Семейство Мэлори (№2) - Тревоги любви

Энтони крепко сжал свой бокал.

— Да, это дурацкое совпадение, — отозвался он.

— Я знал! — воскликнул краснощекий. — Пойду сейчас же скажу Хилари. Это самые легкие пять фунтов, которые я когда-либо у нее выиграл.

— Ты считаешь, что поступил умно? — спросил Джеймс, как только тот отошел. — Представь, что теперь начнется. Он ведь будет спорить до последнего с теми, «кто знает лучше».

— Действительно, зря, — согласился Энтони. — Ведь я чувствую себя женатым человеком и вполне смирился с тем, что женат.

Но у Джеймса была более интересная тема для обсуждения.

— Джереми сказал, что это ты попросил его уехать вчера в Воксхолл. Если тебе хотелось избавиться от нас, зачем нужно было действовать через мальчишку?

— Разве вы плохо провели время?

— Черт возьми! Ты мог бы просто попросить меня. Что я настолько бесчувственный, по-твоему, и не в состоянии понять, что ты хочешь провести вечер наедине со своей молодой женой?

— Перестань, Джеймс. Ты такой же чувствительный, как сухое дерево. Если бы прошлой ночью я попросил тебя уйти, ты бы остался, хотя бы для того, чтобы посмотреть, зачем я тебя просил уйти.

— Неужели? — Джеймс на этот раз улыбнулся с неохотой. — Да, полагаю, что ты прав. Я посмотрел бы, как ты и твоя маленькая шотландка носитесь по дому обнаженными, и ты ни за что не избавился бы от меня. Ни за что на свете не пропустил бы я такого развлечения.

Энтони налил себе еще выпить.

— Вечер закончился не так, как я надеялся.

— Значит, в раю не все в порядке? Энтони хотел промолчать, но не удержался.

— Ты не поверишь, в чем она обвинила меня. Она приревновала к барменше, которую мы встретили той ночью! — У меня остались приятные воспоминания о Марджи.

— Так ты встретился с ней?

— Ты сомневаешься? Неужели я упустил бы такой лакомый кусочек.

— Правильно. А от меня отвернулась моя собственная жена. И мне пришлось оправдываться за то, что я не совершал. Я не должен был этого делать.

Джеймс заметил:

— Тони, мальчик мой, тебе придется еще многое узнать о молодых женах.

— А что, у тебя была невеста, которая сделала тебя экспертом в этой области? — презрительно усмехнулся Энтони. — Когда в последний раз ты общался с настоящей леди? Ты — капитан Хок, который досконально изучил поведение портовых женщин.

— Не досконально, парень. Но знаешь, женщины из низших классов более искренни в любви. А кроме того, все женщины одинаковы. Дама или шлюха, пока мила и желанна — хороша. К тому же прошло не так много лет, чтобы я забыл, как ведут себя дамы. Ревность превращает их в сварливых жен.

— Ревность? — переспросил Энтони задумчиво.

— Боже праведный, брат, разве не в этом проблема?

— Я не думал… да, кажется, сейчас я понимаю. Когда ты сказал об этом сейчас, я понял, почему она ведет себя так непонятно.

— Значит.

Книгтон был прав, — засмеялся Джеймс. — Куда девалась твоя хитрость, дорогой мальчик?

— Смотрите на него! Кто бы говорил, — решительно оборвал его Энтони. — Ты же той ночью упустил девчонку. Куда делась твоя хитрость, Хок…

— Забудь об этом, Тони, — нахмурился Джеймс. — Хок умер. Я больше туда не вернусь.

Глава 30

Было пять часов дня, когда Джордж Амхерст вытащил двух братьев Мэлори из экипажа, остановившегося как раз напротив дома на Пиккадили. В поддержке они нуждались сейчас как никогда и никто другой… Джордж ни разу не видел Энтони таким пьяным, абсолютно ничего не соображавшим. А Джеймс, этот устрашающих размеров Мэлори, смеялся над братом, сам едва не падая.

— Ей вряд ли это понравится, — сказал Джеймс и закинул руку на плечо Энтони, чуть не повергнув на землю их обоих.

— Кому?

— Твоей жене.

— Жене?

Джордж с трудом удержал отяжелевшего друга.

— Превосходно! — засмеялся он. — Вначале он напивается в «Уайте» до потери сознания, празднуя свою женитьбу, а теперь вообще не может вспомнить, что женат.

Джордж, впрочем, сам еще не мог привыкнуть к этой новости. Только вчера утром Энтони посетил его и сообщил о своей женитьбе, а потом Джордж прочитал об этом в газетах.

— Очень смешно… ну, очень, — Энтони еле ворочал языком, но, кажется, сердился. — Я был без сознания и это единственное оправдание моим словам. Так что, пожалуйста, никаких поздравлений. Здесь уместнее соболезнование.

— Ты нашел женщину с темпераментом, который превосходит твой собственный, Тони. — Джеймс хоть и был пьян, не мог пропустить случая поддеть брата. — Только не говори, что для жены это недостаточно.

И он рассмеялся, пока Энтони не обернулся назад.

— Когда ты женишься, я надеюсь, что она будет хорошей гадюкой, которая вместо любви и благодарности будет кусать тебя.

Дверь особняка открылась прежде, чем Джордж постучал. Добсон с каменным лицом встречал их на пороге, однако он был явно удивлен состоянием хозяина и, молча приняв его из рук Джорджа, попытался поднять Энтони по лестнице, хотя тот был намного больше бедняги. Джорджу пришлось помогать ему, а Джеймс плелся за ними, опираясь на перила.

— Лучше позови еще слуг, Добсон, — предложил Джордж.

— Боюсь, они все в распоряжении миссис, мой господин.

— Черт возьми, — проворчал Энтони. — Куда она их отправила…

Джордж подтолкнул его, чтоб он заткнулся, потому что из гостиной вышла молодая женщина и встала на верхней площадке, уперев руки в боки, ее темные глаза прямо сияли от гнева. Это жена Энтони? Так хороша и так сердита!

— Прощу прощения, леди Мэлори, — нерешительно начал Джордж. — Я нашел этих двух пьяных буквально на дне бокала. Пришлось привезти их домой, чтобы проспались.

— Кто вы, сэр? — холодно спросила Розлинн. Джордж не успел ответить, Энтони уставился на жену и заявил:

— О, перестань, моя дорогая, ты должна знать старину Джорджа. Благодаря такому разбойнику можно начать сомневаться во всем мужском роде.

Джордж покраснел и немного отступил в сторону.

— Перестань, Мэлори, — прошептал он, скидывая руку Энтони со своего плеча. — Оставляю тебя для нежных объяснений с твоей женой. Больше ты ничего не заслужил после такого удара.

Энтони не следовало так представлять лучшего друга своей жене, поэтому, обращаясь к Розлинн, Джордж добавил:

— Надеюсь, мы еще встретимся в другой раз, при более благоприятных обстоятельствах, леди Мэлори.

И он решительно вышел из дома, даже не закрыв за собой дверь. Энтони обернулся и крикнул ему вслед, пытаясь сохранить равновесие.

— Я что-то не то сказал, Джордж?

Джеймс, усевшись рядом с Добсоном на две ступень ки ниже, умирал от хохота. Энтони шатался так, что едва не пересчитал носом ступеньки. Розлинн, не мешкая, спустилась к нему, положила его руку себе на шею, а своей рукой обвила его за талию и потащила на себе.

— Ты знаешь, который сейчас час? Как ты посмел явиться домой в таком виде? — песочила она его, осторожно пробираясь через зал.

— Сейчас… сейчас… Ладно, сколько бы ни было времени, в чей еще я могу пойти дом, как не в свой?

С этими словами он рухнул на пол, увлекая за собой Розлинн.

— Черт возьми! Мне нужно было бы бросить тебя здесь!

Энтони, будучи в сильном подпитии, не понял ее слов. Он схватил ее и так крепко прижал к своей груди, что она едва дышала.

— Ты не покинешь меня, Розлинн. Я не позволю этого.

Она рассерженно посмотрела на него.

— Ты… о, Боже, спаси меня от пьяниц и дураков, — сказала она в раздражении, освобождаясь от него. — Давай, глупец, поднимайся.

Кое-как она подняла его и втащила в спальню. И когда минутой позже Добсон вошел в спальню, она зачем-то отослала его. Энтони был беспомощным и не способным позаботиться о себе самостоятельно, он весь был сейчас в ее власти — точно дитя.

— Как ты мог в середине дня напиться таким пьяным? — спросила она, подняв его ногу, чтобы снять ботинки.

— Пьяным? Разве? Боже праведный, какое отвратительное слово. Джентльмены никогда не бывают пьяными.

— Неужели? А какими же они бывают? Он протянул ей другую ногу.

— Как же это говорится… это… это… Как же это чертово английское слово?

С трудом стащив с него второй ботинок, Розлинн подняла глаза: Энтони смотрел на нее, невинно улыбаясь. Она отбросила ботинок в сторону.

— Ты не ответил на мой вопрос, Энтони.

— На какой вопрос?

— Почему ты в таком отвратительном состоянии?

Он продолжал все так же по-детски смотреть на нее — открыто и беззащитно.

— Я объясню, моя дорогая. Почему мужчина может немного перебрать? Если он потерял свое состояние, если умер кто-то из родственников или если его кровать пуста.

Теперь настала ее очередь прикинуться непонимающей:

— А что, кто-то умер?

Он обнял ее за бедра и притянул к себе:

— Не играй с огнем, дорогая, можешь обжечься.

Глава 31

Энтони проснулся с раскалывающейся головой и проклятием на устах. Он сел, чтобы зажечь лампу, каминные часы показывали начало третьего. За окном было темно — значит, это начало третьего ночи. Он выругался еще раз: теперь ему предстоит бодрствовать много часов до рассвета, с трещащей головой.

Какого черта он все это натворил? О, да, он знал, какого черта, но все равно, не нужно было делать этого. Он смутно помнил, как старина Джордж приволок их домой, помнил, что Джордж рассердился — но за что? Энтони не мог припомнить.

Энтони распрямился, осторожно массируя виски. Ну и жена! Не могла хотя бы раздеть его и как следует укрыть одеялом. Раз она так поступила с ним, надо пойти разбудить ее — ну и посмотреть, что из этого выйдет. Хотя нет, он чувствовал себя слишком погано и вряд ли смог бы изобразить что-нибудь путное, если она вдруг окажется сговорчивой. Он засмеялся, но тут же на лице его появилась гримаса. Нет, лучше уж попытаться избавиться от похмелья до наступления утра. Чудесно было бы принять ванну, но для этого придется дождаться более подходящего часа, чтобы разбудить слуг. В таком случае хорошо бы хоть поесть.

Медленно, потому что каждый шаг отдавался в голове, Энтони вышел из комнаты… Под дверью у брата виднелась полоска света. Он остановился, постучал и вошел, не дожидаясь приглашения. Джеймс, абсолютно голый, сидел на краю постели, сжимая голову руками. Энтони едва не рассмеялся, но сдержался, испугавшись адской боли в висках. Джеймс, не глядя на незваного гостя, медленно и зловеще выдавил из себя:

— Говори шепотом, если тебе твоя шкура дорога.

— Что, старина, у тебя внутри даже завелся маленький человечек, который колотит по мозгам?

— По меньшей мере дюжина, и этим я обязан тебе, ты, жалкий…

— Черт бы тебя побрал! Разве не ты предложил купить вина?

— Одну бутылку, а не несколько, ты, осел! Они оба поморщились от своих же громких голосов. Несмотря на муки похмелья, заставлявшие сосредоточиваться на собственной персоне, Энтони обратил внимание, что тело Джеймса выглядело без одежды вовсе неплохо. Энтони даже удивился, когда вошел, потому что не видел своего брата голым с тех пор, как ворвался однажды в спальню графини — имени ее он уже не помнил теперь, — чтобы предупредить Джеймса, что идет ее муж. Джеймс изменился с той ночи больше десяти лет тому назад. Он стал шире, солиднее. Выпуклые мускулы сбегали вдоль его шеи и рук к торсу и по ногам. Такой вид должен быть у пирата, десять лет лазавшего по мачтам.

— Знаешь, Джеймс, ты — великолепный экземпляр животного.

Джеймс тряхнул головой в ответ на это неожиданное замечание, посмотрел на свое тело, потом снова на Энтони. Наконец он ухмыльнулся:

— Женщин это не смущает.

— Ну, надо думать! — хмыкнул Энтони. — Как насчет картишек? Мне что-то совсем не хочется вознести молитву и лечь спать.

— Только если ты не будешь откупоривать бренди.

Когда Розлинн спустилась вниз к завтраку, ее глаза были затуманены после бессонной ночи. На этот раз она сама была виновата. Она думала об Энтони. Надо было по крайней мере раздеть его и устроить поудобнее, вместо того чтобы оставлять его вот так, как она оставила, даже не побеспокоившись, укрылся ли он. В конце концов он был ее мужем. Она была близка с ним. И нечего этого смущаться. Она совсем было собралась пойти исправить свою ошибку, но передумала, боясь, что он может проснуться и неверно истолковать ее заботливость. И вообще она не должна была входить в его комнату в ночной сорочке. Это можно не правильно понять. Она вовсе не сочувствует ему. Если он хотел напиться и обвинить в этом ее, это его проблемы. И если утром он будет мучиться тяжким похмельем, так это вполне заслуженно. Надо расплачиваться за невоздержанность. Почему же она полночи не спала, думая о нем, беспомощно растянувшемся на своей постели?

— Если у тебя такой хмурый вид из-за неудачного завтрака, может, мне лучше позавтракать в клубе?

Розлинн взглянула наверх. Внезапное появление Энтони настолько изумило ее, что она ответила только:

— Да нет, с завтраком все в порядке.

— Превосходно! — сказал он. — В таком случае ты не против, если я присоединюсь к тебе?

Не дожидаясь ответа, он подошел к столу и стал накладывать гору еды на свою тарелку.

Розлинн с изумлением уставилась на его высокую фигуру, безупречно элегантную в отличном темно-коричневом пиджаке, кожаных бриджах и сияющих сапогах. Он просто не имел права выглядеть так великолепно, быть таким бодрым и веселым в это утро. Он должен был жаловаться и стонать и проклинать свое безрассудство.

— Ты долго спал, — выразительно сказала Розлинн, вонзая нож в толстую сосиску на своей тарелке.

— Я только что вернулся с верховой прогулки. Он сел напротив нее, его брови вопросительно поднялись:

— А ты только что встала, дорогая?

Розлинн чуть не подавилась. Как он смеет еще поддевать ее после своего вчерашнего возмутительного поведения? А именно это он и делал, сидя напротив нее с таким видом, будто провел чудесную ночь, отоспавшись, как никогда в жизни.

Энтони и не ждал ответа на свой вопрос. С веселым прищуром он наблюдал за тем, как Розлинн расправляется с едой, демонстративно не замечая его. Однако Энтони не собирался оставлять ее в покое.

— У нас оказывается новый ковер в гостиной. Она не удостоила его взглядом.

— Странно, что ты не заметил его вчера. Она все-таки хотела так или иначе взять верх.

— И нового Гейнсборо тоже, — продолжил он, скользнув глазами по прекрасному полотну, украшавшему стену слева.

— Сегодня привезут еще новый китайский кабинет розового дерева и обеденный стол.

Она по-прежнему не отрывала глаз от тарелки, но от Энтони не ускользнула перемена ее настроения. Она уже не кипела от еле сдерживаемой злости. Ее самодовольное удовлетворение было очевидно. Энтони чуть не рассмеялся: она так бесхитростна, его милая женушка! Ему было совершенно ясно, к чему она клонит: старая уловка, когда мужу приходится раскошелиться, чтобы вывести жену из плохого настроения. А Розлинн явно поняла, что его бумажник не сможет вынести слишком много недовольства.

— Так ты решила немного обновить интерьер? Она слегка пожала плечами, но ответила вполне мирным тоном:

— Ну, ты ведь не позаботишься.

— Почему, дорогая. Я как раз хотел тебе это предложить.

— Отлично, ведь я только начала. Тебе будет приятно узнать, что это обойдется не так дорого, как я подумала сначала, когда впервые осмотрела дом. Мне нужны еще только четыре тысячи фунтов.

— Прекрасно.

Розлинн не верила своим ушам. Она могла ожидать чего угодно, только не такого неподдельного равнодушного ответа. Может быть, он думает, что она собирается потратить свои собственные деньги? Ладно, бедняга все поймет, когда начнут приходить счета.

Она встала, бросив салфетку на стол, но ей не удалось эффектно уйти. У дверей она обернулась, спохватившись, что нужно предупредить Энтони:

— Вечером у нас будет обедать Френсис. Если ты решишь изменить своей привычке поздно возвращаться и соберешься присоединиться к нам, будь добр, сделай это на трезвую голову, — проговорила Розлинн ледяным тоном. Ее муж понимающе усмехнулся:

— Вызываешь подкрепление, дорогая?

Глава 32

— Его зовут сэр Энтони Мэлори. Это он — владелец дома.

Джорди направил подзорную трубу на улицу и пристально вгляделся в черты высокого элегантно одетого богача, вышедшего из дверей особняка на Пикадилли. Значит, это тот самый англичанин, который последние несколько дней прочесывал трущобы в поисках Джорди, тот, кто похитил Розлинн? О, Джорди знал, что она здесь, хотя она и не показывала носа на улицу с тех пор, как два его наемника установили наблюдение за домом. Она должна быть здесь. Сюда посылали ее одежду. Сюда дважды приходила эта Гринфилл. Розлинн, наверное, считает, что надежно спряталась здесь — и не выходит наружу. Но здесь как раз легче наблюдать за ней — из парка рядом. Его деревья — надежное убежище, не нужно, вызывая подозрение, торчать в экипаже посреди улицы. Она не сделает и шагу без ведома Уилберта или Томаса — его наемников, а их ждет неподалеку пустой экипаж. В общем, это только вопрос времени. А пока придется заняться этим проклятым английским хлыщом.

Джорди опустил подзорную трубу и улыбнулся про себя: «Уже скоро, крошка. Скоро ты мне за все заплатишь».

— Будешь еще, Френсис?

Френсис взглянула на свой бокал, почти полный, затем на Розлинн, которая наливала себе новую порцию хереса. — Расслабься, Роз. Если его нет до сих пор, сомневаюсь, что он появится. Розлинн отвела взгляд:

— Мне кажется, Энтони появляется именно тогда, когда его меньше всего ждут.

— Ты нервничаешь?

Розлинн издала короткий смешок, больше похожий на стон, и сделав большой глоток, подсела к Френсис на новую софу, купленную у Адамса.

— Да нет, нет, разве я нервничаю? В конце концов он не выкинет ничего эдакого. Но я его предупредила, что ты придешь.

— И что же?

Розлинн наконец улыбнулась, хотя эта улыбка походила скорей на гримасу.

— Он поражает меня, Френ, он бывает таким разным. Я никогда не знаю, чего от него ждать.

— Ну, в этом нет ничего необычного, дорогая. У нас у всех бывают разные настроения, не так ли? Перестань наконец беспокоиться. Лучше скажи мне, как ему новая обстановка?

Розлинн усмехнулась:

— Он ее еще не видел. Глаза Френсис расширились:

— Ты хочешь сказать, что не посоветовалась с ним, прежде чем все менять? Но это все такое… такое…

— Нежное, дамское?

По хитрому блеску в светло-карих глазах подруги Френсис вдруг поняла, что она сделала это нарочно, чтобы ее муж просто возненавидел всю новую обстановку.

Розлинн окинула взглядом некогда простую комнату, по которой явно можно было сказать, что в доме живут одни мужчины, до неузнаваемости преображенную мебелью атласного дерева. Теперь она выглядела, как и полагается выглядеть гостиной, сугубо женскому владению. Адаме славится своим исключительно утонченным стилем и великолепными орнаментами. Но ей больше всего нравились позолоченные резные каркасы стульев и две софы с атласно-парчовой обивкой: серебряные цветы на оливково-зеленом фоне. Цвета не были типично женскими. Здесь она пошла на компромисс. Но орнамент… Относительно новых обоев она еще ничего не решила.

— Я не думаю, что Энтони это ужасно не понравится, Френсис, а если и так, он об этом не скажет. — Она пожала плечами. — А если все-таки скажет, я от всего этого избавлюсь и куплю что-нибудь другое.

Френсис нахмурилась:

— Мне кажется, ты слишком привыкла тратить деньги, не думая о цене. Ты забываешь, что твой муж не так богат, как ты.

— Как раз об этом я и не забываю. Френсис вздохнула:

— Что ж, пусть так. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Мужчины иной раз так остро реагируют на то, что касается их денег. Один потеряет двадцать тысяч фунтов — и ничего, а другой пойдет и застрелится.

— Не волнуйся, Френсис. Энтони не из таких.

— Ты не можешь сказать мне, Роз, что не заботишься о его реакции. Скажи, он был очень… неприятен, когда у вас был этот разговор, о котором ты не хочешь рассказывать?

— Это был не разговор, — замешкалась, не зная, как отвертеться от прямого ответа Розлинн. — Он был неприятным, пока я не вышла за него замуж.

— У тебя был вовсе не сияющий вид, когда мы виделись в последний раз. Я предполагаю, что его настроения прямо тождественны твоим, моя дорогая.

Розлинн сделала гримаску на это мудрое замечание:

— Раз он не собирается с нами обедать, а его брата и племянника тоже нет, значит, мы с тобой будем вдвоем. Надеюсь, мы с тобой можем найти более приятную тему для разговора.

Френсис сдалась и усмехнулась:

— Конечно, мы можем попробовать прямо сейчас. Розлинн тоже улыбнулась, чувствуя, что ее напряжение ослабевает. Ей все-таки было хорошо с Френсис, особенно если не слушать некоторые ее советы.

Они взялись за руки и вышли из гостиной, чтобы перебраться в маленькую столовую, которая прежде была комнатой для завтрака, поскольку Энтони редко обедал дома до женитьбы. Но Розлинн остановилась на полпути, заметив, что Добсон открывает входную дверь. Энтони пришел — и не один. Как он посмел?! Он нарочно привел с собой Джорджа Амхерста, прекрасно зная, что здесь будет Френсис. Судя по тому, что Джордж буквально окаменел, увидев Френсис, он не был ни о чем предупрежден. Секундная пауза выдала общее замешательство.

— Превосходно, — сказал Энтони, отдавая шляпу и перчатки невозмутимому дворецкому. — Я вижу, мы успели как раз к обеду, Джордж.

У Розлинн прямо дыхание перехватило от гнева. Френсис, побледнев, вскрикнула и бросилась обратно в гостиную. Энтони хлопнул своего друга по плечу, выводя его из оцепенения:

— Ну же, что ты стоишь, как осел, Джордж? Иди за ней.

— Нет! — крикнула Розлинн, не успел Джордж сделать и шагу. — С нее довольно!

Розлинн метнулась к гостиной, чтобы успеть захлопнуть дверь перед его носом. Но она никак не ожидала вмешательства Энтони. Не успела она добежать до двери гостиной, как он оказался возле нее и, крепко обхватив ее за талию, увлек к лестнице.

Она была страшно оскорблена таким произволом. — Отпусти меня, ты… — Сейчас, сейчас, дорогая, — как ни в чем не бывало ответил он. — Надеюсь, мы не будем устраивать эту довольно неприятную сцену прямо здесь, на глазах у слуг?

Розлинн перестала вырываться, но хотела как следует отчитать его за выходку. Он приложил палец к ее губам.

— Имей терпение, дорогая. Она отказывается выслушать его — пришлось ее заставить. Наконец Джордж сможет объясниться с ней.

— Нет! — противилась Розлинн. — Я не верю тебе!

— Маленькая упрямица, — ласково ответил он. — Ну ладно, пойдем со мной, я переоденусь к обеду.

Энтони буквально втащил ее в свою комнату и только тут ей удалось вырваться из его крепких объятий.

— Это самый отвратительный из твоих поступков! — воскликнула она, даже не заметив, что в комнате Энтони стоит его камердинер Виллис.

— Рад это слышать, — весело ответил он. — А я думал, что самый отвратительный из моих поступков, это…

— Замолчи! Сейчас же замолчи!

Она рванулась к двери. Он снова схватил ее за талию и силой посадил на стул рядом с камином. Опершись одной рукой о камин, он наклонился над ней так, что она вынуждена была вжаться в стул, чтобы сохранить расстояние между ними. В нем не осталось ни капли веселья. Он был убийственно серьезен.

— Ты останешься здесь, моя дорогая жена, иначе я привяжу тебя к стулу. Ты поняла меня?

— Ты не сделаешь этого!

— Можешь быть абсолютно уверена, что сделаю. Губы Розлинн задрожали от обиды. Но поскольку Энтони не двигался и по-прежнему угрожающе стоял рядом с ней, она решила, что благоразумнее пока будет подчиниться. В знак покорности она опустила глаза и, подняв ноги на стул, устроилась поудобнее. Энтони отметил это и выпрямился, но не отошел.

Он понимал, что помогая Джорджу, осложняет жизнь себе. Все усилия, приложенные им ранее, чтобы смягчить гнев Розлинн, пропали теперь даром. Пусть так. Джордж заслужил этот шанс. Правда, теперь Энтони грозили, вероятно, еще несколько недель плохого настроения Розлинн. Пытка.

Он отвернулся от стула. И тут камердинер шагнул к нему, чем, наконец, обратил на себя внимание.

— Спасибо, Виллис, — голос Энтони был абсолютно спокоен. — Твой выбор, как всегда, великолепен.

Розлинн, сверкнув глазами на Виллиса, посмотрела затем на одежду, аккуратно разложенную на постели.

— Ты хочешь сказать, он знал, что ты будешь дома к обеду?

— Конечно, моя дорогая, — ответил Энтони, снимая сюртук. — Я всегда говорю Виллису, когда меня ждать, если уверен в своем распорядке дня.

Она окинула Виллиса таким взглядом, что его вечно бледные щеки покрылись краской.

— Он должен был доложить об этом мне!

— Это не входит в его обязанности, — ответил Энтони.

— Ты должен был сказать мне об этом!

— Совершенно верно, милая. И если бы ты не дулась на меня все утро, я бы так и сделал. — Энтони надеялся смягчить ее гнев, но Розлинн только возмутилась от его слов:

— Этого не было! Как ты смеешь так говорить! — она было вскочила со стула, но под взглядом мужа снова покорно села.

— Да? — Энтони снял сюртук и передал камердинеру, расстегнув пуговицы жилета. — Как же тогда это называется?

Виллис с готовностью подхватил его рубашку. Розлинн, не успев ответить, отвернулась так быстро, что Энтони громко захохотал. Это было крайне интересно — ее упорное нежелание видеть его раздетым.

Он сел на кровать, пока Виллис менял ему ботинки, и устремил взгляд на жену. Сегодня она причесалась по-новому, более легкомысленно, сделав высокую прическу, из которой выбивались локоны. Как давно его руки не перебирали эти золотисто-рыжие волосы, а губы не ласкали гладкую кожу ее шеи. Она отвернулась, но ее тело было видно в профиль, и он не мог отвести глаз от ее высокой груди.

Он с трудом отвернулся, боясь совершенно потерять самообладание.

— Ты знаешь, дорогая, я так и не понял причину твоего болезненного настроения сегодня утром.

— Это ты рассердил меня.

— Как же я мог это сделать, если вел себя чрезвычайно хорошо?

— Ты назвал Френсис моим подкреплением?

— Боюсь, это будет грубо с моей стороны, милая, но хочу отметить, что ты дулась и до того, как была упомянута твоя подруга.

Энтони вдруг увидел, как ее пальцы сжали ручки кресла. Он загнал ее в угол, хотя совсем не собирался этого делать. Тогда он сказал спокойным тоном:

— Да, Розлинн, пока я не нашел твоего кузена, прошу тебя, не выходи из дома без меня.

С чего это он стал таким дьявольски рассудительным и заботливым? Она и сама давно додумалась, что ей лучше посидеть пока дома.

— Между прочим…

— Мэлори! — за дверью вдруг раздался крик и в следующую секунду Джордж Амхерст ворвался в комнату. — Тони! Ты будешь…

Розлинн моментально вскочила со стула, забыв об угрозе Энтони и не дослушав, что Джордж так торопился сообщить ее мужу, выбежала за дверь.

Не оглядываясь, она сбежала вниз по лестнице и бросилась в гостиную. Но там внезапно остановилась, увидев Френсис, стоящую у мраморного камина спиной к двери — ее жалкий вид говорил о неприятных минутах, которые она только что пережила. Френсис обернулась, и у Розлинн комок подкатил к горлу — она увидела слезы в глазах подруги.

— О, прости меня, — воскликнула она и бросившись вперед, обняла Френсис. — Я никогда не забуду Энтони того, что он сделал. Он не имел права…

Френсис мягко прервала ее:

— Я выхожу замуж, Роз.

Розлинн так и застыла, потеряв дар речи. Даже сияющая улыбка Френсис, улыбка, какой она не видела уже годы, не могла заставить ее поверить в услышанное. Слезы опровергали эту улыбку. Слезы…

— Тогда почему ты плачешь? Френсис тихо засмеялась:

— Я ничего не могу с собой поделать. Я была такой дурочкой. Роз. Джордж сказал, что он любит меня и всегда любил.

— Ты… Ты поверила ему?

— Да, — и затем с большей силой:

— Да!

— Но, Френ…

— Вы ведь не пытаетесь переубедить ее, леди Мэлори?

Розлинн обернулась — серые глаза Джорджа Амхерста смотрели на нее с ледяной холодностью, тон был полон угрозы.

— Нет, — с трудом ответила она. — Я и не мечтала…

— И прекрасно! Потому что теперь, когда я знаю, что и она до сих пор любит меня, я никому не позволю встать между нами.

В тоне Джорджа звучала отчаянная решимость, и это было так же убедительно, как и теплота, струящаяся из его глаз. А «никому» относилось также и к самой Френсис. Френсис глубоко взволновало это предупреждение. Она обняла ошеломленную Розлинн и счастливым шепотом сказала ей в ухо:

— Ты видишь теперь, почему я не сомневаюсь в его искренности. Разве он не прекрасен?

Прекрасен? Ведь Френсис сама предостерегала ее от того, чтобы доверять таким мужчинам, и вот теперь ее подруга собиралась замуж за этого негодяя, разбившего ей сердце.

— Я надеюсь, ты простишь нас, дорогая, если мы тебя покинем, — сказала Френсис, отступив назад, и стыдливый румянец окрасил ее щеки. — Нам с Джорджем надо о многом поговорить.

— Я уверен, Френн, твоя подруга поймет, как нам хочется сейчас побыть вдвоем, — вставил Джордж, положив руку на талию Френсис и притянув ее к себе неприлично близко. — В конце концов, она сама недавно вышла замуж.

Через минуту она уже стояла в гостиной одна, одолеваемая бурей противоречивых эмоций.

— Я вижу, тебе сообщили хорошие новости. Розлинн обернулась к двери, и в секунду все мысли оставили ее, стоило ей увидеть своего мужа. Он выглядел потрясающе в темно-изумрудном атласном фраке, с пеной белоснежных кружев на груди. Волосы он зачесал назад, но они непослушными прядями падали вперед и ложились густыми черными волнами. Он был просто ошеломителен, по-другому не скажешь. Он был так красив, что ее сердце бешено забилось и чуть не выскочило из груди.

Но затем она заметила, как он привалился плечом к дверному косяку, как скрестил руки на груди. Из него буквально сочилось самодовольство. Он был горд собой, как павлин, он выставлял напоказ свое обычное мужское высокомерие. — Тебе нечего сказать, милая, после того, как ты наделала столько шума из ничего?