Мечтай обо мне - Фонтан тайн

– Вы умеете пользоваться лебедкой и шкивом?

– А вы считаете, что женщинам подобное умение недоступно?

– Я такого не говорил, – спокойно ответил он. – Спрячьте свои коготки. Они вам не пригодятся. Во всяком случае, пока вы имеете дело со мной.

Персефона покраснела. И все же она не собиралась сдаваться.

– Не считайте меня невежественной, – заявила она. – Да, я почти всю свою жизнь прожила на Дейматосе, но у меня есть книги, и я постоянно их читаю.

– Замечательно, но из книг всего не узнаешь.

– И тем не менее я узнала очень много, особенно об акоранской жизни. Например, мне известно, что женщинам положено просто прислуживать, тогда как воины руководят.

Гейвин долго смотрел на нее, потом вдруг расхохотался:

– Вы имели в виду: «Воины правят, а женщины прислуживают»?

Она прищурилась, пытаясь понять, что его так развеселило.

– Да. Первый и самый важный закон Акоры. Разве не так?

– Пожалуй. Но известно ли вам, что у формулы есть продолжение? – Она молчала, и он продолжал: – Мужчина не имеет права причинять вред женщине – первое, что должен усвоить каждый мальчик, достигший соответствующего возраста. Его учат подобному правилу отец, дед, дяди, старшие братья, если они у него есть, учителя, преподаватели воинского искусства – словом, все, кто его окружает. Кроме того, он видит действие данного закона в жизни. Как вы думаете, за какой срок женщины сумели доказать, что положение прислужницы само по себе вредно?

– Не знаю, – пробормотала Персефона, глядя ему в глаза. Он с совершенно серьезным видом описывал незнакомые ей вещи.

– По нашим оценкам, самое большее – за два дня, – изрек он с абсолютно бесстрастным лицом. – Свыше трехсот лет назад, но мы до сих пор пытаемся разрешить подобное противоречие.

– И все-таки некоторые мужчины причиняют вред женщинам.

И он не мог ее разубедить.

– Верно, – тихо проговорил Гейвин, – но их очень мало. Мы сурово наказываем таких преступников.

– Вот как?

Она знала одного мужчину, которого сурово наказали, но совсем по другой причине.

– Разве в ваших книгах о данных случаях не сказано?

Да, она читала о них, но не придавала прочитанному никакого значения, относя их к пустым словам, не имеющим ничего общего с реальной жизнью. Оказывается, на самом деле все совсем не так, как она себе представляла.

Взять хотя бы принца Атрейдиса. Под его пристальным взглядом она остро сознавала свою женскую сущность. Он и опасен, и притягателен одновременно, каким бы диким ни казалось подобное сочетание. Он разговаривал с ней как с равной, и это не вязалось с ее представлениями о жизни. В нем угадывались ум и приветливость.

Что же касается его внешности…

Нет, она не будет думать о ней.

– Вы, наверное, голодны, – предположила Персефона. Сама она очень хотела есть: ее активный образ жизни предполагал наличие здорового аппетита. К тому же она любила готовить.

– Как волк, – признался Гейвин. – Вчера я поймал на Фобосе пару рыбешек и как следует подкрепился. Правда, моя стряпня оставляет желать лучшего.

– Вы сами готовите? – удивилась Персефона. Она знала, что для таких целей у него есть прислуга.

– Мои родные считают, что люди должны уметь заботиться о своих основных потребностях, в том числе готовить себе еду.

– Но вы плохой кулинар?

– Я так не говорил. Как правило, мне удается превратить сырой продукт в вареный, тушеный или жареный.

Она улыбнулась:

– Уже кое-что.

– Вся беда в том, что приготовленная мной пища редко бывает вкусной.

– Ну что ж, может быть, мне удастся все исправить. – Она направилась к небольшой кухоньке, расположенной в дальнем конце поляны.

Гейвин пошел за ней, совершенно очарованный открывавшейся перед ним картиной. То, что он видел, говорило о годах упорного труда, решимости и изобретательности. Скопление маленьких домиков, каждый из которых явно имел свое особое назначение, ухоженный сад и шалаш на дереве – все вместе составляло деревенский рай. Даже не верилось, что здесь живет всего один человек. Гейвин тоже любил уединение, но не мог представить себе подобное существование.

Она приготовила суп из морских ежей и подала к нему лепешку, испеченную в каменной печи. Тесто для лепешки состояло из зерна, которое в диком виде росло на острове.

– Что здесь только не растет! – поделилась она за обедом. – Мне кажется, что на Дейматосе когда-то жили люди, и те растения, которые они выращивали, впоследствии одичали.

– Почему вы так думаете? – спросил Гейвин, пробуя суп, который оказался неожиданно вкусным. Судя по всему, Персефона умела пользоваться приправами.

– Они требуют больше ухода, чем по-настоящему дикие растения. К примеру, они очень чувствительны к сорнякам и гораздо лучше растут, если их удобрить морскими водорослями и рыбьими костями.

– Возможно, – согласился Гейвин. – Я не изучал историю острова, меня интересовали только происходившие здесь геологические события. Однако мне известно, что Дейматос долгое время принадлежал семье Дейлоса.

Персефона резко встала и отнесла их миски, представлявшие собой половинки скорлупы кокосового ореха, обратно в кухню. Вернувшись, она поставила перед ним железный котелок, источавший дивные ароматы.

– Маринос! – удивленно воскликнул Гейвин.

Рыбное рагу являлось национальным блюдом Акоры. Каждая семья имела свой фирменный рецепт. На ежегодных соревнованиях определялся лучший из них.

Персефона наверняка выиграла бы первый приз.

– Когда вы успели приготовить? – спросил он, зачерпывая ложкой жидкость, в которой плавали кусочки морепродуктов, специй и овощей.

– Утром я поставила рагу тушиться и несколько раз возвращалась, чтобы подлить воды.

– Вы готовили и одновременно наблюдали за мной? Даже в свете заходящего солнца он увидел, как она покраснела.

– Надеюсь, вы понимаете, почему вы меня насторожили?

– Вы так долго живете одна, что вас насторожил бы любой.

– Я не отшельница.

– Правда? Однако вы обретаетесь здесь в отрыве от человеческого общества.

– Я могу пользоваться его благами, когда захочу.

– И как часто вы хотите и покидаете свой уединенный уголок?

– Несколько раз в году. Я плаваю на Илиус за продуктами и прочими необходимыми вещами. Я посещаю Фобос и Тарбос. По правде говоря, я знаю острова не хуже любого другого.

– Замечательно. А как насчет Лейоса?

– Там я тоже бывала. Чудесный остров.

– Вы всегда плаваете одна?

– У вас не укладывается в голове? По-вашему, женщина не может быть самодостаточной?

Да, он действительно так думал. Его потряс и даже опечалил ее странный образ жизни. Между тем многие люди, особенно англичане, назвали бы ее остров раем. И Персефона отнюдь не выглядела несчастной. Напротив, она производила впечатление женщины, вполне довольной своим существованием.

В том-то все и дело. Его мужская натура восставала против мысли о том, что Персефона довольна, живя без мужа, без детей, без того повседневного общения, которое составляет канву жизни.

– Самодостаточность – хорошая вещь, – проговорил он, не совсем веря в свои слова.

Когда она наклонилась, чтобы наложить в его миску еще мариноса, он заметил ее грудь, мелькнувшую в вырезе туники.

Отлично! Кажется, он опять превращается в похотливого юнца.

– Но… – протянула она, побуждая его высказаться до конца.

– Но люди – как мужчины, так и женщины – существа общественные. Мы все нуждаемся друг в друге, по крайней мере до определенной степени.

– Как я уже сказала, я бываю на Илиусе и других островах.

– Да, я слышал. Почему ваша мама приехала сюда жить?

Она отвернулась, но он успел заметить, как помрачнело ее лицо.

– У нее были свои причины.

– Трудно представить, какие причины могли подтолкнуть ее к одиночеству.

– Значит, вы счастливый человек, принц Атрейдис. Вы не имеете понятия о тех бедах, с которыми иногда приходится сталкиваться людям.

– В силу своего привилегированного положения я живу не такой тяжелой жизнью, как некоторые, – признал он, – но совсем не значит, что я закрываю глаза на трудности простых людей.

Персефона пожала плечами и встала. Он увидел ее длинные изящные ноги.

– Ну что ж, вам виднее, – заверила она. – Я сегодня рано встала и устала за день. Спокойной ночи.

Гейвин еще немного посидел у огня. Он смотрел на пылающие угли и вспоминал лаву в пещере. А еще он думал о Персефоне, легендарная тезка которой попала в плен и очутилась в подземном мире. Интересно, какая она – живая Персефона? Так ли она свободна и счастлива, как хочет казаться? Может, ставший ее домом остров, переживший предательство и теперь грозящий новой катастрофой, тоже своего рода плен?

Персефона вошла в один из домиков и появилась, держа в руках сложенное одеяло. Ни слова не говоря, она вскарабкалась на дерево и юркнула в шалаш, в котором, очевидно, и собиралась заночевать.

Он растянулся на земле, но спустя какое-то время достал из своего парусинового мешка одеяло, закутался и лег, подложив руки под голову и глядя на звездное небо. Но Гейвина больше привлекала земля, еще хранившая тепло ушедшего дня. Земля, на которой он родился.

Старший сын, наследник великого графства Хоукфорт, он тем не менее появился на свет на Акоре. Мама-принцесса предпочла дать ему жизнь именно здесь. Он всегда испытывал особую тягу к этим краям и не мог, как ни пытался, полюбить Хоукфорт.

Однако в конце концов ему придется его полюбить, ибо титул обязывал служить Англии. Но сердце Гейвина отдано Акоре, тем более сейчас, когда ей грозила смертельная опасность.

Акора, отделенная от всего мира, независимая и гордая в своем уединении…

Персефона, одинокая и решительно защищающая свое одиночество…

Женщина и страна переплелись в его сознании, и он наконец забылся тревожным сном.

Глава 3

– Вот так, – показал Гейвин. – Держите прямо. Он навел секстант на рейку, посмотрел в окуляр и записал показания прибора, после чего подошел к Персефоне.

Утро началось с мелкого дождичка, который прекратился, пока они завтракали. Потом небо прояснилось. Тучи побежали к востоку, между ними появились все расширяющиеся голубые полосы. С запада дул легкий ветерок, насыщенный соленым запахом бескрайнего океана.

Гейвин взял у Персефоны рейку и заметил:

– Результаты согласуются с тем, что мы видели в пещере. Я сравнил их с результатами съемки столетней давности и обнаружил, что некоторые точки острова слегка приподнялись.

Персефона кивнула, не глядя ему в глаза. Все утро ее одолевала нелепая робость перед мужчиной. Он снился ей ночью, и сейчас она не смела вспоминать свои сны. Несколько раз она просыпалась и испытывала приятное удивление: она не одна – он здесь, рядом…

Она постоянно ощущала его присутствие, подмечая все, даже самые мелкие детали. Перед завтраком Гейвин побрился с помощью мыла, маленького зеркальца, установленного на ветке дерева, и бритвы, которую он достал из своего вещевого мешка. Персефона впервые видела, как мужчина бреется. Она старалась не смотреть, но глаза сами обращались в его сторону. Когда он закончил, ей вдруг захотелось провести руками по его гладкой квадратной челюсти… по широким плечам и мускулистой груди… ощутить под ладонями упругую кожу, золотившуюся на солнце…

– Плохо, – отозвалась она, вернув свои непослушные мысли в нужное русло.

Они пошли дальше вдоль маленькой речки, на берегу которой Гейвин решил провести измерения. Он выбрал указанное Персефоной место, потому что, по ее словам, здесь появилось несколько мелких разливов лавы. Кроме того, оно находилось почти в самом центре Дейматоса – там, где высота местности была наибольшей.

– Как жаль, что мы так мало знаем о вулканах! – вздохнул Гейвин. – Мы не имеем понятия, почему они существуют, и не умеем предсказывать извержения.

Персефона удивилась: произнеся такие слова, он откровенно признался в собственном бессилии. Она как могла помогала ему в его измерениях, поражаясь его компетенции и серьезному отношению к делу.

– Но нам известно, что здешний вулкан извергался, – заметила она, – свыше трех тысяч лет назад.

– Верно, и мы вряд ли ошибемся, если скажем, что он будет извергаться опять. Но когда? Через три тысячи лет или на следующей неделе?

Она с тревогой взглянула на Гейвина:

– На следующей неделе? Вы думаете, трагедия может случиться так скоро?

– В том-то и дело, что я не знаю. Вы же не скажете населению в триста пятьдесят тысяч человек, что их мир вот-вот разрушится, если у вас не будет абсолютной уверенности.

– Но если слишком долго откладывать сообщение…

– Вот именно. Я должен понять, что происходит, по крайней мере настолько, насколько возможно. Вы покажете мне что-нибудь еще?

Персефона заколебалась. С одной стороны, ее так и подмывало отправить его восвояси, но, с другой стороны, она не прочь продолжить общение с таким обаятельным мужчиной. Да, она предпочитала одиночество, но ее собственные желания меркли в сравнении с жизнями многих людей, которые могли оказаться в опасности, если вулкан в самом деле опять начнет извергаться.

– Да, но туда трудно добраться.

– Тогда не будем откладывать.

Они пешком пересекли остров, следуя узкими тропами, по которым Персефона ходила всю свою жизнь. Покинув приятную тень высокогорного леса, где находилось ее жилище, они поднялись на каменистое плато, напоенное ароматами диких трав и цветов. В вышине парили ястребы, но пернатые хищники не трогали стада рогатых овец, которые держались на расстоянии от людей, хотя и не выказывали страха перед ними.

День выдался теплым, и с каждым часом становилось все теплее. Один раз они остановились передохнуть у маленького ручейка, с журчанием вытекавшего из земли, потом двинулись дальше. Ближе к вечеру они оказались на гребне горы, с которого открывался вид на отлогий морской берег. Черный песок блестел на солнце, точно стекло.

– Я никогда не видел столько черного песка. – Гейвин удивленно оглядывал пляж.

Он поднял руку, чтобы защитить глаза от яркого света. Персефона опять невольно залюбовалась своим спутником. Подул легкий ветерок, и килт облепил его крепкие ягодицы. Она судорожно сглотнула и начала спускаться к морю.

– Я хочу показать вам подземные воды, – заявила она. – Нам придется нырнуть. Вы не против?

Гейвин шел сзади. Она не видела его, но слышала в его голосе веселое удивление:

– Вовсе нет. Как-нибудь справлюсь.

Они добрались до кромки воды. Персефона привыкла купаться нагишом, но сейчас она сняла только сандалии, оставив тунику.

– Мы отплывем от берега футов на пятьдесят, а потом опустимся на глубину примерно двадцать футов.

– Как вы обнаружили это место? – спросил Гейвин, тоже снимая сандалии и кладя на них свой меч.

Вчера он предупредил ее о том, что, если он снимет портупею, его килт может упасть, но ничего подобного не случилось. И слава Богу! Она вовсе не хотела увидеть его голым.

– Я искала морских ежей. Здесь обитают самые сладкие. Они высоко ценятся в Илиусе.

– Полагаю, нет смысла говорить вам о том, как опасно нырять в одиночку?

Она уже начала заходить в воду, но, услышав его вопрос, остановилась и оглянулась. Он стоял на песке в одном килте, великолепный, точно древний бог – статный, сильный, по-мужски красивый. Чтобы скрыть свое восхищение, Персефона прибегла к насмешке:

– Не волнуйтесь, принц Атрейдис, я вас не брошу!

Она поплыла по почти гладкой, насыщенно-бирюзовой глади моря, равномерно разгребая воду руками. Гейвин быстро догнал ее. Она чувствовала, что он плывет не в полную силу, чтобы держаться с ней наравне, но ее не задевало такое снисхождение с его стороны. Скоро придет время нырять, тогда-то они и поквитаются.

Увидев, что они достигли нужного места, Персефона остановилась.

– Вы должны точно определить момент, когда вам необходимо вынырнуть на поверхность и подышать воздухом. Это очень важно. Если вы пробудете под водой слишком долго, у вас закружится голова и вы потеряете ориентацию.

– Вы знаете все из собственного опыта?

– Я знаю свои возможности, – уточнила она. – Надеюсь, что вы знаете свои.

Не дожидаясь ответа, она сделала глубокий вдох и нырнула. Свет померк, и она погрузилась в сумеречный мир. Вода становилась все холоднее, говоря о том, что задерживаться опасно. Гейвин плыл рядом с ней. Она показала вниз, и он кивнул. Они миновали риф из белого камня и достигли скопления морских ежей. Персефоне очень хотелось схватить парочку колючих существ, но она удержалась и привлекла внимание Гейвина к тонким струйкам дыма, выходившим из трещины в морском дне.

Почувствовав нехватку воздуха, она собралась вынырнуть, но тут заметила, что Гейвин опускается к трещине. Она метнулась к нему и попыталась схватить его за ногу, чтобы остановить, но он двигался слишком быстро. Персефона прекрасно сознавала, что ее легкие почти пусты, но боялась, что его положение не лучше, поэтому устремилась за ним.

К ее великому облегчению, он отплыл не слишком далеко. Внимательно оглядев дымок, поднимавшийся со дна моря, Гейвин сделал кувырок и приготовился к подъему. Тут он увидел Персефону. В глазах его мелькнул страх. Быстрым властным жестом он указал наверх и пропустил ее вперед.

Не успели они подняться на поверхность, как Гейвин резко спросил:

– Черт возьми, куда вы полезли?

– А вы куда полезли? – воскликнула она, хватая ртом воздух и смаргивая воду. – Я же говорила вам, чтобы вы не задерживались под водой!

– И сами же задержались. Клянусь Богом, Персефона, вы испытываете мое терпение!

Они оба плыли стоя, буравя друг друга глазами. Она открыла рот, собираясь его отругать, но слова застряли у нее в горле. Как часто она втайне мечтала о человеке, с которым можно поговорить, и вот теперь лишилась дара речи!

Гейвин стальной хваткой взял ее за талию и поплыл к берегу, не переставая читать нотации:

– Так нельзя. Вы не можете делать все, что хотите! Вы рискуете жизнью и, кажется, даже не сознаете всей опасности своих поступков. Вы укрылись от мира по каким-то своим, совершенно непонятным мне причинам и теперь…

Он плыл быстро и уверенно. Она чувствовала его ровное дыхание, холодок его кожи, игру сильных мышц и случайные прикосновения его ног к ее ногам.

Это уже слишком! Он обращается с ней, как с беспомощным созданием, лишенным собственной воли! Рассердившись, она попыталась вывернуться из его объятий.

– Я не нуждаюсь в вашей помощи!

– Ах вот как? Отлично! Он резко отпустил ее.

Не ожидавшая подобного поступка Персефона ушла под воду. Когда она, отплевываясь, вновь появилась на поверхности, он уже собирался нырять за ней.

– Не приближайтесь ко мне! – взвизгнула она.

Спустя несколько мгновений она, пошатываясь и тяжело дыша, выбралась на берег. Сердце ее бешено колотилось, в голове царил хаос. Ей надо побыть в одиночестве, успокоиться и привести в порядок свои мысли.

Он только хотел ей помочь.

Да, его поведение чересчур своевольно, но он руководствовался благими намерениями, и она не могла его обвинять…

– Персефона… – ласково обратился к ней Гейвин. Он стоял перед ней, и ручейки воды стекали по его великолепному телу.

– Простите… – Она вздохнула, пытаясь выровнять голос. – Я поступаю с вами несправедливо. Я знаю, что вы за меня испугались. Просто я не привыкла к вниманию.

– Не привыкли к тому, чтобы о вас заботились? Она кивнула.

– Можете мне не верить, но я прекрасно справляюсь со всеми трудностями самостоятельно. И намерена делать так и впредь. Будет лучше, если вы смиритесь с таким положением вещей, даже если оно не поддается вашему пониманию.

– Я понимаю больше, чем вам кажется.

– Нет. У меня есть веские причины, чтобы жить так, как я живу.

– Какие же?

– Они вас не касаются. Я не буду ничего объяснять.

Отжав мокрый подол своей туники, она взглянула на небо.

– Нам пора возвращаться. Скоро стемнеет.

Они молча двинулись в обратный путь и добрались до того места, где отдыхали по дороге к морю.

– Мне надо остановиться, – нехотя произнесла Персефона, опустилась на мшистую землю и принялась черпать горстями воду из ручья.

Гейвин лег на живот, опершись на локти, и стал наблюдать за ее действиями. Когда она напилась, он спросил:

– И давно появились подводные газы? Персефона обрадовалась, что разговор повернул в другое русло и перестал затрагивать ее сокровенные чувства.

– Месяц назад, но их стало заметно больше выделяться, они увеличиваются.

– В книгах мне встречались описания подобных явлений. Они наблюдаются вблизи вулканов и связаны с пляжами из черного песка.

– Значит, извержение может произойти рядом с Дейматосом? – спросила она.

– Да. Скорее всего оно вызовет мощные волны, которые могут разрушить берега.

– Большинство людей живет вдоль берегов, – тихо отметила Персефона.

– Их придется эвакуировать.

Она повернула голову и встретилась с его взглядом.

– Эвакуировать триста пятьдесят тысяч человек? По лицу Гейвина пробежала тень. Она поняла, что он вполне сознает чудовищные размеры надвигающегося бедствия.

– Да, непростая задача.

Он встал и подал руку Персефоне. Она машинально взялась за нее и тут же почувствовала прикосновение его длинных сильных пальцев, неожиданное и приятное. Она чуть не вскрикнула от удовольствия.

– Поедем со мной на Илиус, Персефона. Ты поможешь мне понять, что происходит, и при необходимости убедить остальных.

Он что, шутит? Какая из нее помощница? Она хотела отдернуть руку и убежать прочь, но ее тело почему-то отказывалось повиноваться разуму.

– Зачем я тебе?

– Ты единственный человек, понимающий опасность, с которой нам, возможно, придется столкнуться. Я думал над происходящим на протяжении четырех месяцев, денно и нощно. Мне нужна помощь.

– Но есть ученые, специалисты…

– Они знают о вулканах не больше, чем я. Не хочу хвастаться, но я перечитал о них все, что есть в дворцовых библиотеках, а потом попытался совместить теорию с явлениями реальной жизни. Порой мне кажется, что у меня что-то получается, но гораздо чаще создается впечатление, что чем больше усилий я прилагаю, тем запутаннее становится ситуация.

– Может быть, ты прилагаешь слишком много усилий?

– Я должен все понять и взвесить.

– Да, но… – Персефона замолчала, не зная, стоит ли высказываться до конца. Если она будет с ним полностью откровенна, он сочтет ее сумасшедшей и, возможно, будет прав. Она живет совсем не так, как другие люди… и даже думает по-иному. – Обстановку надо прочувствовать, – наконец промолвила она.

– Что значит «прочувствовать»?

– А ты не знаешь?

Конечно. Она единственная, кому открывались подобные вещи. Изолированная от всего мира, она тем не менее никогда не оставалась по-настоящему одинокой.

– Когда ты думаешь об Акоре, что ты чувствуешь? – спросила Персефона.

– Тоску, – быстро ответил он, – желание находиться здесь. А если я здесь, то радость и удовлетворение.

Она кивнула. Сердце ее вдруг наполнилось симпатией к человеку, который до того вызывал в ней лишь чувственное влечение.

– Акора – твоя страна.

– Да, но в конце концов мне придется жить в Англии.

– Почему?

Его глаза – зеленые, с золотистыми крапинками – резко потемнели. Она подозревала, что он пытается скрыть свои чувства не только от нее, но и от себя самого.

– Потому что я наследник своего отца. Хоукфорт – очень старое и уважаемое графство. Нас называют щитом Англии. В один прекрасный день мне придется взять на себя ответственность за него.

– Даже если ты не хочешь?

Она прекрасно видела, что он не хочет. Казалось, его чувства передаются ей через прикосновение его руки.

– Даже если я не хочу. Но пока я здесь, я должен сделать все, что в моих силах. – Он крепко сжал ее пальцы. – Поедем со мной, Персефона! Или ты собираешься сидеть здесь сложа руки и ждать катастрофы? Я не могу допустить подобного.

– Не можешь допустить?

Она попыталась выдернуть руку, но он привлек ее к себе, и она ощутила тепло его большого сильного тела. В уголках его смеющихся глаз появились лучики-морщинки.

– Меня с самого детства учили быть лидером и защитником. Я не могу отказаться от такой роли, как не могу перестать дышать.

– И все остальные должны идти за тобой? – спросила она, пытаясь скрыть за холодным тоном нежность, которую рождали в ней его объятия.

Солнце золотило густые ресницы Гейвина, прикрывающие глаза охотника, решительного и зоркого.

– Идти не за мной, а рядом, – уточнил он. – Помоги мне.

Возможно, где-то на земле и жила женщина, которая могла поспорить с принцем Атрейдисом, но ее звали не Персефона.

В глубине души она понимала, что происходит. В конце концов, она читала о подобных вещах. Он соблазнял ее своей улыбкой, голосом, прикосновениями… Ей, несомненно, приятно сознавать себя нужной и желанной. Одним словом, он покорил ее своим обаянием.

Впрочем, Персефона пыталась сопротивляться. Она напоминала себе о том, что ее вполне устраивает ее жизнь.

Однако теперь ей казалось, что такая жизнь не приносила ей ни счастья, ни даже удовлетворения. Она жила вдали от людей и не рассчитывала на большее. Но сейчас ее поманила надежда.

У нее появилась возможность хотя бы частично избавиться от стыда и гнетущего чувства вины, которые не давали ей покоя.

Персефона понимала, что Гейвин Хоукфорт – опасный соблазнитель, но не могла отказать в его просьбе.

– Хорошо, я поеду с тобой, – согласилась она, осторожно высвобождаясь из его объятий.

Глава 4

С того момента как она решила ехать, Персефону охватило нетерпение. Ей хотелось отправиться в путь немедленно, но обстоятельства не благоприятствовали столь быстрому отъезду. Приближалась ночь, а они находились в нескольких милях от ее лагеря.

Она облегченно вздохнула, когда они наконец добрались до ее жилища у побережья. Если бы не Гейвин, она бы погрызла корочку хлеба и легла спать, закутавшись в одеяло.

Но присутствие гостя – к тому же принца – обязывало.

– Не суетись, – пытался остановить ее Гейвин, когда она принялась ворошить угли в очаге. – Мы оба устали.

Персефона оглянулась. Она-то действительно устала, а вот он, судя по его виду, мог бы еще несколько часов ходить, плавать, нырять и спасать тонущих девушек. В одной из многочисленных книг, прочитанных ею за долгие годы затворничества, она наткнулась на описание воинских тренировок, которыми занимались практически все мужчины Акоры. Тренировки начинались лет с девяти и главным образом совершенствовали бойцовские качества воинов, а также вырабатывали силу и выносливость. Персефоне пришлось признать, что Гейвин превосходил ее и в том, и в другом.

– Я лучше сплю на сытый желудок, – продолжала она ворошить угли.

Гейвин взял у нее зеленую ветку, которую она использовала в качестве кочерги, и сам занялся разведением очага.

Персефона пробормотала спасибо и пошла к маленькому прудику, в котором она держала рыбу. На прудик естественного происхождения она потратила целую весну, чтобы очистить его, углубить и прорыть канал, по которому из моря в него поступала свежая вода. Имея запасы рыбы, она не зависела от ежедневного улова и могла не рыбачить в плохую погоду или в тех редких случаях, когда ей нездоровилось.

Она вернулась со связкой жирных карпов и начала их чистить, бросая кишки в огонь, чтобы они не привлекали падалыциков. Гейвин молча наблюдал за ней, и она, чувствуя его взгляд, сосредоточилась на приготовлении ужина. Пока тушилась рыба, она отварила длинные бобы, собранные накануне, и, быстро замесив тесто, испекла на горячих камнях румяные лепешки.

– Вот уж не ожидал, собираясь на остров, – заявил Гейвин чуть позже, – что меня здесь будут так баловать.

Он лежал на боку рядом с ней и доедал последние куски рыбы, которая, надо признать, удалась на славу. Персефона и сама не понимала, почему ее сильно огорчило, если бы ужин получился невкусным.

Покатые плечи и мускулистые руки Гейвина блестели в свете огня. Она старалась не смотреть на него слишком долго, но он притягивал ее взгляд как магнит. Она прекрасно помнила, как он касался ее в воде своим крепким и гладким телом, и его прикосновения пугали и манили ее…

Нет, так не пойдет! Она будет дурой, если забудет, что он один из них, Атрейдис до мозга костей. Он называет себя англичанином. Почему же тогда он не в Англии? Почему не занимается чисто английскими делами? Пил бы чай, охотился верхом с собаками (до чего ужасный обычай!). Что еще делают англичане? Ах да, играют в крикет! Она пыталась освоить их игру по книге, но вконец запуталась с шарами, битами, воротцами и прочей галиматьей.

– Интересно, о чем ты сейчас думаешь? – спросил он с улыбкой.

– Ты играешь в крикет?

– О Боже, нет! Я не умею. Персефона невольно засмеялась:

– Ты шутишь?

– Вовсе нет. Мой брат играет в крикет. Он пытался меня научить, но я безнадежен. Пока он объяснял мне правила, я думал только об одном: почему?

Все еще улыбаясь, она покачала головой.

– Что почему?

– Почему взрослые люди занимаются глупыми вещами? Тратят часы – иногда даже дни, – гоняя шар по полю. Мне говорили, что они таким образом вырабатывают дисциплину, стратегию, концентрацию внимания, и у меня нет причин не верить им. Но я не могу… их понять.

У нее появилось желание узнать больше о нем как о человеке. Нет, узнать все.

– А что ты можешь понять?

– Землю… воду… как они взаимодействуют друг с другом. Как ветер пролетает над травянистым лугом и по прошествии определенного времени формирует рельеф. – Он слегка подался вперед, лицо его стало сосредоточенным. – Мне кажется, время – великая сила. Есть люди, которые думают, что миру всего несколько тысяч лет…