С попутным ветром

Мы скрестили шпаги. Танкард посмотрел на меня с ухмылкой и воскликнул:

— Какая жалость! Умереть таким молодым!

— Молодым? Вы вовсе не кажетесь мне таким уж молодым, Танкард. Но все равно мне жаль вас. Впрочем, лучше вам умереть от шпаги, чем на виселице.

Он сделал ложный выпад. Я намеренно неуклюже парировал его удар, затем отступил на шаг, будто бы в растерянности. Он уверенно перешел в атаку, и я сразу увидел, что передо мной в самом деле сильный противник с прекрасной техникой. Он описал полукруг острием своей шпаги и сделал стремительный выпад, целясь мне в пах. Я с трудом парировал его удар, чуть-чуть не опоздав. Он снова сделал стремительный выпад, и я снова с трудом отвел его клинок.

После очередного выпада он отступил, подняв острие своей шпаги вверх.

— Сейчас я убью вас, — сказал он холодно. — Пожалуй, это даже слишком легко!

По толпе зрителей пронесся приглушенный шепот. Они стояли, окружив нас кольцом, время от времени под нашим натиском отступая назад.

Танкард как молния ринулся вперед, но при этом нога его оскользнулась на комке грязи, и на мгновение он открылся. Острие моей шпаги с легкостью могло пронзить ему горло. Но вместо этого я быстро отступил и позволил ему снова встать в позицию.

— Вы весьма великодушны, — сказал он с удивлением.

— Я джентльмен, капитан. Я убью вас, но до простого убийства не унижусь.

— Ха! Ей-богу, вы заставляете меня сожалеть о том, что я должен сделать!

— Капитан, если хотите отказаться, вы можете это сделать!

Он рассмеялся.

— И покинуть Лондон? Нет, я не могу этого сделать. Я уважаю вас, Чантри, но должен довести начатое до конца!

Он снова перешел в наступление, рассчитывая быстренько со мной покончить, но я парировал все его выпады. К этому времени я уже разобрался в его манере вести бой — чему научил меня в свое время Фергас Макэскилл. Танкард фехтовал в духе английской школы с некоторыми вариациями, заимствованными на континенте. Но я видел, что, привыкнув к легким победам, он утратил осторожность, стал самоуверен и дерзок. Он намеревался убить меня, убить скорейшим путем. Он легко двигался, пытаясь провести классический удар в грудь, иногда называемый «бандеролью». Этот красивый прием всегда производит впечатление на зрителей, но в нем есть один недостаток — он открывает предплечье.

В схватке с противником, прошедшим выучку у Кори и Макэскилла, применять этот прием опасно. Мой контрвыпад был молниеносен — мне не пришлось размышлять ни секунды: прием был настолько отработан, что я нанес удар автоматически. Острие моей шпаги вонзилось в его предплечье и через плечо врезалось в грудь. Танкард отшатнулся, а я сразу же вернулся в исходную позицию. Из раны струилась кровь, на груди расплывалось кровавое пятно. Мой клинок проник неглубоко, но все же ранил его серьезно.

Танкард еле удержался на ногах, ухватившись левой рукой за колесо стоявшей неподалеку телеги. И так и замер, опустив шпагу, которую все еще крепко держал в раненой руке. Кровь стекала на лезвие шпаги.

Я опустил свой клинок, следя краем глаза за тем, что делают его приятели. За моей спиной стоял Тости — он был тоже готов к бою.

— Черт побери, — прохрипел Танкард, — глупо было применять с вами этот прием!

— Прием красивый, капитан, но рискованный. Будем считать, что на этом покончено?

— Я намеревался убить вас.

— Разумеется. — Я вытер лезвие своей шпаги. — Но, видимо, в другой раз?

Повернувшись, я пошел к двери гостиницы. Ко мне кинулся какой-то человек. Это был Джон, слуга седовласого господина, у которого я был в гостях. Наши глаза встретились, он слегка улыбнулся — не дружеской, но почтительной улыбкой.

— Вы правильно сделали, что предупредили меня тогда, — сказал он тихо. — Вы очень сильный дуэлянт.

— У вас поручение ко мне? — спросил я, удивленный тем, что вижу его здесь.

— Я должен был доставить весть о вашей смерти, — сказал он уже безо всякой улыбки.

— Я могу поставить вам выпивку, — сказал я, — потому что, когда вы вернетесь к своему хозяину, вас ждет не слишком любезная встреча.

— Спасибо, — ответил он, — как-нибудь в другой раз.

Он было уже ушел, но неожиданно вернулся.

— Вы отлично дрались, — сказал он, — но послушайте моего совета. Предполагалось, что с вами будет покончено на этой дуэли, но раз этого не случилось, теперь они просто убьют вас без всякой дуэли. Вы должны немедленно бежать, иначе вас настигнет смерть.

Он ушел, а я вместе с Пэджетом вошел в гостиницу. После трудного поединка у меня пересохло в горле, хотелось глотнуть эля, но он не доставил мне удовольствия. Я подтвердил свое искусство, но совсем не желал таких последствий.

Мои мысли обратились к «Доброй Катерине». Встала ли она у причала? Как обстоят дела с моим вкладом?

Я вернулся к мыслям о дуэли. Шпага проткнула Танкарду предплечье и вонзилась ему в грудь, хотя и неглубоко. Он скоро поправится.

В своей комнате я еще раз вытер лезвие шпаги и опустился в кресло. Я прошел серьезное испытание и одержал победу, но в моей душе не было радости. Я вдруг почувствовал, как я одинок!

Чего же я достиг за время своей жизни в Лондоне? Моя комната — это лишь место, где я спал и держал свои немудреные пожитки. Я заработал несколько фунтов, приобрел кое-какие знания. Но, кроме Тости, у меня нет друзей. Эмма Делахей и мистер Дигби — всего лишь деловые партнеры, им нет дела до меня, они не испытывают никакого личного интереса ко мне. Я по-прежнему совершенно одинок. Моя жизнь пуста. У меня нет ни тепла родного очага, ни любви женщины, и кажется, мне не суждено это испытать. Был у меня сильный и надежный друг Фергас, но где он сейчас? Я мог бы вернуться, но куда? У меня нет ничего, что влекло бы меня в Ирландию, как нет ничего и здесь, в Лондоне.

Мне хотелось иметь собственный дом в Ирландии. Хотелось вернуться к родным берегам, и еще я жаждал любви. Я одинок. Надо отправиться на судно, в груз которого вложены мои деньги, и самому заняться торговлей. Как только мне удастся скопить небольшой капитал, я уеду на родину и найду себе там девушку-ирландку.

Таков был ход моих мыслей. Жизнь в Лондоне подарила мне время, я вырос и многому научился. Теперь мне больше нечего было здесь делать. Меня гнал не страх, победа над Танкардом придала мне уверенности. Но к чему оставаться здесь, ведь мои враги наверняка будут повторять попытки лишить меня жизни? Я знал, что они меня боятся, я уже однажды разоблачил их и могу сделать это еще раз. Я не зависел от них, и они не могли предугадать моих действий. И тут меня вдруг осенило — я придумал, что сделать напоследок.

Перед тем как исчезнуть из Лондона, я напишу памфлет и окончательно уничтожу Рэйфа Лекенби.

Но почему я так стремлюсь его уничтожить? Потому ли, что он одолел меня в той давнишней дуэли? Или же потому, что он мой заклятый враг и обещал убить меня?

Двух причин вполне достаточно, уверял я себя. И все же не только это было главное. Лекенби был воплощением зла, и хотя я сомневался, что ему удастся осуществить свой далеко идущий замысел, это все же было не исключено.

По-видимому, о его планах знаю только я. И, стало быть, только я мог им воспрепятствовать, во всяком случае попытаться это сделать. Моя осведомленность превратится в страшное оружие против него. Как ни странно, я не считал, что Чарльза Танкарда натравил на меня он, — скорее это дело рук того седовласого господина, хозяина Джона. Рэйф Лекенби, конечно, не отказался бы от удовольствия убить меня собственноручно.

Я вспомнил девушку, которую спас несколько часов тому назад. Сколько женщин подвергались избиениям, истязаниям и фактически содержались в рабстве у Рэйфа Лекенби и тех, кому он покровительствовал!

Однако надо же кому-то выступить против сил зла! Лекенби утверждает, будто мои разоблачения только прибавили ему популярности. И действительно, так оно и есть. Но очевидно и другое — они посеяли семена беспокойства во многих умах, в том числе и в умах официальных лиц. Не секрет, что подобная личность представляет опасность для всех. О какой безопасности можно говорить, когда воры и разбойники живут себе припеваючи на свободе и навязывают свою волю мирным гражданам?

Я долго лежал на кровати, закинув руки за голову, и размышлял о том, что предпринять и как написать мой последний очерк.

Просто заклеймить Лекенби последними словами было недостаточно — я должен подкрепить свои обвинения аргументами, фактами, назвать имена, даты и место, где произошло то или другое событие. Этим часто пренебрегают, но в данном случае без этого нельзя обойтись. Я понимал, что другой возможности у меня не будет.

Я должен был также подумать и о своей карьере. Я прожил в Лондоне уже довольно долго, но добился немногого. В мои годы становятся капитанами судов, командуют полками, активно занимаются политикой. Чарльз Денвер в восемнадцать лет был избран в парламент. У меня не было никакой протекции, и, стало быть, я должен был сам пробивать себе дорогу в жизни. Но время круто менялось, и представители йоменов и низших классов добивались высоких постов только благодаря собственной энергии.

Я мысленно подбил бабки. Мои мелкие вклады в торговлю все, за одним-единственным исключением, принесли доход. Самое крупное вложение я сделал в «Добрую Катерину», которая сейчас должна была подойти к причалу на Темзе. Подсчитав все свои накопления, я получил кругленькую сумму. За короткий срок я сумел накопить больше двадцати пяти фунтов, в то время как трудолюбивый драматург зарабатывал не больше тридцати фунтов в год. И это не считая того, что я вложил в «Добрую Катерину».

Я тщательно продумал, что нужно закупить для будущих рейсов. Теперь я знал основные предметы заморской торговли; знал, где следует покупать яркие ткани, медные колокольчики и ножи, где все это стоит дешевле.

Наконец я заснул, с трудом поборов охватившее меня возбуждение. Я был полон энергии и готовности встретить завтрашний день. Пробудившись на рассвете, я решил покончить с одиночеством и завести друзей. Ибо, если вдруг наступит тяжелая полоса, мне не с кем будет даже поговорить, тогда как у Рэйфа Лекенби десятки приятелей.

Как только я вышел на улицу, ко мне подошел Пэджет.

— Слушай, в Лондоне только о тебе и говорят, — сказал он.

— Обо мне?

— О твоей победе над капитаном Танкардом. Его боялись как огня, и у него было множество врагов. На всех произвело большое впечатление твое великодушное обращение с ним.

— Я дрался за свою жизнь.

— Не важно, так или иначе, весь Лондон говорит о тебе, и вон тот человек ждет тебя.

Это был слуга в ливрее — он сидел в зале за стаканом эля. Когда я вошел, он встал и обратился ко мне.

— Я от сэра Джорджа Клиффорда, герцога Камберлендского, — заявил он. — Мне велено проводить вас к нему. Он хочет поговорить с вами.

Но подвез он меня не в величественный замок, а к речной пристани, где Клиффорд снаряжал свое судно «Элизабет Бонавентюр». Он окинул меня быстрым взглядом:

— Это вы одержали победу над Танкардом?

— Да, я.

— Вы знакомы с мореходным делом?

— Знаю кое-что о малых судах. Я с Гебридских островов.

— Ну что ж, уроженцы Гебрид — хорошие мореходы. Не желаете ли служить у меня? Ходят слухи, что испанцы снаряжают против нас большую армаду.

— Я знаю.

Он пытливо взглянул на меня:

— Что именно вы знаете?

— Что Испания снаряжает свыше сотни кораблей. Некоторые из них стоят в порту Кадис. Набирают тысячи рекрутов, заготовлено более тысячи медных пушек со всеми припасами.

— Каким образом это стало вам известно? Конечно, идут разговоры, но все же...

— Я вкладываю небольшие суммы в заморскую торговлю и стараюсь быть в курсе того, что происходит на море. Я собираюсь отправиться с торговым судном в Америку и потому потратил немало времени на разговоры с моряками и рыбаками на побережье. А там не бывает тайн.

— Хотите служить под моим началом? Англия нуждается в каждом человеке. — Он помолчал. — А мне нужны смелые люди. Когда армада будет разгромлена — а мы, конечно, разгромим испанцев, — я намереваюсь отправиться в Вест-Индию, в воды испанских колоний.

— Для меня будет большой честью служить под вашим командованием в любой роли, если только она совместима с обязанностями джентльмена.

— Сможете ли вы командовать захваченным судном, если выпадет такой случай?

— Смогу.

— Прекрасно! Тогда собирайте все необходимое в дорогу и приходите сюда. И учтите, — резко сказал он, — больше никаких дуэлей. Ее королевское величество не одобряет таких вещей. — Потом он довольно дружелюбно улыбнулся: — Хотя, признаться, жаль, что мне не довелось видеть эту дуэль! — Тут он переменил тему: — Вы, кажется, написали несколько памфлетов?

— Да, написал.

— Тогда держите уши и глаза открытыми. Когда эта кампания завершится, мне бы хотелось, чтобы ее история была изложена на бумаге. Я должен буду представить отчет королеве, но я хочу большего: я хочу иметь историю моего корабля, которая распространялась бы по городу в печатном виде.

— С большим удовольствием.

И действительно, я с радостью взялся бы за это поручение. Я никогда еще не описывал сражений и, возможно, впервые опишу битву, в которой буду не только свидетелем, но и участником. Но пока мне следует разобраться в своих обязанностях и научиться командовать. Выучиться мореходному делу как можно лучше мне будет, несомненно, полезно.

Я поспешил вернуться в свою гостиницу, чтобы продумать дальнейшие действия. Мне потребуются пистолеты, кое-какая одежда для морского путешествия, книги для чтения и прежде всего понадобится помощь какого-нибудь старого морского волка, который расскажет мне про морские сражения.

Когда я сошел вниз, меня встретил Тости.

— Ну, ты приобрел покровителя? — спросил он.

— Покровителя? — удивился я и рассмеялся. — Нет, вовсе нет. В покровителях нуждаются поэты и драматурги, а не простые писаки. Нет, я иду на войну с испанцами.

Я объяснил Тости, что мне требуется, и он пошел со мной в лавку, где я купил пару превосходных пистолетов и приклад к ним.

Последующие несколько дней я был очень занят, но тем не менее выбрал время и написал заключительный памфлет о Рэйфе Лекенби.

Не будучи писателем-профессионалом, я выжал все, что мог, из своих воспоминаний. Я перенес действие в неведомую древнюю страну, но все детали так явственно совпадали с нашей действительностью, что каждый читатель неминуемо должен был догадаться, что имеется в виду. Я озаглавил свой опус так: «Правдивое повествование о том, как искусный преступник стал лордом». Хотя я описывал вроде бы далекое прошлое в далекой стране, я нарисовал настолько реалистичную картину, что читатель должен был безошибочно узнать в главном персонаже Рэйфа Лекенби. Я рассказал о его намерениях стать главарем преступного мира и главным распорядителем борделей. Затем я почти дословно воспроизвел слова Рэйфа, как сначала его посвятят в рыцарское достоинство, а затем сделают лордом. В заключение я изобразил Лекенби-триумфатора, сказочно богатого, неудержимо рвущегося к власти и забравшего такую силу, что даже верховный правитель не может с ним совладать.

Одновременно я с неослабной энергией готовился к предстоящему морскому походу. Это дело было новым для меня, но я быстро прикинул, что мне потребуется, я многому научился, расспрашивая людей и наблюдая за работой других. Я руководил погрузкой на судно воды, провианта, запасных парусов, смотрел, как укладывают порох и ядра, и всеми силами старался быть полезным. Клиффорд сказал, что нуждается в смелых людях, но не менее нужны и полезные люди.

Мы вышли в море в сопровождении других кораблей, названий которых я сейчас уже не помню. Жизнь в море протекала очень суматошно. Известно было только, что к берегам Англии приближается армада испанцев. Мои осведомители с берегов Темзы получали информацию от рыбаков и матросов каботажных судов, а также судов, совершавших постоянные рейсы через Ла-Манш. Многие из них продолжали плавать, невзирая на войну или угрозу войны.

Быстроходные парусные суда неустанно сновали взад и вперед через Ла-Манш. Часть из них не брезговала контрабандой или иной незаконной работенкой. Власти многое узнавали, внедрив в команды этих судов своих людей. Насколько мне известно, так поступал и Дрейк.

«Бонавентюр» имела хорошие ходовые качества и доказала это за те недели, что мы бороздили воды Ла-Манша, иногда доходя до берегов Бретани. Но ни разу нам так и не удалось увидеть паруса испанских кораблей.

Мы вернулись в лондонский порт пополнить припасы. Говорили, что теперь командование кораблем возьмет на себя сэр Джон Хокинс.

Мы бросили якорь в порту, и я сошел на берег, собираясь встретиться с Эммой Делахей.

— А, это вы! — воскликнула она, взглянув на меня, когда я вошел в ее контору. — Значит, вы еще ничего не знаете?

— А что я должен был знать?

— Что выдан ордер на ваш арест. Вы кого-то там оскорбили.

Ордер на мой арест? Я похолодел. Этого я боялся больше всего. Как только я окажусь в тюрьме, они сразу же тем или иным способом узнают, кто я такой, и тогда мне не миновать смерти. Меня убьют либо люди королевы, либо наемники Лекенби и его покровителя.

Насколько я могу довериться Эмме Делахей? Но выбора у меня не было. Я быстро смекнул, как мне поступить.

— Как обстоят дела на «Доброй Катерине»?

— Она стоит на якоре, разгрузилась и принимает новый груз.

— А что с моими вложениями?

— Вот бухгалтерская книга. Вам причитается пятьдесят пять фунтов.

— Ваш капитан сделал хороший оборот. Когда судно отходит снова?

— На этой неделе. — Она переложила какие-то бумаги на своем столе. — На борту есть место для вас, если вы пожелаете отправиться на нем. Так будет безопаснее, Тэттон, — заметила она, помолчав и впервые назвав меня по имени. — Если вы хотите сделать новое вложение, — продолжила она, — отправляйтесь на моем судне, заодно поучитесь торговать на собственный страх и риск.

Разумный человек не теряет времени зря.

— Иду, — сказал я решительно.

— Вам надлежит прибыть на борт к следующему воскресенью. Будьте осторожны.

Да уж постараюсь!

Глава 23

Что же мне теперь делать? Люди королевы намереваются арестовать меня по обвинению, состряпанному, без сомнения, покровителем Лекенби. Или, может быть, они уже установили, кто я такой в действительности? Со всех сторон мне угрожала опасность.

Я не считал возможным оставить службу у сэра Джорджа Клиффорда, не объяснившись, это было бы непорядочно, но и оставаться у него при том, что выдан ордер на мой арест, значило бы напрашиваться на неприятности. Я направился прямо к нему.

Сэр Джордж Клиффорд принял меня сразу же. Когда я вошел, он сидел в кресле.

— Если вы попросили принять вас в такое время, — сказал он, — у вас, видимо, срочное дело. В чем оно состоит?

Рискуя, что он тут же сам арестует меня, если мое преступление, в чем бы оно ни состояло, покажется ему серьезным, я изложил обстоятельства дела. Рассказал об опубликованных мною очерках и памфлетах и о том, что подписан ордер на мой арест. Разумеется, я ничего не сказал о своем ирландском происхождении, даже ему я не мог довериться полностью.

Я мало знал этого человека. Он был сторонником королевы, но вел бурный, безрассудный образ жизни, и у него были свои незадачи и трудности.

Он внимательно выслушал меня.

— Они не осмелятся арестовать вас, пока вы у меня на службе, — сказал он, немного подумав, — и, без сомнения, со мной вы были бы в большей безопасности. Если, конечно, вы хотите уйти, я не стану вас задерживать. Однако я посоветовал бы вам еще некоторое время остаться на службе у меня. Вы говорили о своем намерении разбогатеть на заморской торговле. Я тоже хотел бы разбогатеть, но, поверьте, Чантри, стоит нам захватить хотя бы одно испанское судно, и мы все разбогатеем. Я, как и всякий другой, нуждаюсь в средствах, и мы непременно захватим какое-нибудь судно.

Я понимал, что от решения, которое я должен сейчас принять, будет зависеть вся моя дальнейшая жизнь. Как часто малейший каприз судьбы меняет весь ход нашей жизни! Как часто самое простое решение повернуть направо или налево, выйдя на порог дома, оказывается роковым! Повернешь направо — и попадешь в логово зла, повернешь налево — и ты в царстве света и добра.

Я в своей жизни всегда выбирал прямой путь. Я дал слово сэру Клиффорду служить у него, и слово мое непреложно.

— Сэр Джордж, — сказал я, — я не могу допустить, чтобы меня арестовали. Я хочу служить у вас, хочу в этот трудный час служить Англии. Арест для меня был бы фатальным. — Я запнулся, не зная, как объяснить, почему арест так для меня фатален. Наконец я нашел подходящий аргумент: — Я убежден, что меня хотят арестовать для того, чтобы убить. Как только я окажусь в тюрьме безоружным, со мной расправятся наемники Лекенби.

— Не бойтесь. Вы уйдете на моем корабле, и никто не доберется до вас, а тем временем я походатайствую за вас у королевы. Послушайте, Чантри... У меня в команде разные люди, но большинство из них служит ради денег или ради того, чтобы заслужить мою благосклонность и продвинуться по службе. Есть и просто прихлебатели, озабоченные своей карьерой. С другой стороны, есть опытные воины, неоднократно доказывавшие свое мужество и силу. Но ни один из них не обладает такой быстрой сметкой, как вы. За короткое время, что вы служите у меня, вы разобрались во многих проблемах и успешно разрешили их. Вы сразу овладели тайнами корабельного дела и искусства комплектования грузов. Какую бы задачу я ни ставил перед вами, я мог уже к ней не возвращаться, потому что вы решили ее самостоятельно. Вы стали моей правой рукой, и я уже назвал ваше имя сэру Джону Хокинсу, который, возможно, примет командование этим кораблем.

— Это в самом деле не слухи?

— Да! Королева хочет, чтобы я был при ней, хотя я предпочел бы уйти в море. По крайней мере еще на один рейс. — Он вдруг испытующе взглянул на меня и оглянулся, нет ли кого поблизости. — Чантри, я открою вам одно обстоятельство, только вам, потому что хочу, чтобы вы остались у меня. Я получил сведения... совершенно секретные... о том, что в наши воды направляется большое испанское судно с сокровищем в трюме. Я надеюсь захватить это судно. — Он взял бутылку с вином, налил два стакана и один пододвинул мне. — Чантри, скажу вам даже больше. У меня есть друг-ирландец... О, не смотрите на меня с таким удивлением! Да, у меня есть друг-ирландец, который в настоящее время служит в испанской армии. Так вот, сведения получены от него. У нас много проблем с Ирландией. Многие ирландцы готовы смести Англию с лица земли. Но — и это очень важно! — они абсолютно не желают, чтобы это вместо них сделал кто-нибудь другой. Как сказал мне один ирландец, «англичане — враги, но они наши враги. В этой вражде нам не нужны союзники». Забавно, правда? Этот человек пользуется полным моим доверием. Сведения о судне я получил от него.

— Когда оно появится?

Он пожал плечами:

— Не знаю. Мне только известно, что оно должно прийти и мы должны быть наготове.

— Вы получите дополнительные сведения?

— Возможно, но сомневаюсь. Подобные сведения трудно передавать. Может быть, вам с вашими знакомствами на речных пристанях удастся что-то услышать? Но чем меньше об этом разговоров, тем лучше. Учтите, что я вынужден остерегаться не только испанцев, но многих наших людей, которые не прочь сами подобрать лакомый плод, готовый упасть с дерева. У меня хороший корабль, но я не Дрейк, не Фробишер и не...

— Но Хокинсу вы, пожалуй, не уступите.

Он улыбнулся:

— Возможно, но даже и он пока ничего об этом не знает.

— Я остаюсь с вами, сэр Джордж.

— Прекрасно! — Он протянул мне руку. — Заканчивайте свои дела и возвращайтесь. Мы должны, не задерживаясь, снова выйти в море.

Я сменил свою шляпу с плюмажем на плоский берет и темный капюшон. Затем, вооружившись шпагой, кинжалом и парой пистолетов, сошел на берег и направился в контору Эммы Делахей.

Я быстро договорился с ней о своих делах и оставил на шестьдесят фунтов товаров.

— Поступайте с ними как найдете нужным. Я вернусь, когда кампания завершится. Если мое возвращение затянется, распорядитесь моим капиталом в моих интересах и положите прибыль на мой счет. Рано или поздно я непременно вернусь.

Сейчас меня удивляют мои собственные слова. Какое смутное предчувствие беды побудило меня сказать именно так? Казалось, я только проявляю предусмотрительность, и, конечно, мне и в голову не приходило, что произойдет столько событий, прежде чем я снова переступлю порог конторы Эммы Делахей.

«Элизабет Бонавентюр» снова вышла в море.

Дул попутный ветер, и мы на полных парусах стремительно неслись к берегам Франции. У нас были сведения, что там видели несколько испанских судов, направлявшихся в сторону Англии. Но мы их не обнаружили, и сэр Джордж распорядился сменить курс на юг, к Азорским островам, надеясь там найти добычу.

Сэр Джордж владел обширными поместьями, но был постоянно обременен долгами. Богатые трофеи помогли бы ему расплатиться с долгами, которые накопились у него из-за его расточительства. Вместе с возрастом к нему пришла рассудительность, и он намеревался восстановить свое состояние. Судно, груженное сокровищами и шедшее из Вест-Индии или от берегов Америки, решило бы все его проблемы.

Мы находились в море уже около десяти дней, когда как-то на рассвете я услышал крик впередсмотрящего:

— Судно!

— Где?

— Три румба слева по борту!

Наш корабль сделал поворот, и мы легли на другой курс, направляясь к «испанцу». Красивое судно с высокими бортами, испанский галион, по-видимому, шло из Вест-Индии.

Палубы освободили, зарядили пушки, и, подойдя к испанскому талиону, мы дали бортовой залп. Ядра срезали фок-мачту и оторвали кусок бушприта. Сэр Джордж знаком подозвал меня:

— Вы пойдете с абордажной командой. Как только захватите судно, немедленно произведите необходимый ремонт, а затем присоединитесь к нам.

Суда столкнулись бортами. Абордажная команда, держась за снасти, изготовилась к атаке. На палубе «испанца» толпились матросы. Наш бортовой залп нанес судну серьезные повреждения, и офицеры, находившиеся на юте, потеряли возможность управлять боем.

Матросы из абордажной команды разом, как один человек, перескочили на палубу вражеского корабля. Разгорелась короткая яростная схватка. На меня напал испанец с кортиком. Я проткнул его шпагой и сразу вслед за тем разрядил пистолет в другого. На меня бросились еще двое, но одного убил один из наших матросов — крепкий парень из Йоркшира, а со вторым управился я сам. Испанцы отступили. В их рядах началось замешательство: там, где сражались, по-видимому, баски, сопротивление совсем ослабло.

Человек десять басков держались вместе. Внезапно все они бросили оружие и сдались. Один из них, высокий белокурый парень с великолепным торсом, отдал мне свою шпагу.

— Капитан, — сказал он, — нас насильно завербовали. Никто из нас не хотел сражаться.

— Тогда ступайте к мачте и, если увидите, что ее можно починить, займитесь ремонтом. Если нет — спилите. Будете нам помогать — получите свободу.

Баски побежали к мачте. Сражение уже почти закончилось, только несколько упрямцев отказывались сдать свои шпаги. Мне было жаль убивать воинов, и я старался убедить их сдаться.

На юте стоял капитан галиона. У его ног лежали два трупа: один, по-видимому, штурман, другой — помощник капитана, хотя я плохо разбираюсь в порядках на испанских судах.

Капитану было не больше шестнадцати лет. Он, вероятно, занимал свой пост в силу знатности своей семьи. В этих случаях капитану обычно придают тщательно подобранных помощников, которые и несут на себе все бремя службы. Оба помощника были убиты, и вот юный офицер остался один. Красивый юноша стоял, гордо выпрямившись, бледный, но бесстрашный.

— Вы взяли штурмом мое судно, — сказал он, смотря на меня с удивлением. По-видимому, он еще не оправился от шока: наш бортовой залп оказался весьма впечатляющим. — Это был мой первый бой.

— И мой тоже, — ответил я. — Если вы обещаете не устраивать неприятностей, я пощажу вас.

— Разумеется, даю слово.

— Капитан, — раздался голос Уилси, матроса из моей команды, — смотрите!

В нашу сторону шли четыре корабля. Пока они были еще довольно далеко. После того как мы взяли на абордаж испанский галион, мы разошлись с «Бонавентюр», и теперь она виднелась где-то на горизонте. Испанские суда отрезали нас от нашего корабля.

— Уилси, — распорядился я, — отправьте пленных в трюм, кроме тех, что чинят мачту, и приготовьте пушки к бою.

Я снова взглянул на приближающиеся испанские суда и затем на наш корабль.

— Велите Бруксу поднять оставшиеся паруса.

Я мало что понимал в управлении кораблем, едва ли больше, чем мой предшественник молодой кабальеро. Сэр Джордж вряд ли намеревался оставить меня в роли капитана. Он, несомненно, предполагал сам взойти на борт захваченного корабля.

Приказав отправить молодого испанца в трюм, я велел очистить палубу от обломков рангоута и уходить от испанских кораблей. Но уходить от них — значило уходить и от «Бонавентюр», но иного пути у нас не было.

Я спустился вниз в роскошно обставленную кают-компанию. В кресле, бессильно откинувшись на спинку, сидел безутешный молодой испанец.

— Не отчаивайтесь, — сказал я ему. — С вами будут обращаться как с джентльменом.

— Но я допустил такую оплошность!

— Одна оплошность — это еще не вся жизнь, а кроме того, никакой оплошности вы не допустили. Оставайтесь здесь, я должен выйти на палубу.

Со сломанной мачтой и поврежденным рангоутом мы едва ли могли уйти от преследования. До наступления темноты оставалось еще несколько часов.

Когда я поднялся на палубу, ко мне подошел Брукс.

— Капитан, положение тяжелое. Без фок-мачты и с поврежденным рангоутом невозможно управлять судном. — Он взглянул за корму. — Они догонят нас, прежде чем мы поднимем хоть какие-то паруса.