Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции

Лидеры диктаторских режимов, повергающие в страх своих подданных, сами дрожат от страха перед неизбежностью возмездия. Все больше людей осознает свои права и понимает значение реализации этих прав для развития своей страны. Тенденция налицо. Утопическая идея пролетарского интернационализма уходит в прошлое, призрак коммунизма похоронен вместе с распространявшим его террористическим режимом. Им на смену приходит идея и реальная тенденция к международной интеграции, глобальному объединению для решения глобальных проблем и преодоления глобальных угроз на маленькой голубой планете.

К числу наиболее важных и наиболее трудных для разрешения среди этих проблем мы относим несовершенство человеческой природы. Это с нашей точки зрения проблема проблем, от решения которой зависит решение всех остальных проблем человечества. Решение глобальных проблем по мере развития инновационного общества возможно только на основе распространения научно-эволюционного и научно-гуманистического мировоззрения, которое в России получило название универсального эволюционизма. Факт передового положения эволюционизма показывает не только то, каким огромным интеллектуальным потенциалом обладает эта огромная страна. Этот факт показывает и то, каким огромным потенциалом инновационного развития обладает эта погрязшая в криминале и коррупции, отставшая (даже от Китая) в промышленном отношении, низведенная до уровня энергосырьевого придатка страна.

Миру нужна подлинно великая, а не отсталая, погруженная в комплекс неполноценности, страдающая манией величия и имперскими амбициями Россия. Такая Россия опасна прежде всего для себя самой. Путь России к обретению достойного положения в мире, соответствующего ее человеческому потенциалу, лежит не через противостояние Западу, не через восстановление советских порядков и традиций самодержавно-бюрократической организации государственности, а через цивилизационный бизнес, инновационную экономику, состязательную демократию, интенсивное участие в глобализационных процессах.

Глобализация – объективный процесс, и как бы ни охаивали его ксенофобы-традиционалисты, это процесс хотя и не беспроблемный, но позитивный. Достигнутые в мире масштабы движения капиталов и рабочей силы, научно-технических и экономических инноваций, формирование и функционирование мирового рынка труда, размах международной торговли, возникновение скоростных транспортных коммуникаций, появление всемирной информационной сети – все это составляющие единого, мощного и все усиливающегося процесса глобализации, который ни остановить, ни повернуть вспять невозможно. Уклониться от него, остаться в стороне в принципе можно, но это значит лишь упустить драгоценное время и долго потом догонять ушедших вперед соседей. Мы знаем, какая сильная и многочисленная сложилась в России традиционалистская оппозиция глобализации и связанной с ней либерализации. Эти люди позиционируют себя в качестве патриотов, но на самом деле тянут Россию назад, не к восстановлению ее могущества, а к упрочению отсталости.

Интеллектуальным выражением процесса глобализации в сфере мировоззрения, миропонимания, стратегического и идеологического обоснования развития инновационного общества выступает глобальный, универсальный эволюционизм.

В России интенсивное развитие идей универсального эволюционизма явилось прежде всего результатом стремления многих новаторски мыслящих ученых сохранить рациональную сторону ранее господствовавшего марксизма, отказавшись в то же время от его догматической стороны, обеспечивавшей мировоззренческие предпосылки тоталитарной (ультрамобилизационной) идеологии, т. е. своеобразной религии тоталитарного строя. Важно отметить, что универсальный эволюционизм в России начал развиваться только в период освобождения философии из пут тоталитарной догматики. До этого всем философам было предписано считать уже состоявшейся общей теорией развития принятую в качестве символа веры диалектику. Эволюции же не находилось места в понятийно-категориальном аппарате канонизированной диалектики, она оказывалась где-то сбоку и требовала объяснений, исходя из требований диалектики.

Обладая монополией на трактовку развития, диаматовская диалектика была, в сущности, учением о преимуществах советского типа развития. Из «алгебры революции» она эволюционировала в теорию ведомого, несвободного развития. Главной задачей диаматовской диалектики было обоснование того, что какие бы изменения ни происходили в мире и какие бы открытия ни совершались в естественных науках, все они осуществляются в соответствии с ее предначертаниями и подчиняются ее законам. Это обусловливало застылость и метафизичность диалектики, ее закоснелость на тех в свое время прогрессивных началах, которые она обрела в философии конца XIX века. Попытки серьезного реформирования диалектики пресекались идеологическим начальством. В этих условиях требования научной новизны и разработки диалектических проблем естественных и общественных наук в огромном большинстве случаев закономерно приводили к схоластическому теоретизированию, что констатировалось даже на съездах КПСС. Но растущее в стране недовольство и духовное сопротивление тоталитарным порядкам влияло и на умы философов, побуждая некоторых из них к переходу на позиции последовательного эволюционизма. Будучи идеологической основой реакционного общественного строя, подавлявшего любую свободную общественную мысль, диаматовская диалектика позиционировала себя как революционное учение, противопоставленное реформистским, последовательно эволюционным формам социальных преобразований. Эволюционные изменения рассматривались лишь как подготовительный этап к революционным скачкам, ведущим к слому предшествующих систем и построению на их материале более прогрессивных. Подобный сальтационизм не должен был распространяться на саму систему «реального социализма», которая якобы развивалась планомерно и пропорционально в соответствии с мудрыми предначертаниями партии и правительства. И тем не менее система рухнула в ходе своеобразной революции вследствие того, что и «верхи», и «низы» не могли ни жить, ни управлять по-старому (но не умели по-новому).

Такая общественная среда во многом предопределила развитие эволюционизма в России. Одной из первых книг, посвященных в России проблемам «глобального» эволюционизма стала работа И. Черниковой, изданная в 1987 г. (Черникова И.В. Глобальный эволюционизм: Философско-методологический анализ – Томск: Изд-во Том. ун-та, 1987 – 182 с.). В самом начале книги Черникова обращается к тем наработкам в сфере понимания эволюционных процессов, которые осуществлялись в СССР в «доперестроечный» период.

«Чаще всего, – отмечает И. Черникова, – эволюцию трактуют как одну из форм развития, противопоставляя революции и подчеркивая непрерывный и постепенный характер эволюционных изменений. Встречается также мнение, согласно которому эволюция – это более сложная форма изменения, чем развитие, когда возникают и исчезают не только индивидуальные вещи – системы, но также виды, роды и уровни вещей-систем» (Там же, с. 7).

Действительно, если признать монополию догматической диалектики на трактовку развития, вполне логично трактовать эволюцию как форму развития, а не наоборот. Здесь материалисты-диалектики впадают в своеобразный креационизм, поскольку развитие, наделяемое всеобщностью, перерастает из абстрактной категории в своеобразного Творца мира, действующего путем скачкообразных преобразований, тогда как эволюция, лишаемая всеобщности, превращается в средство, подготавливающее революционные преобразования этого Творца.

Намечая идею глобального, т. е. всеобщего эволюционизма, И. Черникова вопреки мнению большинства своих коллег по философскому цеху, признает, что «под эволюцией понимаются не только постепенные, но и скачкообразные, качественные изменения» (Там же). Тем не менее она заявляет:

«Понятие «развитие» есть философская категория и обозначает универсальное свойство материи. Понятие «эволюция» не имеет философского статуса, а является естественнонаучным и, как будет показано, не обладает универсальностью, присущей философским категориям» (Там же). Но в таком случае о каком же глобальном, а тем более универсальном эволюционизме можно говорить, если его основное понятие лишено категориального статуса и не обладает универсальностью? В эволюционистской философии понятие эволюции является ключевой, стержневой категорией. Догматическая диалектика, отказывая понятию эволюции в статусе философской категории, тем самым признает, что она не является эволюционной философией. Она выступает как идеология несвободы, глобально развернутая и героизированная теория необходимости бесправия человека перед всесильным демиургом-государством. Такая диалектика для построения системы универсального эволюционизма явно не годится.

Следует отметить, что идеи глобального эволюционизма стали вызревать уже в начале 1980-х годов в отдельных статьях крупных представителей российской философии естествознания. Почему глобального, а не универсального? До универсализма в этой философии было еще далеко. Глобальный эволюционизм явился ответом российской эволюционной мысли на глобальные проблемы современности, жгучие и трудноразрешимые проблемы, в которых СССР как одна из двух глобальных сверхдержав принимала самое непосредственное участие, пытаясь утвердить свой вариант их разрешения. Возникла и широко распространялась в философии проблематика глобалистики – дисциплины, специально предназначенной для рассмотрения глобальных проблем.

Глобалистика в СССР была уже легализована и канонизирована в качестве науки, распространяющей идеологизированную диалектику на глобальное развитие. Это позволяло «впустить» в глобалистику как бы с черного хода эволюционизм. Пионерами подобного подхода были космолог В. Казютинский и философ биологии Р. Карпинская. Рассматривая глобальный эволюционизм, они отмечали прежде всего его методологическое значение для развития естествознания, а также его общую мировоззренческую значимость, которая превосходит возможности отдельных эволюционных представлений в конкретных науках (Казютинский В.В., Карпинская Р.С. Идея развития в познании структуры материи – Вопросы философии, 1981, № 9, с. 117–132; Карпинская Р.С., Ушаков А.Б. Биология и идея глобального эволюционизма – в кн.: Биология и основания естественных наук – М.: ИНИОН, 1981, с. 107–130).

Приводя эти наработки и опираясь на них, И. Чернякова в своей книге рассматривает глобальный эволюционизм главным образом как философию естествознания. «Термином «глобальный эволюционизм», – поясняет она, – обозначается стремление эволюционных дисциплин естествознания к интеграции и экстраполяции закономерностей, механизмов эволюции… В нашем исследовании глобальный эволюционизм характеризуется прежде всего с позиций достижений конкретных наук – биологии, геологии, астрономии, химии, эволюционной термодинамики; обосновывается стремление естественных наук осмыслить эволюцию как всеобщий, универсальный процесс» (Черникова И.В. Глобальный эволюционизм: Философско-методологический анализ – Томск: Изд-во Том. ун-та, 1987 – 182 с., с. 10–11).

Отсюда хорошо видно, насколько такой глобальный эволюционизм не является универсальным, хотя и подводит к постановке проблем универсального эволюционизма. Эволюция признается всеобщим, универсальным процессом, но ее исследование ограничивается эволюцией в природе. Социально-историческая эволюция выпадает из сферы исследования глобального эволюционизма. Отчасти это объясняется тем, что в условиях советской систем все вопросы общественного развития были монополизированы в решениях съездов КПСС и в речах ее Генеральных секретарей, а философам предписывалось подводить под них диалектическую базу, претендующую к тому же на глобальное значение. Но несмотря на это В. Казютинский, Р. Карпинская, И. Черникова, а вслед за ними Н. Моисеев заложили необходимые мыслительные предпосылки для становления глобального эволюционизма в России, его отпочковывания от ортодоксальной диалектики развития, а значит, и для его последующего перерастания в универсальный эволюционизм.

«Современное естествознание, – пишет И. Черникова, – приходит к пониманию эволюционного процесса как универсального, включающего в себя человека как составляющую и специфический фактор эволюции» (Там же, с. 63). При такой постановке проблем глобального эволюционизма остается только шаг к его трансформации в универсальный эволюционизм. Но этот шаг невозможно сделать при отсутствии эволюционного объяснения истории, без рассмотрения проблем эволюционной экономики, без создания общей теории эволюции. В этом отношении универсальный эволюционизм выступает как процесс универсализации глобального эволюционизма.

Если глобальный эволюционизм нацелен главным образом на обобщение эволюционных достижений естествознания и рассмотрение глобальных проблем человечества то универсальный эволюционизм, опираясь на усилия, предпринимаемые в рамках глобального, направлен на создание универсальной эволюционной картины мира и реформирование как миропонимания, так и миросозидания человечества. Поэтому глобальный и универсальный эволюционизм нельзя отождествлять. Но их не следует и противопоставлять.

Значительным достоинством книги И. Черниковой является то, что она строит свою концепцию глобального эволюционизма не только на теории самоорганизации (как мы это наблюдали в книге Э. Янча «Самоорганизующаяся Вселенная» и в многочисленных трудах И. Пригожина, Г. Хакена и их последователей), но и с учетом попыток распространения на космическую эволюцию некоторых наработок биологического эволюционизма, в частности – дарвиновской теории отбора. Это особенно важно сегодня, когда в период очередного кризиса дарвинизма все чаще раздаются голоса скептиков, требующих доказательств эффективности отбора как фактора биологической эволюции. В науках о неживой природе накапливается все больше фактов, свидетельствующих об эффективности отбора в эволюции космических, геологических, химических систем. Еще более велико значение отбора и конкуренции в эволюции социальных систем. Отбор универсален, как и сама эволюция, и главное доказательство его эффективности состоит в том, что эволюция вообще происходит и в ее развертывании отбираются системы, наиболее эффективно организующие движение внутри себя, получение из среды всегда ограниченных ресурсов, продляющие благодаря этому свое существование и образующие тем самым определенную преемственность после своей неизбежной гибели.

Конечно, галактики, «конкурирующие» за звезды или звезды, вступающие в «конкуренцию» за газопылевые облака, подвержены совсем иным формам отбора, чем живые организмы, вступающие в конкуренцию за пищевые ресурсы или предпринимательские структуры, выходящие на рынок со своими товарами. Но во всех этих случаях происходит отбор тех, кто при данных обстоятельствах наиболее пригоден к существованию. Все, что существует, проходит проверку эволюцией, и результатом этой проверки является отбор того, что выдержало испытание на способность к продолжению существования. Отбор не всегда поддерживает лучшее. Но отсеивая непригодное к существованию и проходя через массу случайностей, он в конечном счете подбирает то, что обладает преимуществами в конкурентной борьбе. Но сами эти преимущества создаются не только отбором, они формируются при содействии отбора самодвижением, самоорганизацией, самопреобразованием в самих постоянно изменяющихся материальных системах, адекватностью их реакций на внешние воздействия. Неадекватное разрушается. Эта адекватность является предпосылкой приспособления, а переживание наиболее приспособленного выступает предпосылкой развития и прогресса.

Попытки распространить теорию отбора на неживую материю предпринимались уже с возникновение учения Дарвина. Г. Спенсер рассматривал естественный подбор как изменение структуры по линии наименьшего сопротивления. Создатель «организационной науки» А. Богданов в начале XX века рассматривал отбор как фактор, способствующий реализации принципа оптимального конструирования. Способность отбора не только в специфических формах, но и в качестве универсально фактора поддерживать образование устойчивых структур, оптимально использующих энергию, подчеркивал Э. Янч. Было предложено немало и других объяснений роли отбора в функционировании универсального механизма эволюции.

Понятие универсального эволюционизма стало распространяться в российской науке с 1988 г. Судя по всему, термин «универсальный эволюционизм» впервые употребил доцент кафедры философии Горьковской высшей партийной школы Владимир Кутырев в статье, опубликованной в журнале «Природа». Во всяком случае, из этой статьи данный термин заимствовал Н. Моисеев, который придал выработанному им варианту универсального эволюционизма системный характер и в наибольшей степени способствовал тому, что в российской философии и науке идея универсального эволюционизма приобрела широкую поддержку и высокий авторитет.

Как ни парадоксально, будучи автором термина «универсальный эволюционизм», Владимир Кутырев явился первым критиком и принципиальным противником идеи универсального эволюционизма. Если американский профессор Э. Янч строил свою эволюционную концепцию на синтезе идей самоорганизации и коэволюции, то В. Кутырев прямо противопоставлял идею коэволюции комплексу идей универсального эволюционизма. Его программная статья так и называлась: «Универсальный эволюционизм или коэволюция?» (Кутырев В.А. Универсальный эволюционизм или коэволюция? – Природа, 1988, № 8, с. 4–10).

Кутырев признает огромное и все возрастающее значение универсализации эволюционизма в современной науке. «Распространение идей эволюции в последние 10–15 лет, – констатирует он, – напоминает триумфальное шествие. Почти все отрасли знания объявили себя эволюционными. Если бы в науке было принято проводить хит-парады, то в пятерке популярности оказались бы работы, так или иначе связанные с проблематикой эволюционирования. Эта ситуация нашла терминологическое отражение: теперь в литературе часто говорят о «глобальном эволюционизме». Учитывая, что идеи направленного развития прочно внедрились в термодинамику, микро– и астрофизику, в космологию и многие другие области науки, более правильно, по-видимому, называть его универсальным эволюционизмом… Универсальный эволюционизм – своего рода парадигма фундаментальной науки конца XX века, оказывающая огромное влияние на все другие сферы культуры» (Там же, с. 4).

Признав таким образом универсальный эволюционизм, по существу, основой миропонимания современной науки, оказывающей огромное влияние на все сферы культуры, В. Кутырев в то же время ощущает дискомфорт от распространения научного мировоззрения на культуру. Он чувствует потребность поставить какой-то заслон, создать барьер для такого распространения. Кутырев стремится замкнуть научное мировоззрение внутри науки и помешать его распространению на общественную, массовую среду. Зачем? Что есть настолько плохое в научном мировоззрении, чтобы это могло стать основанием для запрета на его распространение за пределы наших знаний о реальном мире? Уж не приведет ли, упаси Бог, распространение истины к развращению юношества, в чем в свое время обвинили Сократа?

«Следует ли, – задается вопросом автор статьи, – признавать однозначное соответствие между внутринаучной и мировоззренческой, общекультурной ролью эволюционного подхода? Как он преломляется за пределами науки и есть ли ему альтернатива? Если да, то в чем она? Иными словами, должен ли, имеет ли право эволюционный подход быть поистине глобальным и универсальным? Скажу сразу: я считаю, что нет. Не умаляя значения эволюционного подхода в научном познании, постараемся понять направленность его распространения на всю культуру, вред подобного расширительного толкования и противопоставить ему в качестве парадигмы идею коэволюции, которая выражает ориентацию на всеобщность (универсальность) движения, а не развития материи (Там же, с. 4–5). Согласно Кутыреву, эволюционный подход, базирующийся на прочном фундаменте научного знания, должен ограничиться сферой науки, но допускать знание в культуру – Боже сохрани! Культуру необходимо сохранить в невежестве и заблуждении.

Итак, первое, что не устраивает в идее универсального эволюционизма ее как бы крестного отца – это приверженность философского мышления к признанию всеобщности, атрибутивности не только движения, но и развития. Это, по мнению, В. Кутырева, влечет за собой признание всеобщности прогресса. «Ядром установки на всеобщность развития, – полагает он, – фактически оказывается установка на «прогрессивное развитие»… Универсальный эволюционизм – это прогрессизм» (Там же, с. 4–5).

То, что универсальный эволюционизм как идеология инновационного общества связан со стратегией развития, делающей ставку на достижение прогресса, а не на свертывание развития и остановку экономического, научно-технического и общественно-политического прогресса – совершенно верно. Но то, что универсальный эволюционизм влечет за собой признание всеобщности прогресса и выступает как прямолинейный, некритический прогрессизм, не соответствует действительности.

Универсальный эволюционизм связан с признанием возможности прогресса и возможности только на его основе последовательно разрешать даже неразрешимые на данном уровне развития глобальные проблемы, а отнюдь не с убеждением во всеобщности прогресса или в разрешении всех проблем только на базе технического прогресса. Всеобщность эволюции не означает ни всеобщности прогресса, ни автоматического разрешения по мере прогресса всех человеческих проблем. Прогресс также необходимо регулировать, не допуская, чтобы прогресс техники и материального обеспечения вступал в конфликт с прогрессом человечности, сопровождался ростом цивилизационного варварства и разрушением природы. К сожалению, возможности для глобального регулирования пока еще слишком слабы, но они могут возрасти только на основе дальнейшего прогресса. Антипрогрессизм, выражаемый автором статьи и многими его единомышленниками, есть тупик в развитии глобального мышления, чреватый тупиком в развитии цивилизации. Он есть такое же проявление цивилизационного варварства, как и загрязнение природной среды, на которое он постоянно ссылается в качестве аргумента, оправдывающего страх перед прогрессом. Он есть проявление агрессивного традиционализма, который стал необычайно популярен в России в результате крушения советской формы подстегивания прогресса.

Антипрогрессизм как программа лишает человеческую цивилизацию всяких перспектив, обрекает человечество на унылое существование посреди всяческих запретов и ограничений, очень напоминающих порядки «реального» социализма. Кто не верит в прогресс, тот не имеет будущего. Традиционалисты живут прошлым, у них фобия к инновациям. Человек не может просто выживать. Он хочет надеяться на лучшее. Поэтому традиционалистское стремление остановить прогресс есть не что иное как ретроградная утопия.

Универсальному эволюционизму В. Кутырев противопоставляет традиционалистское понимание коэволюции. При этом он говорит правильные слова: «Понятия комплекса, коэволюции – важнейшая ступень в обеспечении эффекта целостности сложных систем. Они применимы к пониманию как мировоззрения, так и науки, междисциплинарного взаимодействия в ходе коллективных исследований, взаимодействия общественных, естественных, технических форм знания» (Там же, с. 10). Под этим призывом усилить коэволюционную составляющую в развитии цивилизации можно подписаться. Но как можно отрывать коэволюцию от универсальной эволюции, противопоставлять ее идее прогресса? Идея коэволюции как неотъемлемая часть эволюционизма должна служить прогрессу цивилизации, а не препятствовать ему. Коэволюция цивилизации с природой, на которую постоянно ссылаются традиционалистски мыслящие экологисты, может быть осуществлена только на базе гуманистически направленного и постоянно стимулируемого прогресса, а не за счет остановки прогресса на нынешнем уровне, на котором возможности для такой коэволюции пока еще слишком ограничены. Разумеется технический прогресс в тех регионах, где он разрушает экологию и препятствует коэволюции, необходимо существенно притормаживать как регулирующими, так и ограничительными мерами. Это нужно делать именно во имя прогресса человеческой цивилизации, а не вопреки ему.

Серьезным возражением против универсального эволюционизма и его стремления к распространению научно обоснованного мировоззрения является тезис о несводимости мировоззрения к науке, четко сформулированный В. Кутыревым. Он пишет:

«Человеческая практика отнюдь не ограничивается научной. Раздувание роли последней неизбежно приводит к сциентизму, типичным проявлением которого является концепция универсальной эволюции. Сциентизм не учитывает, что во взгляде на мир (а шире – во взаимодействии с ним) так или иначе воплощаются господствующие в обществе ценности, представления о Добре и Красоте. Человеческие отношения к миру являются не только познавательными, но и чувственными, духовными, художественными. В формирование мировоззрения вносят вклад искусство, моральные и правовые нормы, политические интересы и т. д. Будучи бытийным проявлением личности, мировоззрение выражает ее устремления и жизненные ориентации. Люди никогда не обладают абсолютным знанием, поэтому мировоззрение дает им энергию убеждения и веры, которые возмещают неполному теорий и позволяют действовать» (Там же, с. 9–10).

Все это совершенно верно, кроме обвинения универсального эволюционизма в сциенистской ограниченности и попытках свести всякое мировоззрение к его научной составляющей, насадить сциентизм во всякое мировоззрение. Цель современных эволюционистов совсем иная. Мы стремимся достучаться до сознания людей с различными точками зрения на жизнь, на мир и показать им, как в действительности он, этот мир устроен и как можно построить жизнь, руководствуясь знаниями и стремлением к истине, и не иллюзиями и предрассудками. Мы предлагаем согласовать веру со знанием, а не с мифами и фантазиями давно прошедших веков.

На глобальном, общечеловеческом уровне универсальный эволюционизм есть стратегия решения глобальных проблем, стратегия развития инновационного общества, альтернативная традиционализму, пригодному для решения проблем традиционных обществ. Универсальный эволюционизм связан с распространением общечеловеческих ценностей и отстаиванием прав человека, ограничиваемых и ущемляемых в традиционных обществах. На конкретно-человеческом уровне он есть стратегия жизни человека, стремящегося устроить жизнь в инновационном обществе, жить по истине, в соответствии с идеалами гуманности, демократической упорядоченности и свободы.

Универсальный эволюционизм есть распространение системы научных истин на область культуры, в сферу человеческого мировоззрения. Каждый волен отвергнуть истину со всеми вытекающими отсюда последствиями для жизни и деятельности. Универсальный эволюционизм есть форма адаптации современного человека к вызовам, трудностям, стрессам и перегрузкам инновационного общества, такая форма адаптации, которая позволяет смотреть правде в глаза, а не зарывать голову в песок, открывает новые перспективы, позволяет принять за основу жизнедеятельности и отстаивать мораль терпимости, свободы и человечности, а не мораль ксенофобии, запретов и ограничений. Этика ответственности приходит на смену этике зависимости.

В этом отношении универсальный эволюционизм как раз противоположен позитивистскому сциентизму и сухому рационализму. Позитивистский сциентизм с самого начала был связан с ущемлением прав философии на интегральное объяснение мира, характеризовал саму возможность такого объяснения как устаревшую метафизику. Позитивистский сциентизм был антиисторичен. Он пытался сформулировать раз навсегда установленные и во всем пригодные логико-методологические основы научных исследований. Позитивистский сциентизм за системой многоуровневых абстракций, необходимых для конкретных исследований, не видел целого, в сфере мировоззрения он распространял формальный рационализм, способствовавший лишь обоснованию эгоистического поведения и безудержной гонке за материальным благополучием. Такой рационализм и связанный с ним формализм так же сковывал человеческий разум, как и традиционалистские мифы, фобии и проявления иррационализма. За сухостью теории он не видел зеленого древа жизни.

Универсальный эволюционизм есть не только научное, философское, но и общекультурное явление. Он не ограничивается неверием в истинность мифологического миропонимания, а распространяется и на область веры. Поэтому мы в этой книге предлагаем систему научной веры, ибо только вера, основанная на знании, может помочь человеческой культуре противостоять внутрицивилизационному варварству и помочь людям своими творческими усилиями сделать себя и окружающий мир лучше, чем они были до сих пор.

Культура, уходящая от истины, неизменно впадает в бескультурье и приводит к торжеству варварства в любой цивилизации. Говоря о ценностях, Добре и Красоте, В. Кутырев забыл упомянуть Истину. И это не случайно. Он пытается придать ценностям вневременный, независимый от развития истины и социальной реальности, внеэволюционный характер. Это типично традиционалистский взгляд в сфере учения о ценностях, в аксиологии. Но истина не является посторонней по отношению к ценностям, добру и красоте. Перед людьми постоянно встают судьбоносные вопросы о том, что есть истина, об истинности ценностей, добра и даже красоты.

Ибо открытие новых истин побуждает нас к переоценке ценностей. Заблуждающееся стремление к добру оборачивается наихудшим злом. За внешней красивостью, в глянцевой оболочке может скрываться поистине безобразное. Истину на бытовом уровне каждый постигает сам. Истину же на общечеловеческом уровне можно добыть только на основе научных знаний. Универсальный эволюционизм есть способ соединить истины индивидуального сознания с истинами накопленных человечеством реальных, а не мифологизированных знаний. Конечно, путь истины труден, как и сама человеческая жизнь.

Комплексный подход к решению глобальных проблем, коэволюцию, сотрудничество, диалог, которые В. Кутырев рассматривает как альтернативы универсальному эволюционизму, на самом деле выступают как формы его проявления и реализации.

Наиболее значительный вклад в развитие идей универсального эволюционизма в России внес авторитетный российский ученый Н. Моисеев, заимствовавший сам термин из статьи В. Кутырева. Концепцию Н. Моисеева мы рассмотрим в следующем разделе.