Экипаж машины боевой

— А отец где?

Девушка опустила голову и ничего не ответила. Я, конечно, догадался, где мог быть ее отец, и поэтому не стал больше ничего спрашивать о ее семье, сменил тему разговора.

— Ну и как тебе в Афгане, нравится жить?

Лейла молча помотала головой, глядя себе под ноги, большим пальцем ноги она теребила камешек.

Мимо нас прошла какая-то старуха, она искоса посмотрела на меня, и шипящим голосом что-то произнесла на своем языке. Лейла ей ответила, и старуха побрела дальше, что-то бормоча себе под нос.

— Что она хотела? По ее лицу видно, что она чем-то не довольна, — поинтересовался я.

— Ей не понравилось то, что я с тобой здесь стою и разговариваю, — подавленным голосом сказала Лейла.

— Да, Лейла, я тебя прекрасно понимаю.

Девушка резко подняла голову и посмотрела на меня, на ее глазах блестели слезы.

— Да ничего ты не понимаешь! У тебя хотя бы есть надежда вернуться домой, а я уже никогда не увижу Ташкент. У меня там остались друзья и одноклассники, я хочу учиться, хочу ходить в кино, на танцы, хочу слушать музыку. Мне каждую ночь снится наш дом в Ташкенте, когда я просыпаюсь, я все время плачу. А здесь одни запреты, это нельзя, то нельзя, туда не ходи, то не делай, лицо не показывай, с мужчинами не разговаривай. Я не хочу так больше жить, не хочу! Понимаешь?!

Я стоял и молча слушал, а Лейла с трудом сдерживая рыдания, продолжала:

— Моя мама за эти полтора года постарела, а раньше она была такая красивая и веселая, она в Ташкенте была директором музыкальной школы. Папа, когда приходит, всегда старается нас успокоить, «потерпите», говорит, «заработаем немного денег, и переедем в Иран». А я не хочу в Иран, я хочу домой — в Ташкент!

Лейла последние слова почти прокричала, после чего не выдержала, и разрыдавшись убежала прочь. А я стоял и смотрел ей вслед, через минуту ее фигура скрылась за дувалом, а я продолжал стоять в раздумье.

Такие бедолаги, как Лейла, в Афганистане чужие, в Иране их тоже никто не ждет, и в Союз им дорога закрыта, одним словом — несчастные люди. Тем, кто родился в Афганистане, намного проще, они не знают другой жизни, кроме той, что здесь. И права Лейла, у меня есть хотя бы надежда вернуться домой, а у нее даже этого не осталось.

Под мышкой у меня что-то щелкнуло, и послышался топот, я резко обернулся, машинально схватившись за автомат, и тут же заметил, что в автомате нет магазина, а от меня в сторону дувалов убегает мальчишка, на вид лет 6-7ми от роду. Я, было, кинулся его догонять, но куда там, бежал этот змееныш очень быстро.

— Вот баченок, вот сученок! —выругался я в отчаянии.

У меня даже мелькнула шальная мысль садануть ему пулю вдогонку из патрона, что остался в патроннике. Но как бы там ни было, не стрелять же в ребенка, да к тому же я сам виноват, не фиг было хлебалом щелкать. Магазины вот жалко, были бы они от автомата, тогда черт с ними, а то ведь от РПК, на 45 патронов, просто так в оружейках не валяются, их достать трудно.

«Ну что вот теперь делать, и где искать эту сучару? Какой же я все-таки лопух, черт возьми! Расскажи кому ни будь, засмеют нахер» — сокрушался я, размахивая руками.

И тут я заметил возле дувала еще двух бачат, они сидели возле забора, и смеялись, тыча пальцами в мою сторону. Я направился к ним, намериваясь со злости надрать уши этим наглым щенятам. И тут мне в голову пришла одна идея, — я решил через этих бачат вернуть украденные рожки, главное, их надо как-то заинтересовать в этом деле, все афганцы, с мала до велика, очень падки на деньги, это у них в крови.

Я на ходу начал шарить по карманам, Хэбэшка была Хасана, и я не знал, где и что у него лежит. Во внутреннем кармане, рядом с пачкой «Охотничьих» сигарет, мне удалось нащупать целлофановый пакет, я вытащил его, в пакете лежали деньги, там были афгани вперемешку с чеками, это было как раз то, что надо. Я вытащил две купюры по сто афганей, зажал их в кулаке и, повесив на лицо добродушную улыбку, подошел к бачатам. Одному из них на вид было лет восемь от силы, младший выглядел лет на пять.

— На русском говоришь? — обратился я к старшему.

— Бакшиш давай, шулави, — сказал младший, протягивая руку.

— Патроны мои принесите, — я протянул автомат, показывая на пустое место от магазина.

Бачата уставились на меня, делая вид, будто не понимают, о чем это я, хотя оба они прекрасно видели, как их дружок упер мои патроны.

— Ну, хорошо, а как насчет этого? — я разжал ладонь, показав им деньги.

Бачата одновременно потянулись за деньгами, я снова сжал ладонь в кулак и убрал руку.

— Нет, не угадали, сначала патроны принесите.

— Обманешь шурави, — хитро улыбнувшись, сказал старший и прищурил один глаз.

— А если я дам вам деньги, обманите вы, — я тоже прищурил один глаз и состряпал хитрую улыбку, как бы показывая им свое недоверие. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга, я первый прервал молчание, и изложил свой вариант выхода из этой ситуации:

— Даю для начала сто афганей, а если принесете мои патроны, получите еще сто.

Баченок, что постарше, показал мне два пальца, со словами:

— Двести давай, и двести потом.

— Сто сейчас, и триста потом, — предложил я.

Про себя я подумал, «пусть только принесут мои патроны, а там видно будет, сколько им дать денег, и давать ли вообще», хотя я прекрасно понимал, что деньги им отдать придется, этих чертят просто так не проведешь. Странная ситуация получается, у меня украли патроны, и мне еще приходится покупать свои же патроны, за свои же деньги, это наглость с их стороны.

— Не-е, шурави, давай сейчас денга, — с недоверием сказал баченок.

— Как тебя зовут? — спросил я старшего.

— Сайдулла, — ответил он.

— Слушай Сайдулла, если я сейчас вам дам двести афганей, то вы уйдете, и не вернетесь вообще, — высказал я свое подозрение.

— Не-е, двести давай, потом ты обманешь, патрона заберешь, а деньга не дашь. Давай двести, — не уступал баченок.

— Вот упертый душманчик, — буркнул я себе под нос, и протянул им двести афганей со словами:

— Нате деньги, и быстрее тащите сюда мои патроны.

Сайдулла выхватил у меня из ладони помятые афошки, и они оба направились в сторону дувалов, за которыми недавно скрылся воришка.

— Быстрее давайте! — крикнул я им вслед.

Бачата не оборачиваясь прибавили шаг, а я, с сожалением вздохнув, полез в карман за остальными двухстами афошками.

— Ну вот и прекрасно, меня сначала обокрали, а теперь еще и «обкатали», — сказал я сам себе, усаживаясь на землю и закуривая сигарету.

Не успев до конца выкурить одну сигарету, я заметил, как из-за дувала показались бачата. Сайдулла тащил в руке какой-то предмет, похожий на связку магазинов. «Ну ни хрена себе оперативность», — подумал я, такое ощущение, как будто этот третий воришка специально сидел за дувалами и ждал своих приятелей, а может, так оно и было. Мне вообще-то было наплевать, каким образом они вернут магазины, лишь бы вернули, а четыреста афганей не такая уж и большая сумма, жаль только, что отдавать эти деньги приходится за то, что сам так глупо лопухнулся.

— Шурави, давай еще двести, — сказал Сайдулла, подойдя ко мне, магазины он держал за спиной.

— Покажи магазины. Откуда я знаю, может, в них уже нет патронов.

Сайдулла отошел назад на пару шагов и показал мне связку, сначала с одной стороны, потом с другой.

— Покажи дырочки, может они неполные, — не унимался я.

— Шурави, давай денга, все патрона здес. Если нет, я даю денга обратна.

— Ну ладно, на афошки, —я протянул Сайдулле две сотенных бумажки.

Сайдулла подошел, и осторожно взяв деньги, протянул мне связку рожков. Я встал, и пристегнув магазин к автомату, направился на блок. Пройдя несколько шагов я обернулся, Сайдулла со своим дружком стояли на месте и смотрели мне вслед, я остановился, и, повернувшись к ним, спросил:

— Сайдулла, ты Лейлу знаешь?

— Да, знаю. Что, красивый девушка, нравитца, да? — сказал Сайдулла, хитро улыбаясь.

— Не знаю, я не видел ее лица, а все остальное вроде ничего, — ответил я улыбнувшись, вспоминая встречу на озере.

— Лейла очень красивый девушка, Лейла девушка Сафара, она будет его жена.

— А кто такой Сафар? — спросил я.

— Сафар воин, Сафар сильный, смелый воин. Он тебе, шурави, за Лейла башка отрежит.

— Плевать я хотел на вашего Сафара, пусть он лучше за свою башку беспокоится. А что, Лейла сама хочет стать его женой?

— Лейла никто спросит, у Сафара многа денга, он платил калым, — ответил Сайдулла.

Я больше не стал попусту тратить время на болтовню, и оставив бачат, направился к своему блоку. Времени до темноты оставалось совсем немного, а у меня сегодня еще были дела.

Подходя к блоку, я заметил БТР, стоящий рядом с нашей машиной. «Вот черт! Опять „шакалы“ привалили, сейчас снова куда-нибудь запрягут», подумал я и замедлил шаг. А когда подошел поближе, то увидел, что это машина Качи-вачи с первой роты. Сам грузин сидел возле нашего БТРа, рядом с ним сидел Хасан в трусах и тельнике. Туркмен в шлемофоне сидел на броне, свесив ноги в водительский люк, больше никого рядом с БТРами видно не было.

Хасан, увидев меня, закричал, размахивая руками:

— Юра, ну где ты лазишь? Я Сапога послал в дукан, чтоб он тебя нашел. Напялил мои шмотки и пропал с концами.

— А че случилось? — спросил я.

— Да ничего не случилось, просто ты ушел и пропал, мало ли чего может случиться с тобой в кишлаке.

— Ты, небось, за свои кроссовки и хэбэшку волнуешься. Подумал, наверное, что если вдруг меня духи хапнули, то накрылись твои шмотки, да? — начал я подкалывать Хасана.

— Юрка, опять подъе…ваешь? Хрен больше получишь мои шмотки, раз такое базаришь, — обиженным голосом произнес Хасан.

— Да ладно, Хасан, завязывай кислячиться, я ведь шучу, ты же знаешь, — успокоил я его.

Я подошел и поздоровался с Качи-вачи:

— А ты, грузин, что здесь делаешь? — спросил, подсев к нему.

— Чай пью, нэ видишь что ли, — ответил Качи-вачи заплетающимся языком.

— Хасан, как это ты допустил такое, почему первая рота кайфует нашим чаем? — спросил я, изображая удивление.

— Да у нас уже полмешка растащили, пока ты по кишлаку шарахался, уже почти все про чай прознали, — с раздражением в голосе высказался Хасан, присаживаясь рядом.

— Вай-вай Хасан, как я тебе бедному сочувствую, вот-то тебя обсосали, — произнес я певучим голосом, поглаживая Хасана по голове.

— Ага, жди, обсосешь ты этого таджика, он наш чай куда-то затырил, и теперь все стрелки на Петруху переводит. Машину ротного уже зае…али клиенты. Ротный весь на изменах, ни хрена понять не может, чего это все за чаем приезжают. В общем, ротный в эфир прокричал, если кто еще приедет за чаем, по е…альнику получит, — высказался Туркмен, спрыгивая в брони БТРа.

— А ротный случайно не въехал, что это за чай? — спросил я, посмотрев на него.

— Не ссы, не въехал. Он там с прапором брагу квасит, им не до чая, — обнадежил меня Туркмен.

— Хасан, а куда ты чай дел? — спросил я Хасана.

— Закопал навэрно, — промямлил Качи-вачи.

— И ловушек вокруг понаставил, — добавил я.

— Юра, где ты лазил? —теперь уже поинтересовался Туркмен.

— Да так, встретил возле мечети муллу какого-то странного, поболтали с ним немного.

— О чем это интересно ты с муллой мог болтать. Не о вере ли? — спросил удивленно Хасан.

— И о вере, и о жизни, и ваще. Неглупый дедок, этот мулла. В кишлаке мне сказали, что он в Союзе на зоне сидел.

Я встал и начал снимать с себя Хасана шмотки, после чего подошел к своему танкачу, и повернувшись спиной к Хасану, достал из кармана четыреста афганей, незаметно сунув их в карман Хасановского ХБ. Про случай с крадеными магазинами я пока решил не рассказывать, во избежание подковырок со стороны пацанов.

— Я прэдставлаю, как этот мулла малытву читает по фэне, вэсь такой на пантах, — Качи-вачи раскинул пальцы как урка и произнес с растяжкой: — Аллах велык в нату-у-рэ!

— Качи-вачи, ты че, Аллаха ваще не боишься? — перебил я грузина.

— А чего я его боятса буду.

— А ты не мусульманин что-ли? — спросил я, протягивая хэбэшку Хасану.

— Юра, гонишь да? Я хрэстьянин.

— Да ну, ни п…зди.

— Грузины не мусульмане, Юра, ты че паришься, — поправил меня Хасан, беря у меня из рук свои шмотки.

— Да это вы мне мозги парите! Цаца мне недавно втирал, что он ярый мусульманин, — недоумевал я.

— Да, Цаца мусульманин, только он абхазец, — поправил меня Качи-вачи.

— А какая нахрен разница? — спросил я.

— Как какая, балшая разница, — ответил Качи-вачи.

— Да хрен вас поймет, там татарин не татарин, тут грузины не грузины.

— Панимаешь Юра, абхазец, это савсэм другой националность, а грузын, это…

— Вон БМПшка разведчиков в нашу сторону едет, — прервал грузина Хасан.

Мы повернули головы, со стороны гор, мимо блока взводного в нашу сторону направлялась БМПшка.

— А чего это они в горах делали? — спросил я, привставая.

— А хрен его знает. Сейчас подъедут, и узнаем, — пояснил Хасан.

Через пару минут к нам подкатила БМПшка разведчиков, она остановилась рядом с нашим БТРом, потом резко развернулась к нам боком и заглохла.

На броне находился Артиков, он сидел на башне, под ногами у него лежало что-то похожее на тело человека.

— Артик, откуда вы?! — выкрикнул Хасан.

— С гор спустились, бакшиш везем комбату, в виде духовского снайпера, — ткнув ногой лежащее на броне тело, ответил Артиков, закуривая сигарету.

Сверху БМПшки почти одновременно открылись два люка, из люков вынырнули Семен с Царевым.

— С чем пожаловали, ваше величество? — подколол я Царева.

— Урод этот Бабтиста ранил, — ответил Царев, и не оборачиваясь показал большим пальцем через плечо, в сторону башни, за которой лежал пленный дух.

— Тяжело ранил? — спросил я, подходя к БМПшке, чтоб посмотреть на духа.

— Сами гляньте, — сплюнул с башни Артиков.

Все остальные тоже поднялись и последовали за мной.

Пуля разворотила Баптисту челюсть и пробила плечо.

Баптист — это парнишка по имени Илья, водила со второй роты. Он был мой земляк, из Казахстана. По национальности тоже русский, но строго придерживался какой-то непонятной веры, и его прозвали Баптистом. Хотя Илья был против такого прозвища, он говорил: «Я к баптистам никакого отношения не имею, я отношусь к уральцам староверам, а баптисты это совсем другое». Но мы нифига не разбирались в этих верах, староверы — нововеры, нам было на это наплевать. Просто слышали, что есть в союзе какая-то запрещенная секта — баптисты, поэтому и прозвали Илью — Баптистом. Илья отслужил полтора года и считался «дедом», он не курил, не пил, не матерился, и за время службы в Афгане ни разу не выстрелил из оружия, так как это противоречило его вере. Комбат считал это дурью, и поначалу пытался выбить из головы Ильи эти сектантские заморочки, но ничего не добившись, плюнул, и посадил его водилой на БТР. К тому же Илья был всегда послушным, исполнительным и работящим парнем, и никогда не нарушал дисциплины, а такое поведение среди советских солдат было большой редкостью.

Я подошел к БМПшке и глянул на лежащего духа. Голова его была рассечена чуть выше лба. Руки и ноги духа были связаны каким-то проводом. Я приподнялся на цыпочки и заглянул ему в лицо, оно было наполовину в запекшейся крови вперемешку с пылью.

— Он хоть живой? — спросил я, взглянув на Артикова.

— Еще какой живой, падла, — отозвался Артиков и, ткнув носком сапожка духу в лицо, добавил:

— Правда, Семену пришлось огреть его автоматом по башке. У-у, сучара, а ну открывай глаза, собака! А то еще раз по черепу схлопочешь, — Артиков замахнулся на духа автоматом.

— Нехрен было кусаться, душара вонючий. Во рту полтора зуба, а руку чуть насквозь не прох…ярил — урод, не дай бог еще заражение пойдет от его вонючей пасти, — возмущался Семен, разглядывая запястье.

— Артик, а ну, подвинь его рожу сюда, — попросил я.

Артиков нагнулся и, схватив за грудки лежащего духа, подвинул его на край брони, голова духа свисла вниз.

Мне показалось, что я этого духа где-то уже видел, хотя эти духи в большинстве своем все на одну рожу, особенно старики, но вот одежда его не вызывала сомнений, это был тот самый пастух, у которого мы совсем недавно позаимствовали нескольких баранов.

— Хасан, ты не поверишь! Посмотри, кто здесь лежит! — воскликнул я, тыча пальцем в морду духа.

Хасан с Туркменом подскочили к БМПшке, и уставились в лицо лежащему духу. Дух пошевелил свисшей головой, тихо простонал, и медленно открыл слипшиеся от крови глаза. У Хасана от удивления вытянулось лицо. Он в упор посмотрел сначала на меня, потом на Туркмена.

— Ну что я вам говорил, а! Ну, чего вы шары вылупили? Говорил я вам, что надо было грохнуть этого пастуха. Говорил, а?! Я жопой чуял, что это дух!

— Хасан, может ротного позвать? Неплохой момент слегка рисануться. Это ведь ротный приказал тебе не убивать этого духа, — решил я подколоть Хасана.

— Юра, а ты ваще молчи. Ты больше всех меня тормозил, — ляпнул Хасан в мой адрес.

Все остальные с непониманием и легким удивлением смотрели на нас троих.

— Э, мужики, о чем это вы там? — спросил Артиков, глядя то на нас, то на духа.

—Да это пастух, который гонял отару на водопой. Я хотел его заеб…нить, но вот эти два кадра не дали мне этого сделать, — Хасан ткнул пальцем сначала в меня, потом в Туркмена.

— Ну ладно, Хасан, хорош разоряться. Теперь можешь резать хоть всех пастухов, я тебе слова против не скажу, только успокойся, а то у тебя уже пар со лба идет от напряжения, — успокаивал я Хасана, легонько похлопывая его по плечу.

— А что если я его сейчас зарежу? —Хасан достал штык-нож и стал водить им возле шеи духа.

— Сначала я ему викалю гляз, — произнес Качи-вачи, и тоже, достав свой штык-нож, стал целится острием в глаз духа.

— Э-э, а ну отойдите от него! Комбат сказал живым его довезти! — крикнул Семен и стал вылезать из люка.

— Ну ладно, пусть пока поживет. Без меня его не убивайте, я потом приду и сам его зарежу, — произнес Хасан, пряча штык-нож.

Качи-вачи же продолжал целится духу в глаз, его рука, держащая нож, качалась как маятник, из стороны в сторону.

— Грузин, отойди от духа! — снова крикнул Семен.

— Я только гляз викалю, — пролепетал Качи-вачи.

— Я потом тебе глаз выколю! — с раздражением в голосе произнес Семен и, прыгнув на край брони, отодвинул духа в сторону.

Качи-вачи не стал больше дразнить Семена и, спрятав свой штык-нож, взял в руки котелок с недопитым чаем, а Семен вернулся на место и сел на броню, свесив ноги в люк.

— А как вы его вычислили? — спросил Туркмен.

— Комбат засек его в бинокль. Первый раз он лупанул, но мимо, пуля попала по броне комбатовского БТРа, чуть не попала в водилу. А второй раз он попал в Баптиста, а комбат в это время горы в бинокль просматривал и случайно засек этого стрелка, — рассказал Царев.

— Это х…ня, вы посмотрите, с чего стрелял этот придурок. Я специально захватил этот мушкет, для прикола, — Артиков нагнулся и поднял с брони так называемую духовскую снайперку.

Это было что-то невообразимое, этакая двухметровая шестигранная труба с привязанной к ней палкой типа приклада. Недаром говорят, «дай духу в руки палку, и он будет с нее стрелять».

— А ну-ка, дай сюда эту железяку, — обратился я к Артикову, протянув руку.

Артиков подал мне эту трубу со словами:

— Хорошо держи, а то тяжелая, падла.

Я взял в руки трубу и стал ее разглядывать, ко мне подошли Хасан, Туркмен, Качи-вачи и Урал, и тоже с удивлением уставились на эту горе-винтовку. К этой трубе ржавой проволокой был прикручен небольшой кусок доски, спиленный под конус. Шестигранный ствол, судя по виду, когда-то служил для чего-то стреляющего, наверное, он был от кремневого мушкета времен первой афгано-английской войны. У основания ствола видна была канавка для пороха с дырочкой в конце, типичный «поджиг». Афганцы с древних времен воевали, и не удивительно, что здесь можно встретить оружие всех времен и народов.

— Ну надо же, е… твою мать! Я х…ею! С кем мы воюем?! — не переставал я удивляться, вертя в руках духовский ствол.

— Где он только откопал эту хреновину? — спросил Хасан.

— Досталась по наследству от Александра Македонского, — пошутил Туркмен.

— Или в музее спи…дил, — добавил Урал.

— Татарин, ты лучше ночной прицел иди найди, а то ротный нас за яйца подвесит, — обратился я к Уралу.

— Да хрен с ним, с прицелом этим, пусть духам в наследство остается, — ответил безразличным тоном Урал.

— А духи из этого прицела смастерят ружье, и будут по нам стрелять, — ляпнул Хасан, заглядывая в ствол духовского мушкета.

—Вы там осторожней с этой дурой, она затрамбована, е…анет еще, не дай бог,. — предостерег нас Царев.

— А где он тарился, этот дух? — спросил Хасан, отводя в сторону ствол мушкета.

— Вон на той горе, рядом с тем местом, где до этого стоял ваш блок. Если бы ваш БТР там стоять остался, то этот чертила кого-нибудь из вас точно бы завалил, — объяснил Царев.

Я посмотрел в сторону, где мы до этого стояли, и произнес:

— Там же где-то наш ротный стоит.

— Машина вашего ротного вон там, в низине, почти возле речки, — поправил меня Царев.

— У него там нырка была конкретная, между двух камней, хрен сразу заметишь. И как только комбат умудрился его выпасти? — говорил Артиков.

— Значит, блок ротного возле водопоя стал. Наверное, баранов надеются дождаться. А пастух здесь валяется с разбитой башкой, — промолвил я, и посмотрел на Семена.

Семен немного подался вперед и, тряся рукой, громко произнес:

— Блин, мы там на ваши ловушки напоролись! К оврагу стали подъезжать, и вдруг как пи…данет сбоку, потом с другого. Мы чуть не ох…ели в БМПшке, думали — на мину напоролись, Царь чуть из люка не выпрыгнул.

Услышав подколку в свой адрес, в разговор встрял Царев:

— Ты бы на себя посмотрел, дергал за рычаги, как дурак, чуть опять в овраг не улетели.

Но Семен, не обращая внимания на выпад Царева и даже не взглянув в его сторону, продолжил рассказ, активно жестикулируя:

— А когда брали его, ваще прикол. Я подкрался, из-за камня выглядываю, а дух этот сидит на своем мушкете, как на метле и шомполом орудует, я поначалу подумал, что он дрочит, потом смотрю, а у него между колен ствол зажат. Подскакиваю к нему и хватаю за ствол, и в это время он, сученок, меня зубами за руку цапнул, пришлось двинуть его по балде автоматом, — закончил Семен, громко смеясь.

— Что, оставить вам на память этот мушкет? — предложил Артиков, наблюдая за тем, с каким интересом мы его разглядываем.

— Да нахрен он нам нужен, комбату подарите, пусть глянет на духовскую артиллерию, — ответил я, и бросил ствол на броню БМПшки.

Царев спрыгнул с брони и подошел к нам.

— Качи-вачи, дай попить, — Царев взял из рук грузина котелок и допил чай.

— Царь, оставь чаю попить! — крикнул Семен, выбираясь из люка.

— Нету уже, — помахав котелком ответил Царев.

— Да сейчас поставим, какие проблемы, — ответил Урал и, взяв из рук Царева котелок, отправился готовить чай.

— Да у нас время в обрез, комбат ждет, — сказал Семен, спрыгивая с брони.

Узнаете, что это за чай, ночевать здесь останетесь, — заявил Туркмен, и крикнул Хасану:

— Хасан, тащи заварку, пусть мужики чайку хапнут!

Хасан молча встал и отправился за заваркой, даже не возмутился, как это обычно с ним бывает. Туркмен подмигнул мне, показывая на уходящего Хасана, я кивнул и улыбнулся.

— Мы вообще-то краем уха слышали про какой-то волшебный чай из вашей роты. Петруха его на сахар вроде меняет? — спросил Семен, глядя на Туркмена.

— Не знаю, на что его там Петруха меняет, но к ним лучше за чаем не ехать, иначе от ротного по еб…лу получите, — пояснил Туркмен.

— А причем тут ваш ротный? — удивился Семен.

— Ну как это причем. Едут же один за другим, покоя не дают. Ротного эта езда уже заеб…ла. Так что лучше попейте его здесь, пока мы добрые, — ответил я Семену.

Через пару минут появился Хасан с кульком заварки в руках, и спросил:

— Ну что, подождете, пока чай закипит?

— Да нет, мы и так у вас задержались. Солнце уже зашло, скоро стемнеет, да и батя разорется, — ответил Царев.

— Царь, бери заварку, и поехали быстрей! — крикнул Семен и, запрыгнув в люк, запустил движок.

Царев взял у Хасана кулек с заваркой, передал его Артикову и, запрыгнув на броню, махнул нам рукой. БМПшка разведчиков развернулась на пол-оборота, постояла на месте пару секунд, после чего, дернувшись пару раз, тронулась с места и быстро набирая скорость удалилась.

МИНУТЫ БЛАЖЕНСТВА

Я подошел к БТРу, поднял с земли свой пыльный и запачканный кровью танкач, посмотрел на него: кровь давно уже засохла, превратившись в серо-бурые пятна. Застирывать кровь было уже поздно, надо было сразу замочить шмотки в холодной воде, но что поделаешь, придется по приезду выбрасывать куртку вместе со штанами. Да и стираться сегодня уже поздно, солнце зашло за горы, жара спала, начало веять прохладой, а в сырой одежде не очень-то уютно себя чувствуешь в холодную ночь. Я напялил на себя грязный комбез и уселся возле колеса БТРа.

«Искупнуться бы конечно не помешало, а то я и сам не чище этого комбеза, ну да ладно, завтра схожу», — подумал я про себя и, посмотрев на шатающего туда-сюда грузина, крикнул ему:

— Качи-вачи, а ты че здесь шара…бишся, тебя наверно уже давно ищут?!

— Нычево, падаждут, — махнул рукой Качи-вачи, и повернулся к Хасану: — Хасан, насыпь чая, я пацанам отвэзу.

— Заеб…ли вы уже! Здесь вам че, чайхана? — возмутился Хасан.

— Да ладно, не пантуйса. Пацаны абижятса будут.

Грузина от кайфа слегка покачивало, «плыл» он капитально. Я сидя наблюдал за грузином и думал, «интересно, как он поедет за рулем в таком состоянии, или кому-то из нас придется его везти до блока на его же БТРе. В общем, надо его сбагрить отсюда, пока он еще на ногах держится». Видя, что Хасан упорно не хочет удовлетворять просьбу грузина, я встрял в их разговор:

— Хасан, да насыпь ты ему заварки, че жмешься, свои же пацаны.

— А-а, ладно, — Хасан махнул рукой и направился за заваркой, бормоча на ходу:

— Свои, не свои, тут все свои, на всех х…й не напасешься.

Качи-вачи, немного постояв, отправился вслед за Хасаном.

— Бля, а где Сапог? Где он сука лазит? Не хватало еще его искать по кишлаку, — забеспокоился Туркмен.

— Давно он свалил? — спросил я Туркмена.

— Да не так давно, но пора бы уже и вернутся, — ответил Туркмен, вглядываясь в сторону кишлака.

Раскинув руки, я завалился на спину со словами:

— Хасан его послал, пусть сам теперь и ищет, я лично не пойду, и так уже налазился.

— Жрать когда будем? Скоро уже стемнеет. Как потом костер разжигать? — подал голос Урал.

— Ну так разводи, чего тупые вопросы задаешь, — промямлил я зевая.

— Ну ладно, я пакатыл. Спасыба за чай, — послышался голос грузина.

— Ну, давай, кати, привет там всем от нас, — напутствовал я его.

Качи-вачи засунул за пазуху кулек с заваркой, после чего с большим трудом и не без помощи Туркмена вскарабкался на броню, и кое-как втиснулся в водительский люк. Примерно с минуту БТР не подавал никаких звуков, мы все молча смотрели на машину, ожидая, когда же хотя бы запустятся движки; БТР молча стоял, мы молча наблюдали, никому из нас не хотелось везти грузина на блок, а грузин все никак не мог сориентироваться в пространстве. Туркмену первому надоело ждать, и он, стукнув по броне автоматом, крикнул:

— Ты че, уснул там?!

— Нэ-нэ-нэ! — донеслось из люка.

— Может тебя отвезти?! —Предложил Туркмен, и сделал при этом такое выражение лица, на котором было отчетливо написано, «нахрена я это сказал».

— Нэ-нэ-нэ! — опять послышалось из люка.

— Хули ты нэнэкаешь? Заводи давай свою кошару! — крикнул я.

Туркмен подошел к БТРу и уже, было, собрался залезть на броню, как вдруг заработал стартер и движки загудели. Качи-вачи несколько раз усердно газанул, и наконец-то тронулся с места, его БТР медленно пополз вперед. Еще некоторое время, мы понаблюдали за отъезжающим БТРом и, убедившись, что Качи-вачи с управлением каким-то образом все-таки справляется, немного успокоились.

Туркмен с облегчением вздохнул, и уселся на расстеленный брезент, бросив рядом свой автомат, а я опять улегся на спину и натянул панаму на глаза.

— Заеб…л этот грузин, тяжелый как верблюд. Да еще своими грязными «копытами» всю хэбэшку мне измазал. И где он только грязь здесь нашел? — возмущался Туркмен, отряхиваясь от глины.

— Ну так надо было его через десантный люк запихать, — запоздало посоветовал Урал.

— Ага, он бы до утра по отсеку ползал, — ляпнул в ответ Туркмен.

— Хасан, вали Сапога искать. Нахрена его в кишлак заслал? — пробормотал я подошедшему Хасану и, приподняв с глаз панаму, посмотрел на него.

— Нафига его искать, вон он прется, — ответил спокойно Хасан и, усевшись рядом, резко хлопнул меня по животу ладонью.

От неожиданности я подскочил.

— Ну ты че, ох…ел ваще! — выкрикнул я и, сорвав с головы панаму, швырнул ею в Хасана.

— Хорош спать, жрать сейчас будем, Чайку хапнем, а то ты весь нервный какой-то, — засмеялся Хасан, отскакивая от меня.

— Панаму подай, придурок!

— Держи, — Хасан носком кроссовки поддел мою панаму и подбросил.

Я поймал ее на лету и, отряхнув от пыли, надел на голову.

— Пойду-ка я искупнусь. Может, тоже сходишь за компанию, у меня появилось дикое желание утопить тебя в озере? — обратился я Хасану.

— Не, Юра, на этот раз утопить меня не получится, я уже ходил на озеро, — ответил Хасан.

— Ну, тогда готовьте жрать, воины ислама, а я пошел купаться.

Я поднялся, взял свой автомат и, повесив его на плечо, направился к озеру. Урал сидел сзади БТРа и возился с дровами, разжигая костер.