Древо жизни. Книга 3

– А твой муж?

– Кеней? А как же? И не один раз. Кеней был великим вождём!

– Я должен поговорить с Игорем…

– А пока я и несколько моих подруг перенесём сюда тайно все оружие.

– Делайте, что хотите, – как-то отрешённо проговорил Владимир, думая о своём.

Игоря он нашёл в роще возле посёлка в окружении двух десятков фавнов и толпы женщин. Что-то показалось Владимиру странным в его поведении. Только подойдя ближе, он обнаружил, что землянин, как и все окружающие его фавны и женщины, сильно пьян.

– А вот и ты! – приветствовал его Игорь. Он поднялся с травы и, пошатываясь, направился к нему, держа в руках глиняный кувшин.

– Присоединяйся к нам. Отличное вино, он протянул ему кувшин.

– Откуда оно? – удивился Владимир.

– Э! Здесь полным-полно винограда. Эти бестии, – он указал кувшином на фавнов, – оказывается, большие мастера по части выпивки.

– Послушай, больше не пей. Мне надо поговорить с тобой.

– Хорошо… Не буду… А ты? – он протянул ему кувшин, – может быть, выпьешь? Ну, как хочешь.

Игорь подозвал одну из женщин и отдал ей кувшин.

– Пойдём, поговорим, если ты настаиваешь.

Владимир с сомнением посмотрел на него.

– Может быть, в другой раз?

Игорь пошатнулся и, ухватившись за Владимира, едва устоял на ногах.

– Нет! – он икнул и снова пошатнулся. – Нет, давай поговорим сейчас…

Перемены, которые произошли с Игорем за последний месяц, были разительные. Владимир знал его всегда как исполнительного, смелого бойца своего отряда, не раз бывшего с ним в самых тяжёлых и сложных операциях. Игорь участвовал и в похищении кардинала, и в разгроме базы неогуманистов на Куари. Он всегда отличался сообразительностью и решительностью в действиях. Создавшаяся обстановка, беззаботная жизнь в долине в окружении большого числа молодых и красивых женщин и весёлых развращённых фавнов изменили его до неузнаваемости. Теперь ко всему этому добавилось пьянство.

Они подошли к берегу озера.

– Я сейчас… через пять минут буду в норме… – Игорь разбежался и нырнул в озеро.

– Смотри, не утони с перепоя, – крикнул ему вслед Владимир.

Вода в озере, которое пополнялось горными ручьями, была холодная. Игорь вынырнул метрах в двадцати от берега и поплыл. Через пять минут он, как и обещал, вернулся.

– Ну, я тебя слушаю. О чем ты хотел со мной поговорить? – спросил он, подходя к Владимиру и садясь рядом с ним на песок.

– Протрезвел?

– Почти. – Игорь лёг на нагретый песок, закинув руки за голову, и приготовился слушать. – Было бы от чего пьянеть, вино слабенькое, – проговорил он, закрывая глаза.

– Ну, если ты уже протрезвел, то ответь мне: собираешься ли ты возвращаться к своим?

– Это в лагерь, что ли?

– А куда же ещё?

– А что? Эта гадюка уползла?

– Не знаю. Но думаю, что нет.

– Тогда как, позволь тебя спросить, мы вернёмся? Может быть, у тебя есть бластер, чтобы прикончить рептилию?

– Надо что-то придумать.

– Вот и думай! А я ничего не могу придумать. А потом…

– Что потом?

– Потом, здесь не так уж и плохо. Я бы сказал, даже очень неплохо! – он перевернулся и лёг на живот, подставляя спину тёплым лучам солнца.

– Сам посуди, командир, – назвал он Владимира по старой памяти, – мягкий ровный климат, обильная вкусная еда… женщины… ты только полюбуйся на них. Каждая из спасённых нами от кентавров могла бы быть на Земле кинозвездой. И притом они никогда не стареют! Мы с тобой, командир, попали в рай, который был когда-то утерян людьми. Чего тебе ещё надо?

– И тебе не надоело это вынужденное безделье?

– Представь себе, нет!

– Не понимаю тебя.

– А что тут понимать? Скажи мне, во имя чего человек трудится?

– Как во имя чего? Да все, что мы имеем, создано трудом, в том числе и цивилизация.

– Вот-вот! Создано трудом. Следовательно, – Игорь окончательно протрезвел, – следовательно, – повторил он, снова ложась на спину и закидывая руки за голову, – мы трудимся для того, чтобы что-то иметь? Не так ли?

– Не совсем, но приблизительно так, – не понимая, куда он клонит, – согласился Владимир.

– Пусть будет приблизительно. Ты согласен, что труд должен иметь какой-то смысл?

– Естественно! Нет ничего хуже бессмысленного труда.

– Прекрасно! Ну а какой смысл труда здесь? Здесь мы имеем все, что нам необходимо. Тут так тепло, что можно обходиться без одежды. Не надо обрабатывать поля, чтобы иметь пищу. Любой труд, если смотреть в корень, сводится к тому, чтобы защитить своё бренное тело от холода и голода. Все остальное имеет производное значение. И коль нет этих двух великих начал: холода и голода, то и труд теряет смысл.

– Но так можно превратиться в животное.

– Совершенно верно! Ну и что? Вот ты говорил о цивилизации. А для чего она, «цивилизация»?

– Как, для чего?

– Вот я спрашиваю, какова конечная цель цивилизации?

– Могущество разума, человека… ну и…

– И? И что ещё?

– Счастье человека…

– Правильно! Счастье! Ради этого счастья и создаётся цивилизация. Ну, а что делать, если я полностью счастлив? Мне не нужна техника цивилизации, её машины, вычислительные устройства и тому подобное. Все, что мне нужно, я имею здесь. Следовательно, у меня нет причин желать каких-то изменений. Мне и так хорошо. Поэтому труд теряет свою цель, а следовательно, становится бессмысленным.

– Ты не прав. Труд является потребностью мыслящего человека.

– Слышал эту теорию. Возможно, она и верна. Но в ней опять-таки говорится об осмысленном труде, то есть таком, в результатах которого человек испытывает нужду. А здесь? Ну, в чем мы испытываем нужду? Скажи, и я с удовольствием начну трудиться, если буду знать цель своего труда.

– Постой! Ты что же, считаешь, что полное материальное обеспечение потребностей человека исключает его желание трудиться? Тогда ответь мне, почему на Земле люди довольно-таки богатые и всем обеспеченные продолжают трудиться, причём трудятся с полной отдачей сил.

– Ну, это легко объясняется. Люди трудятся для того, чтобы сохранить то, что они имеют, чтобы не отняли у них богатство те, кто менее обеспечен. Они трудятся, чтобы сохранить власть, ибо, потеряв власть, они потеряют и сверхнормативное обеспечение. Понимаешь, на Земле всегда существовало материальное неравенство. И это неравенство стимулировало трудовую деятельность человека. Те, кто был менее обеспечен, трудились для того, чтобы достичь более высокой степени обеспечения и положения в обществе, другие – для того, чтобы сохранить своё положение. Если бы там, на Земле, удалось достичь, как когда-то мечтали, материального равенства, которое гарантировалось бы каждому человеку вне зависимости от его вклада в общий труд, то люди перестали бы трудиться. Здесь же сама природа создала такие условия. Цивилизация фактически была создана потому, что голодные работали на сытых. Здесь все сыты, и никого не надо заставлять строить города, проводить дороги, ну и все прочее, чем отличается цивилизация. Заметь, здесь даже не ценится золото и драгоценные камни. Почему? Да потому, что на Земле они были как бы концентрацией голода, то есть возможности заставить голодного работать на сытого. Единственную ценность здесь представляют женщины, и из-за них происходят тут всякие стычки и сражения. Все остальное жители этой планеты получают даром. Даже бессмертие.

– Ну хорошо, ты прав. Труд должен иметь смысл. Я с этим согласен. Но вот ответь мне на такой вопрос. Если в чем-то имеется потребность, будет ли это стимулировать труд?

– Думаю, что да.

– Вот ты и попался! Я хотел было создать мастерскую, сделать ткацкий станок, но никто меня не поддержал, даже ты и то бросил работу.

– Не было смысла.

– Как? Разве нет потребности в одежде? Посмотри вокруг, все ходят почти голые.

– Тепло.

– Разве дело только в том, что тепло?

– Ах! Тебя шокирует, что женщины здесь ходят голыми? Ты считаешь это неприличным?

– Конечно. А ты что, нет?

– Представь себе, что ты находишься в Лувре.

– Причём тут Лувр?

– А притом, – Игорь рассмеялся, – притом, что если бы здесь разгуливали голяком старухи с отвисшими животами и варикозными ногами, я бы с тобой согласился, что это крайне неприлично. Послушай, дружище, ты напрасно отделяешься от всех!

– От кого это «от всех»? От твоих грязных фавнов? Ты что, думаешь, я буду принимать участие во всех ваших безобразиях?

– Ну зачем ты так? Все, мой друг, относительно. Здесь не Земля, а другая планета, другой народ, другие обычаи, а в чужой монастырь, как известно, со своим уставом не лезут. Нельзя на все смотреть со своей колокольни. Представь, что фавны вдруг очутились на Земле и стали бы вести себя там, как ведут здесь… Что было бы? Не правда ли странно? Так и здесь твоё поведение кажется всем странным. Столько кругом красавиц, а ты прилип к своей Ореаде…

– Зато ты быстро адаптировался.

– А что? Кому я мешаю? Мною все довольны, а на тебя начинают коситься. И не только фавны, но и женщины.

– Да пойми же ты, голова садовая, я же человек!

– А я кто? Марсианин? Я тоже человек, но в отличие от тебя понимаю, как нужно себя вести в создавшейся обстановке. А ты ведёшь себя неправильно.

– Это я – то неправильно? Да ты что?

– А как ты думаешь? Конечно, неправильно! На тебя вначале смотрели, как на бога, а теперь смеются.

– Смеются?

– Ну да! Ты зачем-то себя ограничиваешь, не пользуешься дарами, которые тебе преподносит эта чудесная планета, вечно юная и прекрасная. Ты подобен тому чопорному англичанину, который попал на необитаемый остров вместе с прекрасной девушкой и три года с ней не разговаривал, потому что некому было его ей представить. Вот так-то, друг мой! Я тебе искренне советую, одумайся!

– Видно, разговора с тобой не получится, – обескуражено проговорил Владимир, вставая.

– Нет, почему же? Я не против вернуться к своим. Но скажи, как? Пока выхода не вижу.

– Рано или поздно змея уползёт.

– Вот когда она уползёт, тогда и поговорим, – Игорь тоже поднялся. – Пойдём со мной.

– Нет уж, уволь!

– Ну, как хочешь, – он повернулся и пошёл в знакомую рощицу.

Вскоре оттуда донеслись взрывы смеха, визг женщин и хохот фавнов. Веселье усиливалось с каждой минутой.

Владимир хотел было идти домой, но передумал и пошёл вслед за Игорем. Его появление вызвало ещё больший взрыв веселья. Завидев приближающегося Владимира, некоторые фавны стали покатываться по траве со смеху. Сначала он не понял причины их столь бурного веселья, но, подойдя ближе, увидел такое, что заставило его буквально застыть на месте. Посреди поляны с важным видом расхаживал один из фавнов, одетый в его, Владимира, одежду. Фавн принимал время от времени комические позы, вызывая новые взрывы хохота. Больше всего Владимира оскорбило то, что Игорь принимал участие в общем веселье. Кровь бросилась в лицо землянину. В два прыжка он очутился рядом с насмешником и схватил его за волосы. Смех прекратился мгновенно. Наступила тишина. Владимир отпустил фавна, и тот, видя перед собой разгневанного хозяина одежды, стал быстро раздеваться. Раздевшись, он протянул одежду Владимиру и, не утерпев, скорчил комическую мину. Снова раздался взрыв смеха. Не помня себя от стыда и возмущения, Владимир отвесил оплеуху шутнику, от которой тот покатился кубарем по траве. Собрав одежду, Владимир, не глядя ни на кого, покинул рощу. Вслед ему послышались угрожающие крики. Он не стал на них реагировать и пошёл домой. Дома его ждала Ореада.

– Все! Уходим отсюда! – принял он окончательное решение.

После ухода из посёлка Владимир несколько раз посетил карниз. Внизу, на склоне, по-прежнему лежала змея. Она и не думала покидать своего места. Владимир заметил, что змея обнаруживала его раньше и приходила в возбуждение, когда на нем был надет плащ из шкуры Пифона. В тех случаях, когда он был без плаща, змея реагировала на его появление не сразу. У него постепенно начал складываться план освобождения из западни.

Вот уже месяц, как Владимир жил на южном берегу озера. Вместе с ним посёлок покинули несколько женщин, которые, как ему объяснила Ореада, опасались, что если дело дойдёт до большой жертвы, выбор может пасть на них. Из-за предосторожности они забрали с собой из оружия все, что могли унести, главным образом, луки и весь запас стрел. Вскоре пропажа обнаружилась. Вначале к ним пришёл Игорь и потребовал, чтобы Владимир отдал назад луки. Тот отказался. Расстались они холодно. Через несколько дней к ним явилась целая делегация из фавнов с той же просьбой.

– Мы испытываем нужду в мясе, – начал фавн после обмена приветствиями. – Вы забрали все луки, и мы не можем теперь охотиться на оленей. Зачем вы это сделали?

– Скажи ему, что я отдам луки, – попросил Владимир Ореаду.

– Не делай этого, повелитель мой! Они убьют тебя! – на языке Дука взмолилась Ореада.

– Почему ты так думаешь?

– Они ненавидят тебя! Я это чувствую!

– Но, может быть, с ними можно договориться? Долина большая. Разве тут мало для всех места? Ведь можно жить в мире.

– Ты не можешь понять? Лапифы коварны. Они никогда не держат слова, если это им невыгодно.

– Ты сказала – лапифы? Это же фавны.

– После того, как они образуют племя и принесут большую жертву, они станут лапифами.

– Так им нельзя верить?

– Ни фавнам, ни лапифам. Ты другой и не можешь всего понять. Если бы ты стал лапифом, то есть был, как Игорь, то, может быть, они и не считали бы тебя врагом. Но теперь… теперь я чувствую, что тебя ненавидят за то, что ты другой, не такой, как все. Если ты отдашь им луки, то при первой же возможности они убьют тебя и перебьют нас всех, живущих здесь с тобой. А скорее всего, принесут в жертву.

– Странная причина ненависти.

– Ты их страшно оскорбил. Всех. И фавнов и женщин.

Фавн во время их «разговора» молча сидел на корточках у входа в хижину, время от времени посматривая по сторонам. Рядом с хижиной Ореады стояло ещё несколько других, в которых жили остальные женщины. Внимание фавна привлекла вытянутая на берег лодка и развешанные на шестах сети. Сети эти сплели недели две назад из растений. В озере водилось много рыбы, и каждый раз Владимир и участвующие в рыбной ловле женщины вытаскивали их наполненными. Лапифы не умели плести сети и били рыбу острогами. С лодкой ему пришлось немало повозиться. Имея в распоряжении бронзовый топор, захваченный из поселения лапифов во время их поспешного бегства, Владимир смог изготовить только некое подобие индейской пироги.

Заметив жадный взгляд фавна, Владимир встал и, сняв с шестов сеть, бросил её в лодку.

– Можешь забирать это себе. Я сделаю ещё.

– А луки?

– Луки я пока вам не дам. Впрочем, нет. Один дам Игорю, но пусть он сам придёт за ним.

– Это твой окончательный ответ? – со скрытой угрозой в голосе спросил фавн.

– Окончательный, – уловив эту угрозу, рассердился Владимир. – И вот что! Забирай лодку и сети и убирайся, пока не передумал.

Вечером того же дня пришёл Игорь. Состоялся неприятный разговор. Игорь бросил Владимиру обвинение в ханжестве. Тот, естественно, оскорбился.

– Интересно, в чем заключается моё ханжество? В том, что я не хочу превращаться в животное?

– Да брось ты! – поморщился Игорь. – Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Не пойму только, откуда у тебя это взялось, командир? Если и возникнет конфликт между тобой и остальными жителями долины, то виноват в этом будешь только ты.

– Объясни мне, кому я мешаю? – повысил голос Владимир.

– Я тебе уже объяснял, и жаль, что до тебя ничего не дошло! – в свою очередь повысил тон Игорь. – Ты не на Земле. Это-то до тебя доходит?

– Ну и что?

– А то… а впрочем, что с тобой говорить? Оставайся здесь, если ты так хочешь. Может быть, это даже лучше. Во всяком случае, ты не будешь портить своей постной физиономией настроение другим.

Он взял лук, колчан с десятком стрел и направился в свой посёлок, но, отойдя шагов на десять, повернулся и, кивнув на столпившихся у входа женщин, подруг Ореады, насмешливо спросил:

– Этих-то ты не обижаешь?

– Ладно, иди, иди и не беспокойся ни за меня, ни за них, – настроение у Владимира окончательно испортилось. Он понял, что это разрыв. Ему вдруг захотелось догнать и вернуть Игоря, но он не сделал ни шага. Игорь как будто чувствовал это. Он остановился, подождал немного, но, не дождавшись, медленно пошёл по тропе вдоль берега озера и вскоре исчез среди деревьев.

Владимир впервые почувствовал, что он в чем-то не прав. К нему подошла Ореада.

– Твой друг говорил правду, – тихо, как бы извиняясь, произнесла она. – Прости меня, – продолжала она, – но ты действительно обижаешь моих подруг.

– Чем? – сделал вид, что не понимает её, Владимир.

– Ты сам знаешь. Неужели тебе надо объяснять? Посмотри, это самые красивые женщины нашего племени.

– Я вижу. Не пойму только, почему они решили переселиться с нами.

– Я же тебе объясняла, что если дело дойдёт до большой жертвы, то изберут их, как самых красивых. Но если ты будешь обижать их, то после того, как будет принесена большая жертва, они вернутся в посёлок к другим. Они мне это уже говорили. Мне будет одиноко без них. Прошу тебя, не обижай моих подруг.

– О, Господи! Да не думаю я их обижать! Так и скажи им!

– Правда? – обрадовалась Ореада и, оставив его одного, направилась к женщинам.

После этого разговора мир в маленьком посёлке был восстановлен, но ненадолго.

Фавны напали рано утром. Владимир только что вышел из хижины и направился на берег озера, чтобы умыться. Бывшая с ним этой ночью женщина опередила его и, весело смеясь, побежала к берегу. У самой воды, как бы споткнувшись, упала и застыла на прибрежном песке лицом вниз. Владимир, не понимая ещё, что произошло, подбежал к ней. Все лицо у женщины было залито кровью. Увесистый камень попал ей в висок и проломил череп. Смерть наступила сразу же, не успев даже погасить на её лице улыбку. Тут же над головой Владимира просвистел ещё один камень, и следом за ним целый град камней под аккомпанемент завываний высыпавшей на берег озера толпы фавнов обрушился на посёлок.

Нападение было внезапным, и Владимир только успел заметить, что в руках у нападающих были пращи, которыми они вертели над головами, посылая в него снаряд за снарядом. Сработал выработанный на Земле инстинкт. Он упал на землю, несколько раз перекатился через себя и, вскочив, кинулся к хижине. Через секунду он уже держал в руках лук. Свистнула стрела, и один из нападавших рухнул с пронзённой насквозь шеей. Второму стрела впилась в бок, и он завертелся волчком. Фавны замешкались. В это время на них посыпался град стрел, посылаемых Ореадой и её подругами. Оставив на земле человек десять убитыми, фавны обратились в бегство.

Кроме погибшей у берега озера, две женщины были легко ранены. Одной камень повредил плечо, содрав кусок кожи, у другой на излёте попал в грудь и сломал ребро. Пока Владимир оказывал им помощь, остальные женщины, вооружившись копьями, прикончили раненых фавнов. Все это произошло так быстро, что Владимиру удалось спасти только одного из них, но и тот был близок к смерти. Он успел повернуться, когда Ореада занесла над ним копьё, и оно вместо того чтобы поразить его в сердце, вонзилось в живот. Фавн был ещё в сознании, когда Владимир подбежал к ним и вырвал у Ореады занесённое для второго удара копьё. Жестокость женщин не удивила его, так как из рассказов Ореады он знал обычаи племён лапифов убивать раненых и пленных врагов. Лапифы не знали рабства и пленников обычно уничтожали. Если пленник был лапифом, его хоронили в роще священных деревьев и во второй жизни этот лапиф становился членом племени. Если же пленником был кентавр, его труп сжигали.

– Спроси у него, откуда у них это? – он протянул Ореаде подобранную на песке пращу. Насколько знал Владимир, лапифам не было знакомо такое оружие.

Фавн молчал и в ответ на вопрос Ореады презрительно отвернулся.

– Он не хочет говорить, – заключила Ореада.

– Тогда скажи ему, что его труп я сожгу!

– Ты это сделаешь? – ужаснулась Ореада.

– Клянусь, что сделаю!

Ореада перевела сказанное лапифу. Тот задрожал и стал быстро говорить. Ореада выслушала и перевела Владимиру:

– Их научил Игорь.

– Игорь? – вскричал Владимир. – Не может быть! Спроси его ещё раз!

Но фавн был уже мёртв.

Итак, Игорь, его старый боевой товарищ, стал на сторону фавнов и не только стал, но и научил их делать оружие. Владимир, правда, не видел Игоря среди нападающих, но это не меняло дела.

Убитых похоронили тут же. Лапифы спокойно относились к смерти. Смерть не была смертью в обычном понимании этого слова. Она не несла за собой небытия, которое так ужасает все мыслящее, понимающее ужас НИЧТО. Для них смерть была только преддверием новой жизни, причём, в новой жизни память частично сохраняла то, что было до этого и прошлом. Никто, правда, не знал, как далеко это прошлое. Память Ореады хранила воспоминания о двух или более прошлых. В одном из них были вспышки молний, могучие воины на грохочущих колесницах, вереницы связанных пленниц. Второе осталось ещё более туманным. Она только помнила, что в панике бежала по полю, а за ней гнался кентавр. Потом все обрывалось. Какое прошлое было раньше, какое позже – она не могла сказать. Другие женщины, жившие с ним в посёлке, теперь, как и Ореада, вступившие с ним в мысленный контакт, тоже хранили в памяти смутные отрывки минувших жизней. Никто из них не мог сказать, как давно это было. Судя по рассказу Ореады, она жила во времена посещения планеты титанами. Лапифы хранили в памяти предания об этих посещениях. Титаны захватывали в плен женщин и мужчин и увозили их куда-то на грохочущих и извергающих пламя машинах. Похищенные уже никогда не возвращались к племени.

– Как вы думаете, – обратился Владимир к женщинам, – почему фавны напали на нас? – Они только что вышли из воды озера, где смывали с себя следы крови, и теперь отдыхали, лёжа на прибрежном песке. Выстиранную одежду развесили на ветках деревьев. Все как-то произошло само собой, и Владимир, сам того не замечая, перестал стесняться собственной наготы и наготы лежащих рядом с ним на песке молодых женщин. Правда, некоторым из этих «молодых» было лет по пятьсот, но, глядя на их гибкие и стройные тела, ни за что нельзя было это принимать всерьёз.

Женщины быстро заговорили. Владимир, который ещё не полностью освоил их язык, ничего не понял и обратился за разъяснениями к Ореаде.

– Мы думаем, что они уже выбрали себе вождя и теперь готовят большую жертву.

– Так что, они хотели нас принести в жертву?

– Конечно, предпочтительнее принести в жертву пленных, а если их нет, то и своих. Теперь все зависит от вождя, на кого он укажет.

– Они смогут повторить свою попытку?

– Трудно сказать. Мы убили многих из нападавших. Другие теперь побоятся.

– Вы очень хорошо стреляли! – поблагодарил Владимир.

Похвала эта, видимо, доставила большое удовольствие его подругам, так как они заметно оживились. Одна из них вскочила на ноги и, схватив лежащий подле неё лук, натянула его и пустила стрелу в стоящее метрах в пятидесяти от них дерево. Стрела тонко пропела и впилась в ствол.

– Отлично! Ты молодец. Рея, – похвалил он её.

– Мы все умеем стрелять. Лучше погибнуть в бою, чем быть принесённой в жертву. После жертвы уже больше не возвращаются в этот мир, – ответила она.

– Разве после жертвы тела не хоронят?

– Нет. Жертву подвергают длительной пытке, а потом остатки тела сжигают на жертвенном камне, – она так и сказала «остатки тела». Владимира передёрнуло от отвращения.

– Черт бы их побрал! Я и не предполагал о такой зверской жестокости. Теперь я понимаю, почему вы так метко стреляли.

– Я же тебя предупреждала и советовала забрать все луки, – напомнила Ореада.

– Да, совершенно верно. Но что же мы теперь будем делать? С ними нельзя договориться?

– О чем?

– Ну… дать слово, что не будем больше нападать друг на друга.

– А разве можно верить слову? Что такое слово? Фу! – дунула она, сложив губы трубочкой.

– Как? Разве у вас нельзя верить другу? А как же вы заключаете союзы с другими племенами?

– Что такое союзы? Не пойму.

– Ну, это когда объединяются несколько племён для общей защиты, скажем, от нападения кентавров или заключают союз, чтобы сообща напасть самим на них.

– Никогда об этом не слышала. У нас каждое племя само за себя и никогда не объединяется с другим. Если какое-то племя погибает в войне с кентаврами, то другие радуются.

– Радуются? Чему?

– Тогда дикие, которые рождаются в священных рощах, идут к тому племени, которое остаётся жить, и племя от этого растёт и становиться более сильным.

– Если бы в тот день, когда на вас напали кентавры, рядом с вами находилось бы другое племя лапифов, они не пришли бы вам на помощь?

– Скорее всего, нет. Разве что, если бы опасались, что кентавры потом нападут на них самих.

– Интересный вы народ, лапифы, и как только вас земля терпит таких?

– Земля? Не понимаю.

– Я хотел сказать Кибела.

– Кибела? О! Великая Мать не оставит милостью своих детей, но никто не может знать её решений и намерений. Великая Мать любит жертвы и празднества в её честь. Ты мог навлечь гнев на себя Великой Матери, так как не хотел принимать участия в празднествах.

– Не понимаю? Каких таких празднествах?

– Ну, в рощах. Твой друг принимал участие, а ты отказался.

– Так вот оно что! И из-за этого на меня стали коситься в посёлке?

– Конечно! Нельзя проявлять такое неуважение к Кибеле! Это может принести несчастье всем.

– Почему же мне ничего не объяснили?

– Я думала, ты сам это знаешь. Потом, может быть, ты враг Великой Матери? Ты убил её стража Пифона, и она могла лишить тебя силы принимать участие в празднестве. Так думали все женщины племени. Я-то знаю, что это не так. Но мне не верили. Думали, что я говорю это только из благодарности тебе за то, что ты снял меня тогда с доски пыток. Вот они подтвердят, – она кивнула на подруг и что-то им объяснила на своём звучном, певучем языке. Те согласно закивали головой. Рея от себя что-то добавила.

– Что она говорит?

– Она сказала, что теперь они знают, что Кибела, если и гневалась на тебя за Пифона, то теперь простила, так как вернула тебе мужскую силу.

– Я знаю, почему они напали, – вступила в разговор молчавшая до сих пор Ио. – Они хотели принести тебя в жертву и тем самым умилостивить Кибелу, которая ещё гневается за убийство Пифона. Я слышала, как там, в посёлке, говорили, что пока ты жив, самка Пифона не уйдёт из ущелья.

– Возможно, они и правы, – задумчиво, вспомнив пришедшую ему в ущелье догадку, тихо проговорил Владимир. – Ну что ж, видно, мне придётся увести её отсюда.

– Как ты это сделаешь? – недоверчиво спросила Ореада.

Он не успел ответить. До них донёсся плеск воды. Метрах в ста от них к озеру спустилось стадо оленей. Владимир схватил лук и, крадучись, стал приближаться к стаду. Женщины замерли. Через несколько минут стадо с шумом умчалось, оставив на месте молодого самца, сердце которого пронзила стрела, выпущенная охотником.

Когда Владимир и подбежавшая ему на помощь Ореада освежевали и принесли тушу, на специально отведённом месте уже пылал костёр. Владимир нарезал мясо кусками, нанизал их на палочки и обильно посыпал каждый кусок пеплом равы – растения, зола которого содержала большое количество хлористого натрия и заменяла лапифам поваренную соль. Зола равы содержала также соли кальция, калия и магния. Лапифы умели очищать золу, выделяя из неё соль натрия. Для этого зола растворялась в воде, потом фильтровалась и выпаривалась. Образовавшийся осадок содержал главным образом соль натрия. Рава росла обычно на сухом и каменистом грунте с богатым содержанием солей. Владимир не раз думал о том, чтобы привезти семена равы на Землю и посеять их на засоленных почвах. Судя по тому, как это растение концентрировало в себе соли, оно должно оказаться весьма полезным на Земле, где мелиорация когда-то привела в негодность миллионы гектаров земли.

Игорь отбивался от наседающих на него фавнов как только мог. Застигнутый врасплох, он мог надеяться только на свои кулаки и знание приёмов рукопашного боя. Уже трое из нападавших на него валялись на траве, не подавая признаков жизни. Под кулаками его дробились челюсти, ломались шейные позвонки, но силы были неравны. Его повалили и связали.

Неделю назад, узнав о нападении фавнов на Владимира, Игорь пришёл в ярость. Она усилилась ещё больше, когда он понял, что сам дал нападающим оружие. Показав фавнам, как делать пращи, и обучив их владеть ими, Игорь рассчитывал, что это оружие заменит недостающие луки и будет применяться для охоты на оленей. Однако фавны решили иначе и тут же воспользовались ими, чтобы напасть на поселение Владимира.

Между Игорем и его друзьями-фавнами произошёл резкий разговор. Игорь хотел было отобрать пращи, но не тут-то было. Отношения сразу же стали враждебными. Теперь при его появлении фавны замолкали и расходились в разные стороны, показывая тем самым, что не хотят больше с ним общаться.

Вскоре после случившегося Перо предупредила Игоря, что его хотят принести в жертву Великой Матери.

– Уже избран вождь, – сообщила она, назвав имя одного из фавнов, отличающегося от других высоким ростом и могучим телосложением. Игорь хорошо знал его. Это был Иес, присоединившийся к ним во время бегства от преследующей толпу лапифов самки Пифона.

– Ты должен вызвать его на единоборство, – посоветовала женщина. – Если победишь, то вождём станешь ты. Таков обычай. Но после борьбы с тобой он должен остаться жив, чтобы лечь на жертвенную доску.