Сэкетты (№4) - Джубал Сэкетт

Почему Ни'квана послал именно его? Ни'квана, который все постиг.

Я думаю и думаю. Мне не с кем посоветоваться. Я — Солнце, мы обсуждаем свои мысли только среди нас, Солнц. Если я поделюсь с другими женщинами, им будет стыдно за меня.

Говорят, что я могу стать Великим Солнцем. Это не соответствует традициям нашего народа, хотя случалось, когда Великое Солнце был мальчиком, правила женщина. Если я сейчас вернусь, история повторится, но когда я смотрю на Джубала, я не хочу возвращаться, и наверное, Ни'квана догадался, что так будет.

Среди низких сейчас мало сильных молодых людей. Много воинов погибло в недавних сражениях с индейцами крик, которые когда-то были нашими друзьями. Поэтому Ни'квана думает о моем счастье. Но Джубал не замечает меня. Он уйдет, когда трава станет зеленой, и предоставит мне вернуться в мою деревню.

Как мне стать новобрачной здесь? Я бы научила его нашим обычаям. Он украсил бы свои волосы дубовыми листьями, а я свои — лавровыми. Мои люди знают, что надо делать, но он не замечает меня, и я одинока.

Я — Солнце, и у меня есть гордость. Я не стану унижаться перед этим мужчиной, да и он, наверное, не хочет этого.

Я не могу ни с кем поделиться своими проблемами, потому что я — Солнце. Если он не хочет меня, почему я должна хотеть его?

Я не должна, но я хочу.

Он — мужчина для меня. Вот что понял Ни'квана. Вот что было у него на уме. Его долг повелевал ему сказать мне что я должна возвратиться, но сердце говорило, что я должна найти счастье. Как он узнал, что Джубал именно тот человек? Ни'квана часто предвидит то, что произойдет, но, возможно, когда поговорил с Джубалом у костра, все решил.

Трудно быть Солнцем. Деревенской девчонке жить гораздо проще. А меня с раннего детства готовили к тому, как должно вести себя Солнце. И вот сейчас я одинока.

Джубал хороший человек. Я не глупая девчонка, которую можно увлечь широкими плечами и безудержной смелостью. Он спокойный, разумный человек и хороший вождь, толково руководит нами. Должно быть, он вышел из сильного племени, если такой человек — только йомен, а не вельможа. Он обладает мудростью и рассудительностью, умеет планировать свои действия, как и полагается воину, когда охотится, заботится и о других.

Я наблюдала за ним. Он не тратит времени зря, но и никогда не спешит. Хромает, но не жалуется; сначала убедится, что все мы едим, и только потом начинает есть сам; когда я вхожу в вигвам, уступает мне место, что и должен делать воин, если входит Солнце, но также он поступает и по отношению к другим женщинам.

Я попыталась учиться его языку. Сначала мы употребляли понемногу слов чероки, английских, французских и испанских. Каждый старался, чтобы другой понял его с помощью тех слов, которые знал, и нам это удавалось. Теперь я говорю на его языке гораздо лучше, как Кеокотаа, который знал английский раньше, но долго не разговаривал на нем. Но для обозначения некоторых явлений я не нахожу никаких слов. Может, их вообще нет в английском?

Мне одиноко, и я ужасно несчастна. Но, как Солнце, не должна показывать свои чувства. Как я боюсь прихода весны! Он уйдет далеко-далеко, и мне ничего не останется, как вернуться домой. Я люблю свой народ и должна помнить долг по отношению к нему, но Джубала я тоже люблю.

Пусть Ни'квана станет вождем нашего народа до тех пор, пока не появится Великое Солнце. Они нуждаются в моей помощи на очень короткий срок. Потом останусь одна и у меня не будет мужа.

Я попыталась доказать, что могу быть ему хорошей женой. Я пошла с ним в снега, была рядом в минуту опасности. Я бесстрашная женщина. Солнце учат быть сильным и не бояться того, что нужно делать. Солнце служит для других примером.

Когда снег начал таять, я испугалась, как девчонка, подумала, что он уйдет от меня. И обрадовалась, когда снова настали холода. Теперь я с ужасом жду тепла. А Кеокотаа говорит, что скоро придет весна, распустятся почки, с рек сойдет лед — и моя кровь заледенеет, потому что он уйдет от меня.

Я не имею того, чего страстно желаю, и от этого у меня тяжело на сердце. Однако я никому не должна показывать своих страданий. Ведь я — Солнце. Мне надлежит казаться равнодушной и скрывать свои чувства.

Я сделаюсь еще красивее. И заставлю его заметить меня.

Как поступают женщины его народа, когда они влюблены? Как происходит бракосочетание у них в стране? У них тоже плетут венки из листьев дуба и лавра? Наверное, нет.

Кеокотаа не знает. Его англичанин никогда не говорит об этом. Мужчины не обсуждают свадебные обряды, наряды невест — все, что так много значит для женщин. Их интересует оружие, охота, война. Может, немного женщины.

Он носит на шее ожерелье из клыков кугуара, которого убил. Кеокотаа собрал его. То, что Джубал совершил, делает честь великому воину, но он молчит об этом. Вечерами у костра, когда дует холодный ветер, наши люди рассказывают истории о походах и войнах, он слушает, но никогда не рассказывает о себе.

Джубал вдруг приревновал меня к испанцу Гомесу. Глупость, конечно, но мне было приятно.

Вероятно, он сам себя не понимает и не хочет понимать.

Надо заставить его обратить на меня внимание.

Сегодня не очень холодно, и снег не идет. Как прекрасны сверкающие белизной вершины на фоне голубого неба. Он пошел на развязку в соседнюю долину, но мне кажется, враги придут теперь оттуда, где мы убили бизонов. Там нас видели.

Один из моих воинов хотел сегодня застрелить молодого бизона, но Джубал не разрешил. Он остановил воина, тот рассердился, но Джубал подошел к бизону совсем близко и стал гладить его по голове!

Вернувшись к нам, он сказал: «Никогда не трогайте этого бизона. Он заколдован».

Рассерженный воин испугался, когда понял, что могло произойти. Бизон плелся за Джубалом почти до нашего вигвама, а затем, когда тот велел ему уйти, спокойно удалился. Прежде чем отослать зверя, Джубал долго гладил его и разговаривал с ним.

Бизон не ушел совсем. Он появился снова, когда солнце опустилось уже низко, стоял в снегу и смотрел на наш вигвам.

Мы обосновались в хорошем месте. Наш вигвам нельзя разглядеть с расстояния в сто ярдов, все соблюдают осторожность, не оставляя следов: стараются ступать по камням и входить со стороны леса. Может, останемся здесь до прихода весны?

Вчера в темноте мы стояли на снегу вдвоем. Он мог бы обратить на меня внимание, но смотрел только на звезды и горы. Как обидно!

«Завтра будет ясная погода, — сказал он. — Мы должны быть начеку. Они могут прийти. — Джубал отступил и посмотрел на наш вигвам. — Он неплохо скрыт».

Наши глаза встретились, и он быстро отвел взгляд в сторону.

«Ты — Солнце», — вдруг с оттенком горечи произнес он.

«Я — женщина», — ответила я.

Он посмотрел на меня и согласился: «Да, бесспорно, ты — женщина».

Подул ветер, и с ели на нас посыпалась снежная пыль.

«Я не должен держать тебя на холоде, — забеспокоился он, — простудишься, ты ведь из теплой страны. — Бизон стоял и смотрел на нас. — Мы убили его мать, — объяснил Джубал. — Его мать исчезла, а я остался».

«Ты странный человек», — сказала я.

Я опять подумала, что он, должно быть, Ни'квана в своем племени, так как имеет власть над животными. Конечно, это заколдованный бизон. Никогда-никогда обыкновенный бизон не последует за человеком и не позволит ему приближаться к себе.

Мы пошли к вигваму, и я поскользнулась на льду. Я бы упала, если бы он не подхватил меня. Какое-то мгновение Джубал держал меня, обняв за талию, потом поставил на снег, отпустил и отступил назад. Лицо его вспыхнуло.

«С тобой все в порядке?» — спросил он.

«О да, это лед виноват», — улыбнулась ему я.

Мне было хорошо, как еще никогда не бывало. Я мысленно поблагодарила одну индейскую девушку, которая, как я видела, сделала то же самое там, на Великой реке. Хотя ее поступок, наверное, не самый лучший, особенно если учесть, что там нет льда.

Глава 27

Среди молчащих вершин я шел один вдоль замерзшей реки. Деревья по берегам почти до самой верхушки укутал снег.

Остановившись, я зябко передернул плечами, глядя на широкую впадину между горами и на долину, расположенную за еще более могучими кругами. Я нашел редкой красоты место, где, наверное, отдыхают боги, место, где в молчании не грех ожидать конца света, но мне не попадалось следов зверей или птиц. Ветер носил по равнине поземку, а потом как-то небрежно швырял ее в сугроб.

Если я когда-нибудь соберусь построить дом, эта долина — как раз то, что нужно. Мысль эта пришла ко мне, непрошенная и нежданная, я попытался выбросить ее из головы. Но вот она, долина, лежала передо мной — огромное, заснеженное пространство с редкими деревьями, а лес, окружающий ее, напоминал ресницы на спокойном лице гор.

Идти дальше — глупость и пустая трата времени, однако я направился вперед, чтобы лучше рассмотреть долину.

Потом долго стоял, стараясь представить себе, как все это будет выглядеть, когда снег сойдет, настанет весна и долина зазеленеет.

Что я искал? Другое место, подобное Стреляющему ручью? Моя долина выглядела гораздо обширнее и более уединенно, но человек мог поселиться и здесь. Я хотел бы вернуться сюда, когда зацветут травы.

На обратном пути я почти все время шел под гору и один раз вдалеке увидел оленя, с трудом пробиравшегося по снегу.

В такое время года, после суровой зимы он, наверное, совсем отощал, но я был бы рад и такому.

Быстро темнело, а мне предстояло пройти еще много миль. Я заторопился. Унылое серое небо грозило метелью. И все же я шел осторожно, избегая препятствий, засыпанных снегом, будь то поваленные деревья или камни. Если бы я сейчас сломал ногу, ни за что не выжил бы.

Глядя вверх на широкие плечи гор и ее главу, спрятавшуюся в облаках, я подумал о бесконечной войне дующих отовсюду буйных ветров, которая происходит там, в спокойной и безмятежной вышине. Как бы в ответ на мои мысли с горы поднялась туча снега и унеслась прочь. Я снова зябко поежился и был рад, когда очутился под защитой деревьев.

Я не любил возвращаться домой без мяса. Мучительно видеть устремленные на тебя голодные глаза. От меня ждали больше того, что я мог дать. Я видел вдалеке одного оленя и больше ничего. Было холодно, слишком холодно для того, чтобы звери выходили из своих убежищ.

Я снял снегоступы, поставил их около входа в вигвам и, прежде чем войти, стряхнул снег с ног. Над вигвамом вился слабый дымок, но внутри было тепло и тихо.

Кеокотаа посмотрел на меня и развел руками. Я понял, что он выходил, но ничего не добыл, как и все остальные.

Теперь мы все с нетерпением ждали весны. Осталось, видно, совсем недолго, но кто знает, когда она придет?

А я все думал о той долине. Хоть это и далеко, но, когда погода переменится, я пойду туда. По снегу добираться легче, но я найду тропу, по которой ходят медведи или олени. Может, попадется бизон. Нет, эти животные не любят горных долин.

Ичакоми посмотрела на меня, и в лице ее возникло что-то, вызвавшее беспокойство, но что — я не мог определить. Я прошел на свое место и сел, не спрашивая о еде. Ее было слишком мало.

В этот день в вигваме совсем не разговаривали и почти не двигались. Время от времени кое-кто из нас рисковал выйти на холод, чтобы посмотреть, нет ли поблизости зверей, но они тоже, вероятно, попрятались.

Когда я покинул вигвам на рассвете, звезды еще сверкали в небе, очистившемся от облаков. С восходом солнца стало теплеть. К полудню вокруг камней появились темные проталины, дул теплый ласковый ветер, и все воспряли духом. Двое начи тотчас же отправились в долину, а еще двое пошли к нашему прежнему дому.

Это было рискованно, но там водилась дичь, а никто из нас не хотел умирать с голоду.

Когда я чинил свои снегоступы, ко мне подошел Кеокотаа:

— Теперь они придут. Молодые мужчины захотят воевать — добывать скальпы, умножать победы, завоевывать славу. Увидишь!

— Мы должны быть готовы.

— Потом ты пойдешь в горы?

На секунду я прервал свою работу и посмотрел сквозь деревья на далекий горный кряж. Пойду ли я туда? Я уклонился от ответа.

— Там есть долина, — я показал рукой. — Хочу осмотреть ее.

— Только долину? — В его глазах мелькнула усмешка. — Или место для постройки жилища?

Я покраснел.

— Ну, долина действительно очень красива. Но я видел ее зимой.

Дни становились теплее, снег таял. С высоких гор сползали лавины, внезапно на деревьях появились почки, а на южных склонах холмов стала проглядывать зелень.

Весна зарождалась со струйками талой воды, с капелью, пляшущей в воздухе. Дома, на Стреляющем ручье, в это время открывали все окна и двери, выпуская накопившийся за зимние месяцы спертый воздух, вывешивали проветриваться постельные принадлежности. Здесь у нас не возникло таких проблем. А скоро мы будем спать под деревьями.

Кеокотаа охотился среди скал, а два начи снова ушли в долину.

Один из начи указал на моего бизона, пасущегося на склоне холма неподалеку:

— Съедим?

— Нет, — отказал я. — Он друг, он домашний.

— Мы голодны.

— Мясо будет.

— Мяса нет, мы съедим его.

Я пристально посмотрел на него:

— Он следует за мной, потому что доверяет мне, и ест у меня из рук. Я не позволю его убить.

К счастью, Кеокотаа вернулся с молодым медведем. Для такого количества людей это — капля в море, но мы все же заморили червячка. Одна из женщин понка поймала рыбу в реке, которая уже освободилась ото льда, а затем Унствита подстрелил большого оленя.

День стоял ясный, безоблачный, мы хорошо поели. Самое время было полежать на солнышке, чтобы набрать немного тепла, которого нам так не хватало зимой.

Ичакоми вышла из вигвама и направилась к реке, которая текла мимо нас к нижней долине, где находились наши пещеры. Я наблюдал за ней. Вдруг она повернула и пошла назад, а потом побежала.

— Кеокотаа! — Я вскочил на ноги, доставая стрелу.

За Ичакоми гнался воин. Затем из кустов недалеко от нее выскочил второй. Первого достала моя стрела. Но тут воины посыпались отовсюду. Бросив лук, я достал свои итальянские пистолеты. Подняв один, я тщательно прицелился в ближайшего индейца и выстрелил.

Гром, разнесшийся по горам, заставил все головы повернуться — и чужие, и наши. В тот момент, когда воин, уже схвативший Ичакоми, отвлекся, она вырвалась и ударила его.

Человек, в которого попала моя пуля, упал там, где стоял. Опустив пистолет, я зарядил его, потом поднял и снова выстрелил.

Мои живые мишени остановились, пораженные. Некоторые из них, несомненно, видели испанское огнестрельное оружие, но столкнуться с чем-то подобным здесь они никак не ожидали. Я стрелял из пистолетов по очереди, трое упали, не успев укрыться, а эхо от первого выстрела все еще грохотало по холмам.

Ичакоми подбежала ко мне.

Первая атака индейцев закончилась для них катастрофически. Они потеряли четырех воинов — двоих мы убили, двоих ранили. Индеец, напавший на Ичакоми, с трудом уполз в кусты.

Мои пистолеты, безусловно, произвели фурор, но враг не отступил. Он только затаился, чтобы оценить ситуацию.

Я предупредил Ичакоми:

— Это еще начало. В следующий раз они не испугаются. — В вигваме я перезарядил пистолеты. Моя пороховница была полна более чем наполовину, но мне уже следовало заняться поиском минералов, из которых я сделал бы порох. — Сколько у них воинов? — я оглянулся на Ичакоми.

— Много! Очень много!

Индеец, которого я ранил, тоже очнулся, но я не стал стрелять в него. Куда попала моя первая пуля, я не знал, потому что стрелял наугад. Я не мог позволить себе тратить боеприпасы. Каждый выстрел должен быть смертельным.

Когда я вышел из вигвама, кругом стояла тишина. Солнце пригревало, снег таял. Скоро он сойдет совсем. Я положил пистолеты в чехлы и приготовил лук.

Ко мне подошел Кеокотаа.

— Они выжидают. — Он помолчал, окинув взглядом лежавшее перед нами пространство.

— Да, — согласился я, — наверное, скоро придут.

Мы тоже ждали. Мужчины начи, укрывшись в лесу поблизости от вигвама, заняли круговую оборону.

— Наверное, они подбираются ближе, — заметил Кеокотаа. — У нас не будет времени на раздумья. Они нападут внезапно.

Я согласился. Мы ждали…

Пустой желудок подводило, во рту пересохло. Если их много и им удастся подобраться близко, нам грозит гибель. Я нащупал свой нож, он мог пригодиться. В такой каше мои пистолеты сделают лишь пару бесцельных выстрелов. Я не допускал и мысли, что у меня могут вырвать их из рук.

Ночью снова будет холодно. Тогда они отступят и разожгут костры.

Враги напали внезапно, с близкого расстояния. Но наша оборона оказалась на высоте. Я выстрелил один раз, потом выхватил нож. На меня прыгнул высокий воин, я ударил его ножом. Кеокотаа вращал в воздухе дубинкой, которую он когда-то вырезал для себя. Один из наших людей упал от удара копья. Женщина понка выдернула это копье и тут же вонзила его в индейца, наклонившегося, чтобы снять скальп с поверженного. Она держала его двумя руками и нанесла очень сильный удар. Индеец хотел отскочить, но опоздал. Я видел, как она пригвоздила его к земле, видел его вытаращенные глаза и то, как он схватился за копье руками.

Началась рукопашная. Люди падали. Раздался победный клич, и кто-то сильно стукнул меня сзади. Я упал на колени, поднялся, снова упал и, перевернувшись, ногами оттолкнул напавшего на меня индейца. Я оказался лицом к лицу с невысоким, крепкого сложения парнем, удивительно ловким. Он уворачивался от удара моего ножа и махал своим. Лезвия наши скрестились, и я, сделав обманное движение, вонзил нож ему в колено.

Его нож вспорол мою куртку. Я слегка зацепил ему грудь и подбородок. Мы двигались по кругу. Вдруг кто-то прыгнул на меня сзади, и мой противник сделал выпад, чтобы прикончить меня. В этот момент Ичакоми вонзила копье ему в спину. Я упал.

Человек, оседлавший меня, схватил меня за волосы и очень больно вывернул шею. В другой руке мелькнул нож — он собирался снять с меня скальп. Изловчившись, я нанес удар и распорол ему бок. Он усилил хватку, ему нужен был мой скальп, но я еще раз достал его. Я уже ощущал острие ножа, но сумел все же сбросить его. Поднявшись на колени, я изо всех сил саданул его кулаком в живот.

Он отпустил меня и упал на спину. Я прыгнул. Он перекатился на бок, но недостаточно быстро, и я успел вонзить в него нож.

Он истекал кровью, но вырвался и вновь бросился в атаку. На сей раз я встретил его мощным ударом. Индеец отшатнулся, колени его подогнулись, и он упал.

Вокруг меня кипел настоящий бой, но вдруг все стихло, а враги исчезли. Весь в крови, я огляделся. Ичакоми стояла у вигвама, в руке она держала копье с окровавленным наконечником.

Индеец, с которым я сражался, достался Кеокотаа. Он тоже был в крови — своей и чужой. Наконец он вонзил копье и добил врага.

Я с удивлением оглядывался вокруг и не мог понять, почему враги сбежали с поля боя.

У нас погибла одна женщина и двое мужчин, с одного сняли скальп. Живы и невредимы остались только Ичакоми и Унствита.

Они подобрали наших убитых и раненых. Скольких воинов отправили на тот свет мы, я не знал.

Подруга Кеокотаа, с порезами и кровоподтеками на плече, промывала его раны.

— Они вернутся, — сказал Кеокотаа.

— Нам надо уходить.

Как ни странно, я не получил ни одного серьезного ранения. У меня было всего несколько царапин и тонкая рана у корней волос, длиной всего в пару дюймов. Кеокотаа достался серьезный удар в плечо, и его правая рука на какое-то время вышла из строя.

— Надо уходить сегодня ночью, — решил я.

Измученные, окровавленные, мы собрали наши скромные пожитки. Прихватив и небольшое количество мяса, которое у нас оставалось, мы двинулись в путь. Я знал только одно место, где можно было скрыться.

Я повел их в мою долину.

Глава 28

Мы шли по горам ночью, часто останавливаясь, чтобы послушать, нет ли за нами погони, и чтобы передохнуть. Наши легкие, привыкшие к воздуху равнин, не могли сразу приспособиться к высоте.

Во время первой остановки я переходил от одного индейца к другому и, как мог, обрабатывал их раны. Я умел немного, но все же больше, чем другие, если не считать Ичакоми. Ее познания в области врачевания оказались на удивление обширными.

Когда настало утро, кругом поднимался густой туман, он заполнял все впадины в горах. Мы медленно ползли по еле заметной звериной тропе, и по крайней мере первые пять миль все время вверх. Затем идти стало легче, если не считать того, что приходилось карабкаться через валуны и остатки лавин, которые сошли с горы в течение зимы.

Замерзшие, усталые, израненные, мы останавливались, чтобы перевести дыхание, и снова двигались вперед.

Туман поднялся, и нашим глазам открылся мир гранитных обломков и снега, то тут, то там виднелись карликовые ели, которые боролись с ветром и льдом за существование. Мы сели и разделили между собой кусочки вяленого мяса. Пока ели, один из начи пошел обратно по тропе, по которой мы сюда пришли, чтобы посмотреть, нет ли погони.

Вокруг меня сидели изможденные, усталые люди, широко раскрытые глаза безучастно смотрели в пустоту. С вершин дул холодный ветер. Не так я надеялся прийти в свою долину.

Поднявшись, я пошел вниз по тропе, потом подождал, когда все поднимутся и последуют за мной. Вернулся начи, который ходил обследовать нашу тропу.

— Ничего нет, — сказал он. — Нижняя долина закрыта туманом, все проходы тоже.

Пройдя еще полмили, я остановился и оглянулся на мою карабкающуюся команду. Как случилось, что я, Джубал Сэкетт, одиночка, оказался здесь, с этими людьми? Холодный ветер шевелил ветви ели, завывал в расщелине между скалами. Я зябко поежился и похлопал руками, чтобы согреть пальцы. Медленно подтянулись остальные.

Теперь мы шли под уклон, сначала едва заметный. Затем он стал круче. Впереди наш путь пересекал по-весеннему шумный ручей. Лед уже сошел, и холодная чистая вода журча бежала по камням и гальке. Я предложил развести костер, поесть и отдохнуть. Мы набрали сломанных веток и коры для костра. Развели огонь и сгрудились вокруг него. Женщина понка, лучшая среди нас рыбачка, пошла к перекату.

Все ели, но я отказался. Еды было мало, а я еще держался достаточно хорошо, чтобы выжить. Посмотрев вверх на горы, я увидел черную скалу, влажную от тающего снега, и одинокого золотого орла, парящего на широких крыльях на фоне снегов.

Узкий водопад — на самом деле он, наверное, имел ширину футов сорок — падал с уступа на уступ, сейчас его переполняла талая вода. Поздней весной он превратится в тоненькую струйку. Нет, не для людей была эта застывшая и прекрасная гора, а только для облаков и орлов.

Я набрал веток, подбросил их в костер и наблюдал, как пламя, добравшись до них, схватило ветки в свои огненные объятия.

Ноги мои устали, спина болела. Я присел на упавшее дерево и взглянул на тропу, по которой мы пришли сюда. Она была неровной и извилистой.

Крупная, сдержанная женщина-понка подошла ко мне в своих черных мокасинах. Указала на горы, которые испанцы называют Сангрэ-де-Кристос и произнесла:

— Пещеры! Большие!

— Ты бывала там раньше?

— С племенем понка. Мы охотились там.

— Спасибо, мы пойдем к этим пещерам.

Она не мешкая отправилась снова рыбачить и к полудню поймала полдюжины рыбин. Хорошее подспорье в нашем бедственном положении.

Кеокотаа убил куропатку. Я не видел ничего и думал об Ичакоми. Теперь она захочет вернуться домой, к своему племени. Там, у Великой реки, уже тепло. Ну и что, я же одиночка! И горы вечны. Эта мысль не радовала меня.

Я сидел около речки, ко мне подошел Кеокотаа.

— Пещеры нехорошие, — пожал он плечами. — Очень трудно добираться. Внутри большая дыра. Плохое место для сна.

Мысль о том, что придется карабкаться ввысь по скалам, охладила мой пыл и я сказал:

— Мы пойдем в долину, найдем пристанище там.

— Я видел мною следов. О теня, лося, бизона, индюка. — Немного помолчав, Кеокотаа добавил: — Твой бизон здесь. Ищет тебя.

Несмотря на усталость, я вышел на луг. Бизон был там. Я подошел к нему, встал рядом, почесал его за ухом.

— Если ты собираешься остаться с нами, — шепнул я ему, — тебе придется работать.

Эта мысль пришла внезапно, но чем больше я ее обдумывал, тем больше она мне нравилась.

Незадолго до наступления темноты один из начи убил лося. В тот вечер мы хорошо поели и я, против обыкновения, долго сидел у костра.

Подошла Ичакоми, села напротив меня.

— Мои люди решили идти домой, — вдруг сообщила она. — Скоро степь зазеленеет. В реке будет много воды. Они быстро доберутся до нашего становища.

Она уйдет вместе с другими. Вернется в свой дом на Великой реке. Я пришел в ужас. Мне показалось, что сердце перестало биться.

Я немного подождал, потом заметил:

— Будет нелегко миновать коунджерос, да и Капата поджидает вас.

Она посмотрела на меня и ничего не сказала.

Я стал думать о том, как им незамеченными добраться до Великой реки по Арканзасу. Нужно идти кружным путем, если… А если им дойти до того места, где река пересекает гору, и весь путь проделать по ней?

— Я придумаю, как отправить вас обратно, — обещал я.

Она резко встала и отошла от костра. Я начал что-то говорить, но видел только ее спину. Несколько минут я сидел, пораженный ее внезапным уходом.

Женщины! Я никогда их не понимал.

Пока я боролся с нахлынувшими чувствами, ко мне подсел Кеокотаа.

— Они хотят возвращаться. Смотри, им лучше плыть вниз по реке. — Я взял веточку и на глинистом берегу набросал чертеж. — Здесь река выходит из большого каньона. Здесь юг. А вот, сзади, наш первый лагерь. Мы шли на запад, теперь находимся в длинной долине, протянувшейся примерно с севера на юг. Мне кажется, что если мы пойдем вверх по долине, то выйдем к каньону, по которому протекает интересующая нас река. По ней они спокойно ускользнут ночью.

Он посмотрел на мой приблизительный план и указал пальцем на верхнюю часть долины, в которой мы находились:

— А что там? Мы не знаем.

Конечно, он был прав. И речка в каньоне могла быть слишком бурной. Капата и коунджерос предпочли бы, чтобы это было именно так. Но чем больше обдумывал я свою идею, тем более привлекательной она казалась.

Что происходило с Ичакоми? Она — их вождь, и если они собирались возвратиться домой, то она…

Я поделился своим недоумением с Кеокотаа. Он взглянул на меня своими невозмутимыми черными глазами и произнес:

— Может, она не хочет уходить. Может, она думает, что ты хочешь от нее избавиться. Может, она думает, что ты считаешь ее обузой.

Смешно! Она совсем не обуза!

Конечно, если бы я не связался с ними, то был бы уже далеко на Западе и, вероятно, не имел бы всех неприятностей с коунджерос и уж наверняка — с Капата. Но то, что она, возможно, не хочет возвращаться домой — чепуха!

Она — Солнце, важная персона в своем племени. Пришла на Запад, чтобы найти место для своего народа, и, если не считать коунджерос, нашла хорошее место.

С долины, которую я называл моей, почти сошел снег. Она достигала примерно двадцати миль в длину и четырех-пяти в ширину. По ней текло несколько рек, и с гор обрушивались потоки воды, кроме того, мощные хребты прикрывали ее от самых жестоких ветров.

Наутро мы двинулись к северу, но вечером на берегу небольшой речки ко мне подошел Кеокотаа.

— Здесь совсем нехорошо, — заявил мой друг.

— Ну что ты выдумываешь, прекрасная долина, — возразил я. — Она расположена высоко, и им придется научиться выращивать другие растения, но все равно замечательное место.

— Много следов. — Кеокотаа указал назад, в ту сторону, откуда мы пришли. — Я нашел старую тропу. По ней и сейчас ходят индейцы. Может, им не понравится, что мы поселимся здесь.

— Коунджерос?

— Не коунджерос. Скорее всего, юты. Живут в горных долинах. Очень сильные.

Место, которое мы нашли, мне сразу понравилось. Долина уже покрывалась зеленью, и по разнообразию растений можно было сказать, что почва здесь весьма плодородна.

— Дальше мы не пойдем, — решил я, — остановимся и разобьем лагерь.

Место меня устраивало и с точки зрения обороны. С восточной стороны лагерь защищали горы. Он хорошо снабжался водой.

Как только мы разбили лагерь, несколько начи отправились на охоту.

— Надо узнать, далеко ли до реки. — Я хотел отправиться завтра.

— Ты остаешься, я иду, — настаивал Кеокотаа. Пришлось с ним согласиться.

Мне очень хотелось посмотреть места к северу от лагеря, но строительство форта — на случай повторного нападения — было важнее.

Речка вытекала из каньона и несла свои полные воды вниз, в долину, в одном месте она бросалась со скал, образуя небольшой водопадик, фута в три высотой. Возле него на ровной высокой площадке, ограниченной несколькими валунами и лесом, мы решили поставить крепость.

Вместе с двумя мужчинами начи я приступил к строительству временного укрытия, которое послужило бы нам, пока мы не построили более прочное жилье.

Охотники принесли двух оленей и несколько диких куриц. К этому времени мы уже соорудили навес для ночевки. Протащили между валунами несколько стволов мертвых деревьев создали некое подобие стены.

Ичакоми работала наравне со всеми, а меня избегала. Когда я пытался заговорить с ней, она поворачивалась и уходила. Раздраженный, я решил: пусть получит то, чего хочет. Теперь и я избегал ее.

Кеокотаа мы ждали только через день или два, так что другой вопрос пока не возникал.

Спал я плохо. Всю ночь вертелся, совсем не выспался, утром поднялся, взял оружие и пошел вверх по каньону.

Это был довольно глубокий каньон, ведущий прямо в горы. На дне его лежал снег, а валуны возле реки покрывал лед. Я вернулся, когда уже смеркалось, подошел к костру выбрал себе кусок мяса и пристроился поужинать.

Напротив меня сидела Ичакоми.

Она помолчала, потом спросила:

— Кеокотаа пошел искать дорогу?