Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Протокол "Сигма"

ModernLib.Net / Детективы / Ладлэм Роберт / Протокол "Сигма" - Чтение (стр. 6)
Автор: Ладлэм Роберт
Жанр: Детективы

 

 


      Положив трубку, Анна почувствовала ощущение пустоты. Потом она закрыла шторы на окнах и принялась изучать документы. Ей нужно было еще много чего сделать.
      Она была уверена в том, что настоящая причина того, что она до сих пор не вышла замуж и не допускала слишком серьезных отношений, состояла в том, что она хотела полностью управлять своей собственной жизнью. Как только вступишь в брак, сразу появляется обязанность перед кем-то отчитываться. Если ты хочешь что-то купить, то нужно доказывать необходимость покупки. Нельзя работать до глубокой ночи, не испытывая чувства вины перед супругом, нужно договариваться и оправдываться за задержку. Твоим временем распоряжаешься уже не ты, а кто-то другой.
      Коллеги по управлению, не слишком хорошо знавшие ее, называли ее Ледяной девой и, вероятно, какими-то куда более оскорбительными прозвищами — главным образом потому, что она редко с кем-нибудь встречалась. Причем так относился к ней не один только Дюпре. Людям не нравится, когда привлекательные женщины слишком долго остаются одинокими. Это оскорбляет их представление о естественном порядке вещей. Они были не в состоянии понять одного: она была самым настоящим трудоголиком и, мало общаясь с людьми, почти не имела времени на то, чтобы каким-то образом знакомиться с мужчинами. Все те мужчины, с которыми она часто имела дело, работали вместе с нею в УСР, а романы с коллегами не могли повлечь за собой ничего, кроме неприятностей.
      Или по крайней мере так она себе говорила. Она предпочитала не думать о том, что произошло с нею, когда она училась в школе, хотя все еще продолжала переживать этот случай и почти каждый день вспоминала о Брэде Риди — вспоминала со свирепой ненавистью. Если в метро ей случалось уловить запах цитрусового одеколона, которым обычно пользовался Брэд, то ее сердце стискивала мгновенная судорога страха, тут же сменявшегося рефлексивным гневом. Или же если она видела на улице высокого белокурого подростка, одетого в полосатую красно-белую футболку, то в первую секунду ей мерещился Брэд.
      Ей было шестнадцать лет, и внешне она уже превратилась в женщину; причем, как ей не раз говорили, в красивую женщину. Правда, она сама все еще не сознавала этого и не знала, стоит ли верить комплиментам. У нее все еще было не так уж много друзей, но на изгоя она больше не походила. Она почти ежедневно ссорилась с родителями, потому что не могла больше выносить жизнь в их крошечном домишке; она испытывала здесь приступы клаустрофобии, она задыхалась.
      Брэд Риди был старшеклассником и хоккеистом и поэтому принадлежал к школьной аристократии. Она была младше и в первый момент не поверила в реальность происходившего когда Брэд Риди — Брэд Риди! — остановился возле нее, стоявшей перед своим шкафчиком для вещей, и спросил, не хочет ли она когда-нибудь отправиться прогуляться. Она подумала, что это шутка, что он хочет как-то разыграть ее, и насмешливо отказалась. Уже тогда она начала применять сарказм в качестве защитной оболочки.
      Но он не ушел, а продолжал уговаривать ее. Анна зарделась, на несколько мгновений лишилась дара речи, а потом сказала что-то вроде: “Я подумаю, возможно, когда-нибудь”.
      Брэд предложил заехать за ней домой, но Анна не могла допустить даже мысли о том, что он увидит их нищету, и поэтому выдумала себе какое-то дело в центре города и настояла на том, что они встретятся в кинотеатре. Несколько дней она внимательнейшим образом изучала журналы “Мадемуазель”, “Очарование” и тому подобные. В разделе “Как привлечь к себе внимание” журнала “Семнадцать” ей удалось найти совершенно изумительное описание одежды, которую могла бы носить богатая классная девчонка из тех, кого одобрили бы родители Брэда.
      Она надела купленное в универмаге “Гудвилл” коротенькое платьице в цветочек с высоким воротником от Лауры Эшли; только после покупки она поняла, что платье не слишком шло ей. В своих желтовато-зеленых эспадрильях  и подобранных им в тон сумке “Папагалло бермуда” и ленте на голове она внезапно почувствовала себя смешной, маленькой девочкой, нарядившейся для Хэллоуина. Когда она увидела Брэда, облаченного в продранные джинсы и полосатую футболку, то поняла, что слишком уж разоделась. Вероятно, можно было понять, что она чересчур старалась хорошо выглядеть.
      Ей казалось, что все, собравшиеся в кинотеатре, следили за тем, как туда вошла она — расфуфыренная школьница-притворяшка на пару с этим золотым мальчиком.
      После кинофильма он захотел отправиться в паб “Корабельный”, чтобы выпить там пива и поесть пиццы. Анна изо всех сил пыталась играть загадочную и неприступную даму, но она уже полностью попала под всепобеждающее обаяние этого юного Адониса и никак не могла до конца поверить, что именно он пригласил ее на свидание.
      Но, выпив три-четыре кружки пива, он стал грубым. Он притиснул ее к стенке кабинки, в которой они сидели, и принялся лапать. Она сказала, что у нее болит голова — ничего иного она не в состоянии была выдумать в этот момент, — и попросила, чтобы он отвез ее домой. Они уселись в его “Порше”, он погнал как безумный по дороге, а потом “по ошибке” свернул в парк.
      Он был уже почти взрослым мужчиной весом в двести фунтов, невероятно сильным, выпившим как раз в ту меру, чтобы утратить контроль над собой, но не ослабнуть физически. Он насильно раздел ее, зажал ей ладонью рот так, что она не могла даже вскрикнуть, и лишь непрерывно приговаривал: “Ну вот тебе то, чего ты хотела, мексиканская б...дь”.
      Таким был у нее первый опыт встречи с мужчиной.
      Целый год после этого она почти каждый день ходила в церковь. Ее терзало чувство греха. Она была уверена, что если бы мать когда-нибудь узнала, что с ней случилось, то умерла бы от горя.
      Еще долгие годы воспоминание об этом вечере продолжало терзать ее.
      А ее мать продолжала убирать в доме Риди...
      Анна вспомнила о банковских документах, разложенных на кресле. Нельзя было даже пожелать более захватывающего чтения во время обеда, который ей подали в номер.
      Через несколько минут она увидела несколько цифр, не поверила своим глазам, отвела взгляд и снова посмотрела на бумагу. Неужели это могло быть правдой? Четыре месяца назад на сберегательный счет Роберта Мэйлхота поступил ровно миллион долларов.
      Анна выпрямилась в кресле и пристально вгляделась в листок. Опять в ее крови взыграл адреналин. Она долго изучала столбец чисел, и ее волнение все больше и больше росло. Из головы не выходил обшитый вагонкой скромный дом Мэйлхота.
      Миллион долларов.
      Дело становилось интересным.
      * * *
       Цюрих
      По сторонам улицы горели фонари; их свет падал на заднее сиденье такси, словно нервные вспышки стробоскопа. Бен, ничего не видя, смотрел прямо перед собой и размышлял.
      Детектив по расследованию убийств был заметно разочарован, когда результаты лабораторного анализа показали, что Бен не стрелял из огнестрельного оружия, и с видимой неохотой подписывал бумаги об освобождении. Очевидно, Хови сумел потянуть за какие-то ниточки, чтобы Бену вернули паспорт.
      — Я отпускаю вас, мистер Хартман, с одним условием, — сказал ему Шмид, — что вы уберетесь из моего кантона. Немедленно уезжайте из Цюриха. Если я когда-нибудь узнаю, что вы сюда вернулись, то вы не обрадуетесь. Дело о перестрелке на Банхофплатц остается открытым, а у меня имеется оставшихся без ответа вопросов больше чем достаточно, чтобы я в любой момент смог получить ордер на ваш арест. И помните, что если в этот процесс вмешается наше иммиграционное управление, Einwanderungsbehorde, то вы можете подвергнуться административному задержанию сроком на один год, прежде чем ваше дело сумеет добраться до магистрата. У вас есть очень влиятельные друзья и сильные связи, но в следующий раз они не смогут вам помочь.
      Впрочем, куда сильнее, чем угрозы Шмида, Бена занимал вопрос, который так небрежно, между делом задал детектив. Не мог лислучившийся на Банхофплатц кошмар иметь какое-нибудь отношение к смерти Питера?
      Что, если сформулировать его по-другому: каковы шансы на то, что этот ужас не былкаким-то образом связан со смертью Питера? Бен никогда не забывал любимую фразу своего наставника из принстонского колледжа, историка Джона Барнса Годвина. Старик частенько говорил: “Подсчитайте шансы, потом повторите, а потом сделайте это в третий раз. И только потом обращайтесь к своим глубинным инстинктам”.
      А глубинные инстинкты говорили ему, что это вовсе не было совпадением.
      Помимо этого, имелась еще тайна, окружавшая Джимми Кавано. Дело тут было не только в исчезнувшем трупе. Это касалось его личности, его существования на этом свете. Как такое могло произойти? И откуда стрелок мог знать, где остановился Бен?
      Исчезновение трупа и обнаружение того самого пистолета в его багаже... Все это говорило только об одном: человек, которого он знал под фамилией Кавано, работал не один. Но с кем?На когоработал? Какой интерес, какую потенциальную угрозуон, Бен Хартман, мог представлять для кого бы то ни было?
      Конечно же, это имело отношение к Питеру. Не моглоне иметь.
      Ты же видел множество кинофильмов и знаешь, что иногда, когда нужно что-то скрыть, подбрасывают какие-нибудь трупы и сжигают их вместе с автомобилем или домом, так что в результате они становятся совершенно неузнаваемыми. Одна из первых отчаянных мыслей, пришедших в голову Бена после того, как он узнал ужасную, невыносимую новость, была о том, что, возможно, произошла ошибка и в самолете погиб вовсе не Питер Хартман. Власти что-то напутали. Питер жив и невредим и скоро позвонит, и они вместе посмеются над халтурой в ее столь мрачном проявлении. Бен не решился сказать об этой мысли отцу, опасаясь пробудить в нем беспочвенные надежды. А потом прибыло медицинское свидетельство, и случившееся стало неопровержимым фактом.
      Теперь Бен начал раздумывать над другим вопросом. Не о том, находился ли в самолете Питер, а о том, как он умер на самом деле. Авиационная катастрофа могла быть эффективным способом скрыть признаки убийства.
      И снова он возвращался к одной и той же мысли: а может быть, это все-таки было настоящим несчастным случаем?
      В конце концов кто мог желать смерти Питера? И потом — убить кого-то, а после этого разбить самолет... Не слишком ли сложная маскировка?
      Но в этот день ему пришлось пересмотреть границы царства правдоподобия. Поскольку если Кавано, кем бы он ни был, пытался по какой бы то ни было непостижимой причине убить его, то разве не могло быть так, что он — или другие люди, связанные с Кавано, — убил Питера четыре года назад?
      Хови упомянул о базах данных, к которым имел доступ его коллега, связанный с контрразведкой. В связи с этим Бену внезапно пришло в голову, что Фредерик Маккаллан, пожилой клиент, с которым он, как предполагалось, должен был встретиться в Санкт-Морице, мог бы оказаться полезным ему в этом деле. Маккаллан не только являлся весьма серьезным биржевым игроком с Уолл-стрит, но и работал в нескольких вашингтонских администрациях; он должен иметь неограниченные контакты и связи. Бен извлек свой мультистандартный мобильный телефон “Нокиа” и набрал номер “Карлтон-отеля” в Санкт-Морице.
      “Карлтон” был спокойным элегантным заведением, богатым без похвальбы, с изумительной бильярдной, с окном во всю стену, выходящим на озеро.
      Его сразу же соединили с номером Фредерика Маккаллана.
      — Надеюсь, вы не собираетесь сказать нам, что не приедете? — весело воскликнул старый Фредерик. — Луиза будет просто безутешна. — Луизой звали его предположительно красивую внучку.
      — Ни в коем случае. Просто здесь произошла кое-какая путаница, и я пропустил последний самолет на Кур. — Строго говоря, это была чистая правда.
      — Вот как? А мы-то попросили поставить для вас кресло во время обеда, рассчитывая, что вы вот-вот появитесь в дверях. Когда же мы можем ждать вас?
      — Я намерен арендовать автомобиль и выехать сегодня же вечером.
      — Автомобиль? Но ведь это займет несколько часов!
       — Это приятная поездка, — ответил Бен. К тому же долгая поездка была бы сейчас для него полезнее всего на свете: ему совершенно необходимо было проветрить мозги.
      — Но ведь вы наверняка можете заказать чартерный рейс, если захотите.
      — Не могу, — не вдаваясь в объяснения, возразил Бен. На самом деле он хотел избежать аэропорта, где его могли ожидать другие — если они существовали. — Встретимся за завтраком, Фредди.
      Бен доехал в такси до Гартенхофштрассе. Там он арендовал в “Авис” “Опель-Омегу”, выяснил маршрут и без всяких происшествий выехал на шоссе A3, ведущее из Цюриха на юго-восток. Ему потребовалось время, чтобы привыкнуть к дороге, к большой скорости, с которой швейцарские водители носились по своим главным шоссе, к агрессивности, с которой они сигналили, желая обогнать, чуть ли не упираясь при этом передним бампером в багажник его машины и часто моргая фарами.
      Раз или два он ощутил приступ паранойи — ему показалось, что за ним слишком уж долго тянется зеленый “Ауди”, но едва он успел об этом подумать, как автомобиль исчез. Через некоторое время ему уже начало казаться, будто он покончил со всем этим безумием в тот момент, когда выехал из Цюриха. Вскоре он окажется в Санкт-Морице, в отеле “Карлтон”, и это была самая высшая из истин.
      Он думал о Питере, как это с ним часто бывало за четыре года, и чувствовал старую вину, от которой его желудок сжался было в мучительной судороге, а потом расслабился. Он чувствовал себя виноватым в том, что позволил брату умереть одному, потому что несколько последних лет жизни Питера они почти не общались друг с другом.
      Но он знал, что Питер провел заключительный период своей жизни не в одиночестве. Он жил с женщиной-швейцаркой, студенткой медицинского факультета, в которую был серьезно влюблен. Питер сказал ему об этом по телефону за пару месяцев до того, как его убили.
      После окончания колледжа Бен видел Питера всего дважды. Два раза.
      Пока они были детьми, до того как Макс разослал их по разным школам, они были неразлучны. Они постоянно дрались между собой, они боролись до тех пор, пока один из них не брал верх и не говорил с гордостью: “Ты крут, но я все же круче”. Они ненавидели друг друга и любили друг друга, и их никогда нельзя было увидеть порознь.
      Но после колледжа Питер вступил в Миротворческие силы и отправился в Кению. Его тоже нисколько не интересовала работа в “Хартманс Капитал Менеджмент”. И при этом он не захотел взять с собой ничего из своего трастового фонда. “Кто-нибудь может сказать мне, на кой черт мне могут понадобиться деньги в Африке?” — смеялся он.
      Факт заключался в том, что Питеру в жизни ни разу не пришлось заняться чем бы то ни было таким, чему он мог бы придавать серьезное значение. Отца он избегал. У Макса с Питером никогда не было по-настоящему хороших отношений. “Боже! — однажды взорвался в разговоре с ним Бен. — Если тебе так не хочется встречаться с папой, то ты мог бы жить в Манхэттене и просто не звонить ему! Встречаться с мамой за ленчем раз в неделю, а то и того реже. Помилуй бог, у тебя вовсе нет необходимости ютиться в какой-нибудь поганой грязной конуре!”
      Но брат не послушался. Питер возвращался в Штаты еще два раза: первый раз после того, как их матери удалили пораженную раковой опухолью грудь, и второй — когда Бен позвонил ему и сообщил, что, по словам врачей, опухоль снова начала разрастаться и матери недолго осталось жить.
      К тому времени Питер переехал в Швейцарию. Со своей швейцаркой он познакомился в Кении.
      “Она красива, она чрезвычайно умна, и при всем этом она до сих пор не смогла меня раскусить, — сказал ему Питер по телефону. — Запиши это в раздел “Невероятно, но факт”. — Это было одним из любимых детских выражений Питера.
      Девушка вернулась в свой медицинский институт, а Питер вместе с нею приехал в Цюрих. Именно это и явилось главной темой разговора братьев. “Значит, ты повстречался с какой-то курочкой и теперь бегаешь за нею по пятам?” — презрительно осведомился Бен. Он ревновал — ревновал к тому что Питер влюбился, и еще, на каком-то невыразимом братском уровне, ревновал к тому, что в средоточии жизни Питера вместо него оказался кто-то другой.
      Нет, ответил Питер, дело не только в этом. Он читал в международном выпуске журнала “Тайм” статью об одной старухе, уцелевшей во время Холокоста. Она жила во Франции, отчаянно нуждалась и безуспешно пыталась заставить один из крупных швейцарских банков вернуть ей скромную сумму денег, которую вложил в банк ее отец, перед тем как сгинуть в гитлеровских лагерях.
      Банк потребовал, чтобы она предъявила свидетельство о смерти ее отца.
      Она ответила, что нацисты не выдали свидетельства о смерти тем шести миллионам евреев, которых они убили.
      Питер намеревался вернуть старухе то, что причиталось ей по всем человеческим законам. “Черт возьми, — сказал он, — если Хартман не сможет вырвать деньги этой леди из жадных лап какого-то швейцарского банкира, то кто же тогда сумеет это сделать?”
      Не было на свете столь упрямого человека, как Питер. Кроме, может быть, старого Макса.
      Бен совершенно не сомневался в том, что Питер выиграл это сражение.
      Бен начал чувствовать усталость. Поездка по шоссе проходила монотонно, убаюкивая его. Он подстроил свою манеру езды под естественный ритм дороги, и другие автомобили уже не так часто пытались его обогнать. Его веки начали слипаться.
      Затем раздался яростный автомобильный сигнал, и Бена ослепил свет фар. В ту же секунду он понял, что на мгновение заснул за рулем. Ему удалось среагировать вовремя и вывернуть автомобиль направо, съехав с полосы встречного движения и чудом избежав столкновения.
      Он свернул к обочине дороги; его сердце бешено колотилось. Он медленно, с облегчением выдохнул. Это его тело, все еще жившее по нью-йоркскому времени, наконец-то отреагировало на неимоверно растянувшийся день и безумные события на Банхофплатц.
      Нужно съехать с шоссе. До Санкт-Морица оставалось вряд ли больше двух часов езды, но он не решался ехать дальше. Это было слишком опасно. Ему необходимо найти место, где можно будет переночевать.
      Мимо проехало два автомобиля, но Бен не обратил на них никакого внимания.
      Первым был помятый и ржавый зеленый “Ауди”, отъездивший, пожалуй, не менее десяти лет. В нем не было никого, кроме водителя, высокого мужчины лет пятидесяти с длинными седыми волосами, собранными в хвостик; проезжая мимо, он обернулся и всмотрелся в автомобиль Бена, стоявший на обочине дороги.
      Проехав на сотню метров дальше, “Ауди” тоже съехал с шоссе.
      Затем мимо “Опеля” Бена промчался второй автомобиль — серый седан, в котором ехали два человека.
      — Glaubst Du, er hat uns entdeckt?  — обратился водитель к пассажиру на швейцарско-немецком наречии.
      — Вполне возможно, — ответил пассажир. — А иначе, зачем бы ему останавливаться?
      — Что, если он заблудился? Он рассматривал карту.
      — Он вполне мог сделать это для отвода глаз. Я собираюсь остановиться.
      Тут водитель заметил на обочине зеленый “Ауди”.
      — Мы что, ожидаем компанию? — спросил он.

Глава 6

       Галифакс, Новая Шотландия
      На следующее утро Анна и сержант Арсено подъехали к дому, принадлежащему вдове Роберта Мэйлхота, и позвонили у дверей.
      Вдова приоткрыла парадную дверь на несколько дюймов и с подозрением уставилась на них из темного холла. Это была небольшого роста женщина семидесяти девяти лет со снежно-белыми волосами, уложенными в чрезвычайно аккуратную — волосок к волоску — прическу на крупной круглой голове. Ее карие глаза настороженно взирали на них. Ее широкий плоский нос был красным; подобный знак с равным успехом мог явиться результатом как неутешных рыданий, так и продолжительного пьянства.
      — Да? — она не была удивлена, скорее враждебно настроена.
      — Миссис Мэйлхот, я Рон Арсено из Конной полиции, а это — Анна Наварро из министерства юстиции Соединенных Штатов, — неожиданно мягким голосом произнес Арсено. — Мы хотим задать вам несколько вопросов. Вы позволите нам войти?
      — Зачем?
      — Несколько вопросов, и ничего больше.
      Маленькие карие глазки вдовы свирепо блеснули:
      — Я совершенно не желаю разговаривать с полицейскими, откуда бы они ни явились. Мой муж мертв. Почему бы вам не оставить меня в покое?
      Анна почувствовала в голосе старой женщины отголосок отчаяния. Девичья фамилия вдовы, согласно документам, была Леблан, Мари Леблан. Она не была обязана беседовать с ними, хотя, возможно, и не знала об этом. Теперь все сводилось к тому, удастся ли им преуспеть в тонком искусстве уговоров.
      Анна терпеть не могла иметь дело с родственниками жертв убийства. Приставать к ним с вопросами о чем-то, имевшем место в прошлом, когда после смерти любимого человека прошло лишь несколько дней или даже часов, было для нее невыносимо.
      — Миссис Мэйлхот, — заявил Арсено официальным тоном, — у нас есть основания считать, что вашего мужа кто-то убил.
      Вдова уставилась на посетителей неподвижным взглядом.
      — Это нелепо, — сказала она. Зазор между дверью и косяком стал уже.
      — Возможно, вы и правы, — мягко отозвалась Анна, — но если ему и в самом деле никто не причинил вреда, то мы должны в этом удостовериться.
      Вдова, похоже, заколебалась, но спустя мгновение произнесла, не скрывая ехидных интонаций:
      — Он был стариком. У него было слабое сердце. Оставьте меня в покое.
      Анне стало стыдно за то, что она вынуждена допрашивать эту старуху в такое ужасное для нее время. Но вдова имела право выставить их в любой момент, а она не могла и не должна этого допустить. Мягким голосом она проговорила:
      — Ваш муж мог бы прожить гораздо дольше. Вы могли бы провести вместе еще не один год. У нас есть веские основания считать, что кто-то похитил у вас это время. А на это никто не имеет никакого права. И мы обязаны найти этого человека, кем бы он ни был.
      Взгляд вдовы вроде бы смягчился.
      — Без вашей помощи мы никогда не сможем узнать, кто разлучил вас с мужем.
      Щель стала шире, дверь открылась.
      В гостиной было темно. Вдова включила лампу, отбрасывающую сернисто-желтый свет. Она оказалась широкобедрой и гораздо меньше ростом, чем это показалось с первого взгляда. Одета она была в серую плиссированную юбку и крупной вязки свитер цвета слоновой кости, наподобие тех, что носят рыбаки.
      В мрачной на вид, но чистой комнате пахло лимонной мастикой. Убирали здесь недавно — видимо, оттого, что миссис Мэйлхот ждала родственников на похороны мужа. Найти в этом помещении чьи-то волосы и шерстяные волокна от одежды было проблематично. “Места преступления” как такового не сохранилось.
      Комната, как подметила Анна, была обставлена с большим вниманием к деталям. На подлокотниках обтянутых твидом софы и кресел лежали кружевные салфеточки. Все абажуры были из белого шелка с бахромой. На маленьких столиках красовались поставленные, похоже, совсем недавно фотографии в серебряных рамках. Одна из них свадебная, еще черно-белая: наивно-чистая, хрупкая с виду невеста и гордый, темноволосый, с резкими чертами лица жених.
      На ореховой стойке для телевизора выстроились в ряд одинаковые фигурки слонов, выполненные из слоновой кости. Пошло, но трогательно.
      — Взгляните, разве они не прекрасны!— сказала Анна, указывая Арсено на слонов.
      — Ну, как же, конечно, — равнодушно ответил Арсено.
      — Это работа Ленокса? — спросила Анна.
      Вдова удивленно взглянула на нее, а затем гордо улыбнулась, чуть заметно изогнув губы:
      — Вы их коллекционируете?
      — Их собирала моя мать.
      На самом деле у ее матери не было ни времени, ни денег на то, чтобы собирать что-нибудь, кроме грошовых счетов за оплату самых жизненно необходимых вещей.
      Старуха указала на кресло:
      — Присаживайтесь, пожалуйста.
      Анна села на кушетку, Арсено разместился в кресле рядом. Анна вспомнила, что именно в этой комнате Мэйлхот был найден мертвым.
      Миссис Мэйлхот устроилась на неудобном с виду стуле с плетеной спинкой, стоявшем у противоположной стены.
      — Меня не было дома, когда муж умер, — грустно сказала она. — Я навещала свою сестру, я обычно хожу к ней каждый вторник по вечерам. Это так ужасно — знать, что он умер, когда меня не было рядом с ним.
      Анна сочувственно кивнула:
      — Может быть, поговорим о том, отчего он...
      — Он умер от сердечного приступа, — ответила вдова. — Так мне сказал врач.
      — Возможно, врач был прав, — сказала Анна. — Но иногда человека можно убить так, что никто не догадается об убийстве.
      — Но зачем кому бы то ни было желать смерти Роберта?
      Арсено кинул в сторону Анны быстрый, почти незаметный взгляд. В интонации женщины что-то изменилось: это был не риторический вопрос. Она произнесла это таким тоном, как будто действительно хотела знать. Их подход, судя по всему, привел к нужному результату. Эти двое были женаты с 1951 года — полвека вместе. И скорее всего она подозревала или смутно догадывалась, что ее муж был замешан в каких-то не слишком чистых делах.
      — Вы оба прибыли сюда несколько лет назад, правильно?
      — Да, — сказала старуха, — но какое это имеет отношение к его смерти?
      — Вы жили на пенсию мужа?
      Миссис Мэйлхот вызывающе задрала подбородок:
      — Деньгами занимался Роберт. Он всегда заявлял мне, что я могу не беспокоиться на этот счет.
      — Но он вам говорил, откуда брал деньги?
      — Я же сказала, всем занимался Роберт.
      — Ваш муж говорил вам, что у него в банке лежит полтора миллиона долларов?
      — Если хотите, мы можем продемонстрировать вам банковские записи, — вступил в разговор Арсено.
      Взгляд старой вдовы не дрогнул:
      — Я уже сказала вам — я очень мало знаю о наших финансовых делах.
      — А он никогда не говорил вам о том, что получает деньги от кого-то? — спросил Арсено.
      — Мистер Хайсмит был благородным человеком, — медленно произнесла вдова. — Он никогда не забывал о маленьких людях. О людях, которые когда-то помогали ему.
      — Это были выплаты от Чарльза Хайсмита? — полувопросительно подсказал Арсено. Чарльз Хайсмит был известным, можно даже сказать, скандально известным информационным магнатом. Его владения были даже обширнее, чем у его конкурента Конрада Блэка, туда входили газеты, радиостанции и компании кабельного телевидения по всей Северной Америке. Три года назад Хайсмит умер, по-видимому, свалившись с яхты в воду, хотя точные обстоятельства этого происшествия до сих пор служили поводом для споров.
      Вдова кивнула:
      — Мой муж проработал у него большую часть своей жизни.
      — Но ведь Чарльз Хайсмит умер три года назад, — сказал Арсено.
      — Он должен был оставить распоряжения насчет своего имущества. Мой муж не объяснял мне таких вещей. Мистер Хайсмит всегда заботился о том, чтобы мы ни в чем не испытывали недостатка. Вот такой он был человек.
      — И чем же ваш муж вызвал такое отношение к себе? — спросила Анна.
      — В этом нет никакого секрета, — ответила вдова.
      — Он вышел в отставку пятнадцать лет назад, а до этого был телохранителем Хайсмита, — пояснил Арсено. — А также фактотумом — поверенным по особым поручениям.
      — Он был тем человеком, кому мистер Хайсмит мог безоговорочно доверять, — добавила вдова таким тоном, как будто речь шла о посвящении ее мужа в рыцари.
      — Вы переехали сюда из Торонто сразу после смерти Чарльза Хайсмита, — сказала Анна, заглянув в свою папку.
      — Мой муж... у него были некоторые догадки.
      — Насчет смерти Хайсмита?
      Теперь в голосе старухи угадывалось явное нежелание продолжать беседу, но, по-видимому, раз заговорив, она уже не могла остановиться.
      — Он, как и многие другие, интересовался подоплекой этой смерти. А именно: был ли это несчастный случай. Роберт именно из-за этого ушел со своей работы, но все еще продолжал консультировать охранную службу. Иногда он вслух обвинял себя в случившемся. Я думаю, именно потому он был... немножко со странностями. Он внушил себе, что это вовсе не несчастный случай и что враги Хайсмита, быть может, однажды явятся и за ним. Выглядит глупо. Но вы же должны понимать, что это был мой муж, и я никогда не обсуждала его решений.
      — Так вот почему вы переехали сюда, — произнесла Анна, обращаясь больше к себе, чем к собеседникам. После десяти лет, проведенных в больших городах, таких, как Лондон и Торонто, ее муж сменил образ жизни на деревенский — фактически, спрятался. Он приехал туда, где жили в свое время его и ее предки, туда, где они знали всех соседей, где все казалось безопасным и где они могли тихо и спокойно доживать свои годы.
      Миссис Мэйлхот промолчала.
      — Я никогда по-настоящему в это не верила, — вздохнула она. — Но у мужа имелись какие-то подозрения, и этим все сказано. Со временем он стал тревожиться все сильнее и сильнее. Это присуще многим стареющим людям.
      — Вы считали, что это было его странностью.
      — У всех нас есть свои странности.
      — А что вы думаете по этому поводу сейчас? — мягко спросила Анна.
      — Сейчас я даже не знаю, что и думать, — глаза вдовы наполнились слезами.
      — Вы знаете, где он хранил свои финансовые записи?
      — Чековые книжки и все остальное хранится в коробке наверху, — она пожала плечами. — Можете взглянуть, если хотите.
      — Благодарю вас, — сказала Анна. — Нам нужно вместе с вами восстановить события, которые произошли в последнюю неделю жизни вашего мужа. В деталях. Его привычки, все места, где он бывал, его поездки. Звонки, которые он сделал и на которые ответил. Письма, пришедшие на его имя. Рестораны, в которых вы побывали. Вспомните также, не приходили ли к вам какие-нибудь ремонтные рабочие — водопроводчики, телефонисты, уборщики, электромонтеры. Короче — все, что сможете вспомнить.
      Следующих два часа они допрашивали ее, делая перерывы только для того, чтобы воспользоваться туалетом. Даже когда стало ясно, что вдова начала уставать, они не ослабили нажима, стараясь выжать из нее все, что ей было известно. Анна знала, что, если они прервут допрос и отложат его окончание на завтра, отношение вдовы к ним может измениться. Она может посоветоваться с кем-нибудь из знакомых или с адвокатом. Она может приказать им убираться к черту.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45