Гнев Божий.

      Самолет напоминал внутренним убранством вагон с тремя отделениями. Два из них были гостиная и спальня, затем шла комната для секретаря; а в каморках по концам помещались механик, слуга и багаж.
      В спальне, меньшей, чем зала, были две низкие, узкие постели и умывальник с туалетным столом, все лакированное; в обивке и отделке преобладали цвета белый и голубой с золотом. Каждая из комнаток имела круглое окно, задернутое в ту минуту шелковой шторой.
      Мгновенно был снят мостик, дверь захлопнулась, и легкая качка указала, что самолет двинулся в путь. Немного спустя слуга подал чай с бисквитами и молча удалился. Нивара больше не показывался.
      После краткой беседы Дахир предложил идти поспать.
      – Поздно, и я чувствую усталость; очевидно, нас везут куда следует, и когда понадобится, разбудят.
      Любопытство, нетерпение и нервное возбуждение не дали им долго спать, и чуть стало светать, как они вышли уже в залу, и Супрамати поднял оконную штору.
      Далеко внизу под ними виднелась земля; кое-где намечались строения и водные пространства; но быстрота полета не давала рассмотреть подробности. Тут он убедился, что у их воздушного экипажа было много спутников; черные массы самолетов всех размеров мелькали в воздухе во всех направлениях.
      Супрамати наскучило смотреть и он сел; вскоре появился Нивара, а потом слуга с завтраком.
      Насытившись, друзья подробно осмотрели интересовавший их механизм воздушного судна. Вообще, новый способ передвижения им нравился; удобства были полные, езда быстрая и не утомительная, как бывало на железных дорогах.
      Наступил день, и солнце блистало так ярко, что пришлось опустить шторы.
      – Ну, далеко ли мы еще от места нашего назначения? Кстати, не едем ли мы в Париж? – спросил Супрамати, вытягиваясь в кресле.
      – О, нет, Парижа давно не существует: он уничтожен огнем. Супрамати побледнел.
      – Как? Неужели пожар был таков, что мог уничтожить громаднейший город? Вероятно, разрушена какая-нибудь часть.
      – Разрушено до основания все. Это была страшная катастрофа; во-первых, из земли вырвались удушающие газы, заражавшие воздух; далее почва дала трещины и много зданий разрушилось, а из земли хлынул огонь. Все газовые трубы и электрические провода вспыхнули. Это было целое море огня, пожравшего все.
      Я везу вашу светлость в Царьград, или бывший Константинополь, – прибавил Нивара, желая, очевидно, рассеять тягостное впечатление, отразившееся на лицах путешественников,
      – и мы скоро прибудем.
      – Константинополь еще принадлежит Оттоманской империи?
      – справился Дахир.
      – Нет. Мусульмане уже давно изгнаны в Азию, где они основали единое, очень сильное даже в настоящее время государство, несмотря на конкуренцию Китая, тоже развившегося и захватившего Америку, наводненную желтолицыми.
      Что касается Царьграда, то он теперь столица Русской империи, одного из могущественнейших государств мира, стоящего во главе великого всеславянского союза.
      Ведь Австрия погибла; она распалась на составные народности. Одна часть, чисто немецкая, присоединилась к Германии, а остальные, в том числе и венгры, слились в славянском море.
      – Но мы уже подходим, – сказал секретарь, заглядывая в окно. – Самолет опускается.
      Дахир и друг его удивленно переглянулись.
      – Всю новую географию и порядочный кусочек истории придется изучать, чтобы показаться приличными в свете, – заметил Супрамати со вздохом.
      Подойдя к окну, он поднял штору; Дахир встал рядом.
      Воздушное судно опустилось и значительно уменьшило ход. Теперь можно было ясно рассмотреть расстилавшуюся под ними картину.
      Золотой Рог мало изменился, и по берегам моря, спокойного и гладкого, как зеркало, раскинулся колоссальных размеров город, над которым во многих местах возвышались здания огромной высоты, господствовавшие над прочими зданиями, точно маяки.
      Вокруг этих построек теснилась, словно пчелы около улья, подлетая и улетая, целая воздушная флотилия всех размеров.
      Через несколько минут их самолет также подошел к обширной платформе, заполненной людьми.
      Теперь наши путники увидали, что находятся на вершине огромного с Эйфелеву башню здания; длинный мост соединял башню, где они находились, с другим зданием одинакового размера и по этому мосту бегали взад и вперед вагончики с пассажирами.
      Нивара объяснил магам, что эти два здания – пристани: одна для отъезжающих, другая для прибывающих; но так как на обеих пристанях были гостиницы и рестораны, то и движение между ними было очень оживленное.
      Хотя по костюму Супрамати, Дахир и секретарь ничем не отличались от остальных, все-таки что-то привлекало к ним внимание, и многочисленные любопытные взгляды останавливались на путешественниках, когда они, в сопровождении Нивары и слуги, медленно двигались по платформе, а потом спускались в залу с подъемными машинами.
      Спуск кончался круглой большой залой, вокруг которой виднелись сводчатые двери, подобно той, из какой они вышли; за ними были другие подъемные машины. Пространство между дверями заставлено было деревьями, креслами и диванами красной кожи, столами и этажерками с книгами и журналами; посреди залы в бассейне бил серебристый сноп воды.
      Было решено, что Дахир появится в свете под именам принца Дахира, младшего брата Супрамати. Да и на самом деле они любили друг друга и считали себя братьями.
      Через одну из многочисленных дверей они вышли на широкий открытый подъезд, где внизу их ожидал экипаж, походивший на автомобиль, но много легче и изящнее.
      Когда маги и секретарь уселись, Супрамати спросил:
      – Куда мы едем?
      – В ваш дворец, где все готово для приема вашей светлости и вашего брата. Я приказал ехать не прямо, дабы вы могли посмотреть город, – прибавил Нивара.
      Медленно, очевидно, умышленно экипаж катился длинными улицами, усаженными деревьями и украшенными скверами с фонтанами и цветниками; вообще, зелень была в изобилии.
      Наружный вид домов мало изменился; только фасады были чрезвычайно причудливо разукрашены в новом стиле, который показался Супрамати малоизящным и с претензиями.
      Через бронзовую резную арку с надписью «Торговые галереи» экипаж въехал в великолепный сад.
      В тенистых аллеях его возвышались беседки, киоски и галереи с магазинами. Тут собраны были разнообразнейшие и богатейшие произведения всех стран света. Сотни экипажей двигались во всех направлениях, а в аллеях, назначенных для пешеходов, стояло множество скамеек, занятых посетителями.
      Новый Константинополь стал бесспорно великолепнейшим городом; старых кварталов с восточным обликом, узкими улицами, базарами, прежним типичным населением нигде не было видно.
      На вопрос Супрамати Нивара ответил, что на окраине города остался еще один восточный квартал; сохранилась также и часть древних византийских стен, сберегаемых и поддерживаемых как исторический памятник седой старины.
      Живой интерес, возбужденный видом города, кипевшего жизнью, от которой Супрамати и Дахир совершенно отвыкли, так поглотил их, что они не знали, куда смотреть, и впечатления путались. Тем не менее вид нескольких лиц среди мелькавшей толпы их поразил, и у Супрамати вырвалось восклицание.
      – Взгляни, Дахир, на этих троих. Может быть, у меня куриная слепота, но неужели ныне на улице допускается подобное бесстыдство.
      В это время они пересекали улицу и несколько пешеходов остановилось, давая дорогу экипажу. Внимание Супрамати привлекли две дамы и мужчина, одетые или, вернее, раздетые самым неприличным образом на взгляд людей, проникнутых еще старыми воззрениями на благопристойность.
      На дамах было только нечто вроде газовой рубашки, доходившей до щиколотки, но такой прозрачной, что тело видно было во всех подробностях. На цветном шелковом поясе сбоку висел большой с кружевами вышитый мешочек; ноги были обуты в золоченой кожи сандалии с кольцами на пальцах; на руках были кожаные перчатки до локтей; соломенная шляпа на высокой прическе и зонтик дополняли туалет.
      Костюм господина был не менее откровенным. Короткая рубашка из такой же прозрачной материи была стянута у пояса кожаным кушаком с привешенными к нему по обе стороны большими и тоже кожаными сумками, на шее висела золотая цепь с часами и маленькой памятной книжкой; на голове широкополая шляпа, как у Супрамати.
      Держа под мышкой портфель, он курил сигару и весело болтал со своими знакомыми.
      – Какие бесстыдники! Что это, сумасшедшие или маньяки? И как позволяют им ходить по улицам, оскорбляя общественную нравственность! – с негодованием сказал Супрамати.
      – Я уже видел подобных господ на пристани и в коммерческой галерее и был крайне поражен, – заметил Дахир.
      Молодой секретарь равнодушным взглядом окинул странных прохожих и, по-видимому, нисколько не поразился их видом.
      – Это члены общества «Красота и природа», – ответил он. – По их убеждению, тело человеческое, высшее создание природы, не может быть неприличным, и только лицемерие да ложная стыдливость требуют прикрытия его. Если дозволяется показывать лицо, руки, шею и т.д., – говорят они, – то смешно закрывать остальное, столь же прекрасное, совершенное и полезное. Нагота, как и красота, «священны» по их понятиям, а так как теперь – полная свобода мнений, то их оставляют в покое и никто не обращает на них внимания.
      – Много ли таких поклонников святой наготы? Ну, а зимой они тоже ходят раздетыми по улице? – насмешливо спросил Дахир.
      – Их особенно много во Франции и Испании, но вообще – они встречаются везде. В XX веке были сделаны первые попытки завоевать наготе право гражданства в общественной жизни; сначала явилась сильная оппозиция, которая мало-помалу слабела, а так как адепты стояли твердо за свои убеждения, то понемногу отстояли свои права. Сперва они появлялись на сцене, в живых картинах; потом они учредили особые кружки, а когда наступила эра безграничной свободы личности, они начали расхаживать и по улицам. Теперь к ним привыкли; у них свои клубы, казино, собрания, театр и т.д. Зимой же и вообще в холодную погоду они носят обыкновенное платье, а в прочих местах остаются верны своим убеждениям.
      – Хороши убеждения, – ворчал Супрамати.
      В эту минуту переходил дорогу другой член общества «Красота и природа», и Супрамати с отвращением отвернулся.
      Теперь они проезжали по улице вдоль Босфора, усаженной пышными деревьями; потом экипаж свернул во двор, вымощенный мраморными плитами, и остановился у подъезда с колоннами.
      Двое слуг бросились помогать господам; в прихожей собрался остальной служебный персонал, а величественного вида управляющий обратился с приветствием и провел во внутренние апартаменты на первом этаже.
      Отпустив прислугу и объявив, что желает до обеда остаться один и отдохнуть, Супрамати осмотрел свое новое, пока только личное помещение: спальню, рабочий кабинет, библиотеку, залу и столовую.
      Все было убрано с царской роскошью, но особенно понравилась ему спальня.
      Стены были покрыты словно кружевом из слоновой кости на вишневого цвета эмалевом фоне; постель, мебель, туалет – все было из слоновой кости, или из какого-то состава, вполне ее напоминавшего; одеяла и драпировка были из шелка малинового цвета. Но вся эта обстановка вдруг потеряла для него всякий интерес, когда на столе рабочего кабинета он увидел пачку журналов.
      Он нетерпеливо схватил попавшуюся газету и развернул ее, найдя глазами число: «14 июля, 2284 г.».
      Газета задрожала в егоруке, и глаза точно заволокло туманом. Охваченный внезапной слабостью, он опустился у стола в кресло, облокотился и сжал голову руками.
      Три века прошло мимо него, а он и не заметил этого… Сердце его сжалось и неведомое доселе чувство отчаяния, страха и сознания одиночества объяло его душу.
      Но слабость не была продолжительна. Могучая воля мага победила ее и вернула обычное спокойствие.
      Что значило время? Неуловимый гигант, с которым считается скоропреходящее земное человечество и старается его урегулировать. Умственный труд заставил его забыть время. Да и не все ли равно, в конце концов, два ли, три ли, десять ли поколений сошли друг за другом с житейской сцены за время его отсутствия? Все они одинаково ему чужды…
      Супрамати тяжело вздохнул, провел рукою по лицу, как бы отгоняя докучные мысли, и выпрямился. Он снова взял газету и в это мгновение взор его упал на его белую, тонкую руку, с атласной кожей, руку молодого человека не старше тридцати лет…
      Горькое, насмешливое выражение мелькнуло на его лице.
      Развернув газету, озаглавленную «Истина», он начал читать. Прежде, чем войти в сношение с людьми, ему хотелось немного сориентироваться в новой жизни. Пробежав газеты, разбиравшие злободневные вопросы, Супрамати отыскал в библиотеке тома энциклопедии и стал их перелистывать.
      Прежде всего он хотел изучить финансовую сторону и разобраться в монетной системе. Это нужно было для его ежедневных потребностей, чтобы не казаться смешным и не обращать на себя внимание своим непонятным невежеством. Кроме того, ему хотелось узнать, чем он владел в настоящее время в Европе, и просмотреть отчеты управляющих.
      Он еще был весь погружен в изучение монет, когда его позвали обедать.
      Дахир был уже в столовой и представил ему своего личного секретаря.
      Обед, хотя и вегетарианский, был превосходный. За столом болтали о разных пустяках, а после обеда секретари удалились, и друзья прошли на половину Супрамати.
      Они сели в рабочей комнате, и Супрамати молча протянул Дахиру газету, указывая на число.
      – Я уже знаю, что мы постарели на три века. Такая же газета ожидала меня в моей комнате, – ответил тот, смеясь. – У меня уже был не один сюрприз в том же роде. Но я не для этого пришел к тебе, – прибавил он. – Я рассчитываю завтра уехать…
      – Как! Ты хочешь покинуть меня? – перебил его Супрамати.
      – Да. Будем развлекаться каждый по-своему, – возразил, смеясь, Дахир. – Я побеседовал с моим секретарем – чудесный юноша, между прочим, – и решил прежде всего съездить во дворец Грааля, навестить некоторых друзей. Затем, я с Небо – моим секретарем – поеду во Францию и Испанию, где, надеюсь, мы встретимся с тобою, когда тебе наскучит Царьград.
      – Ты побываешь, может быть, на месте, где стоял некогда Париж? – задумчиво спросил Супрамати.
      – Нет, это интересует меня меньше. Но я узнал, что обе эти страны объединились в одно еврейское царство, и мне любопытно взглянуть, как устроились у себя евреи, эти всегдашние разрушители всякого государственного строя, эти нарушители всяких законов, устанавливающих честную жизнь человека. Еще одна новость, которая может огорчить тебя, если под оболочкой мага живет еще англичанин!
      – Неужели и Лондон пострадал от катастрофы, уничтожившей Париж? – с живостью спросил Супрамати.
      – Увы, хуже того! Страшная катастрофа уничтожила большую часть Англии, поглощенную затем океаном.
      Супрамати побледнел, вздрогнул и оперся на стол.
      В этот миг он забыл о своем бессмертии, о своей магической науке, о минувших веках; теперь он был только Ральф Морган, английский патриот, подавленный неслыханным несчастием, поразившим его родину.
      Настало краткое молчание.
      – Узнал ли ты какие-нибудь подробности об этом бедствии, и когда оно было? – спросил он с обычным уже хладнокровием.
      – Сто восемьдесят или двести лет тому назад, не помню точно цифру, произошло страшное землетрясение; английская часть острова обрушилась, и только гористая часть Шотландии устояла, образовав небольшой остров. И представь, Небо сказал мне, что наш старый замок в Шотландии, где ты проходил свое первое посвящение, уцелел на своем утесе. Там пришлось сделать поправки, но незначительные, – отвечал Дахир.
      – Ужасно, что столько произошло на свете за время нашего отсутствия, и я примусь за серьезное историческое изучение происшедших перемен. Конечно, поверхность земли много раз уже изменяла свой вид, гибли целые материки, и ввиду готовящегося окончательного разрушения планеты это частичное несчастье – пустяки; а все-таки «ветхий человек» в нас так твердо сидит, что разрушение моей старой Англии ударило меня по сердцу, и я не могу еще смириться с мыслью, что Лондон, с его миллионным населением, совсеми его историческими и научными сокровищами, покоится на дне океана!…
      – Надо привыкать ко всему; это как бы подготовка к иного рода тяжким испытаниям, ожидающим нас, когда будет умирать наша планета, – возразил со вздохом Дахир.
      Потом, запустив руки в свои густые черные волосы, он прибавил:
      – В настоящую минуту мы здесь для того, чтобы жить среди людей; потому будем людьми и станем жить счастливыми смертными. Намерен ты сегодня выходить?
      – Нет, я проведу вечер за чтением этой энциклопедии, чтобы несколько сориентироваться в истории и географии; составь мне компанию. Завтра утром я поговорю с управляющим и Ниварой, чтобы привести в порядок мои денежные дела, – сказал Супрамати.
      – Отлично, будем изучать современную историю, а завтра после полудня я уеду. Кроме того, надо лечь не слишком поздно и постараться уснуть, чтобы успокоить нервы, – ответил Дахир.
      – Ах, да! Спать, спать! Каждый день я благодарю Бога, что наше бессмертие не лишило нас этого божественного дара… сна.

Глава седьмая

      На следующий день, после отличного завтрака, Дахир уехал. За завтраком, как и за обедом накануне, приятая музыка и великолепное пение увеселяли собеседников и Нивара объяснил, что это были инструменты вроде прежних граммофонов, но усовершенствованные до полной иллюзии. По отъезде друга Супрамати еще более почувствовал свое одиночество.
      Все утро он работал с целой дюжиной управляющих и Нива-рой и убедился, что все еще обладал поместьями, дворцами и капиталами во всех уголках вселенной. Ему казалось чудом, что часть его прежних имений находилась и теперь в его владении, и он решил непременно их осмотреть. Но это соприкосновение с материальным миром, от которого он совершенно отвык, утомило его большее, чем самая сложная магическая работа.
      Простившись с Дахиром, он ушел в свой кабинет, сел у открытого окна и просидел несколько часов, мечтая о былом, перебирая старые воспоминания и любуясь в то же время великолепной картиной Босфора с мелькающими по нему лодками. С наступлением вечерней прохлады он решил пройтись по городу пешком; это было лучшее средство близко видеть людей и войти с ними в сношения.
      Он позвонил. Тотчас явился слуга, сопровождавший его от Бенареса, и помог ему одеться.
      На этот раз он надел тоже черное платье, но не бархатное. Чрезвычайно мягкая и шелковистая материя напоминала тонкое сукно; платье было на темно-красном шелку и отвороты вышиты тем же цветом.
      Супрамати положил в карман план города и собирался взять перчатки и шляпу, когда вошел Нивара; а слуга тотчас удалился.
      Секретарь, улыбаясь, вручил ему часы и бумажник с монетами и банковскими билетами.
      – Ваша светлость собирается выйти, а забыли спросить часы и кошелек.
      Супрамати рассмеялся.
      – Вы правы, мой друг. Что делал бы я на улице без часов и денег? Но я еще не усвоил привычки считать часы и расплачиваться за то, что мне понадобится.
      Медленно, рассматривая дома, магазины и особенно толпу, ходил он по улицам. Дойдя до сада, в котором виднелся роскошный ресторан, он вошел, сел за первый попавшийся стол в тени деревьев и спросил вина, пирожков и фруктов. Ему подали охлажденное вино, пирожки, фрукты и несколько иллюстрированных листков.
      Попивая глотками вино и заедая его фруктами, казавшимися ему гораздо менее сочными, чем бывшие на его пустынном острове, Супрамати внимательно наблюдал за всем происходившим вокруг.
      Прежде всего он убедился, что в общем население было более хилое, чем в его время; тревожная нервозность явно отражалась на мужчинах и женщинах с хрупкими членами, бледными и точно преждевременно состарившимися лицами.
      Еще более его поразило малое число детей. Многочисленные, шумные и веселые ватаги ребят всякого возраста, оживлявшие сады в его время, теперь совершенно отсутствовали.
      Для него, человека с утонченными чувствами, астральный вид этой толпы был отвратителен, ее эманации вызывали тошноту. Но он старался побороть в себе неприятные ощущения; надо было привыкать к этому беспорядочному обществу, чтобы войти в него.
      Он собирался позвать слугу, чтобы заплатить по счету и уйти из ресторана, как вдруг чья-то рука опустилась на его плечо и звучный насмешливый голос сказал:
      – Добрый вечер, Ральф Морган, очень рад встретить тебя; уже триста лет мы не видались с тобой.
      Супрамати смутился, обернулся и очутился лицом к лицу с улыбавшимся Нарайяной, пристально смотревшим на него своими черными глазами.
      Он нисколько не утратил своей демонической красоты, одет был по последней моде, с тонким изяществом и, конечно, никто не заподозрил бы в нем странное таинственное существо, получеловека, полудуха.
      Он бросил шляпу на стол и сел.
      – Ну, очнись же от своего оцепенения, друг мой, а то ведь ты обратишь на себя внимание. Вместе с тем, позволь поздравить тебя; я вижу блистающую сквозь твою одежду звезду мага. Значит, ты хорошо поработал, и я искренне радуюсь, что так удачно выбрал себе наследника.
      – Ради Бога, не болтай так неосторожно, Нарайяна; тебя могут услышать! Пойдем, пожалуйста, куда-нибудь, где мы могли бы поговорить без свидетелей. Хочешь ко мне, если у тебя здесь нет дома?
      – Я не имею дома? За кого ты меня принимаешь? Я не хуже тебя живу! Благодаря Богу, в пещере Монте-Роза недостатка в золоте не бывает. Пойдем, я сведу тебя в мое скромное жилище.
      Когда Супрамати расплатился, Нарайяна взял его под руку, и они отправились к выходу, но в эту минуту группа входивших молодых людей заметила их и поспешно подошли к ним.
      – Как мы счастливы, принц, что встретили вас, – сказал один, пожимая руку Нарайяны.
      – Мы всюду вас ищем, чтобы пригласить вас с нами в театр,
      – прибавил второй.
      – Прежде всего, господа, позвольте представить вам моего двоюродного брата, принца Супрамати. Прелестнейший в свете молодой человек и притом ученый. Прошу любить и жаловать.
      И он быстро назвал Супрамати несколько русских имен.
      После рукопожатий один из этих господ, граф Минин, пояснил, что они искали Нарайяну, чтобы пригласить его с ними в театр смотреть новую пьесу и что они будут счастливы, если его двоюродный брат присоединится к ним.
      – Я, право, искренне сожалею, господа, что не могу воспользоваться вашим любезным приглашением, – ответил Нарайяна.
      – Я не свободен сегодня вечером. Видите, мой двоюродный брат только что приехал из Бенареса; мы давно не виделись и нам надо обсудить семейные и другие дела, не терпящие отлагательства. Завтра мы будем в полном вашем распоряжении.
      Но я должен предупредить, что Супрамати не такой весельчак, как я. Он слишком учен и при этом скромнее и застенчивее всякой девушки; хотя я надеюсь, что мы приручим его и немного развратим, – прибавил Нарайяна, лукаво и значительно подмигивая.
      При общем веселом смехе они расстались.
      – Ты неисправим, Нарайяна! Я убеждаюсь, что твоя голова набита всяким вздором, как и 300 лет тому назад, до твоей телесной смерти.
      – Конечно! Мой девиз – «женщины, карты и вино» – никогда не изменится. Уж я признаюсь тебе, что, благодаря божественному эликсиру, я довел свое тело до такой степени плотности, что могу пользоваться всякого рода наслаждениями. Я всегда был довольно приличным химиком, и в этом отношении уроки Эбрамара не пропали даром, – ответил Нарайяна самодовольно. – А ты разве намерен разыгрывать из себя монаха? Предупреждаю, что во время ваших экскурсий в мире ты свободен делать что хочешь, лишь бы хорошенько сойтись с обществом и основательно изучить его; даже жениться можно, и самой Наре до этого нет дела! – добавил он лукаво.
      – Во всяком случае, до этой минуты я еще не видел ни одной женщины, которая внушала бы мне желание жениться, – проговорил брезгливо Супрамати.
      В это время Нарайяна остановился у высокой золоченой решетки, отворил калитку ключом, который достал из кармана, и они вошли в обширный сад. В конце сада возвышался изящный маленький, совершенно белый дворец. Через отворенную на террасу дверь они прошли в роскошную розовую залу, убранную цветами, а оттуда в столовую, где был накрыт богато сервированный стол, с несколькими бутылками шипучего вина в серебристых ведерках со льдом.
      – Ты живешь без прислуги? – спросил Супрамати, не видя ни души в целой анфиладе пустых комнат.
      В эту минуту взор его остановился на приготовленных кушаньях, и он с удивлением спросил:
      – И ты ешь мясо, или это только для отвода глаз публики?
      – Нисколько. Если хочешь, это скорее известный шик для богатых людей, так как мясо едят только очень богатые люди; цены на него ужасные. Что касается первого вопроса, то увы! У меня есть лакеи, но я не люблю, чтобы эти плуты торчали на глазах. Ты понимаешь, что при моем несколько… загадочном существовании неудобно, если тебя побеспокоят не вовремя. Потому все и всегда должно быть готово, но слуги являются только на зов. Итак, мы одни, никто не потревожит нас и мы можем говорить, о чем угодно.
      – Я о многом хочу тебя порасспросить, тем более, что у тебя обширные, по-видимому, знакомства, а мне предложено войти в общество.
      – О! ничего нет легче. Я бываю в высших кругах, не только здесь, но и в других столицах, а потому могу всюду тебя ввести. Я представлен ко двору, так как ведь у русских все еще есть император. Очень хорошо принят в императорской семье и являюсь баловнем великосветского общества. Особенно балуют меня женщины; те, конечно, которые еще отдают предпочтение мужчинам. Но у меня приятельницы везде, даже среди тех, которые нас недолюбливают. Боюсь только, что ты явишься сильным конкурентом мне. Ты так красив, богат, как император, и вооружен наукой, которая делает тебя полубогом. Ты будешь делать чудеса и похищать у меня сердца женщин, которые не догадываются, понятно, о твоем почтенном возрасте, – задумчиво закончил Нарайяна, отрезая кусок пирога.
      Супрамати не мог удержаться от смеха.
      – Относительно возраста ты больше моего надуваешь женщин, так как я по сравнению с тобой – грудной ребенок. Но успокойся, я не намерен конкурировать с тобою перед прекрасным полом, я – верный муж.
      – Осел ты!
      – Пусть так, положим, осел. Но серьезно говоря, Нарайяна, могу ли я веселиться и забавляться, как заурядные люди, при всем том, что мне известно. Имеем ли, наконец, право мы, посвященные,предаваться пошлым развлечениям, когда предстоят такие страшные катастрофы, когда столько бедствий и страданий готово обрушиться на человечество. Мы призваны для того, чтобы приносить пользу, применять наши знания для облегчения и поддержки ближних, а не для того, чтобы забавляться и делать глупости, – проговорил Супрамати.
      Нарайяна облокотился на стол, оттолкнув тарелку с куском пирога.
      – Правда. Наша планета трещит по швам, а благодушные обитатели ее всеми силами способствуют ее уничтожению. Общая температура понизилась; там, где прежде была страшная жара, теперь рады и 30°. Вообще, в самые жаркие месяцы температура не превышает 20°; многие пространства земли обратились в пустыни, участились геологические катастрофы. Здесь еще оазис дивной растительности и богатства; а вообще растительность также оскудела, в чем ты убедишься впоследствии.
      Я только что сказал тебе, что мясо доступно лишь богачам. Это потому, прежде всего, что неслыханные эпизоотии в несколько приемов уничтожили стада, а причины повального падежа «наука»- он иронически улыбнулся – не сумела исследовать. Вообще, количество скота уменьшается в ужасающих размерах.
      Многие породы, очень многочисленные в твое время, совершенно исчезли. Давно уже не существует китов, тюленей, выдр, слонов, бизонов, северных оленей и т.д. Многие виды птиц сохраняются как редкость в птичниках и зоологических садах. Не могу даже перечислить всего, что угасло и исчезло в мире водном, воздушном и земном.
      Да, да, земля наша приводит в порядок свое хозяйство и готовится к смерти. Говоря откровенно, это огорчает меня. Я люблю нашу старушку, хотя не имел счастия присутствовать при ее формировании и способствовать ее цивилизации. У меня здесь много прекрасных и приятных воспоминаний, но…
      Он провел рукою по лицу, точно отгоняя тяжелые мысли.
      – К чему оплакивать неизбежное! Мы ведь переживем планету, и меня вы должны взять с собой! Там я буду очень полезен для колонизации новой земли и насаждения вкуса к прекрасному. А пока будем наслаждаться настоящим. Да здравствует жизнь и первобытная материя!
      Он снова придвинул тарелку с пирогом, налил два стакана вина и выпил за здоровье Супрамати, а тот полушутя, полусерьезно выпил также.
      – А теперь, Нарайяна, брось дурачества и шутки; ответь мне серьезно прежде всего о религии. Какое вероисповедание теперь господствующее? Христианство еще существует, потому что в Царьграде я видел много церквей с крестами.
      – Да, – ответил Нарайяна, – христианство еще держится в России и все славянские народы исповедуют его теперь. Необходимость в политической сплоченности создала и религиозное единство. Проще сказать, в этой колоссальной массе, именующейся Всеславянским союзом, еще есть бесчисленное множество церквей, святых мест, монастырей и т.д. Сохранились также в значительной мере обряды и таинства.
      Что же касается христианства римско-католического, которое сильно пошатнулось еще в XX веке, то оно пало вследствие равнодушия его последователей и вражды отступников. Уже более полутораста лет уничтожено папство. Ватикан теперь просто музей; в прежних католических странах самые красивые и исторически замечательные церкви обращены в музеи, и то, что называлось божественным культом, не существует более.
      Германия, сделавшись вполне рационалистической и атеистической, упразднила Бога. Существуют некоторые секты, между прочим, их много и в славянстве, которые имеют свои оккультические храмы, где вызывают духов, но, конечно, не первого разбора.
      Евреи с тех пор, как образовали собственное государство, управляемое старинной сектой франкмасонов, уволили в отставку своего старого Иегову! Они восстановили культ Бафомета, которому поклонялись тамплиеры, концепцию нового мировоззренческого направления так что теперь открыто чтут дьявольского козла и публично совершают «восхитительные» обряды, стоившие некогда смерти на костре бедным рыцарям Храма. Так вот! Как видишь, день на день не походит.