Магазин грез (№2) - По высшему классу

Она пригласила их на обед. Они приехали в Нью-Йорк по делам всего на несколько дней, пока «Магазин Грез» в Беверли-Хиллз, успевший уже отметить свое четырехлетие, был закрыт на ремонт. В июне розничная торговля замирала, поскольку те, кто одевался у них, покупали одежду к весенне-летнему сезону в конце зимы, а осенний гардероб подбирали в июле. Вот Билли и решила, что закрытие магазина в начале лета не принесет ни малейших убытков.

— А зачем нам эта женщина? — поинтересовался Спайдер.

— Она может нам пригодиться, вот и все. Я часто встречала ее, когда наведывалась в Нью-Йорк, причем у самых разных людей, и она само очарование. К тому же она всех знает… когда я в последний раз приезжала сюда, она устраивала скромный обед в мою честь, и я получила удовольствие, какого давно не получала.

— А что она еще умеет, кроме как втираться в доверие?

— Спайдер, не будь таким подозрительным!

— Миссис Айкхорн, выражение вашего лица подсказывает мне, что вы замышляете что-то нехорошее.

— Мистер Эллиот, а когда это я замышляла что-нибудь хорошее?

— Билли, спроси что-нибудь полегче! — Спайдер одарил ее очаровательной чувственной улыбкой, против которой она давно и тщетно пыталась выработать иммунитет.

Соглашаясь на работу в «Магазине Грез» четыре года назад, Вэлентайн уговорила Билли нанять Спайдера. Билли разгадала замысел Вэлентайн еще до того, как встретила Спайдера, но он все же убедил Билли испытать его в деле. Первое, что она подумала, увидев Спайдера, — это то, что никогда не позволит себе сблизиться с подобным мужчиной. С тех пор каждый раз, оставаясь с ним наедине, она неустанно вколачивала это себе в голову. В разговоре с ним она неизменно принимала шутливый тон, стараясь тем самым преодолеть притяжение его обаяния — а за эти годы он стал еще привлекательнее — и держать дистанцию.

Потягивая белое вино, Билли размышляла, что именно в характер Спайдера, равно как и ее адвоката Джоша Хиллмана, заставляет ее полностью им доверять. В нем не было ни капли притворства, его грубая мужественность, бьющая через край мужская сила, созидательная энергия казались врожденными чертами. Он был по-мужски деятельным, по-мужски нежным и открытым, обладал надежностью и добротой — качествами, казавшимися неотъемлемой частью его существа. И еще в нем было обаяние, эта проклятая сексуальная привлекательность, которая ни одну женщину не могла оставить равнодушной, но все это было имманентное, естественно, а не нарочно выработано им, чтобы покорять женские сердца. Билли не могла представить себе, чтобы он мог ей солгать, но, главное, за всем его обаянием, всей неотразимостью скрывались искренность и простота, которые он так и не смог изжить, несмотря на весь свой жизненный опыт, вероятно, потому, что так никогда по-настоящему и не повзрослел.

Билли сидела спокойно, разглядывая недавно обновленный, довольно оригинальный интерьер, а Спайдер смотрел на нее и размышлял. Когда он познакомился с нею, она показалась ему в высшей степени привередливым заказчиком, так что ему и в голову не могло прийти, что через какие-нибудь четыре года они станут близкими друзьями. Впрочем, порой она по-прежнему могла быть невыносимой: по-королевски нетерпеливой, требовательной, импульсивной, вечно стремящейся настоять на своем и неожиданно впадающей в ярость, если ее указания не выполнялись с точностью, до самых мелочей.

Спайдер чувствовал, что многие побаиваются ее, но чаще всего это были люди, которые ее плохо знали. Бездарные архитекторы и декораторы, не умеющие наладить работу подрядчики и бригадиры по всему миру — в Гонконге, Мюнхене, Гонолулу, Рио-де-Жанейро, Цюрихе и Монте-Карло — при одном упоминании ее имени чуть не падали в обморок.

Ему было также известно, что когда Билли находилась с инспекционной поездкой в Нью-Йорке или Чикаго, то персонал магазинов пребывал в постоянном напряжении, пока она не отправлялась в обратный путь. Спору нет, Билли была строгим шефом, но всегда проявляла понимание, если у подчиненного возникали какие-то объективные трудности. Она неизменно старалась быть справедливой и держала себя в руках даже в тот момент, когда у них не ладилось с обустройством первого «Магазина Грез». Она давала людям возможность исправиться, и те, кому удавалось хорошо себя зарекомендовать, получали в награду симпатию и великодушное отношение с ее стороны.

Спайдеру было страшно любопытно, что это за новая приятельница появилась у Билли. Их с Вэлентайн всегда удивляло, прочему у нее так мало подруг. Она старалась держать дистанцию с любой из известных ему женщин; исключение составляла разве что Сьюзен Арви, да и ее Билли все же недолюбливала, хотя и уважала за ум.

За последние годы Билли очень сблизилась с Вэлентайн.

— Сегодня Билли сказала, что считает меня, Долли и Джессику Страусе своими самыми близкими подругами, — сообщила ему накануне вечером Вэлентайн. — Я была так тронута, так польщена, но мне стало ее немного жаль, даже не знаю почему. Может, потому, что у меня муж — лучший друг, а она пока не нашла мужчину, который стал бы ей близким человеком.

Действительно печально, подумал Спайдер, что такая богатая женщина, как Билли, не может вести жизнь обычного человека, поддерживая с другими отношения, которые приняты между людьми. По крайней мере в том, что касается отношений с представителями мужского пола. Она пыталась общаться с мужчинами, которые проявляли к ней интерес, но в последнее время вела себя достаточно настороженно. Впрочем, можно ли ее за это винить?

Выйдя замуж за этого красавца Вито Орсини, она немного оттаяла, но после развода стала относиться с подозрением ко всем мужчинам. Трудно предположить, какие еще последствия мог бы иметь этот развод, если бы не Джиджи. Этой девушке удалось пробудить в Билли нежность и настоящую женскую теплоту, которые Спайдер в ней и не подозревал. И все же Билли была подвержена резким сменам настроения, часто впадала в депрессию, причин которой Спайдер никак не мог понять.

Сейчас Билли выглядела даже моложе, чем тогда, когда они познакомились, но он знал, что ей тридцать семь, ровно столько же, сколько и ему. Может, причина в прическе, подумал он. Вскоре после развода Билли отрезала свои роскошные темно-каштановые волосы и сделала короткую стрижку с небрежным завитком на затылке. Теперь голову украшали густые крупные локоны, и казалось, будто так устроила сама природа, — обманчивое впечатление, особенно если учесть, что для поддержания этой естественности нужно было каждые две недели посещать парикмахерскую. Стрижка открыла длинную красивую шею, и от этого Билли казалась еще более властной, чем когда волосы ниспадали на плечи, обрамляя лицо. Ее по-прежнему пухлые, сочные, розовые губы были покрыты бесцветной помадой, лишь придававшей им блеск, глаза с поволокой не утратили налета загадочности, но теперь в них читался какой-то таинственный, решительный вызов. Достаточно взглянуть на Билли, чтобы понять, кто она такая, думал Спайдер. Ее глаза таили в себе целый мир; ее красота — поскольку Спайдер не мог не признать, что она умопомрачительно, дико, безумно красива, — сохранила силу, граничащую с мужественностью, которая ставила ее в один ряд с богинями-охотницами. Сейчас, в своем хорошо подогнанном жакете с поясом и облегающих брюках, сделанных для нее Вэлентайн, Билли, не отдававшая себе отчета, что все в переполненном ресторане ощущают ее присутствие, выглядела так, словно она вот-вот вскочит на коня и поведет свое войско в атаку под звуки боевой трубы. Ей не хватало только сабли.

— Мадам опаздывает, — заметил Спайдер.

— Это мы рано пришли, — ответила Билли, взглянув на часы. — Она явится через минуту, чтобы ровно на одну минуту опоздать. А вот и она, нытик несчастный. Ты просто хочешь есть.

Билли представила их друг другу. Спайдер встал, приветствуя даму, а затем снова сел, с любопытством разглядывая ее. Странная и своеобразная личность, решил он, приберегая окончательное суждение на потом, поскольку, как правило, ему нравились все женщины и он хотел дать ей возможность проявить себя; но что-то в самой глубине души подсказывало ему, что эта женщина скорее всего станет для него исключением из правила. И все же она была само очарование: так и сыпала забавными историями и в то же время внимательно слушала собеседников. Спайдеру показалось, что она относится к общественному положению Билли без всякого пиетета; ему крайне редко доводилось встречать такое среди знакомых ему людей.

— У Коры самая восхитительная квартира из всех, какие мне доводилось видеть, — сообщила Билли. — И уставлена, пожалуй, самыми изысканными вещами во всем Нью-Йорке.

— Спайдер, а вы любите вещи? — поинтересовалась Кора де Лионкур.

— Что конкретно вы имеете в виду? — переспросил Спайдер.

— Антиквариат, необычные предметы, безделушки, разное старье, всякую мелочь, — пояснила она нежным голосом, в котором до сих пор слышался южный акцент.

— Что вы называете «мелочью»?

— Англичане так называют безделушки, которые с первого взгляда покоряют сердце. Вы вроде и не собираетесь покупать подобную «мелочь», она вам вовсе и не нужна, но в конце концов вы отдаете за нее огромные деньги и уносите с собой, дрожа от счастья, что заполучили ее.

— Я балдею от всякого старья, но «мелочь» — это что-то новенькое и, пожалуй, слишком дорогое. Что касается антиквариата, то я к нему не привык и мало в нем понимаю… а безделушки я обычно бью.

— Тогда вы просто обязаны побывать у меня. Я покажу вам мои вещи, и вы будете обращены, — сказала Кора, вроде бы задетая его равнодушием. — У меня с десяток приятельниц, которые утверждают, что ваши удивительно тонкие советы относительно стиля одежды буквально перевернули их жизнь. И надо сказать, опыт подсказывает мне, что художественный вкус не может ограничиваться какой-то одной областью. Я уверена, что вы сразу же разберетесь во всем. Готова поспорить, что вы с первого взгляда отличите великолепный антикварный стул от просто хорошего антикварного стула, сами не зная почему. Вам подскажет это ваш вкус. Обещайте, что навестите меня!

— Весьма признателен за приглашение, — ответил Спайдер, — но я не большой любитель магазинов. Я даю советы женщинам, чтобы они могли максимально реализовать себя, и мне доставляет это удовольствие, но ходить по магазинам — нет уж, увольте!

— Спайдер, Кора не имеет в виду хождение по магазинам, она говорит о коллекционировании, — засмеялась Билли, зная его манеру делать вид, будто он не понимает, о чем идет речь. Иногда, хотя и очень редко, Спайдер вдруг начинал злиться.

— Кстати о магазинах, — заметила Кора. — Вчера перед сном мне в голову пришла любопытная мысль. Я даже записала, чтобы не забыть. Я подумала, что знаменитую рекламу «Магазина Грез» можно сделать еще интереснее. Конечно, я мало разбираюсь в рекламе, так что сразу остановите меня, если я скажу глупость, но почему бы вам самой не сняться в каком-нибудь ролике? Женщинам будет гораздо интереснее увидеть вас, настоящую владелицу магазинов, а не каких-то абстрактных манекенщиц, одетых в те вещи, которые у вас продаются. Вы ровесница большинства ваших покупательниц, хотя и выглядите лет на десять моложе их. Я видела много ваших фотографий и уверена, что у вас хорошо получится. Скажите, это совсем никчемная идея или в ней что-то все-таки есть?

За столом воцарилось молчание; Спайдер и Билли даже перестали есть. Идея была смелой и оригинальной. Им такое никогда и в голову не приходило.

— Да… — пробормотала Билли, стараясь не подать виду, насколько соблазнительной показалась ей эта мысль. Ей было неловко оттого, что она до такой степени дорожит своими магазинами. Она отождествляла себя с ними до мозга костей. Магазины были ее гордостью. К тому же Билли прекрасно знала, насколько фотогенична, как на ней смотрятся вещи… Так почему бы и нет? — Я даже не знаю, — медленно произнесла она. — Просто никогда об этом не думала… Спайдер, а каково твое мнение?

— Прямо так, с бухты-барахты? Боюсь, это… рискованно.

— Почему? — удивилась Билли.

— Не думаю, что ты хотела бы стать воплощением покупательницы «Магазина Грез», — ответил Спайдер, тщательно подбирая слова. — Видишь ли, Билли, я постоянно имею с ними дело и могу сказать, что девяносто девять и девять десятых процента наших клиентов не умеют носить вещи так, как это делаешь ты. Конечно, они привыкли видеть манекенщиц, на которых одежда сидит лучше, чем на них, но ты… Понимаешь, ты реальный человек, и это может произвести на них неприятное впечатление, даже оттолкнуть их. Но что еще хуже…

— Что? — нетерпеливо перебила она.

— Ты частенько говорила мне, будто тебя смущает, что ты входишь в десятку самых богатых людей Америки, тебе не нравится, когда твое имя упоминается в средствах массовой информации. Будто бы ты вздрагиваешь каждый раз, когда упоминают твое имя… Я прав?

— Да.

— А если ты появишься в рекламе, да к тому же с последними моделями, то привлечешь к себе повышенное внимание. Тебе станут завидовать больше, чем завидуют сейчас. Честно говоря, это не самая лучшая идея. В конечном итоге она может обернуться против тебя… Посмотрев на тебя, женщины скажут: «Ну вот, опять на Билли Айкхорн платье, которое стоит целое состояние… ей это раз плюнуть — у нее магазин, черт бы его побрал, и фигура, а мне оно не по карману, я не смогу себе такого позволить…» И все в таком роде…

— Ты прав, Спайдер, — согласилась Билли, с трудом скрывая сожаление.

— Я знаю, вы правы, — сказала Кора де Лионкур. Ей гораздо лучше удалось скрыть свое разочарование. — Именно эта тонкость чувств, глубина проникновения в психологию женщины делает вас столь необычным, Спайдер, отличает от других. Теперь я вижу, что ошибалась… Идея годится лишь для мусорной корзины.

— Кора, но, возможно, для кого-то другого это просто блестяще, — запротестовала Билли. — Например, для модельера, женщины, которая разрабатывает одежду на свой тип фигуры… Однажды кто-нибудь наверняка сделает подобное. Я знаю, вы очень мудрый человек!

— Что ж, спасибо, — ответила Кора, демонстрируя безупречные зубы. — Возможно, стоит приберечь эту идею на будущее.

— Как бы то ни было, я просто счастлива, что вы готовы помочь нам в организации осеннего бала, который я намереваюсь провести сразу после Дня труда, — произнесла Билли.

Спайдер продолжал невозмутимо поглощать палтус. Он впервые слышал про бал, не не собирался задавать вопросов, по крайней мере сейчас, когда он только что расстроил козни этой Коры-как-ее-там.

— Боюсь, будет трудно превзойти бал, устроенный в честь открытия первого «Магазина Грез». Я знаю, что тем грандиозным успехом вы были обязаны Спайдеру, — то был незабываемый бал. Спайдер, я сомневаюсь, что мне удастся хотя бы частично повторить ваш успех, но все же готова рискнуть. Жители Нью-Йорка не переживут, если Лос-Анджелес затмит их родной город… Они рассчитывают, что осенний бал будет необычным, восхитительным, а они привередливы, Билли, очень привередливы. И терпеть не могут, когда их обходит провинция. Если Нью-Йорк не является центром вселенной, то какой смысл здесь жить, — вот как они рассуждают.

— Видишь ли, Спайдер, я не успела рассказать тебе об этом до обеда, — поспешила вмешаться Билли. — Кора предложила идею с балом, когда я последний раз приезжала в Нью-Йорк.

— Понятно. Значит, Кора берется помочь?

— В конце концов, это не такая плохая идея. Мы никогда не устраивали официальных торжеств по поводу нашего открытия, а стоило бы, хотя бы ради рекламы. Нью-Йорк не твой город, равно как и не мой, а Кора здесь как рыба в воде. Нам как раз нужен человек, который знает, к кому обратиться по поводу угощения, цветов, музыки, оформления, — человек, благодаря которому список гостей пополнится новыми интересными именами… Вне всякого сомнения, это просто блестящая идея!

— Для меня это будет истинным удовольствием, — заметила Кора. — И я мечтаю лишь об одном: чтобы Спайдер помог мне выбрать платье для бала. Я очень ценю авторитетное имя мистера Спайдера Эллиота.

— Полагаю, Кора, у вас имеется собственное представление о совершенстве, и вы не хуже меня знаете, что моя помощь вам ни к чему, — сказал Спайдер мягко, но без улыбки.

«Нет никакой нужды устраивать этот бал, — думал он про себя. — Он обойдется в кругленькую сумму, а между тем нью-йоркский филиал „Магазина Грез“ и так дает в три раза большую отдачу на каждый квадратный метр площади, чем любой другой магазин. Если уж ей нужна реклама, в которой они на самом деле не нуждаются, то можно было бы придумать что-нибудь подешевле, но раз Билли желает швырять деньги на ветер, что ж, ее дело. Ничего плохого в этом бале, пожалуй, нет. И раз он не принесет такого вреда, как идиотская затея сняться в рекламном ролике, так зачем же ее разубеждать?»

Интересно другое: у Билли была уйма времени рассказать ему об этой задумке. Если быть абсолютно точным, несколько недель, но она специально ждала этого момента, чтобы Кора была рядом и могла ее поддержать. Нет, ему совсем не нравится эта госпожа де Лионкур. И лесть вряд ли ей поможет.

После обеда за который ей, как всегда, не выписали счета, Кора зашла в пару антикварных магазинов. Конечно же, она не обнаружила там ничего достойного ее внимания, но ей хотелось отвергать, отвергать и еще раз отвергать, произнося резкие, язвительные, презрительные слова, — так она могла дать выход ярости, которую разбудил в ней Спайдер Эллиот. Господи, как же она ненавидела таких мужчин! Красивых какой-то бесполезной красотой, поверхностных и себе на уме.

Мужчины, имеющие влияние на богатых дам, были ее естественными врагами, а такие, как Спайдер, неприступные и не принимающие ее всерьез, которые к тому же не стеснялись открыто высказывать свое мнение, были хуже всех. Богатые женщины — ее добыча, а Билли Айкхорн — это самая большая ставка в ее жизни. Кора раскручивала ее медленно и осторожно, с самой первой встречи, и сегодня пригласила Спайдера пообедать с ними, чтобы присмотреться к нему. И он произвел на нее крайне неприятное впечатление, размышляла Кора, вернувшись домой и готовя себе чай, прежде чем приступить к проверке счетов.

Она рассеянно просматривала список дорогих, недавно открывшихся ресторанов, с которыми вела дела. Ей платили наличными — она всегда настаивала на liquide — за то, что она приводила на обед или ужин большие компании друзей. И счета оплачивали сами владельцы. «Ле Трэн Бле» целых два месяца ждал, чтобы она привела сюда Билли Айкхорн, и завтра заметка об этом появится в разделе светских новостей, так что ей еще причитаются приличные премиальные. Хотя Кора всегда требовала плату за год вперед, она никогда ничего не обещала владельцам ресторанов. Конечно, она гарантировала, что приведет нужных людей сразу после открытия и потом еще раз, немного погодя, но успех заведения зависел от факторов, ей неподвластных. Если дела ресторана шли ни шатко ни валко, она немедленно прекращала с ним всякие отношения, поскольку не могла позволить себе приглашать друзей в полупустой зал.

Рестораны давали относительно небольшой, зато стабильный доход. Их открывалось огромное количество, и ровно столько же закрывалось, но она соглашалась сотрудничать только с лучшими, которые ей рекомендовали люди, входящие в агентурную сеть, созданную ею за семь лет жизни в Нью-Йорке.

Первый год был просто невыносимым, и Кора сохраняла спокойствие только благодаря тому, что неизменно повторяла про себя: сначала необходимо сделать капиталовложения, нельзя рассчитывать ни на один цент, пока она не заявит о себе. Труднее всего было смириться с тем, что в Нью-Йорке покупательная способность ее долларов была меньше, чем франков в Париже, и в результате для поддержания достойного уровня жизни ей пришлось залезть в основной капитал. В Нью-Йорке никто не давал скидку за плату наличными — ни обувщик, ни декоратор, ни зубной врач. Странно, ведь американцы должны были платить налоги, как и все люди на земле! Но она продолжала придерживаться своего плана. Пока в ее квартире шел ремонт, ее приютили друзья, и, как только квартира была готова, она начала устраивать ответные приемы, тщательно продумывая состав гостей и неизменно приглашая новых знакомых, отдавая предпочтение тем, кто был связан со средствами массовой информации.

В Париже средства массовой информации не играли той роли, что в Нью-Йорке. Французские газеты печатали рецензии на книги, фильмы и спектакли, но в том, что касается светской жизни, они находились на уровне каменного века. В газетах и журналах не было колонки светской хроники и сплетен, где рассказывалось бы о том, кто какой прием устроил, кто и в каком наряде появился по этому случаю, кто какую недвижимость приобрел и как хочет обустроить новое жилище. Их не интересовало, куда поехала отдыхать та или иная компания мужчин из общества или какой благотворительный бал замыслила та или иная компания великосветских дам.

Французы уделяли мало внимания благотворительности; их частные приемы были закрыты для прессы; дамы обедали исключительно дома, и все прекрасно знали, где одеваются те немногие счастливцы, которые могут позволить себе вещи от известных кутюрье.

Но Нью-Йорк — это совсем другое дело! Если не появилось сообщения в прессе, можно считать, что событие не состоялось; газеты и журналы так и пестрели сплетнями, и Кора де Лионкур изучала печатные органы, освещавшие жизнь богачей, с усердием истинного ученого. Познакомившись с Хэрриет Топпинхэм, могущественной и внушавшей страх издательницей «Фэшн энд интериорз», Кора поняла, что поймала удачу за хвост, и с тех пор знала, что счастье ей уже не изменит.

Они несколько раз встречались в Париже, куда издательница приезжала за новостями моды, и у них было много общих знакомых, но только в Нью-Йорке их дружба окрепла — к обоюдной выгоде. Хэрриет была одержима коллекционированием не менее Коры и не хуже ее разбиралась в этом деле. Во время субботних обедов они прониклись друг к другу истинным уважением и симпатией. Обычно после трапезы они вместе шли на аукцион или же отправлялись в глубинку — обследовать провинциальные антикварные магазины. Даже распродажа в каком-нибудь пригородном гараже возбуждала в них охотничий азарт, ибо они твердо знали, что никогда нельзя угадать, где именно подвернется достойная внимания вещь.

Они сразу распознали друг в друге родственные души. Обе в детстве были малопривлекательными, но полными амбиций, обе в конце концов неплохо устроились в жизни, исправив благодаря уму и изысканному вкусу неблагодарный исходный материал. Обе были достаточно циничны, не доверяли мужчинам и ненавидели хорошеньких женщин, которые легко порхали по жизни в облаке обожания. Обе были саркастичны, одиноки и непреклонны. Обе нуждались друг в друге.

Хэрриет Топпинхэм и Кора де Лионкур собирали совершенно разные коллекции и по-разному использовали их в своем обожаемом интерьере, поэтому между ними не было и намека на соперничество, которое могло бы осложнить их отношения. Как только Кора закончила отделку квартиры, Хэрриет сразу же посвятила ей девять страниц иллюстраций в одном из ежемесячных номеров «Фэшн энд интериорз».

В тот день, когда номер увидел свет, Кора не просто состоялась — она была возведена в ранг непогрешимых. Теперь все, кто мог что-то значить для Коры, были в курсе появления в городе блистательной графини Робер де Лионкур, хранительницы мира сокровищ, обворожительной женщины с прекрасной родословной из Чарлстона, чьи предки жили в Чэтфилде, штат Цинциннати, женщины, которая покорила Париж и вот теперь вернулась на родную землю, чтобы создать у себя в доме обстановку стильную и утонченную, пронизанную настолько своеобразным духом и настолько неповторимую, что ни один из декораторов города не мог себе ничего подобного даже вообразить. На второй год ее пребывания в городе фотографии ее квартиры появились в воскресном выпуске «Нью-Йорк тайме мэгэзин», в журналах «Нью-Йорк» и «Таун энд кантри».

Жители Нью-Йорка, которым уже начала надоедать их собственная довольно предсказуемая живопись и скульптура, соревновались за право получить приглашение на устраиваемые Корой небольшие приемы, где они чувствовали себя словно в другой стране, вне времени и пространства, в стране, созданной руками Коры, которая блестяще воспроизвела свою парижскую квартиру, внеся в интерьер немного новшеств. Она стала знаменитостью в том узком кругу людей, благодаря которым собиралась нажить состояние. Да, милая Хэрриет сыграла здесь ключевую роль, но все же не стоит недооценивать себя, думала Кора. Просто невероятно, как точно Кора выбрала для себя вид деятельности. Она встала из-за стола, переоделась в халат и прилегла на кушетку с гобеленовыми подушками, которую про себя называла своим кабинетом, — именно здесь она устроила свой командный пункт, оборудованный всем необходимым: рядом разместились три телефонных справочника, записная книжка, авторучки и телефон.

Первыми ее клиентами стали антиквары, поскольку это были люди, с которыми она умела вести дела. Выполняя страстные просьбы недавно обретенных друзей «провести их по антикварным лавкам», она отправлялась с ними в самые дорогие магазины, с владельцами которых сговорилась заранее, и в результате получала большие комиссионные с каждой, весьма недешевой покупки. Впрочем, она гордилась тем, что не позволила ни одному из своих клиентов купить что-то, не заслуживающее внимания. Если они вдруг выказывали желание купить какую-нибудь никчемную вещь, она мягко, но настойчиво объясняла, почему не стоит этого делать.

Затем она составила протекцию молодому и талантливому художнику-оформителю из Чарлстона, дальнему родственнику, который никого не знал в Нью-Йорке и надеялся с ее помощью получить хорошие заказы. Тщательно наведя справки, она сосватала его недавно разведенной подруге, которой как раз нужен был неизвестный, но оригинальный декоратор, чтобы оформить ее новый пентхауз. Благодаря этой и десяткам других подобных сделок с отобранными ею декораторами, Кора получала десять процентов суммы, которую художник получал от заказчика. Впрочем, художники считали указанный процент вполне разумным, поскольку графиня поставляла таких клиентов, которые были убеждены, что интерьер их дома просто не может обойтись без антиквариата. Подобная убежденность в конце концов приводила к тому, что они тратили целые состояния, в восторге предвкушая великолепие осуществляемого замысла.

Приемы, которые устраивала Кора де Лионкур, были настолько хороши, что это открывало для нее новую статью дохода. Женщины неизменно расспрашивали ее, как добиться успеха в проведении приемов, и она щедро делилась с ними своими секретами, прекрасно сознавая, что к тому времени, когда они успеют применить что-либо из ее арсенала, она уже придумает нечто новое. Цветочные магазины, ставшие модными благодаря ей, найденные и введенные ею в обиход фирмы по обслуживанию приемов, выбранные ею музыканты, — все платили ей дань, ибо свет следовал за Корой по проторенной ею дорожке.

Впрочем, было несколько областей, куда Кора решила не соваться. Это касалось парикмахерских, которые были непредсказуемы, и ей совершенно не улыбалось из-за плохой стрижки терять друзей. Еще она не доверяла ювелирам и скорнякам, за исключением всемирно известных, которые не нуждались в ее услугах, и никогда не давала женщинам советов относительно того, в каком магазине одеваться, поскольку подобное было чревато ошибками, которые могли дорого обойтись.

После того как она в течение трех лет весьма успешно вела дела с антикварами, оформителями, владельцами ресторанов и фирм, связанных с устройством банкетов и приемов, Кора де Лионкур наконец сочла, что готова вводить людей в свет. В столь деликатном деле требовались весь ее вкус, вся проницательность, весь ум.

Большинство из тех, кто мечтал попасть в высший свет, — а это чаще всего были недавно приехавшие в Нью-Йорк провинциалы или внезапно разбогатевшие жители Нью-Йорка, которых становилось все больше день ото дня, — были совершенно безнадежны: в них не хватало крайне необходимых для этого качеств. Ей нужны были люди, которых требовалось лишь слегка подтолкнуть, а уж дальше они пустятся в автономное плавание. Как и в случае с ресторанами, она ничего не гарантировала, но требовала деньги вперед. Когда же появлялся надежный клиент, думала Кора, улыбаясь про себя, например, какая-нибудь пара из глубинки или подходящая, недавно ставшая одинокой женщина с большим состоянием, это было поистине золотое дно. Эти люди готовы были все отдать, лишь бы зацепиться в высшем обществе Нью-Йорка, и после того, как Кора де Лионкур приглашала их на свои знаменитые обеды, затем постепенно вводила в более широкий круг и в конце концов помогала им принять гостей у себя, в апартаментах, отделанных названными ею людьми, им было не на что жаловаться, если они в конце концов все же приходились не ко двору.

В этом танце каждое движение приводило к тому, что она получала солидный куш, пополняла свой быстро увеличивающийся в объеме портфель акций и других ценных бумаг. Но в этом танце, поставленном Корой, постоянно требовались новые солисты, звезды типа Билли Айкхорн, которые могли бы добавить блеска высочайшей роскоши тому миру, которым Кора окружила себя.

Коре крайне нужна была близкая дружба с Билли Айкхорн, даже если бы та не потратила ни цента: Кора знала, что при грамотном руководстве Билли может потратить больше, чем любая другая женщина, с которой Кора так щедро делилась опытом проведения приемов. Идея рекламы «Магазина Грез» не дала бы ничего Коре, кроме благодарности Билли. Порой с некоторыми людьми Кора бесплатно делилась своими идеями, позволяя себе небольшие финансовые потери, которые называла про себя расходами на рекламу.

Осенний бал в честь «Магазина Грез» будет только началом. Ясно, что Билли придется закрепиться в Нью-Йорке. Для Коры было абсолютно непостижимо, почему Билли снимает скромные четерыхкомнатные апартаменты в «Карлайле» и имеет лишь один дом в Калифорнии. По мнению Коры, столь богатой женщине просто неприлично жить так скромно, если не сказать скудно, так просто, так незамысловато. Но уж Кора позаботится о том, чтобы торговцы Нью-Йорка немного растрясли этот денежный мешок.

Разрабатывая планы для Билли, Кора де Лионкур убеждала себя, что тем самым послужит обществу, ни больше ни меньше, даже если не завоюет этим общественного признания.

Когда Спайдер уезжал по делам, Вэлентайн мучила бессонница. Она всегда плохо засыпала, но, когда можно было бродить по дому, зная, что Спайдер мирно спит в соседней комнате, ей было гораздо легче. Сейчас же, в полном одиночестве, она испытывала беспокойство. Слава богу, завтра Спайдер уже возвращается из Нью-Йорка, подумала она, включая телевизор в гостиной. В два часа ночи лежать в постели с широко открытыми глазами и ждать, когда придет сон, было совершенно невыносимо. Уж лучше чем-нибудь заняться.