Шестая печать

— Так ты точно завтра выезжаешь, а то у меня новый съемщик интересуется, когда бы он мог вселиться.

— Милан, но я же тебе заплатил до конца месяца.

— Тебе же все равно квартира будет больше не нужна после отъезда.

* * *

Страх преследовал его днем и ночью, сжимая горло, не давая дышать. Стоило ему закрыть глаза, как все вокруг начинало кружиться, ему вновь и вновь казалось, что он слышит хруст рассыпающегося стекла и скрежет сминаемого металла. Впервые в своей жизни он оказался у столь опасной черты, в ситуации, когда он понял, что жизнь его ничего не стоит.

Первое время из страха, что его могут отравить, он пытался отказываться от процедур. Но, немного успокоившись, оставил эти попытки.

Лежа в отдельной палате, он впервые оказался предоставлен сам себе на такое долгое время. Мысли его вновь и вновь уносились в прошлое.

С самой первой встречи, когда Наставник заверил его, что о его предательстве никто не узнает и в архивах государственной безопасности не останется абсолютно ни каких следов, кстати сказать, он с некоторым содроганием, перелистывал опубликованные списки агентов госбезопасности, но Наставник не лгал, до самого последнего времени он ощущал за своей спиной негласную поддержку мощной организации.

Зачастую невозможные ситуации, в которых он оказывался, разрешались словно сами собой.

Наставник подсказал ему и познакомил с человеком, позднее ставшим лидером создававшейся христианско-демократической партии. Затем его продвигали по постам в правительстве, особо не отягощая просьбами.

Первые признаки падения появились после смерти лидера их партии. Скоропостижная смерть от инфаркта спутала все их построения. Несмотря на это его кандидатура все же прошла на роль лидера партии. Позиции их партии становились слабее день ото дня. Он видел в этом влияние общей экономической ситуации, а внутри партии отношение к себе объяснял происками завистников и конкурентов. Даже не смотря на то, что они вошли в коалицию, создавшую правящий кабинет, и он занял кресло министра юстиции. Результатом всего этого стал последний съезд, где лидером партии был избран человек, которого он не то, что уважал, просто не замечал. А ему не нашлось даже места в первом эшелоне руководства партии. И все эти последовавшие события. С детства впитавший ненависть русским, после событий с Поповым, он готов был и вовсе их демонизировать. Порой он видел в Попове посланца дьявола, присланного чтобы разрушить его судьбу.

Спустя неделю страх немного притупился, отошел куда-то внутрь и стал привычным, почти не ощущаемым.

Наставник появился неожиданно, без предупреждения. Он тихо вошел в палату и, не говоря ни слова, подошел к кровати и присел возле нее. Тяжелым, внимательным взглядом осмотрел больного, как бы стараясь рассмотреть, в каком состоянии у него находится внутренние органы и в первую очередь мозги. Затем тихо начал говорить:

— Не знаю, порадует ли вас моя новость или нет, но не поделиться не могу. Церковь в лице Ватикана вновь получила в свое распоряжение одну из величайших реликвий. Возвращены семь амфор с вином, сделанным Его руками. Только вот реликвия эта будет находиться вне нашего ордена. Но еще больше меня беспокоит вот что. Я хотел бы знать больше о тех бумагах, которые нашли рядом с вами на месте аварии. Видите ли, на них описывается каменная доска, за которой находилась реликвия. Вот я и хотел бы понять, какое отношение вы ко всему этому имеете.

Страх вернулся в такой форме, что по лицу сидящего рядом с ним Наставника он понял, что бледность и нездоровье исказили его лицо. В какой то момент он хотел воспользоваться этим и отложить неприятный разговор на потом, но уже в следующий момент понял, что уйти, таким образом, от объяснений не удастся, и решил разрешить все сейчас же.

— Наставник, я получил информацию, столь противоречивую, ну вы же читали эти бумаги, что она, на мой взгляд, мало имеет общего со здравым смыслом. Поэтому решил вначале убедиться самостоятельно, не идет ли речь о бреде сумасшедшего, а уже потом доложить обо всем. Но так уж случилось, что доложить я уже не успел.

По лицу Наставника, он почувствовал, что слова его достигли цели, и он вышел из опасной зоны полной опалы.

— Хорошо, хорошо, поправляйтесь. Но хочу вам сказать, в серьезных вопросах все же лучше, перед тем как что-либо предпринимать, лучше все-таки посоветоваться. Не забывайте об этом, и все будет хорошо.

* * *

Наше возращение в Пиран совпало с приездом профессора из Лондона. События, произошедшие в Чехии, переполняли не только меня, но и Кьяру. Для нее воспитанной в католической семье находка, явившаяся результатом наших исканий, стало огромным потрясением. В его обратную дорогу и, не переставая, рассказывал в малейших подробностях.

Меня и самого прямо распирало. Одно дело теоретически решить головоломку, подобные чувства испытывают все любители кроссвордов, добравшись до конца, совсем другое, когда ты, решив головоломку, вдруг видишь скрытые многие столетия от глаз людей.

Проснувшись позже обычного, я обнаружил, что все наше семейство пребывает в глубоком сне. Причем глубже всех, похоже, спал Стен. Он похрюкивал во сне, периодически перебирал лапами и ни как не отреагировал на то, что я уже проснулся.

Возмущенный подобным поведением собаки я потрепал его ухо. Он сонно приподнял голову, взглянул на меня, затем, скосив глаза на спящую Кьяру, и беззаботно откинул голову обратно, проваливаясь в глубокий сон.

Я же поднявшись, уже не могу уснуть, и чтобы не мешать сну любимых мной я отправился на кухню варить кофе.

Аромат свежее сваренного кофе разлился по всей кухне, и я предвкушал, как сейчас выпью его в одиночку, а потом буду дразниться, что именно этот кофе, случайно, был просто уникально сварен. Мечты, мечты.

Перед нашим домом притормозила машина. В глубине души, я еще надеялся, что этот визит к кому-нибудь. Хотя наш дом располагался в своеобразном тупике и приехавший просто не мог ехать к кому-нибудь другому.

Оставалась надеяться, что приехавший просто заблудился, и его визит будет заключаться в кратком пояснении, что этой дорогой он ни куда не доедет, а что бы попасть, куда ему надо, необходимо вернуться до развилки и ехать дальше.

Существовала все же вероятность, что визит этот связан с бюрократическими оформлениями каких-либо, пока не оформленных бумаг. Но с утра даже думать об этом не хотелось.

Ничего другого мне в голову не пришло, пока я шел к калитке, услышав звонок. Поэтому, увидев машину с итальянскими номерами, и стоящего перед калиткой, довольно упитанного мужчину в прекрасном костюме и с кожаной папкой в руках, я стал даже строить предположений о цели его визита, а решил просто выслушать, что же он скажет.

— Сеньор Попов? Позвольте представиться — я доктор Джельсамино, заместитель управляющего Банка Ватикана.

— Очень приятно. Может быть, зайдете. Я как раз приготовил кофе.

— Вы знаете, я не откажусь от кофе. Тем более что мне необходимо видеть вас и сеньору Вионелли. Управляющий сказал, что я найду вас обоих по этому адресу, и просил передать его извинения, что он не смог лично приехать.

— Проходите, но я попрошу вас подождать. Видите ли, мы только вернулись из дальней поездки и сеньора Вионелли еще отдыхает. Я вас попрошу подождать.

— Сколько будет угодно.

Войдя в спальню, к своему удивлению, я увидел, что Кьяра уже заканчивает утренний туалет, а Стен, этот ленивый нахал, дремлет, развалившись между ней и дверью. Мой приход он отметил, открыв глаза, и вновь закрыл.

— Кьяра к нам пришел неожиданный гость, который хочет видеть нас обоих. Мои мозги с утра явно работают крайне тяжело. Но я даже придумать не могу, какое дело могло привести к нам заместителя управляющего Банка Ватикана.

— Я готова, так что не ломай голову, а пойдем и посмотрим.

Мы вместе спустились. Оставив их вдвоем в гостиной, я принес кофе и присел рядом.

Некоторое время беседа Кьяры с сеньором Джельсамино шла на итальянском языке. Похоже, что сказанное доктором настолько поразило Кьяру, что только после того как я пришел к столику и просидел несколько минут за чашкой кофе, они перешли на английский понятный всем нам.

— Сережа, — Кьяра начала говорить, мне, но затем повернулась к нашему гостю — вы позволите, я поясню цель вашего визита.

— Си.

— Сеньор Джельсамино говорит, что их банк горд той честью, что мы решили доверить им на хранение столь бесценное сокровище и заверят, что его они будут хранить с большим усердием, чем все деньги и ценности, когда-либо бывшие в их банке.

— Си.

— А еще он говорит, что, приняв такое решение, мы стали их очень уважаемыми клиентами, и он лично привез нам пластиковые карты их банка.

— Си.

— Я только не могу одного. Он говорит, что это не лимитированные карты и банк для их обслуживания учредил специальную клиентскую линию, но которой они готовы двадцать четыре часа в сутки находиться в готовности дать подтверждение по любому платежу, совершенному с помощью этих карт.

— Си. Си. Вы совершенно верно пересказали мои слова, сеньора Вионелли.

— Но неужели не существует какого-то ограничения трат по этим картам.

— Это не лимитированные карты Банка Ватикана.

— А если мне или сеньору Попову захочется купить самолет или судно?

— Покупайте. Покупайте все, что захотите. Если у нашего банка не хватит денег оплатить вашу покупку, мы займем их у других банков. Но ваш платеж будет обеспечен.

— И еще один вопрос сеньор Джельсамино, как долго будут действовать эти карты?

— Ах да я упустил такую важную подробность. Извините меня. Это пожизненные карты, которые вы можете завещать своим детям.

— Но это не возможно. Вы ведь даже предположить не можете, сколько может быть истрачено денег по этим картам.

— Сеньора. Сколько бы денег вы не истратили, все равно это не может сравниться с той ценностью, которая находится в нашем банке. А теперь, если вас не затруднит, я хотел бы оформить необходимые бумаги и внести в них ваши данные.

Процедура подписания бумаг не заняла много времени. Сеньор Джельсамино только сверил данные наших документов с уже заранее отпечатанными в его бумагах, попросил расписаться и, вручив каждому по конверту с картами и кодами к ним, поблагодарил за кофе, попрощался и, сославшись на занятость, уехал.

— Сережа, — сказала Кьяра, держа в руках конверт. — Ну, хорошо ты участвовал в поиске и присутствовал в находке, но я. Какое отношение, я имею ко всему этому.

— Любимая моя, ты полноправно участвовала в разрешении этой загадке. Мы вместе выезжали в Чехию. Так, что ты имеешь все права, так же как и я.

— В таком случае надо было, что бы сделали такую же карту и Стену, — и она почесала за ушами мохнатую голову, которую Стен умудрился сгрузить ей на колени.

— Вот. Вот. Ты себе даже представить не можешь, сколько раз я говорил этому лентяю, что бы он научился писать. Умел бы сегодня был бы собакой с пластиковой банковской картой. А так придется ему уповать на нашу милость, — и я сделал зверское лицо.

Сумасшедшее утро после поездки настолько взбудоражило нас с Кьярой, что наш уютный дом стал, как будто меньше в размерах.

Находиться между его стен было выше наших сил. Единственный, кто не разделял подобного ощущения, был Стен. Предчувствую, что сейчас его снова потащат на долгую прогулку, он старался, как можно меньше попадаться на глаза, изображал мохнатый коврик.

Устав гулять и, наверное, исходив все улочки и набережную вдоль берега моря, мы остановились в небольшом кафе, расположенном на набережной. Стен забился в тень и наслаждался покоем, мечтая только о том, что бы нам здесь понравилось, и мы подольше посидели, оставив его в покое. Но и мы порядком устав, сидя в тени наслаждаясь прекрасным вином, тишиной и покоем. В этот послеполуденный час, основная масса отдыхающих находилась возле моря. В кафе, кроме нас ни кого не было и можно было спокойно наслаждаться обществом друг друга.

Мы сидели, обмениваясь ничего не значащими словами, а легкий морской бриз, несущий свежесть слегка шевелил листья лианы, запутавшейся в сетке ограждения террасы, на которой стоял наш столик. Откуда-то издали доносились чуть слышные голоса, приглушенные шелестом прибоя, редкие крики чаек носящихся неподалеку.

— Кьяра, любимая. Я ужасно хочу пойти с тобой к кому-нибудь в гости. Ты уж не сердись на меня, но я намерен напроситься к профессору.

— Сережа, а это будет удобно.

— Честно? Не знаю, но сейчас позвоню и спрошу. И не ожидая возражений, набрал номер телефона профессора. После коротких приветствий мы договорились встретиться вечером.

Профессор, вернувшись из Англии, тоже хотел поделиться своими находками, поэтому интерес к встрече был взаимным.

В кафе было так прекрасно, что мы к радости Стена, так и не собрались ни куда идти до самого вечера.

У профессора нас уже ожидали. Александра Владимировна встретила нас в дверях:

— Проходите, проходите. Вы не голодны. Может быть, приготовить для вас легкий ужин.

При этих словах Стен, до того момента скромно стоявший за нашими ногами, как-то незаметно просочился вперед и уже вертелся, словно огромный кот, обтираясь о ноги Александры Владимировны.

— Александра Владимировна, не беспокойтесь, мы только из кафе, после слегка затянувшегося обеда, так, что вполне сыты.

— Но вот Стен, мне кажется, ваших убеждений не разделяет. Его-то хоть можно чем-нибудь угостить.

— Разве, что совсем чуть-чуть, а то он совершенно разбалуется. И очень попрошу не давайте ему сдобу, у него на сдобу… скажем аллергия.

Александра Владимировна, проводив нас в комнату, пошла на кухню. Стен собрался идти за ней, но, увидев мой неодобрительный взгляд, все же передумал и улегся в комнате, демонстративно отвернувшись от меня.

Совершенно невероятным образом история Хранителей оказалась переплетена с историей России, теряясь на ее бескрайних просторах и причудливо вплетаясь в хитросплетения ее истории.

— Знаете ли, сударь мой, загадка эта настолько захватила меня, что я даже предприняв вылазку к моим английским коллегам, работающим с архивами тех лет. Так вот, опуская наши с ними дискуссии, как не имеющие отношения к делу да так и не родившие истины, скажу все же некоторые результаты эта поездка принесла. Видите ли, голубчик мой, (милостивый государь), в отчетах посланника английского двора бывшего на Руси, вовсе не упоминается о присутствии итальянцев во время строительства столицы Московии, — и, увидев, что я собираюсь что-то сказать, продолжил, — не спешите с выводами. Это могло стать не только потому, что их там не было, но и еще потому, что присутствие их было столь обычно и естественно, что не удостоилось упоминание в сообщениях посланника. И, вы знаете, ведь мы нашли подтверждение этому, хотя и косвенное. В одном из отчетов времен смуты, описывая приход на трон Лжедмитрия и венчание его с Мариной Мнишек, посланник пишет о неадекватной активности отцов-иезуитов, сопровождавших Дмитрия и Марину Мнишек. Они предприняли целое расследование, разыскивая неких итальянцев приехавших в Россию и их потомков. К сожалению, это было единственное упоминание итальянцев в английских бумагах. Так что, сударь мой, думаю, если и можно, что-либо найти то только в Российских архивах, хотя я бы не питал больших надежд на удачный результат поиска — уж очень сильно архивы эти были в разное время перекроены в угоду правителям. Но все же просто искать больше негде.

— Наверное нужно продолжить поиск в России, хотя перед моим отъездом и говорили о том, что российские архивы будут доступны всем желающим, я не очень то в это верю.

— Не верите, милостивый сударь? Ну что же, мне кажется, вы правы, мне тоже как-то не верится, что когда-нибудь в России допустят к архивам всех желающих. Уж слишком сильны традиции переделки истории, впрочем, как и на Западе. А, к сожалению, мои возможности здесь ограничены, так что боюсь ни чем вам в этом начинании не смогу помочь.

* * *

«Мой генерал, стало сегодня, что сеньора, приведшая к нам определять на учебу своего сына, рухнула без чувств возле портрета, повешенного вашим повелением возле входа в нашу школу. Когда же она пришла в чувства, рассказала нам, что узнала в этом человеке своего возлюбленного, пропавшего перед эпидемией чумы, и выспрашивала нас, где она могла бы его найти. Так же от нее мы узнали, что он был не то управляющим замка Фоэдис, не то приемным сыном хозяина замка сеньора Аристотеля…

Согласно вашим указаниям я тут же пишу вам это письмо, не предпринимая пока, что ни каких действий.

Ожидаю ваших дальнейших указаний.

Настоятель школы иезуитов в Ундине.

Приор Лучиани»

Лойола перечитал полученное письмо еще раз. Неужели — думал он — это, правда и человек на портрете и действительно имеет отношение к владельцам замка в Фаэдисе. Действительно ли приоткроется старая тайна или же он вновь наткнется на мираж. На людей в силу совпадения использовавших звание Хранителя для своих собственных делишек.

Но он не мог не полюбоваться своими построениями, благодаря которым он все же сумел разыскать человека безвестного умершего много лет назад в тысяче километров от дома.

Теперь надо было действовать наверняка, для того, что бы узнать и, поразмыслив, он позвал брата Джакомо.

— Ты сегодня же выедешь в Ундину. Там найдешь отделение святой инквизиции и от моего имени попросишь в твоем присутствии подвергнуть допросу с особым пристрастием сеньора Аристотеля из Фаэдиса. Все сказанное им ты тщательно запишешь и привезешь мне. Особенно меня интересует все связанное с Хранителями и их миссией. Вот возьми грамоту, в которой я подтверждаю твои полномочия действовать от моего имени и выносить моим именем любые вердикты. Спеши. Да, если потребуется подвергнуть допросу с пристрастием кого-либо, еще без малейших сомнений передай их инквизиции, и присутствуй на всех допросах, не забывая записывать.

— Мой генерал, мне надо к моей миссии привлекать настоятеля нашего отделения в Ундине?

— Если ты будешь видеть необходимость в этом, то привлекай всех кого посчитаешь нужным.

— Сеньор Аристотель, там пришла сеньора Александра и хочет с Вами поговорить.

— Передай ей, что я сейчас спущусь и выслушаю ее.

Полная сеньора, средних лет, в которой еще сохранились черты некогда очень красивой девушки, терпеливо ждали посреди огромного холла. Увидев хозяина спускающегося по лестнице, она всплеснула руками и быстро заговорила.

— Вы простите сеньор Аристотель, что я отнимаю у вас драгоценное время, просто произошедшее, настолько потрясло меня, что я даже сознание в первый момент лишилась, а когда пришла в себя, сразу пришла к вам.

— Сеньора Александра, вы присаживайтесь, вы же знаете мое к вам отношение, так это ни о каком потерянном времени речи не идет, можете располагать им на столько на сколько нужно. Да вы успокойтесь. Сейчас Марко принесет нам графинчик вина, и мы спокойно обо всем с вами поговорим.

— Сеньор Аристотель, вы еще помните своего помощника молодого Петера?

— Ну, как же, вы еще с ним были ужасно влюблены друг в друга, и как сейчас помню, сколько горя вы пережили, когда он пропал, но в связи с чем, вы о нем сейчас вспомнили?

— Я вчера пошла, отвести сына в школу иезуитов в Ундине, знаете, они совершенно бесплатно берут туда детей и обучают хорошо. Так в коридоре прямо напротив входа висит портрет Петера, он на нем точно такой, как тогда. Я как увидела, так сразу чувств и лишилась.

В холл с графином вина и двумя бокалами вошел Марк и, поставив на стол рядом с говорившими потихоньку ретировался.

— Сеньора Александра, вот вина выпейте, успокойтесь. Да, почему вы решили, что это портрет Петера, он пропал еще, когда ордена иезуитов и в помине не было.

— Вы знаете, я тоже, когда очнулась, захотела выяснить, чей это портрет, стала расспрашивать. Ко мне вышел их настоятель. Вежливый такой, приятный. Но, вы знаете, он мне ни чего не рассказал, а больше выспрашивал, кто был тот человек, о котором я подумала, увидев портрет, откуда я его знаю. И так проникновенно он со мной говорил, что уж не знаю, как, но я все ему выложила. И уж только придя, домой почувствовала, что здесь что-то не так. Ну, зачем ему вместо того, чтобы мне рассказать, чей это портрет выспрашивать обо всем. Но у меня в голове все путается, и я к вам пришла, вы же поможете мне.

— Не волнуйтесь вы так. Успокойтесь. Вероятней всего вы ошиблись. Ну, просто не может быть, портрет нашего Петера висеть у иезуитов, да еще напротив входа. Просто кто-то очень на него похожий. Да вы выпейте вина. Давайте так я попробую выяснить, кто же там нарисован и обязательно расскажу вам.

Они поговорили еще некоторое время, вспоминая давно прошедшие времена. Затем сеньора Александра засобиралась и Марко, проводив успокоившуюся сеньору до выхода из замка, вернулся обратно.

Сеньор Аристотель ждал его в холле, задумчиво вертя в руках бокал с вином.

— Марко присядь, пожалуйста. Скажи-ка мне, не замечал ли ты в последние дни чего-нибудь необычного около замка.

— Нет. Вот разве что вчера вечером, я как раз стоял возле окна на втором этаже. Вижу, по дороге к замку идет монах, ну я и решил спуститься вниз, чтобы его встретить. Вы же сами учили меня быть внимательным ко всем приходящим в замок. Так вот, спускаюсь и подхожу к воротам, а там ни кого нет. Я подождал немного, ведь дорога только к замку идет, но никто так и не подошел. Я уж и не знаю, померещилось мне или он с дороги в лес свернул, хотя не знаю, что в лесу монаху делать, на ночь глядя.

— Не нравится мне все это. Марко ты будь внимательней и сразу мне рассказывай обо всем необычном. Послушай, у нас опять гости. Кто-то колотит по воротам. Будь добр, проведи их сюда, да еще вина принеси.

Марко выбежал встречать гостей, а хозяин задумался. Появление монаха, сразу после того, как сеньора Александра рассказала о его былом помощнике, могло быть простым совпадением, но, учитывая интерес настоятеля школы иезуитов, ничего хорошего не обещало. Размышление его прервал вернувшийся Марко.

— Сеньор Аристотель, там два посланца царя Московии — Иоанна и они хотят с вами поговорить, говорят, что очень много о вас наслышаны.

— Зови, и мы заодно посмотрим на русских. Редки они в наших краях. Да вина не забудь принести.

В холл зашли две крупных бородатых мужчины в длиннополых одеждах, остановившись на пороге, они сняли шапки и в поле поклонились, а затем по приглашению хозяина прошли внутрь и сели за столом, стоящим здесь. Они представились послами царя Московского Ивана, выполняющими его особое поручение. По-итальянски они говорили чисто с небольшим акцентом, но, не путаясь и не сбиваясь. Только вот фразы они строили причудливо, да говорили, как бы слегка нараспев.

— Слава о тебе идет большая, хозяин. Говорят, что знаниям твоим в строительстве и технике пределов нет.

— Ну, гости дорогие, люди склонны преувеличивать.

— Одни преувеличивают, другие преуменьшают. Вот только мы здесь не затем, чтобы слухи собирать. Посланы мы, найти людей грамотных и умелых, способных новое слово сказать о своем ремесле. Столица наша обновляется, вот и угодно царю имеется и охотен, он платить умельцам, способным сказать слово новое.

— Ну, этим меня не соблазнить, как видите, я не бедствию и работу за деньги не ищу.

Все на какое-то время замолчали. Гости, ощущая в тоне хозяина нотку раздумий, не спешили давить и понемногу прикладывались к вину. Аристотель же сидел, задумавшись о чем-то своем. Выдержав паузу, гости заговорили вновь.

— Но для творческого человека, возможность выразить себя, зачастую больше значит чем деньги, а в Москве, таких возможностей больше, чем где бы то ни было. Да и наша церковь гораздо меньше вмешивается в жизнь, чем ваша.

— Вы меня почти уговорили. Но скажите мне, может ли ваш царь защитить того, кто согласится работать у него.

— Хоть мы и не представляем, от чего вы могли бы спасаться и чего могли бы опасаться, можем сказать, что пока вы будете в Москве никто кроме царя Ивана не властен не то, что над вами что-то учинить, но и слова сказать не сможет.

Аристотель не спеша, отвечать вновь погрузился в размышления. Гости не нарушали его раздумий и тоже молчали, терпеливо ожидая, чем закончатся размышления хозяина.

— И когда же будут ждать меня у двора Иоанна?

— А как доберетесь. Коль уж решили мы вам грамоту подорожную выправим, прямо сейчас. И как будете готовы, так и отправляйтесь. Вы тут же в Москве будете приняты и что бы вы там не говорили о деньгах, платить вам станут от дня составления подорожной.

В разговор вступил второй русский, до сих пор молчавший.

— А еще вам скажу, что правильно сделаете, коль поедете, уж у нас такой кислятины пить не станете. Медок он и сладок и хмеля в нем побольше будет.

Они достали бумагу, чернила, и перо и здесь же принялись составлять грамоту.

— Марко, — кликнул хозяин, и продолжил, когда тот появился, — я вот решил в Московию ехать, так ты со мной или здесь останешься.

— Сеньор Аристотель, вы еще спрашиваете, да куда вы, куда и я, хоть на конец света, хотя думаю, что Московия не далеко от него будет.

— Положим, от Москвы до конца света не ближе, чем отсюда, — засмеялись гости, — да сами увидите. Так подорожную писать на двоих?

— Конечно.

Довольные гости согласились заночевать в замке. Расторопный Марко позвал их к ужину, а затем, отведя в покои, вернулся к сеньору Аристотелю.

— Сеньор Аристотель, что вы задумали? Зачем нам ехать, куда-то в Московию? Чем нам здесь плохо?

— Марко. Придет время, я все тебе расскажу. А пока поверь мне на слово. Лучше нам перебраться подальше от этих мест, а вот удобней, чем отправиться на некоторое время в Московию, и не придумаешь.

— И когда же мы отправимся?

— А вот завтра проводим гостей, соберемся и в ночь отправимся в дорогу. Пусть поменьше знают о нашем отъезде, не говоря уж о том, куда мы отправляемся.

* * *

Еще по дороге домой я принял решение и первое, что сделал, позвонил в Рим, попросил завтра же устроить для меня встречу с кардиналом Андреотти.

Рим этот вечный город, которого, к моему сожалению пока еще не видел, несмотря на то, что уже был здесь встретил нас запруженными машинами, улицами и толпами туристов слоняющихся без дела.

До времени встречи оставалось два часа, и мы отправились на прогулку. Пожалуй, только благодаря Стену нам удавалось свободно передвигаться по улице.

Проводив меня до места, где меня уже ждал серый Фиат, с братом Рафаэлем за рулем, Кьяра со Стеном отправились на прогулку, а я поехал в дом Хранителей, где меня ждал Анджело.

— Я рад видеть вас в прекрасном настроении и, насколько мне известно, у вас складывается все благополучно, сразу оговорюсь, что мы будем по мере необходимости подключаться к решению ваших проблем, чтобы избавить Вас от бюрократических проволочек, так что вам нет необходимости об этом беспокоиться.

— Благодарю Вас Анджело, но сегодня я хотел бы поговорить об иных вещах. Я хочу попытаться найти следы Хранителя первой печати, но в этом мне нужна помощь и я не знаю, каким образом привлечь нужных мне людей не открывая действительной цели поисков, тем более что это люди, которые для меня много значат. Тем более что они, в какой то мере уже причастны ко всему происходящему — и я рассказал ему о своих находках и достижениях.

— Сергей, а почему бы вам не сказать, что ваши влиятельные друзья из Италии обратились к вам с тем, чтобы вы продолжили его поиски и попытались найти, скажем, амулет Аристотеля из Фаэдиса, тем более что это будет в какой то мере правдой.

* * *

В моей комнате было прибрано и чисто. Я уже сжился с мыслью, что эти апартаменты мои. Воздух был свеж. Чувствовалось, что в мое отсутствие здесь убирают и проветривают. Посмотрев на огромную кровать под балдахином, на которой мне так и не довелось поспать, я сел к столу и разложил на нем бумаги, которые захватил с собой. Вместе с ними я взял и пергамент. И сейчас насколько он точнее соответствует атмосфере этого места, чем лежащие здесь же фотографии и распечатки на принтере.

Кардинал Андреотти не заставил себя ждать. Буквально через десять минут он вошел в мою комнату, на этот раз в кардинальской мантии. Поймав на себе мой взгляд, он заметил.

— Хранитель, исполнение моих текущих обязанностей связано с такой формой одежды, сейчас спеша к вам, я не успел переодеться. Надеюсь, вас не смущает мое одеяние.

— Ну, что вы, конечно же, нет. Я единственно вновь, как и в тот первый раз убеждаюсь, что в этом одеянии вы выглядите настолько естественно, что если бы я не видел вас в других ни за что бы, ни поверил в то, что вы можете быть одет во что-либо иное.

— Сергей, надеюсь, мы собрались не по поводу моих одежд.

— Знаете Анджело я попросил вас встретиться со мной, потому что считаю, что мне нужно предпринять попытку найти следы Хранителя Первой Печати. Точнее говоря, попытку я уже предпринял и то, что мне пока что удалось установить, так это то, что следы эти ведут в Россию.

— Наверно вы на правильном пути Хранитель. Существуют документы, которые можно интерпретировать как подтверждение ваших предположений. Видите ли, в письмах одного из купцов посещавших во времена Иона Московию, содержится ссылка на то, что в Аристотеле Фиораванте он узнал известного ему сеньора Аристотеля из Фаэдиса, но утверждение это не категорично. Дело в том, что личной встречи, в силу обстоятельств в письме не упомянутых, не состоялось. Видел он этого сеньора издали и один раз. И до конца не был уверен. А опираться на то, что и того и другого звали Аристотель весьма спорно — в те времена это имя было очень популярно.

— Простите Анджело, но то, что вы рассказываете новость для меня, правда, подтверждающая остальные факты.