Блестящий шанс

      - А что бы вы сделали тогда, если бы нашли его?
      Он нервно затеребил пальцами волосы.
      - Не знаю. Тогда, хотя я посылал ей деньги, Мэй уже занималась этим делом в открытую. К тому времени, наверное, я понял, что он ни в чем не виноват. Он, как и Мэй, попал в ловушку - так уж сложились обстоятельства. Хотя, конечно, напрасно он её избил. Этого я ему никогда не прощу.
      - Может, он по-своему любил Мэй и просто потерял голову, - вдруг сказала Френсис.
      - Может быть. Но я не переношу насилия - чем бы оно ни объяснялось. Тим вытащил пачку сигарет и предложил Френсис. Та отказалась, а он закурил, глубоко, почти яростно, затягиваясь.
      Мы помолчали, потом Тим спросил:
      - Ну что, мистер Джонс, теперь вы получили представление о Томасе?
      - Да, весьма ясное.
      - Странно, о людях всегда какие-то такие случайные вещи запоминаются... Вот, скажем, Боб всегда осознавал свою необразованность. Когда с нами жил наш дядя, Боб только и твердил, как ему хочется обучиться какому-то ремеслу, стать специалистом. А потом, когда у него завелись деньги, то есть я хочу сказать, когда Мэй могла бы оплатить его учебу в ремесленном училище, он даже об этом и не вспомнил.
      - В этом мире ничтожеств все мы мечтаем что-то собой представлять, пробормотал я, подумав, что у Обжоры Томаса незадолго до смерти вдруг опять пробудилось желание овладеть ремеслом.
      - Что ты говоришь? - переспросила Френсис.
      - Да цитирую как бы остроумную мысль одного как бы остроумца из... Чикаго. - Я повернулся к Тиму. - У Томаса были братья или сестры?
      - Нет.
      - А в Бингстоне никогда не работала учительница английского языка по имени Барбара? Такая увядшая женщина лет тридцати пяти-сорока.
      - Никогда о такой не слыхал. Кстати, у нас в школе, сколько я себя помню, английский преподает мистер Краус.
      - Томас не был "голубым"?
      - Как-как?
      - Ну, знаете, педерастом.
      - Нет. Вот уж чего бы никогда о нем не подумал.
      - Томас исчез из города шесть лет назад. За это время кто-нибудь из горожан виделся с ним, имел о нем какие-то сведения?
      - Нет. думаю, если бы кто-то что-то о нем узнал, сразу сообщил бы в полицию. У нас многие очень возмущались, узнав о том, что он избил Мэй, и многие до сих пор считают, что это из-за него вся её жизнь пошла наперекосяк.
      - Так, ну а, допустим, кто-то из бывших поклонников Мэй мог бы найти Томаса и отомстить таким образом?
      - Насколько я знаю, все они годами не выезжали из Бингстона, у них тут семьи. Пожалуй, больше я вам ничего не могу сказать.
      - Ладно. Как думаете, не стоит ли мне повидаться с вашей сестрой?
      - Она тут же позовет полицию. Теперь у неё есть единственное средство завоевать уважение местной публики - это бравировать враждебным отношением к неграм.
      - Понятно. Еще один вопрос. Когда сюда приехали представители телекомпании и начали брать интервью, снимать, в городе, наверное, опять вспомнили про Томаса?
      - Это точно - болтовни много было, - свирепо ответил он. - И до сих пор никак уняться не могут. Все только и мечтают увидеть себя на телеэкране. И были рады дать им интервью за деньги - за иудины сребреники.
      - Почему вы вернулись сюда после армии?
      Он состроил удивленную мину.
      - Почему же не вернуться? Это мой родной город. А если что с Мэй случится? Мне надо быть с ней рядом - вдруг ей понадобится моя помощь. Она же моя сестра.
      Больше я ничего не мог придумать, что бы у него спросить - а его рассказ не добавил ничего существенного к тому, что я уже и так знал. Он завел двигатель своего пикапчика.
      - Ну, надеюсь, я вам хоть немного помог, мистер Джонс. уж не знаю, чем. Мне на работу пора.
      Мы пожали другу друг руки, и он укатил. Поравнявшись с деревьями у края поля, он остановил пикап и позвал Френсис. Та подъехала к нему поближе, вышла из машины и они стали о чем-то перешептываться, после чего Тим уехал.
      Френсис забралась обратно в "шевроле" и, опережая мой вопрос, сказала:
      - Он спрашивал, не полицейский ли ты. Я ответила, что нет.
      Она подождала, пока пикап Тима Расселла скроется из виду, и только после этого сняла с тормоза. Я понял, что они и раньше уже встречались вот так тайком на этом поле.
      - А у Тима есть ещё братья или какие-то родственники в Бингстоне или где-то еще?
      - Нет. Кроме дяди - никого, да и того я смутно помню - такой сутулый старик. Вряд ли Тим виделся с ним с тех пор, как тот от них уехал.
      - А ты не могла бы встретиться с Тимом ещё раз и спросить у него адрес этого дяди, его полное имя?
      - Я спрошу. А ты думаешь, это мог сделать его дядя?
      - Милая моя, я ничего не думаю. Я как медведь зимой - бреду сам не знаю куда и зачем. Скажи, а ты видишься с Тимом - ну... каждый день?
      - Да, я же говорила тебе - у него здесь небольшой гараж.
      - Ты уверена, что он никуда не уезжал из Бингстона дня три назад?
      Она оторвала взгляд от дороги и строго посмотрела на меня:
      - Он не убийца, Туи. И я знаю, что он все время был в городе. Он каждый вечер после работы заезжает к нам в булочную купить хлеба и пирогов... Ох, мне пора в булочную. Что ты будешь делать?
      - Не знаю. - Я понятия не имел, в какую сторону сделать очередной шаг. Я просто стоял столбом, а время неслось мимо, убывая, убывая...
      - Хочешь, я скажусь больной, и помогу тебе, если надо.
      - Спасибо, но лучше ты иди на работу, а я поеду домой, пораскину там мозгами в одиночестве. Тим сейчас видится с Мэй?
      - Очень редко. Когда Тим вернулся из армии, он просил её бросить свое... занятие, переехать отсюда куда-нибудь и начать вместе с ним жизнь заново. Он накопил тысячу долларов и считал, что сможет где угодно купить собственный гаражик. Мэй только подняла его на смех. Она предложила купить ему бензоколонку за десять тысяч. Вот из-за этого они и повздорили всерьез.
      Она притормозила перед небольшим побеленным двухэтажным зданием с жилой квартирой над булочной. Всю стену на первом этаже занимало большое окно-витрина. Сразу было видно, что хозяева дома поддерживают идеальную чистоту. Когда Френсис вышла из машины, я пересел за руль и сразу ощутил оставшееся после неё тепло на сиденье.
      - Увидимся за ужином? - спросила она.
      - Да. Послушай, когда будешь говорить с Тимом, спроси у него про отца Томаса. Похоже, что Томас был безотцовщиной, но все же попытайся выяснить, не знает ли Тим, кто был его отец, где жил, и как он думает - не мог ли Томас встретить своего отца когда-нибудь...
      - Я-то спрошу, но уверяю тебя, что Обжора не знал своего отца. Что еще?
      - Да... Спасибо, что потратила на меня свой обеденный перерыв.
      Френсис улыбнулась, помахала и пошла в магазин. Я отправился к дому Дэвисов, свернул на аллею и остановился на заднем дворе. Старая хозяйка показалась в окне, откинула занавеску и, увидев меня, махнула. Я приподнял шляпу, приветствуя её, потом вытащил из кармана досье на Томаса и снова перелистал его. Вкупе с дополнительными сведениями, полученными мной в Бингстоне, получался огромный круглый нуль. Как профессиональный детектив я тоже оказался полным нулем. Я тупо смотрел в бумаги, неосознанно стараясь подражать сыщикам из кинофильмов. Ни тени намека, не говоря уж о ниточке версии. Боже, если бы все это происходило в кино!
      Так, если только убийство Томаса не из разряда бессмысленных, беспричинных убийств, какой-то мотив должен же быть - и этот мотив скрыто присутствует где-то вот в этих бумажках. Томас преспокойно разгуливал себе целых шесть лет и его убили как только телевизионщики заинтересовались его делом, значит... Что значит? Я не исключал, что Томас мог вляпаться в какую-то историю и в Нью-Йорке. Мог, скажем, поссориться со своей девчонкой - и она его тюкнула. Да только как она узнала про Кей, про меня? Олли сказал, что мне звонила девушка - может быть, она? Вот только его посудомойка мало походила на убийцу. Точно я знаю, как должен выглядеть убийца... Предположим, Томас привел её к себе в комнату, попытался завалить в койку, а она схватила клещи - и... Но это предположение никак не отвечало на вопрос, каким образом Мери Бернс узнала про Кей и про меня. Я стал думать о Кей. Я подозревал, что вся эта затея с телепередачей могла быть просто блефом, выдумкой... Кей платила мне из своего кармана, и я ведь наверняка не знал, точно ли она работает на "Сентрал" или вообще на телевидении. Хотя нет, телепередача точно не выдумка - сюда же приезжала съемочная группа, они опрашивали местных жителей...
      Я ломал голову над этими вопросами, да только чуть и в самом деле её не сломал, придя к печальному выводу, что детектив из меня никакой. И как гласит старая пословица, с глупым клиентом сам в дураках остался. Как я мог только подумать...
      Входная дверь раскрылась - на пороге стояла миссис Дэвис.
      - Хотите обедать, мистер Джонс?
      Я кивнул и вылез из машины, отряхнув пыль с пиджака.
      - Я так понимаю, что Френсис возила вас в гараж узнать насчет ремонта вашего автомобиля? - спросила хозяйка.
      - Да. Они отправили в Цинциннати заказ на запчасти, - ответил я, идя за любопытной Варварой в кухню.
      - Я только что сделала чудесное жаркое, а может, вы хотите ветчины или свежего рисового пудинга? Вам кофе или чай? Полотенце нужно? Можете помыться вон там в раковине.
      Старуха-хозяйка совсем мне голову заморочила своей невинной болтовней про обед, и я даже забыл, что меня разыскивают по обвинению в убийстве! Точно у меня не было большей заботы, чем сделать выбор между жарким и ветчиной.
      Но что же мне ещё оставалось? Я сильно надеялся, что этот Тим даст мне в руки хоть какую-то ниточку. Я где-то читал, что когда сыскарь оказывается в тупике, он снова начинает перебирать все факты дела, пытаясь докопаться до истины. Но тут и так все было ясно - копать нечего...
      - Если хотите, я могу предложить вам и жаркое, и ветчину, мистер Джонс.
      - Да нет, пожалуй, я только выпью стакан молока, миссис Дэвис.
      - Э, перестаньте, такой крупный мужчина, как вы, должен хорошо питаться - что такое стакан молока? Ведь все равно выходит два доллара за стол каждый день, так что...
      - Да я не голоден. Дайте мне только стакан молока. если можно.
      - Как хотите.
      Оставалось одно - встретиться с людьми, у которых телевизионщики брали интервью. Начать с тех, кто знал Томаса с самого детства. Как там зовут тетку, которая, по словам Тима, все ещё живет среди мусорных куч? Я полез было в карман за своими записями, да вспомнил, что миссис Дэвис не спускает с меня глаз. Попивая холодное молоко, я спросил:
      - Я заметил старую хижину на окраине рядом со городской свалкой; Там что, кто-то живет?
      - Сумасшедшая матушка Симпсон. Ее только одно может заставить съехать с этой помойки - смерть.
      - Белая?
      - Стыдно сказать, из наших. Уверяю вас, она могла бы переехать оттуда несколько лет назад, ей даже и новое жилье подыскали, но, как я говорю, она уже настолько стара, что совсем выжила из ума.
      Я поставил пустой стакан на стол.
      - Пожалуй, поеду покатаюсь.
      Миссис Дэвис потерла руки, точно услышала хорошую новость и понимающе улыбнулась.
      - Я как-то видела передачу по телевизору о вас, музыкантах, но я, честно сказать, и не верила, что вы такие непоседы. Наверное музыкальный ритм у вас по жилам бежит, как электрический ток по проводам...
      Я двинулся к двери.
      - Наверное, вы правы, - буркнул я, проклиная её дурацкое сравнение с электричеством в крови - эта фигура речи вполне могла очень скоро претвориться в реальность.
      Я поехал к главной улице, потом свернул направо, к той части города, где я ещё не был. По дороге мне попалось несколько машин и, подъехав к окраине, я увидел перед собой "холмы" мусора. Меня обогнал грузовик и резко затормозил. Я с такой силой вжал педаль тормоза, что чуть не продырявил пол. Пикап пошел юзом к обочине, Я сражался с рулевым колесом, моля, чтобы машина не перевернулась. Но моя молитва была исполнена радости. Ибо я точно знал, что грузовик подрезал меня не случайно, и что если я не смог найти убийцу, то, по крайне мере, он меня сам нашел.
      7
      Когда "шевроле", визжа шинами и тормозами, выскочил на песчаную обочину, я наконец-то справился с рулем и резко вывернул машину на дорогу. Старая колымага дрожала мелкой дрожью, жалко клевала носом и, проковыляв ещё несколько ярдов, остановилась. Водитель грузовика был ещё тот лихач. Он остановился в нескольких футах от меня и наблюдал за мной в боковое зеркало. Я выскочил из "шевроле" и побежал к грузовику - но на бегу перешел на шаг. Из кабины выпрыгнул Вилли-любовничек, хлопнул ладонями по штанам и направился ко мне, сверкая начищенными до блеска башмаками.
      Я обругал его про себя сельским идиотом, и он ещё рта не успел раскрыть, как я уже понял, что тут дело вовсе не в Томасе - он приревновал меня к Френсис.
      - Ну и что ты хочешь этим добиться, малыш? - спросил я злобно.
      Его коричневое лицо так и вспыхнуло при слове "малыш", а глаза угрожающе и нагло засверкали. Но я не особенно перепугался. На ринге Вилли, может быть, и сделал бы меня, но в вольной борьбе я был ему не по зубам.
      - Ты не шибко разевай хлебало, мужик. Ты что, водить не умеешь? Я слыхал, у тебя клевая иномарка.
      - Кто-то из нас точно водить не умеет. Если это шутка такая, то мне не смешно.
      Он улыбнулся, обнажив белые зубы. Этот хлюст, видно, немало времени проводил перед зеркалом.
      - А может, я просто хотел проверить, каков ты за баранкой. Не люблю, понял, когда у меня всякие под ногами путаются. Особенно такие вот столичные клоуны при галстучке. Френсис, может...
      Словечко "клоун" резануло мой слух. Нежданно-негаданно мне обломилась удача - ведь в рекламной кампании вокруг передачи о Томасе участвовал ещё кто-то, о ком я даже и не подумал раньше. Кей ведь говорила о том, что она подсадила "клоуна в публику", чтобы после выхода телешоу на экраны он задержал Томаса. Это означало, что этот самый "подсадной клоун" должен быть в курсе всего и что ему - или ей - все про меня было известно или очень легко было разузнать. А что если он опередил телевизионщиков, насел на Томаса, попытался его шантажировать, и у них все кончилось дракой с клещами? Нет, не годится. У Томаса не было ни гроша. Ладно, к черту все эти "почему" - сейчас самое главное выяснить, кто был этим самым "подсадным", а уж потом...
      Я смотрел сквозь Вилли, лихорадочно соображая, и только сейчас понял, что он хлопает меня ребром правой ладони по плечу и по шее, приговаривая:
      - Ну я так и знал, что ты в штаны наложишь!
      Его "удары" не причиняли мне боли, и я сначала подумал, что с ним истерический припадок, а потом догадался: этот чудак пытался изобразить прием дзюдо - удар ребром ладони, которым можно переломить кость и даже убить, если правильно его применить. Наверное, этому его учили, когда он служил в десантных войсках, да так и не научили. Я изо всей силы вонзил ботинок в его правую лодыжку. Он взвыл и присел, схватившись рукой за ногу, а я тут же проделал то же самое с его левой лодыжкой, после чего он шлепнулся на землю. застонав и сдерживая крик.
      - Вот так-то, Вилли, видишь, обошлось даже без рукоприкладства. И хотя это не твое собачье дело, сообщаю: Френсис просто показывает мне ваш город. Продолжай надраивать свои ботинки и держись от меня подальше, а не то я тебя уделаю по-серьезному и, может быть, даже запачкаю тебе ботинки - твоей же кровью.
      Я вернулся к "шевроле", сел за руль и поехал, поглядывая на парня в зеркало заднего вида Я надеялся, что нагнал на Вилли страху. Придурок за рулем иногда бывает опаснее придурка с пушкой.
      Он так и остался сидеть на дороге, держась за обе лодыжки. Меня поначалу страшно обрадовала догадка о подсадном, но потом я помрачнел. Одно было ясно: мне ни за что не узнать, кто в Бингстоне подсадной. А это значит, что мне надо возвращаться в Нью-Йорк и встречаться с Кей - а вот она-то как раз меня сильно смущала. Уж больно много тут всяких необъяснимых совпадений, заставляющих меня подозревать её в нечестной игре. Можно, конечно, было попробовать позвонить ей, но это очень рискованно. Я решил заняться поисками "подсадного" чуть позже, потому что эту версию требовалось обдумать как следует. Вообще-то в каком-то смысле я увидел в ней обнадеживающий знак, ведь она доказывала, что надо копать глубже и что, может, я чего и нарою. Или я просто дурак и копаю себе могилу?
      В Бингстоне мусор сжигали, и "Холмы" представляли собой неровное поле с огромными кучами золы, разбитых бутылок и прочей несгораемой рухляди. Раз в два месяца, видимо, бульдозер сгребал свежий мусор в новые кучи. При подъезде к "Холмам" я почувствовал витающий в воздухе характерный аромат таинственный смрад гниения и смерти.
      В сотне ярдов справа от одной из куч давно сожженного мусора - наверху уже поросшей бурьяном - ютилась выбеленная ветрами и солнцем хижина, которой последние сто лет не касалась малярная кисть. Окна были закрыты пожелтевшими газетами и картонками. Из прилепленной к задней стене кирпичной трубы вился почти прозрачный дымок. По выбитым ступенькам я поднялся на широкое крылечко с двумя прорванными креслами-качалками. С крыльца открывался угрюмый вид на мусорную пустыню, и пепельные горы высились вокруг хибарки со всех сторон, точно песчаные ледники.
      Миссис Симпсон меня удивила - она оказалась чистенькой очень веселой и приветливой старушкой, похожей на свежеиспеченную булочку. Седые волосы, расчесанные на толстенькие прядки, были аккуратно уложены вокруг головы, а на пухлом темном лице не было ни морщинки, вот только над беззубым ртом виднелись седые неровные усики да один глаз закрывало бельмо. Ее свитерок и простое платье были тщательно отглажены, а на ногах у неё я заметил новенькие тапочки. Комната, в которую я попал, открыв дверь - видно, единственная в этой хибаре, - явила моему взору музей старинной мебели, с угольной печкой, пылающим камином, масляной лампой, какими-то безделушками и широкой кроватью под безукоризненно белым покрывалом. Но, разумеется. повсюду витал этот мусорный запах.
      Миссис Симпсон на вид можно было дать и восемьдесят и девяносто, если не сто лет, говорила она с чуть заметным южным выговором:
      - Входи. Давненько меня уже не навещал такой молодой щеголь. Входи, парень.
      Она кивнула на стул, перевязанный проволокой и веревочками. Стул обманул мои худшие предположения и не рассыпался, когда я осторожно водрузил на него свой зад.
      - Моя фамилия Джонс, миссис Симпсон. Я писатель, журналист и хочу... мм... написать репортаж об убийстве Томаса в раздел криминальной хроники. Хотелось бы поскорее, пока, знаете, это ещё не стало вчерашней новостью. Я решил, что вы смогли бы мне рассказать об Обжоре Томасе.
      - Я про тебя знаю - ты музыкант, остановился на постой у Дэвисов... прокаркала она, покачиваясь в качалке и не спуская с меня своего пристального взора. - Что-то все заинтересовались вдруг Обжорой. Вот давеча приезжали люди с кинокамерами да светильниками, все расспрашивали про него. Сняли меня и мой дом на кинопленку. Жаль, что им так сильно не интересовались, когда он был мальчишкой.
      - Расскажите мне, что он был за человек?
      - Человек? Я никогда не знала его как человека. Для меня Обжора был ребенком, белым ребенком.
      - А как он уживался с цветными? - спросил я, стараясь её разговорить. - Я знаю, что одно время вы жили тут все вместе.
      - Да, тут везде стояли дома. До соседей было рукой подать. Мы все ходили на одну колонку, да в одну уборную. А теперь хотят, чтобы я отсюда съезжала. А зачем? Я их спрашиваю - зачем? Я уже стара для переездов. Все мои дети перемерли или разъехались кто куда. Я одна-одинешенька, так зачем же мне сниматься с насиженного места? Никто мне не предлагал отсюда переезжать, когда я была помоложе. Ты знаешь, я же родилась в семье раба!
      Перед глазами этой старухи, наверное, прошла добрая половина национальной истории нашей страны, но у меня не было времени выслушивать её мемуары.
      - Так что Томас, он...
      - Имей терпение, парень. Не так-то часто мне удается поговорить с кем-то. Помню, раньше-то мальчик Томас частенько спал вот в этой самой комнате, на циновке у камина. Частенько я давала ему поесть. А он приносил мне дрова с "Холмов", разводил огонь, когда я устраивала стирку. Он испортился только повзрослев, когда с ним и приключились все эти неприятности.
      - А как он испортился?
      - Как все белые. В последний раз я видела его перед тем, как он попал в историю из-за этой Мэй, я проснулась ночью от звона стекла и вижу - одно мое окно разбито. Он стоял перед домом и держал в руке камень. Пьяный пришел. Он все пытался стать пьяницей, да ничего у него не выходило. Много раз он только делал вид, будто сильно пьяный, потому как точно знаю, что он после нескольких рюмок сильно болел. Вот я стою перед ним в дверях и спрашиваю: "Зачем ты разбил окно?", а он мне: "Ну и что ты мне за это сделаешь, старая негритоска?" Я ничего ему не ответила, только глядела на него. Он ближе подошел, а зрачки блестят, точно весь выпитый виски залил ему глаза. Но я его не боялась. Никогда. Он подошел прямо ко мне, вот так. Потом выронил камень и заплакал. Как ребенок. И говорит: "Матушка Симпсон, дайте мне стакан воды". Он всегда называл меня "матушкой" Дала я ему напиться, а он вытащил пригоршню бумажек, дал мне пять долларов, чтобы я стекло вставила, и стал просить прощения. Вот так я его последний раз и видала. Плакал как малый ребенок.
      - А какие неприятности с ним произошли? Ну, до той истории с Мэй?
      Старуха вытащила крохотную табакерку с нюхательным табаком и положила себе щепотку под нос.
      - Хорошие они были детки, маленькие Расселлы. Тим до сих пор наведывается. Все уговаривает съехать отсюда. Но это он от чистого сердца, я знаю. Нет, у Обжоры никогда никаких крупных неприятностей не было. Пока он не связался с этой Мэй. Он, конечно, куролесил, как все сорванцы в его возрасте, но его всегда вовремя ловили и наставляли на путь истинный. Если он и воровал, то лишь потому, что вправду нуждался. Я тебе скажу, он когда вернулся из колонии, только стал хуже, чем раньше. Вот помню, как он - уже когда вернулся из этой самой исправительной колонии - ударил Мэми Гай по щеке, а её муж ужасно отдубасил Обжору. Конечно, в полицию об этом не заявили. Он стащил у Мэми несколько рубашек и разозлился, когда она его в лицо обозвала вором.
      - А кто это Мэми Гай?
      - Живет на Бич-роуд. Дрянное местечко! Когда я была девчонкой, там ни домов, ни дороги не было - только лес да лес. Пикники там здорово было устраивать и...
      - Мэми Гай все ещё там живет?
      Она вздохнула.
      - Ну что ты перебиваешь. Мне пришлось покончить со стиркой. Ноги и плечи так болели, что невмоготу. И я передала ей своих клиентов. Обжора мне помогал, развозил белье и брал заказы, ездил по городу на стареньком велосипеде, который он нашел тут на свалке и починил. Ну вот он стал помогать Мэми. Ее-то сыновья ещё были в ту пору малы, чтобы помогать. Он стащил дорогие шелковые рубашки, а сам сказал, что это Мэми их украла. Но скоро все выяснилось.
      - А где работает муж Мэми?
      - Да слыхала, он грузчиком работает в большом универмаге.
      - А с кем у Обжоры в городе ещё были серьезные конфликты? Может быть, его кто-то сильно не любил?
      - Сэм Гай на него большого зла не держал. Да и никто не держал, на него просто не обращали внимания.
      - Он когда-нибудь пускал в ход нож, или, может быть, пистолет, или сильно избил кого-то? Может быть, мальчишку какого-то?
      - Нет, мистер. Обжора ведь не был хулиганом. Я таких, как он, много повидала в своей жизни сорванцов, которые остепенились, обзавелись домом, стали вести примерную жизнь. Я так считаю, что Мэй напрасно не вышла за него. Ну, то есть, до того, как ей уж и следовало.
      Я больше не мог придумать новых вопросов и встал. Она, продолжала качаться в качалке, произнесла:
      - Приятно видеть молодого негра одетого так, как ты. Уж сколько я в жизни перестирала да перегладила - я знаю цену дорогой одежде.
      Я подумал: это точно, на электрическом стуле я буду классно смотреться в своих модных шмотках.
      - До свиданья, миссис Симпсон, спасибо вам за все.
      Она встала.
      - Надо же, цветной журналист! Да, времена изменились. А тебе скажу то же, что и тем другим сказала: не надо выставлять Обжору в дурном свете. Он был ни хорошим ни плохим, а просто голодным бедняком. А уж теперь, когда он умер, я точно знаю, что Господь на небесах упокоил его душу.
      Выйдя на крыльцо, я спросил:
      - А что Тим Расселл каждый день к вам заезжает?
      - Да нет. Раз-два в месяц. Да я уж последние две недели его вообще не видала. Он меня в город возит, помогает делать покупки.
      - Он часто уезжает из Бингстона?
      - Тим-то? Да нет, он и не уезжал ни разу, вот только когда в солдаты уходил.
      Я попрощался ещё раз и поехал в город. Голова моя шла кругом. Я все никак не мог решить, кто же тут был "подсадным" и какая причина у него могла быть для убийства Томаса. И тут я почему-то подумал, какой на удивление бодренькой осталась миссис Симпсон после стольких лет тяжелой работы... Я не помнил, сколько раз в день выходила местная газета - один или два - поэтому я остановился на главной улице и зашел в табачную лавку. На прилавке лежал тот же номер, что я уже читал утром. Когда я садился в "шевроле", полицейский, с которым я поцапался в день приезда в этот городишко - наверное, он тут был единственным полицейским, - крикнул мне через улицу:
      - Эй, паренек, я хочу с тобой потолковать!
      Я не сомневался, что этот местный шериф уже получил бумагу о моем розыске, и у меня сжалось сердце - но тут я заметил, что он направляется ко мне с видимой ленцой.
      - Я слышал, твоя тачка сломалась, - произнес он с благожелательной улыбкой. - Вот это меня удивляет: в Америке выпускаются лучшие в мире машины - вот, к примеру, этот старенький "шевви" все ещё бегает... Я тут говорю своей жене: ну на хрена покупать иномарку и платить за неё уйму денег?
      - Да я свою купил недорого, она же подержанная. - Бингстон, черт бы его побрал, просто аквариум с золотыми рыбками. Известия разносятся тут с ветром. Надо мне побыстрее отсюда сматываться. Скоро тут мне будет не менее опасно, чем в Нью-Йорке. В Нью-Йорке-то я хоть, по крайней мере, смогу разузнать что-то про "подсадного". А в Бингстоне я сам был подсадной уткой.
      - Что касается меня, то я не шибко высокого мнения и о новых тачках, что сходят сегодня с конвейера в Детройте. Уж больно шикарные. Пустая трата денег.
      - Пожалуй, - согласился я. Меня подмывало задать ему вопрос про Томаса, сославшись на прочитанную мной в газете статью. Но мне не хватило духу. Нью-йоркская полиция вполне могла уже вступить в контакт с полицией Бингстона, и мне меньше всего хотелось, чтобы этот ленивый полицейский вдруг мной заинтересовался.
      - Надо думать, твою тачку скоро починят?
      - Надеюсь... сэр. Я заказал запчасти - должны прислать авиапочтой. - я помахал ему, он кивнул, точно отпуская меня на все четыре стороны, и я уехал.
      Я остановился перед булочной и через витрину увидел, как Френсис отдает хлеб покупателю - её белый халатик приятно контрастировал с коричневой кожей. Когда покупатель вышел, я нажал на клаксон. Френсис помахала мне и что-то сказала пожилой белой кассирше, восседавшей на высоком табурете за кассовым аппаратом. Они немного подискутировали, после чего Френсис выбежала ко мне.
      - Есть что-нибудь новенькое? Туи, я только на секунду.
      - Ничего новенького - только то, что мне надо уехать из Бингстона.
      - Почему?
      - Что касается этого убийства, то я хожу по кругу, здесь ничего невозможно узнать. Бингстон - для меня убежище не надежное. Все в городе уже знают, что я здесь и даже что моя машина сломалась.
      - И куда же ты поедешь?
      - Обратно в Нью-Йорк, наверное. Я тут надумал кое-что - надо проверить там, на месте.
      - Но тебя же ищут в Нью-Йорке. Туи, зачем тебе уезжать? А в городе о тебе все знают только потому, что ты приезжий. Если ты тут задержишься, устроишься на работу - под фамилией Джонс - о тебе скоро забудут. То есть ты не будешь выделяться на фоне остальных городских черных. Ты же сам сказал, что нью-йоркская полиция разыскивает какого-то неопределенного негра. А как только ты вольешься в местную общину, окажешься в полной безопасности. Они же не поедут искать какого-то негра в Бингстон!
      - Увы, все не так. Я звонил сегодня приятелю в Нью-Йорк: там уже известно, что "какой-то негр" - это я. И со временем они наверняка выйдут на Бингстон, если уже не вышли. Ведь я приехал сюда с главной целью найти убийцу. А я только и узнал, что Томас был трудным подростком.
      - Если полиции про тебя все известно, тогда твое возращение в Нью-Йорк по меньшей мере... - Она резко отвернулась и энергично закивала головой белой кассирше, которая яростно колотила кулаком в окно. - Когда ты уезжаешь?
      - Мне бы хотелось отправиться на ферму прямо сейчас, забрать "ягуар" и немедленно уехать.
      - Туи, подожди по крайней мере, пока я не вернусь домой в половине шестого. Мы все обсудим. Ладно?
      - Ладно.
      - Скоро заедет Тим, и я спрошу у него про отца Томаса и про дядю. Мне надо бежать. Смотри: в магазине никого, а старуха себе уже кулак отбила. Увидимся дома через час.
      Я поехал было к Дэвисам, но так нервничал, что там мне было не высидеть. Я свернул в ближайший переулок и поехал куда глаза глядят. Лучше всего избавиться от "ягуара", думал я. Надо забрать его с фермы и утопить в каком-нибудь болоте поблизости - чтобы добрейшее семейство дяди Джима не пострадало, если полиция меня схватит. Хотя утопить "ягуар" для меня все равно что получить разрыв сердца. В Нью-Йорке можно будет снять комнату в "цветном" квартале Бруклина или Бронкса = правда, денег у меня было уже в обрез, а точнее говоря, денег не останется вовсе, если я поеду в Нью-Йорк поездом. Может, мне удастся найти себе работу, поднакопить деньжат, чтобы не умереть с голоду в первую неделю-две. Пока я буду там искать "подсадного клоуна" да проверять босса Кей и девчонку-посудомойку из кафетерия. Эх, вот если продать "ягуар" - можно было бы не беспокоиться о финансах...