставил все точки над "и", разом зачеркнув ее тревоги. Глеб насмешливо и ласково наблюдал за дочерью из-под очков.
      - А что предлагает тебе Карен?
      - Он считает, что неплохо пригласить Стаса к нам...
      - Разумно, - кивнул поэт. - Давай так и поступим. Меня ты тоже приглашаешь?
      - Да, Карен так считает...
      - Большое ему спасибо! - иронически поклонился Глеб. - Очень неглупый юноша. А что считаешь по этому поводу ты?
      - Я уже вообще больше ничего не считаю! - снова взбеленилась Олеся. - Ты окончательно меня заморочил, и я отказываюсь что-либо понимать.
      - Тогда выбери день и время. Думаю, всех устроит пятница, часов семь. Передай Полине привет и скажи, что я очень скучаю без нее. И низкий поклон Карену. Он у тебя, кажется, чрезвычайно преуспевает по службе?
      - Кажется, - буркнула Олеся. - Отдался какой-то фирме. Я не вникаю в его служебные дела. На жизнь нам вполне хватает.
      - Вот здесь ты молодец! - похвалил отец. - Всегда бы так: не вникай - и дело с концом!
      - Легко тебе говорить, папа! - раздраженно сказала Олеся. - Ты бы лучше поговорил с Полиной.
      - Да о чем? - вновь удивился поэт. - Девочка даже не влюблена, простейшая физиология, самый примитивный случай... Она и так у тебя ничем особым не занята, ну пусть изображает хотя бы страсть. Все же занятие! И не такое уж неинтересное, ты не находишь? Неужели тебе надоел твой юный и прекрасный муж?
      Олеся поняла, что обсудить с отцом ничего не удастся.
      - Ладно, мы договорились, в пятницу, в семь, - скороговоркой пробормотала она. - Не забудь. Если что-нибудь изменится, я позвоню.
 
      Олеся нервничала. Ее взвинченность подогревалась безупречным, нарочитым спокойствием Карена и шутками Глеба. Они оба издевались над ее тревогами и страхами, обесценивая их своей иронией и превращая в ложные, несущественные. Ну, конечно, они были полностью правы: Олеся драматизировала события, но сейчас она чувствовала, что теряет Полину навсегда, и это подстегивало, заставляло торопиться и совершать необдуманные бессмысленные поступки. Вот когда она до конца осознала чувства Джангировых по отношению к ней и Карену, те чувства, которые она так справедливо осудила, не умея понять, те, с которыми они не смогли совладать когда-то и с которыми она не в состоянии была справиться теперь. Проклятый, вновь смыкающийся круг! Как могла она бороться с этим неумолимым, жестким, четко спланированным и логически выверенным течением жизни, как могла устоять перед ним - маленькая, слабая, бестолковая? И почему вдруг именно сейчас она так жадно, исступленно схватилась за Полину? Сознавала, что уходят годы, ничего не оставляя взамен? Ощущала близость новых потерь и панически боялась их? Вот! Отгадка, кажется, найдена. Она боится потерять Карена... Он молод, беспечен, эгоистичен и только бесстрастно свистит, покачиваясь на носках. Он уверенно шагает вперед, не оглядываясь и не останавливаясь ни перед чем. Его шаг - шаг победителя. Везде и во всем. И что за прихоть, что за детский каприз - на ходу прихватить с собой маленькую женщину с озерными глазами? И как он будет вести себя дальше - ведь ему только двадцать шесть, а ей уже под сорок... И не имеет никакого значения то, что они выглядят как ровесники. Это абсолютно ничего не значит. Карен всегда поступал и впредь будет поступать в соответствии со своими желаниями, и никто не властен что-либо изменить в его поведении. Подсознательно страшась его вполне возможного предательства, Олеся стала судорожно хвататься за дочь, не желая терять и ее тоже.
      Она напряженно осмотрела стол, готовый к ужину: ничего не забыла? Скоро должны приехать Полина со Стасом и Глеб. Карен закрылся в кабинете и что-то читал. Издерганная Олеся не слышала, как он бесшумно подошел и встал сзади.
      - Я думаю, - сказал он, лениво потягиваясь, - тебе давно пора бросить работу: твои деньги погоды не делают. Может, тогда ты начнешь хоть немного интересоваться домом. Надежда, правда, очень слабая...
      - Мы именно в эту минуту будем обсуждать твое неуместное предложение? - раздраженно спросила Олеся.
      - А что тут обсуждать? - флегматично пожал плечами Карен. - Тут абсолютно все ясно. Не вижу никакой проблемы.
      - Зато я вижу! Кроме того, ты, по своему обыкновению, пришел не вовремя. В твоем духе как раз сейчас предложить лечь в постель!
      - Это совсем неплохо, - Карен уставился на нее неподвижным взором. - Думаешь, не успеем?
      - Думаю, ты никогда не уймешься, - с трудом удержалась от смеха Олеся.
      Ну что можно поделать с ним, не меняющимся темноглазым мальчишкой, упрямо мокнущим под дождем возле ее дома?
      - Кажется, обстановку разрядили, - удовлетворенно заметил Карен и опустился в кресло. - Если они не явятся сию минуту, я съем все без остатка вместе с салфетками. Ты меня моришь голодом с полудня.
      - Не сочиняй! - возмутилась Олеся. - Ты без конца жевал дрянные чипсы и что-то там еще из пакета!
      - Конечно, из пакета. И, безусловно, дрянные. Я всю жизнь ем у тебя что-то мерзкое из пакета. А мечтаю - из тарелки! Разумеется, это замечательно - ходить в рестораны с такой неподражаемой женщиной, как ты, но все же не менее прекрасно ужинать с ней вдвоем дома. Я не люблю, когда моя личная жизнь проходит на людях! И мне сильно не нравится, когда на тебя смотрят! А там на тебя почему-то все время смотрят! В этом смысле дома значительно безопаснее и спокойнее. Однако я отвлекся. Почему я не вижу четко составленного тобой плана беседы? Вопрос - ответ, вопрос - ответ, твой монолог, наш диалог, стихи Глеба... Я думал, ты лучше подготовилась к встрече.
      Олеся махнула рукой.
      - Не смейся! Я действительно не знаю, о чем говорить.
      - А зачем говорить? - невозмутимо спросил Карен. - Пускай они говорят, а ты молчи. Только, умоляю, не бросай на меня трагические взгляды, это порой бывает сложно пережить, я начинаю пугаться и судорожно соображать, что от меня немедленно требуется. Я открою.
      И он встал, услышав звонок. Приехал Глеб со своей неизменной тростью. Он вручил Олесе два букета - для нее и для Полины - и огромный сверток.
      - Ты поразительно галантен! Вдобавок и цветы, - Олеся подозрительно осмотрела отца. - Очередное свидание, что ли, сорвалось? И ты остался с цветами и с носом?
      - Не проявляй сообразительность, - нежно посоветовал Глеб. - У тебя все равно ничего не получится. Детей еще нет?
      - Как видишь, - вздохнула Олеся. - Полина никогда не приходит вовремя.
      - Это хорошо характеризует будущую женщину, - порадовался, усаживаясь, Глеб.- Девочка, неужели ты наконец научилась готовить? - воскликнул он, с изумлением оглядывая стол.
      - Вы что, сговорились? - крикнула Олеся. - Пригласила на время кухарку, самый примитивный выход! Устраивает?
      Глеб успокоительно кивнул.
      - Вот теперь все сразу встало на свои места, а то я слишком удивился. Карен, как можно выносить ее столько лет? Признаюсь, я смутно понимаю.
      - Притерпелся, - лаконично ответил Карен и грустно вздохнул, скосив глаза на Олесю. - А куда денешься?
      - Деваться некуда, - охотно согласился с ним Глеб. - От нее вообще нельзя никуда деться.
      Олеся покорно сложила на коленях руки, готовясь терпеливо слушать долгое обсуждение собственного характера и бесчисленные упражнения в дурацких остротах, но, к счастью, явились Полина и Стас. Мускулистый, подвижный, слегка простоватый и явно очарованный Полиной юноша сначала понравился Олесе. Его немного смутили чересчур внимательные взгляды, и Олеся поспешила усадить всех за стол. По лицу Полины бродила обычная неопределенная улыбка. Карен мгновенно радостно схватился за нож и вилку.
      - С тех пор, как ты живешь отдельно, Поля, здесь все перешли на лечебное голодание. Поэтому ваш сегодняшний визит для меня - праздник. И если я объемся, не судите слишком строго. Это повторится теперь очень нескоро, если, конечно, вы не собираетесь баловать нас своими посещениями.
      Полина мило наклонила головку, ее блуждающая улыбка стала ласковой и признательной.
      - Мы можем бывать у вас часто, - сообщила она. - А почему не пришел Левон?
      Растерялся даже хладнокровный Карен. Глеб поправил очки. Олеся в испуге уставилась на дочь.
      - Не смог, - коротко объяснил Карен и сразу сменил тему. - Как успехи в теннисе? Что говорит тренер?
      - Тренер доволен, - включился в игру Стас. - Хотя Полина иногда ленится. Глеб Иванович, - почтительно обратился он к Витковскому, - я бы очень хотел автограф. Если можно.
      И он вытащил из кармана книжку Глеба. Пока тот подписывал ее, Олеся пыталась догадаться, какой новый сюжет зреет в голове дочери. Что за неуместный вопрос о Левоне? Карен безмятежно ел, изредка поглядывая то на жену, то на Полину, и усмехался. Потом он снова заговорил со Стасом, прекрасно понимая, что от женщин ждать многого не приходится и можно рассчитывать только на себя и на Глеба. Но тут Полина показала новый фокус. Она внезапно побледнела, прижала ладонь ко рту и выскочила из-за стола. Олеся бросилась за ней. Склонившись над раковиной, Полина мучилась приступом тяжелой рвоты, пытаясь побыстрее избавиться от съеденного.
      - Неужели отравилась? Попей водички!
      Полина прижалась к ее руке и застонала.
      - Что же ты могла съесть? - по-настоящему испугалась Олеся. - Мы ведь только что сели. И здесь ничего не должно быть плохого. А что ты ела сегодня дома?
      - Не сегодня, - простонала Полина. - Это не сегодня, мама. Это уже не первый день. Только положу что-нибудь в рот - и сразу выворачиваюсь наизнанку!
      Олеся похолодела. Она догадалась.
      - Почему ты не сказала мне раньше?
      Хотя что изменило бы признание дочери...
      - Я думала, пройдет, - лепетала Полина. - Можно, я пойду лягу?
      Олеся отвела ее в спальню и уложила. Вскоре заглянул Карен.
      - Чем-нибудь помочь?
      Олеся вяло покачала головой: чем тут теперь поможешь?
      - Ты развлекай там Стаса и папу. Я скоро приду.
      Но Карен приблизился к Полине.
      - Тебе ничего не нужно, Поля? Оставайся сегодня здесь, по-моему, тебе трудновато будет добраться до дому.
      - Стас довезет, - пролепетала Полина. - Спасибо, Карен... У меня просто сильно разболелась голова.
      - Я так и понял, - кивнул он. - Просто загадка, что бы все женщины делали без этой спасительной головной боли?..
      Он вышел.
      - Полина, - решительно сказала Олеся, - ты принимаешь хоть какие-нибудь меры предосторожности, когда спишь со Стасом?
      На лице Поли она увидела выражение полнейшего непонимания и удивления.
      - А разве нужно? Я не знала... Ты думаешь, он мог меня чем-нибудь заразить?
      Олеся чуть не заплакала от отчаяния. Такой степени непонятливости и отрешенности не ожидала даже она.
      - Полина, тебе шестнадцать лет, ты должна думать о последствиях... О любых... И о беременности в том числе. Мы же с тобой говорили об этом...
      Полина растерянно провела рукой по лицу.
      - Ты думаешь...
      - По крайней мере, - прервала ее Олеся, - ты могла бы для начала посоветоваться со мной!
      Полина удивленно подняла прислушивающиеся брови, в точности повторив манеру матери, которой она когда-то пленила Валерия.
      - Я не думала, что это может быть так сразу...
      - По-моему, это очевидность, - пробормотала разом обессилевшая Олеся, - Тебе немедленно нужно к врачу!
      Снова неопределенное движение бровей... Олеся вышла из себя.
      - Ты что, совсем ничего не понимаешь? Ты собираешься рожать?
      Полина меланхолично и неторопливо поднялась.
      - Пойдем, мама. Там нас ждут и беспокоятся.
      Конечно, их давно ждали и беспокоились, но Олеся напрочь потеряла всякую способность ориентироваться в обстановке, говорить и замечать происходящее. Она очнулась лишь тогда, когда Глеб осторожно поцеловал ее, прощаясь, и увел Полину и Стаса. Карен сидел рядом с ней, покачивая ногой и зацепив локтем ее руку.
      - Я все уберу, можешь спокойно сидеть дальше. Но я тебе так делать не советую. Лучше поделись со мной: что там у девочки?
      - У девочки ребенок! - выпалила Олеся и всхлипнула. - И она хочет его рожать!
      Карен хмыкнул.
      - Только не начинай, пожалуйста, сразу рыдать. Дети - это совсем неплохо. Как я когда-то просил тебя, но ты отказалась наотрез! Они собираются пожениться?
      - Никто не собирается! И она - прежде всего!
      - А чей это ребенок? - вдруг спросил Карен.
      Олеся возмущенно выдернула руку и мгновенно вспылила.
      - Ты прекратишь когда-нибудь свои дурацкие шутки?! Не знаешь чей?
      Карен задумчиво посмотрел на нее.
      - Этого не знает никто. Ни ты, ни я, ни сама Поля. Дело в том, что у тебя неполная информация. Кроме Стаса, девочка параллельно спит еще с Левоном. Уже четвертый месяц...
      Если бы в комнату сейчас вошел инопланетянин с рожками на голове, Олеся удивилась бы значительно меньше. Она затихла, в замешательстве глядя на мужа, и, видимо, что-то в ее лице ему опять очень не понравилось.
      - Не волнуйся, Леся, - быстро сказал он, обнимая ее. - Тут нет ничего страшного. Лев любит Полину. А теннисист - крохотное, минутное увлечение, и не увлечение даже, а так, пустячок.
      - Хорош пустячок... - прошептала Олеся. - Как-то на нас все всегда сваливается... Я не уверена, что ей вообще можно рожать. А Левон знает?
      - Про ребенка или про Стаса?
      Олеся махнула рукой.
      - Хоть про кого-нибудь...
      - Лев рассказал мне лишь об их отношениях. Похоже, ни о чем другом он не подозревает: девочка немножко водит его за нос, ничего, это ей даже идет. Пускай рожает, не трогай ее. Только... - Он отодвинулся. - Только... Попробуй, если, конечно, сможешь, все же развести ее с тренером. Я не собирался тебе ни о чем говорить, но так получилось. Впрочем, я думаю, они очень скоро расстанутся сами.
      - Карен, - еле слышно сказала Олеся, - ну как же так, Карен... Ты говоришь, что неизвестно, от кого ребенок. Как же Левон... - и она запнулась, окончательно смешавшись.
      Муж положил голову ей на колени.
      - Послушай, Леся... Я очень люблю своего единственного брата, хотя он недотепа и останется таким навсегда. Но больше всего на свете я люблю тебя. И я не могу позволить, чтобы даже из-за моего брата страдала ты. Мне уже достаточно твоих страданий. Чтобы защитить тебя от них, я пожертвую чем угодно, - он помолчал. - Даже Левоном. Поэтому он не должен ничего знать, и он женится на Полине, и у них - запомни, именно у них! - родится ребенок. Внуши это, пожалуйста, Поле, обмани ее. Но если ты сейчас начнешь мучиться из-за неудавшейся жизни Полины, я окончательно озверею. Это ложь во спасение, и к ней необходимо прибегнуть, чтобы сохранить нашу жизнь. - Карен поднял голову и пристально посмотрел на жену. Он, как всегда, был предельно честен. - Ты поняла меня? Полина никакая, прости меня, но я ошибся, и она выросла совсем бесцветной. А вот ты - какая-то, и даже очень какая! Но Левону нужна именно Полина, а мне - ты. Наш сценарий нельзя ни исправить, ни переписать заново. Поэтому попробуем изменить их странички, пока они пишутся. По крайней мере, там еще много пустот.
      - А у нас их, значит, больше нет? - слабо улыбнулась Олеся. - Все кончено? Мы с тобой поставили последнюю точку?
      Муж уткнулся носом в ее волосы и подышал в маленькое ухо.
      - Никогда не думай о точке, Леся, - глуховато сказал он. - Думай только про запятую. В крайнем случае, про многоточие. Это мой любимый знак препинания. Он оставляет свободу действию и фантазии. А теперь, пожалуйста, поцелуй меня, иначе мне тоже станет плохо, как Полине. У тебя отвратительные духи. Посуду я уберу позднее.
      Разом обрушилась тишина...
 
      Левон чувствовал себя счастливым. У него было все, о чем только можно мечтать: преданные заботливые родители, любящий старший брат, деньги, учеба, а теперь и любимая женщина. Что еще нужно человеку? Медлительная, заторможенная Полина подходила Левону как нельзя лучше. Снова Карен оказался полностью прав: Левон не искал никого другого. Только Полина с ее вялой походкой манекенщицы и размытой улыбкой. Только ее равнодушные ладошки, ее небрежные, рассеянные фразы и движения, ее модные, но постоянно мятые туалеты. Сколько ни билась над этим Олеся, ничего поделать не смогла: Полина, улыбаясь, продолжала одеваться кое-как, наспех. Иногда она застывала перед зеркалом с тушью в руках, забывая о том, что хотела накрасить ресницы. Задумавшись о чем-то своем, она сидела до тех пор, пока кто-нибудь или что-нибудь, например, телефонный звонок, не выводил ее из состояния глубокой задумчивости. Если рядом была мать, она попросту встряхивала Полину за плечи и говорила привычное:
      - Полька, очнись!
      Левон в подобных случаях заглядывал в глаза и гладил по голове:
      - Полина, ты меня слышишь? Услышь меня, пожалуйста!
      Полина улыбалась и опускала застывшую руку. "Нужно, наконец, докраситься", - думала она и застывала снова. Так могло продолжаться до бесконечности.
 
      Карен попросил Левона заехать к нему вечером и решительно отправил Олесю из дома.
      - Пойди погуляй, или зайди к Полине, или навести отца, в общем, делай что хочешь. Но часа два на глаза не показывайся. Накормить ты нас все равно не в состоянии, а говорить с Левоном буду я сам.
      Олеся послушно кивнула и уехала в Нескучный сад - почему-то Мэри любила его больше всего в Москве и когда-то именно там назначала все свои свидания.
      Левон был рад увидеться с братом, тем более наедине. Карен с улыбкой рассматривал Левона: совсем взрослый, собирается стать по примеру отца журналистом. Ему так проще и спокойнее.
      - Как там родители? Я давно их не видел.
      - Ты бы заехал, - осторожно попросил брат. - Они скучают без тебя. Но в общем все хорошо.
      - Да, в самое ближайшее время, - кивнул Карен. - А как развиваются твои отношения с Полиной?
      Бесхитростный Левон расплылся в доверчивой улыбке.
      - Тоже все хорошо. Поля такая умница...
      Карен усмехнулся: умница была штучкой что надо.
      - Я рад за тебя. Но, видишь ли, есть одно осложнение, о котором она пока не решается тебе сказать...
      - Что-то случилось? - встревожился Левон. - Очень плохое?
      - Да нет, ничего страшного. Просто она еще слишком молодая и неопытная. И Олеся случайно кое о чем догадалась. Полина беременна, Лев, и хочет оставить ребенка.
      Брат посмотрел на Карена в изумлении. "Какое он еще все-таки дитя, - с нежностью подумал Карен. - И останется таким навсегда".
      - Ты понял меня, Лев? У вас будет ребенок! Поля не решается сама сообщить тебе об этом. Что ты думаешь делать?
      Левон покраснел и отвел глаза.
      - Я думаю так же, как она. Мы все равно собираемся пожениться, так что это очень хорошо... - Он опять взглянул на брата. - Это очень хорошо, Карен. А Поля - она правда маленькая и глупая.
      Глаза Левона стали задумчиво-нежными. Карен с грустью наблюдал за ним. Как легко и быстро все уладилось! Да, с простодушным бесхарактерным братом у Карена никогда не будет особых проблем.
      - Полина плохо себя чувствует, - сказал Карен. - У нее тяжелый токсикоз. Ты будь с ней бережнее и ласковее. Надеюсь, все скоро пройдет.
      Левон вновь забеспокоился.
      - Это так трудно? До самого конца?
      Карен засмеялся и подвинулся к брату поближе.
      - Это трудно до самого конца! Если ты берешь на себя ответственность за судьбу женщины, это невероятно трудно отныне и навеки! Но иначе невозможно: только ты сам должен с ходу, рывком поднять предназначенную тебе тяжесть и легко, не показывая вида, нести ее всю жизнь. Не дели ее ни с кем никогда. И, самое главное, не дели ее со своей женой! Она должна быть всегда свободна от любого груза!
      Брат смотрел очень внимательно и кивал. Вряд ли он до конца понимал простую и необходимую истину.
      - А что мне сказать Полине?
      - Дурачок! Скажи ей, что ты все узнал от меня и топай оформить документик. Впрочем, туда ты возьмешь с собой меня, иначе у тебя опять возникнут какие-нибудь осложнения. Скоро придет Олеся, она очень беспокоится за Полину, и мы объясним ей, что все в порядке.
      - Конечно, - обрадованно кивнул Левон.
      Он был чрезвычайно доволен, что его будущая судьба оказалась так быстро и удивительно хорошо улажена руками брата.
      "Господи, помоги мне!" - шепнула Олеся, торопливо перекрестилась и открыла входную дверь. Братья сидели рядом и мирно беседовали.
      - А-а, ты пришла! - без всякого энтузиазма встретил ее муж. - Немедленно убери куда-нибудь подальше свои большие глаза. У нас все чудесно! Неужели ты сомневалась?
      Олеся без сил опустилась на диван. Разве можно сомневаться в Карене? Он улыбался насмешливо и пренебрежительно, покачивая ногой. В его нехорошей усмешке сквозило откровенное презрение к самому себе. Он принес в жертву этой женщине всего себя без остатка, а сегодня - даже больше, чем себя. Он сознательно отдал ей жизнь своего единственного любимого брата.
      Отныне и навеки.
 
      15
 
      Ашот Джангиров раньше сына заметил, что Олеся устала. Он верно угадал и понял ее тяжелое состояние, поправить которое теперь уже было невозможно.