Хью сидел в своем кресле, которое он не покидал в течение всей ссоры. Голова его низко склонилась над столом. Он явно боялся. Арлиан заметил его и, подозвав Кардиеля, подошел к нему.
– Вы остались, чтобы шпионить за нами, Хью? – спросил он спокойно, беря его за руку и поднимая со стула.
Глаза Хью смотрели вниз, руки нервно крутили край сутаны.
– Я не шпион, мой лорд, – тихо сказал он. – Я… я хочу присоединиться к вам.
Арлиан посмотрел на Кардиеля. Кардиель сложил руки на груди.
– Что же заставило тебя изменить свои мысли, отец Хью? Ведь ты же был секретарем архиепископа Корригана так много лет?
– Я уже давно не согласен с решениями архиепископов. На прошлой неделе, когда я узнал, что они обдумывают план Интердикта, я предупредил об этом Его Величество. Я пообещал ему, что останусь секретарем, чтобы и в дальнейшем следить за ними. Но больше я не могу оставаться там.
– Я понял, – засмеялся Кардиель. – Денис, как ты думаешь, ему можно верить?
Арлиан улыбнулся:
– Я ему верю.
– Хорошо, – Кардиель взял руку Хью. – Приветствую тебя в наших рядах, Хью. Нас мало, но наша вера сильна. Возможно, ты разъяснишь нам, что замышляют дальше Лорис и Корриган. Твоя помощь мне очень нужна.
– Я постараюсь сделать все, чтобы помочь вам, – прошептал Хью, наклоняясь, чтобы поцеловать перстень епископа. – Я благодарю вас.
– Давай без церемоний, – засмеялся Кардиель. – У нас есть более важные дела. Пойди и найди моего секретаря отца Эванса, вы оба будете нужны через четверть часа. У нас накопилось много бумаг, которые нужно оформить и отправить.
– Хорошо, Ваше Сиятельство, – Хью радостно улыбнулся, поклонился и вышел.
Кардиель вздохнул, опустился в свободное кресло, закрыл глаза и устало потер рукой лоб. Затем он взглянул на Арлиана. Тот пристроился на краю стола и улыбался Кардиелю.
– Ну, вот и все, мой друг. Мы раскололи Церковь пополам перед самой войной.
Кардиель хмыкнул и устало улыбнулся.
– Войной с Венситом из Торента и гражданской войной. Нам предстоит много работы.
Арлиан пожал плечами.
– Этого не избежать. Мне жаль Келсона. Следующей жертвой Лориса будет он. Он же полу-Дерини, как и Морган, а кроме того, обладает могуществом своего отца.
– Да, Келсон – пример того, что могущество Дерини может быть чистым и использоваться для добрых дел. – Кардиель вздохнул, заложил руки за голову и посмотрел на потолок. – А что ты думаешь о Дерини, Денис? Ты думаешь, что они действительно прокляты, как утверждает Лорис?
Арлиан улыбнулся.
– Я думаю, что есть Дерини и злые, есть и добрые, как и среди людей. Я не верю, что Келсон, Морган, Дункан служат дьяволу, ты ведь об этом спрашиваешь?
– Хм-м. Я просто интересуюсь твоим мнением. Ведь я впервые спросил тебя об этом. И если бы я тебя не знал, я бы мог поклясться, что ты тоже Дерини.
Арлиан захохотал и хлопнул Кардиеля по плечу.
– Странными путями идут твои мысли, Томас. Идем! Нам нужно много поработать, а то настоящие Дерини будут ломиться в наши двери.
Кардиель покачал головой и поднялся.
– Господь не допустит.
Глава 18
Утром второго дня Морган и Дункан увидели вдали стены Кулди. Они ехали почти двадцать часов, сделав только короткую остановку в Ремуте, чтобы удостовериться, что Келсон уже выехал оттуда.
Нигель, который заправлял всеми делами в Ремуте в отсутствие Келсона, был потрясен рассказом Дункана о том, что произошло в Джассе, и согласился, что единственное, что нужно сделать, это немедленно сообщить Келсону обо всем. Ведь если Келсон получит официальное сообщение о происшествии в Святом Торине и об отлучении Моргана и Дункана, то принять двух опальных Дерини у себя будет для него очень большим риском.
Тем временем Нигель займется подготовкой армии для предстоящей войны. А если кризис внутри страны будет углубляться, то эта армия понадобится для того, чтобы навести порядок в стране. Обстановка такова, что в Гвинеде может разразиться гражданская война.
Так что теперь Дункан и Морган скакали в город, совсем не подозревая, что там их ждет еще нечто, кроме встревоженного юного короля. Вскоре они остановились у городских ворот.
Горящие факелы освещали пространство перед воротами, разгоняя предутренний мрак. Стражник у ворот открыл глазок и подозрительно рассматривал приезжих. После трех дней бешенной скачки эти двое вовсе не производили впечатление людей, которых нужно поскорее пустить в город, да к тому же еще и в такой ранний час.
Стражник сердито спросил их:
– Кто это хочет попасть в город еще до восхода солнца? Поскорее назовите-ка себя и тех, кого вы собираетесь видеть в городе.
Дункан выпрямился в седле.
– Герцог Аларик Морган и Дункан Мак Лейн к королю, – сказал он тихо. – Откройте поскорее, пожалуйста, мы торопимся.
Стражник шепотом посовещался с кем-то, кого Дункан не мог видеть, а затем снова открыл глазок и кивнул:
– Отойдите, пожалуйста, милорды. Сейчас придет капитан.
Морган и Дункан отъехали на несколько шагов и, не слезая с седел, стали ждать. Морган посмотрел на развевающиеся вымпелы и вдруг заметил на пике над воротами чью-то голову с белыми волосами. Он нахмурился, толкнул Дункана и кивком головы показал ему на голову. Дункан взглянул на нее…
– Это наказание для предателей, – сказал Морган с любопытством рассматривая голову. – Это случилось не так давно. Не больше, чем несколько дней назад.
Дункан пожал плечами.
– Я не знаю его. Он выглядит совсем молодым, несмотря на белые волосы. Интересно, что он сделал?
Послышался скрежет открываемого засова, скрип стальных петель, звяканье цепей и, наконец, открылась правая половина огромных ворот. Могущество Моргана вернулось к нему, и он смог определить, что за воротами их не ожидала опасность.
Дункан направил свою лошадь в ворота и въехал в небольшой двор. За ним последовал Морган. Во дворе их поджидали двое конных стражников в темной одежде. Они держали факелы. Появился капитан охраны со значком, показывающим его принадлежность к привилегированному отряду Келсона. Он подошел к Моргану и взял поводья его лошади.
– Добро пожаловать в Кулди, Ваша Милость, монсеньор Мак Лейн, – сказал он, поклонившись, однако был очень осторожен. – Эти люди проводят вас дальше.
Капитан отпустил поводья лошади Моргана, отступил в сторону и дал знак людям, чтобы они ехали вперед.
Морган опять нахмурился. Во дворе было темно, несмотря на факелы, но Моргану показалось, что на рукаве капитана он заметил черную креповую повязку. Это очень странно, что кто-то из охраны самого Келсона находится в публичном трауре. Кто же умер?
Конный эскорт ехал впереди, освещая факелами дорогу. Морган с Дунканом на своих усталых лошадях еле поспевали за ними. В этот час улицы Кулди были пусты, и звон конских копыт на булыжных мостовых отражался от домов, стоящих по обеим сторонам извилистых городских улиц. Вскоре они подъехали к дворцу, где их немедленно приняли, так как охрана уже была предупреждена.
Морган и Дункан посмотрели на окна покоев, где обычно останавливался Келсон со своей свитой во время своих приездов сюда, и крайне удивились, увидев, что в такой ранний час там горит свет.
Все это было очень странно. Что же могло поднять короля в такую рань? И Морган, и Дункан знали, что молодой король любит поспать, и по доброй воле он бы не поднялся так рано. Значит, произошло что-то из ряда вон выходящее. Что же?
Они соскочили с лошадей. Слева он них прошел грум, ведя за собой взмыленную загнанную лошадь. Грум что-то очень недовольно ворчал, изредка похлопывая лошадь по холке. Лошадь чуть не валилась с ног от усталости.
«Должно быть, на этой лошади прибыл посыльный, – подумал Морган. – Посыльный с новостями, которых Келсон не ждал. Вот поэтому в окнах Келсона в такой ранний час горят свечи».
Они пошли к главному входу и, взглянув на кузена, Морган понял, что Дункан подумал то же, что и он.
Старый привратник, которого оба помнили с детства, впустил их с поклоном и приказал двум пажам сопровождать господ и освещать им путь на верхний этаж. Он был человеком Джареда – преданным слугой их семьи всю жизнь. Он прятал глаза от Моргана и Дункана и ничего не говорил. И на его рукаве тоже была траурная повязка.
«Кто же умер? – спрашивал себя Морган. Внезапное подозрение дрожью охватило его тело. – Только не король!»
Бросив встревоженный взгляд на Дункана, Морган бросился наверх, прыгая сразу через три ступеньки. Дункан не отставал от него. Они оба знали, куда идти. Ведь замок Кулди был хорошо им знаком с детства. Морган первым оказался у двери и стал открывать ее. Но дверь оказалась незапертой. Она с треском распахнулась.
Келсон сидел одетый у письменного стола. У него был угрюмый вид, волосы были растрепаны.
На столе горело множество свечей, пламя которых заплясало, когда дверь распахнулась. Но Келсон не обратил внимания, он что-то записывал на куске бумаги, внимательно изучая, лежащие перед ним на столе, пергаменты.
Позади него и чуть левее стоял Дерри в наспех наброшенной голубой тунике. Он склонился над плечом Келсона и что-то показывал ему в документе.
Возле зажженного камина бессильно сидел молодой рыцарь. Он тупо смотрел в огонь, изредка отхлебывая горячее вино. На нем был наброшен один из малиновых плащей Келсона. Два пажа старались снять с него сапоги.
Келсон поднял голову, и его глаза расширились от удивления, когда он увидел в дверях Моргана и Дункана. Он вскочил и уронил перо. Дерри отступил назад и спокойно смотрел на них. Даже при тусклом свете свечей можно было с уверенностью сказать, что произошло что-то плохое.
Келсон подал знак, чтобы пажи и рыцарь удалились, и не двинулся с места, пока за ними не закрылась дверь. Только затем он вышел из-за стола, держась за него. Он не говорил ни слова.
Морган посмотрел сначала на Дерри, а затем на Келсона.
– Что случилось, Келсон?
Келсон смотрел на носки своих сапог, боясь встретиться глазами с Морганом и Дунканом.
– Мне трудно говорить, Аларик, отец Дункан. Вы лучше сядьте.
Дерри принес им стулья.
Морган обменялся с Дунканом тревожным взглядом и они сели. Дерри вернулся на свое место за креслом Келсона. Лицо его было непроницаемо.
Морган снова посмотрел на Келсона, и тот вздохнул.
– Прежде всего, вот это, – сказал он и жестом показал на стол, где лежал пергамент. – Я не знаю, что произошло в Святом Торине, отец Хью не сообщает деталей, но я думаю, что не зря вас обоих отлучили от Церкви.
Морган и Дункан посмотрели друг на друга, и Дункан кивнул.
– Лорис?
– Вся Курия Гвинеда.
Дункан сел и вздохнул.
– Нет, это нас не удивило. Горони, должно быть, столько им наговорил. Я полагаю, что они там упомянули о том, что я Дерини?
– Там все есть, и это тоже, – Келсон кивком головы показал на пергамент.
Морган нахмурился и выпрямился в кресле, внимательно изучая Келсона.
– Ты не все сообщил, Келсон. О чем-то, что произошло еще до того, как ты получил это послание. Что случилось? Почему люди в трауре? И чья это голова на воротах?
– Имя это человека Риммель, – сказал Келсон, избегая взгляда Моргана. – Вы, может, помните его, отец Дункан?
– Архитектор моего отца? – Дункан кивнул. – Но что он сделал? Обезглавливают обычно предателей?
– Он любил твою сестру, Морган, – прошептал Келсон. – Он нашел какую-то старую ведьму в горах, и она дала ему любовный амулет. Но только этот амулет был неправильно сделан. И вместо того, чтобы дать любовь Риммелю, он убил.
– Бронвин?
Келсон кивнул удрученно.
– И Кевина. Обоих.
– О, боже, – пробормотал Дункан.
Голос его сорвался. Он спрятал лицо в ладонях.
Морган, пораженный, ухватился за плечо Дункана.
– Бронвин мертва? Бронвин убита магией?
– Кристалл Джерраман, – тихо ответил Келсон. – Одна она смогла бы пересилить заклинание. Оно было слабым. Но тут вмешался Кевин. Это произошло два дня назад. Похороны будут сегодня. Я должен был бы послать вам сообщение, но я был уверен, что вы уже на пути сюда.
Морган покачал головой, как бы не в силах поверить услышанному.
– Это же невозможно. Она не могла… Кто эта ведьма? Дерини?
Дерри вышел вперед и поклонился.
– Этого мы точно не знаем, Ваша Милость. Гвидон и я провели тридцать часов в горах, разыскивая ее там. Но мы ее не нашли.
– Это моя ошибка, – добавил Келсон. – Мне следовало бы подробнее допросить Риммеля. Проникнуть в его мозг. Но я этого не сделал и…
Послышался стук в дверь, и Келсон поднял голову:
– Кто?
– Джаред, сэр.
Келсон взглянул на Моргана и Дункана, а затем пошел к дверям, чтобы пригласить Джареда.
Морган поднялся и медленно пошел к окну за столом Келсона. Он встал там и начал задумчиво смотреть сквозь стекло на светлеющее восточное небо.
Дункан безвольно сидел на стуле, голова опущена, руки повисли между колен. Он услышал голос отца, постарался собраться, поднялся и повернулся к двери, чтобы увидеть его.
За эти два дня Джаред состарился на несколько лет. Его обычно аккуратно причесанные волосы были растрепаны, в них появилось много седины. Тяжелая коричневая бархатная одежда только подчеркивала новые морщины, которые появились на его лице. Казалось, что его сгорбленное тело старика уже не способно носить на себе тяжелый бархат. Он встретился взглядом с Дунканом и отвел глаза в сторону, чтобы тот не видел его слез. Руки он спрятал в длинные, отороченные мехом рукава.
– Я… я был с ним, когда мне сказали о твоем прибытии, Дункан.
Я не мог спать.
– Я знаю, – прошептал Дункан. – Я бы тоже не мог.
Келсон подошел к своему письменному столу и встал рядом с Морганом.
Джаред посмотрел на них перед тем, как повернуться к сыну.
– Могу я просить тебя об одолжении, Дункан?
– Я сделаю все, что в моих силах.
– Ты не отслужишь заупокойную мессу по своему брату сегодня утром?
Дункан опустил глаза и отступил назад, услышав эту просьбу. Очевидно, Джаред еще ничего не знал об отлучении, иначе он не просил бы. Отлученный священник не имеет права служить мессу, так как все его молитвы не имеют силы.
Он посмотрел на Келсона, чтобы убедиться, что Джаред ничего не знает. Келсон многозначительно покачал головой и повернул пергамент лицевой стороной вниз. Так, Джаред ничего не знает. Очевидно, в Кулди об этом еще никто ничего не знает, кроме тех, кто сейчас находится здесь.
Но сам-то Дункан знал. Конечно, пока не придет официальная бумага из Джассы, все это будут просто слухи и, следовательно, они не имеют силы. Но Дункан-то знал. Он долго размышлял и, наконец, решился. В конце концов, все это касается только его и его бога, перед которым он ни в чем неповинен.
Дункан проглотил слюну, посмотрел на отца, а затем положил руку ему на плечо.
– Конечно, отец, – сказал он спокойно. – Ну, а теперь проводи меня к Кевину.
Джаред кивнул и заморгал, чтобы скрыть слезы. Дункан посмотрел на Келсона и Моргана. Келсон кивнул ему, и Дункан, наклонив голову, направился к двери.
Дерри поймал взгляд Келсона и жестом спросил его, не уйти ли ему тоже. Келсон разрешил. Дерри пошел за Дунканом и Джаредом. Он мягко закрыл за собой дверь, и Морган с Келсоном остались одни. Некоторое время Келсон смотрел на Моргана, а затем наклонился над столом, чтобы погасить свечи. Небо постепенно светлело по мере того, как приближалось утро. Света уже стало вполне достаточно, чтобы различать предметы в комнате.
Келсон стоял, засунув руки в карманы, и смотрел на город. Он не мог найти слов, чтобы говорить о Бронвин.
– У нас есть еще несколько часов. Почему бы тебе не отдохнуть, Аларик?
Морган, казалось, не слышал.
– Все это как жуткий сон. Все последние дни. Я все время ждал, когда же я проснусь. Ведь не может же быть еще хуже – но оказалось, что может.
Келсон начал было говорить. Он не мог вынести того, что человек, перед которым он преклонялся, находится в таком состоянии. Но Морган как будто не замечал Келсона.
– Как только придет официальное уведомление о нашем отлучении, ты, Келсон, не должен принимать нас под страхом самому быть отлученным: ни помогать, ни принимать. А если на Корвин будет наложен Интердикт, а я в этом почти уверен, то я не могу тебе обещать помощи моих людей. Ты лицом к лицу столкнешься с гражданской войной. Я не знаю, что тебе посоветовать.
Келсон отошел от окна, притронулся к руке Моргана и показал ему на постель в дальнем конце комнаты.
– Не думай об этом сейчас. Ты вымотался и нуждаешься в отдыхе.
Почему бы тебе не лечь? Я разбужу тебя, когда придет время. Мы все обсудим позднее.
Морган кивнул и позволил подвести себя к постели. Он отстегнул меч, и тот со стуком упал на пол.
Морган присел на край постели и заговорил о Бронвин:
– Она была так молода, Келсон, – прошептал он в то время, как Келсон отстегивал и снимал его плащ. – И Кевин – он даже не был Дерини и все же погиб. И все это из-за слепой ненависти, из-за этой разницы между нами.
Он лег и смотрел измученными глазами на балдахин над головой.
– Мрак становится все сильнее с каждым днем, Келсон, – прошептал он, стараясь расслабиться. – Он надвигается со всех сторон одновременно. И единственное, что еще держит меня, это Дункан и ты, Келсон…
Когда Морган заснул, Келсон долго смотрел на него, а затем, убедившись, что тот крепко спит, осторожно сел на край постели рядом со своим другом. Он внимательно смотрел в лицо своего генерала, а затем расстегнул грязный камзол на его груди и осторожно положил руку на его лоб. Очистив свой мозг, он закрыл глаза и проник в мозг Моргана.
– Усталость… тревога… боль… все это началось с приезда Дункана в Корот с плохими вестями… опасность Интердикта, мысли о народе Корвина, поездка Дерри, попытка убийства и сожаление по поводу смерти Ричарда Фиц Вильяма… сообщение Дерри о Варине и о чуде исцеления… воспоминания о Брионе, о гордости, с которой его отец воспринял весть о рождении сына, Келсона, поиски в развалинах, не приведшие ни к чему…
Святой Торин… предательство, крутящийся хаос и мрак, все это едва запечатлелось в памяти… ужас пробуждения, ощущение полной беспомощности, осознание отравления марашей, ужас при виде Варина, того самого, который поклялся убить всех Дерини…
Бегство, долгая скачка, в основном, в полубессознательном состоянии, что и спасло его, так как в полном сознании он не вынес бы такого напряжения после того, что с ним произошло…
Возвращение могущества… а затем снова боль, мучительная боль, скорбь от потери любимой сестры и кузена…
И сон, милосердное забытье, хоть и на несколько часов… безопасность…
Содрогнувшись, Келсон прервал контакт, открыл глаза и убрал руку со лба.
Морган спал спокойно, раскинувшись на широкой королевской постели, забыв обо всем. Келсон встал, снял с себя плащ и укрыл им спящего Моргана, а затем погасил свечи у постели и вернулся к столу.
Следующие несколько часов будут очень трудными для всех – и особенно для Моргана и Дункана. Но тем не менее, надо думать, как сохранить порядок в государстве и не допустить хаоса. Он теперь должен быть сильным, как Морган, так как Морган ни в чем не может помочь ему.
Еще раз взглянув на спящего Моргана, Келсон сел за стол, положил перед собой пергамент, поднял перо и вновь стал работать над бумагой – продолжать свое занятие, от которого его оторвало прибытие Моргана и Дункана.
Нужно обо всем сообщить Нигелю. Обо всех печальных событиях: о смерти Бронвин и Кевина, об отлучении, о возможной войне на два фронта, если Интердикт будет наложен.
Венсит из Торента не будет ждать, когда в Гвинеде разберутся со своими внутренними делами. Этот правитель Дерини постарается извлечь пользу из этих обстоятельств.
Келсон вздохнул и перечитал письмо. Новости были плохими, как их ни рассматривай.
Дункан один стоял на коленях в небольшой часовне, примыкающей к собору Святого Телоса, и смотрел на неугасимую лампаду, горящую у алтаря. Он воспользовался методами Дерини, чтобы снять с себя накопившуюся усталость. Он умылся, побрился и почувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Однако он не мог решиться надеть на себя одежду священника, которая была приготовлена для него. Он не чувствовал себя вправе облачиться в черную шелковую сутану и другие священные одеяния, в которых он должен был служить мессу.
– Служить, – с иронией подумал он.
Он не хотел делать этого по многим причинам. И он знал, что эта месса будет последней, так как ему больше не позволят совершать таинства Святой Церкви, делать дело, которому он отдал все двадцать девять лет своей жизни.
Он склонил голову и попытался молиться, но слова не шли ему в голову. Или вернее, слова приходили к нему, но они прокатывались через его мозг, не задевая сокровенных струн, как ничего не значащие, бессмысленные фразы, не приносящие успокоения.
Кто бы мог предвидеть, что они торопятся сюда, чтобы предать земле тела его брата и сестры Моргана? Кто мог предвидеть, что их здесь ждет?
Он услышал скрип открывающейся двери и обернулся. На пороге в сутане и белой накидке стоял отец Ансельм. Он наклонил голову, как бы извиняясь, что побеспокоил Дункана. Он бросил взгляд на разложенные одежды, на висящую черную сутану, а затем посмотрел на Дункана.
– Мне не хочется беспокоить вас, монсеньор, но уже пора. Не могу ли я вам чем-нибудь помочь?
Дункан покачал головой и снова повернулся к алтарю.
– Все готово к началу?
– Родные уже на месте, процессия собирается. У нас еще есть несколько минут.
Дункан опустил голову и закрыл глаза.
– Хорошо, я сейчас буду.
Он услышал стук закрывавшейся двери и поднял голову.
Фигура над алтарем изображала доброго, любящего, милостивого бога. Этот бог понимал, что Дункан должен пренебречь решением церковного суда. Конечно же, он не будет строго судить его.
Дункан поднялся со вздохом, взял черный шелковый шарф, притронулся к нему губами и надел на шею. Спустившиеся концы он закрепил на поясе. Потом он накинул рясу и расправил складки, постоял неподвижно, расправил на груди крест, вышитый серебром, четко выделяющийся на черном шелке. Затем поклонился алтарю и направился к выходу, чтобы присоединиться к процессии.
Все должно быть по правилам, никаких отклонений от этикета, все условия должны быть соблюдены во время этой службы, которая, наверняка, будет последней в его жизни.
Морган безмолвно сидел на скамье у гробов. Келсон справа от него, Джаред и леди Маргарет – слева. Все в черном. За ними сидели Дерри, Гвидон, советники и помощники Джареда, доверенные слуги. Сзади толпились жители Кулди, те, кто смог поместиться в маленькой церкви. Бронвин и Кевина очень любили в Кулди, и теперь все горько оплакивали их смерть.
Утро было солнечным, но холодным, в низинах все еще стоял туман.
Чувствовалось, что весна еще не полностью завладела землей.
В церкви Святого Телоса было сумрачно и торжественно. Вместо веселых свадебных свечей горели свечи погребальные. Один вид их приводил в мрачное расположение духа. Тяжелые подсвечники с горящими свечами были установлены по обеим сторонам гробов, которые стояли в центре трансепта.
Сами гробы были задрапированы черным бархатом. На крышках гробов лежали щиты с гербами двух семейств.
Морган смотрел на эти гробы и представлял каждого, кто лежит в них.
Герб Мак Лейнов: серебряный спящий лев, три алые розы на голубом поле, по окружности серебряные трилистники.
Герб Морганов (горло Моргана перехватил спазм, но он усилием воли овладел собой): меч, зеленый грифон на черном поле внутри венка из виноградной лозы.
Глаза Моргана затуманились, и он с трудом заставил себя посмотреть дальше, за гробы, туда, где у алтаря горели свечи. Их мерцающее пламя отражалось от золота и серебра подсвечников и алтаря. Но сам алтарь был задрапирован черной тканью, фигуры возле него тоже были в черных мантиях. И когда хор начал петь погребальную вступительную молитву, Морган, наконец, осознал, что это похороны.
Двинулась процессия. Впереди одетый в мантию с белой накидкой священник, размахивающий кадилом, за ним монах, несущий большой крест, задрапированный черным, и следом за ними мальчики со свечами в серебряных подсвечниках. Далее шли монахи ордена Святого Телоса в своих традиционных одеждах и с траурными шелковыми повязками. Следом за ними – Дункан, который должен был служить мессу. Он был особенно бледным, и эту бледность подчеркивали его черные и серебряные одежды.
Процессия вошла в церковь, и все расступились, пропуская Дункана к алтарю, чтобы он мог начать мессу.
Морган тупо смотрел на все это, бездумно повторяя знакомые слова:
– …Я взойду на алтарь Господа…
Морган опустился на колени и уткнулся лицом в ладони, не желая смотреть на этот ритуал, с помощью которого те, кого он любил, отправляются туда, откуда нет возврата.
Всего несколько недель назад Бронвин была жива. Радость от предстоящей свадьбы с Кевином переполняла ее. И теперь она вырвана из жизни, из молодости. И вырвала ее старуха, такая же Дерини, как и она.
Сейчас Морган ненавидел себя. Он ненавидел Дерини, ненавидел свое могущество. Ему причиняла боль мысль о том, что половина крови, текущей в его жилах, принадлежит этой проклятой расе. Почему все происходит именно так? Почему принадлежность к Дерини надо скрывать, надо стыдиться своего могущества, прятать его? Причем так происходит уже в течение нескольких поколений, многие уже разучились пользоваться могуществом, хотя оно еще сохранилось у некоторых. Могущество иногда проявляется у неумелых, случайных людей, применяющих его в корыстных целях, даже не подозревая, что они унаследовали его от древних и благородных людей, людей-Дерини.
И вот одна древняя старуха-Дерини много лет назад ощутила в себе это могущество, научилась простейшим приемам магии, в основном, любовными заклинаниями – и вместо любви она принесла смерть.
Но самое плохое не в этом. Из всех проблем, которые стояли или стоят перед ними, главная – вопрос Дерини. Церковь уже триста лет воюет с Дерини, проклиная их магию, и теперь дело зашло так далеко, что государство находится на грани священной войны.
Могущества Дерини боятся и ненавидят простые люди, которых сплотил под свои знамена Варин де Грей, объявивший, что он послан богами избавить землю от Дерини и, в первую очередь, от Моргана. Именно это и стало причиной всего, случившегося в Святом Торине и последующего отлучения его и Дункана.
Эта проблема Дерини была главной причиной того, что произошло во время коронации Келсона, когда колдунья Чарисса хотела захватить трон, который, как она считала, по праву принадлежит ее отцу. С помощью могущества Дерини, полученного от Бриона, Келсон смог победить ее. Мать Келсона, яростная фанатичка, давно отрекшаяся от своего происхождения, забыла все заветы Церкви и бросилась в пучины греха, пытаясь защитить своим запретным могуществом сына.
А кто мог сказать с уверенностью, что надвигающаяся война с Винсентом из Торента тоже не связана с Дерини? Разве сам Винсент – не чистокровный Дерини, родившийся в стране, где эта магия признана всеми законами? И разве не ходят слухи, что он вошел в союз с Дерини Гвинеда?
И, может, простой люд справедливо боится возвышения расы Дерини, которое может привести к диктаторству Дерини, подобному тому, что было триста лет назад, и к уничтожению людей? Во всяком случае, сейчас для Дерини наступили трудные времена, трудные для тех, кто считает себя представителем этой оккультной расы.
Если бы у Моргана был выбор, то он сейчас же бы отрезал у себя ту часть, которая принадлежит Дерини, остался бы просто человеком, отрекся бы от своего могущества, как требовал от него Лорис.
Морган поднял голову и постарался овладеть собой, заставил себя видеть и слышать Дункана, продолжающего петь литургию.
Морган оказался большим эгоистом в последние несколько минут. Ведь он же здесь не единственный Дерини, душа которого страдает. А Дункан? Какую борьбу с собой он выдержал прежде, чем согласился выполнить обязанности священника, будучи отлученным!
Морган был далек от мысли проникать в мозг Дункана сейчас, во время богослужения. Он был уверен, что найдет там боль, сомнения и страдание. Морган знал, что должен переживать сейчас Дункан. Церковь была его жизнью. Теперь она отторгла его и, хотя об этом знали только Морган, Келсон и Дерри, он, несмотря на все свои мучения, решился оказать последние почести любимому брату и почти сестре. Дункану тоже трудно быть Дерини.
Дункан нараспев произносил слова литургии:
– Agnus Deus, cum tollis poccatus, miserera nubis…
Морган склонил голову и произносил знакомые слова, но они не давали успокоения его душе.
Теперь пройдет много времени, прежде чем он помирится с тем, что произошло здесь два дня назад по воле Бога. И пройдет много времени прежде, чем он снова уверит себя, что его могущество не несет зла человечеству, что с его помощью можно сделать много добрых дел. А сейчас он ощущал на себе тяжкий груз ответственности за то, что случилось с Бронвин и Кевином.
– Dominus, nomen cum dignus…
Месса все продолжалась, но Морган почти не слушал. Усталость, отчаяние, тупая боль овладели им, и он очень удивился, обнаружив, что находится вместе со всеми остальными у ворот Святого Телоса. Он понял, что эти ворота закрылись за Бронвин и Кевином навсегда.
Морган осмотрелся и увидел, что все расходятся небольшими группами, переговариваясь шепотом между собой. Келсон был вместе с Джаредом и леди Маргарет. Дерри стоял рядом с Морганом. Он участливо кивнул, когда увидел, что Морган смотрит на него.
– Может, вам следует отдохнуть, сэр? Ведь скоро наступит время, когда отдыхать будет некогда.
Морган закрыл глаза, потер лоб, как бы желая стереть все тревоги и печали прошлых недель, а затем покачал головой:
