ДюймВовочка

Дед в нем души не чаял. Они стали большими друзьями. «Всю жизнь, – признавался довольный старик, – сына хотел, да не привелось воспитать. Так хотя бы внуком Бог побаловал». Бабушка старалась радовать его, чем могла: в основном чем-нибудь вкусненьким. Но хотелось большего. Тем более что друзья имели все блага цивилизации. А у него – пара старых брюк и рубашек на смену… Удручающая тишина, и скукотища дома, из-за которых он старался возвращаться с улицы как можно позже. Иногда однообразие жизни Вовки разбавлял визит матери. Татьяна появлялась здесь не чаще, чем раз в месяц, источая пряный аромат французских духов, в дорогом импортном костюме до пят. Тогда его звали домой раньше обычного. Однажды за ним также прибежал соседский мальчишка, друг по играм и забавам Колька:

– ДюймВовочка, баба Поля тебя домой зовет, иди скорее, она сказала, чтобы не задерживался…

– Что, опять маман пожаловала? – предположил тот.

– Да не, не видел…

– А что тогда случилось? – терялся в догадках Вовка и поспешно вслед за Колькой отправился домой.

Полина Николаевна уже ждала его у калитки с банными принадлежностями в руках.

– На вот, иди вымойся, да быстрее, – приказала она ему.

– Зачем? – удивился он, – Еще же не ночь…

– Не канючь! – одернула его бабушка, – К матери сегодня вечером идем. Она нас на новоселье пригласила. Квартиру она получила, наконец, как мечтала, двухкомнатную.

– Ур-р-ра! – радостно заверещал Вовка.

– А ты-то чему радуешься, дурень? – грубовато, но вместе с тем ласково обратилась к нему бабушка.

– Как это чему, ба? Я же теперь, как и все, с мамой жить могу. У нее ж теперь аж две комнаты!!!

– Дай-то Бог! Твои б слова да Богу в уши… – причитала пожилая женщина, осенив внука крестным знамением.

Полина Николаевна была очень рада за дочь. Все годы, что воспитывала ее сына, она жила надеждой, что Татьяна заберет его к себе. Друзьям, родственникам и знакомым та объясняла нахождение Вовки у бабушки тем, что, мол, вышла на работу сразу после родов, а за ребенком уход нужен, присмотр. Получение собственной квартиры должно было все вернуть на свои места. Однако Татьяна забирать сына к себе не собиралась, будучи уверенной в том, что восемь лет назад решила эту проблему раз и навсегда. Она была уверена в том, что малец привык жить у бабушки. Но сегодня на новоселье он ей был необходим: все-таки член семьи, наследник.

На самом деле квартиру Татьяна получила уже несколько месяцев назад. Но не отмечать же это событие в пустой квартире! Все это время она была поглощена обустройством своего семейного гнездышка: купила мебель, посуду, сделала хороший ремонт. Ей очень хотелось похвастаться своими достижениями перед матерью. Она-то за всю свою жизнь и трети не заработала.

Полина Николаевна с Вовкой пришли самыми первыми. Отчим приглашение падчерицы проигнорировал. Впрочем, Татьяну это нисколько не расстроило. Скорее, наоборот.

– Проходите, проходите, мои дорогие! – необычно ласково и гостеприимно встретила их хозяйка. Она рассчитывала на похвалу матери, показывая ей свое новое жилище. – Это зал. Стенка чешская из натурального дуба, а диван и кресла – гарнитур из Болгарии.

– Дорогущие, наверное… – осуждающе заметила мать хозяюшки, чем несказанно удивила дочь, – А Вовку надо в школу собирать, он в первый класс скоро пойдет. Костюмчик надо бы ему купить, туфли…

Татьяна пропустила реплику матери мимо ушей и продолжила экскурсию по квартире:

– А это спальня. Спальный гарнитур мне из Румынии по заказу привезли…

– Так что – сына в школу соберешь? – мать вернулась к прежней теме разговора, как бы она не была неприятна ее дочери.

– Мама, откуда? – деваться Татьяне было некуда, – Я столько денег на обстановку потратила, многое в долг пришлось брать. Еще расплачиваться и расплачиваться! Надеюсь, хотя бы подарки оправдают часть расходов…

– Значит, на барахло и чужих людей деньги находятся, а на родного сына – нет?! – Полина Николаевна была вне себя от ярости, – Извини, мы сегодня без подарка. Пенсия у нас с дедом маленькая и почти вся на внука уходит.

– Так ты же сама этого хотела… – одернула ее дочь, – У Вовки был шанс жить по-человечески, а ты лишила его такой возможности. Теперь не жалуйся.

– Но ведь это твой сын!..

– … который на меня ни капельки не похож, – продолжила реплику матери Татьяна, – Вылитый папаша, будь он неладен.

– Ребенок в этом не виноват. Совести у тебя как не было, так и нет!

– Видать, вся тебе досталась! Испортить такой вечер! Так хотелось вас порадовать…

– Чем? Что ты как сыр в масле катаешься, тогда как твой сын нуждается? В таком случае мы за тебя рады, но делать нам здесь больше нечего! Вовка, пошли, нам пора, скоро гости придут. Не будем твоей матери репутацию портить…

– Да ладно тебе – что завелась-то? – Татьяна попыталась помириться с матерью.

– Нет-нет, мы пойдем. К тому же, мы без подарка сегодня – угощение не заработали.

– Заметь, я тебя не выгоняла – сама ушла! – прокричала ей вслед владелица шикарных апартаментов.

Вовка оглядывался. Ему явно хотелось остаться.

– Ба, а можно я останусь?

– А знаешь что – на самом деле, оставайся. Имеешь право! – Полина Николаевна перекрестила внука и отправилась к себе домой.

Но боль оттого, что внук растет сиротой при живой-то матери, не отпускала. Хоть бы раз спросила, что Вовке нужно. Раз в год купит на День рождения какую-нибудь безделушку. А тот и этому несказанно рад! Да еще подруг на именины позовет, чтобы хорошей матерью выставиться. Прав дед: непутевая она при всей своей внешней положительности. Вид один. Терзаемая такими мыслями, Полина Николаевна долго не могла уснуть.

Татьяна в эту ночь тоже не сомкнула глаз, но совсем по другой причине. Конечно, ссора с матерью была ей неприятна. Однако охи-вздохи других гостей вернули ей прежнее отличное настроение.

Вовка в вечер новоселья стал центром всеобщего внимания. Не привыкший к этому, он ловил интерес окружающих всеми фибрами своей души. Его здесь ожидали увидеть – и принесли много разнообразных игрушек: машинок, плюшевых медведей и собак. Ему было чем заняться, когда внимание дам переключилось с него на вновь прибывших кавалеров. Вовке было не привыкать быть в тени, развлекать себя самому. Взрослые, казалось, совсем позабыли о его существовании, в том числе и его мать, которая даже не подумала о том, что ребенку пора спать. Сейчас ей было не до сына. Она была всецело поглощена высоким стройным брюнетом с бархатным голосом, молодым, интересным, перспективным молодым человеком. Пусть намного моложе ее, пусть еще студент. Охомутать молодчика будет проще – полагала она. Тот имел неосторожность проявить к ней примитивный интерес, а она уже вообразила себе невесть что и даже подумывала о свадьбе.

– Тань, тебя не смущает, что он слишком молод, еще сам деньги зарабатывать не научился… – пыталась открыть ей глаза верная подруга Мариша. Иногда ей это удавалось.

– Ага, нужна буду ему я, когда он начнет зарабатывать, – Татьяна понимала ситуацию иначе.

– Не хочу тебя обидеть, но с чего ты взяла, что ты ему сейчас нужна? Он имеет репутацию отпетого бабника.

– Ха, нашла, чем удивить. Я тоже давно не девочка. Просто ему нравятся женщины зрелые, опытные…

– Ага – но не для серьезных отношений, Таня! Как ты этого не понимаешь?! Да и мамаша его ни за что на свете не позволит ему на тебе жениться.

– А ты-то откуда знаешь? Завидуй молча! – Татьяна упрямо не желала замечать очевидного.

– Было бы чему! Знаю я их семью: ремонт нанимали делать в своих профессорских покоях. Мать его такая высокомерная, в сыночке своем души не чает, и все разговоры с подругами только о том, как бы какая стерва его не охомутала.

– Подслушивала что ли? – продолжала скалиться Татьяна.

– Да делать мне больше нечего! Нас, рабочих, она и вовсе не замечала. Наверное, совсем за людей не считает. А ты – обрати внимание – одна из нашего круга пролетариев.

– И с мамашей справимся – не переживай. Я ж не за нее замуж собираюсь. К тому же жить будем у меня. Слава Богу, теперь есть где. А у себя я этой дамочке хозяйничать не позволю! Пусть даже не надеется.

– Танюха, ты неисправимая оптимистка! – доводы мудрой Мариши были исчерпаны. Сама со временем убедится, что там о другой невестке мечтают и никогда не позволят сыну связаться с женщиной ниже по социальному статусу.

Тут вернулись с балкона мужчины. Татьяна подплыла к избраннику и, протягивая ему бокал белого мускатного вина, томно произнесла:

– Тебе нравится у меня, дорогой?

– Да, ты молодчина! У тебя уютно, даже очень! – похвалил ее томный красавчик с тонкими чертами лица. – Причем, все сама, одна, без чьей-либо помощи! Ты достойна самой высокой похвалы.

– В этом доме нет самого главного для настоящего счастья, женского счастья – мужчины, – Татьяна замкнула ладони на затылке студента, словно забирая его в плен, – Ты не хочешь им стать?

Студентик от неожиданности растерялся. Он никак не ожидал столь стремительного развития отношений. Знакомы не больше, чем месяц, тетка старше лет на десять, привлекательная, страстная, раскрепощенная… Вопрос пассии застал его врасплох.

– Понимаешь, я еще учусь, и учиться мне еще года два. Семью содержать не могу. Давай отложим этот разговор до того момента, как я получу диплом. – Парень попытался вернуть отношения с любовницей на прежний несерьезный уровень.

– Подумаешь, учишься еще. Я работаю, и получаю очень неплохо. Хватит на двоих… – Татьяна не спешила размыкать руки.

– Похвально, конечно… – смутился молодой человек, – но мне воспитание не позволяет жить за счет женщины. А у тебя, как я понимаю, есть ради кого жить – твой сын.

– Ах, это… – облегченно выдохнула Татьяна, – Не беспокойся, он с рождения живет у бабушки, так сложилось. Вовка привык жить там, забирать его сейчас даже жестоко. Бабушка ему ближе и дороже, чем я…

– И тебя это не огорчает?! – искренне удивился залюбленный матерью сын.

– Нет, а что тут такого?

– Действительно, ничего особенного: пацан при живой матери сиротой растет всего-навсего…

– Да вы сегодня сговорились, что ли? – Татьяна ослабила хватку.

Студент, почувствовав себя свободнее, ловко освободился из крепких объятий. Теперь он четко знал, что делать. Личность любовницы уже не казалось ему столь привлекательной, так как потеряла загадочность, а отношения утратили легкость. В ней проявилась банальная охотница за мужем, причем, у которой напрочь отсутствовал материнский инстинкт.

– Я обязательно подумаю над твоим предложением, дорогуша, – избранник Татьяны не скрывал сарказма, – Обязательно посоветуюсь с мамой. Что-то мне подсказывает, что она будет против… Видишь ли, вы совершенно разные. В отличие от тебя, у нее есть образование, но она ради карьеры мужа посвятила себя ему и детям, вернее, только мне, потому что я у них единственный. Разумеется, вся лавина родительской любви досталась мне. И она наверняка не поймет, как можно отдать сына даже собственной матери. Вы не подружитесь – это очевидно. А я не хочу разрываться между двумя огнями.

– Хам! – Татьяна дала ускользающему из рук избраннику пощечину.

– О! – рассмеялся тот, – в страстности тебе уж точно не откажешь. Жаль, для серьезных отношений этого мало. Зря ты начала этот разговор – мы бы могли и так отлично проводить время. Но нам точно не по пути. Прощай!

Сказав это, студент покинул жилище доморощенной роковой дамы, претендующей на его руку и сердце. Татьяна разрыдалась. Гости разошлись, не прощаясь, заметив, что у нее серьезный разговор со студентом и не желая мешать влюбленным. На душе было пусто и гадко. Она была благодарна судьбе хотя бы за то, что ее друзья не стали свидетелями ее унижения и позора. А все из-за этого маленького чудовища – Вовки! Не будь его в ее жизни, все могло быть иначе! И всю свою злобу и разочарование она обрушила на него.

– Спишь, негодяй?! – злобно, словно кобра над добычей, шипела она над спящим сыном, уснувшим в глубоком кресле в зале. Свой удар она отложила до утра. Благо, ждать оставалось недолго.

Едва рассвело, Татьяна разбудила сына и поволокла его к дому матери, не обращая внимания на его расспросы, недоумение, недовольство.

– Мама, я хочу к нам домой!!! Я спать хочу!!! Куда мы идем? – ныл он по дороге.

Татьяне были нужны иные чувства, она ждала иных признаний, жаждала иных страстей. Сын в этой пучине эмоций оказался лишним. У калитки родительского дома она остановилась, присела перед Вовкой на корточки и, чеканя каждое слово, произнесла:

– Вот твой дом. Единственный дом, что у тебя есть. Ясно?

Вовка растерянно закивал – он был готов соглашаться с мамой во всем, лишь бы она не гнала его от себя. Он очень хотел быть послушным, хорошим сыном.

– Значит, договорились! – мать слегка потрепала мальца за плечи. – Беги, бабушка по тебе уже соскучиться успела. Она старенькая, ты ей больше нужен, а она – тебе.

Вовка обреченно поплелся по тропинке, ведущей к входной двери. Он впервые задался вопросом, что он сделал не так? Чем мог обидеть мать, раз она так сильно на него рассердилась, что даже видеть у себя не хочет?.. Но ответов не находил и по-детски тешил себя мыслью, что вырастет большим, красивым, разбогатеет – мать сама еще за ним бегать будет. Своими мечтами он поделился с бабушкой, которой привык все доверять. Та поцеловала его в макушку, приговаривая:

– Да ни в чем ты не виноват, Вовка, – любые проявления ласки и всяческие любезности в их доме были под строгим запретом. В эти слова, скупые на выражение эмоций, Полина Николаевна постаралась вложить максимум любви и заботы, – Видно, судьба у тебя такая! Пережить это должен! Но можешь мне поверить – мать еще изменит свое отношение к тебе. Лучше уж поздно, чем никогда.

Глава 7

Тайное становится явным

Шли годы. Ничего в жизни Вовки не менялось. Бывало, он сбегал к матери, поссорившись с бабушкой. Но Татьяна его упрямо отправляла обратно. Полина Николаевна избегала общения с дочерью. В родительском доме та почти не появлялась. Внук стал дороже и ближе. Бабушка с дедом не могли на него нарадоваться. Вовка рос трудолюбивым, покладистым и в то же время свободолюбивым. Во дворе был заводилой и пользовался уважением среди сверстников. Секрет успеха был прост: с сильными был слаб и покладист, с теми, кто послабее – напротив, напорист. Казалось, и умнее мальчишки, и красивее, и старше, а главным Вовку признают. И этому было свое объяснение: никто из них не мог превзойти его в ловкости, сноровке, быстроте реакции и, как ни странно, силе. «Как ни странно», потому что был он мал и неказист, но для него в отличие от других не существовало невозможного. Высоченный забор, злые собаки, крутейший овраг – Вовку ничего не могло остановить, его природная гибкость позволяла ему преодолевать любые препятствия.

Если его ровесники восхищались этим, то их родители жалели Вовку, понимая, что тот сам себя таким сделал. Им некому было заниматься. Бабушку все чаще подводило здоровье, однако хлопотать сейчас приходилось за двоих: деда разбил паралич. Меж тем Татьяна по-прежнему жила своей беспечной красивой жизнью, не утруждая себя заботами о близких. Она так же всецело была занята собой, мечтая о встрече со второй половинкой. Видеть суженого она была готова в первом встречном, приютить, обогреть, приласкать любого, кто проявлял к ней маломальский интерес. Всех, кроме сына… Она даже не заметила, как он вырос. Ему было уже тринадцать, но на вид давали не больше восьми. Почти все его друзья давно басили, а Вовка по-прежнему разговаривал тоненьким фальцетом, и чтобы сделать свой голос грубее, начал курить.

Татьяна видела сына нечасто. В основном, когда тот сам приходил к ней. Он жил у матери ровно столько, сколько она позволяла, всегда – недолго, от одного дня до трех. Обычно она напоминала сыну, что пора бы и честь знать:

– Сегодня вечером у меня будут гости. Дети здесь лишние. Пора тебе домой возвращаться.

Вовка послушно уходил, но все чаще и чаще его мучил вопрос, почему он должен уходить? Все его друзья жили с родителями, или просто с мамой, если, как и он, росли без отца… А к бабушкам ходили в гости. Однажды он решился озвучить свое недоумение, когда мать по привычке потребовала покинуть ее дом.

– Мам, а с какого перепугу я должен уходить?!.. – своим вопросом он весьма озадачил родительницу, – Вот к родителям моих друзей тоже гости приходят. Только дети им почему-то не мешают. Почему ты меня гонишь? Что плохого я тебе сделал? Сторонишься меня словно черт ладана…

Татьяна оторопело выслушивала этот бурный поток протеста. Она и предположить не могла, что он на нее рано или поздно обрушится, но взяла себя в руки и даже предприняла контратаку. Не в ее правилах было устраивать бурные сцены. Она умела ранить исподтишка, незаметно для жертвы. Милосердие и сострадание не были ей свойственны априори. А уж точную копию ненавистного бывшего мужа жалеть она не собиралась.

– Ты действительно хочешь это знать? – обманчиво ласково зажурчал ее мелодичный голос. Вовка кивнул. Она продолжила, – Потому что ты как две капли воды похож на человека, которого я ненавижу, который причинил мне столько зла. Это – твой отец. Значит, ты такой же. Я не хотела рожать от него ребенка, но ты еще в утробе цепко держался за жизнь…

– Мама, но я его даже не знаю! – воскликнул Вовка, – Я люблю тебя, ты мне нужна, и я никогда и никому не дам тебя в обиду. Мы же одна семья…

– Одна семья, говоришь? – Татьяна смехом ответила на уверения сына, – Нет у тебя семьи! А могла бы быть. Жил бы сейчас, как сыр в масле катался, если бы не твоя бабка…

– Не называй ее так! – вступился за бабушку Вовка, – Она меня растила, когда ты собой занималась…

– Если бы не она, у тебя были бы и мама, и папа. Пусть неродные и другой национальности. Тебя, когда я еще в роддоме лежала, хотела усыновить одна богатая бездетная семья, да бабушка твоя не позволила. Тогда я тебя ей отдала, раз ты ей так необходим. Еще вопросы есть? Нет? Тогда дуй по месту своего постоянного проживания!

Вовка был потрясен. Он ожидал чего угодно, только не этого. Сломя голову он вылетел из квартиры с твердым намерением сюда больше не возвращаться. Сознание раскалывала мысль, что мать, самый близкий в жизни человек, к которой он всегда тянулся, которую любил больше жизни, с такой легкостью от него отказалась и, оказывается, сразу, как он родился… Лучше бы он вообще ее не знал, лучше бы вырос в детском доме… Зачем бабушка не позволила матери отказаться от него?! Он был зол сейчас на весь мир, а обрушил свою злость на ту, которую совсем недавно ревностно защищал – на бабушку. Получается, если б не она, жизнь его иначе бы сложилась? Бабушка, конечно, его любила, но для матери родным он так и не стал. Так пусть бы он рос пусть не с родными родителями, зато любящими и к тому же богатыми. Ощущение невосполнимой потери, словно его обокрали самым бессовестным образом, накатило девятым валом. Он жадно хватал воздух тонкими бледными губами, словно его лишили возможности полноценно дышать, жить.

Занятый подобными размышлениями, Вовка и не заметил, как дошел до дома, пинком ноги открыл калитку, отшвырнул кинувшуюся ему навстречу домашнюю любимицу кошку, ни с кем не здороваясь, не поднимая головы, прошел в свою комнату, которую некогда его мать делила со сводной сестрой, и одетым плюхнулся на кровать. «Ничего, я еще все наверстаю! Буду богатым, чего бы мне это ни стоило… Всем им назло…», – обнадеживал он себя, свято веря в воплощение мечты.

– Вернулся, внучек? – Полина Николаевна заметила, что с ним происходит что-то неладное и забеспокоилась, понимая, что причиной его плохого настроения стала ее дочь, – Как мать?

– Какая мать? Ты сама прекрасно знаешь, что у меня нет матери! Хватит претворяться! А могла бы быть, оказывается… Да ты не разрешила…

Полина Николаевна схватилась за сердце, медленно опустилась на стул, от волнения ноги стали ватными.

«Неужели у непутевой хватило ума рассказать обо всем сыну? И не стыдно было…»

– Вовочка, ты же наш, как можно тебя кому-то там отдать? Как жить потом с этим?

– А так жить лучше? В вечной нужде, ненужным собственной матери? Уж лучше бы меня в детдом отдали, или та семья меня усыновила…

Полина Николаевна только сейчас осознала, что, наверное, была неправа тогда. Действительно, что хорошего видел ее внук? Его сверстники и на море с родителями катаются, и одеты с иголочки. А у нее хватает денег только на вещи из уцененных магазинов или с барахолки. А о курортах они и мечтать не смеют. Да, не те у нее годы и возможности, чтобы ребенку мать заменить. Она почувствовала себя очень виноватой перед внуком, и осознавать это было тяжелее всего. Она с трудом поднялась и, держась за стенку, отправилась к себе. Тяжело опустилась на кровать, сняла халат и прилегла, не укрываясь. Сердце бешено колотилось, стало тяжелым-тяжелым, стало трудно дышать. Сил дойти до аптечки на кухне не было, а попросить принести лекарства было некого. Руки и ноги словно налились свинцом. Отяжелевшие веки опустились словно занавес в заключительном акте разыгравшейся драмы. Утром ее нашла мертвой соседка, заглянувшая проверить, все ли в порядке.

Полина Николаевна впервые за годы проживания здесь не вышла ранним утром навести порядок во дворе и в палисаднике. Не дождался ее и молочник, у которого она каждый день покупала три литра молока и баночку домашней сметаны. Не мог дозваться жену ее парализованный супруг. Ответить ему было некому: Вовки уже не было дома. Хлопоты об усопшей взяли на себя соседи. По злой иронии судьбы после смерти о Полине Николаевне некому было позаботиться, хотя она при жизни хлопотала за всех, не покладая рук.

Глава 8

Лучше никогда, чем поздно

Был девятый день после похорон Полины Николаевны. В доме почившей снова собрались соседи и близкие родственники, то есть ее внук Вовка и ее дочь Татьяна, которая в этот день вернулась из недельной заграничной командировки в Болгарию. Она была в строгом черном облегающем платье, напоминающем скорее вечернее, чем траурное, поблескивающем нитями люрекса и пайетками в тусклом свете горящей в комнате лампочки без абажура. Держалась она высокомерно, отражая осуждающие взгляды недоброжелателей, считая недостойным придавать им значение.

– Хороша дочка – с похорон матери да в аэропорт… – перешептывались одни.

– Так путевку на Золотые Пески ж не каждый день выдают… – язвили другие.

«Ну и что, что уехала? – говорил вызывающий взгляд осуждаемой, – Если бы осталась, мать что – воскресла бы что ли? Тоже мне святоши – сплетничать да завидовать только и могут… А я, между прочим, заработала путевку!».

Немногочисленные гости вскоре разошлись. Татьяна вместе с Ириной и Вовкой принялись наводить порядок в доме, тоже в полном молчании. Делить им было больше нечего. Не было ничего, что объединяло бы их. Наконец, когда посуда была перемыта и столы вернулись на те места, где стояли, Татьяна засобиралась домой. Ее неожиданно пригласил в свою комнату парализованный отчим, что ее несказанно удивило. С тех пор, как она покинула этот дом, они не общались, избегали друг друга. Наверняка что-то очень важное хочет сообщить ей старик, если позвал.

– Расскажи мне о своих планах относительно сына, – строго приказал дед.

– Каких таких планах? – стушевалась Татьяна, застигнутая врасплох, – Что Вы имеете ввиду?

– Как это что? Мать ты мальцу или нет? – повысил голос больной, – Думаешь хотя бы иногда о том, где он будет жить дальше и как?

– Как это где? – удивилась беспечная мать, – Вовка привык жить у вас, и…

– Что значит «привык»? – вскричал старик, – Дело не в привычке: у пацана, кроме тебя, теперь человека ближе и роднее нет…

– А Вы? – с вызовом переспросила та, – Или выставите его так же, как меня когда-то? Только не забывайте, что он еще несовершеннолетний и зарабатывать на жизнь не может!

– Вот именно! – неожиданно горячо поддержал ее отчим, – А я тебе о чем толкую битый час? Мальчишке учиться надо, образование получить, ему забота нужна…

– А я причем? Пусть учится, образование получает… Я что – мешаю ему что ли?

– Ты действительно ничего не понимаешь или притворяешься?! – снова вспылил парализованный, – Как была полной дурой, так и осталась… Ничему жизнь не научила…

– Тон смените! Я не мать, чтобы сносить Ваши оскорбления. Я с собой так разговаривать не позволю…

– Ой-ой-ой… – передразнил ее больной, покрутив пальцами рук – один из немногих доступных ему сейчас жестов, – Какие мы ранимые, оказывается…

– Я только мать похоронила, а Вы еще издеваетесь?.. Вы тоже в своем репертуаре жестокосердного садиста и тирана…

– А то ты сильно из-за кончины матери переживаешь… – вступила в разговор Ирина, сводная сестра, – Вон как светишься – и снаружи, и изнутри… Платье-то так и горит.

– А тебе я всегда говорила, и сейчас напомню: завидовать нехорошо, вот и не надо. – Отразила удар родственницы Татьяна.

– А я тебе напомню, что ты мать! – Ирина перешла на крик, – Коли отец не смог тебе объяснить обязанности матери перед своим ребенком, людьми, обществом, попробую я.

– Попробуй! – Татьяна с вызывающим видом уселась в кресло, закинув ногу на ногу и уставилась на сестру немигающим взором.

– Я не знаю в кого ты такая уродилась. Твоя покойная мама Полина Николаевна была добрым, заботливым человеком, детей очень любила. Разумеется, Вовку больше всех. Он ей роднее сына был. Наверное. Но теперь ее нет, и заботу о нем должна взять на себя ты.

– Что замолчала? Продолжай-продолжай! – Татьяна издевательски махнула кистью руки, словно разрешая говорить дальше.

– Ты должна забрать сына к себе… – наконец, произнесла главное Ирина.

– А я полагаю, что это решать не мне, и не тебе уж точно – а ему самому… Вовка уже взрослый, и…

– Но еще не самостоятельный, – сестра за нее продолжила реплику, – Мой отец не обязан содержать чужого ребенка!

– А, так вот вы куда клоните!!! – наконец, догадалась Татьяна, – Когда-то меня выжили, теперь мой сын помешал?! А еще клялся, что внук роднее родных…

– Нет, это неслыханная наглость! – возмутилась Ирина.

– Если бы я был здоров, я бы сам тебе внука не отдал, – вновь вступил в разговор отчим, – Но мне сейчас самому уход нужен…

– А я о чем? – осенило падчерицу, – Так-то Вы один совсем останетесь. С Вовкой-то сподручней.

– Да много от твоего сыночка пользы, – презрительно хмыкнула Ирина, – целыми днями на улице в футбол гоняет или в карты рубятся с друзьями.

– А что же родные внуки больного деда не спешат навещать? – нашлась, чем упрекнуть ее и Татьяна.

– Почему же не навещают? Приходят, когда могут. Им же некогда по улицам шляться – занятия в обычной школе, потом – еще в спортивной у одного, и в музыкальной у другого, – отразила ее выпад Ирина.

– И ты бы сыном занялась, Таня. Улица хорошему не научит. – Посоветовал отчим, пожалуй, единственный раз в жизни.

– Да что тут разговаривать! – терпение его родной дочери лопнуло, – Обратимся к законам Семейного Кодекса, если законы чести у человека напрочь отсутствуют. А в нем черным по белому написано, что мать ОБЯЗАНА заботиться о своих детях, обеспечивать их материально. В противном случае ее можно лишить родительских прав или обязать выплачивать алименты. Ты этого хочешь? Я тебе это устрою – даже не сомневайся!

– Злыдня! – прошипела Татьяна.

– Я вижу, ты наконец-то все поняла. Теперь иди и забирай своего сына, вещи Вовки я уже собрала. Сумки у порога.

– А ты не упускаешь случая меня побольнее ужалить, змея подколодная! Недаром тощая такая – на гадах сало не растет.

– Не давай повода – не буду! Вова, иди сюда, дорогой! Мама наконец-то берет тебя к себе, как ты и мечтал.

Заплаканный Вовка появился в комнате и, пройдя мимо матери, кинулся в объятия деда. Подросток не выглядел расстроенным или растерянным, несмотря на то, что только-только потерял самого близкого человека в своей жизни – бабушку. Скорее, в данный момент его гораздо больше занимало то, что будет с ним дальше:

– Дед, можно я с тобой останусь? – просьба сына ошарашила всех. – Сынок, если бы я был здоров, я бы тебя сам никому не отдал, – заверил его старик, – Но понимаешь, как получается: меня к себе дочка забирает, потому я сам теперь словно дите малое. Не можешь же ты один жить.

Вовка всхлипнул. Душевная рана, нанесенная недавно матерью, еще кровоточила. С того дня жить с ней он уже не хотел. Дед это понимал, и постарался его переубедить.

– Мама для любого самый близкий человек, – заверил он внука, – как бы их отношения не складывались.

– Но ты разве не видишь, что я ей не нужен?! – хныкал Вовка.

– Жизнь – сложная штука. Прости ее – она же баба, а ты мужчина! Значит, должен быть сильным и мудрым.

– А мы с тобой хотя бы видеться будем? – успокоившись, спросил подросток.

– Конечно! Ты будешь приходить ко мне, как только захочешь.

– Тогда я не прощаюсь! – Вовка окончательно успокоился и направился к двери, не сказав матери ни слова. Взял сумки и вышел из дома, который и для него с этой минуты перестал быть родным.

– Не смей мальчишку обижать! – обратился старик к падчерице, – Мужики мужиками, а ребенок – святое. Это твоя опора в старости. Что вложишь – то и получишь. Мать твоя ушла из жизни, так и не дождавшись, что ты примешь сына. Так сделай это ради ее памяти! Больше я тебе ничего сказать не могу. Сама все должна понимать.

– Спасибо за советы, – холодно сквозь зубы произнесла Татьяна, – Мне и так все понятно: чужое никогда своим не станет.

– Лишь бы свое своим стало! – понимая, в чей огород брошен камешек, Ирина отбила удар, изменив траекторию его движения на прямо противоположную.

Татьяна схватила свою изящную черную сумочку и тоже покинула дом. Ирина проводила ее торжествующим взглядом. Она видела в действиях сестры скрытый умысел, полагая, что та специально поселила здесь сына, чтобы получить право на часть наследства. Но на него у нее были свои виды… Делиться имуществом она ни с кем не собиралась.

Вовка не стал ждать мать, а направился к ее дому сам. Жила она неподалеку, в новостройках, которые возводили на месте старых домов, таких же, как у деда с бабушкой. Говорили, что и эти домики скоро должны снести. Но не это его сейчас заботило. Он понимал, что детство закончилось. Ему едва исполнилось четырнадцать, а рассчитывать с этого дня придется только на себя. Мечта осуществилась – он переезжает жить к матери. Однако радости по этому поводу он почему-то не испытывал.