Охота обреченного волка

Никогда ещё меня не обманывало это чувство что за мной хвост. Из-за жары улицы были пустынны. Я стал петлять, как это обычно делается для запутыания следов, но мой хвост не остатвал. Наконец я спустился в первую попавшуюся станцию подземки и бросил жетон в замок турникета. На платформе было человек десять, и я стал пристально наблюдать за турникетом. Никого. Вошла только пожилая дама.И все же я точно знал, что за мной следят.
      Я вскочил в первый же поезд - это был экспресс на Бронкс. Только сев на скамейку, я почувствовал, как вспотел от этих гонок. Я намеревался уйти от хвоста, выйдя на Таймс-сквер, там сесть на другой поезд или наооборот пропустить поезд... Но потом я придумал трюк получше. Было слишком жарко для таких кульбитов, и я решил прокатиться со своим хвостом прямехонько до Гарлема.
      В свое время я работал в Гарлеме всего каких-то несколько дней - и слава Богу: в этом районе у меня поджилки начинали трястись. Я все время чувствовал себя там точно живая мишень: белый на улицах Гарлема мог быть только легавым. Я знавал полицейских, которым очень даже нравилось работать в Гарлеме, но меня увольте. Я ожидал нападения в любую секнуду и ни на мгновение меня это опасение не оставляло.
      Я попытался было рассмотреть своего филера в витрине - не так уж много на гарлемских улицах было белых прохожих. Но не не смог. Оставалось только надеяться на то, что он вроде меня тоже пугливый.
      Лили снимала комнату в жилой пятиэтажке У входной двери притулилось порядка десяти звонков. Я позвонил ей четыре раза - ибо табличка против её фамилии указывала именно это количество - и она ещё не успела связаться со мной по домофону, как дверь раскрылась и из подъезда вывалились два здоровенных негра угрюмого вида. Когда я входил, они бросили на меня такой взгляд, точно вдруг решили вернуться и преградить мне путь. Но они, ни слова не говоря, спустились по ступенькам крыльца.
      По лестнице, пропахшей ароматами многочисленных жильцов, я поднялся на третий этаж, не понимая, какой черт меня сюда принес. Дело было не в деньгах - зачм мне теперь деньги? - просто мне не давало покоя мысль, что меня надули - не отдвали должок.
      Из приоткрытой двери высунулось темное лицо Лили, и насколько я мог разглядеть её в полумраке, она стояла в ночном халате. Увидев меня, она заволновалась, но даже и не подумала раскрыть дверь пошире.
      - Привет, Лили!
      - Что вы здесь делаете, мистер Бонд?
      - Да вот зашел поболтать с тобой - но не на лестнице же.
      - Я неодета и не могу принять у себя мужчину. Неужели в отеле не верят, что я заболела? Я простудилась - очень сильно. Когда выйду на работу, принесу свидетельство от моего врача...
      - Хватит, Лили! - я понизил голос. - Ты же понимаешь, зачем я пришел. Где мои бабки?
      - Какие... деньги, мистер Бонд? - громко спросила она и её вопрос эхом прокатился по подъезду.
      Если её комната окнами выходила на улицу, я мог бы рассмотреть своего хвоста, хотя вряд ли он такой балбес, чтоб стоять и ждать меня около дома.
      - Позволь войти, мы спокойно поговорим.
      - Нет, я вас не пущу. Вы опять пьяны, мистер Бонд?
      - Не распускайся! Что значит - опять пьян?
      - А что значит "не распускайся"? Я плохо себя чувствую, а тут сквозняк. Что вам надо?
      - Слушай, Лили, я сделал тебе одолжение Я для тебя стребовал пятерку с тех пьянчуг - и так ты мне платишь за услугу. Вот так с вами всегда хочешь с вами по-хорошему...
      - Что значит, с вами. А вы, что же, мистер Бонд, особенный какой-то?
      Мне этот разговор начал надоедать.
      - Ладно, хватит болтать. Ты собиралась поставить за меня доллар на 506, помнишь?
      - Помню.
      - Тогда выиграл 605.
      - Ну и что?
      - Лили! - я старался не повышать голос. - Никто никогда не ставит простой. Ты же ставила на комбинированный - то есть мне из каждого доллара выигрыша на 605 полагается около пятнадцати центов - гони мои семьдесят пять долларов.
      - Вы определенно пьяны! Я поставила на 506 простой. Как всегда. И если бы выиграла, принесла бы вам ваши деньги даже если б мне пришлось выходить из дому с температурой.
      - Лили, ты меня что, за дурачка считаешь? Мне неприятности не нужны, но....
      - Я опять заболею на таком сквозняке! - Она собралась захлопнуть дверь, но я всунул башмак между дверью и косяком. Округлив глаза, она спокойно произнесла:
      - Мистер Бонд, уберите ногу. Это вам не "Гровер". Вы тут не командуйте!
      - Тише ты можешь говорить! А то...
      - А вы меня не пугайте, грубятина! Если собрались выкопать мне могилу, то советую выкопать ещё одну - для себя!
      Я вдруг так перепугался, что потерял дар речи. Потом спросил:
      - Лили, почему это ты так сказала - "вырыть могилу для себя"? У меня что-то в лице такое... Скажи, Лили, черт с ними с деньгами, скажи, почему ты так... Выкопать могилу для себя.
      Я убрал ногу и она тут же захлопнула дверь. На мгновение дом замер, потом я услышал скрип открываемых на всех этажах дверей и приглушеннй шепот. Я огляделся. Сверху на меня смотрели испуганные детские глаза.
      Я повернулся и стал спускаться по деревянным ступенькам, застланным протертой ковровой дорожкой, зная, что все обитатели этой норы навострили уши, прячась за дверями своих квартирок. Я чуть ли не бегом выскочил на улицу и зашагал по тротуару. Когда я дошел до Леннокс-авеню, все мои страхи рассеялись, и я уже сердился на свою пугливость. Черт побери, я же на своем веку не одного черномазого поставил на место и никогда...
      А на Леннокс меня точно холодным душем окатило - ко мне вновь вернулось ощущение, что за мной следят. Тут я чуть не рассмеялся. Если мой филер хотел вызнать, на кого я работаю - а скорее всего так оно и было, эта прогулка в Гарлем, конечно же, озадачит неведомого организатора этой слежки.
      Может быть, Лили и впрямь поставила на 506 простого, но мне-то какая разница - там, куда я собираюсь, за деньги все равно никаких развлечений не получишь.
      Я доехал на подземке до Четырнадцатой улицы. Из "Сент-Винсента" позвонил в полицию и попросил Билла.
      - Какого черта тебе потребовалось приставлять мне хвост? поинтереовался я у него.
      - Хвост? А зачем мне... Слушай, Марти, ты можешь меня оставить в покое раз и навсегда? Мне опять в управлении устроили головомойку. Я и думаь про тебя забыл!
      - Не вешай мне лапшу на уши! За мной сегодня увязался хвост.
      - Может, это Дик Трейси тебя выслеживает? - рявкнкул Билл и бросил трубку.
      Выйдя из телефонной будки, я обтер влажным платком вспотевшее лицо и усмехнуся. Теперь, удостоверившись, что это не Билл привязал ко мне своего человека, я понял, что пора носить с собой "пушку". Рыба начала клевать да так настойчиво, что мне, тухлому рыбаку, светило вытащить акулу... из семейства людоедов. "Деревня" Смит будет моей снотворной таблеткой, моим...
      Выкопай для себя могилу! Почему же эта больная негритянка назвала меня грубятиной?
      Глава 4
      Кто бы первым ни сказал, что юность лучшее лекарство, попал в точку можно было только диву даваться, как быстро Лоуренс выкарабкивался. Всего через сутки после побоев он почти совсем оправился. Конечно, он ещё был лежачий, но голос у него уже окреп и с лица сняли повязки. Теперь я увидел его заплывшие глаза, разбитые губы и цыплячью шею. Врач сказал, что больше внутренних повреждений не обнаружено, но тем не менее выйти из больницы Лоуренс сможет не раньше чем через месяц.
      Увидев, как заблестели его глаза при виде меня, когда я подсел к его кровати и стал рассказывать о своих догадках, в том числе и о Бобе Смите, я почувствовал к нему острую жалость. Может быть, всему виной была эта его худющая шея, что торчала из-под бинтов. Как бы то ни было, я решил раз и навсегда отговорить мальчишку от его вздорных замыслов.
      Лоуренс выслушал меня, не прерывая, и наконец произнес:
      - Не знаю, Марти. Ты же сам говоришь: самое главное - это связующее звено, а какое отношение может иметь Ланде с крупнейшим преступным синдикатом? Тут я целиком согласен с лейтенантом Ашом - как-то это все не вяжется.
      - Да, не вяжется - пока. Но вот за мной сегодня была слежка. Это значит, что утром как только я вышел от Ланде, он сел на телефон и кому-то нажаловался. Какому-то очень крупному деятелю, потому что посадить хвост удовольствие дорогое.
      Он кивнул.
      - Будь осторожен, Марти, Хотя я знаю, тебе любая трудность по плечу. Не понимаю, почему Аш с тобой отказывается работать... Правда, ты говоришь, он сейчас очень занят. Есть новости об убийстве Андерсона?
      - Я пока не читал газет и радио не слушал. Вот что, Лоуренс, обещай мне, что когда отсюда выберешься, ты бросишь свою гражданскую оборону и не станешь готовиться к полицейским экзаменам...
      Тут его глаза буквально полыхнули злостью.
      - Почему? Только оттого, что меня подстерегли в темном переулке и отдубасили, ты считаешь, я недостаточно... крутой, чтобы стать полицейским? - Он проговорил это жестко, почти с вызовом.
      - Лоуренс, что это за детский разговор. Ты хоть знаешь, что такое "крутой". Это значит "перепуганный". Чем круче парень, тем он трусливее. Я сам это впервые в жизни понял позавчера вечером - меня словно носом ткнули в грязь. Так что давай не будем вести эти детские разговоры насчет того, кто крутой и бравый. Так ведь только в кино бывает. Я хочу, чтобы ты выброил из головы весь этот бред насчет полиции, потому что ты умный малчьик, а служба в полиции тебе только душу испоганит. Я прошу тебя выбросить это из головы точно так же, как я бы попросил тебя выбросить из головы мечты о любой недостойной работе.
      - Это что-то новенькое: Марти-ненавистник полицейских! - сказал он, иронически улыбаясь одними глазами.
      - Я полицейских вовсе не ненавижу, просто нас иногда просят выполнять непосильную работу. Дети становятся воришками оттого, что их одолевает скука или хочется острых ощущений или просто кулаками помахать - но главным образом по причине их нищеты. Ну и что - ну, засадишь ты их за решетку, а они оттуда выйдут такими же нищими, какими были, и дети их тоже будут нищими и так далее до бесконечности. Скажи мне, каких таких добрых дел можно ждать от наших полицейских и от нашего правосудия без искоренения первопричин нарушения законности?
      Разбитые губы разъехались в подобие улыбки, а взгляд стал нежным, как у девушки.
      - Марти, ты меня поражаешь. У тебя, оказыавется, за маской крутого бесстрастного дядьки кипит возмущенная социальная совесть!
      - Ничего социального у меня нет! Я просто пожил на этом свете и кое-что повидал.
      - Я очень рад, что ты понимаешь важность социального благополучия. И ты абсолютно прав - в лучшем случае законы являются только ширмой, скрывающей глубокие недуги общества. И пока у нас не наступила утопическая эра всеобщего благоденствия, я буду уважать закон и делать все, что в моих силах, чтобы он действовал и исполнялся.
      - Ты шутишь! Я уже как-то тебе пытался объяснить, что и часа не проходит, чтобы какой-нибудь среднестатистический гражданин не нарушил какой-нибудь закон - то он на тротуар плюнет, то он засмолит сигаретку в подземке, то он голышом появится в подъезде собственного дома. Ты же не можешь способтвовать выполнению всех без исключения законов, потому что для этого ни у кого нет ни времени, ни средств. Полицейскому приходится закрывать глаза на некторые вещи... а полицейский с закрытыми глазами уже не может считаться хорошим полицейским. Такого зверя в природе просто нет. - Я вдруг подумал: и какого черта я все это доказываю глупышу. Меня охватила вдруг усталость и раздражение от нашего дурацкого спора - передо мной лежал несчастный герой комиксов, которому доставало сил прекословить мне.
      - Ты неправ. Ты же был хорошим полицейским, настоящим профессионалом своего дела. И до сих пор мог им быть. Ты же занимаешься делом... о нападениии... всего день, а уже сумел сузить круг подозреваемых и свести все версии к одной, и на этом пути тебя ожидает удача. Это же и есть точная профессиональная работа полицейского.
      - Лоуренс, мальчик, да я просто пустоцвет. Вот что я пытаюсь тебе втолковать, и всю свою жизнь был таким, только понял это лишь совсем недавно. И хочу тебе прямо сказать - пускай даже мои слова будет тебе неприятно услышать. Я полагаю, ты и Билла Аша считаешь хорошим полицейским.
      - Конечно. Мне кажется, он способный, трудолюбивый и уравновешенный.
      - Тогда я тебе расскажу, каким он ещё может быть - каким ему приходится быть. После того, как меня... мм... как я вышел в отставку, мне нужна была работа, а я кроме ремесла полицейского ничего не знал... - Я говорил медленно, чтобы он не пропустил ни одного моего слова, потому что я ему собирался поведать о малоприятных вещах. - У меня не было нужных связей для получения работы в частных компаниях, не было подъемных, чтобы набрать собственную клиентуру. Мне оставалось быть либо охранником в банке ходячим револьвером - или попытать счастья где-то еще.... ну, вот я и нанялся в службу безопасности в "Гровер". Ты видел эту дыру. Во многих маленьких отелях вроде него вообще нет своей охраны. Ты хоть знаешь, чем я там занимаюсь на самом деле? Я что-то вроде вышибалы и сутенера в одном лице. Понял: я - су-те-нер!
      В его глазах появилось удивленное выражение.
      - Ты шутишь! Что за ерунду ты мне рассказываешь, Марти!
      - Ерунду, которую иногда называют правдой, малыш. У нас там каждую ночь работают от трех до десяти, а то и больше девочек, а деньги за их работу текут в бюджет одного из самых уважаемых в городе владельцев недвижимости. Ну что ж, мне пришлось согласиться на такую работу, а иначе вообще никакой бы работы мне не светило. А теперь давай перейдем к Биллу Ашу. Когда мы были напарниками, мы делились с ним подношениями, так ничего особенного - рубашка, или шляпа, или бесплатный обед, или бутылек. А бывало, приезжаешь на место ограбления и видишь: на полу полным-полно банкнот валяется - ну и утянешь себе пару-тройку пока никто не видит...
      - Марти, я же понимаю, что полицейские живые люди и у них значки со щитом, а не ангельские нимбы вокруг головы...
      - Малыш, я только пытаюсь тебе показать, какой ловушкой может обернуться для человека служба в полиции. "Гровер" находится на участке Билла, и задолго до того, как он стал лейтенантом, администрация постоянно отстегивала мзду полицейским. Билл удержиает себе долю навара, а все остальное идет выше по инстанциям. Вот тебе твой компетентный и хороший Билл Аш - хотя я не отрицаю, он именно таков, - который после двадцати лет безупречной работы в полиции наконец получил крупное повышение. Ему прекрасно известно, что "Гровер" - тайный публичный дом. Если он его накроет, большие боссы, контролирующие рынок недвижимости и имеющие хорошие связи в городском управлении, вышибут его - он и глазом не успеет моргнуть. А предположим, что сам Билл не берет, а просто смотрит на все сквозь пальцы. Что ж, тогда он все равно никак не попадат в твою категорию "хорошего полицейского", хотя и в сутенерском бизнесе не замешан. Но он даже и этого себе позволить не может, потому что все местные сутенеры сразу занервничают - ведь они не будут знать наверняка, накроет он их или нет. Разумеется, он мог бы устроить большую облаву и всех вывести на чистую воду - от городских полицейских начальников до магнатов недвижимости. Но в этом случае - я готов поспорить! - Биллу обязательно устроят грандиозную подставку , а может и пришьют.
      Презрительный взгляд мальчишки едва меня не пронзил.
      - Боже, Марти, да ты просто не в себе, ты просто больной.
      - Больной - да, но не той болезнью, о какой ты думаешь. Я хочу показать тебе, куда ты мечтаешь влезть. Все ненавидят полицейских - и преступники, и так называемые честные граждане. Во всех нас сидит воришка, так что в глубине души мы все немножечко настроены против закона. Тебя ненавидят, на тебя давят со всех сторон, ты работаешь сверхурочно, тебе платят смешную жалованье, и неважно, каким бы честным ты сам себя ни считал, особено если ты большой чин, тебе приходится в той или иной форме участвовать в политических играх, чтобы сохранить место - машина коррупции слишком хорошо отлажена, чтобы её смог остановить в одиночку какой-то жалкий легаш.
      Он молчал. Его глаза уперлись в потолок, точно меня рядом не было.
      - Как ты можешь быть таким циником, Марти? - наконец произнес он. Слышать такое от тебя просто противно, прости уж, что я так говорю. Ты один из самых заслуженных полицейских Нью-Йорка, да я же помню времена, когда ты бросался на вооруженных бандитов и обезоруживал их. Я так любил с гордостью читать газетные репортажи о тебе своим друзьям и всем рассказывать, что это написано про моего папу. Скажи тогда, зачем же ты так часто рисковал жизнью, если все то, что ты мне сейчас рассказал, - правда?
      Я сделал вид, что усмехнулся, подавляя отрыжку, и тотчас ощутил мерзкий кислый привкус во рту.
      - Лоуренс, я это делал отчасти по собственной дурости, потому что втемяшил себе в голову дурацкое преставление о славе - хотелось, понимешь ли, видеть свое имя набранным крупными буквами на первых страницах газет и чтобы городские шишки добродушно похлопывали меня по спине. Может, я был храбрым по дурости, а может, и не был таким уж храбрым, как казалось, - но все карты в моей колоде были крапленые. Простой уличный хулиган редко когда омеливается стрелять в полицейского. Как правило в тебя стреляют, когда ты в цивильном...
      - Ты разве забыл, что моего отца убили, когда на нем была форма?..
      Я покачал головой.
      - Я же сказал: редко, а не никогда не стреляют. Когда загоняешь крысу в угол, она на все готова. Малыш, по моим понятиям, твой отец поступил просто глупо. Ему сунули ствол в спину, а он полез за своим кольтом. В него выстрелили просто инстинктивно, рефлекторно. Согласно уставу твой отец обязан был достать оружие. Они хотят, чтобы мы рисковали своей жизнью, когда все шансы против нас - да где ещё надо работать в таких условиях? Есть всякая работа, где тебе приходится порой рисковать жизнью, там уж ничего не попишешь - скажем, высотное строительство, шахтные работы, прокладка высоковольтных линий электропередач - по крайней мере там-то за риск доплачивают. А здесь наградой тебе становится право получить пулю в спину.
      - Марти, лучше бы ты не приходил. Очнь не хочется, но придется сказать: ты состарился, ты сдал... Что бы ты ни говорил, много лет, лучшую часть своей жизни ты отдал полезной работе в полиции. И что теперь с тобой стало, я просто не пойму.
      - Марти, а хочешь я тебе ещё немного расскажу о, как ты выразился, моей полезной работе в полции?
      Он закрыл глаза.
      - Нет.
      - Тебе это необходимо. Дот говорит, что я твой идеал. Так вот я тебе расскажу про несколько дел из послужного списка твоего "идеала". Вот, например...
      - Я ничего не хочу слушать!
      - Лоуренс, ты же всегда страшно интересовался всякими байками о криминальных приключениях. Тебе это понравится. Вот дело миссис Да Косты. Я...
      - Мне неинтересно.
      - Интересно! Я недавно видел сон про миссис Да Косту - это был кошмар! Сам не знаю, почему. Однако к делу. В двадцать минут двенадцатого ночи нам звонок: трое грабят бакалейную лавку. У нас с Биллом дежурство кончалось в полночь, но по вызову ехать надо. В магазин они не проникли, но дверь явно пытались открыть фомкой. Мы идем через улицу в дом это самой миссис Да Коста, которая нас вызвала. Он жила в полуподвале частного дома. Здоровенная такая блондинка, кровь с молоком, лет тридцати пяти. На ней был купальный халат - как сейчас помню молочно-белую кожу на плечах. Она говорит, что уже собиралась лечь, как взглянула в окно на противоположную сторону улицы и увидела, что трое молодчиков пытаются вскрыть дверь магазина. Говорит, они убежали как только наша машина показалась из-за угла. Ну ладно. Но уже почти полочь, а мы влипли в дурацкое дело. Ну я спешу, нервниаю. Дот в тот вечер играла в бридж с соседями и ждала моего звонка в десять минут первого - мы тебя не оставляли дома одного. Когда работаешь полицейским, никогда не знаешь заранее, когда будешь свободен ничего нельзя планировать в бытовом смысле...
      Мальчишка все ещё лежал с закрытыми глазами, и мне показалось, что он спит. Потом он провел языком по сухим губам, и я понял, что он слушает.
      - Я побежал по улице до конца квартала. На углу столкнулся с тремя итальяшками - правда, потом выяснилось, что один из них еврей. Все под мухой. В нашем деле есть одно правило: в девяти случаях из десяти кто ближе всего оказался к месту преступления, тот его и совершил. Это же здравый смысл подсказывает. Я показал жетон, и повел ребят к Да Косте, чтобы она их опознала. Та говорит: было очень темно и лиц она не разглядела, а эти трое вроде не те, потому что двое из тех были в рубашках, а эти трое все в пиджаках. Она все это вывалила прямо при них, и они стоят лыбятся. Уже почти час, а у меня полный прокол. Эти три лба, естественно, все отрицают, хотя у одного из них я в кармане нашел здороенную отвертку, которую они вполне могли использовать как фомку. Билл даже начал лепить, что он, мол, не полицейский, а очевидец и все приговаривал: "Это точно они. Я видел". Но эти гниды все отрицают. Ну что тут скажешь - трое мальцов пытались вскрыть магазин. Трое мальцов обнаружены в квартале от магазина. Я влепил им пару горячих, чтобы припугнуть, и вдруг эта миссис Да Коста впадает в истерику и орет: "За что вы их бьете? Я же говорю, что это не они!" И тут на этот шум из-за занавески, которая делила комнату на гостиную и спальню, вылезает цветной парень в пижаме и на костылях. Оказалось, парень был пуэрториканец, но для меня-то все они черномазые. Он спрашивает, в чем дело, а блондинка говорит: это мой муж. Ну, ты можешь сказать: какое наше дело? Но я уже на взводе, да ещё у той блондинки, смотрю, такая белая аппетитная грудь... Ты хоть понимаешь, как одно на другое накручивалось? У меня и времени нет сесть спокойно составить протокол, допросить этих обормотов. И ту я как врезал одному из них под дых - он на пол бух! А когда блондинка раскрыла ротельник, я ей сказал, чтоб заткнулась. Тут этот колченогий встрял: "Эй, вы не имеете права так разговаривать..." Он махнул своим костылем, а я подумал, что он хочет меня ударить... Черт побери, да я уж и так на него зуб имел за то, что он трахал эту белую булку, и ему тоже влепил по роже. Он стал падать, а на лету опять махнул своей палкой, и тогда я ему саданул ботинком в бок. Тут на меня полезла блондинка - я и ей в рожу дал, по заслугам...
      - Марти Бонд. Великий полицейский. Судья, Бог и зверь одном лице, произнес вдруг Лоуренс с такой холодной ненавистью в голосе, что я даже вздрогнул.
      - Ну, сегодня тебя обставили вчистую малыш. Меня обозвали "грубятиной". А я ведь только и попросил вернуть мне мои деньги... Ладно, малыш, я же ничего не пытаюсь доказать. Я просто рассказываю тебе, какой полезной работой занимался в полиции. Малышка Да Коста заорала на меня: "Вы бандюга с полицейским значком!" Так вот, недавно мне приснился этот кошмарный сон и я эти слова услышал впервые за многие годы. Короче говоря, итальяшки струхнули и уже собираются делать ноги - и тут уж я всех подряд начнаю обрабатывать. Правда, нам так и не удалось ничего на них навесить. Даже задержание не смогли обосновать.
      - Ты закончил?
      - Нет, я хочу нарисовать тебе полную картину, выдать по полной норме. Оказалось, что пуэрториканец - художник и бывший корабельный радист, получивший увечье в результате кораблекрушения. А когда я ему вмазал, то повредил позвоночник. Блондинка работала в местном универмаге, в отделе по найму - большая шишка! Она вчинила иск городу на сто тысяч. Городское управления встало на мою сторону, и мы устроили ей веселую жизнь. Сначала она потеряла работу в универмаге, когда хозяева узнали, что она замужем за цветным. Прошло больше года, пока шло следствие, и весь год мы ходили к ней, уговаривали, грозили. Мы говорили с её адвокатом, угрожали санкциями её домохозяину. Наконец он вынудил их съехать с квартиры. Ни одна газета про них не писала - только левые листки. В итоге их дело так в суде и не слушалось, потому что у неё вдруг крыша поехала от всего этого, и её упрятали в психушку.
      Лоуренс с трудом открыл глаза.
      - Ну и в чем мораль, Марти? Когда на твоих глазах происходит ограбление, не вызывай полицию?
      - Не знаю, в чем мораль. Я просто рассказываю тебе о Марти Бонде, самом крутом полицейском Нью-Йорка. Беда твоя в том, что ты вообразил, будто работа в полиции это как в кинобоевике - все чисто, лихо, умно...
      - Да сам ты полицейский из кинобоевика - идешь по пути наименьшего сопротивления, выбиваешь "правдивые показания" из первого встречного. Прекрасное у Марти Бонда представление о правосудии: левой под дых! - Он смотрел на меня злыми глазами.
      - Возможно, мое представление - и есть наиболее правильное. Ты же сам меня знаешь - самый заслуженный полицейский в Нью-Йорка, герой малышни!
      - Шел бы ты...
      - Я уйду. Понимаешь, Лоуренс, я никогда не не думал с себе как о сознательном негодяе, ни даже как о мерзком типе. Но, наверное, я все же был таким. После случая с миссис Да Коста Дот не желала меня видеть Похоже, я перестал быть её "идеалом" полицейского. Но она не поняла одной простой вещи - я же вовсе не любил пускать кулаки в ход... Просто когда у тебя все идет как по маслу, ты стараешься не сбиваться с ритма. В большинстве случаев я оказывался прав. Обычно если человек оказывается поблизости от места преступления, неважно как, почем, зачем, он и виноват. Возьми, к примеру, дело Роджерса-Грэма, после которого меня вышибли. Я был...
      Тут Лоуренс попытался отвернуться от меня, но не смог.
      - Не хочу об этом слышать...
      - А ты послушай. Мне нужно выговориться - так легче станет. Понимаешь, малыш, со мной на днях произошла одна неприятность, и я стал вспоминать свою жизнь, свое прошлое.
      - Но я все знаю про это дело. Ты совершил ошибку.
      - Конечно. Но только ты вот чего не знаешь: этот чертов Роджерс заявил, что я его сознательно преследовал. Что правда, то правда. Он был из этих черномазых умников. Молодой хлюст работал разносчиком в скобяной лавке. Вот чего ты не знаешь о том деле: за семь месяцев до того убийства меня вызвали в Центральый парк - там у дамы сумочку вырвали из рук.. В десять утра богатенькая тетка идет к станции подезмки и по дороге на неё налетает парень в джинсах - только это она и успела разглядеть - и сшибает её с ног. Старуха встает - а сумочки нет как нет. В сумочке у неё лежало девяносто долларов. Я приехал туда минут через пять и вижу, как этот самый Роджерс в джинсах выходит из соседнего дома - он туда заказ доставлял из скобяной лавки. Я его обыскал и нашел семьдесят долларов - он начал мне нести какую-то ахинею, что, мол, на бегах выиграл. Я надел на него наручники - он тут же заткнулся - и оформил задержание. Старуха не могла вспомнить, белый на неё напал или цветной, но только она была уверена, что все это произошло ровно в десять.
      - Прошу тебя, Марти, не надо...
      - Молчи и слушай. Тебе всегда нравились криминальные истории. Этот сопляк Роджерс во всем сознался, но когда я его привел в КПЗ, он вызвал по телефону жену крупного издателя, которая поклялась, что Роджерс доставил ей покупку из скобяной лавки и с полдесятого до четверти одиннадцатого чинил детскую коляску. Она с такой увереннстью назвала время, потому что у неё был назначен визит детского врача в одиннадцать, и она просила Роджерса не спешить. Этот умник не мог мне этого сразу сказать и выставил полным дураком. Судья меня попросил покинуть зал - это чтобы произвести впечатление не жену издателя, а я напоследок пообещал Роджерсу его урыть. Несколько месяцев спустя, когда в парке убили парня, я прямиком пошел в ту скобяную лавку и узнал, что в тот вечер Роджерс доставлял заказ по адресу вблизи места преступления. Я получил от него признание - мы ещё до отделения не дошли - и у меня был даже один свидетель. Из тех, для кого все цветные на одно лицо. И вот через год я прокалываюсь по-серьезному, когда зацапали Грэма, и он начал брать на себя все, в том числе и то убийство в Центральном парке. Газеты раздули шумиху, ну а остальное ты знаешь. В управлении решили со мной больше не церемониться и по-быстрому отправили на пенсию. Но я до сих пор считаю, что Роджерс безусловно имел ко всему этому какое-то отношение...
      - Марти! Умоляю, хватит!
      - Но я же ещё не рассказал тебе о других интересных делах...
      Тут он заорал, просто завизжал. Вбежала сестра вместе с охранником.
      - Выведите его отсюда! - крикнул Лоуренс.
      Полицейский схватил меня за руку, но я вырвлся и сам вышел из палаты. Полицейский пошел за мной следом, повторяя:
      - Что вы от него хотите?
      И вдруг мне стало на все наплевать. Во рту у меня снова появился неприятный привкус, и я пошел к питьевому фонтанчику, прополоскал рот, а потом вышел на улицу.
      Я шел к Седьмой авеню и вместе с уличной прохладой опять почувствовал, что ко мне прилип невидимый преследователь. Я съел пару гамбургеров, выпил кофе и закусил куском дыни. Всю дорогу в "Гровер" я ощущал во рту острый вкус лука.
      Как только я переступил порог отеля, Кенни-носильщик позвал меня:
      - Жду-не дождуь вас, Марти. Тут к нам днем въехал парнишка в шортах с рюкзаком - знаете,из этих, энтузиастов здорового образа жизни. К нему потом зашли ещё двое таких же в шортах - уже несколько часов там ошиваются.
      Подошел Дьюи.
      - Они в четыреста девятнадцатом. Зарегистрировался только один.
      - Хорошо, сейчас пойду посмотрю.
      Я поднялся наверх, постучал в дверь номера, но никто не ответил, поэтому я воспользовался своим универсальным ключом и, войдя в номер, чуть не споткнулся о двух хмырей, спавших на полу в спальных мешках.
      Они были ещё совсем сопляками, лет девятнадцати. Тот, что лежал на кровати, коротко стриженный блонднчик, недовольно спросил:
      - Что такое? Мои друзья просто отдыхают...
      - Закрой пачку, малыш. Ты снял этот номер на одного за два пятьдесят. Если твои друзья хотят отдохнуть, пускай зарегитрируются и каждый заплатит по два пятьдесят.
      Все трое покраснели и тупо молчали. Наконец блондин сказал:
      - Послушайте, мистер, мы решили заселиться втрое, потому что у нас нет денег. Может, спустим на тормозах?
      - А если я из-за вас работу потеряю, кто мне спустит на тормозах? Вот что я вам, ребята, скажу: гоните еше два пятьдесят и можете оставаться.