Хроника Великой войны

– Нет, как же это так, мастер Орлог? Мы кормим тех, кто убивает наших родных?

– Те, "кто убивают наших родных", заплатят хорошие деньги.

Трактирщик взял блюда и вышел из кухни, оставив Осерту в раздумье.

Радостные гхалхалтары стали раскладывать еду по глиняным тарелкам, разливать вино. Раскрасневшийся Орлог сновал между ними:

– Пожалуйте, рыба – большая редкость в горах.

Гхалхалтар, который знал речь людей, притянул хозяина к себе:

– Слушай, старик, пусть нам прислужит твоя дочка.

– Да, да, сейчас.

Орлог вернулся на кухню. Осерта сосредоточенно, неотрывно глядя на лезвие ножа, резала хлеб.

– Давай быстрее, ступай. Они желают, чтобы ты прислужила им.

Осерта подняла глаза:

– Я не хочу.

Орлог замер. Впервые она осмелилась перечить ему.

– Ты что? За тебя они может лишний серебряный накинут!

– Я не буду прислуживать убийцам.

– Брось эту дурь.

– Я не буду.

– Да как ты смеешь? Кто бы ты была, если б не я? Ты всем обязана мне! Не смей прекословить!

– Да, да, я понимаю, но пожалуйста. Я не могу…

– Вперед! Я ещё буду уговаривать тебя! – Орлог всучил ей поднос и вытолкнул из кухни.

Осерта оказалась посреди зала, и взгляды гхалхалтаров устремились на нее.

– Хэй, давай сюда!

Девушка быстро подошла к столу, поставив поднос, повернулась, собираясь уйти, как вдруг сутулый гхалхалтар с блуждающим взглядом поймал её за руку. Она обернулась, посмотрев в его ухмыляющееся лицо. Он что-то сказал. Сидящий рядом пояснил:

– Ты не весела. Отчего?

Осерта попыталась улыбнуться:

– Почему? Я весела.

– Тогда садись с нами. Радуйся! – переводчик подвинулся, освобождая место, но Лукавый, не выпуская её руки, схватил за талию, рывком оторвал от земли и бросил к себе на колени.

– Пусти! – она ударила его, но он лишь засмеялся:

– Гхурда?! Го раужг гхурдаг!

– Непокорная? Люблю непокорных, – улыбаясь, перевел сидящий рядом.

Она дернулась, пытаясь освободиться, но Лукавый сжал её ещё крепче, склонился над ней, ища ртом её губ. Мастер Орлог стоял в дверях кухни, ничего не предпринимая. Лукавый повалил её на стол.

Оглушенная, растерявшаяся Осерта вдруг увидела, как раскрылась дверь и на пороге появился ещё один гхалхалтар в золотой кирасе. Золото брони ярким пятном вспыхнуло в темном дверном проеме. Лукавый надвинулся на нее, заслонив вошедшего, но вдруг стремительно подался назад. Она услышала гневный окрик и звон падающей посуды.

Осерта вскинулась – Лукавый лежал на полу. Золотой стоял над ним, что-то говорил на непонятном языке. Обидчик поднялся, стряхивая с себя пыль, недовольно огрызнулся. Золотой отбросил Лукавого к стене и прижал так, что слова застряли у того в горле и он захрипел. Пирующие приподнялись. Переводчик, понурившись, подошел к Золотому, робко прикоснулся к его плечу, заговорил извиняющимся тоном. Золотой, не выпуская Лукавого, обернулся, и Осерта увидела его лицо, необычайно худое, с высоким лбом, впалыми щеками и черной острой бородой. Он внимательно посмотрел на собравшихся. На мгновение его взгляд остановился на ней, и девушке показалось, что он улыбнулся. Золотой разжал пальцы, и Лукавый, потирая шею, опустился на скамью.

Понурившись, его приятели стали пробираться к выходу.

– Жахалг гилдадг! – Золотой указал на стол.

Один из пировавших обернулся, отрешенно кинул на пол звенящий кошель. Спаситель Осерты вышел последним, прикрыв за собой дверь.

До того недвижимый, мастер Орлог зашевелился:

– Ну вот и хорошо. Все обошлось. – Он подобрал с пола мешочек, развязал его, высыпал деньги на ладонь. – Эх, маловато дали!

***

– Вы что, не слышали приказа короля? Он запретил мародерствовать и приставать к жителям. А я у себя в корпусе отступников не потерплю. Увижу в следующий раз – убью! – Халхидорог погрозил кулаком.

Гхалхалтары прошли темные сени и вышли из трактира. На улице было холодно – округу устилал снег. Лукавый обернулся к начальнику:

– У нас даже одежды теплой нет. Тут поневоле мародером станешь.

– Ничего, потерпите – не развалитесь, а завтра выдам плащи.

– Девушка-то для согрева лучше плаща, – Лукавый хитро прищурился.

– Заставлю до ворот Грохбундера пробежать да перед людскими лучниками сплясать – в миг жарко станет.

– Надо будет, и побегу. Небось не в первой под стрелами мечом махать.

– Мечом маши сколько угодно, а вот руки попридержи, иначе укорочу, – Халхидорог зло усмехнулся, пошел от солдат.

Те в нерешительности топтались на месте, глядя, как он удаляется и солнце играет на золотой кирасе.

– Гад, – Лукавый погрозил скрывшемуся за домом начальнику.

– Оставь, он ведь сам по женской любви истосковался, так вот и завидно стало.

– А мне от того не легче. Я не отступлюсь. Все равно достану.

– Брось.

***

Гхалхалтары расположились по селениям, оставив низших на равнине. От холода твари сбивались в кучи, жались друг к другу, пытаясь согреться. Иногда от стаи отделялись несколько черных поджарых фигур, трусили по снегу в поисках добычи.

Большинство гхалхалтаров уже обзавелись теплыми плащами и куртками. Хамрак старался выкупать одежду у окрестных жителей, но иногда все же происходили столкновения. Несмотря на приказ, виновников конфликтов, пытавшихся ограбить крестьян, не наказывали. Военачальники понимали, что солдат принуждает к тому холод. Были и такие, кому одежды не досталось вообще. Кожаные куртки не спасали, и они грелись магией или отсиживались в теплых избах.

Людям лорда Карена, остановившимся в пятнадцати ледах от Грохбундерского ущелья, тоже приходилось несладко. Они стояли на своей земле, но гхалхалтары изъяли у окрестных крестьян всю теплую одежду, не оставив им ничего, а проезд груженых обозов в зимнее время через горы был затруднен.

На равнине замерзали твари Южного континента, на склонах гор – люди. Война шла на истощение…

***

Работы в трактире прибавилось: гхалхалтары часто заглядывали туда. Мастер Орлог даже вынужден был нанять сына своего соседа и ещё двух девушек, чтобы управляться с делами. Трактирщик был очень доволен и, потирая руки, повторял, что один такой год, и он станет самым богатым человеком в королевстве после короля. Радовалась и нанятая им молодежь, которой посреди зимы вдруг подвернулась прибыльная работа. Ведь не будь гхалхалтаров в Виландоре, никогда не взял бы их Орлог к себе: он без выгоды не кормит.

Общего настроения не разделяла лишь Осерта. Она старалась как можно меньше показываться в зале и чуждалась солдат, особенно Лукавого, который зачастил в трактир. Он подолгу сидел, задевая нанятых Орлогом девушек, но стоило ей показаться из кухни, как его взгляд тотчас приклеивался к ней. Осерта быстро ставила поднос и, краснея, убегала. Вспоминая, как он накинулся на нее, она чувствовала жгучий стыд и злобу на Лукавого и на всех гхалхалтаров. Исключение составлял лишь Золотой. Он спас её от позора, и за это она была ему признательна. Но он в трактире не появлялся.

***

Своей временной резиденцией Хамрак выбрал дом влиятельного феодала – владельца самого крупного поселения на равнине. В гостиной находился огромный камин, и даже в самые холодные дни там было тепло. Мебель стояла роскошная. Множество мелких статуэток, красивых кубков, дорогие портьеры – все говорило о богатстве хозяина. Сам феодал, бывший слуга лорда Добина, теперь услужливо повиновался Хамраку, стремясь угодить ему во всем так, что даже в зимнее время на столе всегда были свежие фрукты.

Однако бессмертный помнил, что на равнине каждый день замерзает не меньше десятка низших и что по-прежнему происходят ссоры между крестьянами и гхалхалтарами из-за меховых курток и плащей.

Шли дни, и в войсках поднимался ропот. Солдаты спрашивали, почему медлят со штурмом Грохбундера, за которым находятся вожделенные теплые земли Жоговенского мыса.

***

Чувствуя необходимость объяснения, Хамрак решил собрать всех военачальников. Оставив за себя помощников, они стянулись из окрестных селений и предстали перед своим монархом в гостиной дома.

Хамрак сидел за столом, у горящего камина. Пламя играло с его вытянувшейся тенью, причудливо искажая её в складках тяжелых портьер. Военачальники стали занимать места по углам, беспокойно поглядывая на короля. Бессмертный выждал, пока все рассядутся и смолкнут. Наконец он начал:

– Я созвал вас для того, чтобы определить дальнейший план наших действий. Многие из вас недоумевают, почему Грохбундер ещё не взят? Отвечу – штурмовать крепость бессмысленно, ибо нам дорога на Жоговенский мыс закрыта.

– Отчего? – удивился Халхидорог.

– Зайдя на Жоговенский мыс, мы вынуждены будем дать сражение армии Иоанна, которая идет за нами по пятам.

– Мы разобьем ее!

– Верно, – подтвердил Гархагох, Верховный Маг.

– А что это даст? Мы потеряем многие тысячи бойцов, а сами не выиграем ничего. Останутся непокоренные города, которые придется захватывать, и каждый штурм будет обходиться все дороже. А потом придется оставлять в завоеванных землях гарнизоны для поддержания порядка. Мы не успеем занять и четверти Королевства Трех Мысов, как потеряем все, что у нас есть.

– Никаких гарнизонов не надо. Перевешать всех, и дело с концом, – подал голос мрачный Гамар.

После ночного предательства пентакреонцев он стал ещё более замкнутым, чем до форт-брейденского прорыва.

– Кто же тогда будет трудиться: возделывать поля, выращивать животных и птиц, добывать руду и камень? Нет, Гамар, мы живем исключительно благодаря этим простым работникам, которых ни во что не ставим и готовы погубить сотнями. А между тем, уберите их, и любая самая плодородная земля окажется ненужной. Надо беречь крестьян и горожан, даже если они работают на врага, ибо может прийти день, когда они будут на нашей стороне. Верьте, он придет!

Все молчали, не перебивая бессмертного.

– А сейчас мы должны ждать. Момент ещё не настал. Мы должны покинуть Королевство Трех Мысов. Наш путь лежит в княжество Парзи. Оно небогато, но имеет хорошее положение, и взять его будет легко. Сейчас снег преградил нам дорогу, но мы двинемся туда через несколько недель, с весенней оттепелью. Пока же мы должны позаботиться о низших, погибающих на равнине, ибо они уже сейчас служат нам. Гархагох, пусть несколько магов спасают их от холода. Я уже распорядился открыть госпиталь для обмороженных.

– Хорошо, – Верховный Маг кивнул.

– Пока все. Стоим, – бессмертный улыбнулся. – Если вам станет от этого легче, могу сказать, что в лагере людей замерзло уже сто человек.

***

Гхалхалтары требовали много еды, и приходилось готовить с утра до вечера.

Осерта работала на кухне, бросаясь от одного горшка к другому, подавая блюда девушкам, нанятым мастером Орлогом. Они обслуживали посетителей и были веселы и болтливы:

– Боже, а какой силач тот, с большой бородой.

– С чего ты взяла?

– Знаешь, он пальцами согнул монету!

– Лучше бы дал её мне.

– Ха! Так один из них, с таким длинным и кривым ножищем, добавил мне три медяка. Говорит, – девушка на секунду замолчала, наморщив лоб, – "дагед". Это, представь, по-нашему "спасибо".

Осерта, до того пропускавшая их болтовню мимо ушей, вдруг неожиданно спросила:

– Скажи ещё раз. Как это будет?

Девушка не поняла:

– Что будет?

– "Спасибо" по-гхалхалтарски.

Девушка удивилась, но охотно повторила:

– Дагед. А что это тебе так захотелось узнать?

– Слово больно хорошее.

– И только? – девушки разочарованно отвернулись и поспешили в зал.

Осерта осталась одна с кипящими горшками, и все вертелось в голове странное слово: "дагед" – "спасибо".

***

Пользуясь отлучкой ушедших на совет начальников, солдаты кутили допоздна, и довольный мастер Орлог не спешил закрывать заведение.

Осерта чувствовала, что у неё отнимаются руки и деревенеют ноги, но от постоянных, одинаковых движений к вечеру они уже не повиновались ей, а действовали отдельно, и они по инерции продолжала работать, пока наконец не поняла, что больше не может:

– Извините, мастер Орлог, позвольте мне выйти.

Хозяин взглянул на нее, нахмурившись:

– Ты что? Работай. Или хочешь испортить мне дело?

– Я очень устала.

Трактирщик покачал головой: "Если девчонка будет работать без продыху, ещё заболеет – больше убытка".

– Хорошо, ступай. Но чтоб через пять минут была здесь.

– Да, да, мастер Орлог. Спасибо, дагед, – гхалхалтарское слово сорвалось с её губ, но трактирщик не заметил этого: он считал деньги.

Накинув плащ, она вышла на улицу. Незнакомое, чуждое её слуху слово неотвязно засело в голове. Она не понимала, почему не может от него избавиться, и так много раз мысленно проговорила, что в конце концов забыла его смысл. Но потом вдруг вспомнила, что "дагед" значит "спасибо", и от этого сделалось приятно. Было только обидно за подруг, что такое слово использовали походя, как разменную монету, как три медяка.

На улице было тихо и темно, лишь горели в избах тусклые огоньки лучин. От снега, облепившего горы веяло спокойствием, и, вырвавшаяся из шумного трактира, Осерта закрыла глаза, наслаждаясь звенящей тишиной. Ей казалось, будто у самого её уха кто-то осторожно звонит в крохотные колокольчики. К ним примешался ещё один большой колокол. Его гул шел издалека, постепенно приближаясь, пока не заглушил собой все остальные звуки. Это хрустел снег под ногами. Она открыла глаза и увидела две фигуры, идущие в её сторону. Они были темнее синего неба, и Осерта узнала в них гхалхалтаров. Девушка до того устала от их наглых, развязных голосов, что невольно отшатнулась. Ей хотелось побыть одной, забыться, умереть, но больше никогда не возвращаться в трактир и не видеть их.

Идущие приближались к ней. Она услышала сначала смутно, а потом отчетливо голос одного из них, холодный и жесткий. Фразы гхалхалтара были чеканные, рубленные, словно он сердился. Другой кивал – Осерта видела, как на фоне неба качалась его голова.

Вдруг он заговорил. В его голосе девушка уловила что-то знакомое. Где она могла его слышать? Ну конечно, это Золотой! Изо всех гхалхалтаров он единственный показался ей примечательным, не таким как все. Может оттого, что она видела его всего один раз? И вот они вновь встретились, а в голове продолжало звучать странное "дагед". Да, она должна поблагодарить его. Осерта представила, как подойдет к незнакомцу, и, замерев, продолжала вслушиваться в его голос, доносящийся из темноты. Он звучал мягко и вкрадчиво, то вдруг взмывал, дрожа на самых высоких нотах и внезапно перерастая в густой баритон. Другой гхалхалтар иногда вставлял свои кургузые, нелепые реплики, нарушая мечущуюся стройность его голоса. Поравнявшись с девушкой, Золотой быстро взглянул на нее, и она уловила мгновенный блеск его светлого зрачка, когда он остановился на её лице.

Гхалхалтары прошли. Его голос постепенно удалялся, пока, заглушенный расстоянием, не смолк совсем.

***

Халхидорог и Гамар остановились в Виландоре и потому возвращались к своим корпусам вместе. Погода стояла хорошая. Старый гхалхалтар, чувствуя в своем спутнике хорошего собеседника, и желая продлить прогулку, передал единорога своим воинам, а сам пошел рядом с Халхидорогом.

Говорили о совете. Гамар стоял за взятие Грохбундера и немедленное продолжение войны:

– Не для того мы пришли сюда, чтобы отступать. Покинем Королевство, куда покатимся? На Жоговенский мыс надо идти.

Халхидорог кивал:

– Да, вы правы. Я, конечно, понимаю, что многие люди против нас и придется бороться с ними…

– Вешать их надо! Перебить, как пентакреонцев.

– Да, придется бороться с мирным населением, возможно даже смести несколько городов. Однако разве с самого начала не было ясно, что часть жителей восстанет против нас? Это неизбежно. Так перед чем же мы тогда отступаем?

Впереди, вглядываясь в них, стояла девушка. Халхидорог оторвал глаза от снега под ногами, скользнул взглядом по её бледному, искусно подведенному ночными тенями лицу. Она смотрела прямо на него. Поспешно отвернувшись, гхалхалтар продолжил:

– Мы зашли слишком далеко. Теперь нам нет пути назад. Мы все в крови. Все, Гамар. От этого не уйти. Я собственноручно уложил четверых во время взятия Форт-Брейдена и потерял счет убитым мною в Альте и во время ночного прорыва. Вы тоже хороши…

– Да, – согласился Гамар, – триста пентакреонцев лежат на моей совести. Но я не жалею об этом. Если бы я мог вернуть тех девяносто шесть гхалхалтаров я бы, не задумываясь, уничтожил бы и тридцать тысяч человек!

– Вы верите в наше превосходство над остальными?

– Конечно!

– Да здравствуют гхалхалтары!..

– И их король Хамрак, – вставил Гамар.

Халхидорог усмехнулся:

– Хамрак все равно бессмертный. Ему здравия можно и не желать.

Они дошли до своих домов, которые стояли по соседству, и распрощались.

***

На следующий день в трактире было опять людно. Лукавый по-прежнему сидел в углу и много пил, неотрывно наблюдая за входом на кухню. Когда мастер Орлог проходил мимо, гхалхалтар схватил его, о чем-то спросил. Трактирщик замахал руками, отстраняясь от посетителя. Лукавый полез в карман – несколько монет золотыми пятнами засверкали на столе. На лице Орлога отразилась борьба. В конце концов он сгреб деньги, указал гхалхалтару на дверь кухни. Лукавый поднялся, улыбаясь, направился туда.

Осерта работала вместе с восемнадцатилетним парнем – сыном соседа. Занятая, она не обращала внимания на девушек, забегавших на кухню, чтобы захватить подносы с едой, как вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Осерта обернулась – прямо перед ней, слегка покачиваясь, стоял Лукавый. По привычке он пощипывал свою остренькую бородку и ухмылялся, потом вдруг шагнул, вытянул длинные руки и, заключив её в свои объятия, засмеялся. Она отшатнулась и закричала, призывая мастера Орлога на помощь, но тот не пришел: он считал полученные деньги. Лукавый схватил её, прижимая к себе.

– Эй, ты что? – парень тронул его за локоть.

Гхалхалтар резко обернулся, двинул парня растопыренной пятерней. Тот упал. Так же быстро Лукавый вновь вцепился в девушку. Однако оскорбленный парень не думал сдаваться и, мстя за поруганное честолюбие, накинулся на обидчика сзади. Озлобившись, гхалхалтар выпустил Осерту, схватил нападающего за горло, другой рукой дернул из-за пояса кинжал. Он был пьян, и оружие в неверной руке случайно угодило в парня. Тот вскрикнул и обмяк. Лукавый выпустил его и, нахмурившись, поглядел на упавшее тело: он хотел лишь пригрозить и не ожидал, что все так обернется. Однако, сознавая, что зашел уже слишком далеко, гхалхалтар вновь повернулся к Осерте.

Одна из девушек вошла на кухню и, выронив поднос, бросилась в зал:

– Помогите! Убили! Скорее!

Обеспокоенные гхалхалтары повскакивали с мест. Лукавый ещё пытался овладеть Осертой, когда солдаты оттащили его, отшвырнув в угол. Сразу несколько рук прижали преступника к стене. Осерта, с трудом переводя дыхание, глядела на недвижимого парня. Солидный гхалхалтар с седыми волосами стал протискиваться наружу через солдат, заслонивших дверной проем:

– Начальника! Позовите начальника!

***

Воины расступились, освобождая дорогу командиру корпуса. Халхидорог, хмурясь, вошел на кухню, посмотрел на парня, вопросительно взглянул на склонившегося над ним военного лекаря. Тот улыбнулся и успокаивающе кивнул. Халхидорог обернулся, ища глазами хозяина. Мастер Орлог стоял ни жив, ни мертв: взял бы он у Лукавого деньги, если б знал, что все так кончится? Да ни за что! Это же себе в убыток! Соседу за сына заплати, да ещё за трактиром дурная слава поведется – ходить перестанут. Халхидорог поманил трактирщика и заговорил.

– Жив, – перевел переводчик. – Рана неопасная: так, кожу оцарапало. Перепугался сильно. К вечеру отойдет.

Раненого подняли, по приказу военачальника понесли наверх в жилые комнаты.

Убедившись, что жизнь парня вне опасности, Халхидорог повернулся к Лукавому, который по-прежнему стоял, прижатый к стене. Осерта внимательно следила за каждым движением Золотого, со страхом наблюдая, как он осторожно вынимает меч из ножен. Клинок зловеще поднялся, покачиваясь у груди схваченного. Золотой что-то сказал. На этот раз голос его был низкий и грозный. Лукавого отпустили, и гхалхалтары молча вышли из кухни в зал и расчистили середину от столов, отодвинув их к стенам.

Лукавый и Золотой остались одни в пустом пространстве центра. Глаза преступника испуганно забегали по лицам собравшихся. Золотой повторил приказ. Его щеки ввалились, усы дрожали, и страшно кривились под ними губы. Осерта невольно подумала, что он убьет Лукавого. К её ужасу тот тоже стал доставать меч.

– Поединок чести, – со знанием дела пояснила одна из девушек. – Выжить должен только один.

Вдруг Осерта испугалась за Золотого. А если его убьют? Он, казалось, был её единственным защитником во всем мире. Где был мастер Орлог, с которым она прожила столько лет, когда Лукавый зажал её на кухне и ранил соседского паренька?

Золотой оскалился, повел рукой, призывая противника приблизиться. Лукавый, согнув колени, нахохлившись, стал трусовато наступать, словно боялся потерять землю под ногами, потом остановился, выжидая. Тогда Золотой вдруг сделал выпад. Его меч ударился о клинок противника, отскочил, взвился, замелькал повсюду. Лукавый отбил несколько ударов, вдруг, растерявшись, вскрикнул. Осерта, до того не улавливавшая ход поединка, увидела, как меч Золотого пробил рубашку её обидчика, заставив того выронить оружие.

Золотой вогнал клинок в ножны, надвинулся на побежденного и, выхватив кинжал, неуловимым движением отделил его черную бородку от лица. Лукавый вскрикнул, став вдруг жалким и беззащитным. Гхалхалтары засмеялись. Двое из них приблизились к опозоренному преступнику, подхватили его под мышки и увели.

Халхидорог разжал кулак, отбросив срезанную бородку на пол и смахнул несколько волосков с кинжала. Он собрался уходить, когда из толпы вынырнула девушка и, очутившись прямо перед ним, произнесла:

– Дагед.

Халхидорог узнал её лицо, которое видел накануне вечером.

– Дагед? – он недоуменно переспросил.

– Этот мерзавец пытался изнасиловать её, – пояснил стоящий рядом переводчик.

Халхидорог обратился к девушке по-гхалхалтарски, но она не поняла и молча глядела разгоревшимися глазами в его спокойное лицо. Осерта была рада, что он не погиб.

Переводчик перевел ей слова Халхидорога:

– Кто ты?

– Я работаю здесь.

– Тот гхалхалтар действительно пытался обесчестить тебя?

Осерта смутилась: ей показалось странным, что сейчас, возможно, жизнь её мучителя зависит от нее.

Золотой улыбнулся. Переводчик говорил слова монотонно и глухо, мешая Осерте слушать его голос:

– Я верю, что пытался. Ты красива. Если кто-нибудь впредь посмеет оскорбить тебя, знай, что Халхидорог Гарэльд Эмберг всегда на твоей стороне. Приди ко мне и найдешь надежного защитника. Дорогу тебе укажут.

Халхидорог взмахнул рукой и вышел. Другие воины, сочтя неудобным оставаться после случившегося, последовали за ним. В трактире остались лишь две девушки-служанки, мастер Орлог и Осерта. Она стояла, не обращая внимания на окружающих, переживая ещё раз их разговор, в котором уже не было переводчика. Жалкий, сгорбившийся мастер Орлог осторожно прикоснулся к ней:

– Иди, дочка, иди отдохни. Этот мерзавец чуть не надругался над тобой. Ну ничего, видишь, он получил по заслугам. Я понимаю, после такого трудно прийти в себя, но тебе надо отдохнуть.

Она покорно направилась к себе в каморку, но мастер Орлог препроводил её в свою комнату, где сам постелил для неё кровать.

***

Войска Хамрака продолжали стоять на равнине, и в Грохбундере успокоились. Осадные орудия покрывались снегом – солдатам было лень возиться на морозе, и они не вылезали из теплых бараков.

Впрочем, лорд Добин, как старый военный, не понимал пассивности гхалхалтаров и ожидал от них подвоха. Иногда ему чудилось, что неприятель взобрался на горы и собирается обойти Грохбундер поверху. Однако в такое время года отвесные скалы были неприступны, и он отбрасывал эту мысль. Временами коменданту казалось, что маги начали телепатическую атаку, завладевая умами солдат гарнизона. Добин присматривался к своими людям, но, не находя ничего подозрительного, вновь успокаивался. Он продолжал регулярно подниматься на стены, ругая безалаберных подчиненных за небоеспособность метательных машин. В конце концов солдаты, поняв, что поблажек не будет, стали без напоминания следить за состоянием техники, а Добин лишь удостоверивался в качестве выполненной работы, проверял напряжение спусковых зажимов и с чувством выполненного долга удалялся в покои. Он понимал, что зимние морозы работают на Грохбундер. Разношерстные твари Южного континента, казавшиеся со стен крепости одинаковыми, маленькими и беззащитными, сбивались в кучи, но это не помогало – они мерзли сотнями.

***

Теперь Осерта работала не с утра до ночи, как раньше. Мастер Орлог стал отпускать её с кухни и следить, чтобы она несильно утомлялась. Она не понимала причину произошедшей в нем перемены и стыдилась отдыхать в то время как остальные работают.

Через два дня после поединка мастер Орлог подошел к приемной дочери и положил свою пухлую красную руку на её запястье. Осерта обернулась.

– Послушай, доченька, – трактирщик заговорил сладким, липким голосом, – помнишь того мужественного воина, который был у нас два дня назад и победил мерзавца, осмелившегося покуситься на твою честь?

Осерта взглянула на мастера, не понимая, к чему он клонит. Да, конечно, как ей забыть Золотого? Она запомнила даже его сложное гхалхалтарское имя – Халхидорог Гарэльд Эмберг, и в её сознании оно странно сочеталось со звучным словом "дагед". Но почему мастер Орлог заговорил о нем?

– Да, я помню его.

– Вот и хорошо. Ты бы сходила к нему.

– Зачем? – смутилась девушка.

– Пригласила бы его к нам.

– А вы этого хотите? – радостно удивилась Осерта.

– Конечно! Ну только ты так, не в открытую это делай, а осторожно намекни. Он поймет.

– А вдруг нет, или не придет?

– Придет, придет. Ты ему понравилась.

– Хорошо, я схожу, приглашу, – поспешно произнесла Осерта, пряча зардевшееся лицо.

– Иди, иди. Только прежде принарядись. Он ведь начальник.

Осерта выбежала с кухни. Трактирщик потер руки: "Этот гхалхалтарин, должно быть, богатый – пусть заходит, доходу будет больше".

***

Комната была небольшая, но светлая. По стенам висели гобелены, выцветшие, но все ещё красивые; на полу покоился мягкий ковер; в углу стоял сундук, в котором хранились вещи бывшего хозяина покоев – мелкого барона, который жил теперь на другой половине дома.

Халхидорог сидел на софе и думал. Лоб его был нахмурен, и брови сдвинуты в одну ломаную линию. Он пытался, не закрывая глаз, раствориться в пространстве, уйти вдаль, где исчезнет материя, где останется лишь ирреальный, воздвигнутый им фантастический мир. Так воитель тренировался в искусстве магии.

В дверь постучали. Он вздрогнул – создаваемый им мир распался на комнату с ковром, сундуком и гобеленами. Халхидорог недовольно взглянул на появившегося в дверях гхалхалтара.

– К вам пришли.

– Кто?

– Какая-то девушка.

Халхидорог удивился, но кивнул:

– Пустите.

Гхалхалтар исчез. Молодой военачальник поднялся с софы, прошелся по комнате: "Кто бы это?"

***

Осерту повели длинными темными залами. Дом был большой – господский, и она невольно замирала, понимая, что попала в настоящие хоромы и скоро встретится с Золотым. Ее спутник ловко отстранял попадавшихся им на пути. Те удивленно смотрели на девушку. Некоторые весело скалились.

Наконец они подошли к приоткрытой двери. В щель Осерта увидела Халхидорога. Он стоял, чуть ссутулившись.

Сопровождавший постучался. Халхидорог распрямился. Его взор устремился к стоявшим на пороге, и Осерта почувствовала на себе этот сосредоточенный взгляд. Он узнал её и улыбнулся, жестом пригласив войти.

Провожатый в нерешительности затоптался в дверях. Халхидорог обратился к нему по-гхалхалтарски:

– Ступай, позови переводчика. Наверное, девушка хочет о чем-то попросить.

Осерта не понимала его слов, и зачарованно разглядывала гобелены на стенах. Несмотря на то, что мастер Орлог был богат, он, складывал все заработанные деньги в ларцы и жил скромно наверху трактира, боясь, что соседи заподозрят, насколько велико его состояние, поэтому она впервые очутилась в подобном доме и чувствовала себя как в сказке. Знакомый голос Халхидорога, звучавший совсем рядом, непонятные слова лишь подтверждали иллюзорность происходящего.

Провожатый вышел, и Халхидорог повернулся к девушке. Не зная, что делать он продолжал стоять молча. Она, подняв глаза, внимательно вглядывалась в его острое лицо, и ей не верилось, что она встретилась с ним наедине в этом богатом доме, где не пахло кухней и не были слышны выкрики нетерпеливых посетителей.

За дверью раздались шаги. Она, растерявшись, обернулась на шум. Вошел переводчик.

Халхидорог оживился: теперь он мог узнать, зачем она явилась.

– Что тебе надо, девушка?

Переводчик встал между ними, бойко принявшись за работу.

– Я пришла сказать, – она запнулась. – Вас не видно, и мастер Орлог интересуется, почему вы не бываете в трактире.

– А он хочет того?