Приключения Гаррета (№9) - Жар сумрачной стали

Глен Кук

Жар сумрачной стали

Всем замечательным людям из Балтиморского НФ-общества, а в особенности — Сью Хо и ее малышке.

Глен Кук

Глава 1

В хороших книжках все начинается с девушки. С какой-нибудь роскошной милашки, что является незваной в твой дом. Разумеется, неприятностей у нее по самое… гм… «не балуйся». Разумеется, она знать не знает — или притворяется, что не знает, — с какой стати за нею гонятся эти хмыри с перебитыми носами. Разумеется, сама она не прочь поозорничать — нашелся бы только подходящий парень…

Именно так все и должно было быть. А на самом деле — началось с целых трех симпампушек, от взгляда любой из которых мужики валятся штабелями.

Ах да, забыл представиться. Гаррет, он же мистер Праведник, к вашим услугам. Бывший морской пехотинец, шесть футов два дюйма от пяток до макушки, собой недурен — спросите хоть какую из моих подружек: если она не злится и не ревнует, то непременно подтвердит. Ну да, на физиономии пара-тройка шрамов, но шрамы, говорят, красят мужчину. По шрамам красотка в беде всегда может сообразить, что отыскала себе спасителя — во всяком случае, того, кто ради смазливой мордашки готов свернуть горы.

Дин, мой повар, домоправитель, штатный привратник и мажордом (в последнее никто, кроме него самого, бедняги, не верит) как раз отсутствовал. Поэтому когда в дверь постучали, пришлось открывать самому. Был полдень, я только-только пригубил утренний чай… Видок у меня спросонья был слегка потрепанный — в кои-то веки я позволил себе отоспаться. Тем более, что повод был весьма достойный: моя шкура почти не пострадала в стычке с древними божками, учинившими в Танфере сущий кавардак. По правде сказать, эти божки своими кровожадными повадками смахивали скорее на всеядных термитов, чем на слюнтяйчиков, населяющих ныне Квартал Грез.

У-тю-тю, мои птенчики, Гаррет вам не по зубам. Храбрец-удалец, даром что шельмец… Женщины от таких млеют.

Налитым кровью глазом я уставился в «глазок». Ух ты! Зрелище, открывшееся взгляду, полностью примирило меня с ненавистным утром. Вы о чем, какая хандра, когда на пороге прелестницы, одна другой желаннее? Юность. Красота. Изгибы и округлости, способные утихомирить самого брюзгливого геометра. Отрада взору, услада сердца… В общем, все, что надо, и в надлежащих пропорциях.

За спинами красоток маячили громилы — должно быть, охранники. И откуда только берутся этакие образины?

Я распахнул дверь настежь.

— Уж повезет, так повезет! Прошу!

Блондинка — ее звали Алике Вейдер — выпучилась на меня так, словно увидала призрака. Ее единственный недостаток, небольшой рост, с лихвой восполняли многочисленные достоинства.

— Гаррет! Это ты? — Можно подумать, я нацепил карнавальный балахон.

— А ты подросла, — заметил я. Она и вправду подросла с нашей последней встречи.

— Подбери слюни, Гаррет, — посоветовала рыженькая. Тинни Тейт, гроза частных сыщиков по имени Гаррет, моя почти бывшая почти подружка. — А то пол запачкаешь, и самому придется подтирать.

Вот уж чудо из чудес! Впервые за несколько месяцев Тинни соизволила заговорить со мной!

— Ты, как всегда, очаровательна, лапушка. Проходите. — Я окинул взглядом третью из красоток, брюнетку. Одежда простенькая, на личике — бледная тень боевой раскраски. Зря она затесалась в компанию с Тинни и Алике, очень даже зря. Рядом с ними она выглядела неприметной мышкой. Впрочем, опытный, острый глаз с ходу определил бы, что остальные двое ей и в подметки не годятся. А у меня глаз — алмаз.

Кто она такая? Я ее не узнал.

— По-прежнему ходишь в холостяках, Гаррет? — справилась Тинни.

— Чего? — Вообще-то я умен не по годам, обычно мне хватает и намека, чтоб понять, о чем речь, но в присутствии Тинни я как-то теряюсь.

— Гаррет, тебя в детстве мешком из-за угла стукнули. Как шандарахнули, до сих пор пыль висит. — Да, Тинни умела выбирать слова. Каждое словечко — что удар мясника на бойне.

— Вот она, моя подружка, — сообщил я во всеуслышание и сделал шаг назад. — Ну разве не прелесть?

— Гаррет, сдается мне, твою подружку зовут вовсе не Тинни Тейт. Или это моя тезка?

— Да что ты! — я всплеснул руками. — Какие тезки? Ты одна-единственная в целом свете!

— Может, ты ногу сломал? Или забыл, где мой дом? Или писать разучился?

Тут она меня уела. Оправдываться было бесполезно, да и не смог бы я, при всем своем вошедшем в поговорку хитроумии, подыскать стоящее оправдание. Получилось-то как: я сделал то, что сделал, не думая о последствиях, а потом думать о них было уже поздно; мало того, мне и в голову не пришло извиниться при всех перед моей огнекудрой зазнобой. Лишь по прошествии времени я начал догадываться, что принципиальность нередко оказывается стратегической ошибкой.

— Надеюсь, ты пришла не для того, чтоб устроить скандал? — Я лучезарно улыбнулся.

Тинни состроила гримасу: мол, я бы тебе все сказала, дубина стоеросовая, но подожду, пока мы одни останемся.

Признаться, гостьи застали меня врасплох. Я их не ждал. И Тинни, и Алике бывали у меня прежде, но тогда я был немножко занят — в очередной раз спасал мир. Точнее, папашу Вейдера, у которого возникли проблемы. Он владел крупнейшими в Танфере пивоварнями — и, надо отдать старому подлецу должное, варил лучшее в городе пиво. Я раскрыл заговор, который разъедал его предприятие изнутри, как рак разъедает тело. В знак благодарности он приблизил меня к своей особе, разрешил бесплатно попивать пивко и даже предложил мне постоянную работу. От этого предложения я отказался: терпеть не могу, когда мной помыкают. Одно дело, когда ты сам себе хозяин, и совсем другое — когда над тобой кто-то есть. Но на пивоварню захаживал регулярно: и к кружечке приложиться, и злодеев попугать, буде таковые еще остались.

В ту пору Алике была угловатой девчушкой, только-только начинавшей наливаться. Зато ее старшая сестренка, Киттиджо…

Эх, как время бежит! Не успеешь оглянуться, а уж и свежая поросль на подходе.

О чем бишь я? Да, сегодня я гостей не ждал. Так что они взяли меня тепленьким. Наверняка Тинни Тейт постаралась. Милая моя, добрая, ласковая… Лютый зверь в юбке.

— Давай не будем ссориться, Тинни, — сказал я. — Твоя все равно возьмет.

— Коли так, почему же ты…

— Эй! Я же не говорил, что ты кругом права! — Тьфу! Снова вляпался! И кто меня за язык тянул?

— Гаррет! Ах ты…

Глава 2

— Чтоб мне пусто было! — гаркнул кто-то у меня за спиной. — А ну, ребята, надраить перышки! Мы в раю! С кого начнем?

Голос донесся из комнатушки справа по коридору. Кажется, я забыл ее запереть…

— Это знаменитый попугай? — осведомилась брюнетка. Две другие девушки промолчали, но, перехватив их взгляды, я порадовался, что они обращены не на меня: эти взгляды могли заморозить воду и вдребезги разбить стекло.

— Ну да, это мистер Большая Шишка. Самый отъявленный сквернослов на всем белом свете. Не обращайте внимания, а то еще перевозбудится на радостях.

— Перевозбудится?

— Угу. Пока он ведет себя вполне прилично.

— Гаррет зовет его Попкой-Дураком, — заметила Тинни.

Откуда она узнала? Ведь пернатый москит явился уже после того, как она торжественно отбыла.

Ну конечно! Это меня она изводила, лишая и своего общества, и последних остатков разума, а вот с Дином всегда ладила. Он же на нее чуть ли не молился. Короче говоря, вот он, зловредный доносчик, мошка в моей зенице, крот в моем саду!

— Я бы охотно свернул ему шею, но не хочу обижать того парня, который мне его подарил. — Про себя я добавил: «Погоди, Морли! Мы с тобой еще сочтемся!"

— Он милый, в своем роде, — проговорила Алике, разглядывая попугая. — Но к тете Клэр я бы его не взяла.

— Сладенькая моя! — возопил попугай. — Аргх! Я влюблен!

— Единственная говорящая птичка на свете, — пробурчал я, — а пользы от нее — один вред.

— Прежде чем ты соберешься наконец спросить, — сказала Тинни, прижимаясь ко мне, — твой попугай потомством обзаведется. — На пухлых губках игривая улыбочка, зеленые глазки лукаво поблескивают. Ни дать ни взять, сама невинность. — Это Нике. Джорджи Нике, полностью — Николас.

— Привет, полностью красотка Николас, — поздоровался я. Ай! Ну что такое: проявишь вежливость, а тебя тут же щиплют!

Попка-Дурак тем временем восхвалял прелести Алике Вейдер в выражениях, от которых покраснели бы и портовые грузчики. Впрочем, когда бы ни моя воспитанность, я бы его поддержал.

— Эй, любовничек, уймись! — Тинни снова меня ущипнула. В ее глазах плясали бесенята. — Она занята.

— Повезло кому-то, — вздохнул я. — Бедный мистер Шишка, а он-то разохотился.

Пернатая тварь между тем углядела Нике и принялась превозносить ее достоинства.

Нике подмигнула мне и улыбнулась. Улыбка у нее была восхитительной, а глаза — голубые, как безоблачное небо.

— Гаррет, я только помолвлена, — сообщила она. — Ничего больше.

Алике присвистнула. Тинни расхохоталась, однако угрожающе прищурилась.

Пожалуй, самое время сматывать удочки. Пойти, например, помочь Дину донести до дома покупки…

— Тут что-то не так, — задорно объявила Нике. — Ты и вправду тот самый Гаррет, о котором Тинни трезвонит на всех углах?

— Других вроде нету. По крайней мере, я не встречал. А о чем она трезвонит?

Моя рыжеволосая подружка немедленно воткнула палец мне под ребра и присовокупила:

— Осторожнее, Гаррет.

— Дорогуша, осторожность — мое второе имя.

— Нике в своем репертуаре, — заметила Алике. — Просто не может удержаться.

— Чего?

— Нике флиртует со всеми мужчинами подряд. Мы знакомы с семи лет, и она всегда была такой… любвеобильной. Она не нарочно, Гаррет. Сама не понимает, что делает. Нике, если ты не угомонишься, у тебя будут неприятности.

Алике права как никогда. Женщина, которая заигрывает с мужчиной, ни о чем таком серьезном не помышляя, нарывается на неприятности.

— Я что-то упустил? Нике, ты выросла в гареме? — Заводить гаремы в Карентии не принято, но у богатых свои причуды. Алике, к примеру, росла, можно сказать, в заточении, под неусыпным родительским присмотром.

— Почти. — Попка-Дурак слетел со своей жердочки и опустился ей на руку, этакий сокол в шутовском наряде. — Мой отец с малолетства оберегал меня от тлетворного влияния. До недавних пор я была знакома только с Вейдерами и парочкой других семейств.

— Нике живет у нас, — пояснила Алике. — Папа уже не тот тиран и деспот, каким был раньше.

Кто бы говорил! Своей ненаглядной дочурке папаша Вейдер потакал во всем: стоило ей захныкать, как любое желание малявки мгновенно исполнялось.

Нике бесстрашно погладила крылатое исчадие преисподней. Проклятый птах закатил глазки и запрокинул голову, приглашая почесать ему под клювом. Никогда не видел его таким разомлевшим.

Я посмотрел на Алике. Что заставило ее покинуть семейную крепость и привело под мой гостеприимный кров? Похоже, папаша Вейдер и вправду теряет хватку.

Вот она, причина! И далеко ходить не надо. Вот почему явилась ко мне сия умопомрачительная троица. Держи он по-прежнему бразды правления в своих руках, помощь ему не понадобилась бы и дочке его не пришлось бы обращаться за советом ко всяким подозрительным личностям. Я пожал плечами.

— Ладно, пора заняться делом. Предлагаю навестить Его Словоблудие, устроиться поудобнее и все обсудить.

Тинни испепелила меня взглядом.

— Может, ты сначала оденешься? Красотка Тинни всегда на страже моих интересов.

— Отличная мысль, лапушка. — Вообще-то я был вполне одет. Слегка помят, конечно, ну и что с того? Это часть моего мужского обаяния. — Скоро вернусь, милашки. Если хотите чаю, не стесняйтесь. Тинни знает, что где лежит. Дина можете не звать, он ушел за покупками.

Гаррет у нас малый не промах! И в порядок себя приведет, и чайку ему нальют — да не кто-нибудь, а те самые девицы, которые явились его изводить.

Я поспешно взбежал по лестнице, пока Тинни не опомнилась.

Глава 3

Принарядившись, я спустился к гостьям — и обнаружил их в компании тощего Дина, который, оказывается, успел уже вернуться. Он перехватил мой взгляд, поморщился, печально покачал головой и прошествовал в кухню.

— Быстро ты, — заметила Алике с лукавой улыбкой. — Ну да, ты же мужчина. Это женщины часами наряжаются.

Из кухни донесся голос Дина.

— Мисс Тейт? Какой приятный сюрприз! Осмелюсь заметить, вы замечательно выглядите.

— Благодарю, мистер Подлиза. Хоть кто-то заметил! Тебе помочь?

Я заглянул в кухню. Проклятие! Моя подружка вовсю обнималась с моим же домохозяином, который, похоже, был на верху блаженства.

Что ни говорите, а жизнь несправедлива. С ним Тинни обнимается, а меня только щиплет да пальцем в ребра тычет.

И тут я ощутил нечто — своего рода предвкушение, что ли, навеянное чужой волей. Мало того, что захожие красотки разбудили моего партнера, — они еще ухитрились внушить ему хорошее настроение. В доме не протолкнуться от особ женского пола, а Покойник только посмеивается, — на моей памяти такое случилось впервые. Интересно, каким боком выйдет мне эта его причуда?

Я глубоко вдохнул.

Дело нечисто. Явно намечается что-то… этакое.

Дамы проследовали за мной в апартаменты Покойника, занимавшие всю левую половину первого этажа, за исключением кладовки. Надо сказать, вели они себя по-хозяйски: и не подумав спросить разрешения, быстренько притаранили из моего кабинета — клетушки напротив Покойницкого обиталища — три кресла и удобно в них расположились. Тинни заняла гостевое креслице, Алике уселась в то, какое обычно занимал я, ведя беседы с Покойником, а Нике раскинулась в кресле, извлеченном из-за моего стола. Что ж, кресло сохранит тепло ее тела, будет что вспомнить… Попка-Дурак по-прежнему восседал на руке Нике, склевывал то, что она ему подсовывала, и ворковал что твой растреклятый голубочек.

— Гаррет, невежливо глазеть на других женщин в присутствии мисс Тейт. — Мой партнер в своем репертуаре: лезет с непрошеными советами прямо ко мне в голову.

— Никто и не глазеет, — огрызнулся я. Алике и Нике обменялись понимающими взглядами. Неужто Старый Хрыч поделился своим советом не только со мной?

Кажется, я слегка покраснел. Тинни бессовестно ухмыльнулась.

Покойник возвышался грудой гниющей плоти в огромном деревянном кресле посреди комнаты. Обычно в комнате было темно, поскольку ему свет не требовался. Но девушки захотели света и принесли лампы из соседнего помещения.

Лучше бы они этого не делали.

Покойник отнюдь не красавец. Начнем с того, что он и не человек. Он логхир, редкая порода, лишь отдаленно напоминающая человека. Весит он четыреста фунтов с гаком; правда, личинки в нем кишмя кишат, так что он мог немножко и похудеть. Вдобавок мой партнер — урод уродом, безобразнее последнего мужа младшей сестры (те, у кого есть замужняя младшая сестра, меня поймут), и вместо носа у него слоновий хобот добрых четырнадцати дюймов длиной. Живого логхира я никогда не видел, поэтому ведать не ведаю, для чего им этот шланг.

Покойником его звали уже в те незапамятные времена, когда мы только встретились. Меткое уличное прозвище, возникшее благодаря тому, что ко дню нашей встречи он был мертв уже четыре сотни лет. Кто-то воткнул нож ему в спину — должно быть, во время очередной его шестимесячной спячки. Впрочем, я могу лишь догадываться: сам он, разумеется, меня в подробности не посвящал.

Тем не менее, он — логхир, а логхиры славятся тем, что ничего не делают впопыхах. И особенно не торопятся отбрасывать копыта. До меня доходили слухи, что четыреста лет жизни после смерти для них далеко не предел.

Но слухи слухами, а толком о логхирах ничего не известно. Покойник способен часами трепаться о чем угодно, однако ни о себе, ни о своей породе и словечком не обмолвиться.

Я прислонился плечом к стеллажу со всякими безделушками — сувенирами, добытыми в предыдущих расследованиях. Покойник использует их, чтобы отваживать нежелательных посетителей: заявится такой к нему в комнату, поглядит на тушу в кресле, сомлеет со страху, поджилки затрясутся, а тут вещицы как возьмут, как примутся летать туда-сюда!..

— Ты нарочно выбрал эти лохмотья? Деловой человек должен выглядеть по-деловому.

И он туда же? Крепись, Гаррет. Стисни зубы, подбери живот, грудь выпяти…

— Между прочим, я одеваюсь, насколько позволяют мои гонорары.

— Гонорары?

— Деньги. Золото, серебро, медь. Та дребедень, на которую Дин покупает бобы и прочую жратву и на которую мы крышу кроем, чтоб тебе на темечко не капало. А если б крыша протекала, тебя давно бы отсюда смыло.

Дамы недоуменно воззрились на меня, из чего следовало, что они воспринимают только мои слова, а Покойника не слышат. Естественно, им было любопытно, и с каждым мгновением любопытство становилось все острее.

— Верно подмечено. Кстати, раз уж выглядеть по-деловому не получается, выкажи хотя бы деловую сметку. Ты, видимо, упустил из вида то обстоятельство, что мы по-прежнему связаны контрактом с мистером Вейдером и потому должны отрабатывать уже выплаченные суммы.

— Угу. — Честно говоря, этот контракт, при всех его миленьких условиях, изрядно мне надоел. — Эй, Алике! Скажи честно — тебя папочка прислал или ты просто на огонек заглянула?

— Сама не знаю. Посылать он меня не посылал, но спрашивал у Манвила, не стоит ли обратиться к тебе за советом. Проблема-то серьезная. Понимаешь, папа считает, что в делах от меня никакой пользы; иначе бы давно послушал — я-то сразу предложила тебя позвать. По-моему, ему стыдно признать, что он сам не может справиться. Он все еще надеется обойтись без тебя, а время уходит…

О чем это она? Какая-такая проблема? Я покосился на Нике.

— Она здесь потому, что мой брат замешан, — пояснила Алике. — Они же помолвлены, вот Нике и беспокоится.

В каком жестоком мире мы живем! Красотки вроде Нике гибнут в расцвете юности из-за таких типов, как Тай Вейдер! Мне хватило одного взгляда, чтобы понять: предстоящее бракосочетание не слишком-то радует милашку Нике.

— Так и есть, — подтвердил Покойник. — Но она не хочет расстраивать родителей, которые сговорились поженить их двадцать лет назад. Церемония уже не раз откладывалась, но теперь все уловки исчерпаны и отсрочек больше не будет.

— А Тинни? — спросил я у Алике.

— Тинни — моя подруга, Гаррет. Она пришла поддержать меня в трудную минуту.

— Прояви мудрость, Гаррет, уйми свою любознательность.

Я прожил с Его Высокомудрием так долго, что приучился находить рациональное зерно даже в его брюзжании. На сей раз он милостиво изволил указать, что малая птаха в руках лучше большой в небе и что дареному коню в зубы не смотрят. Тинни здесь, в моем доме, и этого достаточно.

— Так в чем проблема-то, Алике? Может, изложишь все по порядку? И пожалуйста, постарайся, не упускать подробностей.

— Ладно. Наша проблема — «Клич».

Я вздохнул.

Признаться, я ожидал чего-то подобного. Зуб даю, накличем мы на себя беду — если уже не накликали. Или не накличили?

Глава 4

— Чем они занимаются? — спросил я. — Вымогательством? У вас много денег, а у нас крепкие кулаки?

— Тинни говорит, это называется «крышей». Я поглядел на рыженькую. Что-то она вдруг присмирела, будто воды в рот набрала. Это на нее не похоже…

— К дядюшке тоже подкатывались, — сообщила она и хищно усмехнулась.

Н-да… Мне как-то довелось работать с ее дядюшкой. Уиллард Тейт — на диво крепкий старый хрыч, вдобавок у него куча родичей, готовых исполнить любую его просьбу. Я бы такому типу угрожать не стал.

— Обломилось?

— Естественно, — осклабилась Тинни. — Ты же знаешь дядюшку! Но он был вежлив, пригласил заходить снова.

— Не слишком умно с его стороны. Среди этих парней попадаются особо злопамятные… Алике… Нет, вы обе, скажите, это был именно «Клич»?

Вообще-то «Клич» — полностью «Клич к оружию» — это крупнейшее, влиятельнейшее, самое богатое и самое громкое из ветеранских объединений в Танфере; возглавляет его Маренго Норт-Энглиш. К этому объединению принадлежат сотни зажиточных и наделенных властью граждан Танфера, недовольных тем, в каком направлении движется Карента. Насколько мне известно, «Клич» существует на добровольные взносы и пожертвования. Но взносы взносами, а лишние деньги никогда не помешают, верно? Заодно и занятие найдется для горячих голов, которые, как они сами выражаются, устали языками чесать…

— Да, — ответила Алике. — Или нет? Не знаю. Тай с ними разговаривал. Вроде бы он с кем-то знаком. Вроде бы они сказали, что Вейдер должен отчислять пять процентов с прибыли. А еще — уволить всех, кто не человек.

Тай — брат Алике. Точнее, один из трех ее старших братьев. Двое не сумели вернуться из Кантарда в целости и сохранности (впрочем, хоть возвратились, и на том спасибо), третий же не вернулся вовсе… Я, признаться, Тая Вейдера недолюбливал. Может быть, из за ожесточенности, которую он и не трудился скрывать. С другой стороны, как тут не ожесточиться: ты сражался за отчизну, потерял на войне ногу, а отчизне на тебя плевать с высокой колокольни?

И Тай не одинок, — Таких, как он, великое множество. Выйдите на улицу, оглядитесь по сторонам — сами увидите. Отличает его от других разве то, что он — отпрыск богатой и влиятельной семьи.

— А почему они взялись за Тая, а не за твоего папочку?

— Папа почти отошел от дел. Маме-то все хуже становится, и он сидит с нею с утра до вечера. А в пивоварню если и выбирается, то ненадолго, поговорить с теми, кого знает уже много лет.

— Выходит, главный пивовар у нас теперь Тай? — Я покосился на Покойника. Тот хранил напыщенное молчание, из чего следовало, что Алике искренна — то есть в действительности все может обстоять совершенно иначе, но она верит в то, что говорит.

— Да, он. Ему помогают мистер Хельдемак и мистер Клиз.

— Разумеется, — покивал я. Как же иначе? Тай Вейдер — никудышный пивовар и ладить с людьми не умеет. И никто из работников его не любит. А Хельдемак и Клиз — больше, чем просто помощники. Правильнее было бы назвать их младшими партнерами. Они вложили в пивное дело Вейдера свои знания и умения; и того и другого у них было в достатке, ибо прежде чем прийти к Вейдеру, оба они владели собственными пивоварнями.

Пивная империя Вейдера раскинула щупальца по всему Танферу. Папаша Вейдер не задумываясь и не чинясь скупал мелкие пивоварни, гнал в шею прежних управляющих и назначал своих. Здоровая конкуренция: выживает и процветает тот, у кого дело лучше организовано.

И мистер Хельдемак, и мистер Клиз присутствовали при разговоре Тая с вымогателями.

— Вот как? — Я снова покосился на Покойника. Тот продолжал молчать.

Сюрприз, сюрприз. Честно говоря, со слов Алике я заподозрил, что Тай просто-напросто вкручивает папаше мозги: решил подзаработать, вот и сочинил всю эту историю. Да, Гаррет, ты у нас чемпион по поспешным выводам. Какая прыть!

Правда, я по сей день убежден, что Тай имел хотя бы отдаленное отношение к тому дельцу, которое, собственно, и свело молодчагу Гаррета с папашей Вейдером. Бочонки, полные отличного пива, словно растворялись в воздухе, принося немалую прибыль тем, кто столь умело изымал их из привычного оборота и пускал налево. Я подрядился вывести лиходеев на чистую воду и провел на пивоварне несколько месяцев, строя из себя подсобного рабочего. Скажу честно, прищучить Тая мне не удалось: все улики были косвенными, все можно было истолковать двояко — как злонамеренность и как явную глупость и неспособность управлять. По такому поводу папаше Вейдеру я ни словом не обмолвился о его сыночке (а он, быть может, за тем меня и нанимал, чтоб я раскусил Тая).

Как бы то ни было, лазейку, сквозь которую испарялось пиво, я прикрыл, причем скандалов не устраивал И прикрыл надежно, за что папаша Вейдер продолжал меня благодарить и по сию пору. Насчет кружечки-другой я уже упоминал, а по праздникам он присылал мне бочонок «Особого темного».

Ладно, вернемся к нашим овечкам. Конечно, Покойник наверняка уже выяснил, кто из присутствующих о чем думает, но я все же спросил:

— Что ты думаешь о Тае, Алике?

— Мне его жалко. Мы все его жалеем. — Она потупилась, будто не хотела, чтобы я видел выражение ее лица.

— Но?

— Что «но»?

— Ты не докончила фразу. Там явно слышалось «но».

Алике поглядела на Нике. Похоже, она вдруг сообразила, что сказала слишком много.

Интересно, когда Покойник перестанет разыгрывать из себя бессловесного истукана?

— Гаррет, мисс Вейдер бережет чувства своей подруги.

— Чего? — ляпнул я, вздрогнув от неожиданности.

Покойник, разумеется, мысленно захихикал: ему доставляло удовольствие заставать меня врасплох, что называется, с пальцем во рту.

— Мисс Вейдер привязана к своему брату и сочувствует ему. В то же время она понимает, чем он отталкивает от себя других людей. А к мисс Николас она привязана еще сильнее. Они — подруги детства, и сознательно причинить ей боль мисс Вейдер ни за что не сможет.

Что же касается мисс Николас, она спокойно воспринимает все нелестные эпитеты в адрес своего жениха, поскольку эта свадьба для нее — не более, чем светская необходимость. Она выходит замуж только для того, чтобы не разочаровывать близких. Конечно, утешает она себя, Тай Вейдер вовсе не прекрасный принц, зато со временем станет одним из богатейших людей Танфера. И затягивать с бракосочетанием не следует, особенно если страхи, которыми полнится головка мисс Вейдер, имеют под собой основание.

Я бросил взгляд на Нике. Да, бабки — великая сила. Как говорится, любовь зла — полюбишь и Тая Вейдера, если тебе пообещают хорошо заплатить.

А Тинни хмурится. Злится, должно быть, что я не уделяю ей достаточного внимания. С нею всегда так — сколько ни ублажай, все мало.

— Ладно, Алике, подведем итог. «Клич» на вас наехал и потребовал денег. Раньше такого не бывало, но все когда-нибудь случается впервые. Что ты хочешь от меня?

— Чтобы ты их остановил. Правда, я понимаю, тебе это вряд ли по силам, поэтому…

— Я могу быть до ужаса убедительным, — вставил я. Ну да, особенно когда мои слова подкрепляют своим присутствием Морли Дотс и Плоскомордый Тарп.

Алике меня не услышала — настолько была увлечена собственной тирадой:

— Наверное, на самом деле я хочу, чтобы ты присмотрел за папой. Когда он узнал, что происходит, то пообещал разобраться с вымогателями. Боюсь, ему захотят преподать урок.

— Разумная мысль, — заметил Покойник.

— Люди, которые приходили к нам, тоже говорили, что они из «Клича», — сказала Тинни. Тейты держали обувную фабрику. Разбогатели они во время войны, когда сутками напролет тачали сапоги для солдат. — По-моему, они врали. Глазки у них так и бегали.

— Я сравнил воспоминания мисс Вейдер с воспоминаниями мисс Тейт, — сообщил Покойник, — и теперь допускаю, что мы, возможно, имеем дело с несколькими самозванцами, решившими поживиться на чужих страхах.

Иными словами, на белом свете нет ничего настолько святого, что не сгодилось бы для коммерции.

— Значит, кто-то пытается встать поперек дороги Маренго Норт-Энглишу? Он сильно рискует…

Я продолжал размышлять — и одновременно все спрашивал себя, что красотка Нике могла найти в таком типе, как Тай Вейдер. Может, я всякий раз заставал его в дурном настроении? Может, на деле он милый, ласковый и пушистый, просто этого сразу не разглядеть?

Глава 5

— Что ты еще успела натворить? — спросил я у Алике. — До того, как пришла ко мне? С отцом разговаривала? С Таем? С Манвилом? Что они сказали?

— Ни с кем я не говорила. Отец заявил бы, что это не женского ума дело. Но сам бы наверняка послал меня к тебе. А Тай взбеленился бы… Он терпеть не может чужаков. И насчет тебя они с папой долго ругались.

Какая неожиданность! Кто бы мог подумать? Впрочем, симпатии и антипатии Тая Вейдера для меня ровным счетом ничего не значили.

— Думаешь, будь его воля, я остался бы без пива?

По всей видимости, моей шутки никто не оценил. Даже Покойник. А я-то подумывал податься в комики…

— Дамы, вы должны извинить Гаррета. Ваша красота, в непосредственной близости, лишила его рассудка.

Вот ублюдок!

Нике подпрыгнула, услыхав голос Покойника, но быстро успокоилась. И впрямь, чего волноваться — ее же предупреждали.

Тинни и Алике, давно привычные к манере общения логхира, и плечиком не повели.

— Не могу сказать, что я его не понимаю, — продолжал Его Высокомудрие. — Даже я очарован, а ведь я был мертв задолго до того, как вы появились на свет.

Тоже мне, дамский угодник.

— Спасибо, старый хрыч. Может, мне зажмуриться и представить, что я вовсе не полный сил молодой мужчина, которого безжалостно отшили…

— Лучше представь, что ты наконец поумнел.

— Как изысканно! Все, умолкаю на веки вечные.

— Он всегда такой, Тинни? — поинтересовалась Нике.

— Сейчас он почти ручной, — отозвалась моя подружка. — Вот погоди, проснется…

— И озвереет, — докончил я мрачно. — Алике, твой отец воспринял угрозы всерьез?

— Он беспокоится. Расспрашивает тех, кто у него работает, как они относятся к «Кличу». Решил брать на работу только ветеранов.

Я мысленно пожал плечами. Это вряд ли утихомирит молодчиков Норт-Энглиша. Почти все мужчины — ветераны, но далеко не все ветераны — мужчины, в смысле далеко не все — люди. А Вейдер никогда не проводил различия между человеком и не-человеком. Не проводил и проводить не станет, как на него ни дави. И своих работников он защищает, как волчица детенышей. Работники же платят ему непоколебимой верностью; я так даже пью его пиво.

Впрочем, всегда и везде найдется горсточка тех, кто непременно окажется недовольным. И в самом спелом яблоке могут завестись черви…

Наши гостьи продолжали болтать, но ничего полезного мне от них узнать не удалось. Тогда я повернулся к Покойнику.

— Они напуганы, — изрек мой квартирант. — До сих пор не сделано ничего, что могло бы умиротворить «Клич». Наверняка существует крайний срок, впрочем, мисс Алике он неизвестен.

Мисс Алике, вот как? Я поглядел на Попку-Дурака, клевавшего пальчик Нике.

— Он тебе нравится? Забирай. Это мой свадебный подарок.

Алике прыснула.

Похоже, задатки комика у меня все же есть. Знать бы только, что ее развеселило…

— Извините, — проговорила Алике. — Я просто представила, как попугай комментирует первую брачную ночь.

Да, я бы не отказался послушать. Правда, с них станется сунуть бедную птичку в мешок и вывесить мешок за окошко. Верно, милашка?

Нике даже не улыбнулась.

Выглядела она как человек, понятия не имеющий о том, что ждет его впереди.

Увы, лапушка, могу только посочувствовать. Мне ли не знать Тая Вейдера?!

— Она замечательная актриса, Гаррет. Притворяется перед другими и, кажется, способна одурачить саму себя. Всякий раз, изучая ее, я подмечаю что-то новенькое. Приходится сосредотачиваться сверх обычного.

— Любопытно.

— Прибереги свое любопытство для мисс Тейт.

— Как скажешь, приятель.

— На твоем месте я бы угомонился. Ситуация и без того крайне запутанная, не стоит усугублять ее выяснением отношений с любвеобильными женщинами. — Да, мой партнер порою подпадал под женские чары, но в целом относился к прекрасному полу весьма недружелюбно.

У Тинни был такой вид, будто она грезит наяву, что означало — она беседует с Покойником. Логхир запросто может вести пару-тройку разговоров одновременно — ведь у него не один мозг, а несколько.

— Может, все дело в лавке? — спросил я у Алике. — Сама понимаешь, торговля…

— Сторонников «Клича» можно встретить где угодно.

— Это вряд ли. Ни в городе огров, ни в форте гномов, ни в эльфийской обители ты их не сыщешь. И что-то я не припомню, чтобы крысюки или пикси расхаживали по у лицам под знаменами доблестного Маренго.

— Их просто не приглашали.

Такая симпатичная — а сколько в головке всякой дури! Не удивительно, что самозванные борцы за права человека нынче в таком почете.

Снаружи вдруг донеслись такие звуки, словно кто-то принялся яростно отстаивать те самые права прямо у меня под окнами. По правде сказать, у нас в окрестностях вечно что-то выясняют.

— Алике, где парни, которых вы привели с собой? — Жизнь полна несправедливостей: и почему только симпатичных девушек всюду сопровождают громилы чуть смазливее обезьяны?

— Им велели перекусить, а потом вернуться сюда и дожидаться снаружи.

— Отлично. Что-то мне не нравятся те вопли. — Я посмотрел на Покойника. Тот ничуть не заинтересовался происходящим. Значит, волноваться нечего.

— Мы можем остаться, пока шум не утихнет, — предложила Алике.

— Я этого не вынесу. Растаю, как масло на сковородке. Видишь, руки уже плавятся.

— Гаррет!

— Гаррет!

— Тинни, любовь моя! Маслице мое кипящее! Ты наконец-то очнулась?

Тинни поглядела на Алике и дернула плечиком. И в самом деле: как ей меня приручить, если даже собственные подруги флиртуют с ее кавалером?

Точнее, одна подруга. Нике не сводила взгляда с Попки-Дурака.

Только я успел обрадоваться, как она мне подмигнула.

Помогите!

И почему женщинам так нравится доводить мужчин до состояния бекона, забытого на раскаленной сковороде?

Глава 6

Дамы изволили удалиться. Отправились они не на пивоварню, как можно было ожидать, а домой к Тинни. (Надо сказать, ее дом подозрительно смахивал на маленькую крепость. В недавние смутные годы эта крепость сослужила Тейтам неплохую службу — за ее стенами они чувствовали себя в полной безопасности и безнаказанно творили свои разбойные делишки. Поэтому перемирие семейство Тейтов восприняло как кровную обиду.) Всякая война, буде она чересчур затягивается, становится источником неприятностей. Мало-помалу она превращается в смысл жизни — и не только для солдат на поле брани, но и для тех, кто прозябает в тылу, среди домашнего уюта. Пускай пора сражений миновала — если не считать мелких стычек с недобитыми партизанами Слави Дуралейника, — нынче в Танфер возвращаются демобилизованные, каждый день сходят десятками и сотнями с кораблей, и еще неизвестно, что хуже — когда молодых мужчин в городе можно пересчитать по пальцам, или когда их что ни день прибавляется в числе.

Ведь рабочие места, опустевшие с уходом этих мужчин на войну, были, как принято нынче выражаться в узких кругах, заняты нелюдью. И солдаты, спешившие домой, открывали для себя малоприятную истину: спешить-то было некуда…

Но я отвлекся. Итак, сногсшибательная троица удалилась. Я вернулся в комнату Покойника и уселся наконец в свое кресло, еще хранившее тепло женского тела. В воздухе витал легкий аромат духов.

— И что опять затеял твой Дуралейник? — спросил я без предисловий.

Много лет назад Дуралейник ввязался в войну как наемник на службе венагетов. Несмотря на многочисленные победы, он не сумел добиться того, чтобы его признали своим: обращались с ним пренебрежительно, путь в высшие слои общества, в правящую клику колдунов, был ему заказан. И тогда он, пылая праведным гневом, переметнулся к противнику и следующий десяток лет отнимал покой и сон у тех, кто посмел уязвить его гордость.

Впрочем, карентийские правители обращались с ним немногим лучше. Нет, платили ему вовремя, зато почестей не оказывали вовсе, каких бы успехов он ни добивался. И потому Дуралейник дезертировал вновь. Он объявил Кантард республикой, не подвластной ни Каренте, ни венагетам, собрал под свои знамена всех, кого прельщала этакая свобода, и принялся воевать на две стороны.

Но судьба в очередной раз оказалась к нему несправедлива. Карента усилила натиск, венагеты не устояли и бежали с позором. И карентийские отряды начали истреблять республиканцев.

Обитатели Кантарда спешно переселялись в Каренту. Более всего их почему-то притягивал Танфер, в котором и без того уже было неспокойно. И ладно бы только простые партизаны! Расследуя прошлое дело, я наткнулся на некие факты, из которых явствовало, что и сам Дуралейник околачивается в нашем милом городке.

Покойник ответил — по обыкновению брюзгливо:

— Вполне вероятно, что он возбуждает недовольство, уповая на свою былую популярность у простого народа.

— А ты, похоже, разочарован.

— Героев лучше держать на расстоянии. Вблизи слишком заметны изъяны.

Попка-Дурак восседал на плече Покойника. Это Нике его туда посадила. К величайшему моему сожалению, мне так и не удалось уговорить ее забрать пернатого стервеца с собой.

В это самый миг проклятая птица решила облегчиться.

А в следующее мгновение она уже выбиралась из кучи безделушек, рухнувших на пол, когда в стеллаж врезался попугай, отброшенный силой логхирской мысли. Стремительный полет настолько ошарашил крылатого негодяя, что он лишь сдавленно пискнул. Затем встряхнулся, сделал осторожный шажок, огляделся — и нагадил на пол.

— Если эта тварь не доживет до завтрашнего утра, передай мои глубочайшие соболезнования мистеру Дотсу.

— Ух ты! Шикарная мысль! И как я сам не догадался! Нет, я, конечно, тугодум, но умищу-то у меня девать некуда! Я сверну этой гадине шею, а свалю все на тебя. Морли придет, увидит перья и дерьмо на полу, покачает головой и тут же обо всем забудет. С тобою связываться он не рискнет.

— Очень остроумно. Только попробуй, и я подвешу тебя к потолку на твоих собственных шнурках. Птица эта — неоценимый дар судьбы, и подобных вещей о ней говорить не следует даже в шутку.

— Дар судьбы?! Да его и жрать не станешь, разве что когда всех ворон и ящериц со змеями в округе переведут!

— Это незаменимое средство общения.

— Ну, для кого как…

— Тихо!

— Чего? Я что-то…

— У нас скоро будут гости. Чужаки. Прими их в своем кабинете. Им вовсе не обязательно меня видеть.

Старина Дин опередил меня и первым откликнулся на стук в дверь, но Покойник, судя по всему, одернул нашего домомучителя. Посмотрев в «глазок», Дин попятился.

— Что стряслось? — осведомился я.

— Они мне не нравятся. — С этими словами Дин прошествовал в комнату Покойника, а ко мне на плечо плюхнулся Попка-Дурак, выпорхнувший из приоткрытой двери. Я шуганул его, но он и не подумал улететь. Тем временем Дин вновь вышел в коридор, волоча за собой кресло.

— Не трогай птицу, Гаррет. Дин, когда закончишь, притвори мою дверь и не открывай ее, пока гости не уйдут.

— И поставь котелок на огонь, — прибавил я. — Мы же радушные хозяева, верно?

Дин одарил меня взглядом, в котором ясно читалось его мнение о моих умственных способностях: дескать, не лез бы ты не в свое дело, все равно ни шиша не понимаешь.

Тем временем в дверь снова постучали, настойчивее, чем в прошлый раз. Я прильнул к «глазку».

— Мне непременно надо с ними толковать? — Два охламона на пороге моего дома воплощали сокровенную мечту Дина: этаким красавчиком он всегда жаждал видеть меня.

— Беседа с ними может оказаться полезной.

— Для ково?

— Для кого, Гаррет.

— Сам сообразил, — проворчал я, принимаясь откидывать щеколды и отодвигать засовы. Дин, закончивший двигать мебель, неодобрительно наблюдал за моими действиями.

Полезная беседа, говорите? Ладно, уж найду о чем потрепаться, пока мой гниющий дружок будет ковыряться в чужих мозгах.

Эти двое наверняка что-нибудь продавали. Такие аккуратненькие, такие чистенькие и приглаженные; неровен час, проповедники. Если мне начнут втюхивать религиозную бредятину, я могу и не сдержаться. В последнее время ваш покорный слуга переобщался с божествами.

Стоило мне открыть дверь, как первое впечатление улетучилось без следа. Достаточно было увидеть армейскую выправку и губы без намека на улыбку, чтобы понять: эта парочка торгует истинной верой, никак не связанной с благочестивыми бреднями.

Оба ростом под шесть футов, ладные, смазливые — в общем, смерть девкам. Один светловолосый и голубоглазый; второму полагалось бы иметь светлые глаза и голубые волосы, но увы, наши чаяния сбываются далеко не всегда: волосы у него были темные, а глаза — тоже голубые. Ни у того, ни у другого ни шрамов, ни татуировок — во всяком случае, на открытых местах.

Должно быть, клерки, подсказал мне мой прославленный интеллект.

— Мистер Гаррет? — справился блондин. Какие у него ровные зубы! Признайтесь, вам часто встречаются люди с абсолютно ровными зубами? Правильно, я тоже никогда таких не встречал. Даже у Тинни один передний зубик налезает на другой.

— Допустим. Все может быть. Зависит от того, что вам нужно.

Ни тени улыбки в ответ.

— Друг назвал нам ваше имя, — сообщил брюнет. — Сказал, что следует обратиться именно к вам. Что вы — герой войны, на которого всегда можно положиться.

— Ребята, нынче героев на улицах пруд пруди: плюнь с закрытыми глазами — точно не промахнешься. Всякий, кто вернулся домой, уже герой. Вы из какого сообщества? — Одеты они были так, словно собирались на парад. Армейская выправка, армейская манера одеваться, — тут и последний остолоп догадается.

Клерки!

— Не дразни их ради собственного удовольствия, Гаррет.

Мне положительно необходим новый напарник. Старый слишком хорошо меня изучил.

— Откуда вы?..

— Я же сыщик, ребята. — Да, глаз у меня наметанный. Как говорится, метал-метал и дометался.

— Неужели так заметно? — протянул, почти проскулил брюнет. Все они одинаковы: по виду того и гляди зарычат, а на деле только скулить и могут. Сами же искренне верят в свою крутизну: и грудь у нас волосатая, и морда кирпичом…

Клерки.

— Когда мы с вами расстанемся, не поленитесь, сравните себя с другими. По крайней мере, с другими людьми, в особенности с молодыми мужчинами. — Конечно, тут возможен нежелательный побочный эффект: сравнение лишь укрепит в них чувство превосходства; однако они могут и сообразить, куда я клоню. — Тайные агенты блях на груди не носят.

Ребятки озадаченно переглянулись. Растерялись, милые. А вы туповаты, как я погляжу.

— Можно нам войти? — спросил блондин.

— Прошу. — Я посторонился. — Пожалуйте в мой кабинет. Вторая дверь слева.

— Побольше радушия, Гаррет.

— Ребята, вам не нужен попугай?

— Гаррет!

Судя по тому, как они поморщились, попугай их не заинтересовал. Или они не одобрили мой наряд? В наши дни всякий мнит себя знатоком моды. Между прочим, я одет вполне прилично: рубашка свежая, брюки чистые. А эти хмыри оглядывались вокруг с таким видом, будто попали на свалку. И похоже, чистота внутри моего дома их приятно разочаровала. Что ж, иногда и от Дина бывает толк…

Мы ввалились в закуток, который я именовал своим кабинетом.

— Мой слуга сейчас принесет чай, — уведомил я.

Гости недоверчиво воззрились на меня: мол, откуда ты знаешь?

В кабинете, разумеется, не так чисто, как в коридоре, и беспорядка куда больше. Просто я не разрешаю Дину тут что-либо трогать. А над моим столом висит картина, которую Дин ненавидит всей душой.

При первом взгляде на картину замечаешь только молодую женщину, которая убегает от подступающей тьмы. Но чем дольше приглядываешься, тем гуще и обширнее становится тьма. Автор картины был наделен талантом столь свирепым, что он граничил с колдовством. Этот талант свел его с ума. И в картину художник вложил все, что мог, включая собственное безумие. Поэтому картина получилась глубоко личной. Она одновременно рассказывала о событии и указывала на злодея. Ныне в ней не сохранилось и десятой доли первоначального заряда, но впечатление она до сих пор производила убийственное. Можно сказать, дышала злобой и страхом.

— Это Элинор, — пояснил я. — Она умерла еще до моего рождения, но помогла мне распутать одно дельце. — И не только; но незваным гостям о том знать не обязательно.

Портрет когда-то принадлежал тому, кто убил Элинор. Сейчас он тоже мертв, так что, сами понимаете, картина ему без надобности. А в моем доме Элинор прижилась. С нею куда легче, чем с Дином, Покойником или Попкой-Дураком. Она редко критикует мои действия и никогда не грубит.

— Нам известно, что вы часто беретесь за… э..; необычные случаи, — вякнул блондин.

— Берусь? Я их притягиваю, как громоотвод — молнии! Спасибо, Дин. — На столе появился громадный поднос с чашками, печеньем, пирожными и чайником, над которым клубился пар. Ребятки вновь переглянулись: им явно было неуютно под пристальным взглядом Элинор, а тут еще суровый Дин, этакая ходячая аллегория порицания.

Но вот Дин удалился. Я налил гостям чая и спросил:

— Так зачем вы пришли, ребята? Только честно.

Они опять переглянулись.

— Слушайте, у меня полно работы. — Попка-Дурак издал негодующий вопль. — Если вам негде укрыться от дождя, загляните к миссис Кардонлос. Она…

— Аргх! Старая стерва! Старая стерва!

— Дождя вроде нет, — заметил блондин. Клерки что дети: все воспринимают буквально.

— Заткнись, скотина! — прошипел я попугаю. Гости переглянулись в очередной раз. Уф! Похоже, это на целый день.

Глава 7

— Прошу прощения, мистер Гаррет, — сказал блондин. — Нас предупреждали, что мы можем натолкнуться на… э… непонимание, поэтому мы ничуть не…

— А член у тебя маленький! — изрек попугай.

— Заткнись, не то в мешок посажу, ты, чучело пернатое! — прорычал я.

Брюнет неуверенно улыбнулся.

— Это чревовещание? Помню, в детстве мой дядя…

— Ну почему все спрашивают? Нет, никакое не чревовещание! Этот ублюдок, потомок дикой курицы в седьмом колене, и вправду умеет разговаривать! Запас слов у него такой, что мы с тобой обзавидуемся, и каждое новое словцо сквернее предыдущего. Может, на него заклятие наложили, не знаю. Мне его подарили. И я никак не могу от него избавиться.

— Маленький, маленький, член-недочлен! Улыбка растаяла. Мне вновь захотелось задушить Покойника. Впрочем, что толку душить того, кто и так уже давно мертв?

— Меня зовут Картер Стоквелл, — сообщил блондин.

Значит, все же переходим к делу?

— Я так и думал. А тебя?

— Трейс Уэндовер.

— Ну конечно. Привет, Картер! Приветик, Трейс! Вам не нужен говорящий попугай? Отдаю задешево. Отличный подарок на день рождения.

— Гаррет, уймись и перестань их попусту дразнить!

— Не нужен, нет? Ладно, кому-нибудь другому впарю. Пожалеете — поздно будет. Выкладывайте, зачем пришли. Или уходите.

— Нам говорили, что ваши манеры оставляют желать лучшего, — холодно произнес брюнет, то бишь Трейс.

— Мы хотим привлечь вас к нашему общему делу, — заявил Картер.

— Прямо сейчас у меня одно дело, одна-единственная забота — где бы раздобыть деньжат на пополнение своего обеденного фонда.

— Нам не нужны деньги. Нам нужна помощь. Пожалуйста, выслушайте нас.

— Вам денег никто не предлагает. А что до послушать, вы здесь уже десять минут и до сих пор ничего не сказали.

— Вы правы, мы из Вольных Сообществ. Черные Драконы Вальсунга. — Картер пристально поглядел на меня.

— Это кто такие? — поинтересовался я.

— Вы не слыхали о Драконах? — встрял Трейс.

— Извини. — Следуя совету Покойника, я воздержался от фразы, которая могла бы выдать мои истинные чувства по отношению к этим скроенным на военный манер бандам, именующим себя Вольными Сообществами. Их развелось столько, что всех было ни за что не упомнить.

— Наш предводитель — полковник Вальсунг. Нортон Вальсунг. — Теперь уже оба вперили в меня свои взгляды.

Я пожал плечами.

— Мы с ним не знакомы. Полковник, говорите?

Картер, похоже, начал закипать. Трейс пока еще сохранял хладнокровие.

— Вот именно, мистер Гаррет, — процедил блондин. — Полковник Вальсунг командовал бригадой Черных Драконов. — Приятель метнул на него предостерегающий взгляд, но Картер продолжал:

— Его послужной список исполнен великих побед.

Не сомневаюсь. На войне быстро становится понятно, кто чего стоит.

— Он вам не родственник?

— Мой дядя, — гордо сообщил Трейс.

— Который чревовещатель? Знавал я таких полковников. Знатные были умельцы свои слова в чужие рты вкладывать.

— Нет, мистер Гаррет, другой дядя.

— Ага! Наконец-то мы имеем хоть что-то. Полковник, который не чревовещатель. И что же вашему другому дяде нужно от меня?

— Мы наслышаны о ваших талантах и вашем опыте, как боевом, так и… э… мирном. Все-таки я не сдержался.

— Вам понадобился бывший морской пехотинец, привычный к отлову вампиров, спасению колдунов и розыску сбежавших жен, чтобы одолеть одряхлевших гномов и увечных крысюков? Неужто сами не справляетесь?

— Гаррет!

Ребятки побагровели. Картер вскипел раньше, поэтому его физиономия сделалась даже не багровой, а бурой.

— Мистер Гаррет, — процедил Трейс, — мы не нападаем на людей на улицах. Мы состоим в братстве ветеранов, а не в уличной шайке, и наша цель — помогать вернувшимся с войны.

— Ну да, ну да. На днях прямо у нас перед домом чуть не забили до смерти ветерана, который отслужил пять сроков по пять лет, последние три срока в Кантарде. У него восемь наград, среди них Имперская звезда с мечами и дубовыми листьями. В сражении он потерял левую руку, а лицо ему обезобразил колдовской залп. Сейчас он в Бледсо. Возможно, не выживет. Эти мясники отделали его по полной, просто так. Ступайте-ка помогите ему. Его зовут Берт Верняк.

— Но ведь Бледсо — благотворительная…

— Ты что, родился не в Танфере? В нашем городе за благотворительность надо платить.

— Какая низость! — Трейс, похоже, не на шутку расчувствовался. А вот Картеру было явно плевать на всех ветеранов вместе взятых. — Потому-то мы и пытаемся…

— Прости, Трейс, я не закончил. Видишь ли, Брет — настоящий герой, отличный солдат. К сожалению, он совершил огромную, чудовищную ошибку…

Гости выжидающе уставились на меня.

— Гаррет, прекрати! Замолчи немедленно! — чуть ли не взмолился Покойник.

— Он изрядно сглупил, выбрав себе в деды огра. До них дошло не сразу. Я наблюдал, как сужаются глазки, как начинают подергиваться губы. Из двоих Картер был, пожалуй, потупее, но тут он лотумкал первым.

— Вы ошибаетесь, — сказал он мне. — Пошли, Трейс, мы зря теряем время.

— Ничего подобного, — возразил я. — Постарайтесь понять, кроме черного и белого есть множество других цветов. — Я посмотрел на Трейса; тот поспешно отвел взгляд. — Чем вы занимаетесь, парни? Бумажки сочиняете, по поручениям бегаете? Дядя подыскал тебе местечко потеплее, а, Трейс? Картер, и у тебя, верно, есть покровитель? Так кто из нас, по-вашему, защищает карентийскую корону? Вы или мой уродливый приятель?

— Вы понятия не имеете, что происходит на самом деле, — изрек Картер. Почему-то мое невежество его обрадовало.

Я встал и направился к двери.

— Валите отсюда, ребята. Я тоже ухожу. Пойду проведаю Берта и других бедняг.

Трейс раскрыл было рот, но Картер не дал ему ничего сказать.

В следующее мгновение эти серьезные молодые люди покинули мой дом. Картер наверняка назавтра и не вспомнит историю про несчастного Берта. (Признаться, я сочинил ее не сходя с места. Нет, Берт Верняк существует, на него и впрямь напали, вот только избить не получилось — огра, даже огра-полукровку, поколотить не так-то просто). Однако мои гости ничуть не возражали бы против того, чтоб Берт очутился в Бледсо. Или на кладбище.

Короче, за Картера можно не волноваться, а вот с Трейсом надо бы повозиться. Он показался мне человеком, у которого иногда наступает просветление.

Я запер дверь, насвистывая в блаженном неведении.

Глава 8

— Гаррет, ты утратил форму. Это представление было далеко не лучшим. Мне ли не знать, что ты способен на гораздо большее.

— Чего? Неужто пожалел эту шушеру? Да они полные придурки, блондин в особенности.

— Эти придурки, как ты изволил выразиться, вовсе не закоснели в предрассудках, которые ты им приписываешь. Кроме того, они мало чем отличаются от большинства современных людей. Вы все чувствуете себя уязвленными, вам необходимо выплеснуть обиду и раздражение. Эти двое в основе своей вполне приличные человеки. Однако…

— Ну? Чего замолчал?

— В них не ощущается глубины. А глубина есть у всех, даже у столь поверхностного сознания, как то, каким наделен твой друг мистер Тарп.

— Шутишь? Эта парочка белоручек, в жизни палец о палец не ударивших…

— Ты не понял, Гаррет. Их сознание имеет поверхность — и все, дальше ничего нет. Обычно людей переполняют эмоции, темные течения мыслей свиваются в жуткие кольца в нижних слоях сознания, недоступных человеческому разумению. Это происходит у всех, даже у мистера Тарпа и мисс Торнады. Но эти двое лишены какой бы то ни было глубины; на поверхности фанатизм, дальше — пустота. Кстати сказать, их фанатизм вовсе не такой слепой, как у большинства. Они уловили суть твоего велеречивого выступления, постигли смысл притчи об огре. Непонимание — не более, чем притворство; они повели себя так, потому что того требовали их маски.

Признаться, я совсем запутался. Ухватил только то, что Покойник говорил насчет поверхности.

— Это меня не удивляет. Знаю я таких типов, навидался по самое не могу. Они предпочитают, чтобы за них думали другие. Так оно гораздо проще, верно?

— Может быть. Но меня не покидает ощущение, что в наших общих интересах было задержать гостей подольше, чтобы я успел как следует изучить их сознания — или, выражаясь твоим языком, выдоить их до дна.

— Выдоить? Разве хоть один из них мычал?

— Прибереги свои колкости для очередной красавицы, которую тебе вздумается обольстить. Тебе следовало извлечь из них максимум сведений. Следовало занять их беседой, пока я проникаю под поверхность. — Судя по накалу мысленной речи, я таки ухитрился слегка рассердить своего партнера. — Данное Вольное Сообщество может добывать средства, вымогая деньги именем «Кличам. И подобной возможностью отнюдь нельзя пренебрегать. Ты согласен?

Терпеть не могу, когда Покойник оказывается прав в наших спорах. А сейчас он был прав. Я поддался эмоциям. Совсем не подумал о том, что эти двое шутов могут иметь отношение к наездам на Вейдера. А ведь с них вполне станется. Между прочим, кто-нибудь из их под ельников мог заметить троих девиц, заглянувших к приятелю-сыщику…

— Когда ты повзрослеешь, Гаррет?

— Чего?

— Ты не размышляешь. Ты действуешь под влиянием чувств. И твои действия часто идут в ущерб здравому смыслу. Впрочем, наши недавние гости как будто не связаны с делом Вейдера. Из чего, правда, вовсе не следует, что то же самое можно сказать о тех, кто их прислал.

— Ага! Так они знали про тебя?

— Эти двое — нет. И о тебе они тоже ничего не знали, за исключением того, что им сообщили. По-моему, ты снова все испортил, Гаррет.

Не знаю, не знаю. Может, они и вправду хотели нанять меня… Я вздохнул. Да, как это ни противно, Покойник прав. Как же мне надоела его вечная правота!

— Думаю, надо прогуляться на пивоварню и…

— Разумеется. Но не сию секунду. Потом. Когда заступит ночная смена. В ней молодые мужчины, которые еще хорошо помнят Кантард. Если на пивоварне есть борцы за права людей, почти наверняка их следует искать среди молодых.

Что я мог ответить? Когда Покойник прав, он прав. Но что-то слишком часто он оказывается правым в последнее время.

— Ладно. Что ты предлагаешь? — Может, что-нибудь разумное?

— Отправляйся к капитану Блоку. Расспроси его насчет «Кличам. Оброни два-три намека относительно пивоварни.

И впрямь разумный совет. Капитан Вестман Блок — командир Гвардии, как именуют в Танфере олухов из городской полиции. У Гвардии множество недостатков, но достоинств тоже хватает; во всяком случае, последних у нее побольше, чем у Стражи, предшественницы нынешних полицейских.

Стража в основном занималась тем, что собирала взятки; недаром стражников нынче определили в пожарные.

Гвардия не то чтобы пылала рвением, но был в ней коротышка по имени Релвей, наполовину гном, на треть помесь других народов и на одну восьмую человек. Урода страшнее я в жизни не встречал. Так вот, Релвей просто бредил порядком и соблюдением законов. Все разговоры, которые он вел, вращались вокруг Нового Порядка, то бишь вокруг абсолютного, непререкаемого главенства Его Величества Закона. Не так давно мы столкнулись с ним в дождливую ночь; он «на добровольных началах» помогал криминальной службе Блока, тогда еще входившей в состав Стражи, проводить расследование. Я сказал ему что-то не слишком приятное. Он в ответ посоветовал мне придержать язык, поскольку в скором времени ему предстоит стать важной особой.

По всей видимости, он обладал пророческим даром.

Когда принц Руперт учредил Гвардию и назначил ее командиром Вестмана Блока, старина Блок тут же вспомнил о Релвее. А Релвей в два счета организовал тайную полицию, собрав тех, кто разделял его взгляды. С тех пор частенько случалось, что люди, коих угораздило привлечь к себе внимание Релвея, исчезали без следа…

Не больше тысячи человек знали о существовании тайной полиции. Релвей, разумеется, не распинался о своей деятельности на каждом углу. И спорю — найдется от силы дюжина тех, кто знает самого Релвея в лицо.

Один из таких людей — я. Иногда при мысли об этом меня пробирает дрожь.

Стоит кому-нибудь при мне упомянуть Блока, я сразу же вспоминаю Релвея. Иными словами, со мной Релвей добился своего: он как-то обмолвился, что всяк должен ощущать на себе незримое и недреманное око закона…

Старина Вейдер — один из видных горожан. Он не аристократ, но богат и влиятелен. У него немало друзей наверху, и друзей настоящих, привязанных к нему по-человечески, а не из-за его богатства. Блок, не задумываясь, ринется на его защиту.

А уж Релвей и подавно — тем паче если ему сообщить, что тут замешан «Клич».

— Пожалуй, я с тобой соглашусь. Надо напустить на них Гвардию. В конце концов, у Блока возможностей куда больше нашего.

— К сожалению, не все так просто.

— И почему меня это не удивляет?

— Потому что ты наконец-то научился распознавать людей — хотя до сих пор не отдаешь себе в том отчета. В глубине души и мисс Вейдер, и мисс Николас опасаются, что Тай Вейдер — не мишень, а источник угрозы.

— Я этого парня недолюбливаю, но это еще ничего не означает. Выходит, Нике не зря откладывает свадьбу?

— Бедная девочка буквально разрывается на части. Я ей сочувствую. Она бы с радостью разорвала помолвку, когда бы не помнила того Тая Вейдера, которого знала в детстве и который ничуть не похож на нынешнего, вернувшегося из Кантарда без ноги. Перекуси, а затем отправляйся к капитану Блоку.

— Как скажешь, мамочка.

Естественно, выпад пришелся мимо цели.

Покойник вытащил мысленный кляп из клюва Попки-Дурака. Мерзкая пичуга все это время, должно быть, копила ругательства, подбирая самые гнусные. И не преминула громогласно их выдать.

Глава 9

Контора Блока размещалась в городской тюрьме Аль-Хар. Очень удобно, особенно если учесть, сколько в наши дни развелось преступников. Сама тюрьма просторная, холодная, уродливая и заждавшаяся ремонта. Просто удивительно, что заключенные пока не догадались сбежать, сломав, к примеру, стену или выдернув ржавые прутья на окнах. Столетия назад некая семейка с Холма изрядно обогатилась на строительстве Аль-Хара: воровали и мухлевали, где только могли. Скажем, вместо отличного карентийского известняка, который добывают в дне пути по реке от города, поставили мягкий желто-зеленый камень, впитывавший влагу из воздуха и быстро начавший крошиться. Пройтись по улицам вблизи тюрьмы — все они в этом каменном крошеве.

А раствор оказался даже хуже камней, которые предполагалось им скрепить. По счастью, хоть толщину стен выдержали.

Я свернул за угол — и обомлел, ибо моему взгляду предстала совершенно новая тюрьма.

Вся в строительных лесах, на которых кишмя кишели работяги, усердно драившие камень и возвращавшие ему молодость.

Впрочем, даже отчищенный, этот камень оставался таким же невзрачным.

Интересно, откуда денежки взялись? До недавних пор танферская тюрьма, можно сказать, пустовала, поэтому денег на ее содержание из казны не выделяли.

Мало того: когда Блок решил обосноваться в тюрьме, оттуда пришлось изгнать честных танферцев, устроивших себе там уютное обиталище.

Как выяснилось, капитан Блок был на месте. Вдобавок он пожелал меня принять. Причем немедленно.

— Блок, ты же у нас теперь бюрократ. Тебе полагается отвечать, что ты слишком занят, чтобы принимать тех, кому не назначено. Прецедент — вещь опасная. Ну ладно, скажи лучше, ты и вправду живешь здесь? В тюрьме?

— Я холостяк, а холостякам много места не нужно.

Выглядел Блок немного печальным и сильно усталым. Еще бы — попробуй-ка изо дня в день по-настоящему разыскивать и ловить тех, кто злоумышляет против закона. Дело, конечно, важное, кто бы спорил, но тут необходим некий внутренний стержень, а оного за Блоком, по-моему, не водилось.

— Паршиво выглядишь, приятель, — посочувствовал я. Обстановка конторы никак не соответствовала положению Блока в обществе. Да и одежонку мог бы сменить. Я бы разрядился, что твой адмирал в день парада. Но ему, похоже, на подобные условности было наплевать.

— Принц проникся ко мне после дела о заклинании-киллере, воспроизводившем себя, — вздохнул Блок. — Теперь я почти неприкасаемый. Наверное, потому, что никто другой за такую работенку не возьмется. Хотя… работа пристойная, а что благодарности не дождешься — так я привык. Стоит изловить одного злодея, тут же появляются новые. Как зубы дракона в той старой байке. Знаешь, поверить не могу, что все они исхитрились пережить войну.

Я пожал плечами. Понятия не имею, о какой старой байке он толкует.

Передо мной сидел все тот же Блок — невысокий, худощавый, с коротко остриженными темными волосами, в которых заметно пробивалась седина. Тот — и не тот. Как обычно, ему не помешало бы побриться. Из него получился бы отличный шпион — в нем не было ровным счетом ничего выдающегося. Такого не заметишь, пока он не завопит тебе в ухо. При нашей первой встрече, еще в те времена, когда под законом разумели мзду блюстителям закона, Блок ругался не хуже Попки-Дурака, повадками же напоминал оголодавшую змею.

Не могу сказать, что мне был по нраву новый Блок — пообтесавшийся, научившийся хорошим манерам и, главное, целеустремленный.

— В прежние времена ты был поспокойнее, — сказал я. — Требовали — делал, не требовали — не делал…

Блок помрачнел.

— Я обрел веру, Гаррет.

— Чего?

— Я позволил Релвею уболтать себя и взял его на службу. Это была большая ошибка. Своим рвением он заражает всех вокруг.

— Угу. — Да, Релвей, с его-то головой и с его жизненными принципами, к концу года заставит нас забыть само слово «преступление». Этот тип вершит святое дело. От таких лучше держаться подальше — во избежание.

— Зачем пожаловал? Послушать, какой ты пройдоха?

— Ну, не совсем. Хотел расспросить насчет «Клича» — и про Макса Вейдера потолковать. Кто-то к нему подъезжал на днях. — Нарушив традицию, я изложил Блоку все подробности.

Естественно, он заподозрил неладное. Я бы на его месте тоже насторожился. Ведь в прошлом мы друг перед другом карт не раскрывали.

— А зачем ты мне все это рассказываешь?

— Напарник велел. И потом, я в долгу перед Вейдером. Будет лучше, если за ним присмотрит кто-нибудь при исполнении…

— Присмотрит? А что может случиться?

— С нашими бравыми ребятами? Да что угодно!

— Тут ты прав. Слыхал, на днях сожгли народ на северной стороне?

— Слыхать-то слыхал, но и только. Дел было по горло, не до слухов..

— Пьяницы, мелкие воришки… У таких врагов не бывает. Сгорели дотла.

— Шутишь.

— Если бы. Шесть случаев. Чую, не обошлось без колдовства. Релвей настаивает на связи с Сообществами, но я хоть убей не вижу, какая тут может быть связь. Правда, представить чародейку, заживо сжигающую пьяниц, у меня тоже не получается.

— Почему чародейку, а не чародея?

— Какому мужику взбредет в голову расправляться с пьяницами?

— Одного я знаю. — Живет в моем доме. — Ну так что? «Клич» занялся вымогательством?

— Я о таком не слыхал. Джирек! Дверь отворилась, и в комнату ввалилось некое существо, отдаленно напоминавшее человека.

В нем было понамешано всего понемножку, больше всего от огра, тролля и урода обыкновенного. И не забудьте прибавить родовую травму. Двигалось это существо бочком и сильно сутулилось, будто у него болела спина.

— Джирек был ранен в стычке у Каунсил-Уэллс.

Ага, ветеран. И не человек. Сразу вспомнилась история, которой я пытался вразумить Картера с Трейсом. Некоторые из наших величайших героев — вовсе не люди.

— Каунсил-Уэллс, — повторил я. — Великая победа…

— Мне показалось, или я услышал издевку? В местечке Каунсил-Уэллс хотели устроить переговоры о перемирии. А мы, то бишь карентийцы, разместили в близлежащей пустыне отряд коммандос. И в ночь накануне переговоров они вырезали всю делегацию венагетов во сне.

В общем, один из тех маленьких триумфов, что привели к победе Каренты.

— Издевку? Упаси меня все боги вместе взятые!

Джирек состроил жуткую гримасу, которую при большом желании можно было принять за ухмылку, а потом негромко заухал. Ну и воняет у него изо рта! Червяк и тот сдохнет. Но чувством юмора он явно не обделен.

— Релвей должен быть в своей каморке, — сказал Блок. — Позови его.

— Хорошая шутка. — Джирек глянул на меня, хмыкнул и уковылял прочь.

— Что это было? — спросил я.

— Просто Джирек. Уник. — На жаргоне «униками» называли полукровок с чрезвычайно запутанной родословной. — В Кантарде он пару раз спасал мою задницу. Отличный солдат. Дрался на загляденье. Слишком глупый, чтобы оспаривать приказы. Велели — исполнил, и никаких гвоздей.

— Что-то я тебя не узнаю, капитан.

— Я всегда такой был, ты просто не приглядывался. О твоем легкомыслии уже столько баек сложили!

— Капитан! Ты меня обижаешь…

Тут появился Релвей — без стука. Неслышно, как тень, проскользнул в комнату и замер у порога.

Он тоже уник; да такой, что Джирек рядом с ним — образец человеческой породы. И мыслит совершенно не по-людски. Вечно ищет повода поцапаться, и аппетит волчий: палец протянешь — можно с рукой попрощаться. Настолько заботится о соблюдении законов, что сам себя вознес над любыми законами, мешающими карать преступников. Его помощники, доносчики и ночные стервятники, теперь повсюду. Скоро именем Релвея детей пугать начнут, если уже не начали.

Что он собой представляет как человек (в смысле «разумное существо, ходящее на задних лапах»), никому не ведомо. Я с ним познакомился совершенно случайно — так сказать, очутился в нужное время в нужном месте.

— А, Гаррет. — Релвей кивнул. — Как делишки? — Голос у него был хриплый, какой-то даже потусторонний.

— Отлично. Ты что, простыл?

— Погода чудит. Я слышал, кстати, ты можешь об этом что-то знать.

— Я? Таких, как я, в тайны погоды не посвящают. — Не стану же я, в самом деле, рассказывать о своих заморочках с ополоумевшими богами!

Он окинул меня взглядом типичного блюстителя закона. Этот взгляд говорил: «Мы оба знаем, что ни словечку из твоего поганого рта верить нельзя». И такие вот молодцы охраняют наш покой? Впрочем, надо отдать ему должное: бандюков он пошерстил изрядно.

— А что это у тебя на плече, Гаррет? У Блока хватило вежливости как бы не заметить злобного филина в клоунском наряде.

— Мой обед. Готов поделиться. Разводи огонь. Попка-Дурак — или Покойник, вещавший через птичку, — разумеется, не смолчал:

— Аргх! Тупица!

— Как это у тебя получается? — полюбопытствовал Релвей. — Губы вроде не шевелятся…

— В морской пехоте научили. Релвей повернулся к Блоку.

— Что стряслось, Вес? Ого! Какая фамильярность!

— Да так, Дил, мелочь. Ты ведь занимаешься правозащитными шайками?

— В общем, да. В них трудновато внедриться. Как правило, в них сбиваются те, кто знавал друг друга еще в Кантарде.

Ничего удивительного, я тоже поддерживаю знакомство со своими собратьями по оружию. Мы частенько собираемся попить пивка, но нам и в голову не приходит устраивать разборки на улицах.

— Наиболее уязвимы большие группы, наподобие «Клича», — продолжал Релвей. — Слишком много народу, всех в лицо не запомнишь. Сам «Клич» организован по армейскому, принципу.

Маренго Норт-Энглиш пытается создать собственную армию. Они называют себя «вольными стрелками Теверли».

— Полковник Теверли тоже с ними? — удивился я. Мне довелось служить под его началом. Один из немногих офицеров, не чуравшихся простого солдата. Не скажу, чтоб мы были близко знакомы; во всяком случае, как он относится к нелюдям, я понятия не имел. Там, в Кантарде, он ко всем относился одинаково.

— Человек убеждений, — хмыкнул Релвей. В глазах уника промелькнула тень. — Ты что, знаешь его?

— Воевали вместе, на островах. Он был ранен, и его отправили в тыл как раз перед тем, как венагеты на нас навалились. Если правильно помню, в госпитале ему отрезали ногу. Хороший был командир.

— Ты здесь из-за него?

— Нет. Я и не знал, что он в городе.

— Дил, — подал голос Блок, — мог ли «Клич» удариться в рэкет? Чтобы пополнить свою казну? Релвей нахмурился.

— Неужто поймал с поличным, Гаррет?

— Если бы… У меня есть клиент. Макс Вейдер. Пивной король.

Релвей кивнул. Похоже, мои отношения с Вейдером не были секретом ни для кого в Танфере.

— Его дочь Алике утверждает, что кто-то из «Клича» наехал на ее братца Тая. Требовал долю прибыли. Вообще-то на «Клич» не очень похоже. Но если им срочно понадобились деньги, они вполне могли придумать, что-нибудь этакое.

— Могли, — согласился Релвей. — Сам я ни о чем подобном не слыхал. Зато слышал, правда, что у них были далеко идущие планы — в том, что касается не-людей.

— Двух зайцев одним махом?

— Вот именно. Их Внутренний Совет сформулировал это так: «Мы считаем, что болезнь оправдывает методы лечения».

Любопытно. Он что, лично присутствовал на заседании этого Совета?

— Странные дела творятся. Какие-то молокососы залезли на территорию Чодо, и у них до сих пор здоровье в порядке?

Не могу себе представить, чтоб самый фанатичный член «Клича» отважился бросить вызов Чодо Контагью. В Танфере Чодо — некоронованный король, если хотите, пахан из паханов. С ним шутки шутить — себе дороже, проще сразу повеситься. Таких врагов люди здравомыслящие стараются не заводить.

Вдобавок я знал то, о чем, по всей видимости, Релвей пока не догадывался. Чодо почти отошел от дел, нынче всем заправляла его дочка Белинда. А с нею связываться — хуже, чем с папашей: девка молодая, горячая, ни чужих не щадит, ни своих…

— Пока в порядке. — Релвей криво усмехнулся. — Но долго это не продлится. Не тебе рассказывать, что у Контагью за семейка.

— Угу. "

— На твой вопрос, Гаррет, я отвечу так: до сего дня «Клич» не выказывал интереса к рэкету. Возможно, они решили попробовать, что да как. Если Вейдер не сдюжит и пивоварня окажется под «крышей», другие богатей последуют его примеру.

— Я знаю Макса. Он не отдаст ни гроша, сколько бы ему ни угрожали. И большинство толстосумов его поддержит, пускай даже они в душе сочувствуют «Кличу». Кому нужен прецедент? К тому же, все они не робкого десятка, иначе никогда, бы не разбогатели.

Быть может, вдруг подумалось мне, вовсе не случайно вместе с Алике в мой дом заглянули Нике и Тинни. Тейты ведь владели обувной фабрикой, а семейство Николас запустило свои щупальца в виноделие, добычу угля и торговлю.

По правде сказать, обратись ко мне даже сам Макс Вейдер, я бы, скорее всего, отказался от этого дела. Но пошлите к Гаррету смазливую мордашку — и он весь ваш.

Слишком я предсказуем. И слишком много вокруг смазливых мордашек.

Релвей устремил на меня пристальный взгляд.

— Договоримся, Гаррет? — предложил он, лукаво усмехнувшись.

— В смысле?

— Мне известно, что ты не одобряешь мои методы. Ты же у нас мистер Праведник, святее распоследнего святоши. Я не в претензии; дело, сам понимаешь, хозяйское. — Он ухмыльнулся, а я поежился. Страх да и только — Релвей с чувством юмора. Может, это подменыш? — Но ничто не мешает нам помочь друг другу.

Наконец-то! Нет, не зря я наведался к Блоку.

— Я слушаю.

— Что-то воодушевления не чувствуется.

— Разве? Я просто кипятком от восторга писаю.

— Незаметно. Идея вот в чем: ты запросто сойдешься с этими ребятами. Им такие парни нужны.

Наверное. Иначе те два оболтуса, Стоквелл с Уэндовером, не постучали бы в мою дверь.

— Сомнительный комплимент. Релвей оскалил в ухмылке зубы — совсем не человеческие.

— Ты служил с этими людьми. Ты знаешь, как они думают. Ты слышал все их бредни. Неужто сложно будет собезьянничать? — Он поглядел на Попку-Дурака, и его ухмылка стала шире. — Или спопугайничать? Повторяй чужие слова, и никаких проблем.

Я фыркнул. Надеюсь, Релвей с Блоком не слишком заинтересовались попугаем. Не хватало еще, чтоб они догадались, что птичка — не простая, что ею на расстоянии управляет Покойник.

— Может быть. Но зачем?

— Мои люди не могут внедриться. Эти параноики не подпускают к себе никого подозрительного — с их точки зрения, разумеется. Если в тебе хотя бы капля чужой крови, значит, ты полукровка, и говорить с тобой не о чем, хоть ты трижды герой войны. Пауки плетут сеть ненависти… Человечество спасется лишь через истребление всех остальных. Поэтому даже капля чужой крови — уже повод к решительным действиям. Иначе повсюду расплодятся уники.

По-моему, у меня отвисла челюсть. К счастью, под потолком не летало ни мух, ни ворон, так что в рот ко мне залететь никто не мог.

— Бред какой-то! Дурость…

— Вера остается верой, Гаррет, какой бы смехотворной она ни была. И эти люди ходят по нашим улицам.

Я хотел было возразить насчет веры, но припомнил свое последнее дело: несколько религий, одна смехотворнее и нелепее другой… Людям нужно во что-то верить, и они готовы поверить во что угодно. Желательно во что-то, превосходящее разумение большинства, будь то божество или какая-либо первопричина. Была бы вера, а уж во что верить всегда найдется.

— Понятно.

— Никто от тебя не требует чудес героизма. Просто зайди в расследовании чуть дальше, чем собирался, и сообщи мне то, что сумеешь выяснить.

— А мне с того какая польза?

— Я поделюсь с тобой тем, что известно мне. И буду охранять Вейдера — если до того дойдет.

Старине Вейдеру я, конечно, я обязан многим, но и Тейтам кое-что задолжал.

— Может, тогда и за Тейтами приглядишь? Релвей вздохнул.

— Хорошо. — Он улыбнулся, вновь показав свои жуткие зубы. — Ты помирился со своей подружкой?

Должно быть, частная жизнь некоего Гаррета известна Танферу во всех подробностях. Стоит Тинни подмигнуть мне — и весь город уже знает.

— Просто я перед ними в долгу.

— Договорились. Вес, я пойду поброжу по улицам. Может, чего узнаю.

Узнает, узнает, не извольте сомневаться. Хуже того — никто и не заподозрит в нем пресловутого Релвея.

— Погоди, — остановил его я. — Еще пара вопросов. Ты слышал о Черных Драконах Вальсунга?

Релвей пожал плечами, потом, для вящей убедительности, развел руками.

— Что это?

— Новое Вольное Сообщество. Командует ими полковник Нортон Вальсунг, служивший в бригаде Черных Драконов.

Релвей покачал головой.

— Никогда о таком не слышал, — заметил Блок.

— Я тоже. Оно и удивительно.

— Почему? — справился Релвей.

— Ко мне сегодня днем заявились два обормота. По виду клерки. Картер Стоквелл и Трейс Уэндовер. Приглашали влиться в ряды.

Блок переглянулся с Релвеем.

— Новые шайки возникают каждый день, — сказал Релвей. — Поспрашиваю.

Блок махнул рукой, и Релвей скользнул к двери. Я тоже было хотел уйти, но Блок произнес:

— Постой, Гаррет.

— Ну?

— Поосторожнее там, ладно? Эти ребята не церемонятся.

— Я не первый день на свете живу, капитан. Все ошибки остались в прошлом.

— Все равно, мой тебе совет — гляди в оба. И не таких, как ты, пройдох убивали.

— Понял, учту. Спасибо за заботу.

— Вот еще что. Релвей порой слишком увлекается. Забывает обо всем, кроме того, что его в данный момент интересует…

— Ты куда клонишь?

— Его люди видели вчера Краска с Садлером. Помнишь их? Они вернулись в город и по глупости своей тут же засветились.

— Да уж, гиганты мысли… — Я поежился. Не то чтобы я сильно испугался, просто оба — и Краск, и Садлер — наемные убийцы наихудшего сорта. Того самого сорта, какому вынь да положь голову единственного сына миссис Гаррет. Того самого, какому выпала редкая удача — заниматься любимым делом;

Надо сказать, у них большой зуб на любимого сыночка мамаши Гаррет. Я приложил руку к тому, чтоб их вытурили из города, да и в паре-тройке других делишек замешан…

— Ладно, поберегусь.

— Уж пожалуйста. Эй, обучи свое пернатое чучело — пусть по сторонам глазеет и предупреждает, если что.

— Слыхала, пичуга?

Попка-Дурак гордо промолчал. Зашить ему, что ли, клюв — чтоб уж наверняка?..

Глава 10

Краск и Садлер… Проклятие! А я-то надеялся, что мы с этой сладкой парочкой распрощались навсегда.

Они повели себя не слишком красиво, когда Чодо хватил удар. По правде сказать, мало кто об этом знает. Большинство уверено, что старина Чодо по-прежнему на коне. Когда бы не Белинда, одурачившая Краска с Садлером, этой уверенности не было бы и в помине. Уж Краск и Садлер, смертельные враги Контагью, вмиг прознали о недуге Чодо, отсюда и стремление Белинды как можно скорее вытурить их в соседнюю плоскость бытия.

Ныне Чодо Контагью — не более чем гора плоти в инвалидном кресле. И толк от него один-единственный: Белинда делает вид, что приказы, которые она отдает, исходят от папочки.

— Ты поосторожнее, — повторил Блок.

— Ты тоже. — Я помолчал. — Пожалуй, новый Вестман Блок будет посимпатичней старого. Блок криво усмехнулся.

— На твоем месте я бы сюда больше не приходил. В наши дни никому доверять нельзя, кругом доносчики, не одни, так другие.

Выйдя на улицу, я осмотрелся. Полезная, надо сказать, привычка — по жизни полезная. В нашем милом городке всегда хватало желающих средь бела дня стырить золотой зуб у тебя изо рта.

Похоже, на меня никто не обращал внимания. И не удивительно: не то чтоб я выглядел чересчур грозно, но на легкую добычу вовсе не смахивал.

Вот и славненько. Что ж, закон на свою сторону я привлек, и особого труда это не составило — ведь Макс Вейдер принадлежал к числу тех, кого наш закон и оберегал… Общественное достояние.

Денек выдался замечательный, чуть жарковатый, но ветреный; по небу, такому голубому, словно это был прообраз небесной голубизны на веки вечные, бежали редкие облачка. В такие деньки мы, поклонники светлого времени суток, готовы плясать от радости. В такие дни люди хохочут на улицах, навещают давно забытых друзей, заводят детишек. В такие дни обходится почти без кровопролитий, и даже отъявленные злодеи наслаждаются прелестью мироздания. В такие дни можно ожидать неприятностей от Релвея и компании, потому что у них появляется избыток свободного времени.

Я направился на северо-восток. Пора и мне навестить давно забытого друга.

Народа на улицах было изрядно, но доморощенные борцы за права человеков не проявляли особой активности. Если этакая погода продержится еще пару дней, придется закрывать похоронные конторы — у них просто не станет клиентов.

Мимо проскакал кентавр в потрепанной армейской попоне. Значок полка я разглядеть не успел. Н-да… Если кентавр эту попону спер, а не получил в награду за верную службу короне, его запросто могли пристукнуть — чтоб не покушался на святыни.

Впрочем, кентавру было все равно. Он был слишком пьян, чтобы задумываться о всякой чепухе.

Воздух над головой кишел бесчисленными пик-си, фейри и прочей шатией. Молодняк бесцеремонно изводил голубей. И пускай — никто и словечка против не скажет, разве что голуби.

Если приглядеться, в вышине можно было различить двух-трех ястребов и соколов. Малому Народцу не мешало бы поостеречься… Вот-вот! Какой-то сокол-недоумок спикировал на симпатичную пикси — и немедленно ретировался под градом отравленных дротиков. Малышня успешно растила новое поколение хищников.

Жаль, что люди бестолковее птиц. Иначе мы могли бы научить пернатых простой вещи — на сородичей, сколь угодно дальних, не нападают.

В такие деньки на улицу высыпают все подряд. Невероятно, сколько в Танфере народу! Вообще-то Танфер — это несколько городов на одном и том же месте. В нем есть вечерние жители, есть ночные и утренние. Как правило, друг с другом они не пересекаются, потому что у каждого свой образ жизни. Во всяком случае, так было до сих пор.

Попка-Дурак взмахнул крыльями, заодно взъерошив мне волосы, и спорхнул с моего плеча — должно быть, решил пообщаться с другими птахами.

— Лети, лети, птичка, — мрачно пробормотал я ему вослед. — А то знаю я одно местечко, где обожают готовить голубей. И никто не следит, взаправдашний голубь в супе или какой-нибудь попугай…

— Аргх! — отозвался попугай. — Я буду парить с орлами и…

— Давай позовем вон того ястреба. Думаю, он не откажется составить тебе компанию.

— Спасите!

— Дяденька, ваша птичка и правда говорить умеет?

— Не приставай к дяде, Берти. Это чревовещатель. — Мамаша Берти метнула на меня суровый взгляд: мол, как не стыдно морочить людям головы и мучить невинную крылатую тварь.

— Возможно, вы правы, мэм. Хотите забрать его? Уверен, у вас ему будет гораздо лучше.

Волоча за собой сынка, женщина умчалась прочь с такой скоростью, что послышался свист рассекаемого воздуха.

Вот так всегда. Бедный несчастный попугай никому не нужен.

Глава 11

Заведение было с потугами на шик. Потуги потугами, но конкурентам оно проигрывало изрядно — потому, что среди фирменных блюд в этом заведении было не найти ничего тверже баклажана или тыквы. Название забегаловки менялось под стать настроению ее владельца, Морли Дотса. В последнее время он предпочитал именовать свою едальню «Пальмами». Что касается клиентуры, в ней числились и мелкие преступные сошки, приходившие сюда потолковать, забить «стрелку» и даже заключить временное перемирие, и светские львы, которые вели разговоры, заключали пакты о ненападении и забивали «стрелки».

Единственное, что в «Пальмах» не менялось, это обслуга.

Когда я заглянул к Морли, наплыва посетителей у него не наблюдалось. Я бы даже сказал, что отсутствие клиентов бросалось в глаза. Обслуга готовилась к тому моменту, когда места за столиками начнут заполняться.

Последний бзик Морли — респектабельность. От позолоты на стенах и прочей дребедени просто рябило в глазах.

— Блин! А я-то думал, этот длиннохвостый мешок с навозом давно концы отдал.

— Ты бы выбирал слова попроще, Сардж, а то, неровен час, язык сломаешь. — Интересно, где он подцепил это словечко? Обычно его лексикон состоял из слов длиной не более трех слогов.

— Снова эта паскуда приперлась? — прорычал кто-то из полутьмы за стойкой. — Сардж, я ж тебе говорил…

— Это не он, Пудель. Это Гаррет.

— Один хрен.

— А то.

— Парни, займитесь лучше делом, — посоветовал я. Что Сардж, что Пудель вышли словно из одной формы: оба здоровые, жирные, неряшливые, с головы до ног в татуировках. Типичные плохие ребята — но не настолько плохие, как они сами о себе думали.

— Не лезь, Гаррет. Наше дело — по улицам шляться, к девкам приставать. А девки горячие бывают.. Эх-ма, старею я, приятель…

— Тебе чего, Гаррет? — справился Пудель. — Милостыню мы на этой неделе не подаем.

— Оставь себе. Хочу порадовать Морли дурными новостями.

Неразличимый в полутьме, Пудель забормотал в переговорную трубку, соединявшую зал с кабинетом Дотса. Затем с лестницы донесся голос Морли:

— Что за новости, Гаррет?

— Садлер и Краск вернулись.

Ответом было продолжительное молчание.

— Откуда ты узнал? — спросил наконец Морли.

— Не скажу. — Это ему все объяснило.

— Бли-ин! — протянул Сардж. — Босс, я бы послал его, на хрен послал бы. Он не просто так приперся, ему чего-то надо.

— А то, — согласился Пудель. — Ему всегда что-нибудь надо. Меня кондрашка хватит, когда он так зайдет, на огонек.

Я состроил свирепую гримасу. Сардж дружелюбно ухмыльнулся, нисколько не устрашенный.

— Шикарный погон, Гаррет. Мы знали, ты к птичке привыкнешь.

И этих людей считают моими друзьями?! Я повернулся к Морли.

— Не знаешь, баклажаны бывают ядовитыми?

— Угу. Я специально держу парочку таких на кухне — для тех, кто соглашается одеваться, как принято у нас. — Он повел меня наверх. — Тут никто не подслушает. Кто сказал тебе про Краска с Садлером? Блок?

— Он самый. А ему сообщил Релвей.

— М-да… — Морли шмыгнул в комнату, которая служила ему кабинетом, плюхнулся в кресло за большим столом, взял зубочистку и задумчиво провел ею по ряду острых клыков у себя во рту. — Краск и Садлер… Любопытно.

Глава 12

Морли Дотс — из тех парней, которые снятся вам в кошмарных снах, если у вас есть хотя бы одна дочь. Он до омерзения смазлив на эльфийский манер — смуглый, ладный, статный. Что бы он на себя ни напялил, вид у него всегда такой, словно он неделю не вылезал от портного. Ему ничего не стоит облачиться в белое и отправиться на угольный двор, и выйдет он оттуда чистенький, без единого пятнышка на наряде. Никогда не видел его вспотевшим. Едва он появляется в обществе, дамы всех пород и возрастов временно теряют разум.

При всем при том он — надежный друг. Точнее, приятель, — ведь настоящий друг не подарит вам говорящего попугая и не станет опутывать вас разнообразными обязательствами, лишая возможности от упомянутого попугая избавиться. Этакий подарок — все равно что проклятие старой ведьмы: от него можно избавиться, только если найдется другой глупец, согласный по доброй воле взвалить на себя эту обузу.

Наверняка Морли каждый вечер перед сном давился от смеха, вспоминая, как ловко облапошил этого недотепу Гаррета.

— Похоже, у тебя перемены к лучшему, — заметил я.

— Все надо делать вовремя, Гаррет. Соседи сперва артачились, но я их убедил.

Не сомневаюсь. Район, в котором находилось заведение Морли, был известен как Зона Безопасности. Своего рода нейтральная территория, на которой работнички ножа и топора, а также иных инструментов и принадлежностей, могли не дрожать за собственные шкуры при встрече с конкурентами. Центром Зоны был Дом Удовольствий. Зона существовала во многом благодаря Морли, и его стараниями приносила прибыль.

Поэтому любые перемены в заведении Дотса не могли не насторожить соседей.

— У богатых те же требования, что и у бедных, и порокам они подвержены тем же самым, — продолжал Морли. Его ослепительно, неестественно белые зубы сверкнули в свете лампы. — Зато денег у них гораздо больше. Это был решающий довод.

Ну разумеется. А если этот довод подкрепить мрачными физиономиями Сарджа, Пуделя и прочей братвы…

— Ты отвлекся. Мы говорили о Краске с Садлером.

— Блок знает, кто их привел?

— Нет. Может знать Белинда, но я с ней еще не виделся.

— Если она до сих пор ни о чем не слышала, то ее приятно удивят. — Морли усмехнулся.

— Угу. Только давай договоримся. Я предпочел бы сообщить ей обо всем сам.

Дотс поглядел на меня, приподняв бровь.

— Ты уверен, что это разумно?

— Я на нее зла не держу. В конце концов, она смылась, а не я.

— Ты-то, может, и не держишь, а она… Белинда Контагью — не обычная женщина, Гаррет. Лично я держался бы от нее подальше.

— Хорошо, уговорил. Потолкуешь с ней за меня?

— Еще чего! Не в том я возрасте, чтобы любовные записочки относить. Поищи кого другого.

Вот так всегда. Впрочем, я не стал настаивать. Пусть себе думает, что он меня отбрил. Потом сочтемся.

— Как делишки-то? — справился Дотс. — Все у нас как-то не складывается посидеть, за жизнь поговорить, мировые проблемы обсудить… — Под мировыми проблемами он разумел либо поголовное обращение мясоедов в вегетарианцев, либо кровавую баню для своих врагов. Либо то и другое одновременно.

Я поведал ему о том, чем завершились мои разборки с богами. А также с богинями.

— Пожалуй, стоило свести тебя с Магодор. Тебе такие нравятся, я знаю.

— Чего? — Морли, похоже, думал о чем-то своем.

— У нее четыре руки, змеи в волосах, губы зеленые, зубы как у крокодила. А в остальном — глаз не отвести.

— Да-да, всю жизнь мечтал. Спал и видел.

— Эльфы же не спят. Он пожал плечами.

— А теперь что?

— Теперь?

— Ты же к Блоку зашел не просто пивка попить да старые дела повспоминать, верно?

— Именно за этим.

— Брось, Гаррет. Не пудри мне мозги.

— Да я и не пудрю. На пивоварне что-то странное творится. Кто-то угрожал старику. Или не угрожал… — Я кратко обрисовал ситуацию.

— Умеешь ты влипать в неприятности, Гаррет, — сообщил Морли, дослушав до конца.

— Не знаю, как быть. Угроз Вейдер не потерпит. А если «Клич» занялся вымогательством…

— «Клич» в целом вряд ли. Скорее, чья-то личная инициатива. Кому-то вдруг стало не хватать денег. И это еще цветочки, Гаррет, ягодки впереди. Я слышал, Белинда точит ножи. Ты внутрь собираешься?

— Внутрь?

— Ну да. Внутрь «Клича». Разузнаешь, что да как. Проблем у тебя не будет. Ты не кентавр какой-нибудь, а чистокровный человек, да еще герой войны. — Морли тоже герой войны; во всяком случае, он искренне себя таковым считает. На деле же он всю войну просидел в тылу и помогал отчизне тем, что утешал перепуганных солдатских жен. — Ты достаточно здоров, чтобы стоять на ногах. Нигде не работаешь. Словом, идеальный рекрут.

— Вот только мыслю иначе, — пробормотал я. Морли вновь оскалил в ухмылке белоснежные зубы.

— Если они тебя примут, здесь тебе лучше не показываться. И с Покойником придется расстаться.

— Ага. — Я, между прочим, Релвею ничего не обещал. Никаких там клятв на крови и прочей фигни. Но признаюсь, как на духу: мне до сих пор и в голову не приходило, что попытка проникнуть в ряды борцов за права человека будет означать полный отказ от моего привычного жизненного уклада.

Сменить личину — назваться чужим именем — попросту не получится. Слишком многие меня знают, ветераны в особенности. Когда живешь один, так сказать, вхолостую, и нигде не работаешь, поневоле начнешь искать общения с себе подобными. Я, конечно, предпочитаю женскую компанию, но изредка — почти ежедневно — случается так, что женщины меня избегают. Вы не поверите, но это чистая правда.

— Так далеко я заходить не собираюсь. — По крайней мере, надеюсь, что не зайду. — Поброжу по пивоварне, погляжу, послушаю. Если за всем стоит Тай, решивший заграбастать куш до смерти папаши, я его расколю. Если же он ни при чем, будем думать дальше. Мне просто не верится, что у кого-то из этих недоумков хватило наглости наехать на Вейдера.

— Гаррет, тут вопрос веры. Когда человек верит, остальное не имеет значения. Они убеждены в своей правоте, понимаешь? Им этого вполне достаточно. — Морли выпрямился, давая понять, что разговор подходит к концу. — Будь осторожен.

— Я всегда осторожен.

— Чушь. Тебе просто везет. Не искушай удачу, Гаррет; удача — женщина, а женщины переменчивы. Учись осторожности, тем более, что тебе есть у кого учиться — у меня.

Я хмыкнул. Морли никогда не отличался скромностью.

— Скажи Пуделю, чтобы зашел ко мне. Надо кое-куда сбегать.

— Непохоже, чтоб он умел бегать. Ладно, скажу.

Морли ни словом не обмолвился о попугае у меня на плече. Ничего не спрашивал, даже ни разу не покосился на птицу. Что-то невероятное! Должно быть, снова со мной играет. Придумал: разрублю-ка я эту разномастную тушку, нашинкую в полоски и подсуну закадычному дружку Морли как приправу к его пряным травкам.

Глава 13

Я проводил взглядом Пуделя, тяжело взбиравшегося по лестнице, и повернулся к Сарджу, протиравшему кружку. По настоянию Морли его ребятки в стенах заведения усердно корчили из себя официантов и поваров.

— Твоему дружку надо есть побольше того, чем он потчует клиентов.

— На себя глянь, Гаррет, — посоветовал громила. — У всех с годами брюхо растет. Пока голодный, думаешь: «Блин, как бы пожрать?» А когда заходишь в кабак, где пивка наливают и жратвы от пуза, так опомниться не успеешь, как полкоровы сожрешь.

— Согласен. — Уж мне ли не знать, с моим-то Дином и его кулинарными способностями.

И пиво тут ни при чем. Разве что в самой малой степени.

— Слушай, Гаррет, мне работать надо.

— Ну да. Будь здоров.

— Почаще оглядывайся, Гаррет. Все кругом свихнулись.

Я не поверил своим ушам: Сарджу взбрело в голову проявить заботу о Гаррете! Интересно, с какой стати?

Попка-Дурак снова задел меня крылом, воспарив в поднебесье.

Да, птичка не ведала покоя. Ладно, хоть помалкивает. Спасибо Покойнику; когда бы не он, попугай давным-давно сообщил бы всей округе, что Гаррет любит маленьких детишек. В том самом смысле. Атак… По правде сказать, связка «попугай-логхир» не могла не вызвать изумления: ведь Покойник способен был мысленно управлять птичкой на расстоянии в несколько миль. Наш же с ним контакт разрывался, стоило мне выйти из дома и свернуть за угол.

Мало того, что Покойник бдит за мной дома. Стоило ему обнаружить, что он может управлять пернатым негодяем, как мне совсем не стало житья.

— Я иду в пивоварню, — сообщил я попугаю. Там, кстати, скоро пересменок.

Идет по улице человек, разговаривает с птицей… Казалось бы, что в этом особенного? Но вокруг меня мгновенно образовалось пустое пространство: никто не желал даже пройти рядом со мной.

Вообще-то на улицах Танфера полным-полно типов, которые беседуют с призраками. Для них в Кантарде открылись двери в измерения, недоступные простым смертным.

Сама по себе война — далеко не худшее из зол, но она, безусловно, разрушает барьер между человеческим миром и преисподней.

Попугай помахал мне крыльями и полетел вдоль улицы. Видимо, Покойник ослабил хватку: бедолагам-прохожим пришлось выслушать о себе много интересного. Люди принялись кидать в птаху палками и камнями. В ответ Попка-Дурак развопился громче прежнего, всячески выказывая двуногим свое презрение. Двуногих он не боялся.

Другое дело — ястребы…

С неба неожиданно свалился пернатый хищник не поддающейся определению породы. Мистер Большая Шишка спохватился в самый последний миг и сумел-таки увернуться. Страдая от уязвленной гордости, он разразился новым потоком брани.

Я ухмыльнулся:

— Поделом тебе, выкормыш эльфийский! В следующий раз он уже не промахнется.

Попугай уселся ко мне на плечо и сложил крылья. Хищник покружил над нами и решил поискать другую добычу. Чего-чего, а голубей в Танфере хватало…

— Аргх! — прохрипел я. — Через глаз повязка, через череп шрам! — Проковылял несколько шагов, приволакивая левую ногу. Моих усилий по достоинству не оценили; наоборот, я заслужил пару-тройку косых взглядов. И то сказать: сегодня едва ли не в каждой карентийской семье был вернувшийся с войны инвалид…

Глава 14

Когда я подошел к пивоварне Вейдера, навстречу мне высыпала небольшая толпа: рабочие дневной смены. Окрестности пивоварни пропитались запахом закваски; впрочем, этот запах изводил только непривычных: ни рабочие, ни обитатели соседних домов его не замечали.

Здание пивоварни — кирпичная громадина с десятками башенок и башен, среди которых в сумерках вились нетопыри, — смахивало скорее на приют для оборотней и вампиров, чем на столицу обширной деловой империи. Ни дать ни взять древний замок.

Что я могу сказать? Вот вам образчик художественного вкуса папаши Вейдера. Мало одного — на Делор-стрит другой, точно такой же, только поменьше. Малый замок построили первым; когда выяснилось, что в нем пивоварню не разместить, Вейдер принялся строить ту самую громадину, а в малый замок перевез семью. С тех пор он так и жил в этом замке, а большой за годы успел обрасти множеством полезных пристроек.

В Танфере любят пиво.

Охраны как таковой на пивоварне не было. Старшие рабочие по очереди обходили территорию, присматривая за порядком. До сих пор этого было вполне достаточно: рабочие патрули защищали завод не хуже, чем рабочие пчелы — свой улей.

У главного входа нес дозор знакомый дедок по имени Джерал Диар.

— Привет, Джерри! — окликнул я. — Пропустишь?

— Гаррет? — Старик подслеповато сощурился. Похоже, мое появление застало его врасплох. Это хорошо. Если меня никто не ждет, мне, может быть, повезет застукать плохишей с поличным. — Тебе чего?

— Вот, пришел поглядеть, как вы тут пробавляетесь. Сколько бочонков за сегодня уперли?

— Веселись, пока молодой, Гаррет. Потом поздно будет.

— То есть тебе уже поздно? Диар был из тех людей, кому только дай повод, чтобы распустить язык.

— Мне веселиться не с чего.

— Почему это?

— Так до чего страну-то довели?! Разор, раздрай… Каждый на своем стоит, а других и слушать не желает.

Ну-ка, ну-ка. Подкину-ка я Джерри наводящий вопросик:

— Неужто и у вас за политику морды бьют?

— Да нет, здесь пока не бьют. Мистер Вейдер такого не потерпит. А вот снаружи-то ужас что творится. Мы ж не слепые, Гаррет, и не глухие. Куда ни сунься, то в демонстрацию воткнешься, а то и в самый настоящий бунт. И кто, спрашивается, виноват? Вестимо, эти чужаки из Кантарда. Сами на неприятности нарываются.

— Понятно. — Гаррет — хамелеон: с кем болтает, под того и подстраивается. Так проще всего развязать собеседнику язык. Слова Диара, между тем, подтверждали подозрения Покойника: судя по всему, за беспорядками в Танфере и вправду стоит Слави Дуралейник.

— Кого как, Гаррет, а меня это достало, честно скажу. То ли дело в наше время… Мы боялись только воров да ночных грабителей.

— Уверен, король скоро что-нибудь сделает. — Например, как это у него в обычае, повернется спиной к проблеме, предоставив подданным разбираться самим. Особы королевской крови не слишком жалуют Танфер и редко осчастливливают горожан своим появлением; и уж до такой мелочи, как назревающее кровопролитие, они точно не снизойдут.

— Ладно, Гаррет, бывай. Удачи тебе.

— Тебе тоже, Джерри. Тебе тоже. Как известно, на пивоварне варят пиво. Не спешите облизываться в предвкушении. Вам доводилось бывать на пивоварне? Первое, что замечаешь — не можешь не заметить, — это запах. В нос шибает так, что того и гляди на ногах не устоишь. Как ни печально, эта вонь — неотъемлемая принадлежность производственного процесса. А сам процесс состоит в следующем: зерно смешивают с водой и всякими добавками, вроде хмеля, и оставляют гнить под бдительным присмотром умудренных опытом пивоваров, у которых все рассчитано по минутам.

Молодых среди пивоваров не встретишь. У Вейдера молодняк, даже продолжатели семейных династий, трудится на подсобных работах, где нужна грубая сила, а умения почти не требуется. Сам Вейдер, еще перед войной, начинал с погонщика; он был уверен, что именно физический труд сделал его тем, кто он ныне есть. Впрочем, во времена его молодости работать начинали с девяти лет — и рабочих мест было навалом.

Короче, папаша Вейдер мог подменить любого из своих работников — и порой так и поступал, чтобы «не отрываться от земли». От своих ближайших помощников он ожидал схожего отношения к делу.

Далеко не все они оправдывали его ожидания. Взять хотя, бы Манвила Гилби. Как он пыжился, пытаясь ворочать бочонки! Эта эпическая картина разворачивалась на моих глазах, и я, естественно, не преминул сообщить боссу, что Гилби чуть не лег под бочонками. Возможно, поэтому Манвил косо на меня поглядывает.

Я поздоровался с пивоварами на дежурстве. Скиббер Кессел что-то угрюмо проворчал в ответ. Мистер же Клиз был слишком занят, чтобы обращать внимание на назойливых мух вроде некоего Гаррета. Что ж, люди на работе; насколько я помню, они и в часы досуга не склонны были трепать языками. Должно быть, их все устраивает в жизни. Я крутился на пивоварне достаточно долго, чтобы усвоить: если пивовару что-то не по душе, он не задумается поднять хай на весь белый свет. У лучших из них голосины все равно что у оперных певцов.

Когда прихожу к Вейдеру, я стараюсь вести себя непредсказуемо. В нашем деле рутина чревата неприятностями: будешь действовать по заведенному порядку — мигом окажешься на крючке у плохишей. Иногда я заглядываю на пивоварню всего на полчасика, а иногда практически не вылезаю оттуда, становлюсь этаким любознательным кузеном из провинции, который шляется где ни попадя, изредка помогая разгружать — или грузить — бочонки. И не только: мне доводилось и прибирать двор в компании подмастерьев, и махать лопатой на элеваторе, и засыпать в чаны хмель. Кроме того, я проверял счета на овес, рис и пшеницу, сопоставлял приход с зафиксированной выработкой. Иными словами, всячески пытался стать занозой в заднице для предполагаемых злодеев.

Воруют на любой пивоварне. Скажу не хвастаясь: у Вейдера с моим появлением воровства стало меньше, но извести его под корень все же не удалось — виной чему пресловутая слабость человеческой натуры.

Глава 15

Я достаточно близко знал погонщиков и грузчиков — пивали вместе, так что вполне естественно было начать расспросы с них. Уж они-то выложат мне все, было бы что выкладывать.

До погрузочной можно было добраться тремя способами. Во-первых, пройти через грузовые ворота. Во-вторых, по обширному подвалу, где хранились бочонки с пивом. И в-третьих, через конюшни, огромные, если не сказать — чудовищно огромные. Где-где, а на пивоварне лошадиные силы требовались в умопомрачительном количестве.

Между прочим, когда папаша Вейдер выбирал место для своего заводика, он соблазнился природными пещерами, в которых затем устроил подвал, и близостью реки, по которой на пивоварню доставляли сырье.

Я предпочел путь через подвал. При моем отношении к лошадям соваться в конюшни было несколько рискованно. И потом, пробираясь среди бочонков и бочек, бесконечными рядами уходивших в полумрак, я всякий раз испытывал восторг сродни блаженству верующего в храме.

В подвале работа кипела сутки напролет. Разумеется, я наткнулся на мистера Беркела, сверявшегося, как обычно, с длиннющим списком в руках.

— Мистер Беркел, вы что, вообще не спите?

— А, Гаррет! Почему же — сплю, и достаточно регулярно. А вам везет: как ни придете, мы непременно с вами встречаемся.

— Да уж… Что там с цифрами? Сходятся?

— Еще как! Замечательно сходятся. То есть воровство по-прежнему наличествует, но в допустимых размерах. Когда убытки разумны, папаша Вейдер готов закрыть глаза на слабости своих работников.

Беркел протянул мне большую кружку. Как ни удивительно, кружка оказалась до краев наполненной пивом.

— Попробуйте. Новый сорт, только-только выпустили.

Я пригубил — и сам не заметил, как осушил полпинты.

— Отличное пиво, мистер Беркел. Крепче светлого, но легче моего любимого темного. — Я настроился было на продолжительную беседу о достоинствах и недостатках разных сортов пива, однако Беркел не проявил интереса. — Вот что мне нравится в Вейдере: вечно он что-нибудь придумает. Спасибо. Пожалуй, загляну к вам на обратном пути.

— Милости просим. Да, Гаррет, скажите-ка, с чего это вам вздумалось усадить на плечо это чучело? Смотрится отвратительно.

— Это не чучело. Он живой. Можно считать его опознавательным знаком. Надо же мне чем-то от остальных отличаться.

— А… — Беркел скривился так, словно я долго и нудно рассказывал ему, какие у меня в доме обои. — Ладно, мне пора. Вы там осторожнее, Гаррет.

— Вы тоже, мистер Беркел.

Глава 16

Складские помещения на пивоварне — ни дать ни взять воплощенный хаос, но из этого хаоса, как ни удивительно, вытекает бурный поток живительной влаги. Пиво — кровь нашего города, оно питает его сердце и проникает в самые потаенные места.

Погонщики и грузчики встретили меня кто дружелюбными улыбками, а кто — кривыми усмешечками. Как обычно. Возможно, те, кто скривился, "имели некое отношение к кражам, которые я расследовал. Скорее всего, рассуждали они так: этот парень здорово нас подставил, ведь красть у хозяина — святое право каждого работника.

Сгущались сумерки. Конюхи разбирали лошадей и уводили их в стойла. С наступлением темноты будут грузить только чужие повозки. Близилось любимое времечко работяг, когда можно расслабиться.

В такое время проще простого стырить пару-тройку бочонков.

Поразмыслив, я взобрался на пустую повозку, которая стояла в сторонке — поломалась, а починить еще не успели. Лег на дно и замер, прислушиваясь. Попка-Дурак глухо заворчал, но, по счастью, этим все и ограничилось. Покойник по-прежнему управлял им, не давая развернуться.

Итак, я прислушался. Разговоров было достаточно, однако почти никаких рассуждений о политической ситуации и ни слова об очередном появлении на пивоварне любимого сынка матушки Гаррет. Ну и ладно. Конечно, тупость танферских воришек вошла в поговорку, но все же я не ждал, что они примутся обтяпывать свои грязные делишки прямо у меня под носом.

Короче, я лежал, слушал и наблюдал.

Заподозрить было некого.

— Гаррет!

Я открыл глаза, сообразив, что задремал. Время-то позднее, давно пора в кроватку…

— Гилби? — Манвил Гилби строит из себя денщика папаши Вейдера, однако он — не слуга, а друг. Их дружба, которой не страшны никакие невзгоды, началась еще в армии. Гилби живет один, его жена умерла. Вейдер — единственное, что осталось у него в жизни. Так что если Макс — мозг пивной империи, то Манвил Гилби — ее душа и совесть.

— Макс просит тебя оказать ему честь и заглянуть в его дом, как только представится возможность.

Н-да, Гилби не мешало бы пропустить кружечку-другую. После третьей он становится нормальным человеком.

— Передай, что приду, когда совсем стемнеет.

— Хорошо. — Гилби развернулся и чеканя шаг двинулся прочь.

Возница по имени Спарки пробормотал ему вслед:

— Эх, служивый, в казарму бы тебя.

— Да, ходит, как на плацу, — согласился я.

— Он только с виду такой деревянный…

— Угу.

— На сердце кошки скребут, вот и мается…

— Не он один. Нынче в городе таких полным-полно.

— А то, — фыркнул Спарки. — Опосля дембеля я вкалывал с утра до вечера, бочонки эти клятые ворочал. С ног валился, домой приходил и падал замертво. Мало того — что ни вечер мне встречалась толпа придурков, которые хотели мир спасти. И всем им не терпелось завербовать меня в спасители. Говоришь, мол, отвалите-ка вы, ребята, а они знай свое талдычат.

— А я вот вообще думаю пересидеть, пока суматоха не уляжется, — вставил другой возница. — Достало меня всякий раз закоулками пробираться, чтоб в драку не вляпаться.

— Может, ты не те дороги выбираешь? — предположил я. — Лично я сюда добрался без помех. Ни одна зараза не пристала.

— Ну да, пристанешь к тебе! В руке палка, на плече птичка… Двадцать раз подумаешь.

— Точно, Гаррет. Они, небось, от страха в штаны нагадили, когда этого дохлого орла у тебя на плече увидали.

— Спасибо на добром слове, Зардо. — Я погладил дубинку, без которой в последнее время не выходил из дома. Ну, и времена настали: проявляя осторожность, уже не чувствуешь себя идиотом. — Кстати, никому птичка не нужна? Нет? Уступлю по сходной цене. Повязка на глаз прилагается.

— Гаррет, я не ты, меня сразу кирпичом по башке огреют, чтоб не выпендривался.

— Ты уж извиняй, Гаррет, — поддержал коллегу Спарки, — и без того хренеем.

Мы со Спарки были не так близко знакомы, чтобы я стал его умолять, поэтому я просто пожал плечами.

— Жизнь — штука жестокая. Был у меня приятель, он вечно цитировал стишок о том, что хорошие люди погибают, а дурные процветают. Сам был парень что надо. Ну вот, его сожрал крокодил; а то, что осталось, мы схоронили на болоте — там, на островах.

— Слыхал я этот стишок.

— Ладно, пойду я, пожалуй, к боссу.

— Вали. Эй, погоди, совсем спросить забыл.

— Что?

— Птичка твоя, она ведь не живая?

— Живее не бывает. Просто дрыхнет. — Задрыхнешь тут, когда тобой управляет Покойник. — А проснется, начнет костерить всех подряд похлеще старины Мэтта Берри. Обычно поносит тех, кто меня одной левой в бараний рог скрутить может.

— Ясно, — разочарованно протянул Спарки. Похоже, он проиграл пари.

Глава 17

Я вырулил со склада и двинул к конюшням. Как ни крути, а если я хочу попасть в основное здание, пути короче просто нет.

Ступая на цыпочках, я преодолел половину дороги — и вдруг очутился в окружении трех типов, вид которых внушал определенные опасения.

Похоже, совет Морли имел под собой основания. То ли у меня было плохое настроение, то ли я очень торопился, — так или иначе, я даже не стал спрашивать, что им нужно.

Гаррет в действии — это надо видеть. Моя дубинка угодила точно в висок тому парню, который зашел сзади. Свинец, залитый в дубинку, добавил весомости моим аргументам. Глаза парня помутнели, и он рухнул наземь, не успев вымолвить и слова.

Я развернулся, размахнулся и врезал дубинкой второму — прямо по коленной чашечке. Ноги у него словно подломились, и этот здоровенный детина, уже занесший было кулак, распростерся на земле. Я для верности саданул его по макушке — и повернулся к третьему.

— Чего тебе надобно, хмырь болотный? Вместо ответа он бросился на меня. С голыми-то руками! И откуда такая самоуверенность? Я сперва хватил его по локтю, а потом ткнул дубинкой в грудь. Меня обдало зловонным дыханием. Я жахнул его по башке — а в следующий миг выяснилось, почему он и не думал убегать.

Откуда ни возьмись явилась другая троица. Понятия не имею, кто такие эти ребята, но, судя по их виду, им было не привыкать к грубому физическому труду. Хорошо хоть, никто из них не сообразил зайти мне за спину…

Пока они решали, как поступить, раз план номер один благополучно провалился, я прошелся дубинкой по головам поверженных противников. Еще не хватало, чтобы кто-нибудь очухался в самый неподходящий момент.

Один из троицы схватился за вилы. Второй взял в руки лопату. Н-да, шуточки закончились…

Попка-Дурак сорвался с моего плеча, взмыл под потолок и радостно сообщил со стропила:

— Аргх! Гаррет по уши в дерьме!

И третий из новой троицы — похоже, он был за главаря, потому и держался позади, — так вот, и он, и его подельники вскинули головы и уставились на попугая. Должно быть, в жизни не видали говорящих птиц.

Зато я навидался их предостаточно.

Короче говоря, пока они разевали рты, я напал.

Конечно, и вилы, и лопату можно с успехом использовать как оружие, но истинное предназначение у них все-таки иное. А вот моя дубинка появилась на свет именно для того, чтоб калечить моих врагов. Я сделал выпад, извернулся — и влепил дубинкой по пальцам руки, сжимавшей вилы. Парень завопил; тот, который держал лопату, на мгновение замер — остолбенел, верно. Этого мгновения мне вполне хватило: я что было сил шандарахнул его по черепу.

Клянусь, он замерцал! Мне показалось, еще чуть-чуть — и он растворится в воздухе. Неужто опять какие-нибудь боги? Что за свинство!

Краем глаза я уловил движение: тип с вилами, похоже, слегка опомнился. Бац! — и он вырубился надолго, а я повернулся к третьему.

Тот заскочил в стойло, облокотился на загородку и скривил губы в улыбочке.

— Впечатляет.

— Угу. Ты тоже не стоять должен, а в навозе отдыхать. Кто ты такой? И что вам от меня нужно?

— Аргх! — возопил со стропила Попка-Дурак.

— Можно сказать, я никто. Просто посланец. Я закатил глаза.

— Расплодилось вас, нахлебников. Да будь ты хоть трижды посланец, ноги я тебе все равно переломаю.

— Придержи язык.

— Чья бы мычала! — Я пнул того охламона, который мечтал взять меня на вилы. На долю секунды он тоже замерцал.

— Мое дело передать, остальное меня не касается.

— Неужели? — Я задумчиво взвесил в руке дубинку. — Давай поглядим, ты замерцаешь или нет.

— А передать мне велели вот что. Держись подальше от пивоварни Вейдера. Мы знаем, где ты живешь.

— Шутить изволите? — осведомился я, указывая на груду тел на полу. — Между прочим, и мне известно, где я живу. Заходите в гости, милости просим.

На какой-то миг он утратил самообладание.

— Ты меня слышал. Отвали. Не вмешивайся.

— И кто это говорит? Слушай меня внимательно и запоминай. Это вы поберегите свои задницы и не суйтесь к папаше Вейдеру. Еще раз встречу — все кости переломаю.

Тип ухмыльнулся. Тогда я уронил дубинку ему на пальцы правой руки, которой он держался за загородку. Он отшатнулся, и я пинком распахнул калитку. Его отбросило к дальней стене, да и сам я, к несчастью, не удержался на ногах и плюхнулся на пол, выстеленный соломой. Надо признать, эта солома изрядно пованивала.

Попка-Дурак утробно заухал, а потом изрек:

— Настал твой день!

Тип резво вскочил, ухватился за стоявшие у стенки грабли, сделал угрожающее движение. Он больше не улыбался.

— Ну держись, паскуда, — прорычал он. — Теперь я рассердился. И никто меня, не просил оставить тебя целым и невредимым.

Встречаются на свете люди, которым не хватает ума сообразить, что на всякий лом рано или поздно найдется другой. А среди них попадаются тупицы, которых даже тумаки ничему не учат. Похоже, этот тип был как раз из таковских.

Попка-Дурак захлопал крыльями.

Я метнулся к дубинке, которую выронил, когда упал. Зацепился ногой за поверженное тело, снова рухнул на солому — и, сам того не желая, заехал локтем в живот парню, угодившему мне под ноги. Он застонал…

— Что здесь происходит? — прогремел начальственный голос. Я схватил дубинку и лишь после этого рискнул обернуться. У соседнего стойла стояла инвалидная коляска, в которой восседал Тай Вейдер собственной персоной, а за спиной Тая выстроились плечом к плечу его помощник Ланселин Мак и двое конюхов.

Мой противник тоже отвлекся, и его замешательство подарило мне шанс, упускать который не следовало ни в коем случае. Не вставая, я замахнулся и врезал ему дубинкой по колену. Он завопил, запрыгал на одной ноге. Я поспешно откатился в сторону.

— Ланс, Айк, проверьте, что там такое, — велел Тай.

— Это я, Гаррет, — сообщил я, вставая. — Я шел со склада в управление, когда на меня напали. — Тип, скакавший по стойлу, оказался в непосредственной близости, и я врезал ему кулаком по физиономии, а потом пинком отправил в навозную кучу в углу.

Тут подбежали Ланс и Айк.

— Узнаете кого-нибудь? — спросил я, обводя рукой тела на полу.

Вместо ответа мои спасители уставились на Вейдера, тоже подкатившего к стойлу. Тот поморщился.

— Посадите их, чтобы лица были видны. Мы с Айком выполнили распоряжение, а Ланс только наблюдал, как мы пыжимся. Ему явно не хотелось марать руки.

Я всегда подозревал, что он из породы бездельников. Высокий, светловолосый, преисполненный самомнения, — глупые женщины от таких просто млеют. Мы с ним никогда не ладили; впрочем, от нас этого и не требовалось, даже по долгу службы. Я подчинялся одному папаше Вейдеру, и больше никому.

— Лихо ты с ними разделался, — заметил Тай.

— Врасплох застал, — скромно признался я.

— Это уж точно, — согласился Вейдер-младший. И то сказать: когда бы этих ребят просветили насчет того, кто такой Гаррет и с чем его едят, они бы наверняка подготовились ко встрече.

— Ланс, вон те рожи мне знакомы, — проговорил Тай, указывая пальцем. — Гаррет, а ты что делаешь?

— Карманы проверяю, — честно ответил я, стукнув дубинкой по голове парня, который решил пошевелиться. — Вдруг найду что интересное.

— Может, тут личные счеты? Ты ничью сестру не обесчестил?

— Вроде как нет. И потом, они претензий не предъявляли. Вон тот, — я ткнул пальцем, — сказал, им ведено мне передать, чтобы я держался подальше от пивоварни. Он единственный говорил, все остальные помалкивали.

— Ты его знаешь?

— Нет.

— И я не знаю. Ланс? Айк? Очень интересно…

— Я вон того знаю, — сообщил Айк. — Вотил Ханбе его зовут. Он стойла чистит. А этот, — он указал на второго парня, — на складе вкалывает. Забыл, как его кличут…

— Кессел, — подсказал Ланс, — Мило Кессел. Племянник Скиббера Кессела. Его, взял на работу мистер Клиз — Скиббер просил. Как раз при мне разговор был.

— С ними мы еще потолкуем, — сказал Тай. — Не трогай их, Гаррет, А как с остальными поступить?

— Как обычно поступаете со всякими воришками, — отозвался я.

— Повесить! — гаркнул Попка-Дурак.

— Отдубасить как следует, — продолжал я, — и бросить в канал. Погоди-ка…

— Что?

— У всех у них, оказывается, повязки. — Я показал одну, черно-красно-синей расцветки, типичной для всех человеколюбцев. На этой повязке был изображен двуглавый дракон. — Впервые такое вижу.

Все присутствующие согласно закивали. Потом Тай сказал:

— Ланс, убери их отсюда по-быстрому. Айк, Мейс, помогите Лансу.

— Интересно, кому из этих чокнутых помешал Гаррет? — спросил я сам себя. — Кому не хочется, чтобы он болтался по пивоварне?

— Кто-нибудь знал, что ты идешь сюда? — Старина Тай всегда предпочитал конкретные вопросы риторическим.

— Никто. — Разумеется, я лукавил. Вполне возможно, Тай еще не беседовал со своей суженой. Вряд ли Нике стала скрывать от своего жениха, что они с Алике затеяли, даже если бы Алике на том настаивала. Или стала бы? — Но я пробыл тут достаточно долго, и некто мог запросто вызвать подмогу. Вопрос в том, чего испугались эти придурки. Что такое я могу здесь отыскать?

— Гаррет, эти придурки, как ты изволил выразиться, — в большинстве своем нищие ветераны. А чтобы сколотить политическую группу, нужны деньги. Может, опять воровать начали?

— Непохоже. Я бы заметил.

— Ладно, я проверю счета и дам тебе знать, если найду какую-нибудь странность. Говоришь, отец хотел тебя видеть?

— На складе я встретил Гилби и велел, как только закончу, идти в Большой Дом.

— Скорее всего, отец злится, что ты настолько задержался. Я извещу тебя, что сказали эти двое. А они заговорят, не сомневайся, иначе пойдут искать себе другую работу.

Тем временем нападавших на меня кого вывели, а кого и вынесли на улицу. Что ж, поутру их ждет не слишком приятное пробуждение — синяков я наставил изрядно.

А отважный Гаррет не получил, можно сказать, ни царапины. И все потому, что двигался шустро и бил первым. В общем, свято выполнял заветы Морли Дотса. Пожалуй, скоро я начну резать глотки за косой взгляд в мою сторону.

— Снова я опаздываю, — пробормотал Тай, разворачивая коляску так, чтобы оказаться лицом к лицу с двумя рабочими, уже пришедшими в сознание. — Ланс, начнем с Ханбе. Скиббера Кессела без повода лучше не сердить.

Попка-Дурак, убедившись, что опасность миновала, слетел со стропила и пристроился у меня на плече.

Тай даже вздрогнул от неожиданности, потом ухмыльнулся.

— Посади второго на другое плечо, — посоветовал он. — Еще треуголку добавить, повязку на глаз, шрамы на физиономию, походку хромающую, — и запросто сойдешь за капитана Скарлета.

Этот треклятый попугай всем жутко нравится. Всем, кроме бедного Гаррета.

— Пойду я к твоему отцу, если не возражаешь.

— Попутного ветра, капитан.

Глава 18

Манвил Гилби и вправду заждался. Едва я прикоснулся к дверному молотку, как из двери высунулась его блеклая физиономия. Признаться, я удивился — обычно дверь открывал лизоблюд по имени Джеррис Дженорд.

Гилби наморщил нос.

— Какого?.. Гаррет, ты ведь в приличный дом пришел, а не в кабак какой-нибудь!

— Да знаю я. На меня напали по дороге, в конюшне. Надо бы с боссом потолковать, верно? Но сначала я, пожалуй, зайду с черного хода, смою с себя всю эту пахучую мерзость, а ты пришлешь кого-нибудь с полотенцем и с чистой одежкой. Лады?

— Разумно. Что ж, ступай, только смотри, не сверни ненароком к свиньям или к коровам.

— Осмотрительность — мое второе имя. Попка-Дурак расхохотался — решил, видно, что я отпустил шуточку. Его хохот сильно напоминал ослиный рев.

Я обошел дом и остановился перед задними воротами, через которые в вотчину Вейдера пропускали мастеровых. Ждать пришлось минут десять. Я даже то ли заговорил сам с собой, то ли стал думать вслух, радуя мистера Большую Шишку. Наконец Гилби собственной персоной приотворил одну створку и впустил меня на просторный мощеный двор. Вот бы где складировать бочонки с пивом перед отправкой!

— Что, заплутал в переходах? Или ты единственный, кто рискнул выйти на…

— Я встретил Алике. Она рвалась полюбоваться на тебя, но я сумел ее отговорить.

— Каким, однако, успехом я пользуюсь.

— На твоем месте я бы на Алике не засматривался.

— Скажешь тоже! Кто я, а кто она! С Максом мне ссориться — себе дороже. — С другой стороны, чем дольше я думал о том, в какую красотку Алике выросла, тем…

— К тому же, насколько мне известно, тебя уже заняли.

— Аргх! — В переводе с попугайского это, верно, означало: «Ну-ну».

— Ты про пташку? Да, мы с ней неразлучны. Жить друг без друга не можем.

— Вообще-то я имел в виду мисс Тейт. Бедняга Манвил! Он всегда отличался тем, что все на свете воспринимал чересчур серьезно.

— Расслабься, Гилби, — посоветовал я. — Возьми выходной, в конце концов. Сходи туда, где тебя никто не знает, и оторвись на всю катушку.

Глаза Гилби расширились от силы вот на столечко.

— Совет знатока, вне сомнения. Я поразмыслю над твоим предложением.

— Вспомни молодость, Манвил, иногда помогает.

— В молодости я служил в суде.

— Вот это новость! — Не завидую тем, кто был у него в подчинении: должно быть, он отправлял их в камеру за одну попытку улыбнуться.

— И потом, мистер Гаррет, что-то не припомню, чтобы я позволял себе критиковать ваш образ жизни.

— Уф! — Ишь как его перекосило! — Вас понял, мистер Гилби. Вы — редчайшее сокровище. Все прочие критикуют меня почем зря — и мой партнер, и домохозяин, и моя подружка, и мой лучший друг, и даже этот пернатый мешок с костями.

Попка-Дурак приподнял веко и изрек: «Аргх!» тоном, от которого заледенел бы даже хладный труп.

На мгновение мне почудилось, что Гилби улыбнется.

Он не улыбнулся, но я понял, как его достать. Брякнуть что-нибудь невпопад. Что-нибудь этакое, что в здравом уме и трезвой памяти и придумать-то невозможно.

— Значит, так. Тролль, огр и варвар заходят в таверну. За стойкой стоит слон. Он говорит: «Мы не обслуживаем…"

— Мыши — это не смешно.

— Ты слышал этот анекдот? — огорчился я.

— Я слышал их все. От Киттиджо. И чем бестолковее анекдот, тем для нее почему-то интереснее. А я вынужден слушать. Но оставим это. Я велел принести несколько ведер горячей воды. Они в твоем распоряжении.

— Могу я тебе кое о чем спросить, Гилби? Он остановился и выжидательно посмотрел на меня: мол, что еще?

— Ты приятель Макса. Его помощник, которому он полностью доверяет. Правая рука. Но зачастую ведешь себя так, словно ты — какой-нибудь привратник. Почему?

— Мы то, что мы есть, Гаррет. Мыло, полотенце и чистая одежда внутри. Не забудь сполоснуть после себя, чтоб другие за тобой не мыли. Когда будешь готов, приходи к Максу в кабинет.

— Спасибо. В смысле, за заботу и за все остальное.

Я протиснулся в каморку, предназначенную, по всей видимости, для мытья обслуги. Пол железный, стены тоже. Скорее всего, тут и лошади мылись, не только люди.

На скамье у стены стояли три ведра с водой;

, там же лежало мыло, мочалка, полотенце и стопка одежды. В дальней стене имелся дверной проем, за которым находилась «купальня» — вся в железе, однако достаточно просторная. Пол наклонный, посредине сливное отверстие. Под потолком — диковинное сооружение: бочка с торчащими из нее свинцовыми трубами. Судя по всему, чтобы налить в бочку воду, нужно вскарабкаться по лесенке, которую я видел в раздевалке.

Похожую конструкцию мы соорудили на островах: бочек у нас было в достатке, а трубы сделали из бамбука.

Я наполнил бочку и принялся плескаться. Клянусь, так хорошо мне не было давным-давно.

Одежду мне приготовили вовсе не того сорта, какой предпочитают сыновья матушки Гаррет. По правде сказать, такая одежда им не по карману. И потом, лично я никогда в жизни не выбрал бы себе такой наряд: слишком уж все чопорно, скучно, темно — впору на похороны. Да еще жилет. Да еще брыжи. Не то чтоб пышные, не то чтоб вроде дотсовских. Но все равно…

Брыжи — это не для меня.

Стоило одеться, Попка-Дурак уселся мне на плечо и гнусно захихикал. На себя бы поглядел, тварь разноцветная!

От одежды пахло нафталином. Верно, она принадлежала кому-нибудь из сыновей Макса. Только не Таю: он будет пониже. Может, тому, кто не вернулся с войны, — не помню, как его звали.

Я нашел помазок и бритву, так что грех было не воспользоваться. Сам не знаю, почему я не перерезал заодно глотку попугаю. Момент был лучше не придумаешь: все под рукой, и никто не смотрит…

Глава 19

Старина Макс Вейдер ростом на волосок повыше пяти с половиной футов, но впечатление производит куда более внушительное. Лицо у него круглое, румяное, волосы светлые, коротко остриженные и, в большинстве своем, скопившиеся на висках и на затылке — наверно, от дождя и ветра спасались. Вот усы — дело другое: не усы, а усищи, густая копна седины с редкими упрямыми вкраплениями прежнего русого.

Улыбается Вейдер часто, но глаза у него при этом остаются холодными. Он из тех, кто на словах всегда рад тебя видеть, но стоит и в самом деле заявиться, как он тут же начинает просчитывать последствия.

Макс схватил меня, крепко пожал руку. Пальцы у него как сардельки: маленькие и пухлые.

— Наслышан о твоих подвигах, — ухмыльнулся он. Зубы у Макса замечательные, для его возраста. — Тай прислал Айка Хейма. Пока ты мылся, он нам все рассказал.

— Да какие там подвиги, — заскромничал я. — Мне просто повезло, что Тай с Лансом заглянули на конюшню.

— Почему?

— Что «почему»?

— Ничего. Извини. Присаживайся, Гаррет. А костюмчик тебе к лицу. Это Тэдовы вещи. Ты, верно, и сам сообразил. Оставь их себе. Кстати, Манвил, распорядись, чтобы Дженорд доставил на дом Гаррету всю одежду Тэда. Ты ведь не возражаешь, правда?

Макс Вейдер привык, чтобы ему подчинялись, поэтому я не стал спорить. Дружба дружбой, а с хозяином не пререкаются.

— Да ты садись, садись. Выпить хочешь? У нас есть пиво. То бишь пивко. То бишь пивушко. — Он повторял эту шутку всякий раз, когда мы встречались. А встречи наши были редки: могу предположить, мы оба верили, что в разлуке любовь крепчает. Я, во всяком случае, уж наверняка. — Кому же вздумалось на тебя напасть и с какой стати?

— Хороший вопрос. Не знаю. Двое — из твоих рабочих, Макс. Тай обещал выбить из них всю подноготную. У всех были нарукавные повязки. Борцы за права человеков, язви их в душу! Эмблема странная, я такой раньше не видел.

Манвил тем временем принес бочонок с пивом. «Вейдеровское темное», с характерным привкусом. Должно быть, в раю козы дают именно это пиво вместо молока.

— Непривычно ты выглядишь, Гаррет, — заметил Гилби. — Словно в Тэда перевоплотился.

— Угу, — согласился Вейдер. — Вот позовем хирурга, срежет он ему эту живность с плеча, и будет вылитый Тэд.

Во взгляде Вейдера мелькнула застарелая боль. Мы все знаем, что это такое, потому что нет в Танфере человека, не потерявшего на войне кого-то из близких. Я приложился к кружке и постарался отогнать невеселые мысли о брате. С отцом было легче — я его почти не помнил.

Вейдер этим себя утешить не мог. И пивом тоже — он не пил ничего, кроме воды, а все потому, что слишком любил пиво и боялся однажды сорваться.

Гилби взял свою кружку (он целый вечер будет тянуть одну-единственную, уж я-то знаю) и уселся в кресло, стоявшее неподалеку от Максова; в этом кресле он обычно дремал вечерами, выпадая из полузабытья, когда боссу приспичивало сгонять в домино.

— Гаррет, я никому не скажу, — проговорил он с таинственным видом. — Признайся, это что, новая мода — таскаться по улицам с чучелом на плече? Наверно, я отстал от жизни…

— Подарок от друга. — Я многозначительно дернул плечом.

Надеюсь, Покойник дрыхнет и не подслушивает.

Вейдер поглядел на меня, помолчал, затем сказал:

— Значит, Алике ходила к тебе.

Я кивнул.

— Я ее не посылал.

— Она так и сказала. Но намекнула, что ты меня не выгонишь, если я наведаюсь как-нибудь на досуге.

— Хорошо, что ты пришел. И то, что на тебя напали, тоже хорошо. Лишнее подтверждение, что дело нечисто. Теперь мы знаем наверняка: та зараза, которую именуют борьбой за права людей, проникла и к нам.

— Алике говорила, кто-то пытался вымогать у тебя деньги на нужды «Клича». Похоже, Вейдер сильно удивился.

— Манвил? — спросил он, повернувшись к своему помощнику.

— Это для меня новость. — Гилби выпрямился в кресле.

— Ей сказал Тай. Тинни и Нике подтверждают. Якобы двое мастеров видели этих… вымогателей.

— Вот как? А кто это Нике?

— Мисс Николас, невеста Тая. По правде говоря, на «Клич» не очень-то похоже. Не их стиль.

— Совершенно с тобой согласен. У Маренго Норт-Энглиша денег гораздо больше, чем человек заслуживает.

Я поставил мысленную зарубку. Выходит, Норт-Энглиш богаче Вейдера?

— Сдается мне, он вполне бы мог поделиться со страждущими. Скажем, с неким Гарретом… Вейдер хмыкнул.

— Страждущий Гаррет? Не смеши меня. Деньги Маренго — основа всего; без них «Клич» — пшик.

— Деньги и связи, — вставил Гилби. — Многие наверху разделяют предубеждения Норт-Энглиша.

— Я их не разделяю, — твердо сказал Макс. — Мы с ним приятели, но и только. Тем не менее, я уверен, что он не предпринял бы ничего подобного. Если бы ему что-то понадобилось, он бы просто обратился ко мне.

— Может, кто-нибудь из этих отморозков решил проявить инициативу? — Мне довелось не так давно пообщаться с публикой из «Клича», и особо теплых чувств я к ним не испытывал.

— Маловероятно. — Гилби наполнил мою кружку по новой (так сказать, щедро одарил счастьем). — Между прочим, те парни, с конюшни', — они не из «Клича».

— Да ну?

— Айк уверяет, что Тай в этом удостоверился, — пояснил Вейдер.

— Ясно…

— Завтра вечером я устраиваю прием в честь помолвки Тая и Джорджи. Будут все, кто хоть что-нибудь из себя представляет, включая Маренго Норт-Энглиша и Бондуранта Алтуну. А также Гаррета. Надеюсь, ты присоединишься к нам?

— Я? Манеры у меня не те, и светских бесед я вести не умею… — Для меня куда привычнее встречаться с нашими «верхами» в укромных уголках, в подворотнях, в тавернах, где никто их не узнает и не попрекнет потворством своим слабостям.

— Ты справишься, Гаррет. Я в тебя верю. Представь, что все гости — хорошенькие женщины, которых ты должен очаровать. Дай ему приглашение, Манвил. Охранники тебя не знают, так что для них ты будешь всего-навсего одним из гостей — по крайней мере, поначалу.

Должно быть, моя физиономия на миг утратила присущее ей с моего первого дня на этом свете бесстрастное выражение. Утрачиваю сноровку. Пожалуй, надо сходить в Игорный квартал, посидеть в притонах, поднабраться невозмутимости.

— Да, на вечере будет охрана, — подтвердил Вейдер. — Ты для меня слишком ценен, Гаррет, пусть столбами у дверей другие постоят.

Ладно, сделаем вид, что поверили. Я взял разноцветный клочок бумажки, который протянул мне Гилби, и спросил:

— Зачем ты посылал за мной Манвила?

— Что-то подсказало мне, что без тебя на приеме не обойтись. Что — не знаю; хочешь, назови это здравым смыслом. Я вдруг понял, что, отсекая тебя, вверяю свою жизнь кучке наемных любителей. А ведь в доме будет полным-полно посторонних, и далеко не все они — мои друзья. Еще я хотел узнать, чем объясняется твой неожиданный интерес к моей пивоварне. В общем, все так сложилось, что я решил позвать тебя. Скажу честно, у меня дурное предчувствие. Можно, конечно, все списать на стариковскую паранойю, но лучше подстраховаться.

Я покосился на Гилби, отношения с которым, как уже говорилось, у нас были… гм… натянутые.

— Ты одобряешь?

— Вполне. — Он произнес это слово с таким видом, словно у него живот пучило. 1 — Как насчет того, чтобы просветить меня относительно предчувствий?

— Завтра, — сказал Макс. — Думаю, как раз завтра вечером мы многое узнаем. Змеи должны выползти из нор.

Что ж, насколько я понимаю, среди тех, кто пожалует на прием к Максу Вейдеру, и впрямь должны оказаться несколько гадюк, крупных во всех отношениях. Аспиды размерами с тех крокодилов, которых мы на островах ловили, резали на кусочки и скармливали саблезубым кошкам…

— Алике тоже хотела, чтобы тебя пригласили, — прервал мои размышления Гилби. Ути, моя лапочка.

— Почему?

— В пару к мисс Тейт. Вдобавок она боится змей.

Куда ни ткнись, всюду Тинни: где Гаррет, там и она — и наоборот. По правде говоря, ничего не имею против.

— Если не приду, значит, не смог подобрать подходящий костюм.

— Манвил проследит, чтобы Дженорд доставил тебе вещи Тэда вовремя. И пожалуйся, не суйся на конюшню, пока прием не закончится.

— Меня туда так и тянет, но я с собой справлюсь.

— Если придешь рано, — с ухмылкой заметил Гилби, — сможешь раскритиковать наши усилия и понаблюдать за прибытием злодеев… то есть гостей.

— Прекрасный план, господа, — сообщил я деловито.

— Аргх! Мы придем!

— Мы? Да я скормлю тебя первой же уличной псине, ты, чудо в перьях!

— Вы там между собой разберитесь, — усмехнулся Вейдер, — а потом извольте явиться, как назначено. Вдвоем не обязательно, достаточно кого-то одного.

— Один и будет. Это я. У меня хоть мозги имеются.

Я встал — наверное, слишком быстро, потому что пол под ногами внезапно покачнулся, будто палуба в шторм.

Да вы что, какое пиво?! Я только горло промочил.

Глава 20

— Да хватит по мне топтаться! — Попка-Дурак никак не мог угнездиться: ерзал у меня на плече, хлопал крыльями. Оставалось только надеяться, что это не прелюдия к… сами понимаете, к чему; еще не хватало, чтоб Гаррета украсили тем самым способом, каким обычно пернатые украшают статуи позабытых полководцев. На сегодня испражнений уже достаточно.

Гостиная Макса находилась в укромном уголке на втором этаже дома; впрочем, по высоте этот второй этаж был всего лишь чуточку повыше уровня мостовой. Дело в том, что дом Вейдера стоял на склоне холма, и чтобы добраться до парадного входа, надо было сперва подняться на пятнадцать ступенек, а затем спуститься еще на полдюжины. Поэтому первый этаж располагался ниже уровня земли, общепринятого для танферских зданий.

Ежедневно пользовались кухней, семейной столовой и черной лестницей. Остальная часть дома становилась обитаемой только в праздники. Даже второй этаж — конечно, если не считать кабинета главы дома, откуда Вейдер управлял своей империей. Домочадцы занимали третий и четвертый этажи. Слуги же ютились в закутках и каморках, которыми изобиловали все этажи — в том числе подвал.

Я им не завидовал.

Стоило мне поставить ногу на верхнюю ступень парадной лестницы, как откуда-то сверху донесся приглушенный крик. Я обернулся. Гилби, стоявший в дверях вейдеровского кабинета, пожал плечами и ткнул пальцем в потолок.

Я тоже пожал плечами и стал спускаться, бормоча себе под нос: «Старина Том по-прежнему с нами». Двинулся через выложенный розовым мрамором холл, несколько раз глубоко вдохнул, готовясь взбежать по ступенькам к парадной двери с прытью трепетной лани. Попка-Дурак, несмотря на все мои увещевания, продолжал возиться у меня на плече.

У Вейдера было три сына: Тэд, Том и Тай. Из Кантарда вернулись двое — Том и Тай, но Том оставил на войне свой разум.

Богатые мы или бедные, у всех у нас есть нечто общее. Все мы, так или иначе, были в Кантарде. И все кого-то потеряли. И никто из тех, кто уцелел, не остался прежним.

Но ведь война закончилась. Карента победила. Пресловутые рудники Кантарда теперь принадлежат чародеям, нашим истинным правителям. Карента — могущественнейшая в мире держава. Нам следует гордиться собой.

В этом месяце, впервые за годы жизни трех поколений, не было рекрутского набора.

Мы победили. И потому наш мир распадается на глазах.

Какое счастье, что мы не потерпели поражение!

Казалось, до двери не меньше мили. Стук моих каблуков эхом отражался от стен. В доме, судя по всему, уже начались приготовления к празднеству: во всяком случае, холл лишился всего того, что его обычно загромождало, — ковров, мебели, портретов воображаемых праотцев, старинных доспехов, мечей и пик, а также прочего добра, которое в ненастный день с такой легкостью превращается в оружие…

У двери никого не было: если Макс и страдал паранойей, она явно не успела зайти далеко. Надо бы намекнуть, что неплохо исправить это упущение. Я взобрался по ступеням и остановился перевести дух.

Потом вышел на крыльцо и обозрел окрестности. Безлюдно, как в пустыне. От солнца остался крохотный краешек на западе.

— Если и впрямь решил обгадиться, давай, не тяни, ты, бурдюк с крыльями.

Попугай издал негодующее «Аргх!», затем вдруг заявил:

— Я вызывал тебя наружу. Надо поговорить. Покойник! Ну конечно! Я знал, что рано или поздно до этого дойдет: недаром он настаивал, чтобы я повсюду таскался с этим доморощенным стервятником. Теперь я и шагу не могу ступить тайком от него. Ни дать ни взять бдительная мамаша.

— Птичка, тебе кранты, — прорычал я. — Слыхала? Кранты!

— Что?

— Это я сам с собой беседую. О чем говорить будем?

— Немедленно возвращайся домой. У нас гости, с которыми справиться можешь только ты.

— Порадовал… — Интересно, что сие означает? Уточнять я не стал — Покойник все равно бы не ответил. Сослался бы на то, что объяснять слишком долго и что нежное попугайское горлышко, мол, разорвется с натуги. Разорвется оно, как же! У этой пташки глотка луженая, в ней ни словечка не застрянет. — Имена назовешь?

— Нет. Поторопись.

Когда-нибудь я задушу их обоих. Одного — за повадки, другого — за вредность.

Ладно, поторопимся. Я выбрал прямой путь. Как не замедлило выясниться, выбор был опрометчивым.

Гранд-авеню от самого порта до Квартала Грез была забита демонстрантами, ратовавшими, естественно, за права человека. В большинстве своем улицу заполняли личности моложе моего. Казалось невероятным, что они собрались здесь в таком количестве, вместо того чтобы рассеяться по сотням мелких городишек, хуторов и ферм. С другой стороны, ненависть к не-людям — болезнь застарелая. Славное прошлое Каренты пестрит кровопролитными войнами. И сегодня многим людям постарше вашего покорного слуги, обремененным семьями и доходными местами, нетерпимость свойственна ничуть не меньше, чем безусым юнцам, не имеющим в этой жизни никаких перспектив.

Короче говоря, я вляпался по самые уши. Шесть сотен парней из «Клича» маршировали по Гранд-авеню, практикуясь на ходу в умении обращаться с оружием; правда, им достало ума вооружиться не настоящими мечами и пиками, а деревянными. Все были в форме, у всех щиты, почти у всех на головах легкие кожаные шлемы. Они истово верили в свое предназначение, и раж, воспламененный недавней войной, в них не остыл до сих пор. Да, ночка будет еще та — особенно если какого-нибудь гения с Холма посетит светлая мысль послать на разгон демонстрантов войска.

Солдаты против солдат, пускай бывших. И кто знает, чья возьмет?

Я стоял, выжидая удобного момента, чтобы перебежать улицу и не подвернуться при этом под ноги какому-нибудь кретину. Если только ты не полный осел, то не станешь связываться с тем, у кого под рукой сотня лучших друзей.

А вот и проходик открылся! Заодно с десятком-другим столь же аполитичных типов я рванул через улицу.

— Эй, Гаррет! Погоди!

Я узнал этот голос. Вот незадача! Может, успею удрать?

Глава 21

— Гаррет! — вновь гаркнула что было мочи моя подружка Торнада — чистопородная деревенская девица ростом не ниже моего, вполне симпатичная, но бросившая мужа и детей ради того, чтобы попытать судьбу в городе. — Остановись! Кому говорят, стоять!

— Стой! — крикнул мне в ухо Попка-Дурак. Привыкший подчиняться приказам, я замер. Застыли как вкопанные и несколько человек поблизости — должно быть, от изумления: не всякий день встретишь говорящую птицу.

— Мистер, а ваша птичка и вправду говорит? — спросила меня девчушка лет пяти, с золотистыми локонами и громадными невинно-голубыми глазищами. Будь она постарше лет на пятнадцать, я бы не раздумывая назначил ей свидание, а так… Вдобавок у ее отца был вид, внушавший известные опасения.

— Угу. Но только когда сама захочет.

— Аргх! Привет, красотка! Славная малютка!

— Похоже, ты ему понравилась. И тут попугай углядел Торнаду.

— Аргх! Держите меня, держите! Какие буфера у этой телки!

Природа и впрямь не поскупилась на Торнаду, но это еще не повод орать на всю улицу. Я стиснул попугаю горло, пока он не ляпнул что-нибудь этакое, из-за чего меня четвертуют на месте.

— Я тоже люблю тебя, пташка, — проворковала Торнада. На отца с дочерью она не обратила ни малейшего внимания. Папаша смерил мою подружку взглядом — и поволок дочку прочь, подальше «от этих нехороших людей». — Ты куда это чапаешь, Гаррет?

— Да вот, собирался улицу перейти, пока ее снова не перекрыли эти обормоты. А что?

— Он просто уносил ноги, — сообщил кто-то за моей спиной. — Хотел от тебя удрать.

— Плоскомордый! — воскликнул я, оборачиваясь. Мой давний приятель Плоскомордый Тарп — человек-гора, с лицом которого слишком часто проделывали косметические операции. Он радостно ухмыльнулся. Зубов у него осталось немного, да и те выглядели преотвратно.

Между собой Торнада и Плоскомордый, можно сказать, вполне ладили — что отнюдь не мешало им периодически вступать в перепалки и осыпать друг друга оскорблениями. Это были мои друзья, на которых я всегда мог положиться. По крайней мере, на Плоскомордого; с Торнадой сложнее — учуяв запах денег, она запросто могла вильнуть хвостом.

— О! Торнада, любовь моя! Привет, Плоскомордый! Как поживаете? Со мной все в порядке, спасибо. Приятно было повидаться. Извините, мне пора бежать.

— Мы побежим с тобой, — заявила Торнада.

— Зачем?

— Потому что нас нанял твой напарник. Попросил, чтоб мы поменяли тебе пеленки, — у самого-то силенок не хватает.

— Точно, — поддержал Торнаду Плоскомордый. — Он решил, что на тебя кто-то всерьез рассердился.

— Интересно, с какой стати?

— Вот уж действительно, — пробурчала Торнада. — С твоим умением обходиться с людьми…

— Притормози, Торнада. Кто бы говорил насчет обхождения. Вспомни, как ты чуть не зарезала бедную повитуху, требуя с нее ответ — это ты беременна или тебя просто пучит.

Торнада усмехнулась.

Папаша с дочкой успел благополучно перейти на другую сторону улицы и теперь поспешно удалялся, игнорируя просьбы малютки еще послушать, как птичка говорит, Молодцы из «Клича» затянули песню, перемежая ее громогласными здравицами, потом принялись маршировать на месте. Мостовая сотрясалась от топота. Хуже того, у них, оказывается, был и оркестр.

Терпеть не могу военные оркестры. И патриотические марши, если уж на то пошло.

В армии меня научили подмечать все хоть сколько-нибудь важное. Со временем я так в этом насобачился, что стал одним из лучших наблюдателей в элитном подразделении, где каждый первый был гением. Это умение помогло мне уцелеть. И никогда в жизни, ни прежде, ни теперь, у меня не возникало ни малейшего желания стать безымянной частичкой безмозглой толпы, за которую думает некто (кому и водяных лошадок-то пасти не доверишь).

В рядах демонстрантов образовался новый проход. Я решительно двинулся через улицу. Торнада и Плоскомордый не отставали ни на шаг. Охраннички! И что это взбрело Покойнику на один из его умов?

Может, он во сне окончательно спятил? Может, крыша у него съехала так, что ее уже не поправишь?

— Достали меня эти придурки, — процедил я, обращаясь к Тарпу.

Плоскомордый у нас — вовсе не мыслитель. Однако, прежде чем ответить, он явно задумался.

— Меня тоже, Гаррет. Уж чересчур они усердствуют. Ну, словно им невмоготу, что в Танфере живет хоть кто-то кроме них самих.

Ого! Что-то я раньше не замечал за Тарпом склонности к предубеждениям. Нет, конечно, если ему хорошо заплатить, предубеждения у него мигом появятся, но… У таких, как он, добывающих себе пропитание переламыванием костей, самостоятельных предубеждений не бывает. Для них это непозволительная роскошь.

— Помнится, ты на днях говорил мне, что настают золотые времена.

— Говорил, — согласился он. — Золотые времена для меня, Гаррет, вот в чем штука. Люди с ума сходят. Будто какой-нибудь чокнутый чародей наложил на город заклятье ненависти, и потому-то все ведут себя вдвое глупей обычного.

Мы продолжали путь. Торнада и Плоскомордый не пропускали ни единой тени, да и сам я не забывал коситься на темные подворотни и укромные уголки. И кто посмеет меня в том упрекнуть? Осмотрительность — залог здоровья, тем более сейчас. Если соберусь писать автобиографию, надо будет, пожалуй, озаглавить ее «Беда ходила по пятам». Или «Опасность — мое призвание».

По дороге, к счастью, ничего не случилось, разве что нам пришлось обойти улочку, на которой бушевала драка. Человеколюбцы столкнулись с ночной публикой, не разделявшей их взглядов; в большинстве своем это были не-люди, не приученные во имя общественного порядка сносить оскорбления, потому в ответ на зубоскальство они принялись проламывать головы.

Понятия не имею, почему так происходит: стоит собраться вместе трем пьянчужкам, как они решают, что смогут покорить мир. Я бы всем таким рекомендовал для начала справиться с одним-единственным троллем. Скажу по секрету: сколько ни пей, тролля не одолеть; с ним способна совладать только лишайная инфекция.

Что бы там ни болтали всякие сосунки, радетели чистоты нравов, пиво никак нельзя назвать основной причиной общественных беспорядков. Напротив, старина Макс Вейдер производит лекарство от язв на теле общества. Ну представьте себе: вот надрался человек и пошел искать неприятностей. Он их найдет — и мало ему не покажется. И все, говорить больше не о чем.

Никто меня не убедит, что я по долгу службы обязан спасать людей от них самих. Если вам не терпится на тот свет и потому вы курите «травку» или опиум, пьете как лошадь, поносите случайно встреченного огра, — валяйте, дело ваше. Я мешать не собираюсь. Счастливого пути.

Но и подмоги от меня не ждите. Не надейтесь, что я придам вам ускорение. Нет уж, сами дорожку выбрали — сами по ней и топайте.

Глава 22

— И что дальше? — поинтересовался я, когда мы вышли на Макунадо-стрит, к востоку от моего обиталища. Обращался я к Попке-Дураку, ожидая, что Покойник через него сообщит мне о своих далеко идущих планах. А Плоскомордый с Торнадой решили, естественно, что я спрашиваю у них. Они ведь и понятия не имели о близком духовном родстве двух существ — совершенно безмозглого и того, у которого от переизбытка мозгов частенько ум за разум заходит.

— Мы проводим тебя до двери, — сообщила Торнада. — А когда ты окажешься дома, целый и невредимый, нам заплатят.

— Заплатят? Это, верно, Покойник придумал? Пусть он и расплачивается. Мне няньки не нужны.

Его Высокомудрие и не подумал заглотить наживку. Должно быть, не хотел раскрывать свое по-пугайское инкогнито.

— Глянь на ребятню, Гаррет, — сказал вдруг Тарп. — Жуть!

На углу улицы юнцы допризывного возраста приставали к стайке юных эльфиянок, невесть каким ветром занесенных в этот район города, да еще задержавшихся в нем до наступления темноты. Проведай об этом их эльфийские папаши, красоткам не избежать суровой порки. В кавалерах не было ровным счетом ничего привлекательного, дам они обольщали выражениями, отнюдь не ласкавшими слух и откровенно расистскими, однако их наряды были пошиты по эльфийской моде. Девчонки хихикали и отвечали так бойко, что парни постепенно теряли голову. Впрочем, если они войдут в раж и примутся распускать руки, их оставят в дураках; знаем мы эти фокусы.

— Хочешь, чтоб я поучил молодежь хорошим манерам?

— Чего? — озадаченно переспросил Тарп. — Каким еще манером? Ты о чем, Гаррет?

— А ты о чем, друг мой? Разве тебя возмутило не их поведение?

— Да ты на волосы посмотри! — Тарп поглядел на меня, словно проверяя, не ослеп ли я. — Неужто не видишь?

— Ба! Подумаешь! — Ну лохматые, ну завитые, ну стоят у некоторых волосы дыбом — и что с того? Эка невидаль! Ясно же, что эти парни привыкли выставлять себя на посмешище.

Плоскомордый, до сих пор предпочитавший армейскую стрижку, никак не мог успокоиться.

— Это ж какие родители, коли детишек в таком виде на улицу выпускают? — проворчал он. — Знаешь, из-за чего Карента катится в тартарары?

У меня были кое-какие мысли на сей счет, но воззрений Тарпа я не разделял.

Прически парней не имели ни малейшего отношения к тому, как эти парни себя вели, — при том, что прическа и поведение зачастую вытекают друг из друга. Так сказать, два симптома одной болезни. Парней явно провоцировали девчонки. Едва ли кто будет спорить, что из всех женщин, будь то люди или не-люди, эльфиянки самые красивые и самые, мягко выражаясь, чувственные; а эти милашки, вдобавок, находились в расцвете юности. И использовали весь арсенал подручных средств, чтобы унизить самозванных ухажеров.

А те были слишком наивны и потому не врубались в тайный смысл происходящего. С высоты моих лет могу сказать с уверенностью: этот жестокий урок жизнь преподает каждому мужчине. Я сам уже вышел из того возраста, когда стоишь на углу и выкрикиваешь всякие гнусности, тщась достичь недостижимого, но на собственном богатом опыте могу предположить — нет такой женщины, которая не попыталась бы, ловко или неловко, принизить мужчину, посмевшего найти ее привлекательной.

Все это я изложил Плоскомордому, стараясь его вразумить (мозги у бедняги скрипели так, что было слышно, наверно, на другом конце города), и тут в нашу беседу встряла Торнада.

— Хватит чушь пороть, Гаррет. Достало!

— Лапочка ты моя замученная! Хорошо, я умолкаю, а ты расскажи про тех женщин, с которыми общаешься.

— Чего? С кем это я общаюсь?

— Вот именно! Ты обиделась за женщин и явно собиралась сказать, что они вовсе не такие. Но тебе-то откуда знать? Ты водишь компанию со мной — и с Плоскомордым, когда он не занят очередной подружкой. Ты шляешься по грязным кабакам, ищешь драки с парнями, которые напоминают тебе твоего мужа. Ты якшаешься с ворами, громилами и прочей почтенной публикой, среди которой женщин не сыскать. Так что уж извини — ты, конечно, присаживаешься на корточки, когда зовет мать-природа, но отсюда никак не следует, что тебя можно считать экспертом по части женской психологии, тем более — в нашем милом городе.

— Гаррет! Мог бы из вежливости и не напоминать, что я родилась в деревне.

Эта перепалка могла продолжаться часами. Торнада обожала оставлять за собой последнее слово, потому на всякую фразу у нее находился ответ, подчас бессмысленный, но ответ. По счастью, мы приближались к моему дому, и дружеская беседа увяла сама собой. В квартале было тихо — ночь все-таки, — но будь я проклят, если миссис Кардонлос не торчала на своем крыльце, поглядывая на мой дом с таким видом, словно из его окон вываливались участники безобразной оргии.

Я остановился и огляделся, стараясь ничего не пропустить. Сперва вооруженная охрана, теперь домашняя фурия на боевом посту…

— Что стряслось, старый хрыч? С каких это пор старая ведьма патрулирует Макунадо по ночам?

Плоскомордый вытаращился на меня так, будто я вытворил что-то уж совсем из ряда вон.

— Думаю вслух, — пояснил я. — Репетирую разговор.

— Неужели? — Торнада хмыкнула. — Порепетируй заодно, как вы нам платите. Каждому, между прочим, по две марки причитается.

— По две марки? Не смеши меня.

— Гаррет, она настроена весьма серьезно. У этой женщины случился очередной приступ алчности. Кроме того, она испытывает нашу возможность общаться на расстоянии, пытается определить ее границы. Две серебряных марки — та цена, о которой мы уславливались. Разумеется, плата щедрая, но их услуги того стоят. Кстати, у меня возникла идея: попробуй убедить их в том, что брать лучше не серебром, а медью. Серебро дешевеет — пока; его стоимость возрастет, как только свежий ветер реальности унесет победную эйфорию…

О чем он толкует?

— Эйфорию? Шутить изволите? Ты хоть знаешь, что вокруг творится?

Торнада и Тарп разинули рты.

— Естественно, знаю. К тому, что происходит в городе, имеют непосредственное отношение люди, привыкшие обращаться с крупными партиями благородных металлов.

— Ладно, ладно. — Эх, лопухнулся я, затеял этот разговор при посторонних; теперь Торнаде точно будет над чем поразмыслить.

— Пожалуйста, спровадь поскорее своих друзей. У нас гости, с которыми необходимо разобраться.

О-хо-хо. Вот так всегда.

Глава 23

От меди Торнада отказалась наотрез. Простушка простушкой, но житейской смекалки, присущей всем деревенским, у нее не отнять. Рассуждала она приблизительно так: раз мы не хотим расплачиваться серебром, значит, нам известно что-нибудь этакое.

К Покойнику и его мозгам она относилась с большим уважением.

Плоскомордый поддержал приятельницу — хотя вряд ли отдавал себе отчет, почему. Когда я попытался всучить ему медь, он одарил меня мрачным взглядом.

— Не трать все сразу, — жизнерадостно посоветовал я.

— Уже потратил, Гаррет, — отозвался он. — Я задолжал Морли.

Вот как, оказывается? Нет, что Тарп прислуживает в заведении Морли, — это я прекрасно знал. Но чтобы Морли дал в долг своему работнику?..

— Гаррет, ты бы обратился к врачу, — неожиданно вмешалась Торнада.

— К какому еще врачу?

— Который всяких психов лечит. Ты уже до ручки дошел — вон, с птицами разговариваешь.

— Это хворь излечимая. Окажи мне услугу — и я мгновенно поправлюсь. Забери попугая с собой. Он тебя обожает. И здравого смысла у него поболее, чем у некоторых двуногих.

В ответ я получил витиеватое перечисление всех своих родственников до десятого колена, после чего Торнада гордо удалилась. Тарп поспешил следом, убеждая на ходу свою подружку, что она отвергла лучшее предложение из всех, какие только ей доводилось получать. Но Торнада не была бы Торна-дой, если бы признала ошибку.

— Заткни пасть, не то голодным останешься, — прорычала она.

— Не останусь, — огрызнулся Тарп. — Пошли, сожрем чего-нибудь.

Я захлопнул дверь. Итак, охрану спровадили, причем — прошу отметить — без особого труда:

Торнада даже не попыталась завлечь меня в какую-нибудь безумную аферу, вроде похищения драгоценностей короны. Как там говорится? Родных не выбирают, но друзей каждый заводит сам? Что ж, если пословица верна, странные у меня позывы и предпочтения…

— Гаррет, время не ждет.

Я вздохнул и направился в апартаменты Покойника. У самой двери остановился и позвал:

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.