Паркер Пайн (№1) - Расследует Паркер Пайн

Единственным, кто избежал бури, был личный секретарь ее мужа, Бэзил Уэст, и то потому, что сердиться на него было решительно невозможно. Его улыбка обезоруживала вас прежде, чем вы успевали открыть рот.

Но больше всего, разумеется, досталось Магомету – импозантному и совершенно невозмутимому переводчику в роскошных одеяниях.

Стоило только леди Грейл узреть незнакомца, мирно устроившегося в плетеном кресле, и уяснить себе, что он тоже пассажир, как чаша ее гнева переполнилась, а затем и опрокинулась вовсе.

– В офисе мне ясно сказали, что мы будем единственными пассажирами. Что сезон кончается и больше никто не едет.

– Конечно, мадам, – подтвердил Магомет. – Только вы, ваши родственники и этот джентльмен.

– Никто ни слова не говорил про какого-то джентльмена!

– Конечно, мадам.

– Что значит «конечно»? Меня обманули! И вообще, что он здесь делает?

– Он появился позже, мадам. Уже после того, как вы купили билеты. Он только утром принял решение ехать.

– Полное безобразие!

– Успокойтесь, мадам, это очень приличный джентльмен, тихий как мышка.

– Болван! Что вы о нем знаете? Где эта мисс Макноутон? Ах, вы здесь! Я же несколько раз просила вас никуда не отходить. Мне в любую минуту может стать дурно. Отведите меня в каюту, и приготовьте аспирин, и уберите куда-нибудь Магомета. Если он еще раз скажет свое «конечно, мадам», я завою!

Сиделка без единого слова взяла ее под руку. Мисс Макноутон была высокой привлекательной женщиной лет тридцати пяти со спокойным замкнутым лицом. Она отвела леди Грейл в каюту, устроила среди подушек, дала аспирин и терпеливо выслушала начинающий уже иссякать поток жалоб.

Леди Грейл было сорок восемь, и, начиная с шестнадцати, она мучилась избытком денег, которых не стало меньше даже после десятилетнего супружества с этим обнищавшим баронетом сэром Грейлом.

Это была грузная женщина, и ее лицо можно было назвать даже привлекательным, но его безнадежно портили вечно раздраженное выражение и бесчисленные морщины. Толстый слой косметики только подчеркивал урон, нанесенный ему временем и скверным характером. Волосы, успевшие испытать на себе действие сначала перекиси, а затем хны, выглядели, как следствие, тусклыми и безжизненными. Кроме того, на леди Грейл было слишком много одежды и драгоценностей.

– Скажите сэру Джорджу, – закончила она свой монолог, выслушанный мисс Макноутон без малейших признаков нетерпения, – что он просто обязан избавиться от этого типа на нашем пароходе. Мне необходимо уединение. После всего, что я пережила за последнее время…

Она устало прикрыла глаза.

– Хорошо, леди Грейл, – ответила мисс Макноутон и вышла из каюты.

Упомянутый тип, имевший наглость в последнюю минуту нарушить уединение леди Грейл, все еще сидел в своем кресле. Проходя мимо, мисс Макноутон окинула его быстрым оценивающим взглядом. Джентльмен сидел, развернувшись спиной к Луксору, и созерцал, как Нил величественно несет свои воды к далеким холмам, позолоченные солнцем вершины которых поднимались над темно-зеленым горизонтом.

Сэра Джорджа мисс Макноутон обнаружила в салоне. Он как раз держал в руке очередные бусы и с большим сомнением их рассматривал.

– Как вы думаете, мисс Макноутон, – спросил он, – эти пойдут?

Она мельком взглянула.

– Очень мило.

– Думаете, леди Грейл понравится?

– Не думаю, сэр Джордж. Очень сомневаюсь, что на свете существует вещь, которая может понравиться леди Грейл. Кстати, я к вам с поручением. Она хочет, чтобы вы избавились от этого пассажира.

У сэра Джорджа отвисла челюсть.

– Но как можно? Что я ему скажу?

– Невозможно, – сочувственно подтвердила Элси Макноутон. – Просто скажите леди Грейл, что ничего нельзя было сделать. Да все будет нормально, – добавила она ободряюще.

– Вы думаете? – Лицо сэра Джорджа было до смешного несчастным.

– Право же, не стоит принимать это так близко к сердцу, сэр Джордж, – еще мягче проговорила Элси Макноутон. – Поймите же, это все ее болезнь. Не нужно так волноваться.

– Вы думаете, ей стало хуже?

По лицу сиделки скользнула тень. Что-то странное появилось в ее голосе, когда она ответила:

– Да, мне.., мне не очень нравится ее состояние. Но, пожалуйста, сэр Джордж, не волнуйтесь. Не стоит. Право же, не стоит.

Ласково ему улыбнувшись, она ушла.

Вскоре появилась одетая во все белое Памела, спокойная и невозмутимая.

– Привет, дядя.

– Привет, Пам, дорогая.

– Что тут у тебя? О, какая прелесть!

– Рад, что ты так считаешь. Думаешь, твоей тете тоже понравится?

– Ей не понравится ничто и никогда. Не понимаю, дядя, как ты вообще мог на ней жениться!

Сэр Джордж промолчал. Перед его мысленным взором вихрем пронеслись смутные картины из прошлого: бесконечные проигрыши на скачках, назойливые кредиторы, привлекательная, хотя и властная женщина…

– Бедняжка, – заставил его очнуться голос Памелы. – Наверное, тебе солоно пришлось. Но мы оба натерпелись от нее, верно?

– Ну, пока она не заболела… – начал сэр Джордж, но Памела тут же его перебила:

– Да не болеет она вовсе! Точно тебе говорю. Во всяком случае, это нисколько не мешает ей делать все, что ей хочется. Господи, да пока ты был в Асуане, она прыгала не хуже кузнечика. Готова поспорить, мисс Макноутон тоже считает ее симулянткой.

– Даже не представляю, что бы мы делали без мисс Макноутон, – тяжело вздохнул сэр Джордж.

– Да, эта свое дело знает, – согласилась Памела. – И, хотя я от нее не в таком восторге, как ты… Не спорь, пожалуйста. Именно, в восторге. Она тебе кажется совершенством. В какой-то мере так оно, может, и есть, но только она – темная лошадка. Никогда не знаешь, что у нее на уме. Хотя со старой перечницей управляется очень ловко.

– Послушай, Пам, ты не должна так говорить о своей тете. Черт побери, вспомни, сколько она для тебя сделала.

– Ну да, оплачивает наши счета и все такое. Только все равно это мучение, а не жизнь.

Сэр Джордж поспешно сменил тему на более безобидную.

– Да, так что же нам делать с этим лишним пассажиром? Твоя тетя не желает видеть на пароходе посторонних.

– Ничего, как-нибудь переживет, – холодно ответила Памела. – По моему, вполне приличный человек. Вылитый архивариус на покое – если такие еще существуют. Некто Паркер Пайн. Забавно, но, кажется, я где-то слышала это имя. Бэзил! – повернулась она к только что подошедшему секретарю. – Где я могла видеть имя Паркер Пайн?

– На первой странице «Таймс». В колонке объявлений, – не задумываясь, ответил молодой человек. – «Счастливы ли вы? Если нет, обращайтесь к мистеру Паркеру Пайну».

– Не может быть! Ужас как интересно. Что, если заставить его до самого Каира выслушивать все наши несчастья?

– Мне нечего было бы ему сказать, – ответил Бэзил Уэст с удивительной простотой. – Мы же отправляемся вниз по великому Нилу, будем осматривать храмы… – он быстро оглянулся на сэра Джорджа, который уткнулся в газету, – вместе!

Последние слова он едва выдохнул, но Памела услышала их и ответила ему понимающим взглядом.

– Ты прав, Бэзил, – весело сказала она, – нужно наслаждаться жизнью.

Сэр Джордж сложил свою газету, поднялся и вышел. Лицо Памелы тут же помрачнело.

– Что такое, любимая? – встревожился Бэзил.

– Да все эта.., тетка, дядина жена!

– Не обращай внимания, – поспешно сказал Бэзил. – Не все ли тебе равно, что она там делает или говорит? Просто не противоречь ей, и все. Уж поверь моему опыту, – рассмеялся он, – это самый действенный способ.

В салон вошел мистер Паркер Пайн, от которого волнами расходилась атмосфера спокойствия и благодушия. За ним виднелась живописная фигура Магомета, готового исполнить свой долг.

– Леди и джентльмены, мы отправляемся, – провозгласил он. – Через несколько минут по правому борту нашего корабля вы сможете увидеть храмы Карнака[29]. А пока я расскажу вам историю про маленького мальчика, который вышел купить немного жареной баранины для своего отца…

Мистер Паркер Пайн промокнул лоб. Он только что вернулся с осмотра храма Дендеры Поездка на осле – упражнение, совершенно противопоказанное при его комплекции. В этом он убедился. Он уже снимал воротничок, когда его внимание привлекла оставленная на зеркале записка. Развернув ее, он прочел:

Уважаемый сэр.

Буду признательна, если вы воздержитесь от посещения храма Абидоса и останетесь на корабле, поскольку я хочу с вами проконсультироваться.

Искренне ваша, Ариадна Грейл.

Широкое благодушное лицо мистера Паркера Пайна расплылось в улыбке. Достав лист бумаги, он снял колпачок со своей перьевой ручки и написал ответ:

Уважаемая леди Грейл.

Искренне сожалею, но в настоящий момент я нахожусь на отдыхе и не занимаюсь профессиональной деятельностью.

Подписавшись, он отослал записку со стюардом. Не успел он переодеться, как тот вернулся с ответом:

Уважаемый мистер Паркер Пайн.

Я с уважением отношусь к чужому отдыху и потому готова заплатить сто фунтов за консультацию.

Искренне ваша, Ариадна Грейл.

Брови мистера Паркера Пайна поползли вверх. Он задумчиво постучал по зубам своей перьевой ручкой. Ему очень хотелось посмотреть Абидос, но сто фунтов – это сто фунтов, а деньги в Египте тают чертовски быстро. И он написал:

Уважаемая леди Грейл.

Я, пожалуй, воздержусь от осмотра храма Абидоса.

Искренне ваш, Д. Паркер Пайн.

Его отказ покинуть корабль страшно взволновал Магомета.

– Очень хороший замок, – горестно лепетал он. – Все джентльмены его осматривают. Он, Магомет, с радостью понесет багаж джентльмена. Самому же джентльмену нужно только сесть в кресло, и его с радостью понесут матросы.

Мистер Паркер Пайн отклонил эти заманчивые предложения.

Оставшись один, он вышел на палубу и стал ждать. Вскоре дверь одной из кают отворилась, и леди Грейл собственной персоной выбралась наружу.

– Жарковато нынче, – благосклонно заметила она. – Я вижу, вы решили остаться, мистер Пайн. И умно сделали. Давайте выпьем чаю в салоне.

Мистер Паркер Пайн поспешно поднялся и двинулся вслед за ней. Любопытства ему было не занимать.

Однако леди Грейл никак не хотела – или не решалась – перейти к делу. Она болтала о том и об этом, но наконец вдруг совершенно другим тоном заявила:

– Мистер Пайн, все, что я здесь скажу, должно остаться исключительно между нами. Я могу быть в этом уверена, не правда ли?

– Разумеется.

Леди Грейл помолчала. Мистер Паркер Пайн ждал. Наконец она глубоко вздохнула и выпалила:

– Я хочу знать, пытается мой муж отравить меня или нет.

Мистер Паркер Пайн ожидал от нее чего угодно, но только не этого. Он даже не стал скрывать своего изумления.

– Это очень серьезное обвинение, леди Грейл!

– Вот что, мистер Пайн, я не дурочка и не вчера родилась. Кое-что мне очень подозрительно. Как только Джордж уезжает, мне становится лучше. Нормализуется пищеварение, и я чувствую себя совершенно другим человеком! Этому должно быть какое-то объяснение.

– Все это очень серьезно, леди Грейл. Не забывайте, я ведь не детектив. Я, если угодно, знаток человеческих…

– А я, что же, по-вашему, не человек? – оборвала его леди Грейл. – Вы понимаете, что я не могу относиться к этому спокойно? Мне не полисмен нужен, мистер Пайн: слава Богу, я и сама могу за себя постоять. Мне уверенность нужна, понимаете? Я хочу знать. Я вовсе не злодейка и веду себя честно с теми, кто честен со мной. Сделка есть сделка. Я свою часть выполнила. Долги мужа заплатила полностью и никогда его в средствах не ограничивала.

Мистер Паркер Пайн поймал себя на том, что ему по-настоящему жалко сэра Джорджа.

– Что до девушки, – продолжала леди Грейл, – она получила и то, и другое, и третье. Одежду, вечеринки… Все, что я прошу взамен, – обычная благодарность.

– Благодарность не покупается, – заметил мистер Паркер Пайн.

– Чушь! В общем, так: выясните, что на самом деле происходит! И когда я узнаю…

Мистер Паркер Пайн заинтересованно поднял глаза.

– Да, леди Грейл. Что тогда?

– Это уж мое дело.

Ее губы сжались. Поколебавшись немного, мистер Паркер Пайн сказал:

– Простите, леди Грейл, но у меня сложилось впечатление, что вы не все мне сказали.

– Нелепое впечатление. Я совершенно ясно объяснила, что от вас требуется.

– Да, но зачем?

Их глаза встретились. Первыми их опустила леди Грейл.

– Мне казалось, это очевидно, – сказала она.

– Нет, поскольку кое-что вызывает у меня сомнение.

– И что же это?

– Чего именно вы хотите: чтобы я подтвердил ваши подозрения или опроверг их?

– Знаете что, мистер! – Леди Грейл встала, дрожа от негодования.

– В том-то и дело, что не знаю, – ласково отозвался мистер Паркер Пайн.

Леди Грейл даже онемела от такой наглости.

– О! – только и смогла выдавить она и в ярости покинула комнату.

Оставшись один, мистер Паркер Пайн погрузился в размышления, и погрузился так основательно, что даже вздрогнул, когда кто-то неожиданно уселся рядом. Подняв глаза, он обнаружил неизвестно откуда появившуюся мисс Макноутон.

– Что-то вы быстро вернулись, – заметил он.

– Только я одна. Сказала, что разболелась голова, и поспешила сюда… А где леди Грейл? – неуверенно спросила она после паузы.

– Надо полагать, у себя в каюте.

– А, ну, тогда все в порядке. Не хочу, чтобы она меня видела.

– Стало быть, вы вернулись не из-за нее?

Мисс Макноутон отрицательно покачала головой.

– Нет, я хотела поговорить с вами.

Мистер Паркер Пайн был удивлен. О мисс Макноутон у него уже сложилось твердое впечатление как о человеке, безусловно способном самому решать свои проблемы, не прибегая к посторонней помощи. Выходит, он ошибся.

– Я наблюдаю за вами с тех самых пор, как вы здесь появились. Вы производите впечатление человека опытного и здравомыслящего. А мне так нужен совет…

– Простите, мисс Макноутон, но вы, в свою очередь, производите впечатление человека, не привыкшего полагаться на чужое мнение.

– Обычно – да. Но я оказалась в очень сложном положении.

Она замялась.

– Не в моих правилах обсуждать своих пациентов. Однако в данном случае это представляется мне необходимым. Мистер Пайн, когда мы только выехали из Англии, с леди Грейл все было предельно ясно. Попросту говоря, ничего серьезного у нее не было. Не совсем так, конечно. Неподвижный образ жизни и чрезмерная роскошь все-таки скверно влияют на психику. И, если бы сейчас леди Грейл пришлось ежедневно мыть полы или приглядывать за пятью-шестью ребятишками, это была бы совершенно здоровая и, уж несомненно, куда более счастливая женщина.

Мистер Паркер Пайн кивнул.

– В больнице я насмотрелась на невротиков. Видите ли, леди Грейл нравится думать, что она больна. Таким образом, до недавнего времени мне оставалось только подыгрывать ей, проявлять как можно больше внимания и – по возможности – получать удовольствие от путешествия.

– Весьма разумная тактика, – одобрил мистер Паркер Пайн.

– Но, мистер Пайн, теперь все по-другому. Страдания, которые испытывает леди Грейл сейчас, абсолютно реальны.

– Вы хотите сказать…

– Мне кажется, ее пытаются отравить.

– И давно вам так кажется?

– Уже три недели.

– Вы подозреваете какого-то конкретного человека?

– Н-нет, – дрогнувшим голосом ответила мисс Макноутон, пристально глядя в пол.

– А я говорю «да», причем не кого-нибудь, а сэра Джорджа Грейла.

– О нет, нет! Никогда этому не поверю! Он такой беспомощный, совершенно как ребенок. Он не способен хладнокровно убить человека.

В ее голосе отчетливо зазвучала боль.

– И однако, вы не могли не отметить того факта, что с его отъездами состояние вашей пациентки улучшается, вновь ухудшаясь с его возвращением?

Мисс Макноутон молчала.

– И какой же яд вы подозреваете? Мышьяк?

– Да, мышьяк или сурьма.

– И какие меры вы приняли?

– Теперь я проверяю все, что она ест или пьет.

Мистер Паркер Пайн кивнул.

– Кстати, – небрежно обронил он, – Как вам кажется: сама леди Грейл ничего не подозревает?

– О нет, уверена, что нет.

– Ошибаетесь. Еще как подозревает. Что бы вы о ней ни думали, ее выдержке можно позавидовать, – ответил он на изумленный взгляд мисс Макноутон. – И кроме того: меньше всего эту женщину интересуют чужие советы.

– Вы сильно меня удивили, – медленно проговорила мисс Макноутон.

– Я хочу задать вам еще один вопрос. Как по-вашему, она вам симпатизирует?

– Никогда об этом не задумывалась.

Их разговор прервался с появлением Магомета, сияющего, волочащего за собой свой просторный балахон.

– Леди услышала, что вы вернулись, – радостно объявил он. – Зовет вас. Спрашивает, что же вы не идете?

Элси Макноутон поспешно встала. Мистер Паркер Пайн поднялся тоже.

– Удобно ли вам будет встретиться со мной завтра? Скажем, рано утром.

– Да, это самое лучшее время. Леди Грейл встает поздно. До тех пор я буду очень осторожна.

– Думаю, леди Грейл тоже.

Мисс Макноутон удалилась.

В следующий раз мистер Паркер Пайн столкнулся с леди Грейл только ближе к вечеру, зайдя в салон. Она курила и наблюдала, как в пепельнице догорает какая-то бумажка, с виду похожая на письмо. На мистера Паркера Пайна она не обратила ровным счетом никакого внимания, из чего тот заключил, что оскорбил ее даже сильнее, чем думал.

После ужина он играл в бридж с Памелой, Бэзилом и сэром Джорджем. Игра не клеилась, и вскоре все разошлись по каютам.

Через несколько часов мистера Паркера Пайна разбудили. Открыв дверь каюты, он обнаружил на пороге взволнованного Магомета.

– Пожилая леди, она совсем больна. Сестра очень напугана. Не могу найти доктора.

Мистер Паркер Пайн поспешно оделся. К каюте леди Грейл он подоспел одновременно с Бэзилом Уэстом. Сэр Джордж и Памела были уже внутри, горестно наблюдая, как Элси Макноутон бьется над своей пациенткой. Когда мистер Паркер Пайн вошел, все было кончено. Тело несчастной выгнулось в последней мучительной судороге, на мгновение застыло и, обмякнув, откинулось на постель.

Мистер Паркер Пайн тихонько выставил Памелу из каюты.

– Какой ужас, – всхлипнула девушка, – какой ужас! Она.., она.., уже?

– Умерла? Да, дитя мое, боюсь, это конец.

Он слегка подтолкнул ее к Бэзилу. Из каюты вышел сэр Джордж. Казалось, он вот-вот упадет в обморок.

– Я не думал, что она действительно больна, – бормотал он. – Никогда не думал…

Мистер Паркер Пайн протиснулся мимо него в каюту. Элси Макноутон повернула к нему совершенно белое измученное лицо.

– За доктором послали? – спросила она. Мистер Паркер Пайн кивнул.

– Стрихнин? – спросил он.

– Да. Эти судороги – ошибиться невозможно. Господи, не могу поверить!

Она обессиленно опустилась на стул и разрыдалась. Мистер Паркер Пайн тихонько похлопал ее по плечу. Неожиданно он застыл, пораженный внезапной догадкой, и, стремительно выйдя из каюты, направился в салон. Оказавшись там, он двинулся прямиком к пепельнице и, не колеблясь, запустил туда руку. Вскоре в его пальцах оказался крошечный клочок обгоревшей бумаги, на котором можно было различить лишь несколько слов:

Рану грез.

Прочтя, сожги!

– Ого! Это уже интересно, – проговорил мистер Пайн.

Мистер Паркер Пайн сидел в кабинете своего знакомого – видного каирского чиновника.

– Вот такие улики, – задумчиво проговорил он.

– Ничего себе! Этот парень что, круглый идиот?

– Ну, мыслителем сэра Джорджа я бы, конечно, не назвал, но все же…

– Да ладно тебе. Все одно к одному. Леди Грейл просит чашку «Боврила». Сиделка его готовит. Леди Грейл просит добавить туда херес. Сэр Джордж достает ей херес, и двумя часами позже она умирает с отчетливой симптоматикой отравления стрихнином. Один пакетик стрихнина мы находим в каюте сэра Джорджа, еще один – в кармане его пиджака.

– Замечательная получается картина, – заметил мистер Паркер Пайн. – Откуда, кстати, взялся стрихнин?

– Тут некоторая неясность. Небольшой запас был у сиделки – на случай, если у леди Грейл прихватило бы сердце, но она сама себе противоречит. Сначала заявила, что все на месте, потом, что, может, его и впрямь стало меньше…

– Странно все это, – заметил мистер Паркер Пайн.

– Если хочешь знать мое мнение, они действовали на пару. Скажем, питают друг к другу слабость.

– Возможно, но если бы она в этом участвовала, они бы действовали куда профессиональней, в конце концов, она медик.

– Да, действительно… Если хочешь знать мое мнение, сэр Джордж действовал один, и теперь ему конец.

– Ну, ну, – возразил мистер Паркер Пайн. – Посмотрим, что здесь можно сделать.

Для начала он разыскал Памелу. Та побелела от возмущения.

– Дядя никогда бы такого не сделал – никогда – никогда – никогда!

– А кто бы сделал? – миролюбиво поинтересовался мистер Паркер Пайн.

Памела доверительно к нему придвинулась.

– Знаете, что я думаю? Она сделала это сама. Последнее время она была ужасно странная. Городила разные глупости…

– Какие, например?

– Ну, совершенная дикость. Намекала, что между ней и Бэзилом что-то есть. А Бэзил и я, мы…

– Я заметил, – улыбнулся мистер Паркер Пайн.

– Самый настоящий бред. Я думаю, она была очень зла на беднягу – я про дядюшку – и выдумала эту историю специально для вас, а потом подложила стрихнин ему в пиджак и в каюту и отравилась. Ведь бывали же такие случаи, правда?

– Бывали, – согласился мистер Паркер Пайн, – но не думаю, что леди Грейл могла поступить подобным образом. Это, если позволите, не в ее стиле.

– Но ее больное воображение?

– А вот об этом я еще побеседую с мистером Уэстом.

Молодой человек оказался в своей комнате и с готовностью все объяснил.

– Видите ли, я прекрасно понимаю, как дико это звучит, но леди Грейл попросту в меня влюбилась. Вот почему я и не решался рассказать ей о нас с Памелой. Она тут же заставила бы сэра Джорджа меня уволить.

– Ее собственное объяснение кажется вам правдоподобным?

– Ну, в общем, да, – неуверенно ответил молодой человек.

– Но все же не слишком, – спокойно возразил мистер Паркер Пайн. – Нет, придется найти более убедительное. – И, немного помолчав, добавил:

– Думаю, добровольное признание будет для вас лучше всего.

Он снял колпачок со своей перьевой ручки, вытащил из кармана чистый лист бумаги и протянул молодому человеку.

– Просто напишите, как все было. Бэзил Уэст вытаращил на него глаза.

– Я? Какого черта! Что вы хотите этим сказать?

– Милый юноша, – проговорил мистер Пайн чуть ли не отеческим тоном, – я ведь и так все знаю. И как вы вскружили голову богатой леди, и как она мучилась угрызениями совести, и как вы влюбились в ее хорошенькую, но бедную племянницу. И как решили избавиться от леди Грейл – подсыпав ей в пищу стрихнин. Ее смерть наверняка списали бы на гастроэнтерит. Или на сэра Джорджа, поскольку вы позаботились о том, чтобы приступы совпадали с его присутствием дома.

Неожиданно вы обнаружили, что леди что-то подозревает и даже поделилась со мной своими сомнениями. Вы на ходу меняете план. Выкрадываете стрихнин из аптечки мисс Макноутон. Кладете пакетик в карман сэру Джорджу, другой подбрасываете в его каюту, а остальное отсылаете обреченной леди, обещая, что этот порошок отправит ее в «страну грез».

Довольно циничная шутка. Но леди Грейл это представляется очень романтичным. Разумеется, она принимает порошок только после того, как уходит ее сиделка, так что никто ничего не узнает. Но это по-вашему. Милый юноша, вы совершили чудовищную ошибку, поверив, что леди Грейл сожжет ваше любовное послание. Она ни за что бы этого не сделала! И, в результате, мне достается увесистая подборка ваших посланий, в том числе и последнее, где вы предлагаете ей прогулку в «страну грез».

Лицо Бэзила Уэста стало бледно-зеленым. Вся его привлекательность в момент исчезла. Теперь он выглядел в точности как затравленный кролик.

– Проклятье! – ощерился он. – Все-то тебе известно, проклятая ищейка!

Он угрожающе двинулся вперед. От физического насилия мистера Паркера Пайна спасло только появление предусмотрительно размещенных им за дверьми и слышавших все до последнего слова свидетелей.

Мистер Паркер Пайн обсуждал закрытое уже дело со своим высокопоставленным каирским приятелем.

– И все это даже без намека на настоящую улику! Только бессмысленный обрывок с требованием его сжечь! Я практически выдумал всю эту историю и с ходу выложил ее ему. И сработало ведь! Я буквально наткнулся на истину. Письма его добили. Леди Грейл сожгла каждый написанный им клочок, но он-то об этом не знал!

Она была необыкновенной женщиной. Наш разговор тогда поставил меня в тупик. Она хотела, чтобы именно муж подсыпал ей отраву в еду. Тогда она могла бы с чистой совестью уйти к этому Уэсту. Но только тогда. Она хотела играть честно. Удивительная женщина.

– Ее племяннице выпало страшное испытание, – заметил чиновник.

– Справится, – жестко сказал мистер Паркер Пайн. – Она молода. Меня больше волнует сэр Джордж. Надеюсь, жизнь ему улыбнется. Последние десять лет его всячески третировали. Хотя, думаю, Элси Макноутон о нем позаботится.

Неожиданно его сияющее лицо омрачилось. Он тяжело вздохнул.

– Кажется, в Грецию я поеду инкогнито. Должен же я наконец отдохнуть!

Дельфийский оракул

Греция мало интересовала миссис Уиллард Д. Петере, а о Дельфах, сказать по правде, она и вовсе не слыхала.

Духовной вотчиной миссис Петере были Париж, Лондон и Ривьера. Ей нравилось останавливаться в гостиницах, но только в таких, где есть пушистые ковры, роскошная кровать, изобилие несущих свет электрических приспособлений – вплоть до торшера с регулируемой яркостью, вдоволь горячей и холодной воды и телефон под рукой, по которому всегда можно заказать чай, закуски, минеральную воду, коктейли или же просто поболтать с подругой.

В дельфийской гостинице ничего этого не было. Там был только изумительный вид из окна, чистая постель, не менее чистые стены, комод, стул и умывальник. В душ можно было попасть исключительно по записи, что, впрочем, не гарантировало наличия горячей воды.

Миссис Петере представлялось, как все будут поражены, узнав, что она посетила Дельфы, и, в предвидении расспросов, изо всех сил старалась вызвать у себя интерес к Древней Греции. Интерес не приходил. Скульптуры все были какие-то недоделанные, – если у статуи наличествовала голова, можно было быть уверенной, что у нее не окажется руки или ноги. Пухлый мраморный ангелок с крылышками, украшавший надгробие мужа, был ей куда симпатичнее.

Однако она не призналась бы в этом ни за что на свете – хотя бы уже из боязни оскорбить художественный вкус своего сына Уилларда. Собственно, ради него она и принимала все эти муки: холодную неудобную комнату, угрюмую прислугу и шофера, чей омерзительный затылок вынуждена была созерцать ежедневно. Ибо восемнадцатилетний Уиллард (до недавнего времени вынужденный носить ненавистную ему приставку «младший») был единственным сыном миссис Петере, которого она боготворила. Именно его, Уилларда, обуяла страсть к античному искусству, и именно он, тощий, бледный и очкастый Уиллард потащился в его поисках через всю Грецию.

Они побывали в Олимпии[30], где миссис Петере не могла побороть чувства, что неплохо бы там немного прибраться; видели Парфенон[31], показавшийся ей довольно сносным, осмотрели – совершенно, по ее мнению, ужасные – Афины[32]. Коринф и Микены[33] оказались сущим мучением уже не только для нее, но и для шофера.

Миссис Петере решила, что Дельфы – последняя капля. В них абсолютно нечего было делать, кроме как бродить между развалинами. А Уиллард даже не бродил – он ползал! Часами ползал на коленях, изучая какие-то древнегреческие надписи и периодически восклицая: «Мамочка, ты только послушай!», после чего зачитывал такое, скучнее чего миссис Петере сроду не слыхивала.

Тем утром Уиллард с утра пораньше отправился рассматривать какую-то византийскую мозаику[34]. Прислушавшись к себе, миссис Петере вынуждена была признаться, что византийская мозаика, образно – как, впрочем, и фактически – говоря, ее не греет. Она отказалась от прогулки.

– Понимаю, мама, – согласился Уиллард. – Ты хочешь пойти куда-нибудь, где никого нет, и просто посидеть, впитывая мощь и величие этих развалин.

– Точно, цыпленок, – сказала миссис Петере.

– Я знал, что это место тебя проймет, – взволнованно сказал Уиллард, выходя из номера.

Миссис Петере глубоко вздохнула, вылезла из кровати и отправилась завтракать.

В столовой никого не было. Только четыре человека. Мать с дочерью, обе одетые во что-то несуразное (миссис Петере знать не знала, что такое пеплум[35]) и оживленно толкующие об искусстве самовыражения в танце; потом полный пожилой господин по имени Томпсон, спасший чемодан, забытый ею в купе, и еще лысый джентльмен средних лет, прибывший вчера вечером.

Поскольку он задержался в столовой дольше других, миссис Петере разговорилась с ним. По природе своей женщина дружелюбная и общительная, она успела истосковаться по доброму собеседнику. Мистер Томпсон на эту роль явно не годился по причине своей (как ее деликатно обозначила миссис Петере) чисто английской сдержанности, а мать с дочкой вели себя слишком уж надменно и неприступно, хотя девушка, как ни странно, отлично ладила с Уиллардом.