Сэкетты (№1) - Земля Сэкеттов

Никто не питал иллюзий в отношении Бардла, мы живо представляли себе, что может произойти, если он вдруг обнаружит нас, поэтому мы приближались к своему тайнику на скалистом острове с величайшей осторожностью.

Начался мелкий моросящий дождь. Съежившись от водяной пыли и нахлобучив на себя всю имевшуюся при нас одежду, мы направили вельбот прямо к берегу. Над нами возвышались массивные скалы, окутанные пеленой тумана, как и все остальное побережье. Подойдя ближе к берегу, мы перешли на весла.

Вскоре вельбот всей своей массой сел в прибрежный песок, а мы подобно призракам повыскакивали прямо в воду.

Вокруг было очень тихо. Слышался лишь шум дождя да всплески упругих дождевых капель на глади реки.

— Оставайтесь возле вельбота, — прошептал я, а сам направился прямо в темень ночи.

Подойдя к заветному месту, я никого там не обнаружил, но это меня не успокоило. Я чувствовал, здесь что-то не так. Поэтому я вернулся к вельботу и негромким голосом отдал распоряжение:

— Спустить вельбот снова на воду. А ты, Саким, будь начеку, чтобы в случае необходимости суметь мгновенно отвалить от берега.

— Ты что-то заметил?

— Ничего особенного, но у меня плохое предчувствие.

— У меня тоже.

Не обнаружили ли они пещеру, где хранились наши меха? Не поджидали ли нас в пещере? Вполне вероятно, что саму пещеру они обнаружили, но меха наверняка не нашли.

— Ужасно хочется спать, — жалобным тоном посетовал Руфиско. — Да к тому же я основательно проголодался.

— Лучше повременить с едой, — урезонил его я, — нежели наглотаться холодной стали.

Я снова вернулся на берег и осторожно, обходными путями направился к пещере. Неожиданно я услышал незнакомые голоса и замер на месте.

Хрустнула сломанная ветка один раз, потом снова хрустнула. Затем последовал удар кресала о кремень. Кто-то явно высекал огонь, чтобы развести костер. Я быстро поспешил назад.

Руфиско! Он самовольно сошел на берег и уже успел разжечь костер.

Затаив дыхание, я крепко выругался про себя и, прежде чем успел приблизиться к нему, увидел устремившихся к костру полуголых мужчин.

Их эмоциональный заряд был направлен на этот костер. Глаза атакующих сфокусировались на пламени огня и, вероятно, ничего другого попросту не замечали.

Внезапно, словно раскат грома, заглушающий шум дождя, прозвучал гневный голос Ника Бардла:

— Проклятье! Тысяча чертей! Здесь только один! Какой идиот сообщил? Где остальные?

Уповая на Господа Бога и в надежде, что Саким ждет меня в вельботе, я быстро спустился вниз. Вскоре я уже осторожно ступил в темную воду, сначала по щиколотку, а когда вода достигла колен… из кромешной темноты меня внезапно подхватили сильные руки. Это был Саким.

Передав ему дробовик и шпагу, я молча перевалился через борт вельбота.

Руфиско к тому времени был, наверное, либо мертв, либо его захватили в плен. В данный момент мы ничем не могли ему помочь. Единственное, что можно было предпринять для его спасения, это сохранить нашу свободу и способность передвигаться.

Саким времени зря не терял. Он сразу же очень осторожно опустил кормовые весла в воду и бесшумно начал ими галанить в сторону, где было темно, к большой воде.

С берега до нас доносились возбужденные голоса и брань. В этом шуме голосов я отчетливо различил голос Бардла.

— Скажи, где он! Будь ты проклят! Говори, или я выпущу тебе кишки!

— Я здесь один! — Голос Руфиско был хорошо слышен, поскольку он, безусловно, хотел, чтобы мы его услышали. — Остальные отправились вверх по реке за мехами. Меня оставили здесь, чтобы я заготовил немного мяса…

Затем голоса стихли.

Сколько еще оставалось времени до рассвета? Не попробовать ли нам обогнуть этот скалистый выступ и проскользнуть на большую воду реки? Мы будем находиться в их поле зрения всего несколько минут и все-таки, если они нас заметят…

Каким же образом им удалось узнать наше местонахождение? Добрались ли они сюда на баркасе? А может, прошли через лесную чащу?

Мы сбавили скорость и стали отталкиваться руками от скалистой стены острова. К этому времени голоса почти стихли.

Наконец мы обогнули скалистый выступ. Выход на большую воду был прямо перед нами, однако вопреки нашему желанию стало уже довольно светло. Все же Саким взялся за весла. Сделав глубокий вдох он изо всех сил налег на весла и вывел наш тяжело груженый вельбот на стремнину реки. Внезапно мы услышали отголоски ругани, доносившиеся с берега, затем прозвучал выстрел. Я не опасался, что пуля может угодить в нас, поскольку нас разделяло слишком большое расстояние, да к тому же мы сумели набрать приличную скорость. Еще один взмах весел, еще пара гребков — и мы вывели вельбот из этой протоки на большую воду.

В мои планы вовсе не входило бросить Руфиско на произвол судьбы. Сперва нам было необходимо подыскать новый тайник и спрятать наши меха. Тогда наш существенно полегчавший вельбот сможет не только свободно маневрировать, но и значительно увеличить скорость.

С наступлением рассвета мы подняли парус и устремились к противоположному берегу. Мы решили поискать пристанища на лежавшем на нашем пути невзрачном островке. Это был приземистый островок, с ровной поверхностью, где, казалось бы, невозможно отыскать какое-нибудь надежное укрытие, но все же здесь на каждом шагу встречались большие деревья, кустарник и заросли ивняка.

— Им никогда не придет на ум искать нас именно здесь! — громко произнес Саким, будто читая мои мысли. — Попробуем поискать укрытие здесь.

Мы подошли под парусом прямо к берегу островка, затем, убрав парус, с помощью причального бриделя привязали наш вельбот к громадному полузатопленному дрейфующему стволу дерева, на котором веток было больше, чем иголок на теле дикобраза, и под его прикрытием высадились на берег.

Саким отправился осматривать островок в одну сторону, я — в другую. Вскоре я услышал его голос, осипший то ли от испуга, то ли от волнения, и поспешил к нему.

Мой друг с нетерпением поджидал меня, а когда я приблизился к нему, сразу же повлек меня в заросли ивняка, где от неожиданности я чуть не лишился дара речи.

Среди зарослей ивняка, почти полностью погребенные под песком, виднелись носовая часть и часть корпуса корабля довольно больших размеров. Интересно, сколько лет они покоятся здесь? Наверное, сейчас на этот вопрос никто не сможет ответить, но тем не менее каркас, сооруженный из толстых дубовых досок, до сих пор был весьма крепок, а его шпангоут и стенки образовали надежную крышу. Мы вошли в это столь необычное убежище и обнаружили, что капитанская каюта осталась практически не разрушенной, хотя и лежала на боку и была почти наполовину занесена песком. Таким образом, мы нашли сравнительно удачное хранилище для наших мехов и надежное убежище от любой непогоды, хотя и не предполагали задерживаться здесь более двух дней.

Мы перенесли туда наши баулы и тюки и забросали их ивовыми ветками и камышом. После этого мы вернулись к своему вельботу, выбрались из укрытия, подняли парус и отплыли на безопасное расстояние от приютившего нас островка.

Вскоре мы поставили вельбот на якорь и скрытно по сухопутью выбрались к скалам, однако там мы никого не обнаружили. Было очень тихо, как в мертвецкой. Ноги увязали в песке, словно в масле. На берегу мы обнаружили несколько капель крови.

— Они, должно быть, вернулись к кораблю, — предположил я. — Нам нужно идти за ними.

— Ты попытаешься отбить Руфиско у них?

— Он — один из нас. Если он жив, мы обязательно отобьем его.

— Но его могут также использовать в качестве приманки, чтобы заманить нас в западню, — заметил Саким. — Ведь они охотятся именно за тобой.

— Как бы там ни было, он — один из нас. Ты идешь со мной?

— Куда ты, туда и я.

Если в тот день и светило солнце, то оно все же было закрыто низкими облаками, а сквозь ветви на землю падали крупные дождевые капли. Нам удалось обнаружить ту звериную тропу, по которой прошли пираты, однако мы свернули с нее и через некоторое время нашли другую, протоптанную почти параллельно.

Дробовик я оставил в вельботе и вооружился шпагой, кинжалом, луком и стрелами. Саким перезарядил пару пистолетов, заткнув их за широкий пояс. Он прихватил с собой также ятаган и копье.

Под деревьями было сыро. Звериная тропа была скользкой, но мы продолжали упорно двигаться вперед, соблюдая тишину и делая время от времени остановки, чтобы прислушаться к окружающим звукам. Однако ничего настораживающего или подозрительного мы не слышали. Должно быть, мы прошли около лили, когда тропа начала слегка подниматься в гору. На исходе второго часа пути мы достигли вершины, откуда хорошо просматривалась местность в восточном и южном направлениях. Именно там, на расстоянии не более полумили от того места, где мы находились, мы увидели «Веселого Джека».

Несмотря на уверенность, с которой я держался, мне было абсолютно неведомо, каким образом можно вызволить из беды нашего друга. Однако я твердо знал, что обязан это сделать. К тому же не прибегая к силовым методам, а действуя исключительно ловко, смекалисто.

Прячась за деревьями и кустарником, мы начали спускаться вниз, однако не по тропинкам, где нам могли устроить засаду. Наконец мы вышли к опушке леса, примерно в ста пятидесяти футах от стоянки «Веселого Джека», и хорошо замаскировались.

У Бардла имелась веская причина сохранить жизнь Руфиско. Он надеялся узнать, где находится наш тайник, и ради этого пойдет на любые жестокости. Мы просто обязаны были как можно скорее освободить своего друга.

— Что же нам теперь делать? — шепотом спросил Саким, пристально глядя на корабль.

Возле трапа слонялся один из пиратов, вооруженный арбалетом. Вблизи стоянки имелось несколько простеньких хижин, наспех сколоченных из прибитого к берегу плавника и обтянутых корабельной парусиной. На берегу полыхал костер.

Это место было выбрано не случайно. Вероятно, здесь уже побывал Бардл либо кто-то из его команды. Дело в том, что редкостная крутизна берега позволяла кораблю подойти к нему почти вплотную. «Веселый Джек» был пришвартован к стволу дуба с помощью двух линей, привязанных соответственно к носу и корме.

— Они совсем рядом, — констатировал я.

Саким повел плечами и ответил:

— У меня на родине корабли загоняют прямо на песчаный берег, а когда нужно, приливная волна относит их снова на большую воду. Так повелось испокон века.

— Обрати внимание на течение, — сказал я Сакиму, внимательно присмотревшись к воде, где был пришвартован корабль. — Сюда, несомненно, впадает еще какая-то река, расположенная к западу от этого места.

— Руфиско здесь, а не на корабле, — неожиданно решил Саким. — Два пирата, которые были с ним, только что вышли вон из той хижины. — Он показал, из какой именно.

Теперь и я отчетливо видел их.

— Если бы они оставили Руфиско там, а мы бы, в свою очередь, устроили небольшую диверсию…

Эти пираты были очень жестокими и мерзкими тварями, поэтому я вовсе не желал, чтобы они издевались над Руфиско. Он был добрым малым, хотя и грубоватым, насмешливым и подвергающим все сомнению человеком — и был слишком добропорядочным, чтобы подвергаться пыткам со стороны шайки негодяев, ничем не отличающихся повадками от других пиратов.

Я негодовал по поводу того, что пираты решили обосноваться именно тут, поскольку намеревался установить дружеские отношения со здешними дикарями. Но после пребывания здесь шайки негодяев с «Веселого Джека» это становилось невозможным.

— Есть идея, Саким, — сказал наконец я.

Он вопросительно взглянул на меня.

— Но это должна быть необыкновенная мысль, — заметил он, — поскольку времени у нас совсем мало, а бандитов очень много.

Я направился в глубь леса и предложил Сакиму следовать за мной. Мы сделали большой крюк, после чего вышли на берег. У меня созрел план, и я изложил его другу. Отец учил меня, что исход боя решает дерзкое нападение на противника, только таким путем можно добиться победы даже над превосходящим по силе противником.

Обсуждение моего плана не заняло много времени. Главным ударным пунктом я избрал дуб, к которому был привязан линь корабля, удерживавший его на месте. Мы незаметно подобрались к этому дереву.

— Здесь очень сильное течение, — согласился он. — И если бы этот линь вдруг оказался перерезанным?..

Я тоже подполз ближе и обратил внимание на то, что место швартовки не охраняется. В сущности, поблизости не было никого, кроме нас. А линь был таким крепким и длинным… Он был крепко намотан на основание дубового ствола и лишь чуть прикрыт сверху ветками.

— Нам помогут выступающие из земли длинные корни, — сказал я, — но для этого нам необходимо соорудить небольшую насыпь из земли и глины.

— Насыпь из земли и глины?

— Мы не станем пытаться перерезать линь, поскольку оба будем заняты освобождением Руфиско. В тот момент, когда линь лопнет, мы должны находиться рядом с ним, а не здесь. Сложим небольшой костерчик, совсем небольшой, вокруг дуба, хорошенько замаскируем его слоем земли. Костер будет постепенно разгораться, и в тот момент, когда линь истлеет, мы оба должны быть у цели и ждать своей минуты.

Саким еще раз все мысленно взвесил и одобрительно кивнул.

— С нами Аллах, — сказал он. — Мы совершаем благородное дело.

С предельной осторожностью мы развели небольшой костер и для большей надежности подбросили в него побольше сухих веток. Ветки дружно занялись, и языки пламени начали лизать линь. Мы подкинули в костер еще охапку веток и поспешили к нашему наблюдательному пункту.

Теперь нам ничего не оставалось, как только уповать на Божью милость и удачу. Если огонь костра не погас и если его не обнаружили и не погасили, то линь должен был вот-вот истлеть и лопнуть, после чего увлекаемая течением корма неминуемо развернется против часовой стрелки и корабль станет носом по течению. И тогда вся команда немедленно поспешит на спасение своего корабля, и если все пойдет именно так, как мы задумали…

Мы ждали и ждали… Однако ничего не происходило.

Те же самые двое часовых стояли у дверей хижины, где по нашим расчетам был заперт Руфиско. Остальные хлопотали у костров, занимаясь приготовлением пищи. Я приладил стрелу к луку, натянул тетиву и прицелился в ближайшего ко мне пирата, охранявшего хижину.

По-прежнему все оставалось спокойно. Корабль плавно качался на волнах, лишь только его причальные канаты слегка натянулись. Не погас ли наш костер? Или его обнаружил кто-нибудь из пиратов?

Внезапно тишину нарушил резкий щелчок — это лопнул линь. Моментально корабль развернулся и встал по течению. Кто-то завопил истошным голосом, по палубе корабля в растерянности забегали ничего не подозревавшие пираты. Они устремились к носовой части корабля, где находился веревочный трап.

— Теперь пришло время действовать, — сказал я, шагнув вперед, но я не побежал, а спокойно пошел размеренным быстрым шагом. Шаг, второй… Ближайший ко мне часовой повернулся, и я выпустил стрелу. Ее полет был молниеносным и точным. Стрела пронзила горло часового, и он рухнул на землю, ухватившись обеими руками за ее оперение.

С берега до нас доносились страшная брань, грубые крики, взаимные угрозы.

Второму часовому, отбежавшему тем временем на несколько ярдов в сторону, Саким одной рукой зажал рот, а второй вонзил нож между ребер. Я быстро вбежал в хижину.

Руфиско пытался освободиться от опутавших его тело веревок. Я просунул шпагу под тугие кольца линя, опоясывавшие его тело, и без особого труда перерезал их.

— Помассируй свои ноги, — сказал я другу. — Нам придется быстро бежать.

— Бежать-то я смогу, — мрачно ответил он, и мы выскочили из хижины. Я спрятал шпагу в ножны и снова взялся за лук. Вставил стрелу в лук и начал пятиться задом, прикрывая наш отход.

Я судорожно озирался по сторонам в поисках Ника Бардла. Прощальная стрела ему в грудь послужила бы отличным финалом.

Только одна стрела!

Я увидел его на берегу, но он постоянно смешивался с толпой, и я никак не мог как следует прицелиться.

«Что ж, рассчитаемся в другой раз, капитан, — мысленно высказал я ему свое пожелание. — В другой раз уже наверняка».

Я повернулся и быстро пошел в чащу леса, а еще через пару минут — догнал своих друзей.

Мы осуществили задуманную операцию в считанные минуты, поскольку нам сопутствовала удача. Однако я не проявлял восторга. Уж все слишком удачно для нас складывалось, вероятно, для нас готовился некий сокрушительный удар… Я чувствовал это всеми фибрами души, а интуиция меня никогда не обманывала.

Глава 12

Мы добрались до вельбота. Под тенью кустов и деревьев мы завалились спать. Через некоторое время мы проснулись, перекусили и снова продолжали спать.

В конце концов я проснулся и просто лежал с открытыми глазами, мои друзья все еще спали. Внезапно меня охватило чувство одиночества, я вспомнил об Англии, о своем болотном крае и совсем уж неожиданно для себя вспомнил девушку, державшую лампу в руке. У меня не было никаких оснований грезить о ней, но каждый мужчина всегда вспоминает о какой-нибудь девушке, вот и мои мысли, помимо моей воли, все чаще начали возвращаться к ней.

У нас, Сэкеттов, сильно развито чувство семьи и родного дома, которое я ощущал особенно остро, потому что семья состояла всего из двух человек — отца и меня. И вот теперь мы стали обладателями огромного количества пушнины, половина которой принадлежала мне. Будучи проданным, это составило бы довольно солидную сумму, однако и этого еще было недостаточно. Сейчас нам предстояло отправиться на побережье и терпеливо ждать прибытия «Тигра» — корабля капитана Темпани. К этому времени он, наверное, находится уже где-то поблизости.

А если нам удастся обменять у него пушнину на большее количество популярных среди индейцев товаров, то наша следующая коммерческая акция может оказаться еще более прибыльной.

Проснулся Руфиско, и я решил поджарить на костре кусок оленины.

— Я не успел поблагодарить тебя, — сказал он.

— Это не так важно. — Я поворошил угли. — Ты поступил бы точно так же, если бы надо было помочь мне.

Он сел.

— Несомненно. Точно такие же мысли и мне приходили в голову.

— И что бы ты предпринял, если бы оказался на моем месте? — спросил я.

— На твоем месте?

— Видишь ли, я был твоим вожаком. Я нес за тебя ответственность. А это, как ты знаешь, налагает на тебя определенные обязательства.

Он рассмеялся.

— Я всегда избегаю лидерства и не желаю заниматься решением подобных проблем, а также не хочу нести никакой ответственности.

Своим ножом я отрезал кусок оленины и обжег при этом пальцы.

— Когда ты и Саким решили в конце концов идти со мной, я взял на себя ответственность за вашу жизнь. С того момента я перестал быть вольным рыцарем, который отвечает лишь сам за себя. Даже если кто-то и остается в глубине души плутом, когда возлагает на себя бремя вожака, он непременно становится намного лучше.

— Может быть, ты и прав. — Он подцепил большой кусок мяса, проткнул его хворостиной и начал вращать над огнем.

— Что же будем делать дальше, о мой могущественный предводитель?

— Мы отправимся к морю. Если «Тигр» одолел трудный переход, то сейчас движется вдоль берега. Я видел морские карты этого корабля и знаю, что он направляется именно сюда.

— А дальше?

— Обменяем свой пушной товар и возобновим торговлю.

— Это я уж предоставлю вам… а меня увольте.

— Почему же?

— Я предчувствую какую-то беду. Эта земля не для меня. Я вернусь в Неаполь или хотя бы во Флоренцию, пусть даже в Равенну. Предпочитаю греться на солнышке, сидя на какой-нибудь террасе, и любоваться хорошенькими девушками, проходящими мимо. Я лучше буду наслаждаться вином, вдыхая его аромат. Нет, мой друг, я очень хочу жить!

Он описал рукой широкий круг.

— Мне не нравится вся эта дикость. Я не люблю болот, пустынных пляжей и глухих лесов. А также всех этих гор и возвышенностей. Я городской житель и предпочитаю жить жизнью улиц. Мне нравится, когда я пробираюсь сквозь толпу и ощущаю прикосновение людских тел. Я предпочитаю общество людей, а не дикую природу.

К этому времени Саким тоже проснулся и улыбался, слушая наш разговор.

— Я тоже скучаю по человеческому обществу и по женщинам, — сказал он, — но здесь все в диковинку и так необычно! Здесь все прекрасно! Ведь это совсем не исследованная страна! Чья нога ступала по этой земле? Чьи легкие вдыхали этот воздух? А какие тайны лежат за горами?

Руфиско пожал плечами:

— Я знаю, что скрывается за горами, — другие горы. За каждым поворотом дороги тебя ожидает очередной поворот. Можете отправляться куда хотите, я же предпочитаю сидеть в таверне и наслаждаться вином, и еще я люблю пощипывать деревенских девчонок, получать от них шлепки, а иногда и улыбки. Ты по своей природе лихой торговец, Барнабас, а ты, Саким, поэт. Что же касается меня, то я безумно влюблен в жизнь. Это путешествие в конце концов окончательно укрепило меня в этом убеждении. Я лучше буду сидеть где-нибудь со стаканом вина и бросать хлебные крошки голубям.

Я встал.

— Все это, конечно, очень хорошо, однако сейчас нам лучше побыстрее выбраться отсюда в протоку и быть готовыми к любым неприятностям, которые способны причинить люди с «Веселого Джека».

— Тонкий маневр, — прокомментировал Руфиско, — сделать так, чтобы тебя заметил один корабль… если он еще находится там… и не попасться на глаза другому, который безусловно уже там.

Стоя на берегу, я внимательно изучал реку. Она катила свои бурые от грязи воды на юг. Речная гладь была совершенно пустынной, если не считать громадного ствола дерева, по голым веткам которого порхала птичка коричневого цвета, выражавшая неистовый восторг по поводу бесплатного проезда.

Мы отвалили от берега, подняли парус и, гонимые попутным ветром, стремительно понеслись вперед. Мы внимательно глядели по сторонам, чтобы не натолкнуться на «Джека» и чтобы не наскочить на какую-нибудь плывущую корягу или любое другое препятствие в проливе, особенно в том месте, где заканчивалось широкое устье реки. Наконец мы выбрались из устья и вышли на большую воду пролива.

Было далеко за полдень, но нигде на горизонте мы не видели ни одного паруса. Весь горизонт и небо над нами были затянуты облаками, лишь изредка где-то рядом стремительно проносились морские чайки. На их крыльях время от времени вспыхивали слабые отблески неяркого солнца. Далеко на востоке виднелось нечто похожее на крутые утесы, однако по-прежнему мы нигде не замечали присутствия какого бы то ни было судна — впереди была лишь свинцово-темная вода, а позади — окутанная серой дымкой полоска темно-зеленого леса. Съежившись на корме, я развернул свои морские карты и начал внимательно изучать их. В этом месте два больших пролива были отделены от моря узкой грядой островков, а в эти протоки стекалась вода нескольких рек, больших и малых. Я пришел к выводу, что мы находимся на самой южной оконечности побережья. Несколько небольших проливов и фиордов, рассекающих прибрежные скалы и утесы, открывали доступ к проливам со стороны моря. Все это, а также несколько рек, были четко изображены на картах. Вероятно, кто-то особенно тщательно исследовал именно это побережье или по крайней мере его отдельные части.

Всю ночь мы курсировали вдоль побережья и по очереди стояли у румпеля, ветер был достаточно сильным. С наступлением рассвета порывы ветра стихли, и наш вельбот слегка покачивался на волнах, а скрытая дымкой узкая полоса рассвета на северо-востоке становилась все светлее и светлее.

Видимость была скверной, и, как мы ни напрягали зрение, корабля нигде не заметили. Взошло солнце, через некоторое время мы поймали легкий бриз и направили наш вельбот в сторону побережья, выискивая удобную бухту или закрытое место в скалах на морском берегу, где можно было укрыться.

Подойдя ближе, мы увидели, что это отлогий морской берег, вокруг которого простиралась болотистая местность, но все же и здесь мы смогли найти приличное укрытие. Саким сноровисто бросил утяжеленный линь в сторону берега, и тот обмотался вокруг ствола дерева, затем мы подгребли ближе к берегу. Увязая в грязи, выбрались на берег и пришвартовались скользящим узлом, сознавая, с какой быстротой нам придется действовать в случае опасности.

Мы разожгли костер, слегка подкрепились, и я занялся изготовлением стрел для своего большого лука.

Присутствия дикарей мы не заметили. Над нами время от времени пролетали дикие утки и гуси, одного гуся я все же поразил стрелой из своего лука. Двое из нас заночевали на берегу, а третий — на вельботе. Мы решили отдохнуть, перекусили и снова продолжали бездельничать, а ближе к вечеру, когда я отправился в сторону моря, чтобы познакомиться с окрестностями, то заметил оленя, которого и подстрелил.

Мы сразу же его освежевали и сняли шкуру, а мясо развесили над огнем, чтобы подвялить его.

Через некоторое время мы перенесли свои вещи на вельбот, забрав с собой все, кроме мяса. Саким вскоре начал выбирать линь, ожидая моего с Руфиско возвращения.

И тут, обернувшись, я увидел несчастного Руфиско. Его тело пронзили четыре стрелы. Более дюжины дикарей бежали в нашу сторону. Саким выстрелил.

Один из нападавших совершил замысловатый пируэт и рухнул на землю, однако гром выстрела не испугал остальных, и они продолжали стремительно приближаться к нам. Я выхватил шпагу и начал посылать колющие удары во все стороны. Ударом сплеча я отсек одному из дикарей занесенную над моей головой руку, в которой тот сжимал томагавк. Саким отбросил в сторону пистолет и, схватив дробовик, заряженный картечью, снова выстрелил.

Дикари бросились в разные стороны, а я помчался к вельботу. Я бежал, держа в одной руке готовую к бою шпагу, и волоком тащил Руфиско, ухватившись за ворот его рубашки. Саким тем временем вывел вельбот на воду. На нас обрушивался град стрел.

Одна из них слегка царапнула меня, другая застряла в одежде, но это было уже не важно, поскольку Руфиско находился уже на дне вельбота. Когда же дикари опомнились и решили вновь броситься на нас, мы были уже далеко за пределами досягаемости их стрел. Ветер наполнил наш парус.

Руфиско смотрел на меня, не в силах вымолвить ни слова, и лишь натужно дышал, а на губах у него выступила кровавая пена.

— Опоздал! — с трудом произнес он. — Теперь уже не будет ни вина, ни девочек, я не буду больше сидеть на солнышке.

Этому человеку не нужно было лгать для успокоения, да он и сам знал не хуже меня, что две стрелы, застрявшие в легких, не оставляют шанса на спасение. Он коснулся обеими руками моей ладони, попытался ее сжать. Быть может, единственное, в чем он нуждался в данный момент, и было дружеское рукопожатие.

Он сплюнул сгусток крови и прошептал:

— Похороните меня в таком месте, куда будет доноситься запах моря.

— Мы можем попытаться вытащить стрелы, — сказал я.

Одна из стрел прошила ему бедро, и из раны вовсю хлестала кровь.

— Пусть все остается как есть. Я давно понял, что не жилец на этом свете. — Он снова сплюнул и продолжил: — Но по крайней мере умру на руках друзей.

Он лежал на боку в вельботе, и я не мог ничем ему помочь, не причинив дополнительной боли. Он так и лежал, закрыв глаза, тяжело дыша, а с его губ не сходила кровавая пена. Я вытер ему губы.

Руфиско снова открыл глаза, лицо его выражало безграничную печаль.

— И день-то какой выдался пасмурный, так жаль, что итальянцу суждено умереть в такой пасмурный день!

— Мы, может, еще успеем добраться до прибрежных островов, — сказал Саким. — И там непременно найдем надежное убежище.

Я продолжал держать его руку своей левой рукой, а правой управлял румпелем. Путь до ближайшей гряды островов оказался довольно долгим, и в какой-то момент во время перехода Руфиско перестал дышать… Не знаю, когда это произошло и в каком именно месте. И лишь только его пальцы разжались, я осторожно опустил его руку ему на грудь. Саким молча смотрел на меня, не в силах проронить ни слова.

Мы потеряли товарища, который был нам очень дорог.

Луна уже давно взошла, когда мы снова добрались до взморья. Это была длинная песчаная полоса, по которой мягко перекатывались волны залива.

Для высадки мы подошли вплотную к берегу, а линь выбросили прямо на песок, чтобы пришвартоваться к какому-нибудь невысокому крепкому дереву. После этого мы перенесли тело Руфиско на берег, выкопали ему могилу выше линии прилива и похоронили именно там, где гуляет ветер и плещется море. Я подумал, что это место чем-то очень похоже на его любимое Средиземноморье, поскольку здесь тоже было внутреннее море, и с такой же теплой водой.

На дереве я сделал зарубку и для верности пометил место захоронения, а утром, когда уже совсем рассвело, выцарапал его имя на большом куске скалы и положил плиту на могилу друга. Даты его рождения я не знал, но высек дату кончины. Я также указал на плите его имя, хотя нужно сказать, что местом пребывания умерших после их смерти станут сердца тех, кого они покидают, память да совершенные ими добрые дела, а не каменные плиты.

И снова — уже в который раз! — мы возвратились на вельбот, отвалили от берега, подняли парус и решительно направили наше суденышко на север. На протяжении целого дня мы не заметили ни единого паруса, не увидели его также и на второй, и на третий, и на четвертый день.

Мы снова высадились на взморье, однако на этот раз с северной стороны прилива. Там я удачным выстрелом убил оленя с расстояния в девяносто шагов и всего лишь одной стрелой. Мы хорошо подкрепились. После этого занялись сбором листьев одного из растений, которое было хорошо известно Сакиму, затем мы вскипятили воду, и у нас получился совсем неплохой напиток.

Отдыхали лежа на песке. Саким с пафосом в голосе сказал:

— Это прекрасная страна, да к тому же такая богатая.

Он вдруг внезапно приподнялся и сел.

— Ты должен остаться на этой земле, здесь должен быть твой дом.

— Здесь? — Я вовсе не был удивлен этим предложением, поскольку подобная мысль не раз возникала и у меня. — Весьма возможно, мне также предстоит обзавестись семьей. Мужчина должен заниматься строительством. Он должен постоянно что-нибудь созидать.