Самый лучший стрелок

Кукаркин Евгений
Самый лучший стрелок

      Евгений Кукаркин
      Самый лучший стрелок
      Написано в 1997 г. Приключения.
      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
      МОЙ БОГ, МОЙ ОТЕЦ
      Наша умная собачка Хонди идет впереди, толково выбирая дорогу. Она жмется ближе к деревьям, где снег более плотный и стремится избегать рыхлые сугробы, в которых застревает по брюхо. За ней идет отец, прокладывая лыжню, и последним я.
      - Ты должен слышать лес, - наставляет меня отец. - Вот, что слышишь?
      - Скрип и легкие щелчки...
      - Не то. Справа. Вон на том дереве тихий шелест. Белка- игрунья пошла по стволу.
      - Что же Хонди не вякнул?
      - Ему не до этого. Гляди.
      Хонди провалился в большой сугроб и пытается сильными прыжками преодолеть его.
      - Я уверен, Хонди сейчас придет в себя, - продолжает отец.
      И точно. Собака выскакивает на плотный снег и тут же задирает морду к верху. Собака лает и становится в стойку. На ели две белки, они спиралью идут по стволу, потом замирают и черными пуговками глаз, сосредотачиваются на Хонди.
      - Толя, снимай..., только обеих.
      Я вскидываю ружье. Ловлю черную точку глаза и нажимаю курок, тут же ствол переношу на следующего зверька, и опять стреляю. Сыпется застрявший в ветвях снег.
      - Паршиво, - говорит отец, - ты задержался ровно на долю секунды. Одну белку снял в глаз, а у другой попортил шкуру.
      Хонди, с восторгом в глазах, уже тащит одну из беличьи тушек, затем бросив ее перед нашими ногами, несется за другой. Отец протягивает руку к морде собаки и отбирает вторую белку, потом рассматривает обеих.
      - Вот смотри, Толя, видишь.
      У одной белки нет глаза, другая получила пулю в лоб.
      - Снег подо мной сел.
      Отец критически осматривает лыжи.
      - Вижу, неправильно сделал упор. При выстреле тебя качнуло и вот результат. Шкурку попортил. Учись сынок стрелять быстро и точно. Вот смотри. Видишь в метрах ста, две ели. Сейчас я отобью макушки. Ориентируйся по звуку, с какой скоростью буду их снимать.
      Отец снимает с плеча свою двустволку, уплотняет под правой ногой снег и вскидывает ружье. Гау-гау, - грохочет в лесу гул. Верхушек елей как небывало. Руки отца молниеносно перезаряжают ружье. Это уже умею и я. Хонди срывается и бежит вперед.
      - Учти сынок, патроны всегда держи под рукой. Тебе бабка сделала кармашки для десяти патронов. Твои двенадцать выстрелов, должны прозвучать как из автомата.
      Прибежал собака и изумленно поглядывает на отца.
      - Хонди, это проверка..., вперед. Пошли, сынок искать кабаньи тропы.
      Первый нащупал тропу Хонди. Он лает из-за деревьев, призывая нас к себе.
      - Читай следы, Толя. Говори, что увидел.
      - Здесь шло восемь кабанов. Два больших кабана и шесть кабанчиков. Сзади двигались два волка. Прошли часа два назад.
      - Правильно, а теперь слушай.
      - Там птицы шумят, особенно надрываются вороны. Наверно в лесу произошла трагедия...
      - Точно. Пошли посмотрим, что произошло.
      По тропе идти на лыжах легко. Хонди первым встал в стойку.
      - Папа. Здесь волки разделились...
      - Хитрые, мерзавцы. Один должен отманить секача, а другой - зарезать кабанчика. Вон вороны прыгают, пошли посмотрим.
      Это был страшный, старый, грязно-рыжий волк. Его живот был распорот и пировавшие вороны уже выклевали глаза и разнесли вокруг остатки внутренностей. Хонди вцепился в ляшку волка и с яростью трепал жесткую шкуру.
      - Волк не захотел прыгать с тропы в сугроб, вот и поплатился. Секач поддел его на скорости вон там, метрах в пяти и волк отлетел сюда.
      - Пап, смотри, там тоже вороны.
      - Пошли.
      Тут был молодой кабанчик, уже на половину растащенный и разгрызенный.
      - Это сделал другой волк. Мы его вспугнули.
      - Интересно, кабаны, изменят теперь маршрут или нет?
      - Нет. Сюда мы и приведем охотников.
      Нас предупредили, что должен прибыть крупный государственный чиновник. Для того, чтобы ему поближе подъехать к месту охоты, прислали бульдозер. За ночь пробили дорогу, а утром на новую базу уже съезжались первые машины. Запылали костры, натянули палатки и вот, появились долгожданные гости. Несколько легковушек подкатили к кострам. Чиновник, чуть полноватый с опухшим лицом, вылез не один, с ним был генерал. Отец сразу подошел к ним.
      - Егерь? - спросил чиновник.
      - Нет. Лесничий.
      - Все равно. Кого сегодня будем стрелять?
      - Кабанов.
      - Это дело. Михаил Васильевич, слышал? - обратился чиновник к генералу. - Идем на кабанов.
      В это время ко мне подошел молодой парень, в белом полушубке, состоявшей в свите приехавших с чиновником людей.
      - Ты кто?
      - Местный.
      - Загонщик, а почему в руках ружье?
      - Потому что положено.
      - А ну, отдай мне оружие.
      Я отскакиваю в сторону и ствол холодно смотрит ему в лицо.
      - Но, но, ты, не балуй.
      Его рука лезет под полу шубы.
      - Не шевелись. Я стреляю неплохо.
      - Что тут у вас?
      К нам подходят трое подтянутых мужчин.
      - Да вот, товарищ полковник, не сдает оружие. Я пытался отобрать, не дает.
      - Ты сын лесничего? - обращается ко мне старший, которого назвали полковником.
      - Да.
      - Пусть ходит с ружьем. Только стой от нас подальше.
      - А я и не собираюсь к вам приближаться.
      - Добро. Пошли, лейтенант, - обращается полковник к приставшему ко мне парню, нам надо выставить охрану по периметру лагеря.
      Прибежал довольный Хонди, ему видно повезло, кто то подкинул ему пожрать. Собака ложится у моих ног и с удовольствием смотрит на шум и беготню в лагере. Прибывший чиновник и генерал, начали распивать водку и закусывать бутербродами. Уже знакомый полковник принес несколько двустволок и раздает знатным гостям. Отец терпеливо ждет. Наконец, лагерь зашевелился. Закинув ружья на плечи, гости, под руководством отца, тронулись в путь.
      - Пошли, Хонди. Нам тоже надо туда.
      Сначала их поставили у кабаньей тропы, но гость заартачился и попер с генералом на тропу.
      - Из-за сугробов их не видно, - утверждал чиновник, - лучше лицом к лицу, как в старые времена. Как, не дрейфишь, генерал?
      - Армия никогда не дрейфит. Почему нет загонщиков? - удивился генерал.
      - Кабаны идут по расписанию, - ответил отец.
      - Отлично. А зачем так много народу вокруг? Всем отсюда вон. Нечего пугать животных. Лесник, отведите этих бездельников подальше.
      - Хорошо, товарищ генерал.
      Отец махнул для меня рукой, это значит, я должен оставаться для страховки. Всех оставшихся, включая охрану, стал подталкивать и отводить метров за двести от засады.
      - Хонди, сиди тихо. Голоса не подавать.
      Умная собака оглядывается на меня и ложиться на снег. Я выбираю высокое место под сосной и выставляю ружье. Проходит пол часа. Чуткий слух уловил топот. Хонди поднимается и тянет морду вперед.
      - Тихо.
      По тропе бежит небольшое стадо. Впереди здоровенный, большущий секач, сзади кабаниха и пять кабанят. Они выскакивают из-за поворота трапы и замирают. Вожак с загнутыми клыками оценивает обстановку, увидев двух людей. Он принял решение и склонил голову. Теперь вперед, на этих двуногих непонятных животных.
      - Стреляй, - вопит генерал своему партнеру.
      Раздаются четыре выстрела. Кабан наверно ранен, но несется к цели как метеор. Мне трудно стрелять, разбросанные впереди деревья мешают мне, кроме того, кабанья тропа ниже поверхности сугробов и видно только мелькающая верхняя часть свиньи, но все же, на долю секунды, между двумя стволами, я поймал его высунувшийся пятачок и нажал курок.
      Хонди первый рванулся вперед. Я за ним. Ошалевшие от страха гости, стояли как столбы, у их ног лежал труп секача. Первым опомнился генерал.
      - Это ты его?
      - Я.
      Хонди уже лает от восторга, созывая людей. К нам бегут придворные, впереди отец.
      - Далеко ты стоял? - спросил меня генерал.
      - Вон там, за деревьями. Метров пятьдесят.
      - А сколько тебе лет? - опомнился, наконец, чиновник.
      - Семнадцать.
      Подошел отец. Он сразу все понял. Подошел к секачу и посмотрел на дырку в голове.
      - Ты неудачно выбрал позицию, - сказал он мне.
      - Я не хотел мозолить глаза.
      - Ладно и так хорошо.
      Подбежали охранники.
      - У вас все в порядке? - задыхался полковник.
      - Все, если не считать того, что кабан в двух сантиметрах от моей ноги, - говорит чиновник.
      - А ты чего здесь делаешь? - обрушился на меня полковник. - Я тебе говорил, что бы ты был подальше.
      - Отставить, полковник, - рявкает генерал, - этот мальчик жизнь нам спас.
      Хонди обожрался от ежеминутных подачек. Мы с отцом сидим за столом, где объедается свита чиновника и он сам. Я попробовал несколько бутербродов с икрой и семгой, запил все лимонадом и мне... понравилось. За столом обсуждалась охота и политика. Вдруг генерал обратился к отцу.
      - Твой пацан отлично стреляет.
      - Самый лучший стрелок, - с гордостью говорит отец, - белку только в глаз снимает.
      - А в монету с пятидесяти шагов попадет?
      - Хоть в десять монет.
      Главный чиновник сразу заинтересовался.
      - Пусть попробует, - предложил он.
      Все за столом оживились и выскочили на поляну. Генерал с полковником пошли закреплять на сосне монеты. Отсчитали пятьдесят шагов.
      - Ей, парень, иди сюда.
      Я подхожу.
      - Видишь пять монет.
      Вечернее солнце падает на кору и бледный отсвет пяти звездочек, расположенных в виде креста, четко проглядывается на ней.
      - Вижу.
      - Стреляй.
      Я вопросительно смотрю на отца, тот кивает головой. Я настраиваю ружье и начинаю представление. Два мгновенных выстрела, перезарядка, еще два выстрела, опять перезарядка и наконец, последний.
      - Все.
      Я закидываю ружье за спину и отхожу к отцу. Все окружающие, открыв рот, смотрят на меня. Первый к сосне несется Хонди.
      - Ничего себе, - изумлен генерал. - Ну ты, хлопчик, и стреляешь? Такой скорострельности я еще не видел. Пойдем посмотрим, как там наши монеты.
      Вся толпа валит к сосне. Отец хлопает меня по плечу.
      - Ты перекрыл нормативы. Молодец.
      - Но так и должно быть. Там цели все вместе.
      У сосны гул. Толпа валит обратно. Чиновник держит в руке пять, пробитых по центру, монет.
      - Ну ты даешь, парень. Я возьму их в Москву, а то не поверят.
      - Молодец, - поддакивает генерал. - Я тебя запомнил, парень. Ей богу, запомнил. Клянусь, мы еще встретимся...
      Зимние вечера самое тоскливое время года. У моих родителей бзик, они собираются из меня сделать грамотного человека. В школу я не ходил с первого класса, так как ближайшая деревня за 20 километров и родители пичкали меня знаниями сами. Бабушка учила французскому языку, в молодости она была гувернанткой и знала этот язык как профи. А мама впихивала знания, проверяя выученный параграф от сих, до сих. Отец из города привозил кучу книг и учебников и все это должен переварить я. Не скажу, что мне все давалось с трудом, я легко заучивал стихотворения и целые страницы книг, прекрасно овладел математикой и физикой, а остальное шло побочно, зрительной памятью бог не обидел. Сегодня нужно учить географию, это любимый предмет. Сижу за столом над картой и изучаю Тунис. Лампочка над столом ярко высвечивает внутренности избы. Лет десять тому назад, солдаты провели к нам от образцовой охотничьей избушки для правительственных особ, кабель и теперь мы всегда со светом.
      - Мам, - спрашиваю я, - а Тунис богатая страна?
      - Богатая, - не отрывается от вязки мать.
      - Я в этом году буду сдавать экзамены за всю школу?
      - За всю.
      Я пытался сдать хоть какие-нибудь экзамены дважды, в прошлом и позапрошлом году. Первый раз я пришел в деревню два года назад, летом, с рюкзаком и ружьем за плечами. Рядом, как всегда, плелся Хонди. В таком виде мы ввалились в школу и, под изумленные взгляды шарахающихся ребят, поперлись к директору в кабинет.
      Я и собака стояли посредине кабинета, за которым сидела седая женщина.
      - Ты кто? - спросила она.
      - Я Толя Самсонов из лесничества. Пришел сдавать экзамены.
      - У тебя документы есть, Толя Самсонов?
      - Есть.
      Протягиваю ей метрику. Он ее разглаживает, читает.
      - Ты что же, с первого класса не учишься в школе?
      - Меня мама дома готовила.
      В кабинет врываются две женщины.
      - Марья Васильевна, - восклицает одна из них, - Глаша...
      Тут их взгляд падает на меня и собаку и они застывают у порога. Хонди укоризненно на них оглядывается.
      - А это кто?
      - Это Толя Сомов, из лесничества, - говорит седая женщина. - Пришел сдавать экзамены.
      - С ружьем и собакой?
      - Для острастки наверно, - подсказывает седая женщина.
      - Я никого не пришел пугать. У меня работа такая, от плохих людей лес оберегать. Поэтому и с ружьем.
      - Ишь ты, защитник какой, - кривиться одна из пришедших женщин. - Ты хоть знаешь, что сдавать? У нас даже есть иностранный язык.
      - Ну и что?
      В кабинет вваливается новая личность, мятый капитан милиции.
      - Где он, этот..., с ружьем?
      - Вы про него, - кивает на меня пришедшая женщина.
      - Его. Ты, парень куда приперся с оружием? Отдай ружье.
      Я отскакиваю к столу директора. Скидываю ружье и взвожу курки. Хонди разворачивается и оскаливает зубы
      - Назад. Не шевелись, иначе собака вцепится. Не твое ружье и нечего хапать чужое.
      В кабинете ужасная тишина. Милиционер и женщины прижались по стенкам.
      - Ты, парень того, не шути. Убери собаку...
      - Хонди, замри.
      Оскал собаки пропал, но она пристально глядит в лицо капитану..
      - Отдай ему ружье, Толя, - просит седая женщина, - в поселке ни кто не бродит с ружьем, а тем более, в школе.
      - А ну вас. Посторонись. Пошли, Хонди.
      Я подошел к столу, выдернул из рук директорши свое свидетельство. И тут им выдал по-французски: "К вам приходишь с уважением, а уходишь с черной душой." Выскочил из школы и пошел к лесу. Окно школы открылось.
      - Толя Самсонов, вернись...
      Дома меня выслушали и мать, вздохнув, сказала.
      - Ничего, в следующий раз пойдешь сдавать.
      На следующий год я явился в школу опять с ружьем, вещмешком и Хонди. Сцена повторилась, мы с собакой по центру кабинета.
      - Пришел? - спросила директорша.
      - Пришел.
      - Давай договоримся Толя, я не могу тебя проэкзаменовать до тех пор, пока ты не сдашь ружье и не уберешь собаку..
      - Это мое ружье, в чужие руки ни кому не дам. А собака вам не мешает, она совсем смирная.
      - Нельзя в школе находиться с ружьями и собаками.
      - Я же не пришел учиться, я пришел сдавать экзамены. Сдам и уйду. День то нас потерпите.
      - Не могу.
      - Хорошо. Я пошел домой.
      - Стой. Мы запрем твое ружье и собаку в моем кабинете и ты пойдешь на комиссию.
      Я заколебался. Хонди прекрасно бы справиться с охраной вещей. Но в это время в окно постучали. Директорша открыла его и знакомый голос капитана милиции спросил.
      - Этот парень из леса у вас?
      - Здесь он.
      - Опять с ружьем и собакой?
      Она колеблется.
      - Да.
      - Пусть немедленно выкинет оружие в окно, иначе мы возьмем силой.
      Теперь в окно выглядываю я. Сзади капитана стоят двое молодых милиционеров и еще двое местных мужиков. Одного из них я узнаю.
      - Максимыч, это ты? - окликиваю его.
      - Я, - мнется он.
      - Ты меня узнал?
      - Узнал.
      Максимыч браконьер, один раз пошел в наш лес и нарвался на меня. Хотел попугать "взять на пушку", считая, что я маленький, но выстрелом я выбил у него из рук двустволку.
      - Так скажи этим, в форме, что они ничего не получат и не возьмут.
      Они совещаются.
      - Вы извините, - говорю директорше, - но нам лучше из школы уйти. Пошли, Хонди.
      - Толя, отдай лучше ружье, они вернут его тебе потом - стонет сзади директорша.
      Перед выходом из школы стояли милиционеры. Хитрые мужики оторвались от них на метров двадцать назад и, стоя перед избой, покуривали самосад.
      - Хонди, взять.
      Собачка от крыльца сделала толчок и вцепилась в руку капитана с пистолетом. Оба они покатились по земле. Я мгновенно вскинул ружье и сделал два выстрела, по двум молодым милиционерам. Их фуражки сорвало с головы и унесло к ногам изумленных мужиков. Успеваю перезарядить свою двустволку.
      - Хонди, отпусти его.
      Собака неохотно отпускает руку капитана, он пошатываясь встает, кровь течет по его пальцам. Остальные два милиционера, стоят открыв рот.
      - Что ты сделал, сопляк? - стонет капитан.
      - У меня ружье может взять только бог. Идем собачка, ты хорошо поработала.
      Мы опять пошли в лес.
      Дома молча выслушали и уже отец сказал.
      - И правильно сделал. Сдашь все в следующий раз.
      - Может ты пойдешь с ним? - спросила мать.
      - Зачем. Он парень взрослый, сам понимает, что к чему.
      Мой папа воспитывал меня самостоятельным человеком.
      Но гости к нам приехали на телеге через три дня, после моего посещения школы.. Меня как раз не было, я обходил западный участок заповедника и только вечером появился домой. В светелке сидела знакомая женщина из школы и немолодой гражданский.
      - Здравствуй, Толя, - уважительно сказал неизвестный.
      - Здравствуйте.
      - Вот, Толя, следователь пришел к нам, по поводу безобразий, которые ты учинил в деревне, - сказал отец.
      - Я их не начинал.
      - Толя не врет, я знаю, - подтверждает отец.
      - Он напал на трех представителей власти, - говорит следователь.
      - Неправда. Они напали на меня. Они угрожали мне, собирались отнять двустволку.
      - Милиционеры представители власти и вправе требовать сдачу оружия, тем более, если окружающим гражданам представляется угроза жизни.
      - Я чего то не понимаю о каких окружающих гражданах шла речь. Пол деревни в отдалении наблюдало, как все было и каждый может подтвердить, что милиционеры пытались отобрать у меня двустволку, даже не по интересовавшись, имею я право ношения оружия. Они даже не могут похвастать, что я кому то угрожал.
      - Браво, сынок, - восклицает отец. - Он у нас уголовный кодекс наизусть знает. Вон на полке толстая книжка стоит.
      - У меня есть разрешение на право ношения оружия, - продолжаю я.
      Я вытаскиваю из своего кошелька бумажку, сделанную мне по просьбе отца, зам министром внутренних дел, четыре года назад, когда я сопровождал его по заказнику бить волков.
      Следователь читает ее.
      - Чья это подпись?
      - Зам министра.
      Он держит бумажку и задумчиво смотрит на меня.
      - Ты прострелил фуражки милиционеров, понимаешь ли ты, что на сантиметр ниже и это же смерть людей.
      - Толя, никогда бы не ошибся, - вступает на мою защиту отец. - Если он выстрелил на сантиметр выше, значит так должно и быть. Не верите? Выйдем на улицу, сынок вам покажет как надо стрелять. С пяти десяти шагов в любую точку попадет.
      - Я не про это...
      - Слава богу, а то я подумал, что вы не поверите.
      - Верю, но стреляли по представителям власти.
      - Вам же сын сказал, они превысили полномочия. Пытались отнять двустволку, разрешение на ношение которой, допущено самим зам министра. Если нужно, мы возместим ущерб.
      - Мда. Я должен взять с собой эту бумажку.
      - Что же буду иметь в замен я?
      - Мы ее тебе потом вернем.
      - Когда? Я же должен оберегать с ружьем лес и без документа мне нельзя...
      - Я ее оставлю в сельсовете. Можешь взять от туда послезавтра.
      Все поняли, что разговор окончен. Учительница заманила меня к книжной полке.
      - Это ты все читал?
      - Все прочел.
      - И помнишь?
      - Попытайте. Вытащите любую книгу.
      Она с улыбкой берет Эвклидову геометрию, раскрывает первую попавшую страницу.
      - Ряды.
      - Значит так...
      Я беру лист бумаги и начинаю ей по простому объяснять, потому что по глазам вижу, что она ничего этого не понимает.
      Вечером все ложатся спать, а утром, мы их провожаем в дорогу.
      - Приезжай в следующий год, Толя, - говорит учительница. - Мы тебе комиссию из ГОРОНО устроим. Только..., можно без ружья?
      - Нет. Зачем зря по лесу шататься, и так с южных поселков все время браконьер идет. Без ружья их не остановишь.
      - Хорошо. Приезжай с ружьем. Мы с Капитонычем договоримся, что бы в этот раз не приставал.
      - А кто это?
      - Капитан, которого твоя собачка потрепала.
      Следователь отводит отца в сторону. Они о чем то разговаривают, потом тепло прощаются.
      - Что он тебе сказал? - спросил я отца, когда телега отъехала.
      - Просил отвести один раз на охоту.
      - Хорошо бы хоть раз побывать в Тунисе, - мечтаю я.
      - Мечтать невредно, - замечает мать.
      - Мам, ты в приметы веришь?
      - Вообще то и да, и нет. Кое в какие, как в черную кошку, пустые ведра, верю, а вот в бантики, узелки - нет.
      - А вот если домовой или кто-нибудь в течении пяти минут откроет дверь, поверишь? Откроет, поеду в Тунис, не откроет- нет.
      - Чушь, - говорит бабушка, которая все слышала, - все наши дома, а приезжих в это время, не бывает.
      В это время, дверная ручка дернулась. Мы замерли. Отец даже подскочил. Дверь чуть-чуть приоткрылась и появилась кошка.
      - Мур..рр..р., - добродушно вякнула она и как опытнейшая манекенщица, закидывая передние лапу за лапу, пошла к дивану.
      - Уф, - выдохнула бабушка. - Мыра, иди сюда.
      Кошка остановилась и повернула голову на 80 градусов, удивленно поглядела на нее.
      Лет шесть тому назад, отец всерьез занялся моим обучением по стрельбе из двустволки.
      - Учись стрелять, не целясь, - учит отец, - от бедра, на вскидку, на звук. Здесь от тебя особой точности не требуется. Сантиметр, влево или вправо, лишь бы попасть в цель. Для этого нужна крепкая выверенная рука, которая в паре с глазом должна составлять единое целое. Смотри, приклад моей двустволки, почти под мышкой, но две руки участвуют в процессе. Левая у цевья ищет цель по горизонтали, правая, на курке - по вертикали. Ими командует глаз. Теперь цель. Вон ворона, я веду ствол за ней. Нет, я ее не убью, но вот ветку на которую она сядет - срежу.
      Ворона тяжело садится на ветку сосны и тут же отец стреляет. От неожиданности ворона кувыркается и падает вместе с веткой в сугроб. Потом отчаянный звук вырывается из ее горла и она тяжело отталкиваясь, разбегается по насту, и взлетает.
      - А с пистолета, так же?
      - Естественно. Все дело в руке. Для этого нужна длительная тренировка. Вон, у нашего дома сосулька, сними ее.
      - Там же дом?
      - Вот и старайся не промазать.
      Я беру в руки ружье и неуверенно наставляю на сосульку.
      - Э... нет, - говорит отец, - здесь нужен дух боя. Так стрелять нельзя. Соберись, как перед охотой, настрой себя.
      Я решаюсь. Выстрел и сосулька разносится в дребезги.
      - Молодец, - хвалит отец, - а я думал, что ты не попадешь.
      Сегодня тревожно. По полевому телефону, проложенному из правительственного охотничьего домика, отца предупредили. Банда из трех человек с оружием в руках, ушла в наш лес. Требуется его помощь.
      - Ты, Толя, остаешься здесь, - наставляет отец, - смотри, будь внимательным. На тебе дом и мама с бабушкой.
      - А ты куда?
      - Я поведу военных в Южный район. По идее они должны проскользнуть туда. Сейчас идет снег и следов за ними нет, поведу по интуиции.
      Отец на лыжах уходит в медленно падающие хлопья снега.
      Первыми заволновались собаки. Хонди сразу подала предупреждающий сигнал. Я сорвал со стенки ружье, выдрал из коробки горсть патронов и выскочил на крыльцо. Хонди тянул нос на запад.
      - Хонди, веди. Ищи.
      Отбрасываю от стенки дома лыжи и накидываю ремни на валенки. Собака стоит метрах в пяти и терпеливо ждет. Теперь вперед. Метрах в пятидесяти от дома мелькнула фигура.
      - Эй, кто такие? - кричу я.
      Грохот выпущенной очереди из автомата, потряс лес. Я свалился в сугроб. Слева щелчок ветки. Перебираюсь к сосне и, настроив ружье, жду. Опять треск ветки слева, я тут же стреляю на звук. Спереди опять бьет автомат и пули откалывают кору от сосны. Отползаю от сосны еще к одному дереву. Впереди вскрик и отчаянный мат, я привстаю и сквозь хлопья снега вижу, что темная фигура пытается отцепиться от собаки. Тут же стреляю в голову этому типу и опять падаю в снег. Перезаряжаюсь и жду. Впереди Хонди победно подает голос. Все равно не двигаюсь и прислушиваюсь к посторонним звукам. Скрип..., скрип, снег скрипит под осторожной ногой.
      - Ванька, это ты? - хрипит голос.
      Грохот моей двустволки заполняет звуками пространство. Теперь тихо. Слышу дыхание собаки. Хонди стоит у моей головы и дышит, вытянув язык.
      - Хонди, где остальные?
      Собака срывается и бежит влево. Я осторожно поднимаюсь и слушаю лес. Хонди начинает лаять, призывая меня. Осторожно, пробивая сугробы, иду на звук. Полу засыпанное снегом, тело человека лежит навзничь, рядом Хонди надрывается во всю.
      - Встать. - приказываю я.
      Тело дергается и голова отрывается от снега. Вижу, глаза, страдающие от боли и тонкую струйку крови, ползущую из уголков рта.
      - Я уми...
      Голова рухнула опять в снег. Хонди сразу затихает, только обнюхивает лежащего. Я подхожу и разгребаю рядом с телом снег. В руке умершего пистолет ТТ. Выворачиваю его из еще теплых пальцев. Моя пуля прошибла ему грудь насквозь.
      Тот, которого тряс Хонди, лежит на спине, раскинув ноги. Пуля попала в правый глаз и он страшно смотрит другим. Рядом автомат Калашникова. Я с нетерпением хватаю его и нежно глажу коробку. Это настоящее оружие мужчины.
      Третий, получил пулю в горло, я стрелял на звук его голоса. Снег пропитался кровью и она толчками пульсирует из-под нелепо свернутой головы. На груди его еще один пистолет, неизвестной мне конструкции. Длинная обойма торчит из рукоятки.
      В доме паника. Мать бросается ко мне.
      - Кто стрелял?
      - Не знаю.
      Тут она видит в моих руках автомат.
      - Ты убил... человека?
      - Мама, это бандит. Он бы убил нас.
      Она садиться на стул и растерянно смотрит на моим руки.
      Отец и, прибывшие с ним военные, сразу пошли к месту трагедии. Они стащили трупы в одну кучу.
      - Я расшифровал два выстрела, - говорит мне отец, - ты стрелял на звук.
      - Да, папа.
      - Почему же третий получил под углом пулю в глаз, когда твоя позиция не изменялась. Он должен был получить прямое отверстие.
      - Его Хонди схватил за руку и он развернулся в его сторону.
      - Понятно. Ты, молодец.
      - Хонди помог тоже...
      Наступило лето. В третий раз иду в школу.
      Комиссия ГОРОНО из восьми человек с любопытством встретили меня перед школой. Высокий седой человек сразу обратился ко мне.
      - Анатолий Самсонов?
      - Я.
      - Я много о тебе слышал. Говорят, что ты прекрасно говоришь по-французски?
      - Правильно говорят. Я еще учу немецкий, так что могу немного поговорить и на нем.
      - Ха... Свою винтовку отнеси к директору и потом приходи в актовый зал.
      - Это не винтовка, это ружье.
      - Ну ружье...
      - Толя, - кричит в дверях директорша, - давай в мой кабинет. Собаку тоже тащи туда же.
      - Пошли, Хонди.
      Я складываю в углу рюкзачок, ружье и приказываю Хонди все охранять. Директорша ведет меня в актовый зал. Все восемь человек комиссии торжественно уселись в президиуме за один стол. Сбоку на распорках черная доска. В зале на стульях учителя и любопытные.
      - Какой предмет вы хотите отвечать? - спрашивает меня седой мужчина.
      - Давайте с математики.
      Замечаю глазом, как в зале хмыкнула учительница, которая была у нас в лесничестве. Седой выбрасывает билеты на стол.
      - Берите
      - Бином Ньютона...
      - Готовиться будешь? - спрашивает старший.
      - А зачем, если знаешь зачем готовиться, - недоумеваю я. - И так, начнем.
      Беру мел, подхожу к доске и начинаю писать с разъяснением. Исписано пол доски, но я вижу по глазам комиссии, что что-то не так. Когда я закончил, пожилая женщина спросила.
      - Толя, по каким учебникам ты готовил математику?
      - Много книг, начиная с Кисилева, Ардоматского и кончая профессорами Шапошниковым, Венгеровым, американцем Миллером, шведом Ландерсом и другими.
      Теперь комиссия молчит.
      - Это конечно хорошо, - неуверенно тянет старший, - а геометрию...
      - Пожалуйста. Вам какую Эвклидову, по Шопенгауру или по нашим источникам. Сейчас, я вам объясню в чем разница между ними...
      - Нет, нет, - поспешно говорит старший, - я тебе верю. Как мнение членов комиссии?
      - Достаточно, - говорит пожилая женщина. - Перейдем к русскому и русской литературе.
      - Раз такое мнение. Начнем русский... Билеты готовы? Тащи, Толя.
      - Образ Печерина...
      Я им рассказываю, цитируя целые страницы "Героя нашего времени". Потом рассказываю об Островском и современных поэтах и все два часа без перерыва. На этом сделали перерыв. Иду в директорскую, отпустить погулять Хонди. Собака с радостью уноситься улицу. Недалеко от окна остановились двое человек. Окно чуть приоткрыто и я становлюсь невольным участником разговора. Узнаю голос старшего в комиссии и учительницы, которая была у нас в лесничестве.
      - И что, он по каждому предмету так?
      - Я была у него дома, видела литературу, которая там есть и скажу, что мать с бабкой вложили в него много. У мальчишки феноменальная зрительная память и он может пересказать наизусть свои любимые книги , тем более программу за 10 класс.
      - Я не вижу здесь программы 10, я вижу программу высшей школы и даже еще черт знает чего.
      Учительница смеется.
      - Вы бы видели как он объяснял мне Эвклидову геометрию. Толя видел, что я дура - дурой в этом вопросе и старался на простых примерах помочь, тщательно разъясняя свою мысль.
      - И поняли?