Черный клинок

      Одно время ученые клиники чрезвычайно обрадовались, добившись в результате лабораторных работ определенных успехов по культивированию синтезированного человеческого гормона, схожего с искусственным инсулином "фактор-1". Это сложное соединение протеина, как поначалу показалось, способствовало восстановлению мускульного тонуса и омоложению внутренних органов у пожилых людей. Результатом шестимесячного курса лечения синтетическими гормонами стало то, что стрелка "часов жизни" пациентов как бы повернулась вспять и они ушли на целых двадцать лет в прошлое.
      А затем начали проявляться побочные эффекты: инфаркты, диабеты, почечная недостаточность и даже странное и диспропорциональное увеличение рук и лица. Тогда врачи-исследователи изменили технологию получения искусственного инсулина типа "фактор-1", что стало сдерживать развитие побочных явлений.
      И вот теперь, когда Торнберг вошёл в прохладный, затененный зеленым стеклом и отделанный мрамором вестибюль клиники, он снова почувствовал тлетворный запах смерти, который проникал всюду. Сам воздух, казалось, загустел и стал походить на атмосферу индустриального города. В клинике смердело, словно на поле боя или в какой-то скотобойне.
      Торнберг заметил, как раздуваются прекрасные ноздри Тиффани, как тяжело и быстро вздымается ее грудь.
      - Минувшей ночью мне снилось это место, - сказала она. - Знаешь ли, милый, мне всегда снятся сны накануне приезда сюда. Как ты думаешь, что бы это значило?
      - Понятия не имею, - ответил Торнберг, поздоровавшись кивком головы с охранниками, сидящими позади высокого пугающе черного деревянного помоста. Они знали его в лицо не только потому, что он частенько наведывался сюда, но и потому, что он лично принимал их на работу, как, впрочем, и всех других сотрудников клиники.
      - А какой сон?
      - Будто я совсем голая, - стала рассказывать Тиффани. - Я всегда в своих снах бываю голой, когда мне снится клиника. Двое мужчин в белых халатах вкололи мне физиологический раствор, и вскоре я превратилась в лягушку, обыкновенную зеленую лягушку, сидящую и квакающую на огромном листе водяной лилии.
      - Хочешь знать, что это такое?
      В этот момент автоматически открылись двери крайнего лифта с левой стороны, и Торнберг, взяв под руку Тиффани, ввел ее в кабину. Двери автоматически закрылись, и, хотя Торнберг даже не нажал кнопку, лифт доставил их вниз, на глубину трехэтажного здания, к скальному основанию местности.
      - Нет, еще не все, - продолжала рассказывать Тиффани. - Там и ты тоже был - этакий маленький розовый мальчик на кривых ножках. Я увидела тебя, и у меня язык стрелой вылетел изо рта, ну ты знаешь, такой длинный, тонкий, какой обычно бывает у лягушек, я поймала комара и слопала его. Он нажрался крови, а я догадалась, что он укусил тебя и это твоя кровь, поэтому я напилась твоей крови и еще подумала, а не сделаюсь ли я от этого плотоядным существом (Тиффани была ревностной вегетарианкой). Сон, конечно, не из приятных. А после этого мне это место больше не снилось.
      - Прости меня, дорогая, - отреагировал Торнберг, похлопывая жену по ее прекрасной руке, - но, прежде чем ты узнаешь, в чем тут дело, все это кончится.
      Он широко улыбнулся, увидев женщину с седовато-пепельными волосами, и воскликнул:
      - О, доктор Шепард! Вы, как всегда, приходите вовремя.
      Доктор Шепард - стройная гибкая женщина с густыми посеребренными сединой волосами и слегка накрашенными губами - лишь рассмеялась. Светлые глаза и элегантные очки придавали ей вид озабоченного заумного врача. С самого рождения она отличалась острой наблюдательностью.
      - Мистер Конрад, вы ведь прекрасно знаете, что охрана сразу же сообщает нам о вашем прибытии. Мы всегда готовы встретить вас и как нашего дорогого пациента.
      Тут она обратилась к супруге Торнберга:
      - Как мы себя чувствуем теперь, дорогая Тиффани?
      - Прекрасно, как я полагаю.
      - Нет ли болей в животе? Сердцебиения? Не мучают ли запоры? Мочитесь нормально?
      - Да, все, как всегда.
      - Великолепно! - доктор Шепард обняла Тиффани Конрад. - Теперь пройдемте и хорошенько, не спеша, все обследуем. Как? О'кей?
      - А я не превращусь в лягушку или еще в какое-то страшилище? испугалась Тиффани. - Мне приснилось, что я стала лягушкой и наглоталась крови. Человеческой крови.
      - Я бы насчет этого не беспокоилась, - успокаивала ее доктор Шепард. Это значит, что вы все еще никак не привыкнете к диете, которую мы предписали вам. Вы же знаете, что вам необходимо есть хотя бы немного мясной пищи.
      - Мне? Но это же никак невозможно. Я не выношу мяса ни под каким видом.
      Оглянувшись на Торнберга, доктор Шепард подвела Тиффани к медицинскому столу для обследований, покрытому белоснежной бумажной простыней.
      - Снимайте одежду, Тиффани.
      - Хорошо, доктор.
      Тиффани послушно принялась раздеваться, складывая аккуратно одежду на стоящий рядом стул. Затем, без понуканий и уговариваний, покорно улеглась на стол.
      Доктор Шепард тихонько оттянула у нее кожу на ладони между большим и указательным пальцами и стала рассматривать ее на свет.
      - Прекрасный цвет, оттенок. Содержание жира весьма незначительно.
      Открыв обернутую в бумагу папку, она начала что-то записывать в ней шариковой ручкой. Взяв анализы крови в три пробирки, она опечатала их и поставила на металлическую подставку, а потом проделала еще какие-то манипуляции, неведомые Торнбергу.
      - Можно вас попросить выйти со мной на минутку?
      Доктор Шепард молча повела его по коридору и открыла дверь в одну из четырех десятков лабораторий, устроенных в комплексе зданий клиники "Грин бранчес". Там стояли в ряд несколько компьютеров новейшей конструкции. Подойдя к одному из них, она включила его и вставила программу. Торнберг увидел на экране монитора последовательный ряд сложных цветных диаграмм. Они начали перестраиваться, да так замедленно, что ему показалось, будто он наблюдает за живыми существами, а не за невероятно сложными построениями, совершаемыми самим компьютером.
      Доктор повернулась к нему и стала объяснять:
      - Мы беспокоились, как бы у нее не развилось малокровие, потому что анализы показывали недостаток красных кровяных телец. Теперь же по всему видно, что дело идет на поправку.
      Торнберг прекрасно разбирался в людях и сразу сообразил, что доктор Шепард знает что-то еще, но не очень-то расположена об этом рассказывать, поэтому предложил напрямую:
      - Давайте выкладывайте все до конца, доктор. Я приехал сюда не для того, чтобы меня тут обхаживали или вешали мне лапшу на уши.
      - Разумеется, не для этого, - согласилась она. - В последнее время количество белых кровяных телец в крови вашей супруги несколько повысилось. Но, само по себе, из-за этого не следует слишком волноваться.
      "А что, все врачи должны напускать туману и стараться помягче разъяснять свои же диагнозы?" - подумалось ему.
      - По сути дела, - продолжала она, - мы надеемся, что это свидетельствует всего лишь о какой-то незначительной инфекции.
      - Но определенно вам пока ничего не известно?
      - Нет, мистер Конрад, не известно. Вы, должно быть, знаете, что это пока для всех нас... э-э... как бы сказать... неисследованная территория. А учитывая конечные результаты предыдущих экспериментов...
      Торнберг шагнул к ней и бесцеремонно перебил:
      - Вам бы следовало знать, что самое важное здесь - время.
      - Да, да, я понимаю.
      - Понимаете? - насмешливо хмыкнул Торнберг. - Пудрите мне мозги всякими тут медицинскими паллиативами. Наговорили разной чепухи. Доктор, я уже давно вынашиваю мечту найти такой эликсир, который подействовал бы на меня так, будто я хлебнул вина из святого Грааля. А чего по сей день мы добились? Только такого вина, которое, как в той легенде, дает жизнь и тут же отбирает ее. Мертвого тупика - вот чего! - Он подумал о Тиффани, прекрасная смуглая загорелая кожа которой отсвечивала под тонким слоем лосьона. - И все же я еще не опустил руки. В моем возрасте человеку нужно заразиться какой-нибудь великолепной идеей, - он пристально посмотрел на доктора Шепард. - Я хоть и старею, но с ума еще не спятил. У вас достаточно мудрости, чтобы всегда помнить об этом.
      - Я помню, сэр. - Глубоко вздохнув, она снова повернулась к экрану компьютера. - Мне хотелось бы обратить ваше внимание вот на эту диаграмму.
      Торнберг знал более или менее хорошо, что ему нужно. Он лично распорядился, чтобы сотрудники клиники приступили к разработке рациональных лекарств. Это означало, что вместо лабораторных методов проб и ошибок они должны создавать новые лекарства, прежде всего определить молекулярную структуру болезни или непонятного явления, которое нужно излечить, а затем на специально сконструированном для этого компьютере воссоздать эту структуру, причем полностью, со всеми особенностями и характерными чертами. Такой подход позволяет построить на экране специфический ингибитор, предназначенный для исследований изучаемых молекул и позволяющий проводить такие исследования без вредных последствий.
      В данном случае научные сотрудники клиники бились над созданием вещества, которое оказывало бы на человеческий организм особое воздействие. Отчасти они уже достигли кое-чего, разработав искусственный инсулиновый заменитель "фактор-!". Поскольку молекулярное строение вещества невозможно разглядеть даже в самый мощный электронный микроскоп, исследователи клиники разработали метод выращивания гормонов в кристаллизованной форме. Бомбардируя их концентрированными рентгеновскими лучами, они смогли получить преломленную увеличенную модель молекулярной структуры и заложили ее в программу компьютера.
      Результат их просто ошеломил. Оказалось, что в гормонах имеются "пустые места", расположенные на определенных расстояниях друг от друга, где, как убеждены ученые, ранее находились другие, пока неизвестные элементы. Иначе говоря, они полагают, что инсулиноподобный искусственный фермент "фактор-1", взятый у отдельных людей, неполноценен. По истечении времени гормоны каким-то образом видоизменяются, как изменяется и сам человек. Теперь перед исследователями стоит задача найти выпавшее из структуры звено.
      - Вот так выглядит фермент, который, как мы полагаем, обладает наибольшей потенцией. Именно его вводили вашей супруге.
      Пальцы доктора Шепард быстро пробежали по кнопкам клавиатуры, и Торнберг увидел на экране желтоватую ромбовидную фигуру, которая должна входить в "пустое место" в фиолетовой, красной и зеленой сетке, показывающей структуру искусственного гормона "фактор-1".
      - Видите, как ромб прекрасно подходит сюда, - пояснила доктор Шепард. - Ферменты входят в гормоны, как намагниченные. - Она встала. - И они в определенной мере срабатывают. Мы уверены, что они действуют, и вы тоже знаете, потому что видели собственными глазами разительные перемены у вашей жены. - Она сунула руки в карманы своего халата и вздохнула. - К сожалению, мы полагаем, что вернулись к той же самой проблеме, над которой бились, когда получили первые ферменты, породившие у нас столько надежд. Этот медикамент, как и все другие, недолговечен. То есть его эффективность быстро, устойчивыми темпами снижается. А поскольку такое явление неуклонно происходит, то, как мы считаем, могут неизбежно возникнуть отрицательные побочные эффекты.
      - Увеличивается число белых кровяных телец?
      Доктор Шепард прямо посмотрела ему в глаза.
      - Мы должны проверять Тиффани каждый день, поэтому считаю, что ей лучше всего лечь в клинику сейчас же.
      Торнберг смотрел, как медленно гаснет экран наисовременнейшего и, стало быть, наилучшего компьютера - совсем как живое существо.
      "Вода, вода, повсюду вода, - подумал он, - и нельзя принять ни капли спиртного".
      - Черт бы побрал эту проклятую старость! - пробормотал он, а затем отвернулся, чтобы докторша не заметила, как у него в уголках глаз наворачиваются слезы. "Проклятое время, - подумалось ему. - Будь проклято все!"
      Повернувшись снова к доктору Шепард, он спросил:
      - А что, ваши врачи разве не знают, как и что говорить в свое оправдание?
      - Знают, но лишь когда речь идет о смертельном исходе, - стала объяснять доктор Шепард. - На беспредельном же сером пространстве между жизнью и смертью у нас есть лишь испытанные пути успокоения, которыми мы с успехом и следуем.
      - Все равно как плавание под парусом в сплошном тумане, не так ли?
      - Отчасти так, - согласилась она. - Но если вы повторите, я стану категорически отрицать, что соглашалась с вами. Не секрет, что меня и так с треском вышибли из Американской медицинской ассоциации из-за моих еретических высказываний. - Она кротко улыбнулась. - Мы делаем все, что в наших силах, мистер Конрад. Я имею в виду, что за нос никого водить не собираемся.
      - Ну-ну, я и сам хорошо это знаю, - в нетерпении парировал Торнберг. Она определенно нравилась ему: такая элегантная и в то же время прямолинейная. - А теперь я хотел бы вернуться к Тиффани.
      - Сейчас вернемся. Только сначала просветим вас рентгеном и возьмем кровь на анализы.
      Торнберг покорно кивнул головой в знак согласия.
      - Вам, конечно, известно, - начала докторша, сжимая его руку, - что мы снова получили мускульный модуль здорового сорокапятилетнего мужчины.
      - И без всяких побочных эффектов?
      - Ничуть не опаснее доброкачественных полипов, которые мы извлекли из вашей прямой кишки, - успокоила она. - Разумеется, мы используем и другие производные сыворотки, которые применяет ваша супруга. Но, думается, побочные явления происходят из-за отличий в вашей и ее крови.
      - Вы имеете в виду, что у нее группа А, а у меня группа 0-положительная?
      - Нет, не то. В вашей крови имеется какое-то количество мутаций, которые я приписала бы влиянию вашего отдаленного японского происхождения.
      - Доктор, в жилах моей прабабушки - я говорю это с известной долей осторожности, - должно быть, текла японская кровь. Не надо делать скоропалительных выводов и, что еще важнее, даже не помышляйте писать что-либо об этом. Я не хотел бы предавать это гласности. Даже у детей моих нет никаких соображений на этот счет.
      Доктор Шепард согласно кивнула.
      - Я вас очень хорошо понимаю, мистер Конрад.
      Чуть позднее, глядя на свою жену, лежащую неприкрытой и покорной на белом столе для исследований, он подумал, что она совершенна, как прекрасное произведение искусства или как несбыточная мечта. Он совсем забыл о том, насколько она на самом деле стара, и благодарил господа Бога за то, что он не наделил его ужасной способностью вспоминать прошлое.
      - А может, вы предпочтете мальчика? - спросила молодая японка.
      Шото Вакарэ в ответ лишь улыбнулся и слегка сжал ее милое личико в своих ладонях.
      - Я могу загримировать тебя под мальчика, и ты станешь еще более прелестной, еще более совершенной, чем любой из тех мальчиков, которых ты могла бы поставить мне. - Он поцеловал ее сначала в один висок, потом в другой, да с такой нежностью, что у нее учащенно забилось сердечко. - А еще у твоего мальчика нет твоих мозгов.
      В полутемной комнате пахло, как обычно, - пивом и сигаретным дымом. Вакарэ ходил в этот "акачочин" - ночной бар - уже много лет. Домик совсем врос в землю среди "шитамачи" - старых домов Токио, которые, не будь они столь многочисленны, в других местах назвали бы нижней, или деловой, частью города. Здесь же это название означало совсем другое: дно города.
      Определенного названия бар не имел. Не менее тысячи из десятка тысяч подобных баров, разбросанных по всей столице, занимались полулегальной торговлей женским телом.
      По японским традициям, мужчина нуждается в том, чтобы освободиться от "животного" стресса, являющегося результатом предписаний, обычаев, чести и долга. В таких ночных увеселительных заведениях можно получить разрядку: напиться допьяна, порыдать навзрыд, посмеяться во все горло, позаниматься сексом в любой форме и проделывать все это, ничуть не опасаясь потерять свое лицо или подмочить репутацию, а поутру опять появиться в обществе во всеоружии, быть сдержанным и благовоспитанным, готовым выполнять свои обязанности.
      Молодая японка, которую звали Мита (это имя ей дали, когда она стала гейшей), ласково обнимала Вакарэ. Она нежно и умело поглаживала его лоб. Если нежность девушки и была искусным притворством - этот вопрос все еще серьезно и глубоко обсуждается в среде наиболее заумных ученых, - то все равно ее невозможно отличить от настоящей. Мита обладала способностью, известной среди японцев под названием "ямашиса", то есть умение проявлять материнскую ласку, в которой нуждаются большинство мужчин. Это женское качество ценится в Японии особенно высоко.
      Разумеется, между Вакарэ и Митой вспыхнула любовь. Однако они не были любовниками в обычном понимании этого слова. В конце концов, он мог бы пойти и в любое другое заведение и побыть там с женщиной. Но Мита гораздо лучше, чем другие, могла утешить его и отвлечь от размышлений.
      Вакарэ только вздыхал, расслабляясь в ее объятиях. Он уже выпил шесть графинов сакэ - даже по его меркам это чудовищная доза, - но ему все еще было мало, чтобы освободиться от давления окружающего мира.
      - Почему так получается, - в раздумье произнес он, - что в мире нет правды? Я хочу знать, не сошли ли мы все с ума. Если все это так, то, может, я и впрямь пойму, почему Мишима совершил харакири. Он видел приближение этого дня и не хотел столкнуться с позором.
      - Мишима не мог позволить вернуться прошлым дням, - заметила Мита, разглаживая его брови медленными ритмическими движениями.
      Она обычно прибегала к подобным философским перепевам.
      - Ты ошибаешься, - не согласился Вакарэ. - Мишима хорошо понимал, что прошлые дни ушли безвозвратно. Но он не мог смириться с тем, что возрождение, которого он так добивался, оказалось не чем иным, как пустым призрачным видением.
      - Вы имеете в виду, что это неверный поступок? - спросила она.
      - Нет, нет, ни в коем случае, - запротестовал Вакарэ, облизывая губы, как бы желая выпить еще шесть графинов сакэ. - Я говорю об этом не в личном плане. Мне предложили предать друга - моего настоящего друга. И я обязан сделать это из чувства долга. Я обязан выполнить свой долг перед человеком, который попросил меня оказать ему эту услугу.
      - Жизнь кажется не имеющей смысла лишь тогда, когда она становится невыносимо трудной, - заметила Мита.
      Вакарэ бросил на нее быстрый взгляд.
      - Интересно, а искренне ли ты веришь в это.
      - Да, это же моя жизнь. Я должна верить в это или же у меня не будет никакой веры.
      Вакарэ проворчал что-что и перевернулся на спину в ее объятиях. Она опять принялась поглаживать его, и глаза у него прикрылись.
      - Если бы я только мог работать вместе с братом моего друга, а не с ним самим, - размышлял он вслух, - тогда бы никаких проблем не было. Хирото - он же настоящий ублюдок, жадный, продажный, завистливый. Особенно он завидует успехам Юджи. - Он тяжело вздохнул. - Но с другой стороны, у Хирото нет чувства чести, поэтому подкупить его ничего не стоит.
      - Скажите мне, честно ли будет предать вашего друга Юджи? - спросила Мита.
      Вакарэ ничего не ответил, но для Миты, прекрасно знающей его, не осталась незамеченной легкая усмешка, промелькнувшая на его лице. Позже, когда он истощил все свои силы, а Мита заботливо вымыла его и он, спотыкаясь и замирая от блаженства и алкоголя, отправился домой, она вернулась в свою комнату.
      - Слышали ли вы или видели что-нибудь нужное вам? - участливо спросила она ожидавшую там японку. Та была удивительно красива и такая молоденькая, что Мита, которая, несомненно, была гораздо моложе ее, казалось, годилась ей в матери.
      - Много чего слышала, - ответила Ивэн и передала ей конверт, набитый иенами. - Но мне кажется, что наиболее красноречиво говорила улыбка на лице твоего клиента.
      Хэм сидел в ресторане на улице Коламбиа-роуд в районе Адаме Морган. Он тоскливо смотрел на столики, стоящие по сторонам бокового прохода. Летом туда доходила тень и можно было спрятаться от лучей палящего солнца под ярко раскрашенными зонтами, создающими атмосферу неопределенности и беспечности, похожую на атмосферу знаменитых парижских уличных кафе.
      Хэм не спеша пил кофе. Время приближалось к ленчу, и помещение мало-помалу стало заполняться модно одетыми женщинами, ищущими отдохновения от утомительных прочесывании магазинов.
      Он следил глазами за Марион Старр Сент-Джеймс. На ней была узкая мини-юбка насыщенного золотистого цвета с широким черным поясом и желтая шелковая блузка. Обута она была в черные туфли на высоких каблуках. Марион шла по ресторану, небрежно перекинув пальто через плечо, а все оборачивались и глазели на нее - мужчины оценивающим взглядом, женщины завистливым. Хэм почувствовал прилив дикого тщеславия, оттого что она пришла на встречу с ним.
      Не успела Марион сесть, как он заметил женщину, ищущую свободное место в другом конце кафе. Это была симпатичная блондинка, стройная и со вкусом одетая. Она напряженно, будто мангуста за движениями кобры, следила за тем, как Марион усаживается в кресло напротив Хэма. "Кто она такая, черт бы ее побрал?" - подумал он.
      Но тут он почувствовал запах духов Марион, увидел ее улыбку, и она полностью завладела его вниманием.
      - Ты пришла вовремя, - заметил он. - Мне нравится твоя пунктуальность.
      Она недовольно скривила рот.
      - Ты ушел от меня слишком рано. Я просто рвала и метала.
      - В самом деле?
      - В самом деле. Мне нравится, как вы, американцы, произносите эти слова, - сказала она, посмотрев на него своим особенным нежным взглядом. Ты ушел, а я крепко обняла твою подушку и воображала, что это ты.
      Когда она вела себя подобным образом, у него, что называется, слюнки текли.
      - а о чем ты думала в тот момент?
      Марион взглянула на официанта и заказала себе вино. Потом опять обратила свой взор на Хэма.
      - Я вспоминала о том, как ты проделываешь со мной все эти свои штучки, о которых, кстати, у меня не хватило духу попросить тебя минувшей ночью.
      Он рассмеялся и сказал:
      - Ты мне совсем не кажешься женщиной, у которой не хватает духу попросить о чем-нибудь.
      - Это все наносное, - призналась она. - Все мы, женщины, надеваем на себя маску, потому что так нам, как и актерам под пристальным взглядом зрителей, легче передвигаться по сцене жизни. Кстати, окружающие далеко не всегда могут разобрать, кто мы такие и что представляем собой на самом деле.
      - Звучит как-то призрачно, неопределенно, - заметил Хэм, - будто говорит сама Мата Хари.
      - Все мы по-своему шпионы, не так ли, Хэм? Ничто так не нравится нам, как прятаться под маской, отыскивая друг у друга слабости и пытаясь найти путь к другим маскам. Нет, нет, не отрицай этого! - Она приложила палец к его губам. - Ты ведь не такой человек, который привык говорить только правду, не так ли? - Она улыбнулась. - Интересно, а каким был маленький Хэмптон Конрад? Может, мне поинтересоваться у твоих родителей?
      - Ты что, собираешься писать на меня некролог? Мать у меня умерла, а отец, поверь мне, - из него слова не вытянуть.
      Официант принес вермут "Кампари" и бутылочку содовой, Марион отпила глоток искрящегося красного вина.
      - Боже, что это с тобой? - промолвила она, отодвинув стакан с вином. Может, нам перенести этот ленч на другой день, когда у тебя будет настроение получше?
      Хэм вложил стакан обратно ей в руку.
      - Никуда не уходи. Порой моя работа приносит мне немалую головную боль.
      - Хочешь сказать, что ты такой же, как и все?
      Хэм заметил, как каменеет ее лицо, когда она сердится. Он почти ощущал, как ее пробирает дрожь.
      - Я не посвящал тебя в свои служебные дела.
      - Да, - подтвердила Марион. - Никогда и ни во что. И не посвящай впредь.
      - О'кей, ты права. По характеру я очень скрытный и не терплю, когда кто-то начинает совать свой нос куда не надо.
      - Хэм, я только хотела... - Она опустила глаза, а когда опять взглянула на него, то увидела, что выражение его лица смягчилось. Признаюсь, когда я осталась одна, я так испугалась.
      - Чего испугалась?
      - Что ты разглядишь меня под маской и тебе не понравятся моя истинная натура.
      - Не будь дурой. Мне очень понравилось все, что я увидел минувшей ночью и прочувствовал.
      - Ну что же, что было, то прошло, - примирительно сказала Марион. - Я хочу сказать, что мой отец во многом был необычным человеком, настоящим патриотом, в самом деле настоящим, и, позволь мне прямо сказать, таких, как он, теперь осталось немного. Но, по правде говоря, для меня он был куском дерьма. И не только для меня, но и для моей матери. Он приползал домой, когда не был в бегах, надравшись, как скотина. Надирался он этим ирландским виски так, что от него несло перегаром за целую милю. Каждый раз он пытался улечься рядом с матерью, но, конечно же, впустую. Он бил ее нещадно, потому что, как я догадываюсь, хотел этим доказать ей, что он настоящий мужчина. И еще его просто распирало от злости. Он ненавидел всех - богатых, протестантов и, само собой разумеется, англичан. - Тут она взглянула на свои руки, покоящиеся на крышке стола, а затем продолжала: - Немало воды утекло, прежде чем я, научилась гордо держать голову перед мужчинами. Многих я отпугнула своими крутыми манерами и твердыми убеждениями. - Она пожала плечами. - Но все же порой мне кажется, что мне надо научиться как-то приспосабливаться.
      - Ничего тебе не надо, - запротестовал Хэм. - Все, что надо, бери от меня.
      Марион лишь улыбнулась и отпила еще глоток вермута с содовой. Молчание затянулось. Наконец Хэм сказал:
      - Мои предки тоже никогда подолгу не жили вместе. Отец смотрел на мать как на вещь, как, скажем, на какую-нибудь вазу в доме. Я долго не мог понять, в чем тут дело. Они существовали каждый сам по себе. А ребенку, как известно, трудно расти, когда он чувствует, что его родители не переваривают друг друга.
      - И ты был на чьей-то стороне?
      - Разумеется, - ответил Хэм. - Мать мне всегда казалась обиженной, поэтому, естественно, я старался защитить ее. А потом обиженным оказался отец. В ту пору он стал похож - как бы это лучше сказать? - на... на пророка Моисея, сходящего с гор. На его стороне был закон, а против закона не попрешь. - Хэм посмотрел куда-то вдаль. - По правде говоря, в ту пору мне хотелось, чтобы он помирился с матерью. В известном смысле я, как и отец, предал ее. И с тех пор предательство уравняло меня с ним. Я мог лишь сожалеть об этом, но поделать с этим ничего не мог.
      Марион безотчетно прильнула к нему и крепко-крепко поцеловала в губы. Теперь отчужденность совсем исчезла с ее лица.
      - Дорогой мой Хэм, - сказала она. - Ты так не похож на других мужчин из моей жизни. - Она дотронулась до него. - Когда ты целуешь меня, мне так сладко от этого.
      Хэм испугался, что открыл сокровенное, - то, что таил в себе долгие годы. И все же ему от этого стало легче. Он посмотрел ей пристально в глаза и проникся их теплом и бездонностью. Марион опять отодвинула стакан с вином.
      - Ты что, настроился рассказывать мне всякие истории о грехопадении?
      - А это зависит от того, что считать грехопадением.
      - Ну вот, например, то, как я сегодня утром, обнимая подушку, воображала, что обнимаю тебя, не просто обнимаю, а... - Она прервалась на минуту, пока официант не положил на столик меню, а затем отодвинула меню и сказала:
      - Я есть не хочу.
      - Ну съешь хотя бы салат, - попросил Хэм, а когда она отрицательно покачала головой, заказал два поджаренных чизбургера с ветчиной и луком и шесть стаканчиков кока-колы.
      - И еще принесите охлажденного вина для кока-колы, - заказал он официанту.
      - Надеюсь, ты не ждешь, что я начну поглощать все это? - спросила Марион.
      - Если бы ждал, то заказал бы побольше.
      Они болтали о всяких пустяках, пока не принесли еду. Увидев, что Хэм уселся поудобнее в предвкушении трапезы, она продолжила прерванный разговор:
      - Я вот о чем думаю. Это касается компании "Экстент экспортс", где я работаю. Владельцы ее - пара кусков дерьма, двое толстопузых жадных братцев, готовых перегрызть глотки друг другу. Платят они мне чисто символически, а прикидываются, будто от моего жалованья зависит все их состояние. Им, черт бы их побрал, ничего не стоит прибавить мне зарплату. Но вот сегодня утром я как раз и думала, чтобы такое сотворить. Хочется сделать что-то такое стоящее.
      - Не верится, что боссы клюнут на твою приманку, - заметил Хэм, жуя чизбургер с ветчиной.
      - Ну еще бы, этого им только не хватало, - согласилась Марион. - А поэтому я им ничего и не открою.
      - Чего не откроешь?
      - А то, что мы собираемся перехватить у них партию грузов.
      При этих словах Хэм чуть было не подавился куском ветчины.
      - А кто это "мы"?
      - Ну то есть ты и я, - пояснила Марион. - Я все продумала: мне нужен сообщник в этом деле, а с твоими связями в военном ведомстве, я уверена, мы смогли бы...
      - Забудь об этом и не думай.
      - Что ты имеешь в виду?
      - То, что сказал. Ты намерена спереть товары у своей компании да еще хочешь втянуть в это дело и меня. Ты что, чокнулась?
      - Ладно, прощаю тебе эти слова. - Она минуту-другую смотрела ему в глаза. - Знаешь ли, когда ты ешь, то похож на малого ребенка. Глядя на тебя, мне тоже есть захотелось.
      - Угощайся, пожалуйста.
      Марион подцепила накрашенными красным лаком ногтями золотисто-коричневый кружок поджаренного лука.
      - Так ты даже не хочешь знать, что это за товар для фирмы "Экстент экспортс"?
      - Почему же нет? Хочу.
      - Груз не безопасный. Каждый раз случаются пропажи. При продаже их учитывают и включают в цену. Так что от этих потерь голова у хозяев не болит.
      - Уверен, что ты ошибаешься, - не согласился Хэм. - Страховщики компании наверняка все перепроверяют.
      - Грузы моей фирмы не страхуются, - поправила его Марион, а когда Хэм положил назад свой чизбургер, рассмеялась. - Какое у тебя выражение лица, Хэм! Боже мой, ты выглядишь как самый заядлый жадюга.