Капитуляция

…Войдя в клуб, Лукас сразу же повстречал Ферди Меривейла. Юноша приветливо улыбнулся ему:

— Поздравляю вас, Стоунвейл. Признаться, я нисколько не удивился, получив известие о вашей свадьбе. Примите мои наилучшие пожелания. Считаю, вам повезло, графиня необыкновенная женщина.

— Спасибо, Меривейл, — откликнулся Лукас, наливая себе бокал кларета.

— Зашли поиграть с нами в карты? — поинтересовался Меривейл.

— Боюсь, мои картежные денечки уже позади. Я теперь женатый человек. Мне неприлично проводить за картами ночь напролет.

Меривейл подавил смешок:

— Да и леди Стоунвейл могла бы кое-что возразить в гаком случае, верно?

— Моя жена всегда найдет что сказать, — пробормотал Лукас. — Есть новости?

— Ах да, вы же проторчали несколько недель в деревне. Поскольку напоследок у вас вышла ссора с Эджвортом, вам, наверное, будет приятно узнать, что в последнее время он почти не появляется в клубах. А из нашего клуба его и вовсе попросили выйти.

— Неужели Эджворт отказался от карт?

— Сомневаюсь. Однако, по слухам, теперь он занимается своим ремеслом в менее респектабельных заведениях. Я слышал, он появлялся в том самом игорном доме, из которого вы меня тогда вытащили, — в «Зеленой свинье». Грязный притон. Но Эджворту он как раз под стать, вы согласны?

— Полагаю, ему там самое место, — кивнул Лукас.

Прошло два часа, прежде чем Лукас добрался до «Зеленой свиньи». Здесь ничего не переменилось с той ночи, когда он приводил сюда Викторию. Все то же утомительное шумное заведение, которое он выбрал намеренно, дабы убедить Викторию, что в игорных домах нет ничего привлекательного. Однако ему так и не удалось добиться своего, с усмешкой подумал Лукас. Виктория сумела-таки получить удовольствие даже в ту ночь.

Эджворт сидел за картами в окружении нескольких хорошо одетых юнцов, находившихся в изрядном подпитии. Скорее всего они покинули на один вечер светское общество, чтобы исследовать жизнь городского дна. Лукас прихватил кружку эля с подноса пробегавшей мимо девушки-официантки и направился к игрокам.

— Джентльмены, — спокойно обратился он к ним, — позвольте мне и Эджворту переговорить наедине.

Один из юнцов поднял голову и нахмурился:

— Эй, послушайте, у нас тут идет игра. Вы не имеете права вмешиваться.

Но другой юноша уже поднялся на ноги — он все-таки узнал графа:

— Извините, Стоунвейл. Прошу вас. Мы, конечно, отложим игру. Может быть, потом нам повезет больше.

Легкая улыбка тронула губы Лукаса.

— Вам повезет больше, если вы найдете себе другого партнера. Пока вы играете с Эджвортом, вы обречены на проигрыш.

— Между прочим, всего час назад я выиграл несколько сотен фунтов, — возразил первый юнец.

— Правда? А насколько велик теперь ваш проигрыш?

Молодой человек в ярости набросился на Лукаса:

— Не лезьте не в свое дело!

— Разумеется. Вы вольны поступать как вам заблагорассудится. Ваш проигрыш меня нисколько не интересует. А теперь — с вашего разрешения.

— Пошли, Гарри, — пробормотал второй игрок, оттаскивая своего приятеля прочь от стола. — Не надо ссориться со Стоунвейлом, уж поверь мне. Мой друг служил в его полку на Пиренеях. По его словам, он всегда знает, что делать и как себя держать.

Эджворт смотрел вслед молодым людям, пока те не растворились в табачном дыму, а затем обернулся и встретился глазами с Лукасом:

— Я не собираюсь благодарить вас, Стоунвейл, за то, что вы спугнули моих барашков, прежде чем я успел их остричь. Вам удалось получить богатое приданое, но остальным ведь тоже надо зарабатывать себе на жизнь.

— Не сомневаюсь, до утра вы еще успеете прилично заработать. Вы большой мастер облегчать карманы тех, кто не в состоянии постоять за себя. Скажите-ка, Эджворт, что увлекательнее: облапошивать подвыпивших юнцов или же грабить погибших или раненых солдат на поле битвы? Эджворт смешал карты:

— Значит, вы видели меня в тот день! А я все гадал — да или нет. Надо было перерезать тебе глотку, раз уж представилась такая возможность, и убедиться, что ты издох.

— Что же вам помешало?

Эджворт пожал плечами:

— Откровенно говоря, я не рассчитывал, что вы дотянете до рассвета с такой дырой в бедре. Кто бы мог подумать, что вы выкарабкаетесь? Везунчик вы, Стоунвейл.

— Последнее время кому-то очень не нравится мое везение. Не подскажете ли вы, кто так упорно вмешивается в мою жизнь?

Эджворт улыбнулся, глаза его блеснули из-под полуприкрытых век.

— Кто-нибудь, кто потерял из-за вас большую сумму денег.

— Тогда вы вполне подходите под описание.

— Верно.

Лукас помолчал.

— Стало быть, вы все-таки принуждаете меня покончить с вами, Эджворт?

— Будьте спокойны, у меня нет ни малейшего желания стреляться на дуэли. С какой стати вы решили, что везение может вам изменить? По-моему, дела у вас идут как нельзя лучше.

— Однако со мной случились два неприятных происшествия. Не стоит подробно говорить о них. Если вы в самом деле не имеете к ним отношения, лучше обойтись без лишних объяснений, но если вы замешаны в этом, постарайтесь поставить в деле точку.

— Чего ради я стану помогать вам? Я от вас не видел ничего, кроме неприятностей, Стоунвейл.

— Постараюсь объяснить: если произойдет еще что-нибудь, что мне не понравится, я отыщу вас и мы побеседуем более основательно. Вас устроит Клерифилд, на рассвете?

Рука Эджворта судорожно сжала карты.

— Я не имею никакого отношения к вашим происшествиям.

— Может быть, но жизнь вообще несправедлива. Я пришел к этому выводу, когда лежал на поле битвы и наблюдал, как вы ползаете среди погибших и раненых и роетесь в их карманах.

Лукас поднялся на ноги, развернулся и, не оглядываясь, направился к выходу из таверны.

Виктория стояла у окна в одной ночной рубашке, когда за ее спиной открылась дверь между спальнями. Она обернулась. Лукас уже был в халате.

— Вот и ты! Слава Богу! Я так волновалась! — Она босиком подбежала к мужу и бросилась в его объятия.

Лукас слегка пошатнулся, больная нога подвела его при столь бурном проявлении чувств, однако он тут же восстановил равновесие и крепко обнял Викторию.

— Надо постараться, чтобы ты почаще волновалась из-за меня, если это вызывает такую бурную встречу.

— Не надо меня дразнить. — Она подняла голову с плеча мужа и сердито нахмурилась:

— Где ты был? Тебе удалось что-нибудь узнать?

Лукас прикрыл ее рот своей ладонью:

— Пожалуйста, задавай вопросы по одному, дорогая. Ночь и так была несколько утомительной.

— Для меня тоже. Лукас, я больше не позволю запирать себя дома, в то время как ты отправляешься на поиски информации. Что может быть хуже, чем ожидание? Расскажи, что ты сделал? Ты нашел Эджворта?

Лукас отпустил ее и присел на стул:

— Я нашел Эджворта. Не ясно только, продвинемся ли мы в нашем расследовании. Я так и не понял, имеет ли он отношение к загадочным событиям… Хотя у него есть причина ненавидеть меня.

Виктория кивнула, устраиваясь напротив Лукаса:

— Потому что теперь его не принимают в клубах?

Лукас потер больную ногу:

— Есть и другие причины — в прошлом…

Виктория пристально посмотрела на него:

— Что в прошлом, Лукас?

— В тот день, когда мне продырявили ногу, Эджворт тоже был там.

— Он участвовал в сражении?

— He совсем, — ответил Лукас, — скажем так: он предпочел наблюдать за битвой с безопасного расстояния.

Виктория наконец поняла:

— Он испугался и сбежал?

— В сражении всякое случается. Эджворт не первый и не последний. Кто знает, если бы у всех было достаточно здравого смысла, чтобы вовремя сбежать и прекратить истреблять друг друга, войны бы кончились.

Виктория удивилась:

— Лукас, ты… ты даже не презираешь его за трусость?

— В общем-то нет. Конечно, вряд ли достоин восхищения человек, струсивший под огнем, однако…

— Однако!

— Однако я могу его понять. — Он вызывающе посмотрел на Викторию и добавил:

— Понять и посочувствовать. Со страхом совладать очень трудно, к тому же война — не лучший способ решать проблемы. Может быть, я мало чему научился в армии, но в этом я уверен. Мне нетрудно простить человека, который предпочел сбежать в разгар сражения. Если как следует поразмыслить, такой поступок кажется вполне разумным.

Виктория уже оправилась от первоначального возмущения и задумалась над его словами:

— В каком-то смысле ты прав, Лукас, но смотри, чтобы приятели из клуба не услышали твоих признаний.

Он улыбнулся:

— Я не такой дурак, дорогая. Я говорю об этом только с тобой. Только с тобой я могу быть откровенен.

Виктория улыбнулась ему в ответ, чувствуй, как поднимается изнутри приятное тепло:

— Лучше этого ты еще ничего не говорил мне, Лукас. Я так рада, что ты доверяешь мне. Ведь я тоже могу довериться только тебе. Я рассказываю тебе даже то, что никогда не рассказывала тете Клео.

— И я рад, — просто ответил он.

Виктория улыбнулась счастливой улыбкой.

— И все же, как бы ты ни относился к трусости в сражении, я уверена, сам ты на такое не способен. Эджворт это тоже понимает. Поэтому он ненавидит тебя, да? Он знает, что ты видел, как он удирал?

— Дело еще и в другом, главное — я видел, чем он занимался после битвы. Он вернулся на поле сражения, чтобы мародерствовать.

Виктория широко распахнула глаза.

— Боже милосердный, я едва верю своим ушам! — Тут новая мысль потрясла ее:

— Он знал, что ты тоже лежишь там, раненый? Он видел тебя?

— Он видел меня.

— И не помог тебе?

— Он решил, что я в любом случае не протяну долго, а он был слишком занят, отыскивая кольца, часы и прочие безделушки, — пояснил Лукас.

Виктория вскочила на ноги и в ярости принялась расхаживать по комнате. Никогда в жизни она не испытывала такого гнева!

— Как только увижу мерзавца, я… я не знаю, что с ним сделаю. Как он мог поступить так подло? Бросить тебя умирать! Такое не прощается!

— Я готов согласиться с тобой: его поступок иначе как подлым не назовешь. Но с тех пор Эджворт редко поступает честно, — угрюмо проворчал Лукас.

— Да уж, конечно! Наверное, Изабелле Рикотт стало известно о его жульничестве за картами, и она бросила его. Она хоть и предпочитает слабых мужчин, но такая слабость даже ей не могла прийтись по душе.

— Вероятно.

Виктория вновь резко развернулась и направилась в другой конец комнаты.

— Значит, ты полагаешь, что за всем стоит Эджворт? Он затаил на тебя злобу, потому что тебе известна вся правда о нем?

— Вполне возможно. Я никак не отделаюсь от мысли, что на самом деле он знает гораздо больше, чем сказал мне сегодня. Я предупредил его: если еще что-нибудь с нами случится, ему придется иметь дело со мной.

Виктория внимательно посмотрела на Лукаса:

— Но ты не уверен — на все сто процентов, — что в наших неприятностях виноват именно он?

— Думаю, тут еще придется поломать голову.

— Потому что жертвой некоторых из нападений была выбрана я?

— Вполне возможно, Эджворт выбрал тебя в качестве жертвы, чтобы таким образом отомстить мне, — произнес Лукас. Виктория присела на край кровати:

— Как все неубедительно. Мы ни на шаг не продвинулись в нашем расследовании.

— Надо выждать. Если наши неприятности прекратятся, мы придем к выводу, что я вовремя предупредил Эджворта.

— Верно. — Нахмурившись, Виктория обдумывала его слова. — Но если все это будет продолжаться, придется исследовать и другую версию: мой отчим жив.

— Независимо от того, каких результатов мы добьемся в расследовании, в другой области наметился определенный прогресс, — весело продолжил Лукас.

Виктория заинтересованно глянула на него:

— И в чем же?

— Ты призналась, что я могу соблазнить тебя в любой момент, как только захочу.

— Ах, ты об этом… — Виктория почувствовала, как краска заливает ей щеки.

Лукас подошел к ней:

— Да, я об этом. Тебе, любовь моя, наверное, покажется это неважным, но для меня твое признание значит очень много. Понимаешь, я получил великую надежду. В один прекрасный день ты наконец решишься сделать последний шаг и признаешься мне в любви.

Виктория поднялась и отошла от него.

— Ты не должен придавать слишком большое значение моим словам. Когда мы выходили из кареты, я очень сердилась на тебя и не следила за тем, что говорю.

Лукас улыбнулся:

— Неужели ты хочешь отречься от своих слов? Тебе вряд ли это удастся, дорогая. Я не допущу.

Виктория вздохнула, отступая еще на шаг.

— Но ты придаешь словам слишком большое значение. Ты думаешь, что добился капитуляции. Я убеждена, именно так ты и думаешь.

— Ты боишься капитуляции, Викки?

— Для меня это невыносимо! — Она отступила еще на шаг, прижимаясь к стене. Лукас шагнул к ней, и глаза Виктории испуганно расширились.

Лукас подошел к ней вплотную, его глаза светились радостью. Он очень осторожно прижал Викторию к стене, поймав ее запясгья. Его губы были совсем рядом, она чувствовала его дыхание.

— Невыносимо? Хм-м… Прекрасно, мадам. В таком случае давайте назовем это еще одним шагом в наших мирных переговорах, а не шагом к капитуляции — почему бы и нет?

Виктория затаила дыхание.

— Чтобы это было еще одним шагом в мирных переговорах, мы оба должны идти на равные уступки, милорд. Вы тоже должны признать, что я имею такую же власть над вами, как вы надо мной.

— В самом деле — я должен признать это.

Кончиком языка она облизала пересохшие губы:

— Ты хочешь сказать: я могу соблазнить тебя, когда мне вздумается?

— Мадам, вы можете соблазнить меня даже тогда, когда идете по гостиной или передаете мне чашку чая. Каждый раз, когда я гляжу на Strelitzia reginae, у меня вспыхивает желание.

— О! — Она нерешительно улыбнулась ему в ответ. — Еще один образчик твоей замечательной стратегии, Лукас?

Он не стал ей отвечать. Его губы уже прильнули к ее губам — горячим, возбуждающим, пьянящим поцелуем. Виктория обхватила его шею руками, впитывая его тепло и силу.

Рука Лукаса скользнула на ее бедро, приподнимая воздушную ткань ночной рубашки вверх, к талии.

— Лукас!

— Откройся мне, дорогая.

Она тихо застонала, дрожа от наслаждения, и выполнила его приказ Рука Лукаса скользнула меж ее бедер.

— Лукас!

— Да, моя дорогая. Именно так! Именно это мне и нужно от тебя. Назови это капитуляцией или перемирием, как тебе угодно. Не важно.

Виктория крепко держалась за Лукаса. Его язык проник внутрь ее рта, рука скользнула вниз, к влажному теплу. В едином завораживающем ритме его пальцы и губы ласкали ее. Виктория чувствовала, что слабеет.

Ей хватило сил только на то, чтобы распахнуть халат Лукаса. Она увидела, что его жезл уже поднялся, и нежно обхватила его пальцами.

— Господи, Викки!

Он потянул ее за собой и одним движением бросил на постель. В следующую секунду он сам рухнул на нее, осыпая поцелуями ее грудь, шелковистую кожу живота и бедер. Внезапно его поцелуй проник еще глубже. Виктория задохнулась сначала от ужаса, потом от наслаждения, когда его язык проник в самые потаенные ее глубины.

— Лукас, так нельзя! Лукас, ты не должен…

Виктория вцепилась пальцами в темные волосы Лукаса, все ее тело напряглось.

— Лукас!

Она все еще сотрясалась от небывалого восторга, когда тело Лукаса скользнуло вдоль ее тела и он мощно, глубоко вошел в нее. Виктория в порыве страсти кусала плечи Лукаса. Она прижималась к нему так, словно решилась никогда не выпускать мужа из своих объятий, и его хриплый, ликующий крик экстаза отдавался у нее в ушах.

Глава 18

— Должна сказать, вы с Лукасом ухитрились выбраться из этого скандала вполне благополучно. — Тетя Клео приподняла лейку, стараясь добраться до ползучего растения, подвешенного высоко в кадке. — Прошлой ночью у Фокстонов вы имели огромный успех. Похоже, вы даже могли обойтись без благословения Джессики Атертон. Вас объявили лучшей парой сезона, и, будем надеяться, сезон закончится, прежде чем вы ухитритесь каким-то образом все испортить.

— Будем надеяться, — усмехнулась Виктория. — Кажется, Лукас молит Бога о том же самом. Почему бы вам не встретиться и не обсудить хорошенько мое поведение?

— Нам многое надо обсудить, не так ли? — Клео улыбнулась. — Я предупреждала его, что с тобой не соскучишься.

— По-моему, вовсе не мы с Лукасом выпутались из скандала. Все устроила ты, тетя Клео. Разумеется, не без помощи Джессики Атертон, — добавила она, изучая незаконченное изображение кактуса на мольберте (приходится быть честной, даже если тебе это не по душе). Кактусы так трудно рисовать: до чего же: утомительно выписывать одну колючку за другой.

Тетя Клео проследовала к следующему цветку, но она по-прежнему не отводила озабоченного взгляда от лица племянницы.

— Когда вы с Лукасом отправились в Йоркшир, я первое время очень волновалась. Я готова была задушить Джессику Атертон — взбрело же ей в голову явиться сюда в день вашей свадьбы и устроить такой переполох.

— Признаться, меня преследовала та же мысль. Кажется, и Лукас был бы не прочь сделать это.

— Ничего удивительного. Полагаю, он прекрасно обошелся бы без вмешательства Джессики. Словом, дело едва не кончилось катастрофой, и меня утешало только то, что лишь один-единственный человек способен справиться с подобной ситуацией, и как раз за него ты и вышла замуж. Когда я получила твое письмо с просьбой выслать саженцы для вашего сада, я поняла, что худшее уже позади, — объявила Клео.

— В самом деле, мы с Лукасом, кажется, начинаем понимать друг друга.

Тетя Клео резко подняла голову. Глаза ее искрились смехом.

— Понимать друг друга?.. Вот, оказывается, как это называется. Видела бы ты себя, когда он рядом с тобой. Ты просто светишься от счастья. Полагаю, ты уже утешилась и не боишься, что с тобой стряслась такая же беда, как с твоей матерью?

Виктория старательно смешивала желтую и синюю краску, чтобы получить нужный оттенок зеленого:

— У Лукаса нет ничего общего с Сэмюэлем Уитлоком.

— Господи, ну конечно же, нет! Да и у тебя не так уж много общего с твоей матерью, бедняжкой Каролиной, упокой, Господи, ее душу. Она очень любила твоего отца. Если б он не умер, все было бы по-другому, она не стала бы легкой добычей для Уитлока. Однако когда твой отец умер, она искала утешения и сразу поддалась на обман Уитлока.

— По-моему, любовь опасна, как электрическая машинка. Гораздо лучше заключить с мужчиной надежный деловой союз. Именно так мы с Лукасом и поступили. То есть мы успешно продвигаемся в этом направлении.

Клео удивленно вскинула бровь:

— Что-что? Вы с Лукасом заключили деловой союз?

— По-моему, это самый разумный выход, учитывая, при каких обстоятельствах мы поженились К тому же само поместье со временем станет очень доходным. Там хорошая земля.

— Вот как? — Тетя Клео пребывала в явной растерянности. — Просто поразительно.

— Соглашение совсем неплохо работает, только Лукас никак не отучится от привычки приказывать, когда ему не удается добиться своего с помощью разумных доводов.

— Викки, дорогая, то, что ты говоришь, звучит крайне интересно. Значит, Стоунвейл принял это «джентльменское» соглашение?

— В общем и целом. В кое-каких областях я еще сталкиваюсь с сопротивлением.

Глаза Клео расширились.

— В каких же?

— Он по-прежнему настаивает, что ему необходима моя любовь, и при малейшей возможности пытается подловить меня, вырвать у меня признание в любви.

Тетя Клео отставила лейку и удивленно уставилась на племянницу:

— Разве ты не влюблена в него, Викки? Я с самого начала была убеждена, что во всей этой истории ты слушалась только своего сердца. В противном случае я не могла бы настаивать.

— Разумеется, я влюблена в Лукаса. Иначе я бы не отправилась с ним ночью в гостиницу. Но признания в любви ему от меня не добиться, — провозгласила Виктория.

— Но почему?

Виктория оторвалась от работы.

— По той простой причине, что он-то меня не любит.

— Господи, Викки, с чего ты взяла? Он очень привязан к тебе, это очевидно.

— Да, он привязан ко мне. Поэтому нам удастся сохранить наш брак. Но он считает, что не может позволить себе полюбить меня, иначе я использую его чувства против него. Он считает меня строптивой и сварливой, слишком упрямой, слишком независимой. Словом, дай мне палец — и я откушу всю руку.

— Наверное, Лукас просто не уверен в тебе и боится признаться в любви, пока не убедится, что ты любишь его, — осторожно предположила тетя.

— Он не уверен во мне? Но ведь он сам захотел на мне жениться!

— Ну и что? Много ты знаешь женщин, которые были бы по-настоящему влюблены в своих мужей? Большинство делают выгодную партию, только и всего. А такие, как Джессика Атертон, хоть и не изменяют своим мужьям, служат образцом скорее женского долга, но никак не женской любви. Разве мужчине приятно думать, что за него вышли замуж не по любви, а из чувства долга?

— А что тут такого? Лукас сам женился на мне из чувства долга. Его целью с самого начала было спасти Стоунвейл, а не найти себе любимую и любящую жену. — Виктория яростно мазнула кисточкой по своему рисунку и тут же принялась стирать совершенно ненужное ей зеленое пятно.

— Если мужчина женится из чувства долга, то это вовсе не означает, что он не ищет любви. Утром, после вашей свадьбы, Лукас признался мне, что надеялся на иное развитие событий. Он понимал, что из-за происшествия в гостинице ему не суждено завершить как следует ваш роман.

— Тем не менее он превосходно завершил его. Как ты знаешь, дело кончилось браком по специальной лицензии. — Еще одно жирное зеленое пятно появилось на рисунке.

— Мне кажется, Лукас слишком хорошо понимает, что у него не было возможности завоевать твою любовь. Ты вышла за него замуж не по доброй воле, и он помнит об этом. К тому же вдруг выясняется, что, когда он начинал ухаживать за тобой, его привлекало твое приданое. В результате он оказался совсем уж в плачевном положении. Как он может быть уверен в тебе, если ты сама не признаешься ему в любви?

Виктория сердито посмотрела на нее:

— Ты на чьей стороне, тетя Клео?

Клео только вздохнула:

— Я не собираюсь принимать чью-либо сторону, Викки. Я хочу только, чтобы ты была счастлива.

— Ты думаешь, я буду счастлива, если капитулирую?

— Капитулируешь? Что за странное выражение?

— Так говорит Лукас, — пробормотала Виктория, — или же он пытается подобрать что-нибудь более благозвучное, например «мирные переговоры».

— Вот как? Наверное, дело в том, что он столько лет провел в армии, а затем еще и в карты играл. У военных и картежников примерно один и тот же лексикон. Они только и говорят, что о стратегии, победах и поражениях. Середины не признают.

— Это я уже заметила.

— А вот женщины, как правило, проявляют уступчивость и гибкость, — намекнула Клео.

— В отношениях с мужчинами это не что иное, как слабость, ибо только поощряет их упрямство и неуступчивость. Я вышла замуж за человека, привыкшего мыслить по-военному, и должна либо отучить его от дурной манеры, либо заставить его удовлетвориться деловым союзом, который мы заключили. Так или иначе, я не поставлю все на карту, капитулировав перед ним, как бы он ни старался.

Клео задумчиво глядела на нее.

— Что именно ты боишься поставить на карту?

— Например, свою гордость.

— Ты так дорожишь ею?

— Еще бы!

— Ну что ж, это твой муж, дорогая. Поступай так, как считаешь нужным.

Наконец-то неприятное объяснение позади, решила Виктория и поспешила переменить тему:

— Нет ли у тебя желания пройтись сегодня по магазинам? Я должна купить книги по ботанике и садоводству.

— С удовольствием. Ты сделаешь приобретения для библиотеки в Йоркшире?

— Да, хочу пополнить свою библиотеку, но мне надо еще приготовить подарок нашему викарию и его жене. Они очень помогают нам. Викарий пишет книгу по садоводству. — Виктория немного смутилась и добавила скороговоркой:

— А я выполняю иллюстрации к ней.

Клео просияла:

— Как чудесно, Викки. Наконец-то мы опубликуем твои замечательные рисунки. Я очень рада. Как тебе удалось договориться с ним?

— Все устроил Лукас, — тихо призналась Виктория.

Взгляд тети Клео вновь стал пристальным.

— Как это он устроил?

Виктория покраснела:

— Он показал викарию один из моих рисунков, и викарий тут же попросил Лукаса познакомить его с художником, поскольку ему нужны иллюстрации к его книге. Лукас поклялся мне, что он не оказывал никакого давления на викария и назвал ему мое имя только тогда, когда достопочтенный Ворт уже похвалил рисунок. Кажется, викарий и в самом деле очень хочет, чтобы я выполнила ему иллюстрации. Должна сказать, я просто счастлива.

Клео наклонилась, разглядывая рисунок Виктории.

— Я не сомневалась, что Стоунвейл сумеет сделать своей богатой жене подарок, который невозможно купить ни за какие деньги, — задумчиво проговорила она.

Платье янтарно-желтого шелка получилось простым и поразительно элегантным. Виктории оно очень понравилось. Юбка ниспадала прямыми узкими складками к щиколоткам. Завышенная талия, небольшой изящный лиф, в вырезе которого соблазнительно белела нежная кожа обольстительной груди. Туфельки Виктории были расшиты золотой ниткой и подобраны к цвету тончайших, до локтя, перчаток.

Единственным украшением была цепочка с янтарным кулоном у нее на шее. Бросив придирчивый взгляд на свое отражение в зеркале, Виктория решила, что она сделала все возможное, чтобы подготовиться к балу у Джессики Атертон, Она взяла золоченый веер.

— Нэн, я надену черный плащ с капюшоном, отделанным золотистым сатином.

— Вы восхитительны сегодня, миледи, — восторженно выдохнула горничная, благоговейно набрасывая на плечи хозяйки струящиеся складки длинного плаща. — Милорд будет гордиться вами. — Она поправила капюшон, и золотистый сатиновый отворот лег, словно широкий воротник, вокруг шеи Виктории. — Вы так прекрасны!

— Спасибо, Нэн. Мне пора. Милорд ждет меня в холле. Ложись спать. Когда вернусь, разбужу тебя, если ты мне понадобишься.

— Да, миледи.

Лукас нетерпеливо расхаживал в холле возле лестницы, но, заметив Викторию, облаченную в черный бархат и золотой шелк, резко остановился. Он наблюдал, как она медленно спускается по лестнице, и глаза его были полны чувственного восхищения.

— Во всеоружии и готова к битве? — поддразнил он, подавая ей руку.

— Скажем так: не хочу, чтобы у Джессики отыскался повод пожалеть меня.

Он рассмеялся:

— Скорее уж она пожалеет меня.

— В самом деле? Почему же, милорд?

Лукас крепче сжал руку Виктории:

— Джессика догадается, что я ни в чем не могу отказать своей Янтарной леди. Ее чрезвычайно расстроит тот факт, что верховенство в нашем браке принадлежит тебе.

Лукас подсадил Викторию в карету, и она искоса глянула на мужа:

— Ты правда не можешь устоять передо мной?

— Неужели ты сомневаешься? — Он устроился рядом на сиденье.

— Я думаю, дорогой, ты просто дразнишь меня.

Лукас нащупал затянутые в перчатку нежные пальчики и склонился над ними в галантном поцелуе:

— Уверяю, миледи, я нахожу вас совершенно неотразимой.

— Я запомню ваши слова, милорд.

Улица перед огромным особняком Атертонов была запружена каретами. Десятки нарядно одетых людей собрались у парадного входа. Однако Лукасу и Виктории, почетным гостям вечера, не пришлось долго томиться в ожидании.

В просторном, залитом ярким светом холле Виктория сняла плащ, представ во всем великолепии своего янтарно-желтого платья. Лукас быстрым взглядом окинул открытую шею, обнаженные плечи и грудь жены.

— Так вот почему ты не сняла плащ в карете, — процедил он сквозь зубы, — в следующий раз мне придется произвести тщательный досмотр твоего наряда, прежде чем вывести в свет.

— Право же, Лукас! Платье сшито по последнему писку моды.

— Девчонка в таверне и то не станет так обнажать грудь. Ты, того и гляди, вывалишься из платья. Если бы я увидел тебя перед выездом, то отправил бы наверх и заставил переодеться.

— Теперь уже поздно, — весело возразила она, — пожалуйста, не хмурься. Дворецкий вот-вот возвестит о нашем прибытии — ты же не хочешь, чтобы леди Атертон и все гости увидели нас в разгар семейной сцены.

— Признаю вашу победу, мадам, однако будьте уверены, мы еще вернемся к этому разговору. — Лукас повел жену вверх по лестнице в сверкающий огнями и переполненный нарядными гостями зал.

Дворецкий провозгласил имена графа и графини Стоунвейл, и почтительный шепоток пробежал по толпе. Затем раздались радостные восклицания, гости приподнимали бокалы в знак приветствия, пока Лукас и его жена спускались по лестнице навстречу хозяевам дома.

Леди Атертон с нежной грустью улыбнулась Лукасу. Хмурый лорд Атертон, интересовавшийся исключительно политикой, склонил над рукой Виктории блестевшую лысиной голову.

— Так мило с вашей стороны, что вы устроили для нас этот вечер. — Виктория старалась, чтобы ее голос звучал с искренней доброжелательностью.

— Вы прелестно выглядите, дорогая, — ответила ей Джессика. — Ваше платье столь изысканно и сшито в таком необычном для новобрачной стиле. Но вы же всегда отличались оригинальностью, не правда ли?

— Стараюсь, — бодрым голосом подтвердила Виктория, — я не хотела бы слишком быстро наскучить собственному мужу.

Лукас попытался взглядом остановить жену. В его улыбке таилась угроза.

— С того вечера, как мы познакомились, я был как никогда далек от скуки, дорогая моя.

Лорд Атертон покровительственно улыбнулся:

— Насколько могу припомнить, ваше знакомство состоялось именно в этом зале, не правда ли?