Магазин грез (№3) - Любовники

— Не знаю, — задумчиво ответила Мэгги. — Лично я могла бы. Однако я не Мелани Адаме. Ты прав, Вито, это интересно.

— Но для этого придется попотеть, — продолжил Вито, как будто ничего не слышал. — Операторы должны будут совершить чудо. Зак собирается использовать в качестве съемочной площадки операционную и снимать там. Допустим, у Мелани хватит смелости и силы воли, чтобы вынести это. Тогда она спасет фильм. Если она сможет сделать это, то станет героиней. Если Мелани хотя бы попытается, но не выдержит нагрузки — а я склонен считать, что так оно и будет, поскольку ее всего день как выписали из палаты интенсивной терапии, — это тоже будет интересно. Но интереснее всего будет, если она откажется. Не так героично, зато по-человечески. В общем, если ты скажешь, что показывать всю эту закулисную возню по телевидению не имеет смысла, я тебе не поверю.

— Если это так трудно, как ты говоришь, с чего ты взял, что мне и телеоператорам позволят войти в палату? — недоверчиво и в то же время заинтересованно спросила Мэгги.

— С того, чго режиссер фильма Зак и что съемки проводит он.

— Зачем ему дополнительные хлопоты? Мои операторы будут путаться под ногами его съемочной группы и только мешать им. С него и своих трудностей хватит.

— Потому что будущий тесть его как следует об этом попросит.

— А тебе-то от этого какая корысть?

— Такая, что он будет выдвинут на премию Академии киноискусства в номинации «Лучший режиссер года» и на «Оскара» одновременно. А это принесет пользу моей будущей картине. Очень большую пользу. Кроме того, я уже говорил тебе, что мы с Заком родня. — «Если я повторю эту фразу еще раз, то сам поверю в нее», — подумал Вито.

— Слушай, Вито, тебе никогда не удавалось долго пудрить мне мозги, — сказала Мэгги. — Я знала, что какая-то корысть у тебя есть. Но ты прав, дорогой, идея чертовски заманчивая. Я сделаю это интервью, и мы покажем его в прайм-тайм.

— Я поговорю с Заком после обеда, — пообещал Вито. — Конечно, если из его затеи что-нибудь выйдет.

«Но о чем будет моя новая картина? — ломал себе голову Вито. — Я создал Заку и „Хроникам“ потрясающую рекламу, заполучил в режиссеры потенциального обладателя „Оскара“, но у меня за душой нет ни сценария, ни подходящей книги на примете. Наверно, во мне есть что-то гипнотическое», — решил он и шагнул к кровати. Зачем тратить силы на раздумья, когда рядом лежит Мэгги и мурлычет так, словно у них медовый месяц? Со Сьюзен Арви он расстался, когда после внезапной кончины Курта она стала главой студии «Арви». Они согласились, что деловые отношения важнее сексуальных, и с тех пор у Вито никого не было.

По телефону сказали, что обед принесут через полчаса, а то и позже. Иными словами, времени у них достаточно. За то время, что они не виделись, Мэгги многому научилась. Что прибавило ему сил? Свежий воздух, президентский люкс или сама Мэгги?

Как и предсказывала Мэгги, представители масс-медиа разъехались после недели лихорадочного раскапывания подробностей, бесконечных неофициальных интервью с теми членами съемочной группы, которых им удавалось отловить, множества официальных интервью, взятых у терпеливой Роз Гринуэй, чрезвычайно нетерпеливого Роджера Роуэна, распустившей перья Нормы Роуэн, а также всех врачей и медсестер больницы Кейлиспелла. Имя Аллена Хенрика всплыло, несколько дней привлекало к себе внимание, но потом вновь кануло в небытие из-за отсутствия неопровержимых доказательств. В больницу Кейлиспелла никого не пропускали, доступа к Мелани Адаме тоже никто не имел. Дозволялось только фотографировать ее через окно палаты. Ньюмен и Иствуд отказывались давать интервью, а Зак Невски был слишком занят, чтобы разговаривать с представителями прессы.

Тем временем в больницу по ночам постепенно перевозили оборудование для съемок. Зак собирался снять первую большую сцену в пятницу, а вторую в субботу. Дальше тянуть было нельзя, иначе нарушались условия контрактов с Иствудом и Ньюменом.

Пока Зак придумывал подробности мизансцен, ему сообщили, что в Кейлиспелл прилетел Уэллс Коуп. Знаменитый продюсер поселился в заранее снятом им частном доме. По просьбе Мелани, ему разрешили каждый день навещать ее. Коуп держался от Зака в стороне, не вмешивался в его дела, не показывался в баре «Аутлоу-Инн», но его регулярно встречали десятки сотрудников производственного отдела.

— Как по-твоему, что задумал этот незваный гость? — спросил Зак у Вито.

— Деньги тут ни при чем. Мелани не должна ему ни пенни. Я всегда считал, что для Коупа не существует ничего, кроме денег, но теперь вижу, что он более сентиментален, чем мне казалось. Может, вспомнил старые времена и прилетел навестить больную подругу. Или любит ее. Тебе никогда не приходило это в голову?

— Перестань, Вито.

— Я заинтригован не меньше твоего. Он нам не мешает, а мы не можем помешать ему. Кажется, ты говорил, что Мелани не расстраивают его посещения.

— Судя по ее словам, нет. Он приносит ей цветы, спрашивает, как она себя чувствует, говорит о погоде и уходит.

— Все это выглядит чертовски зловеще, — сказал Вито после продолжительной паузы.

— Не шути так.

— Я нисколько не шучу, малыш. Думаю, он знает о нашем плане.

— Конечно. Она не делала из этого секрета. Он думает, что это замечательная мысль, и говорит, что на моем месте поступил бы точно так же.

— Значит, дело обстоит еще хуже, чем мне казалось.

На следующий день после триумфального завершения съемок второй из двух ключевых сцен, блестяще поставленных Заком Невски, Мелани дала Мэгги продолжительное эксклюзивное интервью, к которому журналистка тщательно подготовилась.

— Ну? — спросил Вито, когда Мэгги вышла из больничной палаты, а съемочная бригада ликвидировала все следы своего присутствия.

— Публика у экранов обрыдается. Она заставила прослезиться даже меня. — Мэгги негодующе шмыгнула носом. — Вито, ты был прав. Я рада, что послушалась тебя. Кстати, я говорила с ней о Невски. Она ему страшно благодарна.

— Ты удивляешь меня, детка.

— Иногда я жалею… что тоща мне не хватило смелости. Но сейчас уже слишком поздно, да, Вито?

— Боюсь, что так, милая. Но мы с тобой еще не раз встретимся. Причем в самых неожиданных местах.

— Невски, у вас есть свободная минутка? — спросил Уэллс Коуп, подойдя к Заку у дверей палаты Мелани.

— Теперь есть, — с досадой ответил Зак. — Ну как, вы довольны своим визитом в Кейлиспелл?

— Больше, чем вы думаете. Но я хочу намылить вам шею.

— Прямо сейчас?

— Да. Как только вы узнали об этих парнях, вам нужно было немедленно избавиться от обоих. Вы совершили непростительную глупость, Невски.

— Коуп, все мы задним умом крепки. И как у вас духу хватает?

— Задним умом? Невски, мне пришлось проделывать это четырежды, и я надеялся, что у вас хватит ума сделать то же самое.

— Вы… вы хотите сказать, что это вошло у нее в привычку?

— Неужели вы поверили ей, когда она сказала, что это случилось впервые? — Уэллс уставился на Зака во все глаза. — Не может быть… Да нет, вижу, что может. Боже всемогущий, до чего наивны нынешние режиссеры! Невски, как деликатно выражается нынешняя молодежь, она торчит от ревности.

— Она сказала…

— Сказала, что хотела освободиться, верно? Стать хозяйкой самой себе? Она всегда так говорит. Мелани нуждается в любви… Но ей нравится убивать эту любовь, размалывать ее в пыль, следить за тем, как она умирает, и наслаждаться ее предсмертными стонами. А когда это перестает быть забавным, она нуждается в повторении процесса. Снова и снова. Это очень опасный способ получать удовольствие. Я много раз предупреждал ее, но она не останавливалась, и переубедить ее было невозможно. Поэтому я сразу же избавлялся от работяг — слава богу, это всегда были простые парни, а не актеры. Думаю, половина руководства их профсоюза, занимающаяся набором кадров, купила себе виллы за мой счет.

— Уэллс! — позвала Мелани из-за двери. — Иди сюда. И возьми с собой Зака. Уэллс, ты уже сообщил Заку нашу новость? — спросила она.

— Нет. Только собирался.

— Когда мы закончим снимать этот фильм, я сделаю еще одну картину с Уэллсом, — сказала Мелани тоном записной обольстительницы. — Он единственный человек в мире, который понимает, какое я чудовище, а я единственный человек в мире, который знает, какой он извращенец. Но мы все простили друг другу и теперь снова можем работать вместе. Я долго думала об этом, когда почувствовала себя лучше… Ох, Зак, не смотрите на меня так!

— Дорогая, он считает меня кем-то вроде Свенгали[3].

— Я нуждаюсь в Уэллсе, а он нуждается во мне. Но, конечно, теперь правила игры изменятся. Уэллс позволит мне выбирать роли, которые я захочу играть, позволит решать, когда работать, а когда отдыхать, и никогда не будет диктовать, что мне надеть на вручение «Оскара».

— Это просто невероятно! — не веря своим ушам, выдавил Зак.

— И всем этим я обязана вам. Именно так я сказала Мэгги перед телекамерой. Я знала, что это заставит Уэллса сойти с ума от ревности. Он делает вид, что ему все равно, но я слишком хорошо его знаю, чтобы верить.

Зак посмотрел на Уэллса Коупа и заметил, что в его глазах мелькнула затаенная боль. «Мне почти жаль его, — подумал он. — Но только почти».

— Позвольте поздравить вас. Надеюсь, вы проживете друг с другом долго и счастливо.

— Спасибо, Зак, милый. Вы действительно чудо. Какая жалость, что я выхожу из игры… У меня были на вас большие виды.

— «Только работяги», Уэллс? — спросил Зак. — Вы в этом абсолютно уверены?

10

В последнюю неделю апреля, как только закончились съемки и группа покинула Кейлиспелл, по телевидению показали сильно разрекламированный специальный выпуск новостей, который подготовила Мэгги Макгрегор. Его рейтинг оказался поразительно высоким.

К удивлению Джиджи, в пятницу Вито не пригласил ее пообедать в ресторане, а, наоборот, напросился к ней. После обеда он настоял, чтобы Джиджи и Дэви тоже уселись перед телевизором. Вито хранил бесстрастное выражение игрока в покер, но проницательная Джиджи тут же поняла, что за этим что-то кроется. «Отец неисправим. Обожает быть в луче прожектора. Можно было подумать, что этот спецвыпуск теленовостей подготовил он сам», — подумала Джиджи с тем странным чувством, которое Вито вызывал в ней последнее время. Комбинация нетребовательной, умиленной любви и тревожного предчувствия.

— Папа, почему ты так интересуешься этим интервью? — мягко спросила она отца, ожидая начала передачи.

— Летом Зак будет ставить для меня «Долгий уик-энд».

— Первый раз слышу это название, — откликнулась Джиджи, никак не реагируя на имя Зака. — И где же будут съемки — в Конго, Австралии, Патагонии?

— В Малибу. Сорок пять минут или три часа езды отсюда, в зависимости от интенсивности движения. Не дай бог ехать туда после вечера четверга или возвращаться оттуда до второй половины понедельника. Именно так я сказал Заку, когда он попросил объяснить ему смысл названия и главную идею сценария.

— Зак Невски? — с любопытством спросил Дэвид. — И как с ним работается?

Вито быстро посмотрел на Джиджи, но выражение ее лица осталось безмятежным. «Она еще хуже меня, — с испугом подумал Вито. — У нее каменное сердце. Ее нельзя выпускать на свободу без предупреждающей таблички на шее. А ведь была такой хорошей девочкой. Ее испортили долгие годы жизни с Билли, — решил он в припадке отцовских чувств. — Бедный мальчик не имеет об этом представления. Неужели он не понимает, что не пара ей? Для Джиджи он слишком хорош, слишком нормален. В один прекрасный — и очень недалекий — день он ей наскучит, как наскучил мне. Несмотря на чувство юмора и хороший характер. Неприкрытое обожание, даже по отношению к моей дочери, становится утомительным».

— Отлично работается, — известил он Дэви. — Зак — чертовски хороший парень. Я понимаю, почему они с Джиджи хотели пожениться, хотя из-за какого-то глупого недоразумения порвали друг с другом полгода назад.

— Папа!

— Что? — спросил Вито, разыгрывая непонимание. — Ты хочешь сказать, что Дэви понятия не имел об этом? Эка невидаль! Детки, не стоит секретничать. Жизнь — это растущий снежный ком. Вы вращаетесь, и все, что налипает на вас, в конце концов становится вашей сущностью.

— Ты говоришь, как псевдогуру Нового Века, — яростно прошипела Джиджи. — Или как адвокат Дершовиц, защищающий очередного серийного убийцу…

— Тише, детка. Мэгги начинает вступление. Я не хочу пропустить ни слова.

— Трахала я твою Мэгги! — разъярилась Джиджи.

— Успокойся, малышка. Мэгги трахают много и долго, так что она без тебя обойдется, — хладнокровно ответил Вито. Но это только подлило масла в огонь.

— С каких пор ты стал называть меня малышкой, старый мошенник? — обернулась Джиджи к отцу.

— Тс-с… — Он прижал палец к губам. — Давай помолчим.

Весь следующий час они смотрели на экран как загипнотизированные и говорили только во время вставных рекламных клипов.

— Ух ты… — протянул Дэви, когда передача закончилась. — Если весь фильм так же хорош, как то, что мы видели, это будет картина года.

— Перестань! — возразила Джиджи. — Мелани все испортила.

— Джиджи, ты рехнулась, — сказал Вито. — Она играла фантастически. Даже я снимаю перед ней шляпу. Дэви прав. Мелани наверняка будет номинироваться на «Оскара» и, скорее всего, получит его.

— Я говорю не про сцены из фильма! — фыркнула Джиджи. — Они были… убедительны, но меня возмутили эти телячьи нежности, эти глаза, наполненные благодарными слезами, когда Мелани говорила Мэгги, что она всем обязана Заку. Зачем ей понадобилось держать Зака за руку и смотреть на него обожающими глазами? В конце концов, он всего лишь режиссер, а не господь бог, наградивший ее талантом!

— Не думаю, что она притворялась, — возразил Дэви. — По-моему, это было сказано от души.

— Ох, перестань! Меня от нее тошнит. А Зак смотрел на Мелани так, словно она Дева Мария, а он — три волхва и все животные разом… В общем, это был трюк, вот и все. Теперь мы знаем, что она может притворяться не только стоя, но и лежа. Подумаешь, какая новость! Рано или поздно это приходится проделывать каждой женщине. Эта часть интервью была просто вульгарной. Странно, что Мэгги не придумала вопросов поинтереснее. И с чего она сама начала лить слезы? Думаю, ей должно быть стыдно…

— Ну ладно… — Вито встал и выключил телевизор. — Я рад, что взял Зака в режиссеры. Счастливо, детки, мне пора. Джиджи, спасибо за обед. Поцелуй меня на прощание.

— Зачем ты это сделал, мерзкий старый болтун? — прошипела Джиджи, целуя его в щеку.

— Я? Малышка, я хотел только одного: отведать твоей стряпни.

— Ты ел у меня в последний раз, отвратительный тип!

— Почему ты никогда не говорила мне о Заке Невски? — спросил Дэвид, как только за Вито закрылась дверь Его глаза превратились в щелочки, красивые губы плотно сжались.

— Это никого не касается, — отрезала Джиджи. — А особенно моего отца, у которого вода в заднице не держится.

— Я сказал тебе, что был влюблен дважды, но не слишком серьезно. И не скрыл, что у меня была одна связь, которая едва не закончилась свадьбой. — Дэвид отрывисто засмеялся, но было видно, что ему совсем не весело.

— Дэви, я отношусь к этому по-другому. — Джиджи смерила его долгим хмурым взглядом. — Что было, то прошло. Мы начали с нуля. Меня не интересовали твои старые романы. Ты сам настоял на этом.

— Настоял? — Дэви на мгновение задумался, но потом упрямо покачал головой. — Разве рассказать о себе то, что ты считаешь важным, значит настаивать?

— Я никогда не спрашивала тебя о подробностях. Никогда. Но ты интересовался ими с первого дня. Едва мы познакомились, как ты начал задавать мне вопросы личного характера. Не забыл?

— Давай вернемся к Невски, — стоял на своем Дэви. — Сколько вы пробыли вместе, пока не расстались?

— Это не имеет никакого значения.

— Вы жили здесь? Именно поэтому у тебя такой большой дом?

— Дэви, замолчи! Не мучай меня своими вопросами!

Но Дэвид уже закусил удила.

— Не думай, что я поверил в сказочку, будто тебе нужен «простор»! Я с самого начала знал, что есть вещи, которыми ты не хочешь со мной поделиться!

— «Поделиться»? Ненавижу это слово! Разве мы малыши, которые приходят в гости к соседям, садятся в кружок и начинают делиться своими детскими обидами? Ты этого хочешь, Дэви?

— Не заговаривай мне зубы. — В его голосе слышался гнев ревнивого любовника. — Я хочу знать только одно: почему ты никогда не говорила мне о Невски? Почему я услышал об этом лишь от твоего отца? Я чувствую себя так, словно часть… всего… украли, изуродовали, сделали чужим… потому чго ты не захотела рассказать об этом сама.

— И не хочу до сих пор! Теперь ты доволен?

— Джиджи, перестань! Завтра ты улетаешь работать над «Волшебным чердаком». Ты знаешь, как я к этому отношусь. Самое маленькое, что ты можешь сделать, это рассказать мне о Невски. — Отчаяние сделало его требовательным и нетерпеливым.

— Дэви, это становится смешным, — предупредила Джиджи. — Абсурд какой-то! Ты приревновал меня к Арчи и Байрону за то, что на Рождество они целовали меня под омелой… Они целовали всех, даже тебя! Стоит мне собраться в Сан-Франциско на «Индиго Сиз», как ты начинаешь подозревать черт знает в чем братьев Коллинз, самых порядочных семейных людей из всех, кого я знаю. Ты приревновал меня к Бену Уинтропу, едва тот переступил порог нашего агентства.

— Значит, я не имею на тебя никаких прав? Даже самых маленьких?

— Ты хочешь сказать, что мы должны пожениться? Я уже говорила и говорю еще раз: я к этому не готова! И, может быть, не буду готова никогда! Никто не имеет на меня никаких прав! Это невыносимо. Не задавай мне таких вопросов!

— Это сильнее меня, — взмолился Дэви. — Неужели ты не понимаешь, что заставить себя не чувствовать невозможно?

— Я не хочу значить для тебя так много! Мне вообще не следовало начинать всю эту историю!

— Да, не следовало! — вспыхнул Дэви.

— Ага! — взвилась Джиджи. — Хочешь сказать, что это была моя идея, а ты не имел к ней никакого отношения?

— Я полюбил тебя с первого взгляда. Мне и в голову не приходило, что я способен так любить. Черт побери, но ты сама знаешь, что флиртовала со мной как сумасшедшая. Поощряла меня с самого начала. Позволяла мне любить себя. Любовь рикошетом, да, Джиджи? Рикошетом от Невски. Вот почему все случилось так внезапно. Можешь не отвечать. Я знаю, что прав.

Лицо Дэви так исказилось от страданий и преувеличенной жалости к себе, что Джиджи стало тошно. Он был невыносим. Будь он змеей, она растоптала бы его без всяких угрызений совести. Предложение руки и сердца стало последней каплей.

— Мне нужно собираться, — сказала Джиджи и сделала шаг к спальне. — Я устала и не хочу продолжать этот разговор. Постараюсь позвонить тебе из Нью-Йорка. — Она решительно закрыла за собой дверь.

Минуту Дэвид Мелвилл топтался на месте, затем, понимая, что она не передумает, спустился по лестнице, сел в машину и поехал домой.

Теперь он знал, почему Джиджи не позволяла ему переехать к ней и отказывалась переезжать к нему; знал, почему она не позволяла ему ночевать в ее постели и утром просьшаться вместе; знал, почему она отправляла его домой; знал, почему она хотела заниматься любовью только на диване в гостиной; знал миллион вещей, о которых не хотел знать, но боялся признаться в этом даже себе самому.

Джиджи была слишком рассержена, чтобы уснуть. Она судорожно собирала чемодан, а потом с досадой выкидывала его содержимое на ковер, зная, что для Нью-Йорка эта одежда не годится. Она рылась в шкафах, находила горы другой одежды, но та была ничуть не лучше. «Можно что-нибудь скомбинировать и превратить калифорнийский стиль в манхэттенский», — равнодушно подумала она и стала совать в чемодан что попало. Не все ли равно, как она будет выглядеть? Визит в Нью-Йорк будет чисто деловым и как можно более коротким.

Надо было ложиться, но когда Джиджи пошла чистить зубы, то заметила, что от злости у нее трясутся руки. Нужно было сразу догадаться, что отец что-то задумал. Догадаться, как только он предложил пообедать у нее, а не повез в ресторан. Вито никогда не приходил к ней, хотя она часто приглашала его. Отец прекрасно знал, что она не хочет смотреть это чертово шоу, но настоял на своем и заманил ее в ловушку.

Как он смел сказать Дэви о Заке? Это не было тайной — с какой стати? Но кто просил отца лезть не в свое дело? Какое он имел право? Вито никогда ничего не говорил без причины. Конечно, он не знал о том, что Дэви отвратительно ревнив, но говорил о ней и Заке так, словно они были детьми. «Глупое недоразумение…» Ничего себе! После этого отцеубийство становится вещью понятной и простительной.

Что же касается Дэви, то тут все кончено. Сегодняшний вечер был последним. Еще одной такой сцены она не выдержит. Неужели это тот самый Дэви, с которым ей было так весело в первые месяцы работы в «ФРБ»? Теперь стоило ей задержаться в буфете, расположенном в главном коридоре агентства, и посплетничать с собравшимися там людьми, как он неизменно шел следом, делая вид, будто это произошло случайно, и если видел, что она разговаривает с кем-нибудь из мужчин, то присоединялся к беседе и использовал весь арсенал языка жестов, показывая, что они с Джиджи не просто члены одной творческой бригады.

Джиджи погасила свет и легла. Проворочавшись несколько часов с боку на бок, она призналась, что злится не столько на Дэви, сколько на себя саму. Не следовало вступать в связь ни с кем из сотрудников агентства. Теперь им с Дэви придется искать себе других партнеров. После нынешнего вечера они больше никогда не смогут работать по-прежнему. Придется идти к Арчу и Байрону, что-то объяснять и убеждать их ликвидировать лучшую творческую бригаду в агентстве. Но легче ощущать неловкость, чем мучиться, легче слышать обвинения в нарушении служебной этики, чем иметь дело с ревнивым мужчиной. Дэви переживет это: он сам признался, что был влюблен дважды.

Да и с чего она взяла, что на свете есть верные мужчины? Разве что Пьер Абеляр, но кто знает, что случилось бы с его любовью к Элоизе, если бы его не кастрировали? Где гарантия, что рано или поздно он не променял бы ее на какую-нибудь смазливую куколку? Подвернулся бы ему тогдашний вариант Мелани Адаме, и Элоиза была бы забыта.

При воспоминании о Мелани Джиджи заскрежетала зубами. Тоже мне выздоравливающая Сара Бернар, храбрая хрупкая королева с одинокой розой в руке! А рядом с ней Зак, склонивший темную голову, как поклоняющийся волхв. Тьфу! Мэгги всегда была склонна к дешевым эффектам, но тут она хватила через край. Впрочем, публика на это клюнет. Знала бы она этих исполнителей…

А знает ли их она сама? Джиджи часто слышала от Зака ядовитые отзывы об актерах и считала, что знает их как облупленных. Но он всегда оставлял место для нескольких редких исключений. А вдруг Мелани из их числа? Уэллс Коуп окружил свою пассию такой тайной, что ее личность была загадкой. А вдруг Мелани Адаме именно такая, какой кажется?

Эта мысль заставила Джиджи включить свет, встать с постели и полезть в книжный шкаф. Нужно было почитать что-нибудь серьезное и успокаивающее. Джейн Остин? Да, Джейн подойдет. Она перенесет ее в мир, где секс не только не упоминается, но и не существует вообще. Как рекламные агентства, киностудии, танцы «диско», мини-юбки и весь штат Калифорния. Потрепанный том сам собой раскрылся на любимом романе Джиджи. «Широко известная истина: как только одинокий мужчина обзаводится состоянием, он начинает искать себе жену».

Джиджи бросила книгу, как будто та была объята пламенем, пошла на кухню и съела целую коробку корнфлекса, запивая его молоком. Хлопья хрустели так громко, словно были сделаны из скорлупы кокоса.

Бен прислал за Джиджи лимузин, который должен был доставить ее в аэропорт имени Бербанка. Он сказал, что летит в Филадельфию в личном реактивном самолете и по дороге может доставить ее в Нью-Йорк. Вылетят они в субботу; за воскресенье Джиджи успеет акклиматизироваться, а с понедельника приступит к деловым встречам.

Джиджи с головой ушла в разработку предварительного проекта. Бен практически реквизировал ее у Виктории, которая не могла ему отказать, поскольку он сразу одобрил проект рекламной кампании по созданию имиджа еще не открывшейся сети магазинов. Теперь эти объявления публиковались в каждом престижном журнале. Согласно словам Бена, совет директоров отправил семью Мюллер, создателей «Детского рая», в отставку. Теперь их интересы представлял Джек Тейлор, опытный специалист по маркетингу. Бен предоставил Джиджи свободу в выборе ассортимента товаров, и хотя это часто отвлекало ее от непосредственной работы, но она не могла сопротивляться искушению реализовать свою концепцию в полном объеме.

На предстоящей неделе она собиралась встретиться с тремя дизайнерами по интерьеру, каждый из которых предлагал свою концепцию оформления «Волшебного чердака». Джек Тейлор связался с создателями необычных игрушек и кукол ручного изготовления во всех городах Европы и Соединенных Штатов; они должны были прислать свои образцы. Ювелиры и другие ремесленники должны были представить ей свои эскизы подарков, изготавливаемых специально для сети магазинов, так же как дизайнеры по упаковке.

В Валентинов день Джиджи осенило, что на базе «Волшебного чердака» можно создать и второй рынок, предназначенный для мужчин, ищущих подарки для своих любимых в любое время года. Зная, что любая женщина независимо от возраста не может остаться равнодушной к роскошному варианту подарка для маленькой девочки, Джиджи собиралась посетить выставку таких подарков — от тщательно выполненных копий викторианских кукол до дорогих чучел животных. Использовав подход «Скруплс», она решила, что «Волшебный чердак» должен оказывать мужчинам такое же внимание, как и женщинам.

Однако в данный момент Джиджи было наплевать на все. На рассвете ей все-таки удалось уснуть, но через четверть часа зазвонил телефон. Саша и Билли решили в последнюю минуту дать ей совет, что нужно непременно сделать, купить или увидеть во время пребывания в Нью-Йорке. Билли велела в дороге каждый час пользоваться увлажнителем и губной помадой, чтобы противодействовать влиянию сухого воздуха. Кроме того, она советовала ни в коем случае не краситься. «Как будто у меня хватит на это сил», — подумала Джиджи, надевая серый свитер и брюки — самое подходящее одеяние для путешествия.

Бен встретил ее на борту частного реактивного самолета весьма сдержанно. В йельском свитере и рубашке с расстегнутым воротником он сидел на другом конце просторного салона и, не обращая на нее внимания, работал на компьютере.

— У вас сонный вид, — сказал Бен, подняв глаза. — Не хотите прилечь? Разложите диван, лягте и подремлите.

— О да, — благодарно ответила Джиджи. Подремать? Замечательно. Именно это ей и требовалось. Самый дорогой в мире тихий час. Она пыталась вычислить, сколько стоит минута, снимая одежду, облачаясь в принесенную стюардом просторную шелковую пижамную куртку и забираясь под одеяло. Сколько стоит минута? Черт побери, какое ей до этого дело? Лишь бы кровать стояла горизонтально…

Самолет приземлился, заправился топливом, вновь взлетел, а Джиджи все еще спала. Она проснулась примерно через три часа, ополоснула лицо, почистила зубы, надела один из халатов, висевших в шкафу, и неверной походкой прошла в салон. Алый шелк волочился за ней по полу.

— О боже, неужели я проспала всю дорогу до Нью-Йорка? Бен, сколько сейчас времени?

— Лос-анджелесского?

— Вы правы, вопрос глупый. Когда мы приземлимся?

— Где-то во второй половине дня. Все зависит от ветра. — Его улыбка показалась ей странной.

— Бен, я плохо ориентируюсь, — с оттенком нетерпения сказала Джиджи. — Я не привыкла спать в середине дня, так что не шутите со мной.

— Я говорю совершенно серьезно. Вас похитили.

Джиджи не знала, как реагировать на его слова. За последние месяцы она неплохо изучила Бена. Грубые розыгрыши этому человеку были несвойственны. Как и преувеличения. Чувство юмора у Бена было, но шутить он не умел. Казалось, он выше этого.

— Похитили так похитили, — согласилась она, садясь с ним рядом. — В конце концов, почему бы и нет? Начался уик-энд, люди могут позволить себе небольшой отдых. Мне хотелось бы знать только одно: мы куда-то летим или просто кружим в воздухе?

— Мы летим в Венецию, — ответил Бен. Морщины на его лбу обозначились резче, а голубые, внушающие доверие глаза уставились на нее с нескрываемым любопытством. Сейчас он удивительно напоминал мечту студентки — сексуального молодого профессора английского языка, пригласившего девушку в свой кабинет под предлогом обсуждения курсовой и готового разложить ее на столе. Или лучше под столом?

— Венеция, штат Мэн? — спросила Джиджи. — Отлично. Там есть замечательный китайский ресторан.

— Берите выше.

— Венеция… в Италии? — Джиджи была так потрясена, что заговорила на октаву ниже, чем обычно.

— Я подумал, что для вашего первого похищения пункт назначения должен соответствовать случаю.

— Венеция! — В ее глазах вспыхнули крошечные зеленые искры. Недоверие и радость одновременно прозвучали в голосе Джиджи.

— Стало быть, возражений нет?

— Но мне нечего надеть! — спохватилась Джиджи. — О черт, почему вы меня не предупредили?

— Если бы я предупредил вас, это не было бы похищением, — резонно возразил Бен.

— Зачем вам это понадобилось? Почему решили одурачить меня?

— А вы бы согласились, если бы я сказал: «Давайте слетаем в Венецию»?

— Может быть… не знаю. А почему бы и нет?

— Вот и я тоже не знал. Вы бы стали раздумывать. Нужно было бы предупредить агентство. Билли могла бы сказать вам, что вдвоем с мужчиной путешествовать рискованно…

— Рискованно? — Джиджи не знала, плакать ей или смеяться. — О господи, Билли никогда не говорит ничего скучного и банального. Вы просто ее не знаете.