Вторая кожа

      - Совсем нет, мне кажется, что это хорошо, - сказала Веспер. - Хорошо, что ты теперь стал ценить ее. Ей бы это понравилось, тебе не кажется?
      - Не знаю, - ответил Чезаре грустным голосом. - Я думаю о том случае, когда я накричал на нее в машине. По правде говоря, не просто накричал дал ей пощечину, сильно ее ударил. Причинил ей моральную и физическую боль. Я знаю это, чувствую, - он стукнул себя кулаком в грудь, - мне говорит об этом мое сердце.
      - Но теперь ты жалеешь о своем поступке?
      - Конечно, жалею. Бог мой, каким же чертовым зверем я был тогда, пытаясь быть похожим на отца, он исчез, а мне пришлось стать во главе семьи, больше некому было. Мой брат Мик даже не думал о том, чтобы заняться делами, он всегда много о себе воображал.
      "Мик Леонфорте! - подумала Веспер. - Какая роль у него в этой семье тогда и теперь?" Она собралась было направить мысли Чезаре по этому руслу, но он неожиданно поднялся, подошел к рулевому колесу и включил зеленые ходовые огни. Эта внезапная вспышка активности порвала тонкую связующую нить, и Веспер потеряла контакт с ним.
      - Видишь что-нибудь там? - Он схватил бинокль и стал вглядываться в тьму.
      Девушка подошла к нему, но единственное, что ей удалось рассмотреть, были две красные искорки.
      - Что это такое, ходовые огни?
      Чезаре ухмыльнулся:
      - Умница. Да, мы должны встретить там катер.
      - Мне приятно, что ты взял меня с собой.
      - Не обольщайся, - сухо сказал он. - Это идеальное место для того, чтобы избавиться от трупа. Акулы позаботятся, чтобы от него ничего не осталось.
      У Веспер екнуло сердце.
      - И ты хочешь сделать это со мной?
      - Сперва хотел. - Чезаре опустил бинокль. - Но теперь у меня появилась другая идея. Все будет зависеть от того, поверю я твоей истории или нет.
      Ситуация начала складываться для Веспер неудачно, и она это хорошо понимала. Девушка взобралась на поручни и начала балансировать на них, широко расставив руки.
      - Тогда столкни меня. Ты сказал, что это продлится недолго.
      Красные ходовые огни приближались, и был уже слышен отдаленный шум двигателей.
      - Нет. Я хочу, чтобы ты подумала, что тебе угрожает.
      - Зачем думать? Сделай это сейчас. Не медли. Ты сможешь вернуться к своей жизни и забыть обо мне.
      Пока Бэд Клэмс изучающе рассматривал девушку, к их судну подошел катер, и на нем выключили моторы. Слышались только всплески бьющихся о борт волн.
      - Я любопытен, - ответил он. - Хочется узнать, не навешала ли ты мне лапшу на уши.
      - И это все?
      - И, кроме того, я не хочу забывать о тебе.
      Она вдруг угадала истинный смысл этих слов, хотя он сам в данный момент, может быть, и не понимал его. "Я не хочу забывать о Джеки", - вот что хотел он сказать.
      - Ты обидел меня, - сказала Веспер. - Я не одна из твоих шлюх. Ты решил разыграть здесь спектакль, объявить, что собираешься сбросить меня в воду, и посмотреть, как я буду трястись от страха? - Она повысила голос: Тебе это кажется забавным?
      - Поставь себя на мое место, - возразил он. - Что если ты просто подставка?
      - Ты все тот же чертов зверь, которым был, когда ударил свою сестру.
      - Ну ладно, хватит, детка. Кончай этот спектакль.
      - Тебе нравится засирать мне мозги, ты садист!
      - Перестань, ради Бога, не говори таких слов.
      - А почему бы и нет, черт побери? - Веспер, конечно, знала почему. Можно было поклясться, что хорошо воспитанная Джеки таких слов не употребляла. - Ты же не стесняешься в своих выражениях? Ты вывел меня из себя. Как я после этого могу себя чувствовать?
      - Ну ладно, ладно... - Чезаре пожал плечами, шагнул к девушке, обхватил руками, и она позволила ему снять себя с поручней. Он прижал ее к себе и начал целовать в щеки, глаза, лоб. Очень осторожно и нежно. Потом его губы встретились с ее губами, их языки на мгновение нашли друг друга.
      Из темноты кто-то негромко окликнул Чезаре, и он опустил Веспер на палубу.
      - Дело прежде всего, - шепнул он и нежно коснулся ее щеки.
      Девушка понимающе кивнула:
      - Я спущусь вниз.
      Она повернулась, чтобы идти, но Чезаре схватил ее за руку.
      - Нет, останься здесь. - Он аккуратно и умело закрепил на борту брошенные ему причальные концы. - Ты сказала, что бывала в деле.
      - Я действительно была в деле, - яростно прошептала она, наблюдая за худым как щепка человеком, карабкающимся на борт из маленькой резиновой лодки.
      - Ладно, ладно. - Бэд Клэмс снова повернулся к ней. - Я хочу знать твое впечатление об этом сукином сыне.
      Веспер повернулась и взглянула на дрейфующий по правому борту катер береговой охраны. Огни на нем не горели, что было весьма необычно. Она поискала опознавательные знаки и увидела номер: CGM-1176. Тощий человек был одет в форму лейтенанта береговой охраны. В руках у него была сине-белая нейлоновая спортивная сумка.
      - Чезаре, - сказал он. Растянутые в улыбке губы обнажили множество золотых зубов. У лейтенанта были близко посаженные и беспокойные, как у грызуна, глаза, а у правого плеча виднелась выпуклость, как будто под мышкой у него был пистолет.
      - Мило. - Чезаре приветственно поднял руку. - Это Веспер. Она проверит товар. Ты не против?
      Мило пожал плечами.
      - По мне так можешь давать на проверку хоть папе римскому. Мне наплевать.
      Лейтенант расстегнул молнию куртки и вытащил оттуда прозрачный пластиковый пакет, наполненный белым порошком. Веспер взяла пакет и нож, который ей передал Чезаре, сделала на пакете маленький крестообразный надрез, набрала немного порошка на лезвие и попробовала на вкус. Потом повернулась, сплюнула и, пристально посмотрев на Чезаре, кивнула.
      - Давай сюда, - сказал он.
      Товар перегрузили за пять минут, Бэд Клэмс сходил за дипломатом, в котором, как догадывалась Веспер, были деньги за кокаин. Повернувшись спиной к Мило, она шепнула Чезаре:
      - Пока не плати ему. Смотри на меня.
      - Тут все? - спросила девушка, когда Мило отсчитал последнюю из ста пятидесяти сумок.
      - Да, - подтвердил он. - Давайте деньги.
      - Минуточку, - возразила Веспер и, встав на колени, вытащила из кучи сумок две наугад.
      - Что она делает? - слегка занервничал Мило. - Пора заканчивать.
      - Проверяю товар, - сказала девушка, расстегивая сумки.
      - Ты уже сделала это, - криво усмехнулся Мило и взглянул на Чезаре. С каких это пор ты позволяешь бабам лезть не в свое дело, Бэд Клэмс?
      - Заткни пасть, - отрезал Чезаре, и Мило увидел в его руке автоматический пистолет.
      - Господи Иисусе, - крикнул он, - полегче, черт побери. Я не хотел сказать ничего плохого.
      Веспер поднялась и предусмотрительно отошла с линии огня.
      - Сумка слева в порядке. А в правой подмешано кое-что действительно опасное - мышьяк.
      Чезаре поднял пистолет и кивнул головой лейтенанту.
      - Ну-ка, давай!
      Мило опустил мизинец в правую сумку, лизнул кончик и кивнул с удивленным выражением лица.
      - Черт меня побери, если она не права.
      Бэд Клэмс подскочил к лейтенанту и ткнул дуло пистолета под его подбородок.
      - Признавайся, сукин сын, ты собирался надуть меня? Говори правду, иначе скоро запоешь как канарейка. - Глаза Чезаре налились кровью, как у бешеного животного, его охватил приступ горячей, неуправляемой ярости. Отвечай, паршивый хорек!
      - Господи Иисусе, не будешь же ты убивать посредника, потому что тебя надули? Бога ради, я же не поставщик. Кроме того, ты же знаешь - наркотики не моя специальность. Я не прикасался к твоему зелью и убью любого, кто скажет иначе. - От страха у Мило перехватило дыхание. - Клянусь, я впервые слышу об этом.
      Чезаре выпрямился и, глубоко вздохнув, посмотрел на Веспер. Она кивнула головой, показывая, что верит в правдивость слов лейтенанта.
      Бэд Клэмс был несколько разочарован. Ему хотелось немедленно удовлетворить свою жажду мести, Веспер поняла, что у него руки чешутся заняться посредником.
      - Ладно, - наконец сказал он и отпустил Мило. Тощий человек был весь мокрый, колени у него подгибались. Он увидел, что был близок к смерти.
      - Кто-то хочет меня наколоть, Мило. - Чезаре все еще сжимал пистолет, но теперь опустил его дулом вниз. - Погоди, передача денег ведь назначена на завтра, верно?
      Лейтенант молча кивнул.
      - Тогда и поговорим.
      Мило немного отдышался:
      - А пока я избавлюсь от этой отравы. Пусть ее попробуют акулы.
      - Заткни пасть, - отрезал Чезаре. - Кто ты такой, чтобы решать? - Он указал на сумку с мышьяком: - Возьми это с собой и позаботься, чтобы завтра она была на лодке. Я поеду с тобой.
      - Вы, конечно, босс, но...
      - Пшел вон отсюда! - крикнул на него Чезаре, и тот поспешил ретироваться.
      Когда они остались одни, Веспер повернулась к Чезаре. Глаза ее сверкали.
      - Ты разыграл комедию, - возмутилась она. - И устроил мне испытание.
      Он пожал плечами:
      - Да, но разве ты можешь меня в этом винить? Когда мне на голову с неба сваливается слишком хорошая баба, чтобы в это можно было поверить, я начинаю задумываться: почему это произошло? А тебе такие мысли в голову не приходят?
      - Нет, - ответила девушка.
      - Отлично. К тому же ты, кажется, оказала мне большую услугу, указав на зелье с мышьяком. - Он вскрыл пенопластовую коробку, в которой была еда и бутылки с охлажденным шампанским. - Давай поужинаем. Я проголодался.
      Розовое и ядовито-зеленое неоновое свечение Токио пульсировало подобно сердцу гигантского генератора. Но здесь, внутри современной железобетонной оболочки Карасумори Джинья, окрестности синтоистской святыни были залиты светом сохранившихся с девятнадцатого столетия фонарей, которые отбрасывали колеблющиеся круги туманного света. Несмотря на нависающую громаду небоскреба Нью-Синбаси, окружающие Джинью узкие аллеи мысленно возвращали посетителей в иной Токио, во времена, когда война и последовавшее экономическое процветание еще не изменили облик страны.
      - Сейчас Япония живет без политического лидера, - сказал Микио Оками. - В бурном море экономического хаоса она движется без руля и ветрил. Природа не потерпит этого, как и любую прочую пустоту.
      - Но вы мне сказали, что в настоящий момент бесспорного кандидата на пост премьер-министра нет.
      - Тогда не было, - ответил Оками, вышел из светового круга и вступил в темноту. - Сегодня коалицией в качестве компромиссной кандидатуры был выдвинут Кансаи Мицуи.
      - Я его не знаю.
      - Неудивительно. Вне круга политиков он мало кому знаком. Но этот человек опасен. Он, например, утверждает, что все обвинения в "нанкинском изнасиловании" сфабрикованы. - Оками имел в виду наиболее печально известное - и жестокое - военное преступление японской армии. В 1937 году японские солдаты уничтожили сотни тысяч китайских мирных жителей. Более двадцати тысяч женщин были изнасилованы, а город сожжен дотла. Одиннадцатью годами позже военный трибунал приговорил командующего японскими войсками в Нанкине к смертной казни.
      - Кансаи Мицуи - деконструктивист чистейшей воды, - продолжал Оками. Он хочет переделать историю на свой лад. Например, он нападал на прошлого премьер-министра за попытки залечить раны войны в Тихоокеанском регионе и утверждал, что наше вторжение на азиатский материк необходимо рассматривать как акт освобождения. Он отрицал, что Япония хотела расширить свою территорию, и настаивал на том, что мы просто защищали азиатский материк от колониальной агрессии Запада. Кроме того, и об этом тоже мало кто знает, Мицуи поддерживает Тецуо Акинагу. Это, однако, имеет второстепенное значение. Акинага обречен провести остаток своих дней в тюрьме.
      Глаза Николаса сверкнули.
      - Как раз сегодня я получил известие, что наш старый приятель Тецуо через несколько дней выйдет на свободу. Адвокаты вытащили его, воспользовавшись некоторыми следственными неувязками.
      - Акинага будет освобожден?
      - У него есть свой человек или люди в токийской прокуратуре, - ответил Николас. - Я разговаривал с Танакой Джином. Он хороший человек, высококвалифицированный и преданный своему делу следователь. Именно он вел дело Акинаги. Так вот Танака Джин полагает, что процесс был сорван кем-то из его коллег. Может быть, вы попытаетесь разобраться во веек этой истории?
      Оками недобро усмехнулся:
      - С превеликим удовольствием.
      Они прошли мимо местного музыканта, который начал наигрывать какую-то мелодию. Музыка мешала разговору, и они поспешили отойти подальше, но навязчивая мелодия еще долго их преследовала.
      - Насколько опасен этот человек, Мицуи? - спросил наконец Николас.
      - Это мы еще увидим, - ответил Оками. - Несомненно, однако, что наибольшую опасность представляет сам Акинага. Хочется посмотреть, хватит ли у него влияния на то, чтобы протащить Мицуи на этот пост.
      - Тогда уже будет поздно что-либо предпринимать.
      - Отнюдь нет. Ключевой фигурой является Акинага. Без него Мицуи станет очередным слабым, недееспособным премьер-министром. Сейчас, мне кажется, надо подождать, пусть Акинага лезет из кожи вон ради своего ставленника.
      - Хочу с вами поделиться еще одной проблемой, с которой я сегодня столкнулся дважды. - И Николас рассказал Оками, что с ним произошло во время встреч с Хоннико и Танакой Джином.
      - Никогда не слышал, чтобы Акшара проявляла себя подобным образом, явно встревожился оябун.
      - Но эти ощущения отличались от Акшары, - пояснил Линнер, но не рассказал Оками о том, что в доме Куртца почувствовал присутствие двойника. Сначала решил сам во всем разобраться.
      - А на что это было похоже?
      - Трудно сказать, - ответил Николас. - Небо как будто плавится, слышишь жужжание миллионов пчел. - Он покачал головой. - Я знаю, все это звучит как бред сумасшедшего.
      - Не совсем, - сказал Оками. - Полагаю, нам нужно попытаться устранить внутренние повреждения. - Он протянул руку. - Вы готовы?
      Николас кивнул, хотя после всех треволнений последних дней ожидал этого сеанса со всевозрастающим чувством беспокойства. Стоя абсолютно неподвижно, он прислушивался к звуку городского шума, который сначала стал неестественно громким, затем, по мере того как реальность утекала в пространственную дыру, замер где-то в отдалении.
      - Хорошо, - сказал Микио Оками, - впитывайте в себя ночь.
      Откинув голову, он наблюдал за Николасом, всматриваясь в бездну, которой была Акшара. С каждым биением сердца огни Токио отодвигались все дальше и дальше и наконец совсем растворились в пустоте.
      - Входите в Акшару глубже, до тех пор, пока не начнете видеть темные структуры. Это Кшира.
      Кшира была дорогой тьмы, другой половиной тау-тау, половиной, о которой почти никогда не говорилось, потому что те, кто отваживался на попытку овладеть ею, умирали или сходили с ума. Так получилось с Канзацу, сенсеем тау-тау Николаса, который и привнес в его мозг таящиеся, подобно бомбам с часовым механизмом, частицы Кширы.
      Николас знал, что Оками обладал корёку - озаряющей силой. В преданиях древних адептов тау-тау говорилось, что корёку было единственным путем к сюкен - власти, в которой обе половины тау-тау могли объединяться в действенное целое. Однако другие уверяли, что сюкен - не более чем миф, что Акшара и Кшира не могут слиться воедино.
      Николас горячо верил в существование сюкен. Что ему оставалось делать? В противном случае Кшира, эта разрушительница душ, могла когда-нибудь одолеть и свести его с ума, как когда-то Канзацу.
      Внезапно он ощутил, как желатинообразный небосвод сковал его тело, услышал миллион голосов, говорящих на незнакомых языках в самом центре мозга. Такое уже происходило с ним сегодня. Приближалась Кшира...
      - Нет, - резко приказал Оками, - не выходите из тау-тау. Вы только притянете темные структуры ближе, и, если они проникнут в ваше сознание, от них уже не отделаться.
      Глубоко погрузившись в похожее на транс состояние, Николас не замечал ни времени, ни пространства. Он существовал как искра света в безразмерной пустоте. Окружающий его космос дышал подобно притаившемуся в чаще зверю, но вместо того, чтобы чувствовать себя защищенным броней Акшары, он ощущал в этом космическом вакууме копошение структур Кширы. Когда-то ранее они казались ему почти безобидными, просто отдаленными облачками на безграничном горизонте. Теперь же они кружились вокруг него с такой скоростью, что заслоняли все более увеличивающиеся участки окружающей его пустоты и ухудшали ментальную видимость. Николас знал, что осталось совсем немного времени до того момента, когда они сольются воедино, чтобы образовать вокруг него непрерывное кольцо, которое перекроет ему доступ к Акшаре, и все, что он в состоянии будет ощущать, это их черную тяжесть, а потом наступит сумасшествие.
      Внезапно его психический взор привлекла непонятно откуда возникшая сверкающая колонна света, от которой время от времени отходили волокна. Они касались кружащихся в его мозгу черных осколков Кширы. За этим светом он мог чувствовать психическое присутствие Оками. Они уже проделывали это примерно неделю назад, когда вновь встретились в Венеции. И все же Кшира продолжала свирепствовать в Николасе, в самое неподходящие моменты психически ослепляя его, мешая Акшаре так сильно, что приводило его почти в панический ужас.
      И этот страх еще более усиливался, когда он вспоминал о том, что произошло в лесу Ёсино три недели назад, когда он и Тати Сидаре, молодой оябун якудзы, с которым он подружился, попытались наладить подобный психический контакт. Тати тоже обладал корёку, но когда попытался установить контакт, Николас поймал обрывки его мыслей: "Не могу. Что-то... не пойму... - На его лице появилось какое-то странное выражение. - Эта Кшира так сильна..." И Тати сдался. Через несколько мгновений его убили, и Николас так и не узнал отгадки. Неужели Кшира Николаса была слишком сильна для Тати? Но как это могло быть? Корёку должно было справиться с Кширой.
      Внутри колонны света стало возникать лицо Оками - может быть, сейчас он получит ответ на этот вопрос?
      Николас почувствовал психическую эманацию, исходящую от этого источника света, и потянулся ей навстречу. Заряженные корпускулы вступили во взаимодействие с его психикой, и он ощутил на коже жар и какое-то шевеление, как будто по ней ползали насекомые или выступили капельки пота.
      Теперь, когда Линнер начал двигаться к этому колоннообразному световому водовороту, в нем, подобно ирисовой диафрагме, начало открываться отверстие. Оно было готово принять Николаса, и его охватил буйный восторг. Наконец-то он начал свой путь к интеграции; наконец-то одолевавшая его темная сила Кширы успокоится! Но в тот момент, когда он уже попал в объятия этих частиц света, до него, как и в случае с Тати, донеслись мысли Оками: "Нет, нет... Слишком сильно... Не могу удержать связь... Все охлопывается... Выходите! Скорее! Ничего не вышло. Выходите!"
      Связь Николаса с Акшарой прервалась, как будто щелкнула растянутая резинка, и его отбросило обратно в реальное пространство и время. Задыхаясь, он скорчившись сидел на земле святилища, и неоновое свечение Токио окружало его как некий искусственный Млечный Путь.
      Все еще в тумане от столь внезапного разрыва контакта с Акшарой, Линнер огляделся по сторонам в поисках Оками и увидел, что тот лежит на земле. Николас с трудом дотащился до него, прислушался к дыханию, проверил реакцию глазных яблок под закрытыми веками. Оками был без сознания. Внезапно у него начались судороги. Кровяное давление подскочило. Что же произошло в кокоро? Что видел Оками? Почему он потерял контроль над световой колонной, над корёку, оказался в шоковом состоянии? Не по той ли таинственной причине, которая заставила Тати так внезапно прервать с ним психический контакт? Может быть, Канзацу каким-то образом психически отравил его? Он должен узнать правду.
      С помощью Акшары Николас направил свою психическую энергию в кровеносную систему Оками, чтобы помочь ему выйти из шока, унять судороги и поскорее привести в сознание. Затем он снизил уровень адреналина в крови и заставил организм кайсё выработать нужную комбинацию нейропептидов.
      Вскоре Оками затих, судороги прекратились, и он открыл глаза.
      - Как вы себя чувствуете, Оками-сан?
      - Усталым. - Он постарался улыбнуться, но это ему удалось плохо. - Я уже не так молод, как когда-то.
      - Вам девяносто.
      - Кто вам это сказал? Челеста? - Он облизал пересохшие губы. - Даже она не знает, сколько мне лет на самом деле. И слава Богу. - Он махнул рукой. - Помогите мне подняться, пожалуйста.
      Но стоило Николасу попытаться это сделать, как кайсё схватился за голову и застонал. Пришлось осторожно уложить его обратно на землю.
      - Что вы со мной сделали? Такой концентрации эндорфина в крови у меня не было с тех пор, как мне исполнилось семьдесят.
      - Вы бились в жестоких конвульсиях, - сказал Николас.
      - Я этого не помню.
      Пока Оками, ровно и глубоко дыша, погрузился в прану, продолжая процесс очистки организма, Николас заботливо наблюдал за ним.
      Наконец старец открыл глаза и пристально взглянул на Николаса.
      - Не думаю, что смогу вам помочь, мой друг, хотя мне очень бы хотелось.
      "Лучше бы я этого не слышал", - подумал Николас.
      - Но вы владеете корёку. Это же единственный путь к интеграции. Вы были моей последней надеждой.
      - Будем молиться Богу, каждый своему, чтобы это оказалось не так, вздохнул Оками. - Потому что в противном случае вы обречены. - Он с трудом встал и ухватился за Николаса. - Видите ли, все это время вы носили в себе Кширу, но не имели к ней доступа. Я тоже не смог подобраться близко. Когда я попробовал сделать это, то чуть было не умер. И судя по тому, что вы рассказывали мне о вашем с Тати Сидаре опыте, он тоже оказался в тупике. Из всего этого можно сделать вывод, что корёку - озаряющая сила - помочь вам не может.
      Николаса охватил ужас.
      - Но что же мне делать, Оками-сан? Я больше не могу терпеть внутри себя Кширу. В последнее время я чувствую, как растет ее сила. На мою душу легла тень.
      - Я знаю, мой друг, и сочувствую вам. Но с Кширой можно обращаться лишь вполне определенным образом, иначе это приведет к тому же результату, что и обезвреживание мины без знания ее устройства. К катастрофе. - Он печально покачал головой. - Жаль, что Канзацу, обучавший вас сенсей, умер. Он был единственным человеком, который знал, как вам помочь. - Оками плюнул на землю. - Какой это был извращенный, дьявольский ум. Он должен был от всей души ненавидеть вас, чтобы сотворить с вами такое.
      Старик прошелся на негнущихся ногах.
      - Пойдемте. Пора уходить отсюда. Психическое эхо чуть было не случившейся катастрофы беспокоит меня.
      Когда они вышли на толкотню западного Синбаси, Оками взглянул на пепельно-серое лицо Николаса:
      - Я слишком стар и утомлен, чтобы помочь вам, но не теряйте надежды, Линнер-сан. Я знаю, что ответ существует. И где-то есть кто-то, обладающий средствами, с помощью которых вы сможете выйти из этой необычной тюрьмы.
      НЬЮ-ЙОРК - ТОКИО
      - Все в порядке?
      - Мама уснула, - ответила Франсина Гольдони де Камилло.
      - Да, я знаю, - сказал Пол Чьярамонте. - Я дал ей кое-что, чтобы она смогла отдохнуть.
      В салоне частного самолета было темно и холодно. Они сидели на скамьях напротив друг друга, а за маленькими поцарапанными стеклами проплывали жутковато выглядевшие при свете луны облака. Фрэнси постаралась приободриться, успокоить болезненно сжимающееся сердце. Потихоньку передвигаясь по скамейке, девочка наконец почувствовала тепло материнского плеча и немного успокоилась.
      - Куда ты нас везешь?
      Глаза Пола сверкнули в полутьме салона.
      - На юг, - сказал он. - Там тепло. Тебе понравится. Плавай сколько влезет, а может быть, и серфингом займешься.
      - Кого ты хочешь обмануть? - спросила Фрэнси. - Ты везешь нас к Бэду Клэмсу.
      Пол некоторое время молча смотрел на нее.
      - Ты умненькая девочка.
      - Не разговаривай со мной так, - ответила она. - Мне давно не семь лет.
      - Вижу. - Он посмотрел на нее оценивающим взглядом. - Ты, кажется, уже выбросила свой детский лифчик?
      - Они тебе нравятся? - Она слегка выпятила груди.
      Он пожал плечами:
      - Почему бы и нет?
      Фрэнси улыбнулась:
      - Хочешь потрогать?
      Пол подскочил, как будто она ткнула его горящей сигаретой.
      - Господи Иисусе, девочка, что за вопросы ты задаешь?
      - Там, на Шипсхед Бэй, ты вел себя по-другому.
      Он отмахнулся:
      - Я вышел из себя. Разве не было от чего? Твоя мать виновата в смерти двух моих людей.
      - Они хотели увезти нас.
      - И заставила убить фараона. Понимаешь ли ты это? Теперь я засветился в Нью-Йорке. Если убьешь чертова фараона и попадешься, ты человек конченый. Они запрут тебя и выкинут ключ подальше.
      - Он только хотел защитить нас.
      Пол взглянул на нее с выражением, которое можно было бы назвать невольным уважением.
      - Сколько тебе лет, семнадцать?
      - Почти.
      Пол фыркнул:
      - Хочешь выглядеть на двадцать восемь? Послушай моего совета, девочка, охолонись немножко. У тебя масса времени для того, чтобы вырасти, не обязательно делать это за один день.
      Фрэнси задумалась на некоторое время.
      - Почему ты усыпил мать, а не меня?
      - Знаешь что, с тобой надо держать ухо востро.
      - Почему ты хотел поговорить со мной наедине?
      Пол отгрыз кусок ногтя.
      - Ты мне нравишься. Ты задаешь прямые вопросы, не мямлишь, поэтому я отвечу тебе откровенно. Понимаешь, твоя мать, должно быть, ненавидит меня за все, что случилось. Кроме того, я с ней немного грубо обошелся, просто рассвирепел, и теперь жалею об этом. Поэтому я знал, что она меня не станет слушать; что бы я ей ни сказал, она пошлет меня к дьяволу и, полагаю, будет права. И я подумал, что с тобой может получиться по-другому. Тебе все-таки уже почти семнадцать, и ты, может быть, выслушаешь меня.
      - Я выслушаю тебя, - сказала Фрэнси, - если ты не будешь врать. А иначе можешь убираться к черту.
      - Ну что ж, это я тоже уважаю. - Он опять закусил ноготь. - Ты когда-нибудь встречалась с Бэдом Клэмсом?
      - Нет.
      - Ну ладно. - Он огляделся вокруг, как будто хотел спросить еще что-то. - Эй! - Он вдруг вскочил с места, заставив ее вздрогнуть. - Ты голодна? Если хочешь, я приготовлю спагетти.
      Фрэнси огляделась:
      - Разве на самолете есть кухня?
      - Конечно, а ты как думала? Только она называется камбузом, как на корабле. - Он прошел в конец салона и зажег свет в нише, в которой был устроен отделанный нержавеющей сталью камбуз.
      - А разве здесь нет других пассажиров?
      - Нет. Сама понимаешь, этот рейс особый.
      Пол достал пачку спагетти и поставил кипятиться воду на двухконфорочную электрическую печь. Потом занялся приготовлением соуса из томатной пасты, тушеных помидоров, петрушки и лука.
      - Добавить немного лука и перца, и все будет в порядке, - сказал он и поставил кастрюлю с соусом на вторую конфорку.
      - А что с твоей ногой? - спросила Фрэнси.
      Пол машинально посмотрел вниз, на свою искалеченную ногу.
      - Я попал под машину, давно, когда был еще мальчишкой. В 1962 году в Астории, где я тогда жил. - Он помешал соус и покачал головой. - Знаешь, все произошло как-то странно, как во сне. Если бы не моя нога, я точно решил бы, что это был сон. Я увидел машину, мчавшуюся по улице, и сразу понял, что сейчас произойдет что-то ужасное. Она ехала прямо на ту девушку. Я как раз смотрел на нее, потому что, Бог мой, как она была красива! Я крикнул, и девушка обернулась, потом как в кино бросился с тротуара, надеясь спасти ее, но машина сломала мне бедро и лодыжку.
      - А что случилось с девушкой?
      - Она умерла, - сказал Пол. - Я долго пробыл в госпитале. Мне сделали три операции, но так и не смогли вылечить до конца. Сказали, что я еще счастливчик, потому что вышел на двух ногах. Пытался выяснить, что случилось с девушкой, но мне сказали, что она не выжила. Ее уже похоронили. - Он показал на плиту: - Эй, взгляни, спагетти готовы. Знаешь, самое главное их не переварить.
      - Да, - ответила она, - я знаю.
      Он только махнул рукой:
      - Так все говорят. Но самый большой секрет заключается в том, как приготовить настоящий соус. - Он взглянул на нее и был разочарован, увидев, что она даже не улыбнулась. - Ты боишься?
      Она помедлила с ответом.
      - Наверное, немного боюсь. Я много слышала о Бэде Клэмсе.
      Пол фыркнул:
      - Кто же о нем не слышал? - Он покачал головой. - А ты знаешь, как он получил это прозвище?
      Фрэнси отрицательно мотнула головой.
      - После того, как он убил первого своего парня - работа на заказ, понимаешь? Парень обедал в ресторане, а Чезаре вошел, прицелился и - пух! прикончил его. Потом, как будто у него совсем не было нервов, посмотрел на парня, который уткнулся лицом в тарелку спагетти под белым соусом из морских моллюсков, и сказал: "Должно быть, моллюски тухлые". - Пол рассмеялся. - Господи Иисусе, представляешь себе картинку? После этого он и получил прозвище "Тухлые моллюски". Вот что значит "Бэд Клэмс". Смешно, правда?
      Однако Фрэнси даже не улыбнулась.
      - Ты немного испугана, это естественно. Но послушай, девочка, с тобой не случится ничего плохого.
      - Откуда ты можешь знать?
      - Просто знаю, и все тут. - Пол опрокинул содержимое кастрюли в дуршлаг, который держал над маленькой раковиной. - Я много чего знаю. - Он вытряхнул спагетти обратно в кастрюлю, добавил соус и перемешал.
      - Прекрасно, - прокомментировал он. - Хорошо приготовить спагетти это искусство. - Он выложил еду в две тарелки. - Ничто лучше этого не восстанавливает силы. Так всегда говорила моя мать. - Он подал девочке одну тарелку вместе с вилкой и столовой ложкой. - Жаль, что у меня нет свежевыпеченного хлеба.